Текст книги "Безымянные Истории. Том 1"

Одним лишь взглядом

Есть вещи, полноценность и глубину которых нельзя облечь в плен и клетку слов. Есть то, что можно ощутить, притронуться душой, понять и пережить. Представить полноту и смысл этого в словах безмерно сложно. Если вообще возможно.

Открыв глаза, готовая вновь посмотреть на незнакомца, схлестнуться взглядом, чтобы просто показать – не каждый взгляд поймет… она увидела Его. Чуть постаревшее за годы их разлуки лицо, с таким достоинством несущее новые морщинки. И глаза, которые смотрят с грустью, и с гордостью на нее.

В груди из сердца вырвался не просто вздох, а, даже, больше – крик души, от которого перехватило дух.

Он здесь… все накатилось разом – целое цунами из воспоминаний, печали, любви…

И смущение сковало их обоих.

– Привет… – смущенный взгляд, еле заметная улыбка.

– Привет. Ты выглядишь сногсшибательно!

– Я скучала…

– И я скучал… Уж столько лет прошло…

– Немало… Я часто вспоминаю о тебе.

– И я не мог забыть. Ни дня не проходило…

– Я… – сама собой она лишь потянулась, и он ответил, протянув к ней руки и сжав ладони так, что тут же стало жарко.

– Я так горжусь тобой… – и взгляд его наполнен влагой, которой он боялся, приходя сюда. – Ты молодец.

– Спасибо… – все, что душило ее, прорвалось потоком слез. Так многое хотелось рассказать, но…

Руки расцепились сами собой. Нельзя, чтоб это длилось долго… Ведь так сильно желание вновь прикоснуться, ощутить тепло и всю любовь… Ведь оба знают – есть еще любовь в сердцах обоих. Друг друга они любят до сих пор, хотя годами не видели друг друга.

Всего одна минута, но за ней – вся гамма чувств, и столько смысла во взглядах Двух, что были друг для друга утешением, вдохновением, любимым…

Из полутора тысяч взглядов… лишь один единственный наполнит сердце чем-то большим. Один, и только он один такой – родной, и близкий, неповторимый…

Увидев этот диалог без слов, проникшись им, любой из окружающих эту пару не мог не ощутить, не мог не подумать… «А возможно ли такое…»

И только единицы не побоялись хотя бы на мгновение представить – смогли бы и они так же любить. И говорить без слов.

Такое встретишь очень редко, и только единицы действительно касаются такой любви – далекой, нереальной… вечной.

Горечь

Стоило им переступить порог, и он менялся в худшую сторону. С тех пор, как они были вместе, она почти каждый день наблюдала эту перемену – плотно стиснутые зубы, свирепый взгляд, спрятанный под солнцезащитными очками… И ни прикосновения, ни улыбки – он шел отгородившись от всего мира, включая Её. Все вокруг – враги, и никак иначе.

В такие моменты девушка чахла – в душе поднималось злой, черной пеной непонимание, смешанное с горечью и печалью. Ей уже были знакомы эти ощущения, и она породнилась с ними, поглотила их и растворилась в этом пепле.

С сочувствием она смотрела на другие пары, которые сразу вызывали мысль «Они вместе». Но когда взгляд возвращался к ее любимому, или падал на их отражение в окне вагона метро… сердце рассыпалось на мелкие кусочки.

Со стороны можно было бы сказать, что они – хорошие знакомые, или друзья… но пара?!

Не было у них того маленького мирка, состоявшего из них двоих – там, где все пары прячутся от внешнего мира. Они всегда были как бы по отдельности…

Он часто говорил, что ему нужно время…

Но сколько времени она ему уже дала? Очень много…

Большинство людей за эти годы и месяцы, проведенные с кем-то, перестали бы съедать себя изнутри, противясь всему хорошему, что ПРИСУТСТВУЕТ в их жизни.

Время – не лекарь. Время – враг всему, что предлагают безвозмездно, желая получить в ответ лишь тепло, любовь и ласку.

Рано или поздно, не видя ответа на все старания… силы иссякнут.

Так творилось и с ней.

Она уже была готова отпустить его навсегда – в поток бесконечного времени, что составляет вечность, чтобы он, наконец, смог для себя что-то решить.

Любить меньше она его не станет. Но когда-нибудь она просто смирится, что счастье ей не суждено.

А ведь оно было так близко… все эти годы – ему надо было только протянуть руку, коснуться, обнять, улыбнуться в ответ…

Именно так, как он вел себя на людях с его так называемыми друзьями и подругами. Но не с ней…

46 и 2

– Вдохновлено песней группы Tool – «46 and 2»

Я сижу на мостовой, прислоненным спиной к шершавой стене старого здания. Холодное утро оставляет росу на губах, но я не в силах вырваться из плена ослабших мускулов своего тела. Я не могу слизнуть влагу.

Вокруг меня собираются тени, они мои единственные попутчики. Я бежал от них, они преследовали меня долгие годы. Я даже ползал в поисках объедков. Но я всегда хотел жить. Я и сейчас хочу жить.

Надо покопаться в своих застаревших мышцах и найти нужную мускульную память. Отзвук долгих прожитых лет.

Тени растут и множатся. Скидывают кожу, чтобы вновь измениться.

Я вспоминаю: я полз по холодной земле. Я знаю и вижу – мои тени изменяются, принимая истинные облики темных и страшных созданий.

А я уже полз на животе из последних сил. Туда, куда никогда не желал попасть.

Тени шепчутся. Они обещают перемены. Очищающие и обновляющие. Такие желанные. Я хочу измениться. Чтобы ушла неуверенность окружающих меня сумасшедших иллюзий. Я хочу окунуться в изменения, ощутить метаморфозу тела. Пришло мое время.

Надо прислушаться к мышечной памяти, сосредоточиться на воспоминаниях, что мне удалось вызвать в затуманенном разуме. 46 и 2.

Я выбираю жизнь, я выбираю слезы и страдания человека. Я выбираю крики и выживание. Я за выбор, не навязанный кем-то…

Передо мной маячит знак с красными цифрами – 46 и 2.

Я за сложности жизни, со всем, что может в этом крыться. Я за все то, чем вы уже не сможете насладиться.

Тени нависают надо мной, жаждут переступить сквозь меня в этот мир, размягчая старую броню моего разума. Тени надеяться, что я отступлю и позволю им прорваться.

46 и 2 – совсем недалеко…

Надо всего лишь шагнуть навстречу тени, сквозь нее.

Я сделаю все, чтобы сделать этот шаг…

Тяжелые веки медленно приоткрылись. Медсестра, менявшая пациенту капельницу, заметила движение его глаз и склонилась проверить его состояние. Увидев реакцию зрачка, девушка улыбнулась. Пусть лежащий на койке мужчина, найденный умирающим на улице, и был пациентом психиатрического отделения, но ей, все-таки, было жаль его.

А мужчина лежал и осознанно смотрел на дверь с табличкой «Палата 462».

Смерть на улицах…

Чуть скрипнули старые петли железной двери подъезда, и девушка вышла в морозный день. Вдохнув полной грудью, она поправила наушники, и включила музыку. Ворвавшиеся в ее голову ноты вызвали у нее легкую улыбку – она была готова к дороге до работы.

Легкий морозец покусывал кожу лица, щипал легкие. Привычные здания, остановка, ларек с цветами… Но в этом обычном мире, девушка вдруг осознала, что окружающие ее люди очень странно выглядят – за густыми мехами полушубков и шуб, за куртками и пальто скрывались… трупы. Скелеты, обтянутые высохшей кожей, и раздувшиеся, разлагающиеся зловонные трупы. Желтушная кожа с сине-зелеными прожилками капилляров и вен, глаза – мертвые и водянистые… Выпадающие волосы, язвы и сочащиеся слизью нарывы, изломанные ногти…

Окружающий ее мир казался отвратительным торжеством смерти в самом ее чистом виде.

Забравшись в маршрутку, девушка увидела перекошенное злобой разлагающееся отвисшее лицо старухи с омерзительной сине-зеленой мертвой кожей.

Хотелось что-то сказать – по старой привычке, когда было не все равно что все эти трупы думали о ней. Но сейчас… она просто криво усмехнулась, и вслушалась в переливы музыки, играющей в наушниках. Каждая нота вызывала сладостную негу в теле, словно ласки самого изысканного любовника…

Доехав до метро, девушка упругим шагом шла своей дорогой, подавляя приступы тошноты. Зайдя в очередную «труповозку», она встала отдельно от всех – в сторонке. Вокруг нее ехали – каждый по своим делам – разлагающиеся трупы и ссохшиеся скелеты. И все они смотрели на нее – кто с ненавистью, кто с отвращением. У кого-то из них были еще целые глаза, кто-то лишь одним из уцелевших, а кто-то и вовсе пустыми глазницами…

Но девушка не боялась, и, даже, не обращала на них никакого внимания. Ей было все равно – потому что ей это стало уже привычным.

Наконец, доехав до нужной остановки, она вышла из метро, минуя очень удивленного демона, стоявшего у самых дверей, и упругим шагом – в такт звучащей в наушниках музыки – направилась к месту работы.

Совсем не хотелось думать что ждало ее на работе. Лишь бы все эти ужасы исчезли и вместо трупов снова виделись бы обычные люди…

Повернув на нужную ей набережную, девушка заметила еще одного демона – гораздо сильнее тех, что встречались ей по пути на работу. И, к тому же, он имел невероятные размеры – скрываясь за пушистым белым облаком, этот демон осматривал свои владения. Высокий, вылепленный из чистых воздушных потоков и неведомой силы, он был до безумия красив – мощные ноги, мускулистый торс с сильными руками, пальцы которых венчали аккуратные когти, животной красоты голова, увенчанная гладкими изогнутыми рогами.

В него можно было даже влюбиться, если бы не…

Концерт только для меня

Темнота медленно расступается под прожекторами. Лучи света освещают их – вся группа готова, в жилах с кровью течет раж. Вступает барабанная установка, за ней следуют гитара и бас. Мелодия обретает очертания, набирает обороты. Драйв.

Я на концерте, но кроме группы и меня, тут никого нет. Сбылась мечта. Я и они. Я буду слушать и внимать их музыку, глотать ее, как воду – сладкую, прохладную.

Вот они – вся группа. От и до…

Они смотрят на меня. А я – на них.

Мы связаны через музыку. На их лицах улыбки. Я тоже улыбаюсь.

Время теряется в этих потоках мелодий.

И, все же, вот заканчивается что-то. И нужно уходить. Не хочется, но нужно. Есть дела, есть жизнь. Но я вернусь. И они ко мне вернутся. И снова будут играть только для меня одной.

Мой личный концертный зал. Всегда под рукой. Доступен.

Открыв глаза, я возвращаюсь в мир. И плеер снова занимает место на полке с другими вещами.

Особняк

Ноги сами принесли меня к этому месту – порой стоит довериться им, чтобы они направили тебя туда, куда тебе попасть суждено…

Огромные высокие ворота казались и красивыми, и зловещими одновременно – старинная ковка потрясала красотой, но каждый завиток был увенчан шипом, словно давно почивший хозяин этого особняка не желал, чтобы хоть кто-то потревожил его покой. Коснувшись створки ворот, я задела один из таких шипов, которые посчитала уже затупившимися от ржавчины и времени. Однако, он оказался как и прежде острым, вспоров рукав моей куртки, словно бумагу.

Толкнув створку, я обнаружила, что та, хоть и скрипнула, не отворится – ворота были заперты металлическим засовом с внутренней стороны, и открыть их не представлялось возможным.

Заглянув между прутьев и шипов, я увидела вдали особняк. Он был огромен и, вне всякого сомнения, некогда был великолепен в своей изысканной красоте. Но теперь многочисленные трещины пересекали его стены, штукатурка давно облетела, а несколько колонн, поддерживающих балкон второго этажа, и вовсе упали…

Какая-то чарующая мрачность была в этом строении. Даже с такого расстояния ощущалось, что он многие годы назад был гордостью некоей богатой семьи, и что в его пределах справлялись праздники и свадьбы, когда-то бегали дети, а взрослые сидели с книгами и улыбались подрастающему поколению…

Улыбнувшись таким мыслям, мне непременно захотелось попасть внутрь и осмотреть то, что могло остаться с тех пор.

Хотя я отчетливо понимала, что за годы запустения его не только могли разграбить, но и сильно замусорить всяческим хламом, любопытство взяло верх, и я осмотрела ворота еще раз в поисках способа преодолеть их.

Поняв, что единственный шанс оказаться на территории заброшенного дома – это перелезть через стену по украшенной резными узорами колонне, я перекинула ремень своей сумки через плечо и осторожно сделала первые несколько шагов навстречу этому волнующему приключению.

Выступы на колонне оказались достаточно крепкими, и вскоре я оказалась на вершине. Осмотревшись еще раз, мне удалось понять, что, вероятно, этот дом стоит здесь гораздо дольше, чем кажется при первом взгляде – справа вдали виднелись остатки древних склепов и надгробных камней.

Аккуратно спустившись на землю, я первым делом направилась к этому семейному кладбищу, так как давно питала слабость к специфической мрачной красоте подобных мест.

Мертвые скелеты деревьев темнели над камнями с осыпавшимися именами и датами. Кое-где иссушенные временем растения сковали в своих когда-то крепких объятиях некоторые надгробия. Смотря на это, я ощутила какую-то щемящую тоску и желание положить на каждый камень по цветку, которых, впрочем, здесь было невозможно найти. Некоторые статуи привлекали внимание больше – например, я заметила среди остатков кустов статую женщины небесной красоты. Она прижимала к груди руки с платком, а по ее лицу текла одинокая слеза. Такой искусной работы каменщика я никогда не видела. Запомнился мне и склеп, украшенный взвившимися на дыбы конями, четырьмя колоннами, поддерживающими классическую крышу, на коньке которой красовался обломок – вероятно, когда-то его украшала какая-нибудь каменная фигурка, со временем упавшая и разбившаяся. Однако среди такой мрачной красоты встречались и такие надгробия и склепы, которые вызывали какое-то странное, неприятное ощущение. Словно изображенные на них лица давно почивших людей или резные фигуры были живыми и наблюдали за мной…

Обнаружив, что между этих склепов и надгробий все-таки есть дорожка, я нашла путь до самого особняка – стоило выйти с территории кладбища, и дорожку обозначили стоявшие по обе стороны статуи и фигуры. Где-то стояли два античных вазона, где-то – амазонки, на поясах которых висели пустые ножны от мечей, но головы и руки давно отломились от их туловищ, и они стали походить на статую Венеры Милосской, которую я когда-то видела в музее.

Подходя к особняку, я уже поняла, что в его стенах творилась история, и что немало тайн могут хранить эти окна и комнаты… Но, кроме того, я увидела, что, оказывается, дом немного просел – словно грунт под ним оказался мягче, чем предполагали строители. А, может, его целенаправленно строили в низине?!

Две колонны – некогда белые – стояли на краю, где когда-то останавливались кареты и господа, разодетые в пышные платья и шитые на заказ костюмы, спускались на камень, чтобы пройти в шикарный дом…

Четыре пары колонны вели непосредственно к дверям – широкий проем темнел, так как сами двери давно сгнили. Но стоило ступить на крыльцо этого особняка, как меня охватило странное чувство – мне почудилось, что весь дом пропитан запахом смерти – кисло-сладким, густым, обволакивающим.

Шагнув внутрь, я увидела первый зал. Наверное, когда-то он был красив собой, и вмещал в себя сливки общества. Хозяева, должно быть, часто принимали роскошно разодетых гостей, стены помнили висевшие на них картины и лепнину…

Но куда все это делось, и почему особняк стал таким заброшенным, никому не нужным и… больным?!

Сквозь разбитые некогда окна почти совсем не проникал свет – казалось, тьма стала хозяином этого особняка, каждой его клеточки и каждого уголка… И стоило зайти глубже, как началось ощущение, что за мной кто-то неотступно следует…

Ускоряя шаги по хрустящим осколкам прошлого, я то и дело натыкалась на намертво вросшие в стены двери – старые, как сам особняк, но отнюдь не хрупкие, не желающие поддаваться и открывать мне скрытые за ними тайны.

С каждым проведенным в этом доме мгновением создавалось впечатление, словно меня кто-то вел – туда, куда нужно было именно ему… вовсе не мне.

Наконец, я напоролась на тупик – мне больше некуда было идти. В воздухе возник гнилостный запах, еще больше сгустивший неприятное ощущение от этого дома. И что же я искала в его стенах?! Что привело меня туда, где ни за что не должен появляться человек?

Мерзкий хриплый шепот прозвучал совсем близко – слова было не разобрать, но звучал он зловеще. Волна липких мурашек скользнула по спине, заставляя обернуться и напрячь все свое зрение в поисках чьего-либо присутствия. Однако тьма скрывала в себе того, кто это мог быть. Или, возможно, это было лишь игрой моего воображения – немудрено, что при таком окружении можно себе надумать разного рода ужасов.

Тем не менее, ощутив себя крайне неуютно, я решила возвращаться. И вдруг поняла, что если войдя в особняк я хоть что-то видела – тьма вовсе не казалась мне настолько непроглядной, как когда я смотрела внутрь сквозь открытую дверь… то теперь тьма была почти непроглядной…

Размытых очертаний потерянных во времени предметов я больше не различала… не видела и осколков с всяческими остатками от мебели и украшений под ногами – теперь я была в кромешной тьме. Осторожно переставляя ноги, я знала – все же во тьме кто-то есть… кто-то, чей злобный взгляд ощущался всем моим телом. Кто-то, кто жаждал оказаться рядом…

Я не могла даже думать о том, что мог желать этот скрытый во тьме человек… Хотя… а был ли это вообще человек? Может, этот дом не просто так стоит заброшенный не одно десятилетие – может, в его стенах живет некое зло?! Или призрак, жестоко разбирающийся с нарушителями его покоя? Как бы то ни было – опасность стала ощущаться более четко. Привыкшая доверять своим предчувствиям, я ускорила шаг, и вскоре вовсе перешла на бег.

Спасала фотографическая память – мозг сам собой вспоминал где были дыры и провалы под ногами… где следовало прижаться к стене, чтобы не споткнуться об обвалившуюся балку, некогда поддерживающую потолок…

Дыхание сбилось, в ушах застучало сердце… Все тело – напряженное до предела, внезапно ощутило прикосновение холодных, словно сама смерть, костлявых пальцев к плечу. Но если раньше прикосновения были совсем легкими и едва заметными, то сейчас это было жесткое касание – словно кто-то хотел схватить меня.

Услышав собственный вскрик, я устремилась дальше – к спасительному выходу. Отвратительная вонь и мерзкий шипящий шепот сопровождали меня по пятам.

Казалось, что выход уже должен был показаться, но что-то было не так… словно коридоры удлинились, не желая выпускать меня из своего плена… Но вот, внезапно, я распознала легкий шорох деревьев, и как будто бы потянуло свежим воздухом.

Услышав за спиной громкий яростный шепот: «Не уйдешь!», я вовремя бросилась вперед, но… чьи-то руки сильно толкнули меня в спину, и я полетела кубарем на пол. Спасло то, что я успела подскочить на ноги, сделав кувырок через плечо. А впереди уже блеснул спасительный свет – оставалось совсем немного. Не чувствуя ног, подгоняемая невероятно странным ощущением, что стоит мне помедлить, и я пропала, я заставляла себя бежать и не оборачиваться.

«Нет! Ты моя!» – прохрипел незнакомец за моей спиной, и его костистые пальцы скользнули по моей спине, оставляя ноющие болью полосы. Что-то теплое потекло по спине к крестцу. Наотмашь ударив рукой, я ощутила сопротивление, и что-то отлетело в сторону и с грохотом упало на кучу обломков того, что некогда было шкафом. Злобное шипение разнеслось по коридору, болью ударившее по ушам.

Я, наконец, достигла дверей и выскочила наружу. Солнце тут же приняло меня в теплые объятия, и я обернулась, посмотрев в темный провал дверей.

Мой преследователь достиг их и, оставаясь в тени, зашипел.

На тусклом отсвете солнца, падающего сквозь какую-то щель, я видела только его ноги – мощные, в грубых штанах темно-серого цвета… и одну из его рук, стиснувшуюся в кулак – то была лишенная плоти кисть, не более того.

Дрожа в лучах успокаивающего меня солнца, я без страха смотрела на него, и во мне разливалось чувство торжества.

И, все же, этому чудовищу удалось поселить в меня страх…

Я стояла на солнце, и начинала торжественно смеяться, как вдруг он злобно зашипел и на долю мгновения шагнул в свет, заливающий дом снаружи, показав свой облик.

Из моей глотки вырвался вопль ужаса, я шарахнулась назад и, оступившись, упала на желто-серую пыль. В панике отползая, я кое-как заставила себя подскочить на ноги и броситься прочь…

По щекам текли теплые слезы, спина нещадно болела, но я бежала до тех пор, пока не оказалась перед старинными кованными воротами. Словно кошка вскочив на высокую, густо украшенную узорами колонну, я принялась карабкаться вверх – только бы оказаться вне досягаемости этого кошмара.

Оказавшись по ту сторону ворот, я не смогла убежать далеко, и упала на колени в пыль… Из глаз все так же катились слезы, руки дрожали, ноги больше не могли нести вес моего тела.

Но, по крайней мере, я была в безопасности…

Долго я сидела так, пока не осмелилась обернутся лицом к особняку.

Далеко от ворот стоял этот старый дом – трещины пересекали его стены, штукатурка давно облетела, несколько колонн, поддерживающих балкон второго этажа, упали…

Темный провал парадных дверей пустовал. Но все тот же злобный взгляд сквозь тьму ощущался всем моим существом… И меня вновь бросило в дрожь.