Текст книги "Будь сильным как лев. Как родителям научить своих детей противостоять буллингу"

Метод САП

С – означает выстроить связь, А – предложить альтернативу, а П – запустить перемены. Цель заключается в том, чтобы не только показать детям, что чувствуют другие, содействовать росту эмпатии (о способности к эмпатии я отдельно поговорю в следующей главе), но прежде всего, предложить им альтернативы, продемонстрировать, что ситуации могут развиваться по-разному, и таким образом в конечном итоге способствовать переменам.

С = выстроить связь

Если я вижу, что дети делают что-то, что причиняет вред другим, считаю своим долгом вмешаться и соединить предполагаемого «обидчика» с предполагаемой «жертвой». В зависимости от возраста ребят я достигаю это разными способами: детям младшего возраста (то есть примерно до 4 лет, хотя это, конечно, может варьироваться в зависимости от индивидуального развития ребенка) я озвучиваю, что, по моему мнению, чувствует другой, и подчеркиваю, что это чувство вызвали действия «обидчика». Чем младше дети, тем меньше они понимают из сказанного. Однако важно с самого раннего возраста развивать чувствительность, подчеркивая, что их действия могут иметь последствия для других. При этом важно каждый раз повторять, что негативное чувство вызывает не сам ребенок, а его действия. Стоит избегать таких фраз как: «Ты его злишь». Лучше выразиться так: «Ты его толкаешь, и он из-за этого злится».

Начиная с 4 лет (в зависимости от уровня развития, возможно и ранее) можно начинать не просто называть чувства другого, но и спрашивать «обидчика», что, по его мнению, чувствует другой человек, и почему. Многие дети распознают и формулируют это очень хорошо, а с другими приходится проговаривать такие вещи неоднократно или менять формулировку. С 5–6 лет дети в состоянии назвать, что чувствует другой человек, однако по-прежнему не всегда могут связать это с собственными действиями. В данном случае очень важно прорабатывать каждую конкретную ситуацию с помощью наводящих вопросов.

«С», таким образом, означает, что мы связываем между собой обидчика и жертву, и обидчик на уровне чувств воспринимает, что и как он всколыхнул в другом человеке. Так, пост, в котором один школьник посмеялся над другим, может стать подходящим материалом, чтобы продемонстрировать связь автора поста с чувствами другого человека.

А = предложить альтернативу

Задача данной фазы – предложить детям альтернативу; показать им другие опции, промежутки между спицами. Детям младшего возраста я сам предлагаю варианты, ребята постарше должны самостоятельно придумать, как альтернативным способом удовлетворить потребность, лежащую в основе их поведения. Так, если один мальчик размещает пост о том, как круто он «разыграл» одноклассника, ему можно предложить начать самому делать что-нибудь интересное и таким образом привлечь к себе внимание, не используя в качестве инструмента третьих лиц. Например, записать музыкальное видео, самому сыграть музыку, организовать футбольный турнир, осваивать новые футбольные приемы и снимать их на видео, построить домик на дереве, устроить вечеринку Playstation и т. д. Какой конкретно будет альтернатива, зависит от ситуации. Нужно развивать креативность детей в этих вопросах, а также поддерживать их в применении своих идей.

Для меня важно не только соединить детей и бросить их один на один с осознанием своего поведения и чувств других людей, а указать им пути выхода из внутреннего и внешнего конфликта.

П = запустить перемены

Предыдущие два пункта приводят к переменам. С одной стороны, мы способствовали проявлению эмпатии, а с другой дети увидели, что существуют разные способы удовлетворения потребностей. Мы объяснили им, что плохими или достойными порицания являются не они сами или их потребности, а возникающие из этой потребности «вредные» действия.

Как можно применять метод САП на практике? Представьте себе ситуацию. Филипп и Маркус поссорились. Маркус снова отнял у одноклассника пенал, как делал это в последнее время очень часто. Мальчик с каштановыми волосами не желает с этим мириться, и на пороге двери в класс начинает кричать на Маркуса, а тот в ответ лишь громко его высмеивает. Вскоре после этого я сажусь вместе с Маркусом в классной комнате и начинаю разговор.

– Маркус, я не могу принять то, что ты постоянно отнимаешь у Филиппа его пенал. Я в ужасе от того, что ты высмеиваешь его тогда, когда он просит вернуть ему пенал, хотя получить свою вещь обратно – его законное право. То, что вы порой друг друга дразните, я могу понять, но высмеивать человека, когда он требует вернуть ему его собственность – это уже подлость!

– Филипп сам виноват. Ему наплевать на это, у него всего полно, он приносит всегда самые клевые вещи, – возражает побагровевший Маркус.

Он с упрямым видом сидит на стуле, скрестив руки на груди. Я размышляю над тем, какой видит эту ситуацию Маркус. Он отнимает у Филиппа какой-нибудь предмет и высмеивает его, когда тот требует вернуть вещь обратно. Ему нравится, когда Филипп из-за этого заводится. Я спрашиваю:

– Скажи, Маркус, тебе приятно злить Филиппа? Пожалуйста, отвечай честно! Никто тебя за твой ответ ругать не будет.

– Да, в каком-то смысле мне приятно, – наконец, отвечает мальчик.

– А чего на самом деле ты хочешь от Филиппа? – спрашиваю я.

– Не знаю… чтобы он вышел из себя, – отвечает Маркус.

– Хорошо, но зачем ему выходить из себя? Что тебе это дает?

– Да ничего, просто это весело!

Я осмеливаюсь дать ему небольшой толчок:

– Маркус, а может быть так, что тебе хочется, чтобы Филипп обратил на тебя внимание?

Он прислушивается, на мгновение замолкает, затем говорит:

– Да. Он со мной вообще больше не играет, как раньше. К тому же, у него всегда самые клевые вещи, а у меня никогда!

– Тебе бы хотелось, чтобы Филипп обращал на тебя внимание и играл с тобой, и поэтому ты его злишь, чтобы получить его внимание? Так? – спокойно спрашиваю я.

– Да, так и есть. А то он вообще со мной больше не общается!

– Знаешь, Маркус, я понимаю, что ты чувствуешь. Я тоже иногда это чувствую. Например, когда у моей жены много дел, и мы из-за этого редко проводим время вместе. Тогда я тоже пытаюсь привлечь к себе внимание маленькими капризами. Филипп для тебя важен, не так ли?

Маркус нерешительно кивает.

– Филипп как будто хочет заниматься чем угодно, но только не играть с тобой. И он имеет на это право. Но есть кое-что более важное: если ты постоянно будешь что-то у него отнимать, он будет чувствовать себя так же плохо, как чувствуешь себя ты, когда он тебя игнорирует. Он будет раздражаться и злиться. То есть отбирая у него вещи, ты добьешься совсем не того, чего хочешь, а прямо противоположного. Он отстранится от тебя еще больше и будет уделять тебе еще меньше внимания. Так неужели имеет смысл снова и снова что-то отнимать?

Маркус трясет головой.

– Наверняка есть способ решить эту проблему. Как ты можешь привлечь к себе внимание Филиппа, ничего у него не забирая? То, что тебе хочется его внимания – совершенно нормально. Но отнимать для этого его вещи – не самая лучшая идея, а если точнее – совсем нехорошая, не правда ли?

Очевидно, Маркусу нравится, что я полностью расслаблен и не ору на него, а проявляю эмпатию.

– Гм-м… может, мне придумать новую игру и предложить ему поиграть со мной. Я мог бы предложить это и другим, чтобы он не был один?

– Да, – отвечаю я и киваю, показывая, что высоко ценю его идею. – Придумай что-нибудь хорошее и попробуй убедить других в том, что это интересно. Если ты ему доверяешь, то расскажи, зачем ты его злил и признайся, что он тебе важен. Тогда он сможет решить, проводить с тобой время или нет. Думаю, он все поймет! В любом случае, очень важно, чтобы ты прекратил отнимать у него вещи, потому что от этого только хуже. Alright?

– Что это значит? – спрашивает он.

– Это значит – тебе все ясно? – смеюсь я.

Он тоже смеется и отвечает, что понял все, что я ему объяснил, и теперь у него есть альтернативный способ удовлетворить свои потребности.

В заключение позвольте мне назвать еще пару основных моментов, касающихся применения метода САП: в момент, когда дети причиняют вред другим, они должны «через это пройти». Они должны научиться брать на себя ответственность и признать, что другим плохо, в том числе и от их действий. Многим взрослым трудно это сделать как раз с их собственными детьми. Если сын или дочь причинил другому человеку ущерб (моральный и/или физический), и взрослые возлагают на него/нее ответственность, показывают, что ребенок натворил своими действиями, часто происходит следующее: ребенку становится стыдно за свое поведение, ему грустно и он даже может расплакаться. Эту реакцию многие родители не выдерживают и начинают утешать свое чадо: «Ну ничего, ничего. Не так уж все и серьезно». И я тогда часто думаю: «Неправда – это серьезно!»

Дети должны научиться тому, что несут долю ответственности за других, и их поведение пробуждает в окружающих какие-то чувства. Конечно, нужно различать между десятилеткой, который унижает и оскорбляет одноклассников, и двухлеткой, который локтями расталкивает всех вокруг: у последнего, в силу его возраста, еще нет полного понимания следствия своих действий. Однако даже у детей младшего возраста следует начинать вырабатывать чувствительность, понимание того, к чему может привести их поведение.

Нужно признать, что нам, людям, страстно хочется внимания. Дети и подростки тоже стремятся привлечь его к себе, и это нормально. Важно направить эту «зависимость» в правильное русло, в котором возможно комфортное сосуществование. Этого мы добиваемся, когда вместе с детьми разрабатываем альтернативы и новые модели поведения, поддерживаем, подаем им пример.

Я твоей боли… не чувствую

– Она правда считает, что лучше всех! – с этого предложения в моем классе средней школы началось то, что сегодня мы обозначили бы словом «буллинг».

Мне бы очень хотелось здесь написать, что тогда я молниеносно встал на защиту жертвы. Но этого не произошло. Я был последователем. Моя одноклассница, которую все травили, очень страдала. Но зачинатели буллинга продолжали действовать в том же духе, а мы, все остальные, их поддерживали.

На первый взгляд это может показаться нелепым, но я за жертву не вступился, хотя сочувствовал этой девочке и буквально ощущал ее боль. То есть дело было не в недостатке эмпатии. Эмпатия, способность сопереживать, когда я чувствую связь с другим человеком, могу погрузиться в мир его мыслей, чувств и переживаний. По сути, это осознанное соединение с другим человеком. Мы, люди, способны сопереживать, сочувствовать. Уже тогда я был оснащен хорошими «антеннами», позволяющими улавливать чувства окружающих, но все равно вступил в группу поддержки агрессоров. Тогда роль последователя была моим лучшим выбором, поскольку я был юношей с сильно развитым комплексом неполноценности. Я подумал: «Если не буду поддерживать агрессоров, то сам превращусь в жертву, а я этого не вынесу!». То есть мое поведение было самозащитой.

Сегодня, будучи эмоционально устойчивым взрослым, я бы, конечно, поступил иначе. Но тогда, в подростковом возрасте, я не чувствовал в себе силы действовать по-другому. Кроме того, в школе никто в эту ситуацию не вмешивался, и против буллинга нас никто не вооружал. То есть я тогда сознательно перерезал то, что соединяло меня с другим человеком, и сосредоточился на себе, хотя был воспитан так, что умел сопереживать окружающим, забывать о себе ради всеобщего блага и поддерживать. Помните? Мы, люди, действуем так, как действуем, потому что думаем так, как думаем.

Сегодня воспитание совсем не то, что прежде. Разумеется, это не относится ко всем семьям без исключения, но явно есть тенденции воспитывать детей во все более эгоцентричном ключе. А это проблема, поскольку раз уж даже я, юноша с эмпатией, выращенный среди таких ценностей, как разделенная ответственность, общество и поддержка, смог стать одним из агрессоров, как же поведут себя люди, которых с детства учили, что важны только они и их благополучие?

К сожалению, в наши дни детям слишком часто внушают, что они являются центром вселенной, все вращается вокруг них и их потребностей. Некоторых детей вообще не учат видеть границы. Они не понимают, что у других тоже есть чувства и потребности; им никогда не приходится приспосабливаться или на время забывать о себе. Это начинается с мелочей: например, если я уберу в своей комнате, хотя мне этого совсем не хочется, но я знаю, что для родителей это важно, это станет проявлением эмпатии: я делаю что-то не только потому, что это идет на пользу мне, но (еще) и потому, что это полезно другим. Если дети соблюдают правила лишь потому, что в противном случае их ждет наказание, это не имеет к эмпатии никакого отношения. Они делают что-то исключительно ради того, чтобы избежать наказания, а не потому, что хотят сделать родителям приятное. То есть здесь мы имеем дело с чисто эгоистическими причинами. Постарайтесь не запутаться. Мне важна способность человека делать что-то для других, на время ограничивая себя в своих потребностях. Не из страха, а из любви, потому что я чувствую, как приятно это другим людям в данный момент. Мне, как родителю, следует для начала озвучить свои собственные потребности и показывать, когда мои границы нарушаются. Обозначить собственные пределы означает провести их не вокруг ребенка, а вокруг себя. Я заявляю о себе перед моим ребенком и показываю, что и у меня есть желания и чувства.

Почему многие родители перестали защищать свои границы? Конечно, иногда это происходит от незнания того, как важно отстаивать себя. В других случаях заявить о себе родителям мешает нежелание вступать в конфронтацию с ребенком. Ведь если я заявлю о своих желаниях, могут начаться дискуссии и споры, а это приводит к напряжению и довольно часто к нервотрепке. В других случаях родители потому не обозначают своих границ, что считают детей маленькими принцами и принцессами, у которых должно быть распрекрасное детство – без усилий, обязательств и ответственности. Взрослые, воспитанные очень авторитарно, в своем собственном родительстве – осознанно или нет – кидаются в другую крайность: они вообще никак не обозначают свои границы и поверх всего ставят желания и потребности детей. А о том, как негативно это скажется на обществе в целом и на семье в частности, они часто предпочитают не думать.

За этой концепцией воспитания часто стоит мысль, что установка границ препятствует развитию автономии у ребенка. Однако на практике мгновенно обнаруживается противоречие: родители, которые хотят, чтобы их ребенку позволялось делать все, что хочется, вдруг начинают смотреть на автономию ребенка совсем иначе, как только она касается не их дочери или сына. Продемонстрирую это на одном примере: родители считают, что маленькая Мари всегда может делать то, что ей взбредет в голову. Они хотят, чтобы она отмечала и проживала свои потребности. Без каких-либо границ и правил. Когда соседский мальчик Эмиль в песочнице отнимает у Мари игрушки, ее родители возмущаются, потому что их маленькая дочь огорчена. Хотя, согласно их аргументации, Эмиль попросту следовал своей потребности поиграть с формочкой для песка. То есть для своего ребенка эта формула работает, а для чужих детей – нет.

Я считаю, что мы, родители, учителя и воспитатели, должны видеть и уважать желания и потребности детей, поскольку это важно для здорового развития. Но и здесь существуют не только спицы, но и пространство между ними, составляющее суть колеса. Другими словами, нет никаких «либо-либо». Не получится раз и навсегда решить, как я буду действовать – исключительно полагаясь на потребности или постоянно расставляя границы. Это игра, в которой все постоянно меняется. Если я вижу только потребности своего ребенка, велики шансы вырастить маленького эгоиста. Детей нужно видеть во всей их индивидуальности, но они должны научиться проживать свои потребности и желания таким образом, чтобы это было приемлемо для общества. Да, ради блага общества нужно порой на время забыть о себе.

Я убежден: для мирного сосуществования в принципе хорошо, что есть правила и нормы, которые это взаимодействие облегчают. Противники этой точки зрения заявляют, что мы одобряем правила лишь потому, что нас самих в детстве травмировали расстановкой границ. Ведь дети якобы разумные и осмотрительные и никому не навредят, если мы предоставим им полную свободу. Давайте перенесем это на другие сферы жизни, например, на уличное движение. Предположим, нет никаких правил дорожного движения, и все просто ездят осторожно и уважают друг друга. Но у одного человека выдался неудачный день, он не может сконцентрироваться, он в стрессе и поэтому, не глядя проезжает перекресток (ведь нет ни светофора, ни правил), наезжает на вас, причиняя вред. В этот момент вам захочется, чтобы были четкие правила, которые сделали бы сосуществование более безопасным, причем оговоренные задолго до происшествия. И даже это, как мы знаем, не гарантирует отсутствия аварий на дорогах. Но все-таки вероятность безопасной езды была бы выше.

Или возьмем другой пример, из жизни ребят: в детском саду у Анны по утрам вся группа садится в круг, чтобы побыть вместе и пережить чувство принадлежности. Но Анне этого делать не хочется, и она отказывается. Воспитательницы, однако, настаивают, чтобы она участвовала в утреннем круге. Ее мама Франциска, услышав об этом во второй половине дня, возмущается: как можно так резко ограничивать автономию ее ребенка? За поведением матери я угадываю отсутствие эмпатии и эгоцентричность: только людям, которые не видят вокруг никого кроме себя и своего ребенка, придет в голову мысль, что воспитатели их ребенка принуждают. Все остальные люди, наделенные эмпатией, поймут, что с помощью этого ритуала воспитатели создают чувство общности, а вовсе не стремятся ограничить свободу Анны.

Думаю, нам следует видеть картину целиком. Обозначать границы и показывать детям, что они несут частичную ответственность за других, пойдет на пользу всем участникам ситуации. Мой опыт показывает, что дети даже испытывают благодарность, когда им уважительно указывают на границы и одновременно объясняют, что в другой ситуации они точно так же имеют право настаивать на своих границах. В результате они осознают, насколько все люди разные, какие разные у всех потребности и чувства и что их нужно уважать!

Так мы возвращаемся к началу этой главы: я ощущал боль той девочки в моем классе, но решил эту боль игнорировать. Сегодня очень многие дети и подростки страдания другого человека даже не воспринимают. И это еще больше усложняет ситуацию. Если в те далекие времена я стыдился своего поведения, но из соображений самозащиты не решался вести себя иначе, то теперь многие вообще не испытывают стыда, плохо обращаясь с другими. Они видят только себя и, очевидно, чужой боли не чувствуют. Наша задача заключается в том, чтобы снова научить детей воспринимать чувства окружающих. А это, в свою очередь, начинается дома, когда мы часто говорим о чувствах и вместо того, чтобы наказывать, выстраиваем здоровые отношения с детьми, в которых демонстрируем им, где проходят наши границы и одновременно предоставляем им свободу устанавливать свои пределы. Тогда они вырастут во взрослых, обладающих уверенностью в себе и эмпатией. А это – часть решения проблемы.

В случае буллинга мы должны не обвинять ребенка, а помочь ему прочувствовать, сколько страданий он причиняет другому человеку. И хотя эти действия не гарантируют, что общество освободится от травли, они способны привести к заметным изменениям. Кроме того, мы должны снабдить детей инструментами, с помощью которых они смогут обращаться с другими. Описанный в предыдущей главе метод САП может оказаться в этой связи весьма полезным. Решения и альтернативные способы действия мы должны предлагать всем: агрессорам, жертвам, последователям, наблюдателям и защитникам. Мне в школьные годы очень бы пригодилась альтернатива, которая позволила бы не превратиться в жертву и одновременно не сделала бы из меня агрессора.

Если вам интересно, вот чем закончилась та ситуация в моей школе: все больше одноклассников замечали, как страдает девочка, и в какой-то момент образовалась группа отважных одноклассниц, готовых выступить против агрессоров. Эта группа тотчас обрела поддержку в классе. И как только я понял, что не один, моментально примкнул к ним. Таким образом мы лишили агрессора питательной среды и почвы для дальнейших издевательств. Он заметил, что из-за своего поведения потерял то, чем дорожил больше всего: признание.

Не будь мы тогда способны ощутить боль той девочки, не знаю, чем бы это кончилось.