Текст книги "Единственная для бандита"

Глава 19. Лина

Лежу на простынях разомлевшая и уставшая от ласки. Леона нет рядом, но его голос до сих пор звучит ко мне, как струна, дрожащая звонко и сильно. Я слышу этот звон до сих пор и просто ни о чём не думаю. Наслаждаюсь моментом тишины и спокойствия. Прислушиваюсь к толчкам и едва ощутимым вибрациям нашего с Леоном малыша.

Сынишка растёт день ото дня. Мой любимый сыночек. Моя сладкая кроха. Ему только предстоит родиться, но я почему-то уверена, что у него будут глаза отца. Маленькая копия Леона. Желанный наследник семьи Моретти.

Только сейчас, при этих словах я резко вспоминаю, как всё начиналось и сажусь на кровати. Тревога колет сердце острой булавкой. Я пришла к Леону только для того, чтобы спасти любимого парня. Но совсем недавно я прокричала эти три слова итальянскому мафиози. Я сказала ему, что люблю его…

Боже. Неужели я влюблена? Остро, сильно и безвозвратно. Я ношу под сердцем его ребёнка, желанного наследника. Думаю о горячем, роковом мужчине постоянно, не могу надолго перестать думать о Леоне. Он – мой наркотик, моё проклятие и… погибель.

Как я могу остаться с ним и бросить всё?! Придётся оставить сестру и бывшего парня. Холодный пот прошибает меня насквозь.

Бывший. Парень.

В какой момент Серёжа стал бывшим и… нелюбимым?

О, как я могла отдать своё сердце и душу на растерзание развратному мафиози?! Как?! Я же постоянно одёргивала себя и даже в мыслях обрубала ростки чувств. Но… сердцу не прикажешь. Оно рвётся к этому мужчине. Только к нему. Навстречу. Леон поработил мою волю и заставил сгорать в огне экстаза, любви и желания быть с ним. Откровенно. Без обмана. Сердцем к сердцу.

Признаться ему, что шпионила?!

Как?!

Чёрт побери… Умолчать и остаться? Но тогда жизнь Серёжи, его кровь будет на моей совести. Из-за меня, из-за моей похотливой натуры убьют невиновного человека. Серёжа виноват только в том, что связался не с той девушкой. На мне лежит клеймо неудач и печать проклятия.

Боюсь, я никогда не стану счастливой. Ни в одном из вариантов.

Если я останусь с Леоном, буду корить себя за то, что стала причиной смерти Серёжи. Я не смогу жить с грузом этой вины. Я каждую секунду буду проклинать себя и считать убийцей.

Что будет, если я откажу Леону? О нет, даже подумать об этом страшно и больно! В сердце как будто вонзают острый, ржавый кинжал, проворачивая раз за разом. Эти ужасные мысли уничтожают меня. Снова и снова. Оставить Леону малышу и… уехать? С карманами, полными денег? Но при этом разрушить всю его жизнь?! Ведь рано или поздно похитители снова выйдут на связь. Они затаились и выжидают. Но я не верю, что они так просто сдались… Нет. Скорее всего, они готовят новую пакость и новые кабальные условия для меня, гнусной предательницы, осмелившейся полюбить опасного криминального авторитета, за которым мне приходилось шпионить.

Что сделает со мной Леон, если узнает правду?

Внезапно мой живот каменеет и становится тугим, до сильной рези. Я кричу от сильных болей. Корчусь на кровати. Меня прошибает ледяным потом. Я прижимаю руки к животу и хриплю:

– На помощь… На помощь… Лу-у-у-ука-а-а-а…

Страшная агония скручивает меня в позу эмбриона. От боли я прикусываю губы до крови. Молю небеса, чтобы этот ад закончился, как можно быстрее. Боже, помоги мне!

* * *

– Тише, девочка моя. Bella, всё хорошо. Я рядом.

Сильные, знойные пальцы Леона Моретти скользят по моему лицу, принося облегчение и прохладу? Он здесь? Со мной? Как он появился?

Я ничего не понимаю. Лицо любимого мужчины расплывается. Я едва могу различать предметы. Они покачиваются. Пол и потолок, стены. Всё крутится, как в адской карусели. Мне так плохо…

Лба снова касается что-то прохладное. Леон бережно вытирает мой лоб и рычит на итальянском кому-то:

– Быстрее, тупой уёбок! Доставь нас в больницу! Живо…

– Здесь ограничение по скорости. Я и так нарушаю, – оправдывается мужчина.

– Я ограничу время твоей жизни! Прямо сейчас… – слышится сухой щелчок. Леон приставляет пистолет к голове водителя.

Машина тотчас же делает рывок вперёд. Меня начинает мутить. Рвёт. Леон поворачивает голову набок, помогая мне избавиться от рвоты.

– Прости… – извиняюсь за испорченные модные брюки. Меня стошнило прямиком на них. Дорогой костюм испорчен моей рвотой.

– Ничего страшного, bella! – в голосе Моретти слышится страх. Искренний и сильный страх. – Мы уже здесь… На материке. В городе. Тебя везут в клинику. В самую лучшую клинику, слышишь? Ты не потеряешь нашего малыша. Ни за что…

Леон гладит меня по волосам и мешает русские слова с итальянскими. Сильная резь снова скручивает мой живот. Я едва не вою в голос, как раненое животное, но следом накатывает пустота. Из меня будто вытрясли внутренности, вынули, все, до единого, органы. Я едва соображаю, что творю. Цепляюсь за сильные пальцы Леона, пытаясь приподняться.

– Лежи! – останавливает меня мужчина гневным рыком. – Тебе нельзя двигаться. Я виноват… Бля. Этот остров. Еда. Жара… Нет должного наблюдения. Я виноват. Тебя нельзя было заставлять…

– Нет-нет, ты ни при чём. Это я виновата. Сама! – хриплю, по вискам струится холодный пот. – Бог наказывает меня за ложь. Я предала тебя. Предала. Это наказание. Если я умру, позаботься о сыне!

– Молчи! Ты бредишь! У тебя жар! – накрывает мои губы ладонью.

Жар? Какой ещё жар? Мне холодно. Как в могиле. Конечности леденеют…

* * *

– Как она? Как чувствует себя Лина? – подскакиваю к врачу.

Всё до боли повторяется. Меня словно вышвыривает в прошлое. Мы снова находимся в клинике. Только на этот раз всё куда серьёзнее.

– Угроза выкидыша миновала, – успокаивает меня врач. – Но Алине Поляковой нужно будет находиться под наблюдением как минимум две недели. Исключительно постельный режим. Нельзя вставать, минимум движений. Исключить любой стресс…

– Что с ребёнком? Что с моим сыном?

– Мать и ребёнок в надёжных руках, – успокаивает меня гинеколог. – Я – заведующий всем отделением. Осматривал Алину лично.

На этот раз меня даже не волнует, что Лину осматривал мужчина. Говорят, он лучший в этот деле. Пусть смотрит хоть сам чёрт или дьявол, лишь бы спасли мою крошку и нашего малыша.

– Но я бы посоветовал вам следить за её состоянием более пристально. Я вижу, что режим был нарушен. Девушка не из нашей страны, верно? Резкая перемена климата, беременность… – качает головой. – Питание, языковая среда, обстановка в доме. Всё это стресс не только для нервной системы. Знаете ли вы, синьор, какие колоссальные нагрузки испытывает организм женщины во время беременности? Её сердце бьётся за двоих. Лёгкие дышат за двоих. Вынашивание ребёнка – чудесное время, но трудное для матери малыша. Это прекрасное таинство и не стоит обременять его, делая невыносимым…

Я киваю. Да. Да. Да. Если надо будет выстелить дорогу до моего дома лепестками роз, я это сделаю. Лишь бы Лина не пострадала.

– Что я могу сделать?

– Вы можете помолиться?

– Чё, бля?

Бранное слово слетает с моих губ на русском языке. Я нахожусь в лучшем медицинском центре, а мне советуют молиться?! Шарлатаны, за что я вам отваливаю горы бабла?!

– Молитва поможет не вашей девушке, – снисходительно отвечает врач, заметив следы бешенства на моём лице. – Она поможет вам. Успокойтесь, примите ситуацию, сделайте верные выводы. Вашей девушке ещё только предстоит пройти роды. У неё узкий таз. Могут быть осложнения. Если будете взвинчены, вы уже сейчас ничем не поможете ни ей, ни себе. Помолитесь, привнесите покой в свою душу. Возвращайтесь к своей девушке с улыбкой на лице, поддерживая твёрдой рукой и в спокойном состоянии. Ваш стресс не должен отражаться на ней. Успокойтесь. Угроза миновала. Сейчас покой – это главное требование.

Врач сжимает плечо на прощание и уходит. Последние слова кажутся мне лишними. Но потом я замечаю, как трясутся мои пальцы. В отражении зеркала в туалете оглядываю себя – всклоченный, потный, грязный, в испорченном костюме. Прилетел сразу же, как только Лука сообщил о приступе болей у Лины.

Чартерный рейс. Прямиком сюда. Плевать на необходимость маскировки и все прочие проблемы… Обратный перелёт и поездка в клинику показались мне бесконечным адом!

Главное – жизнь Лины и малыша.

Мне не хочется покидать стены клиники ни на секунду. Но в коридоре меня дожидается дед. По его виду понятно, что глава семьи уже переговорил с врачом и принял к сведению всё сказанное.

– Ну? – требовательно смотрит на меня из-под кустистых бровей.

– Мне посоветовали молиться, – кривлюсь я.

– Так иди и делай. Только не забудь переодеться. Выглядишь, как помойный отброс и трясущийся от страха педик, – цедит сквозь зубы Алонзо.

Несмотря на то, что синьор Алонзо – мой дед, мне хочется врезать ему по старой, наглой, циничной морде.

– Тебе дали хороший совет. Выполни его. И реши проблему, – поворачивается ко мне спиной, не опасаясь, что я ударю его.

Нет. Я не нападаю со спины. Тем более, на старшего мужчину из моей семьи. Ни за что. Плетусь за дедом на выход.

– Кстати, представители семейки Росси уже сцепились. Сегодня горел дом двоюродного брата Фабио. Я так же слышал о перестрелке в ресторане на пьяцца Навона… – безразлично говорит Алонзо, залезая в лимузин. Немного покряхтывает и показывает тростью подальше. – Туда. Не садись ко мне ближе. Трясёшься за свою чикиту, малец? Подумай о словах врача. Никакого стресса. Если ты не способен оградить моего правнука от стресса, я сам займусь этим. Гораздо более успешно, чем ты!

– Что? На что это ты намекаешь, старый хрыч? – взвиваюсь от бешенства.

– Я хочу видеть и наблюдать, как растёт мой Габриэль.

– Охуеть! – уже не стараюсь подбирать выражения. – Ты уже и выбрал имя моему сыну?! Без меня?!

– Ты забываешь о том, что имена мальчикам-первенцам в семьях дают старшие. Я назвал тебя, назову и твоего сына. Твоё дело – избавить русскую от стресса. Я понимаю, что этой хрупкой девочке не по нраву ни шпионские игры, ни маскировка, ни… твоя жена. Да-да… Я уже вижу, как Фели плюётся ядом, – усмехается дед.

Фели. Супруга. Я с трудом вспоминаю, что женат. Она вечно шляется где-то, а в последнее время пропадает всё чаще, но тратит всё больше и больше. Как будто тратя баснословные суммы, заполнит в себе пустоту.

– Её поведение отвратительно. Недопустимо! – повышает голос дед. – Мне донесли, что она плясала, как полуголая потаскуха, в клубе твоего приятеля, и позорила фамилию Джианни. Проблема в том, что тень ложится и на нашу семью.

– Да. Я знаю, – сжимаю челюсти. – Я начну переговоры о разводе.

– Дева Мария. Наконец-то он отрастил себе яйца! – насмешливо отзывается Алонзо.

– Очень смешно! Ты женил меня на Фелиции Джианни! Именно ты…

– Да. Но в то время мы не знали, что нам подсунули бракованную дырку, – вздыхает дед. – Теперь, когда у меня есть наследник, мне плевать, что станет с Фели. Если бы она вела себя тихо… Если бы! – подчёркивает Алонзо. – Но она словно с цепи сорвалась. Думаю, Фели подозревает, что русская жива. В общем, решай проблему. Я скажу своё слово.

– Джианни будут недовольны. Или больше всех недоволен будешь ты сам, а? – уточняю я. – Ведь они потребуют нехилую компенсацию за развод!

– Я подсказал тебе направление и пообещал поддержать. Всё остальное – твои проблемы. Решай их, Леон, по-мужски. Немедля!

– Хорошо.

До конца поездки я замолкаю. Лимузин останавливается во дворе поместья.

– И всё-таки посети собор, Леон, – советует мне дед.

– Некогда! – перепрыгиваю через ступеньку, поднимаясь наверх. – Я поговорю с Фели немедленно и позвоню её семье.

Едва приведя себя в порядок, спрашиваю у прислуги, где Фелиция. Слуги переглядываются, пожимая плечами. В доме жены нет, её телефон не отвечает. Не успеваю подумать о том, чтобы разыскать законную супругу, как раздаётся звонок.

На экране высвечивается имя – Эрнесто Ринальди. Кто это? Не сразу вспоминаю, что так зовут ищейку. Бывший военный. Увы, мои собственные поиски виновника в смерти Марио Росси ни к чему не привели. Мне посоветовали этого человека. Он берёт дорого, работает не быстро, но кропотливо, находит искомое из-под земли – так говорили.

– Добрый вечер, синьор.

Вечер? Уже вечер. Чёрт побери… Последние сутки пролетели, как в дыму, как в пьяном угаре. Я наливаю себе виски и выхожу на балкон. Отсюда хорошо виден бассейн. Поверхность воды играет серебристыми бликами от света фонарей во дворе поместья.

– Добрый вечер, Эрнесто. Надеюсь, ты не зря отнимаешь у меня время?

– Нет, синьор. Я нашёл того, кто отравил вашего приятеля. Должен сказать, это было непросто. Наёмник очень хорош. Его услуги стоят недешёво. Он умеет заметать следы. Именно поэтому вы сами не смогли найти его…

– Хорошо. Ближе к делу, Эрнесто. Наёмник… Это может означать лишь то, что он не сам пожелал убить Марио Росси. Верно?

– Вы правы, – издаёт тихий смех. – За наёмниками всегда стоят заказчики.

– Ну же… Не томи! – рычу от нетерпения, опрокидывая в себя спиртное.

Моё внимание привлекает цоканье каблуков. Как будто пьяная лошадь устало переставляет копыта по брусчатке. Вглядываюсь в сгущающиеся сумерки, опираясь о перила балкона.

Фелиция. Её высокая фигура появляется с противоположной стороны бассейна. Она уже вернулась с суточного кутежа? Что ж… Похоже, мне придётся дождаться, пока она протрезвеет. Ведь в таком состоянии жена вряд ли сможет назвать даже своё имя. Законная супруга? Вот это пьяное в дым тело, что-то напевающее себе под нос?

Фели заплетается, её шатает из стороны в сторону. Она подходит слишком близко к кромке бассейна.

– … поговорил с ним.

– Извини, Эрнесто, я отвлёкся, – возвращаюсь к разговору.

– Я нашёл его. Поговорил. Я умею разговаривать с такими людьми, – безразлично говорит Эрнесто. – Наёмник назвал мне имя заказчика и цель. Правильную цель.

– Имя! – требую я.

– Марио Росси стал случайной жертвой. Отправить на тот свет хотели не его. Отравить хотели девушку, Алину Полякову…

Пластик телефона трещит в моих руках. Да, я подозревал, что всё именно так! Да, тысячу раз да! Но… узнать, услышать это вживую – значит, открыть кровоточащую рану. Наполниться злостью и яростью за считанные мгновения!

– Заказчик – Фелиция Джианни, – произносит Эрнесто.

Рычу. Всё-таки в отравлении виновата законная жена. Тупая, брехливая, алчная сука. Тварь, недостойная жизни. Сколько… сколько зла она могла причинить?! Сколько боли уже причинила? И продолжает гадить, мразь.

Я едва слышу, что говорит Эрнесто. Он излагает подробности: как нашёл виновника и сразу же предлагает свои услуги по устранению неугодных мне людей.

– Я могу работать аккуратно, не оставляя следов, – говорит он.

В это время я прожигаю взглядом, полным ненависти, фигуру Фелиции. Внезапно она дёргается всем телом, смотрит в мою сторону. Смотрит прямиком на меня, будто знает, догадывается, что её вывели на чистую воду. Жена останавливается, споткнувшись, и движется в обратную сторону. Движение вышло слишком резким. Фелиция покачивается на высоченных каблуках. Длинное, в пол платье, опутывает её ноги, мешаясь. Она просто поскальзывается на гладкой плитке.

Слышится её истошный визг. Фели взмахивает руками в падении. Так нелепо. Так смешно. Так… опасно. Ведь она стоит у самого края бассейна. Пьяная, не умеющая держать тело ровно и прямо.

Проходит всего лишь какой-то жалкий миг. Но для меня он растягивается в вечности. Я вижу, как жена падает. Наблюдаю за каждым движением. Фелиция падает вниз грузным мешком и ударяется головой о край бассейна.

Короткий, истошный крик Фели обрывается громким всплеском. Жена рухнула в воду.

Секунда. Вторая. Вода пляшет бликами света и успокаивается. На краю бассейна расплывается кровавое пятно. Бирюзовая вода окрашивается красным.

Я стою. Возможно, Фели раскроила свой череп. Но если постараться, если поспешить, её можно спасти. Можно вытащить из бассейна. Можно сделать всё по-людски.

Но…

Фелиция уже тонет. Вода наполняет её лёгкие, а я не шевелюсь. Я просто смотрю, как окрашивается вода и становится спокойной, смыкаясь над безвольным телом Фелиции.

Я не чувствую почти ничего. Только сожалею, что виски в бокале кончилось слишком быстро.

Глава 20. Лина

Вот я и дома. Дома? Ох, это выходит само собой! Я уже до такой степени привыкла к усадьбе Моретти, что по глупости в мыслях ляпнула самой же себе, что его дом – мой. Но мой дом в России. Рядом с Катей. И… Серёжей.

Сейчас я прогуливаюсь по саду, наслаждаясь хорошей погодой, красотой и уютом красочного сада, но меня внезапно охватывает паническая тоска. Приходится даже опереться рукой о ствол тернистого дерева и сделать несколько успокоительных выдохов.

Серёжа. Как он? Боже. Я вдруг резко замираю, в висках чувствую прострел.

Странно, но я не нахожу в себе тех былых чувств, какие испытывала к Сергею до момента знакомства с Леоном. Я заигралась, вжилась в свою роль. И в один роковой миг не заметила, как влюбилась по-настоящему. Запредельно сильно. До забвения. Я пропала, утонула. В нём – в дерзком и горячем итальянском мачо. Как будто провалилась в пропасть порока, теряя себя.

Теперь я чувствую лишь мучительную жалость по отношению к Сергею. Только это. Не влечёт меня к нему, как к мужчине. Скорей всего, я отношусь к нему, как к другу. Испытываю сочувствие как к жертве, попавшей в беду. Я чувствую на себе вину и обязанность вытащить Сергея из беды. Ведь я не могу поступить иначе. Сколько мы с ним прожили вместе? Он хорошо ко мне относился. Он заботился обо мне, ухаживал должным образом. С моей стороны бросить его на произвол судьбы будет скотством.

Похитители давно меня не тревожат. Может, что-то случилось? Вдруг они отпустили Сергея, а я об этом не знаю? Телефон был долгое время выключен. Я ведь изображала из себя погибшую в ужасной аварии Алину Полякову.

Я должна признаться, но я не могу сказать Леону правду. Я боюсь и мне очень стыдно. Может быть, всё забудется? Я признаюсь. Но чуть позже. Сейчас не хочу… Не хочу портить счастье Леона. Он счастлив, он души во мне не чает. На руках носит, пылинки с меня сдувает.

Боюсь. До жути. Гнева его боюсь.

Скажу – разбужу страшный вулкан. Леон в гневе страшнее падающего на землю метеорита, весом в сто тонн. Бах! Целая планета может вспыхнуть как спичка от сокрушительного удара. Так и я могу вспыхнуть. От силы его мести в отместку за гнусное предательство.

Леон стал другим. Небо и земля. Шокирующие изменения. Когда мафиози по-настоящему почувствовал мою беременность, когда прошёл через острые моменты, когда мог меня потерять навсегда, он понял, что я важна для него не как суррогатная мать, но как любимая и единственная женщина. Его женщина. Его судьба.

Мне внутренне больно. Чувство вины лишь растёт. Но я слишком слабая. Да, я слабачка жалкая, потому что боюсь рассказать бандиту правду. Эта дрянь меня угнетает и будто скручивает канатом, устраивая провинившейся душе адские пытки.

* * *

Кардинальные перемены в моей жизни. Теперь я чувствую себя главной хозяйкой имения Моретти. В поместье нет лишних людей. Кроме меня, Леона, Алонзо есть только многочисленная прислуга. Теперь мне дышится легко и свободно. Я не чувствую ни грамма дискомфорта. Я словно в раю. Теперь мне нравится жить в поместье, нежели чем два месяца назад. По дому Моретти больше не слоняется тупой придурок Гвидо, который посылал мне свои наглые взгляды и бросал пошлые словечки, мечтая осквернить в ближайшем углу, облапав моё тело. Нет и Фелиции.

Мне немного не по себе осознавать, что и её я больше никогда не увижу.

Фелиции нет. Она умерла. Жутко. Страшно. Не верится. Её нелепая смерть шокировала всех без исключения.

В каком жестоком мире я живу! Я чувствую себя странно. Будто это я навлекла на окружающих меня людей беду.

Серёжа. Катя. Леон. Гвидо. Фелиция.

Боже. Я ведьма.

Глупости! Скоро конец второго триместра, гормоны шалят не на шутку, я должна контролировать эмоции, не позволять негативу омрачать мой разум. Малыш и так много всего вытерпел за полгода. Я каждый день молюсь о его здоровье. Эти бесконечные стрессы вытягивают из меня все силы и, конечно же, настроение. Слава небесам, с ребёночком всё хорошо. Лучший доктор Италии это подтвердил. Меня вовремя успели доставить с острова на материк. Схватки оказались ложными, а боли фантомными.

Постоянная забота и пристальное внимание быстро поставили меня на ноги. Постельный покой, витамины, правильное питание. Но Леон всё же решил перестраховаться. Пока он решал дела на родине, я находилась под наблюдением врачей почти две недели. Леон не позволил мне почему-то вернуться в усадьбу Моретти раньше. Была причина. О ней он не хотел мне рассказывать. Я заметила, что мужчина пребывает в тягостном состоянии.

Когда я вернулась в его дом, после оздоровления, я узнала немыслимую и одновременно шокирующую новость. Две недели назад Леон похоронил свою супругу. Для обеих семей смерть Фелиции была сумасшедшей неожиданностью. Слуги нашли обмякшее тело Фелиции в бассейне, на бортике которого уродливой кляксой растеклась тёмно-красная лужица крови.

Экспертиза подтвердила, что смерть Фелиции Джианни была случайной. В её крови обнаружили много алкоголя и наркотиков. Выпив, Фелиция поскользнулась на высоких каблуках, упала в бассейн, ударившись головой о бортик. Никто не услышал её криков. Несчастная потеряла сознание из-за серьёзной травмы головы и захлебнулась в воде.

Судьба поступила с девушкой жестоко. Но может быть, она заслужила эту смерть своим поведением?

Но я? Как со мной поступит судьба, когда вдруг Леон узнает правду и мой грязный секрет. Леон теперь холост. Он вдовец. Состояние погибшей супруги перешло в его руки. Значит ли это, что между нами может что-то измениться?

Отягощённая собственными не радостными мыслями, я направляюсь в свою комнату, чтобы немного вздремнуть. Мой животик значительно вырос, я чувствую, как сладко и мягко шевелится внутри моё сокровище.

Вспоминаю, когда я в первый раз почувствовала толчки малыша. Кажется, кажется это было тогда, когда Леон меня поцеловал.

Нежно. Страстно. Чувственно. Так, что пол вышибло из-под ног.

Потом Леон занялся со мной безумной любовью. Именно в тот момент, когда я билась и стонала в бешеном оргазме, я ощутила первые, но слабые, толчки ребёнка. Это было приятно. Радостно. Необычно. Как будто меня пощекотали изнутри пушистым пёрышком.

Приняв душ, я надеваю на чистое тело шёлковый халатик, блаженно вытягиваясь на кровати, беру телефон в руки. Я давно не заходила в социальные сети. Было небезопасно. Но сейчас до моей личности бандитам нет никакого дела. Все, кто желал мне смерти, мертвы.

Я клацаю по экрану, вхожу в «Инстаграм». В уведомлениях выскакивает около тринадцати не отвеченных сообщений. Сплошной спам. Я хмурюсь и листаю ленту вниз. Внезапно моё внимание привлекает сообщение от пользователя с ником @seriy_zayac.

Воспоминания ледяной бурей проносятся в голове.

Скорее всего, это просто совпадение? Но именно так я называла Серёжу, Серым Зайцем. Но это было очень давно. Задерживая выдох в лёгких, я открываю сообщение. Телефон выпадает из моих рук, когда я читаю короткое послание от закрытого аккаунта.

«Лина, маленькая… Это я. Я сбежал. Вырвался из ада. Дай мне свой номер. Хочу услышать твой голос…»

Сообщение было прислано неделю назад.

Что делать? Мамочки? Что же мне делать? Как поступить?

Я действую спонтанно. Пальцы будто сами по себе стучат по экрану, вбивая в сообщение мой номер. Отправляю. Убираю телефон. Сонливость снимает за раз.

Я падаю на кровать и просто лежу, глядя в потолок. Проходит минут двадцать. Веки тяжелеют, я закрываю глаза, засыпаю. Но сон прерывается громким всплеском ритмичной мелодии.

Я подпрыгиваю на месте, хватаю смартфон в руки. На экране мигает неизвестный номер. Я забиваюсь в угол, прикрываю рот ладонью, понижая тональность голоса до минимума, чтобы нас никто не услышал.

Сердце ускоряет ритм ударов, когда я отвечаю на звонок коротким и обрывающимся:

– Д-да.

Комната перед глазами вращается, как на смертельно опасном аттракционе. Американские горки – детская забава по сравнению с тем, что я чувствую сейчас.

– Маленькая… – осипший голос на проводе запинается.

– С-С-Серёжа? – шепчу срывающимся голосом.

– Да! Лина-а-а-а-а… Ох, мать твою! Это ты? Поверить не могу. Это ты! Ли-на. Девочка моя! Я слышу твой голос. Это п-правда ты? – хрипит, как будто у него ангина.

Он. Это он! Это правда Серёжа звонит!

Господи! Не верится! Живой! Он жив! Он выжил! Объявился, наконец!

– Се-рё-жа, – я задыхаюсь. Говорю по слогам, проглатывая буквы. – Не верю! Как т-ты… Как же так?

– Я сбежал из этого ада, – снижает свой голос до шёпота. – Не спрашивай как. Мне очень сильно повезло.

– Ублюдки! Они мучали тебя? Б-били? Голодом морили? – я заваливаюсь назад, упираясь лопатками в стену, и оседаю на пол, ноги совсем не держат моё тело.

Сергей молчит. Лишь нервно и прерывисто дышит в трубку.

– Не спрашивай. Не хочу об этом вспоминать… – молчит немного, сообщая скупо. – Твари ломали меня. Душили. Колотили, как скотину, ждущую забоя. Но сейчас всё нормально, – выдыхает.

– Где ты?

Я нажимаю на рот ладонью сильнее, сдерживая рыдания, чтобы никто ни в коем случае не услышал этот разговор.

– Я прячусь. Отсиживаюсь у надёжного друга в загородном доме. Уже почти два месяца.

– Два месяца? – переспрашиваю с некоторым шоком.

– Да, Лина. Прости, что не вышел на связь раньше. Было слишком рискованно. Тебя не хотел подставлять, в первую очередь. Нужно было дождаться, пока всё утихнет. Меня искали, носом землю рыли. Я едва дышал и прятался, как крыса, по щелям! – вздыхает. – Я не хочу тебе пугать, но было тяжело. Реально. Сколько раз я думал, что сдохну, но…

Зажимаю рыдания. Совесть внутри меня воет, как дикий, голодный зверь. Потому что мне очень жалко Серёжу. Просто жалко. Больше ничего. Как будто он – просто хороший знакомый. Серёжа для меня не чужой человек, но и не родной. Не такой ценный и любимый, как Леон, въевшийся мне под кожу, поселившийся в мыслях и в сердце.

– Я думал о тебе. О нас. Это спасало меня. Голый энтузиазм и мысли о тебе. Мечтал, как поцелую тебя и сожму крепко-крепко… А ты как, милая? Боже, любимая, если бы ты знала, как я себя ненавижу и презираю! За то, что втянул тебя в это дерьмище парашное, – в голосе Серёжи слышатся отчаянные нотки.

– Перестань! Никто из нас не виноват! Мы стали жертвами обстоятельств, – я пытаюсь не кричать, но с трудом получается. Эмоции летят в разные стороны, как бракованные бенгальские огни.

– Где ты? Я не мог до тебя дозвониться. Этот итальянский ублюдок тебя отпустил? Отпустил же, да? – спрашивает с надеждой.

Я молчу.

Вот и настал тот самый проклятый момент истины.

– Серёжа…

– Лина! – голос повышает. – Когда меня держали, то сказали, что ты… не выходила на связь. Потом сказала похитителям что-то об обстоятельствах, которые изменились. Меня едва насмерть после того не забили… Кровью срал и харкал. Думал, сдохну! Что изменилось, Лина?

Я резко дёргаюсь, отвечая на автомате:

– Были проблемы. И сейчас то-же. У меня проблемы, Серёжа. Очень серьёзные.

– Говори! Что случилось?

– Я д-думала ты знаешь. Может мерзавцы т-тебе рассказали?

– Гниды ничего мне не говорили! Они неделями держали меня в зассаном подвале! Если бы ты только знала, через какую срань я прошёл… – нагнетает грозовые интонации в голос.

– Знаю. Понимаю. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь!

– Нам нужно придумать план, как забрать тебя у итальянского гондона! Я заберу тебя к себе, малыш. Но пожить, наверное, пока придётся у Павлика в деревне. Здесь хорошо. Чистый воздух. Природа. Натуральная и полезная жратва.

– Не могу. Я… Я-я-я…

Ну как ему сказать? Сложно, чёрт! Боже!

– Лина, говори. Я не могу долго висеть на проводе. Рискованно, – сердито предупреждает.

– Я… беременна, Серёжа.

Бах. Сердце в груди врезается в рёбра и будто взрывается, разлетаясь на осколки, как снаряд.

– Беременна? – ревёт диким медведем. – Стоп. Чего? Я сейчас откинусь на месте! То есть ты… почему не сказала ничего? То есть они тебя… беременную вынудили лечь под мразь бандитскую?

– Нет! Ох, нет! – сердце грозится вылететь из груди. – Этот ребёнок… он не т-твой, – шепчу, едва не умирая. – Это ребёнок Леона. Понимаешь?

– Ах, ты блюдяшка паршивая! – я взвизгиваю, когда слышу мощный грохот на заднем плане в динамике. – Получается, пока я срал под себя, привязанный к стулу, и жрал протухшие консервы, каждый час получая по морде, ты там со своим ёбарем итальянским кувыркалась?! Пёхалась? На члене убийцы вертелась и орала во все гланды? Хорошо так оттянулась, дрянь? А? Паскуда… Ещё рожать ему собралась? ДА?! Почём пиздой детородной торгуешь, милая?!

– Нет, Сергей! Нет! – от потока грязного мата хочется спрятаться, забиться в угол, перестать дышать. – Не говори так! Серёжа, умоляю! Пойми!

– Паскуда… продажная. Я подыхал, думал о тебе, а ты в это время богатеям детей рожаешь! Пелёнки норковые приготовили уже?!

Хочется уши зажмурить. Оглохнуть и ослепнуть хочется. Исчезнуть. Навсегда. Как снег на солнце растаять. Чтобы не чувствовать тех проклятых мучений, который я чувствую прямо сейчас.

– Не говори со мной так, Серёжа! – прошу, пытаясь не повышать голос. – Ты не знаешь… Не знаешь всего!

– Не говорить с тобой так? – горько вздыхает. – Мне больно. Больно, понимаешь? Ты моё сердце в грязи утопила, глубоко в душу харкнула. Как мне после этого с тобой разговаривать? Ты залетела, да? Алина!

– Да. Но я… Но я как суррогатная мать!.. У нас контракт. Сделка. Чтобы спасти Катю.

Вру. Вру. Вру.

До пелены перед глазами.

Обманываю его. Леона и себя.

Дрянь я. Тварь. И шлюха. Трусливая овца, которая боится сказать правду. Просто тупо боится признаться!

Господи. Боже. Прости!

Стыдно мне. Страшно. Горько.

Больно душе. До сумасшествия! Как же мне больно!

Не могу. Я не могу. Сказать всю правду.

Я слабое, трусливое существо.

– Так получилось, Серёжа… Ты же помнишь, – шепчу. – Помнишь, как всё начиналось? Я ради тебя под бандита легла. Ради спасения твоей жизни, С-с-серёжа…

– Гондон натягивать не пробовала, чтобы не залететь? – зло спрашивает.

Реву в кулак, заглушая рыдания. Стараюсь не шуметь. Но как же больно… Ад в груди!

– Он не любит так.

– ЧЕГО?! Давай, расскажи мне, сколько раз за ночь он тебя на члене проворачивал, как подстилку! – злобно рычит Серёжа. – Как он тебя трахать любит… Ну же. Давай! Мне ссать было больно, чуть все яйца не отколотили… А ты расскажи, какой большой и толстый ствол у твоего богатого итальяшки.

– Всё не так… Не так. Таблетки не сработали. Это случайно получилось. И я… не смогла сделать аборт. Это же ребёнок. Не смогла убить его…

Серёжа в ответ рычит, как дикий вепрь.

– Когда Моретти узнал о ребёнке, приказал оставить. Его семье нужен наследник. Я должна родить малыша и отдать семье мафиози. А они взамен спасут Катю, оплачивают дорогостоящее лечение…