Текст книги "Безымянные Истории. Том 1"

Цветы для мертвых

Девушка вышла из такси и с болью посмотрела на огромные готические ворота, которые были распахнуты настежь. Заржавевшие петли створок поскрипывали каждый раз, когда плетеных решеток касался ветер. Тихий шорох ветра в редких, опадающих желтых листьях лишь усиливал гнетущее впечатление.

Тяжелые низкие тучи темного серого цвета предупреждали, что вот-вот прорвутся и пустят из своих набухших тел холодный дождь.

Листопад золотым дождем орошал широкую дорожку, выложенную камнем, скрашивая мрачную тишину старого кладбища.

– Цветы для мертвых? – вдруг раздалось сбоку, и девушка даже дрогнула, вскрикнув от неожиданности. Она и не заметила, как к ней кто-то подошел.

Обернувшись к говорившему, девушка увидела немолодую цыганку, на руке которой висела крупная корзинка с красивыми темно-красными розами. Цыганка всмотрелась в глаза девушки и спросила снова:

– Цветы для мертвых?

– Я не… – девушка мотнула головой, и снова посмотрела на широкую аллею, тянущуюся внутрь кладбища.

– Пожалуйста, девушка, возьмите цветы для мертвых… – настойчиво произнесла цыганка, протягивая девушке самый крупный и тугой бутон розы. – Мертвые любят дары… Мертвые помнят… Они все помнят… Возьми цветок для умершего любимого…

Девушка уже приняла протянутый цветок, когда осознала сказанное. Подняв взгляд, она внезапно поняла, что перед ней никого нет. Осмотревшись, девушка с ужасом осознала, что цыганки нигде нет. По старой привычке, приобретенной в большом городе, девушка тут же проверила содержимое своей сумочки и карманов. Однако ничего не пропало – все было на месте.

– Эй!!! – закричала девушка, вновь осматриваясь в поисках цыганки. – Сколько я должна за розу?

Она долго оглядывалась вокруг, однако так и не нашла ни единого следа женщины.

– Спасибо! – все же крикнула в пустоту девушка, посмотрев на прекрасную розу, оставшуюся в ее руке.

Она направилась сквозь ворота по дорожке. Опавшие листья шуршали под ее ногами, отвлекая от вида заросших мхом старых захоронений с потертыми надписями. Она никогда не любила это мрачное место, заставляющее вспоминать про смерть. Точнее – помнить трагическое происшествие, которое отняло у нее жениха несколько лет назад. Утрата любимого мужчины тяжело сказалась на ее отношению к окружающим и миру – исчезли жизнерадостность и целеустремленность, пропало желание улыбаться.

Пока она шла по знакомой дорожке к холодному серому камню надгробия, в ее мыслях вновь и вновь крутились подробности тех ужасных дней, когда из жизни ушел ее любимый. И как только она оказалась у его могилы, маска спокойной печали упала с ее лица, и на глазах появились первые слезы.

– Прости меня… – сорвалось с ее дрожащих губ. – Прости, что так долго не приходила к тебе…

Она медленно присела и осторожно коснулась камня кончиками пальцев. Несколько мгновений спустя она положила розу на надгробие, и, закрыв глаза, принялась нашептывать что-то. Со стороны выглядело так, будто она молилась, но время от времени с ее губ слетали тихие вздохи с улыбками – девушка шептала свои воспоминания камню и лежащему под ним человеку.

Она сидела так долго – забыв про холодный ветер и мрачную тишину кладбища. Она сидела так до того момента, как начался дождь – легкий, ленивый…

Поднявшись, девушка попрощалась, смотря в пустоту, и направилась прочь. Запахнув плащ плотнее, чтобы не простудиться, она ускорила шаг.

А за ее спиной ветер касался лепестков розы, сдувая с них мелкие капельки дождя.

К надгробию подошел высокий молодой человек, и, задумчиво улыбаясь вслед удаляющейся девушке, поднял розу и вдохнул ее аромат.

– Спасибо, милая… – выдохнул он несколько долгих мгновений спустя. – Я знаю, что ты не забываешь меня…

Усиливающийся дождь бил тяжелыми каплями холодной воды по листьям, траве, камням надгробий. Однако молодой человек, стоявший посреди кладбища с розой в руке, был абсолютно сухим, не тронутым дождем. Капли пролетали мимо, летели сквозь его тело, хотя он казался реальным – материальным, словно живой человек.

А лицо этого призрака, хоть и сохраняло легкую бледность – все же было лицом, изображенным на фотографии надгробия, у которого всего несколько минут назад плакала и шептала что-то девушка.

– Я люблю тебя… – прошептал призрак молодого человека.

Запах

Девушка прижалась к молодому человеку и тихонько втянула аромат его кожи. Чуть пряный запах, обильно смешанный с запахом металла и угольной пыли, возбуждал девушку до безумия. Ей очень нравился этот запах – запах кожи того, с кем она вовсе и не собиралась начинать серьезные отношения.

Они лежали в одной постели – уже несколько дней подряд она ночевала у него, но еще ни разу он не дал себе воли что-либо сделать, чтобы овладеть ею. Он тихо лежал рядом – то прижмется, грея теплом своего тела, то приобнимет, спасая от нападавших на девушку кошмаров.

Днем они расставались – она шла домой, а он – на работу. Снова творить из кусков металла настоящие шедевры ручной ковки…

Она восхищалась его силой, упорством, непредсказуемостью.

Он дарил ей свою компанию, стараясь помочь справиться с тоской, черной змеей сжавшую ее сердце после разрыва с мужчиной, которого она считала своим единственным.

Она любила смотреть на него, когда он задумывался. Ведь у него тоже были когда-то отношения. Он и вовсе был официально женат. Но потом что-то пошло наперекосяк. И теперь, единожды обжегшись, Он старался просто жить, наслаждаясь каждым моментом, а не настраивать серьезные отношения с женщинами.

И она тоже стала наслаждаться жизнью – он помогал ей, просто присутствуя рядом. Иногда он подходил к ней, прижимался всем телом, обдавая ее запахом металла, и ей становилось как-то тепло и хорошо, она понимала – он поможет, поднимет настроение, поддержит…

А потом как-то ночью она вдруг поняла, что этот молодой человек, источающий холодный, до безумия приятный запах металла – не просто друг…

Осколок

Яркие блики отражающегося от стекла солнца больно били по глазам. Разбитая в мелкие осколки красота зеленой россыпью лежала на полу.

Девушка тяжело вздохнула, сожалея о том, что не успела вовремя остановить ослепленную глупой яростью руку… Она лишь стояла и наблюдала, как ее свекровь разбивает хрупкую красоту вазы.

Теперь девушка осталась одна на кухне, и в душе ее была печаль. Присев на корточки, она принялась аккуратно собирать осколки. Нежные ловкие руки быстро собрали крупные кусочки стекла, а затем и более мелкие, и так до тех пор, пока девушка не удостоверилась в том, что не осталось ни единое стёклышко. А потом она тщательно пропылесосила полы и… постаралась забыть произошедшее.

А он… он лежал в одиночестве – маленький, почти что жалкий – и мечтал о мести. Заряженный чужой яростью, он лелеял надежду о том, что когда его найдут, он безжалостно вонзится в плоть и причинит немалый вред. Он оставит глубокую рану, которая, без сомнения, загноится из-за накопившейся на Мстителе грязи.

Это будет чистая месть.

Стеклянная.

Вещи тоже умеют мстить…

Что-то обдумывая, девушка приподняла коробку, ища взглядом закатившуюся под нее бисерину. Однако вместо крошечной бусины, она тут же увидела зеленый осколок стекла. В памяти воскресла картина уничтожения вазы из темно-зеленого стекла. Простенькая и незатейливая, она была очаровательна. Девушка с печалью вздохнула и потянулась за осколком. Тонкие острые грани, не потерявшие остроты, резко впились в плоть, словно осколок специально извернулся и дернулся чтобы вонзиться в руку. Девушка лишь чуть заметно покривилась и, поднеся руку к свету, принялась осторожно извлекать осколок.

Она вспоминала вазу до каждой детали. Она вспомнила, как любила этот чистый, глубокий зеленый цвет стекла, и ценила эту красоту самой обычной, казалось бы, вещи…

Не та… не та рука! Нет той злости! Нет того отпечатка энергии! Как же я мог так ошибиться?! ПОВЕРЬ, Я НЕ ХОТЕЛ!!!

Вещи тоже умеют сожалеть…

Преданный

Травы вокруг пахли мириадами запахов. Ветер шелестел по колосьям созревавших трав, срывая с их кончиков незаметные глазу капельки ароматов и унося их ввысь – к высокому ночному небу, сверкавшему яркими бриллиантами звезд на темных бархатных простынях.

С губ капала кровь, дыхание с хрипом пробивалось в легкие, причиняя неимоверную боль переломанным ребрам. Туман застилал глаза, и разум уже не желал подчиняться от нахлынувших на тщедушное маленькое тело страданий. Но он шагал вперед. Шаг за шагом… по тонким, едва уловимым для кровоточащего носа, нитям запахов. Родных, знакомых…

В какой-то момент он обнаружил себя лежащим на травах, оставляя на изумрудных продолговатых листьях рубины капелек крови. Усилием воли – всего, что осталось у этого создания – он снова встал и направился дальше. Сквозь высокие травы, колышущиеся на ветру и шепчущие ему непрестанно – «Не сдавайся, ты совсем близко» он видел далекие огоньки жилых домов.

Спасение было так близко и неимоверно далеко, и он старался изо всех сил – превозмочь боль, шагать, не смотря ни на потерю крови, ни на жестокую боль, ни на стискивающие его тело холодные объятия близящейся смерти.

Время текло – неумолимо и долго, словно за один вздох пролетали столетия, пока он делал шаг за шагом, вливая чистую волю в ослабшие мышцы, чтобы они продолжали нести его вперед – к заветной цели.

Очередной шаг канул в пустоту – он не заметил небольшой рытвины на своем пути – в глазах давно двоилось, и тьма ночи казалась почти непроглядной. Если бы не огоньки домов, он давно прекратил бы сопротивляться Костлявой, неотступно шагающей следом за ним все это время.

Он долго лежал, тяжело дыша, и не в силах снова подняться с земли, быстро терявшей тепло осеннего солнца, все еще гревшего днем. Как давно наступила ночь, он не знал, и не желал даже гадать.

Перед слипающимися веками проплыла картина дома: мягкий, уютный диван, запах выпечки, и звуки какой-то программы, доносящиеся из экрана большого телевизора… и голоса. Добрые, ласковые, любимые голоса семьи. Не всегда дружной, но всепрощающей, и готовой поддержать в любое мгновение.

Это придало ему сил, и он заставил снова встать и шагать вперед. Ведь он знал – они ждут его. Не могут не ждать…

Оставалось лишь дойти до огоньков их родного дачного поселка. Там, где люди – там будет помощь. И он сможет вернуться к своим близким.

* * *

Небольшой двухэтажный домик больше походил на коттедж, чем на дачу, куда люди приезжали лишь отдыхать. Свет горел только в одной комнате – в зале, где сидели по креслам и стульям, несколько человек.

На диване, обхватив руками голову, сгорбился в отчаянии высокий мужчина, сдерживающий себя от малейшего движения. Рядом лежала его жена, пряча заплаканное лицо в подушке. На креслах сидели их дети – сын и дочь – не менее расстроенные. Девочка – совсем еще маленькая, всего шести лет от роду, и вовсе всхлипывала, утирая текущие слезы мокрой и скользкой ладошкой.

Тихая вибрация сотового одного из друзей семьи, сидевшего с приятелем на стульях, вырвала мужчин из оцепенения.

– Да? – голос приятеля семьи дрогнул, когда он ответил на вызов. Несколько долгих мгновений молчания, и взгляд обеспокоенных глаз обратился к главе семьи. – Нашли?

Дрогнули все: дети подскочили на ноги, напряженные до предела, мать семейства сжалась сильнее на диване, а ее супруг поднялся и шагнул к друзьям, не в силах вымолвить и слова.

Скинув вызов, его друг медленно встал на ноги и кивнул в сторону двери.

Мужчины вышли, оставив семью на попечение второго приятеля, и между ними прошелестели всего несколько слов, прежде чем глава семьи сорвался бегом к входной двери и выбежал в ночь.

Он бежал что есть сил – по хорошей дороге, до самой сторожки, откуда звонил старый дедушка, верно и честно отрабатывающий свои деньги. Всегда дружелюбно улыбавшийся дедок никогда не пил, и еженощно обходил по периметру их поселок, отгоняя хулиганов грозно выглядящим обрезом, и немаленьким армейским ножом, оставшимся у него после службы.

Дед встретил запыхавшегося и бледного мужчину взглядом, полным боли и сострадания.

– Я нашел его… – тихо проговорил дед. – Но я не думаю…

– Где он??? – закричал мужчина, с трудом пытаясь отдышаться.

Дед поднял дрожащую руку и указал в сторожку, и мужчина тут же ринулся внутрь.

На лежаке – простом и непримечательном – лежал пес. Дед кое-как перевязал рану на груди собаки, и белая ткань бинтов обагрялась кровью, расползающейся отвратительным пятном на груди белого, с коричневыми пятнами на ушах, кобеля.

Рухнув у лежака, который не пожалел для раненого пса дедок, мужчина сглотнул ком, и ощутил, как по щекам потекли слезы.

Пес приоткрыл глаз и мужчина заметил, как во взгляде его любимца – питомца их семьи – блеснуло узнавание. Хвост пса вяло вильнул, и рухнул на лежак, но грудь упорной собаки продолжала неравномерно вздыматься и опадать – пес не желал сдаваться.

– Все будет хорошо… – гладил его по щеке мужчина. – Я обещаю.

Пес не мог ни скулить, ни вилять хвостом – он просто лежал и радовался, что собачий бог был сегодня на его стороне, и он все-таки дошел – к своим родным, домой…

Высоко на небе выглянула из-за одинокого облачка полная луна и к ней взвилась тоскливая и долгая песнь всех собак в округе – они присоединяли свои молитвы к голосам людей. Пес засыпал, слушая эту песнь и понимая – все действительно будет хорошо.

Письмо Бывшей

Привет, Любимый…

Я знаю, что это письмо не дойдет до адресата. Ты не поймешь, ведь тебе давно уже все равно – и на меня, и на наши совместные воспоминания.

А ведь когда-то было все прекрасно: были ты и я, прогулки, посиделки дома… Помнишь? Мы все делали вместе – особенно приятно было просто лежать рядом под теплым пледом, грея друг друга долгими осенними вечерами.

Но потом ты вдруг стал подолгу оставаться на работе… я верно ждала тебя, но когда ты возвращался, то мы все меньше проводили вместе…

И однажды ты просто взял и бросил меня, а в наш дом привел Ее.

Но знаешь… все в прошлом.

Да, я все еще люблю тебя, и в моем сердце до сих пор теплится искра счастья, когда я тебя вижу на улице. Ты не замечаешь этого – я наблюдаю издалека, чтобы не попадаться тебе на глаза, а ты слишком занят своей новой жизнью. В такие моменты я вспоминаю обо всех тех замечательных мгновениях, проведенных с тобой, и, несмотря на укол тоски в душе, я рада за тебя, честно.

Я давно простила тебя и уже не испытываю жгучую злость, видя тебя рядом с ней – ведь она смогла дать тебе гораздо больше, чем я. И – не люби ты ее – ты не бросил бы меня.

Ну а я… что я? Не волнуйся за меня.

Пусть я забыла что такое спать в теплой мягкой постели и запах шампуня, ем лишь объедки – да и то, не всегда… Мне все равно, что вместо уютного дома у меня простая картонная коробка под мостом, и каждый ненастный день у меня все сильнее ломит суставы, а тело все чаще одолевает слабость.

Зато ТЫ счастлив, и это главное для меня.

Знай, что я люблю тебя, и буду любить до последнего вздоха!

– Твоя Собака

Сновидение

Ночь наползла густой тенью, скрыв очертания всех предметов, находящихся в квартире. Тишина, зависшая над постелью, прерывалась лишь тихим сопением спящего парня и зависшей на грани сна девушки. Она честно пыталась заснуть после долгого, изнурительного рабочего дня, но организм вел собственную жизнь, и с наступлением ночи начал говорить ей о своем недовольстве.

Да, давно ей не было ТАК плохо.

Мышечные спазмы возникали и уходили – то чуть ощутимые, то внезапно скручивающие ее юное тело в узел, от которого она вновь просыпалась и тихонько – чтобы не разбудить любимого – стонала в подушку от боли.

Несколько часов длился уже этот кошмар, не позволявший ей ни заснуть, ни, даже, выпить болеутоляющего – выпитые накануне таблетки попросту вышли обратно.

Наконец, наступил момент, когда находившаяся в полубессознательном состоянии девушка, перекатилась вновь на бок и расслышала едва слышные шаги: «цок-цок-цок» – коготки мягких пушистых лап пса поцокали по кафелю прихожей и ступили на ковер в спальне, полностью поглотивший звук шагов.

Девушка ощутила, как небольшое тельце прыгнуло к ней и улеглось у самого бока. Неосознанным жестом девушка погладила загривок уткнувшегося ей в плечо носом пса.

Тепло текло по телу, согревая крутящие от боли мышцы, расслабляя их, погружая в глубокий сон.

Он дождался, когда девушка заснет, лизнул ее в щеку, и растаял, словно туман.

Некогда – пес, теперь – привидение.

Когда-то домашний любимец, а сейчас – приносящий сновидения.

Гостья

Все началось в высокой арке на входе в обширное королевство. Темная земля, из которой росла странная темно-зеленая трава, казавшаяся почти черной, шуршала от легкого, сладкого ветра, несущего странное смешение запахов прелой листвы и надвигающейся осени. Приятная прохлада окружала со всех сторон, облекая в некое подобие мягкого кокона.

Арка темнела на фоне лилового низкого неба – яркие блики заходящего за высокие горы солнца вызывали резь в глазах. Место было красивым, но мрачным – чем-то на грани понимания обычного человека, чаще всего ограниченного понятиями зла и добра, не замечавшего множество самых разных оттенков – у каждого своя истина, каждый имеет Право на что-то.

Равнина тянулась в даль, зазывая странным очарованием то ли воющего по-особому ветра, то ли вслед за шуршанием травы, темными волнами опадающей под прикосновениями ветра.

Небо заволокло облаками – низкие тучи грозили разверзнуться ливнем – холодным и долгим, но пока… было время, чтобы насладиться затишьем.

Легкий шаг по ковру из упругих и толстых стебельков сочной травы – она кажется странной. Не такой, как должна бы расти в этом месте темном и мрачном.

Тропинка появляется скоро – узкой змейкой, плавно разраставшейся в уверенную широкую тропу, ведущую между холмами к деревьям, черные стволы которых скрывали массивом старого леса дорогу – ровную и мощенную камнем, да настолько широкую, что на ней могли без проблем разъехаться две широких повозки, запряженные четверкой лошадей. Такие дороги говорили о богатстве королевств, и их развитой структуре, однако…

Дорога уже зарастала – лес брал свое, отвоевывая захваченное строителями дороги место. Еще только начиная наваливаться на каменные плиты жирным плодородным телом земли, лес рано или поздно поглотит плиты, скрывая их под хитросплетением корней и веток, под густым ковром травы и павших листьев… Когда-нибудь… столетия спустя, но не сейчас – пока еще хранилась ровная поверхность, по которой свободно и легко передвигаться – будь то пешком, верхом на лошади или в карете.

И шаг за шагом по чуть блестящим плитам – куда-то, откуда еле слышен зов. И что-то вязкое, дурное, охватывает душу, стискивая разум в крепкой хватке страха.

Предчувствие… плохое…

Но дорога тянется вперед, и остается следовать, рассматривая в накатывающей тьме ночи – густой и тяжкой – далекий город… Остатки от руин когда-то, видимо, прекрасного творения чьих-то рук. Высокие стены замка, широкий ров, и башни, устремленные к низким небесам – все надгрызено, разорено, забыто…

Этот темный призрак – эти кости города – зовут, и зов этот настолько сильный, что ноги сами по себе несут навстречу – сквозь парные башни, крепкие ворота, нещадно битые безжалостной судьбой. Сквозь дыры на подвесном мосту – пробитыми в осаде, без сомнений. Суровое напоминание войны…

Холодные глазницы зданий дарили дискомфорт, представляясь подвижными тенями умерших людей. И ветер завывал иначе, скрипя покошенными вывесками давно мертвых торгашей; хрустели под ногами осколки жизней – стекло и черепки от глиняных сосудов; вокруг царила только тишина – мертвее некуда.

Стены зданий покосились от времени, на них росли разрывы трещин – крошились кирпичи и плиты, рассыпались статуи, падали колонны.

Мертвый и забытый город – но что-то было в нем, и это что-то так звало, что из души тянулась в мир какая-то тихая нота, разрывавшая печалью и тоской. Болело сердце, ноги несли навстречу зову – или тяжкой судьбе…

По улочкам, между домов и зданий – вперед – к высоким грозным башням замка, стоявшего на вершине широкого холма.

Вороны – хоть кто-то жив среди всей этой смерти. Но – молча стаями сидят по стенам, взирая на фигурку среди костей истории блестящими бусинками черных глаз. Их не тревожит присутствие человека – им все равно – они царят среди руин.

Наконец-то замок – громада камня, много толстых прочных стен, не выдержавших некогда напора. Все мертво, заброшенно, забыто…

Площадь, целая конюшня, бараки обгоревшие, то тут, то там – какие-то кости. А зов ведет все дальше – в самое сердце этих руин – во тьму Дворца, где призраки завывают между древних стен.

Чуть тускло освещенный коридор за главным Залом – высокие оконца пропускают блеклый свет луны и звезд. И эхо – гулкое, почти бесконечное – гуляло в хитросплетении разных помещений – больших и маленьких, открытых и сокрытых механизмом от невооруженных глаз. Тянулись залы, появлялись спальни, везде остатками валялись щепки от мебели и осколки ваз. Обрывками из штор и гобеленов тянули свои лапы тени к пришедшему в этот замок гостю.

Шорох тонкого плаща – среди поскрипываний замка казался нарушением тишины, царившей здесь веками. Идя по коридорам, фигурка горбилась от осознания своего одиночества и страха, но чем ближе становилась цель – тем выше поднималась голова и расправлялись плечи, готовясь к долгожданной встрече.

Две створки, блестящие белым, чуть надколотые сверху – словно от удара палицы гиганта – полу-фреска, изображенная резцом по гладкому молочному камню, ставшему после завершения работы шикарными дверями. Картина изображала битву – высокий воин в шипастой короне и тяжелых доспехах опускал в ударе двуручный меч на кажущегося таким крохотным по сравнению с ним воина, закрывшего себя щитом. Противостояние двух по духу сильных воинов. История помнит кто победил…

Касание – и створки бесшумно раскрываются проемом темным, ведущим широкими ступенями куда-то вниз. Становится прохладней, и спокойней – во тьме нет никого, лишь Зов сильнее стискивает в своих жестоких пальцах. Постепенно вниз – в глубокие пещеры подземелья, скрытого под городом еще одного города – туннели и пещеры, полные сокровищ самых разных. Залы с книгами, коридоры статуй, фресок и картин – все так, как некогда оставили смотрители – законсервированное в вечной прохладе темноты. Истории народа – древнего, ушедшего после той всеобъемлющей войны…

И вот он, наконец – тот зал искомый, откуда Зов кричал сквозь тьму веков к единственной из целей – к сердцу гостьи, явившейся к нему.

А все это было в Крипте – не слишком маленький, но и не большой зал, высеченный в камне – в породе красного, с прожилками агата, камня. А посреди – того же камня саркофаг, на крышке которого изображенный рыцарь казался спящим. Высокий, статный воин в тяжелых доспехах скрещивал руки на груди, стиснув рукоять огромного меча, вдетого в кулаки статуи намертво неведомым скульптором-трудягой. Шедевр работы несомненен, привлекая взгляд деталями и множеством тех черт, которые обычно собирают образ любого человека – царапина на щитке грудной пластины, кольцо на пальце одной из латных перчаток, глаза сквозь щель забрала…

– Ты звал, и я пришла… – касание тонких пальцев по скульптуре похоже на мимолетную ласку. – Но я уйду…

В тяжелом полусумраке старой крипты блеснула искорка – из камня саркофага, где под латными перчатками должно было быть сердце.

И вновь, как много раз в тысячелетия, зал озаряется не только светом, но и шепотом живой души…