Текст книги "Монах и кошка (Кайдан)"

Часть вторая

Норико притаилась за плетеной ширмой. Ее молодая госпожа Йоко, которую здесь звали совсем иначе – Гэн-но-тюро, вместе с другой придворной дамой, носившей имя Акико, но имевшей еще и прозвище, которого Норико не могла выговорить, укладывались спать, но укладывались как-то странно. Похоже, они собирались принять ночного гостя.

Ничего удивительного в этом не было – Норико в самом начале своей придворной карьеры уже шарахнулась как-то утром от висевших в женских покоях на церемониальном занавесе пурпурных мужских штанов. Служанки ее втихомолку подняли на смех, а госпожа потом объяснила, что главное – утонченные отношения между мужчиной и женщиной.

Ведь когда придворная дама обменивается с кем-то стихами – это только отрадно и для нее, и для ее подруг. Полученные стихи дружно обсуждаются, идет поиск скрытого в них смысла, потом пишется ответ, переписывается на дорогой бумаге, бумага сворачивается особым образом и, обратившись в толстую длинную полоску, завязывается узлом или скручивается по краям. Затем послание прикрепляется к ветви дерева или стеблю цветка, а ожидающий снаружи слуга получает награду и уносит письмо своему господину. Все это – очаровательно и вызывает волнение в сердце, и если дама в конце концов позволяет избраннику какие-то вольности – кому какое дело? Вот уж это касается только мужчины и женщины, и никого больше!

Норико сперва удивилась – если бы у нее дома кто-то в усадьбе позволил себе такие изысканные утонченности, старый господин живо бы навел порядок. А через день или два после сделанного госпожой Гэн-но-тюро внушения ее отыскал посланец Фудзивара Нарихира с очередным свертком шелка, очень красивого, чтобы сшить платье цвета глицинии, бледно-лилового с зеленым исподом.

Норико честно расхвалила господина Фудзивара Нарихира перед своей госпожой, хотя пришлось и приврать – вовсе он не заботился в дороге о госпоже кошке.

Все сложилось великолепно – отдохнувший после дороги зверек был представлен госпоже Кокидэн, вызвал огромный восторг, и теперь ждал лишь той минуты, когда на него упадет благосклонный взор самого государя. Но у юной госпожи Кокидэн как раз начались Дни удаления от скверны, она прикрепила к прическе листок алой бумаги с китайскими иероглифами и не покидала внутренних покоев.

Девушке не нравилось лишь одно – Кэнске сказал ей ночью, что господин Фудзивара желал бы навестить ее, но уже который день она проживает во дворце Кокидэн, а от него только исправно передаются свертки шелка!

Кэнске был прав – молодого господина больше интересовала красавица Йоко. А еще больше – благоволение государя. Все зависело от того, как придворная дама его новой супруги расскажет историю кошачьего путешествия – начиная с потонувшего судна и кончая явлением госпожи кошки во дворце Кокидэн.

И все же Норико было очень досадно.

Она ругала себя за то, что в ту ночь испугалась, как маленькая, наговорила глупостей Кэнске, а нужно было все сделать наоборот – и тогда она не высматривала бы теперь Фудзивара Нарихира из-за бамбуковых штор.

Дворец Щедрых Наград – Кокидэн, где государь поселил новую супругу, стоял рядышком с Дворцом Чистой Прохлады – Сэйредэн, его личной резиденцией. И Норико могда, изловчившись, не только слышать вечернюю перекличку во дворце, но и увидеть кое-кого из придворных, кто наряжен в эту ночь на дежурство при особе государя. Правда, ее сердила беготня стражников – они каждый вечер суетились так, будто дворец осаждали злые духи, и так грохотали сапогами, что дрожали полы и колыхались занавеси.

Норико выросла на севере – она знала, как бесшумны бывают огромные мужчины, готовясь встретить лицом к лицу настоящую опасность.

Минамото Юкинари собирался стать куродо шестого, а то и пятого ранга, а между тем заново подружился с молодыми придворными, которых не видел целый год – с того самого дня, как его отец, получив в пятнадцатый день первой луны пост наместника отдаленной провинции, быстро собрал свое небольшое семейство, написал дочке прощальную танка и отправился исполнять государеву службу.

Он заказал себе новые наряды самых модных оттенков, брал уроки танцев, верховой езды, борьбы и стрельбы из лука, записался даже в школу чиновников, но главным его наставником сделался, естественно, Фудзивара Нарихира. Тому приятно было иметь такого преданного ученика, и он таскал за собой Юкинари, куда бы ни направлялся.

На сей раз Норико не повезло – оба молодых господина были, видно, на другом конце огромного императорского дворца.

Собственно, большим дворцом неимоверной величины и высоты, как по наивности полагала раньше Норико, он не оказался. Это было великое множество довольно крупных одноэтажных построек из хорошего дерева, с прекрасными резными столбами и балками-огэси, соединенных галереями, разделенных двориками и обнесенных одной общей оградой. Норико уже знала, что за дворцом Сэйредэн, если смотреть с галереи дворца Кокидэн, был дворец Кеседэн – Архивный дворец. Слева находился дворец Дзекэден – Дворец, Одаривающий Ароматами. Там проводили поэтические состязания, пировали и слушали музыку.

Больше она узнать и увидеть не успела – мужчины не очень-то любили, когда женщины расхаживали между дворцами. Женщинами полагалось сидеть за ширмами и занавесами, старательно пряча лица.

Прождав после переклички довольно долго, огорченная Норико на коленях заскользила обратно – к госпоже. Уже давно стемнело, а госпожа кошка еще не сходила на двор по своей кошачьей надобности. Зверек оказался чистоплотным и не давал покоя, пока не выпускали наружу. Это, естественно, было обязанностью Норико.

Но госпожа кошка, очевидно, где-то спряталась и заснула, а госпожа Акико с невразумительным прозвищем осторожно постучала металлическими палочками, которыми размешивают угли в жаровне. Это был принятый среди дворцовых женщин знак – приглашение войти.

Норико удивилась – не рановато ли для гостя? И к кому он? Если к госпоже Акико – это еще полбеды. Она почтенная придворная дама, вдова, любимица госпожи Кокидэн – к ней и гость пожалует такой же достойный. Но если избранника ждет госпожа Йоко? Это может быть только Фудзивара Нарихира! Значит, он своими посланиями то на голубой, то на розовой бумаге добился-таки свидания…

Обе дамы, Акико и Йоко, сидели лицом к лицу, длинная четырехугольная жаровня была между ними, и они тихо переговаривались. Перед свиданием полагалось бы расчесывать волосы и умащаться благовониями. Да и разложить постель не мешало бы. И достать подбитую ватой ночную одежду. Однако они всего-навсего положили перед жаровней узорчатую круглую подушку.

Дамы так низко склонялись друг к дружке, что Норико не могла разобрать ни слова. Ярко пылавший в жаровне огонь бросал на их набеленные лица блики света. Поблескивали кисти церемониального занавеса высотой в три сяку, отодвинутого поближе к ситоми, огоньки вспыхивали даже на крюках для бамбуковых штор.

Госпожа Кокидэн занимала во дворце внутренние, северные покои. Помещения для ее дам располагались между внутренними покоями и наружной террасой. Они делились на небольшие каморки скользящими перегородками. Если из-за перегородки слышался обычный шум, без которого немыслимо любовное свидание, никто не придавал этому значения. Но когда две придворные дамы переговариваются таким взволнованным шепотом – значит, речь они ведут никак не о любви. Что же такое затеяли юная госпожа Гэн-но-тюро и почтенная госпожа Акико?

Раздалось покашливание. Но не снаружи, а из внутренних покоев. Акико ответила таким же покашливанием. Занавес отклонился – появилась госпожа Кокидэн.

До сих пор Норико ее не видела – она не показывалась из глубины своих покоев. Когда она хотела видеть госпожу кошку, ту носила к ней хозяйка – госпожа Гэн-но-тюро.

Госпожа Кокидэн оказалась подлинной красавицей, чарующе прелестной, хрупкой и грациозной, лицо ее поражало нежной белизной, а волосы, подобранные по бокам и завязанные сзади позолоченным шнурком, скользили за ней по полу – красавица вползла в каморку своих дам на коленях.

– Пожалуйте сюда! Устраивайтесь поудобнее! Ближе к жаровне! – шепотом засуетились дамы вокруг повелительницы, помогая ей сесть и красиво раскладывая вокруг ее колен полы шести белых нижних платьев и двух верхних из глянцевитого ярко-алого шелка и широкие длинные рукава, удобные для того, чтобы греть в них озябшие руки.

– Вам принесли?.. – тихо спросила очень взволнованная госпожа Кокидэн.

– Разумеется, разумеется! – с этими словами госпожа Акико потянула к себе спальное изголовье и из его выдвижного ящичка достала пухлую книгу. – Принесли сегодня утром в корзине с нижними платьями…

– Ты все тут поймешь? – открыв первую страницу, поинтересовалась госпожа Кокидэн. – Я узнаю тут лишь некоторые знаки…

– Постараюсь, госпожа. Я ведь училась вместе с братом.

– Удивительно, что отец позволил тебе учиться этой грамоте, – заметила госпожа Кокидэн. – Разве тогда это не считалось неприличным?

– Сперва отца это забавляло, – объяснила госпожа Акико. – Потом я опередила брата – и брат старался меня догнать. А уж потом оказалось, что я знаю не меньше, чем он, и запрещать мне читать китайские книги было уже поздно.

Норико удивилась – все дамы были обучены чтению, а девушки, которых готовили для государя, – и подавно. Почти все они писали стихи – слагали танка и низали рэнга, радуя этим на состязаниях государя. Более того – многие знали наизусть все двадцать томов «Кокинсю» – а сколько танка в этой огромной антологии, Норико и вообразить не могла.

Правда, при ней одна пожилая служанка неодобрительно сказала о другой даме, не госпоже Акико, что излишнее знание женщине только беду приносит, особенно знание китайских иероглифов, и в лучшем случае она лишится любимого мужчины, а в худшем – накличет вражду злых духов.

– Только тише, тише, – озираясь, шептала госпожа Йоко. – Услышат другие дамы – стыда не оберемся…

– В моих покоях все легли спать, – сказала госпожа Кокидэн. – Правда, у старших дам сон чуткий, но ведь не услышат же они оттуда…

Три красивые головки склонились над книгой.

– Там и картинки есть! – обрадовалась Йоко. – Ох…

И покраснев так, что даже под белилами это стало заметно, быстро перевернула страницу.

– Тише, тише… – одернула ее Акико. – Что в этом такого удивительного? Неужели ты в свои годы не знаешь этих вещей? Подвинь-ка лучше лампу. Ничего не разобрать… Неужели у всех врачей – такой отвратительный почерк?

Удивлению Норико не было предела – обычно дамы читали сборники стихов и увлекательные романы, но разве врачам положено писать стихи и романы? Она подобралась поближе, стараясь заглянуть в книгу.

– «Пэнь-цзу сказал: если мужчина и впрямь хочет извлечь для себя большую пользу, то лучше всего иметь дело с женщиной, невежественной в любовном искусстве», – прочитала Акико, сразу переводя с китайского на японский. – Продолжать?

– Продолжай, – неуверенно отвечала юная супруга государя. – Пока в этом нет ничего зазорного…

– «Следует сближаться с девушками, цветом лица подобными ребенку. Если девушка старше четырнадцати-пятнадцати и моложе восемнадцати-девятнадцати лет, то она вся отдается мужчине с великой для него пользой. Возраст женщины не должен превышать тридцати лет. Если же ей еще нет тридцати, но она уже рожала, то пользы от такой женщины быть не может», – и Акико негромко рассмеялась.

– Хорошо, что наши мужчины не читают таких книг, – заметила госпожа Кокидэн. – Если вдуматься, они и «Кокинсю» с «Манъесю» не все до конца дочитали…

Акико перевернула несколько страниц.

– Обычные мужские глупости, – объяснила она в ответ на удивленный взгляд Йоко. – Про то, что мужчине нужно иметь как можно больше женщин, и тогда он достигнет долголетия. Особенно забавно, когда этими глупостями забивает себе голову мужчина, которому и с одной-то не управиться.

Госпожа Кокидэн смутилась, а Йоко одобрительно закивала.

– Ага, вот тут уже более занятно! – обрадовалась Акико. – «Укрепить можно не только мужскую силу ян, то же относится и к женской силе инь. Си-ван-му обрела путь достижения бессмертия, укрепив свою силу инь. Каждый раз, когда она соединялась с мужчиной, тот немедленно заболевал, но ее лицо оставалось гладким и лоснящимся и не нуждалось в припудривании».

– Что же она делала с ними? – удивилась Йоко.

Акико глазами пробежала ряды иероглифов и с огромном удивлении пожала плечами.

– Или я не поняла чего-то важного, или этот Тамба Ясуери, когда переписывал китайские трактаты, понаделал ошибок! – воскликнула она, и сразу же на нее зашикали. – Вот что делала Си-ван-му: «Она регулярно питалась молоком и играла на пятиструнной цитре»!

Воцарилось потрясенное молчание.

– Выходит, мне нужно поить своих дам только молоком и заставлять их играть на цитре? – неуверенно спросила госпожа Кокидэн. – Да кто он такой, этот Тамба Ясуери, чтобы мне слушаться таких странных советов?

– Он был знаменитым врачом, к тому же родом из Китая, – объяснила Акико. – Он собрал старинные китайские трактаты об искусстве брачных покоев и свел их воедино. Ничего более достойного об этом в Хэйане просто нет…

– Ну и очень плохо… – прошептала Йоко. – Нет ли там чего поумнее, чем молоко и пятиструнная цитра?

– Есть кое-что странное, – просмотрев страницу, сообщила Акико. – Он пишет, что женщина должна, соединяясь с мужчиной, иметь спокойствие в сердце и твердость в мыслях. И не расточать преждевременно свое семя инь. Если же ее семя инь иссякнет, то она будет чувствовать себя истощенной, а это способствует простуде…

Женщины переглянулись. Положительно, даосская премудрость не укладывалась у нах в рассудке.

Норико слушала и ушам не верила. Один голос Фудзивара Нарихира бросал ее в дрожь, а Тамба Ясуери еще проповедовал о спокойствии и твердости в самые долгожданные мгновения! Стоило тайком проносить подобные глупости во дворец Кокидэн, да еще в корзине с нижними платьями…

* * *

Как раз в это время Фудзивара Нарихира, Минамото Юкинари и еще несколько молодых придворных уже миновали дворец Рэйкэйдэн и шли вдоль галереи дворца Дзенэйдэн, рассуждая, чем бы еще себя развлечь.

– Говорят, во дворце Кокидэн появилась новая дама, – сказал То-дзидзю, он же – Фудзивара-но Каминобу, дальний родственник Нарихира, такой же молодой, но уже достигший солидного положения при дворе. – Надо бы послать ей стихи. Посмотрим, как ответит!

– Уж не она ли, Нарихира-сама? – шепнул Юкинари старшему другу.

– О три сокровища святого Будды! – воскликнул Нарихира. – Если я преждевременно покину этот суетный мир, то лишь по твоей милости! Мы уже написали письма всем дамам из дворца Гекася, из дворца Коредэн, из дворца Токадэн и даже из дворца Сигэйся! Скоро мы начнем писать письма служанкам, ткачихам из государевых мастерских и кухонным девчонкам! Я от всей души желаю тебе, чтобы ты нашел свою красавицу в ведомстве дворцовых уборок с метлой в руке!

– Но мы в двух шагах от дворца Кокидэн, – заметил То-дзидзю. – Можно послать стихи кому-то из знакомых дам, вызвать их на обмен посланиями и таким образом узнать про новенькую.

– У них дни удаления, видишь, и ситоми опущены… – Фудзивара Нарихира пригляделся. – Однако дамы, уложив госпожу Кокидэн, сами спать не торопятся. Можно даже подслушать, о чем они там толкуют. Представляешь, как они смутятся, когда мы им завтра на это намекнем!

– Тише! – и То-Дзидзю увлек приятелей за угол. – Что-то у них там случилось.

А случилось то, что госпожа Акико обнаружила за ширмой Норико и рассердилась. Если бы хоть Норико догадалась притвориться спящей! Но всеми сразу стало ясно – она слушала, о чем беседуют дамы над крамольной книгой. И за это была выставлена на галерею.

– Раз уж ты все равно не спишь, то последи, чтобы никто из молодых бездельников нас не побеспокоил, – велела Акико.

Норико и уселась на холодном полу, подоткнув под себя полы зимних платьев и приготовившись к бессонной ночи.

– Служаночка! – обрадовался самый юный, четырнадцатилетний Минамото Митидзане, дальний родственник Юкинари. – И прехорошенькая!

– Это же девчонка Норико, – презрительно заявил Юкинари.

– Вот и замечательно. Сейчас она передаст дамам наше послание, – сказал Нарихира. – Юкинари-сама, ты еще не раздумал?

– Нет, конечно!

Молодые господа подозвали слугу, который нес их письменные принадлежности и светильник.

Минамото Юкинари, еще не очень привычный к поэтическим перестрелкам, посмотрел первым делом на Фудзивара Нарихира.

– Не знаешь, с чего начать? – понял тот. – Погляди вокруг. Видишь – снежная гора еще не растаяла, того гляди, опять пойдет снег. Разве это не печально?

– Начинать переписку с печали? – усомнился То-дзидзю. – Прилично ли?

– Попробую так… – Юкинари, щеголяя красивым почерком, быстро вывел пять строк, похожих на свисающие весенние ветви, еще не раскрывшие почек:

Летящий пеной белый снег, О, нынче ты не падай, умоляю, Ведь нет здесь никого, Кто рукава мои из белой ткани Сумел бы осушить.

– Даже переписывать не надо! – обрадовался маленький Митидзане.

– Отдай девушке, что сидит на галерее. Скажи – господин Фудзивара Нарихира и господин Минамото Юкинари шлют дамам, которые не могут заснуть в такую ночь, – приказал Нарихира слуге.

Тот приказание исполнил.

Норико растерялась. Госпожа приказала ей и близко никого не подпускать к покоям придворных дам. Но Фудзивара Нарихира подарил столько шелка изумительных весенних цветов! Да и могла ли она отказать этому человеку? Человеку, измучившему ее ожиданием?

Норико на коленях вползла в помещение.

– Интимная близость на рассвете полезна для тела и удобна, – очень тихо читала Акико. – В это время семя светлое, а польза от совокупления продолжительна. Если будет зачат ребенок, он будет богатым и знатным, проживет долгую жизнь.

– Если мне удастся родить государю сына, мой отец так наградит тебя, что все дамы умрут от зависти, – прошептала госпожа Кокидэн.

– Постойте, постойте, – прервала ее Йоко, заметив служанку. – Что еще случилось?

– Молодые господа посылают… – прошептала Норико, протягивая послание.

– Этого еще не хватало!.. воскликнула Акико и сразу зажала себе рот.

Больше всех испугалась юная супруга государя.

– Какой ужас! Если они нас подслушали, я не переживу этого…

– Успокойтесь, успокойтесь… – Акико повернулась к служанке. – Немедленно скажи этим господам, что дамы уже легли спать, забыв потушить лампу. И никакого ответа не будет. А то они, чего доброго, действительно заглянут сюда и увидят госпожу Кокидэн! Если это случится… ох, лучше и не думать… Ступай!

Норико выскользнула наружу.

Зимой в императорских дворцах было лишь немногим теплее, чем на дворе, так что особого холода она не ощутила.

– Дамы уже спят, ответа на письмо не будет, – сказала она слуге и вернула послание.

– Вот уж это неправда! – рассердился Нарихира, когда ему передали ответ. – Не спят они вовсе, а чем-то занимаются.

– Если там новенькая, то все из-за нее. Скорее всего, она растерялась, застеснялась, а остальные ради нее решили притвориться спящими, – сказал То-Дзидзю. – Нужно послать письмо еще раз. Пусть служанка подождет!

Услышав его слова, Норико замерла. Это был приказ.

– То же самое письмо? – спросил Юкинари. – И упрямо добиваться ответа?

– Нет, пожалуй, – подумав, решил Нарихира. – Тебе не дали ответа, а это уже повод для жалоб. Женщины любят, когда мы жалуется на их жестокость. Тогда они сами себе кажутся невесть какими красавицами.

Минамото Митидзане посмотрел на него с большим недоверием.

– Как же прикажешь жаловаться? – Юкинари взялся за кисть и вздохнул. – Никогда еще в жизни не жаловался!

– Ну, во всяком случае, намекни на то, что дамы все-таки тебе ответят.

– Давайте-ка, я напишу, а Юкинари-сан перепишет своей рукой, – предложил То-дзидзю, довольно опытный по части очаровательных жалоб.

И действительно написал:

– Ведь правду говорят – Как горько ожиданье У запертых ворот Зимою, ночью бесконечной, Пока откроют их тебе.

– Замечательно! – одобрил Нарихира. – Вроде и жалоба, однако тон уверенный… Перепиши-ка, Юкинари-сама.

– Нет, – вдруг возразил Юкинари, – не то! Я скажу иначе!

Он взял кисть и вывел строки:

– Наверно, радость Мне принесет в сновиденье Встреча с тобой! Но будет еще грустнее Тебя вспоминать наяву.

– Это уж вовсе некстати, – поморщился Нарихира. – Так пишут женщине, которая уже была твоей возлюбленной.

– Или женщине, о которой мечтаешь, – заметил То-Дзидзю. – Впрочем, стихи все равно не годятся. Мы пишем дамам, а не одной даме.

– Я пишу одной, – и Юкинари сделал знак слуге. – Отнеси и без ответа не возвращайся.

– Кончится тем, что о твоем безумии донесут государю, – сказал Нарихира. – Слыханное ли дело – искать по всем дворцам, среди всех дам, женщину, о которой знаешь лишь то, что она не дописывает до конца свои стихи! Учти, безумцу никто не даст даже шестого ранга, а в лучшем случае его свяжут и наймут ему заклинателя злых духов.

Получив второе послание, Норико совсем растерялась. Издали на нее смотрел Фудзивара Нарихира – ей пришлось опять вернуться в помещение, где госпожа Кокидэн и две ее дамы читали тайком книгу знаменитого врача Тамба Ясуери «Брачные покои».

Если бы кто-то из старших дам узнал, что юная госпожа Кокидэн пытается разбирать китайские иероглифы, ей бы вежливо, но непреклонно сделали строгое внушение. Женское дело – японское письмо «хирагана», которым пишут любовные послания и стихи. Можно, конечно, выучить и сотню иероглифов – чтобы отличиться в игре, когда по правой половине иероглифа угадывают левую. Нужно знать иероглифы «гэн», «то», «сэй» и еще несколько. С них начинаются, если писать по-китайски, такие знаменитые фамилии, как Минамото, Фудзивара, Киевара… Если член такой семьи имеет придворную должность, его более не по имени зовут, а по звучанию иероглифа и должности. Так принято – эти иероглифы и дамы знают. Но не более того. Китайский язык – мужское дело.

Бывали случаи, когда придворные дамы тайком читали китайских поэтов – обидно, когда мужчины вовсю цитируют несравненного Бо Цзюй-и, делать вид, будто понимаешь все тонкие намеки. Бывали… Но их по пальцам сосчитать можно было.

Вот почему три заговорщицы так перепугались.

В ту минуту, когда Норико появилась в помещении, они уже сговаривались продолжить чтение следующей ночью и прятали книгу в изголовье.

– Вернула послание? – строго спросила Йоко.

Норико молча поклонилась. Это злополучное письмо лежало у нее за пазухой. А снаружи ждали ответа молодые господа – в том числе и Фудзивара Нарихира.

– Раскладывай постель, – приказала госпожа, пока Акико сопровождала свою повелительницу в северные покои.

Йоко прислушалась – лишь шорох одежд, никто не проснулся, никто никого не окликнул, хотя вокруг ложа госпожи, огороженного с трех сторон великолепными плотными ширмами, лежит дюжина дам, а по углам спят еще служанки.

Тут появилась и госпожа кошка. Она подошла к огорченной Норико и по старой дружбе потерлась мордочкой о ее руку. Девушка приласкала милого зверька. Когда Акико вернулась и обе придворные дамы быстро улеглись, Норико так и осталась сидеть у догорающей лампы с кошкой на руках. Нужно было что-то предпринять.

Фудзивара Нарихира так надеялся на ее помощь!

Но помочь не удалось – и теперь приходилось выкручиваться.

Поразмыслив, Норика решила вскрыть письмо, как если бы дамы его читали, и повторить молодым господам прежний ответ – все уже засыпают, никто ничего написать не захотел.

Она развернула приятно шершавую бумагу, посмотрела на подобные свисающим ветвям строки. Кошка тоже потянулась к письму.

– Ну, посмотри, посмотри, – позволила ей Норико. – Может, хоть ты что-то поймешь?

Кошка повернула изящную пордрчку и посмотрела мерцающими от жаровни бездонными глазами прямо в глаза Норико.

И тут девушке показалось, будто она летит вниз с огромной высоты, так что в ушах стоит свист. Это было страшно и все же изумительно. Дыхание захватило, кровь ударила в щеки и в губы. Норико в испуге зажмурилась.

Это уже было с ней однажды – перед самым рассветом. То же падение в пропасть, постепенно угасающее и перерастающее в полет, тот же огонь в лице и отсутствие иных телесных ощущений. И страх, граничащий с восторгом.

Очевидно, в этом диковинном состоянии она поднялась тогда с постели и вышла на свежий воздух. Норико потом никак не могла вспомнить, зачем ее понесло в обход уединенной усадьбы, по еле намеченной тропинке к пустому водоему.

Ею владела тревога… Да, непонятная и сильная тревога. И она ощущала свою силу. Сила требовала какого-то действия. И совершилось что-то, чего она не могла понять. Как будто внутри зажегся яростный свет…

Когда Норико опомнилась, уже светало. Девушка посмотрела вниз – и увидела на дне водоема окровавленнога монаха, того самого, который отличил госпожу кошку от оборотня. Он лежал, раскинув руки и ноги, все еще сжимая посох, а на груди у него вцепилась зубами в кэса отрубленная голова…

Кэнске говорил потом, что ее визг было слышно в самом Хэйане.

Девушка хотела рассказать все это монаху – человек, который знает толк в оборотнях, мог бы ей объяснить и странное утреннее событие. Но связанный монах мало того, что, придя в себя, молчал, как гора Татияма, – он ночью и вовсе исчез вместе с веревками.

Ощущение повторилось – и Норико обнаружила себя на галерее возле закрытых ситоми. Она не знала, сколько времени прошло – небо было все еще темным. Судя по тому, что молодые господа не ушли, Норико отсутствовала не так уж долго.

Она должна была отдать им ответ на письмо Минамото Юкинари…

Слуга подошел к ней.

– Ну, как? – спросил он. – Написали хоть словечко? Или нам всю ночь тут мерзнуть?

– Велели передать, что легли, – сказала Норико, – и пусть господа больше сегодня им не пишут. А ответ – вот…

И она достала из-за пазухи послание Юкинари.

– Иди спать и ты, – посоветовал ей слуга.

Решительно не понимая, зачем она вернула Юкинари его письмо, Норико вернулась в помещение придворных дам, за свою ширму, где обычно спала.

Там сидела госпожа кошка. Ее глаза светились в темноте холодным и опасным желто-зеленым светом. Но, когда Норико легла и получше завернулась в свои зимние платья, кошка прижалась к ее щеке и промурлыкала что-то очень ласковое и приятное.

А тем временем Юкинари развернул бумагу и обнаружил на обороте своего письма танка, написанную изысканным стремительным почерком:

Однажды во сне Любимого я увидала, И вот с той поры В сновиденьях непрочных опору Стала в жизни себе искать.

– Это новенькая! – воскликнул Фудзивара Нарихира, через плечо заглянув в послание. – Никто из женщин во дворце Кокидэн так не пишет!

– По-моему, это – она… – прошептал Юкинари. – Нарихира-сама, кажется, я нашел ее…

* * *

Пока Минамото Юкинари искал по всем государевым дворцам свою загадочную возлюбленную, Бэнкей и тэнгу тоже зря времени не теряли. Обогнав молодых господ на несколько часов, они прибыли в Хэйан, где и расстались, уговорившись о дальнейших действиях.

– Вот что скверно, – объяснил монах положение дел легкомысленному тэнгу. – Этот проклятый господин Отомо живет в Хэйане со своим жутким семейством, и мы не знаем, где именно! Насколько я могу судить, Хэйан огромен. И если Рокуро-Куби вылетят на добычу, оставив тела у себя дома, то они неуязвимы.

– Тут ты прав, старый разбойник, – согласился Остронос. – Разве что выследить их и сидеть в засаде, пока в одну прекрасную ночь они не полетят охотиться. А тогда повытаскивать их отвратительные тела во двор и спровадить в выгребную яму. Но кто этим станет заниматься?

– Заниматься этим некому, о чем я тебе и толкую, – сказал Бэнкей. – Но нет ли другого способа сладить с Рокуро-Куби?

– Когда они в обычном человеческом облике, с ними, скорее всего, можно управиться любым оружием, если не заморочат тебе голову. Неуявимы они только в ночное время, когда мрак дает силу нечисти. Но днем они, я полагаю, не станут крутиться вокруг дворца Кокидэн и разыскивать Норико. Если она их видела – значит, пугать ее преждевременно им не следует. Они появятся ночью…

– Я и сам знаю, что охранять девушку надо ночью, – согласился Бэнкей. – Я у тебя спрашиваю – нет ли другого способа уничтожить Рокуро-Куби?

– А вот с этим вопросом обращайся к отцу-настоятелю, – посоветовал ехидный тэнгу. – Он тебя послал по этому Пути – он пусть и просвещает тебя! Может, ты все-таки неверно понял его распоряжение? Что, если над девушкой тяготеет карма, и ей непременно нужно быть съеденной Рокуро-Куби?

– Отступить – нельзя – преследовать… – задумчиво произнес монах. – Знаешь что? Давай сперва будем преследовать, а отступить я всегда успею.

– В стае тебе бы цены не было, – серьезно заметил тэнгу. – Есть у меня одна мысль. Я полечу в горы к старому ямабуси, которого раньше звали Белый Тигр, а как зовут сейчас – понятия не имею. Говорили мне, что есть у него одна вещица… Ты же знаешь, Спящие-в-горах много чего хранят в своих дырявых хижинах…

На прощание Остронос переправил Бэнкея через ограду императорского дворца.

Смолоду привычный к тяжелому труду монах стал искать себе приятелей в дворцовой прислуге – и, разумеется, нашел.

Как раз тогда сперва стала подтаивать огромная снежная гора, которую выстроили во дворе для развлечения государя, а потом выпал последний, очевидно, за ту зиму снег. Было объявлено – все, кто придет наращивать любимую государеву гору, получат жалование за три дня. А кто не придет – с того будет высчитано, как за три дня…

Разумеется, работа закипела. И к часу Петуха, когда стало темнеть, а гора приобрела почти что прежний вид, к ее подножию были опростаны большие мешки со свертками шелка. Взял свою плату и Бэнкей – чтобы угостить новоявленных приятелей. Денег-то у монаха почти не водилось, единственной ценной вещью в его хозяйстве были хрустальные четки, да и те отнял Кэнске, когда обыскивал связанного Бэнкея.

Никого не удивило появление во дворце неведомого монаха, как не удивляли монашки, бродячие заклинатели духов, нищие всякого возраста и пола, гадальщики, уродцы и прочий пестрый народ, приспособившийся кормиться при молодых господах и дамах. Не смутил челядь и странный интерес монаха к молоденьким служаночкам.

Бэнкей искал Норико.

Когда он лежал связанный в повозке, то услышал кое-что нужное. Монах знал, что Норико должна жить во дворце Кокидэн, что она будет служить госпоже Гэн-но-тюро, что ее главная забота – присмотр за госпожой кошкой. Но дворцовых нравов он не знал. Норико и без того растерялась, попав в такое окружение, да ей еще было положено сперва соблюдать величайшую скромность и сидеть за ширмой. Она выходила из дворца только когда это требовалось госпоже кошке.

Бэнкей как-то незаметно прижился во дворце. Невзирая на обет, он вынужден был вглядываться во все хорошенькие круглые личики с длинными челками. А глядеть приходилось издали. Да еще осторожничать. Молодые господа, Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, считали ниже своего достоинства разглядывать дворцовую челядь, но если бы Юкинари нос к носу столкнулся с Бэнкеем – он узнал бы подозрительного монаха.