Текст книги "Монах и кошка (Кайдан)"

Если же учесть, что нужно ежедневно менять наряды, заказывать новые, получать письма и отвечать на них – то сразу понятно, что господину Фудзивара Нарихира было вовсе не до оборотней.

Поэтому он промолчал.

– Мы поступим так, – сказала госпожа Акико. – Насколько я поняла, господин Юкинари сегодня опять придет к нашему дворцу с очередным письмом. Сопровождайте его и будьте неподалеку. А я прослежу за Норико. В конце концов, у госпожи Кокидэн еще длятся Дни удаления, и вовсе незачем, чтобы в это время кто-то из ее окружения принимал любовника… Если произойдет что-то неожиданное, я позову вас.

– Я возьму с собой слуг, – пообещал Нарихира. И в первую очередь подумал о старшем кэрае Кэнске. Его собственная свита столь блистательно опозорилась, когда в носилках обнаружились две кошки, что он уже подумывал нанять других слуг, да все времени не хватало.

Старший кэрай состоял при Юкинари, так что найти его было бы несложно.

– Думаю, незачем, – возразила госпожа Акико. – Только лишний шум поднимется.

Нарихира вздохнул – она и не догадывалась, что во всей этой истории может быть замешан оборотень…

* * *

Расставшись с Фудзивара Нарихира, госпожа Акико занялась обычными делами. Кроме всего прочего, дамы решили использовать дни вынужденного уединения, чтобы заняться составлением ароматов. Близилась весна – дамы не могли обойтись без ароматов «цветок сливы», а потом и «лист лотоса». Госпожа Акико убедилась, что из хранилищ принесли пестики и ступки, шкатулки с китайскими благовониями, душистыми смолами, мускусом, сандалом, ониксом, гвоздикой… Распоряжаясь служанками, она то и дело поглядывала на Норико.

А Норико прислушивалась – не зазвучит ли на дворе голос Фудзивара Нарихира? Обычно он приходил вместе с Юкинари.

На сей раз Нарихира отговорился какими-то придворными хлопотами, и Юкинари отправился ко дворцу Кокидэн с очередным посланием без приятеля. Его сопровождали только двое слуг, потому что в одиночку молодому господину ходить непристойно. Хотел он взять с собой Кэнске – да тот сгинул бесследно.

Очевидно, госпожа Акико уж слишком увлеклась благовониями. Она заметила отсутствие девушки лишь когда та, опасливо озираясь и придерживая рукой письмо, лежавшее за пазухой, уже возвращалась с галереи. Лицо у нее было отрешенным, как будто она пыталась вспомнить что-то очень важное. И если бы госпожа Акико повнимательнее пригляделась, то увидела бы – странная служанка подозрительно похорошела…

Место Норико обычно было за ширмой. Там ей полагалось сидеть с госпожой кошкой, когда другие служанки занимались важными делами. Конечно, и ее учили уму-разуму, но не так уж часто.

Когда Норико спряталась, госпожа Акико подобралась поближе к ширме.

Поскольку в государевых дворцах прочны были только резные столбы и балки, а стены сдвигались и раздвигались по желанию обитателей, госпожа Акико разумно предположила, что Норико может просунуть письмо в щелку женщине, занимающей соседние покои.

Придворной даме не сразу удалось незаметно оказаться возле ширмы. Когда же она заглянула – то окаменела.

Сидя к ней спиной, Норико быстро писала ответ на оборотной стороне письма Юкинари, писала уверенно, стремительно, и не было слышно голоса, шепотом диктовавшего ей стихи!

Самое же любопытное – госпожа Акико не увидела кошки, хотя в таком тесном закутке даже маленькому зверьку трудно было бы спрятаться.

Норико замерла, подняв голову и держа на весу кисть. Потом решительно вывела последнюю строку. Как если бы это строка только что пришла ей в голову.

Потом она ловко свернула письмо и красиво закрутила его на концах.

Госпожа Акико смотрела на нее в изумлении. Должно быть, уж больно придворная дама загляделась на затылок служанки. Когда Норико пошевелилась, госпожа Акико отвела взгляд – и увидела, что трехцветная кошка лежит на самом видном месте, на подоле синего платья девушки.

Тут придворную даму окликнули, и она скользнула прочь от ширмы.

Отдавая приказания служанкам, объясняя одновременно госпоже Йоко некоторые тайны составления «цветка сливы», Акико опять упустила из виду юную служанку. Если та и выбегала отдать послание, то сделала это очень быстро. Вроде бы Норико непонятно откуда появилась среди девушек, вроде бы даже сидела в углу со ступкой и пестиком, и довольно долго притом… А потом оказалось, что в том углу сидит уже другая служанка.

Госпожа Акико заглянула за ширму. Не было там ни Норико, ни кошки.

Очевидно, девушка отправилась-таки на тайное свидание!

Подождав немного, придворная дама решила действовать.

Во дворце Кокидэн имелись и пустые покои. Норико могла пригласить Юкинари именно туда – и им было бы совершенно безразлично, что в тех покоях нет ни жаровни, ни даже циновок.

Акико поманила к себе Йоко.

– Присмотри-ка за ними, а я схожу в северные покои, спрошу, в какие шкатулки госпоже угодно складывать шарики с ароматами. И кроме того, должен же кто-то сказать, какой парчой и с какими рисунками накрывать шкатулки. Сама я этого решать не могу.

И госпожа Акико удалилась в направлении северных покоев, хотя на самом деле зашла не за ту ширму, отодвинула не ту занавесь, перешагнула не тот нижний нагэси – и в конце концов оказалась в пустых покоях.

К ее удивлению, там действительно было пусто. Не шуршали одежды, не доносился зимний «черный аромат куробо».

Тогда госпожа Акико отодвинула ситоми и вышла на крытую галерею.

Где-то поблизости должен был скрываться Фудзивара Нарихира. Она негромко позвала его – и отозвался кэрай Кэнске.

– Господин велел подождать, не выйдете ли вы, – опустившись на колени, как подобает приличному слуге при разговоре с придворной дамой, доложил он. – Из дворца выскользнула женщина и направилась во-он туда…

Он махнул рукой в сторону дворца Дзидзюдэн.

– Не так уж это и глупо… – пробормотала госпожа Акико, кутаясь поплотнее в свое теплое платье. – Сейчас дворец совершенно пуст. До пира еще далеко, если туда и приходят слуги, чтобы приготовить зал, то делают это днем, но никак не ночью. Вот хитрая девчонка… Чего доброго, и кошку прихватила…

– Никакой девчонки она с собой не взяла, – возразил удивленный Кэнске, глядя снизу вверх. Не так уж часто доводилось ему видеть вблизи придворную даму такого ранга. – Она вошла во дворец одна.

– Кто вошел? – в свою очередь удивилась Акико.

– Дама, с вашего позволения, – сказал Кэнске. – Молодая дама, очень нарядная и красивая.

– А Норико?

– Норико с ней не было. Да разве бы девочка посмела ночью бегать между дворцами? И к тому же Норико приставлена служить нашей молодой госпоже… – Кэнске задумался, вспоминая, какой ранг придворной дамы присвоен дочке его хозяина и с какого китайского знака начинается фамилия Минамото, и закончил не очень уверенно: – … Гэн-но-тюро… Разве может она сопровождать ночью какую-то другую даму?

– И та дама была совершенно непохожа на Норико? – спросила госпожа Акико. Оставалось предположить, что девчонка стянула где-то дорогой наряд.

– Она куда старше Норико, ей, пожалуй, лет двадцать будет, – подумав, сообщил Кэнске. – А то и все двадцать два.

– Но кто же это? – изумилась Акико. – Погоди… Не может быть, чтобы ты не видел Норико!

– Очень даже может быть! – отрапортовал старший кэрай. – Если она вышла не через южный вход, как полагается, то ее видел не я, а господин Фудзивара Нарихира.

– Кстати, а где он, господин Нарихира? – наконец догадалась спросить Акико.

– Да он, я полагаю, во дворце Дзидзюдэн, там же, куда изволил проследовать и господин Юкинари. Сперва туда мой господин вошел, а двое слуг у входа остались, потом, насколько я понимаю, та дама, а потом уж – и господин Фудзивара Нарихира.

– Они попросту не найдут друг друга в этом огромном дворце, – заметила Акико. – Как бы то ни было, я тоже должна пойти туда. Будешь меня сопровождать. Должна же я найти эту скверную девчонку!

– Может быть, не стоит вам в темноте там бродить? – осмелился возразить Кэнске. – Я сам ее найду и приведу.

– А если она тебя не послушает? Девчонка, очевидно, уродилась скрытной и лживой! – в сердцах воскликнула госпожа Акико. – Если ее поймают на чем-то недозволенном, отвечать за нее придется ее хозяйке, Гэн-но-тюро… госпоже Йоко, твоей молодой хозяйке, ты это понимаешь?

– С позволения госпожи, я буду сопровождать… – проворчал Кэнске. – Только я бы на вашем месте не ходил. Нечисто там…

– Разумеется, во дворце грязно, – согласилась Акико. – И я могу испачкать платья. Воображаю, что там делается… Но платья мне выстирают, пусть это тебя не беспокоит.

– Я о другом. Там, видно, нечистая сила завелась, – сообщил Кэнске, вставая с колен. – Недаром же господин Фудзивара Нарихира пригласил с собой заклинателя злых духов!

– Кого?.. Уж не сошел ли он с ума?..

– И амулеты себе на шею повесил, – сердито добавил Кэнске.

– Тем более нужно пойти! – даже обрадовалась госпожа Акико. – Такое забавное событие нельзя пропускать! Воображаю, как это будет смешно…

Но по физиономии Кэнске было видно, что он, старший кэрай, ничего смешного в заклинании злых духов не находит.

Однако ослушаться приказания он не мог.

В жизни придворных дам обыкновенная прогулка в сад уже была событием, а путешествие до караульни Левой или Правой гвардии – делом, о котором могли и государю доложить. Хотя принять ночного гостя и выпустить его на рассвете дама могла почти безнаказанно, все ее похождения строго ограничивались стенами дворца, где она состояла при ком-то из государевых супруг. Госпожа Акико оглянулась по сторонам, убедилась, что возле дворца Кокидэн никто не бродит, распевая японские или китайские стихи, никто не спешит на любовное свидание, а до прохода Человека-Петуха, громко обьявляющего сперва свое имя, а потом час и четверть часа, время еще есть.

И она, подхватив свои многочисленные подолы, перебежала открытое место легко, как молоденькая девушка. Кэнске последовал за ней, поражаясь ее смелости.

На самой лестнице дворца Дзидзюдэн придворная дама малость оробела.

– Ты иди вперед, – велела она кэраю. – Вряд ли та дама и господин Юкинари беседуют в большом зале. Обычно там так расставляют перегородки, чтобы было где разместить и слуг, и танцоров, и музыкантов… Они наверняка нашли себе уютный закуток. Какой знак ты должен подать господину Нарихара?

Кэнске оглянулся по сторонам – не видит ли их кто на этой широкой лестнице? И два раза негромко каркнул.

– Кра-а-а! Кр-ра-а! Простите, так уж мы уговаривались…

– Ты считаешь, что вороны кричат по ночам? – зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться, спросила госпожа Акико. Отняв руку, она уставилась на ладонь и сразу же отвернулась от Кэрая.

Наложенные с утра белила, потревоженные рукой, стали осыпаться – и она знала, что на лице останутся некрасивые пятна.

– Вот именно потому, что ворон, если он в своем уме, ночью орать не станет… – объяснил Кэнске. – И это тайный знак тэнгу. Даже если кто-то услышит – подумает на них.

А услышал это наивное карканье не кто-нибудь, а Бэнкей, который выбрал для засады неожиданное, но весьма удобное место – знаменитую снежную гору перед государевой резиденцией – дворцом Сэйредэн. Ее утыкали сверху сосновыми ветками, так что было где спрятаться. Сверху Бэнкей прекрасно видел дворец Кокидэн, а когда переполз чуточку левее – то и дворец Дзидзюден, куда этой ночью все, как сговорившись, затеяли какое-то подозрительное паломничество.

– Очень все это любопытно, – сказал сам себе Бэнкей. – Сперва молодой господин Минамото Юкинари, потом закутанная дама, потом господин Фудзивара Нарихира с целой свитой, а теперь еще и эти двое… Уж не пир ли они там затеяли?

Вдруг он закусил губу.

– Пир… – повторил он. – А вот и гости прилетели…

На краю черепичной крыши маячил черный шар. Он легко приподнялся в воздух – и стало видно, что за ним тянется черный шлейф…

Бэнкей схватил посох и кубарем скатился с горы.

* * *

– Наконец-то я нашел тебя, – сказал Юкинари. – Я по всему государеву дворцу искал тебя и нашел. Наконец-то я слышу твой голос…

– И я слышу твой голос… – повторила стоявшая перед ним красавица. Китайская накидка стекала с ее плеч, мерцая голубым узором по белому полю, а из-под накидки виднелись нарядные платья, и все это было нежным, светящимся, полупрозрачным, а в середине угадывался синий силуэт.

Они стояли у открытой створки ситоми, для приличия любуясь луной, потому что утонченные любовники начинают беседу с вещей изысканных.

– Какие у тебя прекрасные волосы… но я думал, что у тебя густая блестящая челка, а ты убираешь их со лба… и лоб… какая поразительная белизна…

Честно говоря, Юкинари не знал, что нужно говорить даме в ночь первого свидания, хотя что нужно делать – он знал прекрасно. Толстушка в красном переднике много чему научила его на постоялом дворе. И без всяких поэтических сравнений…

– Ты тоже красивый, – тонкие пальцы красавицы коснулись его округлых щек. – Но я не за красоту тебя полюбила. Я полюбила тебя за твою любовь ко мне…

– Я ее ничем еще не доказал, – скромно сказал Юкинари. Хочешь – докажу? Я бы приходил сто ночей подряд к твоим воротам, если бы ты только приказала!..

– Нет! – воскликнула она. – Только не это, не это… Это уже было…

– Сто лет назад, – согласился Юкинари, удивленный ее испугом. – Была такая женщина, Оно-но Комати, она тоже писала стихи и велела кому-то из придворных приходить к ней сто ночей подряд. Только он не дождался – на сотую ночь умер. Говорят, прямо под ее воротами…

– На самом деле все было не так… – прошептала красавица. – И не говори мне больше об этом. Оно-но Комати была безумна, когда придумала это испытание, а я вовсе не хочу тебя испытывать. Я просто хочу быть с тобой счастлива. Я просто хочу любить тебя!

Но воскликнула она это так, что более опытный мужчина услышал бы в голосе отчаяние.

– И я хочу любить тебя, – немедленно отвечал Юкинари. – И я рад был бы терпеть ради тебя те девяносто девять бессонных ночей… Так давай же постелим на пол нашу одежду…

Он протянул руки и коснулся узких плеч красавицы.

– Постой, постой… – прошептала та. – Дай насмотреться на тебя…

А сама уже грациозно опускалась на колени, и вместе с нею опустился юноша.

– Приди – на твою любовь отвечу такой любовью, что звезды… – произнес Юкинари. – А дальше? Что же дальше?

– Не знаю, – ответила красавица. – я не успела дописать эти стихи… я начала их так давно… Но они нашли тебя – вот что главное! Осторожно… не сомни свою шапку… давай ее сюда…

Юкинари было страшно.

Стоявшая перед ним на коленях, глаза в глаза, женщина сгорала от любви. Каждое прикосновение ее легких рук и даже каждый взгляд были поцелуями. Он знал, что любовь между мужчиной и женщиной должна быть прекрасна и возвышенна, но не думал, что она живет на кончиках пальцев. Если бы красавица попросту бросилась ему на шею – было бы понятнее.

Но он и сам боялся прикоснуться грубыми руками к этой полупрозрачной красоте.

Ему недолго пришлось ждать ее в темноте большого зала. Она скользнула, почти не открывая дверей, стремительная и легкая в своих сверкающих светлых шелках. Она взяла его за руку и повела, отодвигая одни перегородки, обходя другие, как будто ей не впервой было вести мужчину по ночному дворцу, отыскивая удобное и тихое местечко.

Она привела его в покои под самым скатом крыши. Уж там-то их никто и никогда не нашел бы. Возможно, что даже в дни государевых пиров сюда не забирались слуги.

И она хотела его любви!

– Я постелю свой кафтан, – сказал Юкинари. – Я нарочно надел «охотничью одежду», она подбита толстым слоем ваты, и нам будет мягко.

– Нам будет хорошо, – улыбнулась она. – Закрой глаза, а я буду тебя целовать в веки…

– А я буду целовать тебя… – повторил он.

И тут в окне появилось лицо – злобное лицо с оскаленными зубами.

Яростные глаза смотрели в лицо красавицы.

– Это ты видела нас… – прошипели черные губы. – Ты умрешь!

Красавица, вскочив на ноги, метнулась в сторону. Юкинари громко ахнул.

Тут только страшная голова заметила его.

– И ты умрешь!

– Господин Отамо Мунэюки! – воскликнул Юкинари. – Как вы сюда забрались? Вы же упадете!

Он решил, что скромный пожилой чиновник, угощавший молодых господ в заброшенной усадьбе, попросту спятил.

– Наконец-то мы нашли тебя, и ты одна! – сказало чудовище. – Здесь нет монаха, чтобы за тебя вступиться! Ты думала, что обманула всех, когда улизнула сюда, но Рокуро-Куби не обманешь!

Голова вплыла в комнату, и у Юкинари захватило дыхание. Это была голова без туловища… как та голова гадальщика, которая прицепилась к кэса странного монаха… а в окне теснились еще три головы, как бы споря за честь вцепиться в горло красавицы.

Тут у молодого господина Минамото Юкинари произошло некое помутнение рассудка.

От природы он был несколько пуглив, но за широкой спиной отца и старшего кэрая ему как-то не выпадало случая столкнуться нос к носу с этой своей особенностью. И вот случай выпал – а старшего кэрая, как на грех, рядом не случилось.

И Юкинари опомнился, когда с разгону налетел на столб. Чего-чего, а столбов в государевых дворцах было предостаточно.

Возможно, он на бегу сшиб или продавил легкие перегородки и ширмы. Что-то гремело и грохалось у него за спиной, а он несся, спотыкаясь о собственные длинные штаны, не разбирая дороги, пока не оказался в пустом и темном зале.

Мебель, ширмы и украшения, послужившие на прошлом пиру, отсюда вынесли, а других еще не притащили. Величины же зал был такой, что здесь устраивали состязания по игре в мяч, не говоря уж о схватках по борьбе сумо.

Юкинари совершенно не понимал, где здесь выход, хотя выходов, разумеется, кроме главного, южного, было несколько.

Вдруг он услышал женский сдавленный крик.

И вспомнил – в покоях, откуда он так стремительно унес ноги, осталась женщина!

Юкинари ухватился за столб.

Ночная нечисть пришла за женщиной, за женщиной… он тут ни при чем, ни при чем… если не лезть самому – то и не тронут…

В эту минуту он вовсе не думал о том, что ему угрожает точно такая же опасность, ведь он узнал господина Отомо, а тот узнал его.

И тут он услышал шаги!

Юкинари, не дыша, прижался к резному столбу.

– Они где-то здесь, почтеннейший, – услышал он голос Фудзивара Нарихира. – Можете ли вы прочитать заклинания для призрака, который сидит за перегородкой, или вам непременно нужно его видеть?

– Заклинания у меня сильные, – отвечал незнакомый Юкинари голос, – и они сквозь каменную стену подействуют…

Тут раздался топот легких ног и, откуда не возьмись, в зале появилась красавица в светлых шелках. Длинные волосы тучей неслись за ней следом.

– Нарихира-сама! – не своим голосом заорал Юкинари. – Беги отсюда! И меня выведи! Тут нечисть!

Он сообразил, что вслед за красавицей сюда прилетят ужасные головы.

А умирать ему вовсе не хотелось.

– Какая же это нечисть? – удивился Нарихира. – Почтеннейший, что скажете?

Но заклинатель, которому было заплачено вперед, сразу понял, кто бежит к нему. А несколько человек свиты, которых Нарихира так и не удосужился сменить, все поняли по лицу заклинателя.

– Это привидение! – крикнул он. – Спасайтесь, бегите! Вставшее из могилы!.. Бегите, я вам говорю!

Слуги дружно, как один, кинулись к выходу, и первый же из них столкнулся с Бэнкеем. Монах, не разобравшись, крепко огрел его по шее левой рукой. В правой он держал посох. А перед глазами еще сверкали серебряные паутинки девятиполосной решетки Кудзи-Кири.

И тут из дальнего угла зала раздался женский визг. Бэнкей, не раздумывая, прыжками понесся туда.

Ему навстречу бежала госпожа Акико, ее сопровождал Кэнске. Старший кэрай был безоружен, но ему посчастливилось найти перекладину от занавеса, и ею он отбивался от налетающей головы.

Голова была одна – и принадлежала она погонщику быков.

Видя, что Кэнске неплохо орудует перекладиной, Бэнкей повернулся к молодым господам и свите.

– Ставьте светильники на пол и убирайтесь! – рявкнул он. – Вас мне тут еще не хватало!

Тут он увидел остальных трех Рокуро-Куби.

Прямо на него неслась оскаленная женская голова. Монах ловко отклонился – и она, пролетев, вцепилась в прекрасную шапку Фудзивара Нарихира из прозрачного накрахмаленного шелка. С шапкой в зубах она взмыла под самый потолок и сердито выплюнула ее.

Нарихира почувствовал, что ноги ему отказывают, и опустился на корточки. Юкинари подбежал к нему, споткнулся и наконец-то упал.

Бэнкей бросил на приятелей презрительный взгляд.

– Следите, чтобы светильники не гасли! Хоть это вы можете? – и закричал, обратив лицо вверх. – Эй, вы, Рокуро-Куби, все сюда! Давненько мы не встречались!

Кэнске, прикрывая собой госпожу Акико, лупил направо и налево перекладиной. Бэнкей кинулся было к нему на подмогу, но женский крик остановил его.

Красавица в призрачных шелках, сбитая с ног метким ударом под коленки, лежала на полу, а над ее нежным горлом зависла голова красавца-юноши.

Бэнкей запустил в нее посохом, словно копьем, и сам прыгнул посоху вслед.

Рокуро-Куби хотели погубить ту, что встала на краю водоема, когда они собирались слететь вниз и прикончить монаха. Они изумились, растерялись – и упустили последние мгновения тьмы. Да к тому же они были уверены, что женщина запомнила их лица. Пока Бэнкей делал второй прыжок, из мрака появилась и вторая голова. И острые ядовитые зубы почти коснулись белой шеи…

Бэнкей схватил обе головы за волосы и отступил от распростертой женщины. Очевидно, она лежала без сознания. Головы рвались из рук в разные стороны и вверх, а в это время третья, женская, изготовилась к атаке.

Монах упал на колени. Отпустить добычу он не мог, Кэнске хватало забот с головой погонщика быков. Оставалось перекатиться на спину и бить в свирепое лицо ногами.

И тут он краем глаза увидел, что лежит-то на полу уже не красавица в роскошных шелках, а Норико в своем простом синем платье. И на груди у нее – трехцветная кошка!

Пушистый оборотень прыгнул – и вцепился передними лапками в волосы надо лбом Рокуро-Куби, задними что есть сил когтя лицо. Кровь полетела во все стороны.

– Держись, кошка! – радостно завопил Бэнкей. Собрав все силы, он треснул головы, что держал в руках, оземь, а сам отскочил и подхватил свой посох.

Кошка и голова женщины клубком покатились по полу. Клубок распался – и Бэнкей с ужасом увидел, что у Рокуро-Куби вместо глаз – кровавые пятна…

Ослепшее чудовище с криком взмыло ввысь, ударилось о потолочную балку, опять понеслось вниз, и длинные волосы летели следом.

– Лети над полом! – прорычал господин Отомо. – Сбей и погаси светильники!

– Берегите огонь! – крикнул и Бэнкей, но от молодых придворных было мало проку. Они остались вдвоем, потому что слуги, легче и проще одетые, успели выметнуться, заклинатель уже давно исчез, а молодые господа с перепугу не могли выпутаться из своих роскошных одеяний, к тому же Фудзивара Нарихира прицепил к поясу длинный шлейф, который окончательно их стреножил.

Слепая окровавленная голова пронеслась над самым полом и смела волосами один из светильников. Юкинари смог только сжаться в комок, чтобы увернуться от оскаленного рта.

– Если мы останемся в темноте, мы пропадем! Пробивайся к светильникам, старший кэрай! – приказал Бэнкей.

– Я не могу бросить женщину! – отвечал Кэнске. Он прижал госпожу Акико спиной к стене и отбивался, как мог, от головы погонщика быков.

– Кошка!.. Хоть ты!.. – взмолился Бэнкей. Он не мог отойти от распростертой на полу Норико. Он мог только отбиваться от двух налетающих голов, господина Отомо и его красавца-внука, пока ослепшая внучка с визгом носилась над самым полом.

Кошка поняла – она погналась за слепой головой, прыгнула – и, не рассчитав, вцепилась в длинные, метущие по полу волосы. Запутавшись в них, она поехала по полу, как если бы запрягла Рокуро-Куби в открытую повозку.

И тут Норико открыла глаза.

Несколько секунд она смотрела на побоище, приоткрыв рот. Девушка перестала осознавать себя в уютных дамских покоях дворца Кокидэн – а оказалась вдруг в каком-то бескрайнем зале, где летали человеческие головы и лилась кровь!

Норико резко села, а потом и вскочила на ноги.

– Стой! – крикнул Бэнкей, опасаясь, чтобы она с перепуга не кинулась, куда глаза глядят, как раз на ядовитые зубы Рокуро-Куби. – Стой!

– Ко мне, Норико! – позвал Кэнске. – Монах, если ты прикроешь нас, я выведу женщин отсюда!

– А эти две обезьяны?! – Бэнкей мотнул головой в сторону молодых господ и треснул посохом по лбу господина Отоми. Обычная человеческая голова от такого удара могла и расколоться надвое, но у Рокуро-Куби, очевидно, кости делались крепче камня. Старик только взвыл, грянулся оземь и, взлетая вверх, чуть не вцепился зубами в подбородок Бэнкею.

Надо отдать должное Норико – выросшая на севере девушка, повидавшая и осаду усадьбы дикими варварами, и перестрелки в горах, сразу нашла себе в бою место. Она кинулась к светильникам – и успела как раз вовремя,чтобы наподдать ногой голову красавца-юноши, попытавшегося сбить и загасить огоньки. Но еще один из светильников потух.

Юноша налетел еще раз – и Норико отбила ногой нацеленный в горло Нарихира удар.

– Факел! – вдруг сообразил Бэнкей. – Делайте факелы!

Госпожа Акико стала срывать с себя богатое одеяние, подбитое ватой, и сматывать его в ком. Норико тем временем бесстрашно погналась за слепой головой.

– Ты с ума сошла, девчонка! – завопил Кэнске. – Тебя укусят!

– Не укусят! – отвечала Норико, схватив кошку и отодрав ее от Рокуро-Куби вместе с клочьями волос. – Мне господин велел смотреть за госпожой кошкой! Я и смотрю!

Вдруг раздался резкий свист, такой пронзительный, что у людей заложило уши. Это был сигнал – все четыре Рокуро-Куби взмыли вверх и зависли чуть ниже потолочных балок, образовав круг, лицами наружу.

– Вы нас видели, вы должны умереть, вы нас видели, вы должны умереть! – прорычал господин Отомо – и принялся повторять нараспев: – Вы нас видели, вы должны умереть!..

Круг колыхнулся и завертелся наподобие колеса, сперва медленно, затем все быстрее, и совершенно невозможно стало понять, что бубнят себе под нос мчащиеся Рокуро-Куби.

Бэнкей напряг слух – он единственный мог разобрать, что там твердят чудовища, потому что лишь ему дала силы и обострила чувства решетка Кудзи-Кири. Кэнске же, не особо вникая в тайный смысл этого жуткого хоровода, взял у госпожи Акико свернутое в ком одеяние, насадил его на перекладину и поджег от светильника.

– Держите, – не глядя, сунул он факел придворной даме. – А вы вставайте, молодые господа. Неровен час, опять тут свалка начнется… Попробуем прорваться.

Госпожа Акико взяла факел одной рукой, а другой притянула к себе Норико. Девушка двумя руками еле удерживала разъяренную кошку.

– Бегите! – вдруг не своим голосом закричал Бэнкей. Он первым понял, что творят там, под высоким потолком, эти обезумевшие от тупой злости Рокуро-Куби.

Они читали опасные, умножающие во много раз их возможности заклинания, которые могли подействовать с необычайной силой – и уложить самих заклинателей в долгий, столетний, ежели не более сон. Очевидно, господин Отомо рассчитывал справиться с людьми и успеть со своим семейством домой, чтобы наутро их всех приняли за умерших и похоронили.

Бэнкей не знал, каким образом люди становятся Рокуро-Куби, получают они определенный запас колдовской силы на весь срок жизни, или же всякий раз могут пополнять ее. Но заклинания такого рода были ему известны.

Четыре головы разлетелись во все стороны из своего безумного хоровода и зависли в четырех углах зала. А затем с визгом кинулись на людей. Бэнкей только успел заметить, что их зубы превратились в тигриные клыки, а лица налились ужасающей синевой.

Кэнске, не успев поднять молодых господ, отбил факелом две головы подряд, Бэнкей сразу же разбросал посохом две другие головы, и тут стало ясно – чудовища вовсе не хотели на сей раз кусать людей, они налетели, чтобы задуть огонь.

Никогда еще Бэнкей не видел, чтобы из человеческого рта исходил ледяной ветер. Изящные дворцовые светильники погасли, сделанный на скорую руку и не пропитанный ничем горючим факел – тоже. Люди остались в темноте.

Монаху давала остроту зрения девятиполосная решетка. Кошка видела в темноте, потому что она кошка.

А остальные перестали понимать, куда подевались свирепые Рокуро-Куби.

Бэнкей увидел, что сражаться может только он один. Чудовища уже знали, что низко летать не стоит – кошка может выцарапать глаза. Значит, они будут нападать только сверху.

– Крути перекладину над головой, – приказал Бэнкей старшему кэраю. – Пусть женщины прижмутся к тебе.

Сам он уже высмотрел, где под самым потолком едва заметно светятся четыре голубоватые точки.

Раздался свист. Заклинания дали Рокуро-Куби неслыханную скорость. Вскрикнула госпожа Акико – неизвестно чья голова, налетев, вцепилась ей в плечо.

Но на даме было несколько плотных платьев, складки ткани забили Рокуро-Кубо зубастую пасть, да и Норико догадалась – отпустила кошку, и та располосовала когтями правую половину лица чудовища. Оно выплюнуло ткань и взмыло под самый потолок, а кошка прыгнула на пол, чтобы не улететь вместе с Рокуро-Куби.

– Долго мы так не продержимся, – сказал Бэнкей. – Хорошенький же Путь придумал мне отец-настоятель! Нужно разбегаться всем в разные стороны – может, хоть кто-то успеет выскочить.

– Никто ничего не успеет, – возразил Кэнске. – И ничего хорошего из этого не выйдет, кроме клыков в затылке…

Рокуро-Куби, тихо посовещавшись вверху, изобрели новую тактику. Они опять завели хоровод, опять ускорили его зо предела, так, что в четном мраке возникло светящееся кольцо, и это кольцо спустилось вниз, окружив Бэнкея, Кэнске, Норико, Акико, молодых господ и кошку.

– Они сожмут кольцо и вцепятся в нас одновременно! – разгадав замысел, крикнул Бэнкей. – Прорываемся! Хоть кто-нибудь спасется!

Рокуро-Куби уже неслись вплотную к людям, волосы слепого чудовища задевали человеческие лица.

И тут снаружи раздалось хлопанье огромных крыльев.

Верхняя створка ситоми с треском оторвалась и в зал, как всегда – ногами вперед, влетел Остронос.

На поясе, скрытом под жесткими перьями, у него висела круглая корзина.

Не ожидавшие такого гостя Рокуро-Куби разлетелись кто куда.

– Сюда, Бэнкей! – заорал тэнгу. – Вот то, что тебе нужно! Зеркало!

– Направь сам! – сразу поняв, что такое приволок в корзине тэнгу, крикнул Бэнкей. – Я не могу…

– И я не могу!.. – отцепляя привязанную к корзине крышку, отвечал Остронос. – Оно жжется… А пошел ты!..

Это уже относилось к голове красавца-юноши, спикировавшей на Тэнгу из-под самых потолочных балок. Остронос рубанул голову крылом поперек лица и, судя по крику, перебил ей нос.

– Тряпки!.. – завопил Бэнкей. – Здесь же полно тряпок!

И тут Фудзивара Нарихира пережил величайшее в жизни унижение. Тэнгу без всякого почтения сорвал с него тщательно уложенный красивыми складками, а теперь скомканный шлейф, выдернул ткань из-под Юкинари и, замотав себе то ли руку, а то ли крыло, выхватил из корзины небольшой сверкающий диск.