Текст книги "Метод 2. Обратная сторона любви"

– Ну как? – Женя внимательно смотрит на нее.

– Все «Л» под охраной. – Есеня вздыхает.

– Что с Меглиным?

– Звонили, он под капельницами у Бергича, оклемается.

– Поспи хотя бы несколько часов, я позвонил няне, она скоро приедет. А я в СК, приезжай потом.

– Спасибо. – Она еле выдавила усталую улыбку.

Женя уходит, Есеня встревоженно смотрит ему вслед, качая ребенка, она подходит к окну. Смотрит, как Женя садится в машину. И вдруг видит на стекле засохшую полоску крови. Есеня хмурится. Она видит, как в замедленной съемке, – Меглин бьет окровавленной рукой по стеклу. Меглин смотрит на нее на автозаправке. И слышит голос Меглина: «Предупредили его…»

Есеня, придерживая Веру, звонит по стационарному телефону. Она с нарастающим беспокойством ходит по комнате, энергично укачивая Веру, не понимая, что передает ей страх, а не успокаивает.

– Спросите – как он меня нашел? Кто дал адрес? – она задает вопрос Бергичу.

Меглин, избитый, лежит под капельницей, смотрит на Бергича, ожидающего ответ, и отвечает, не сразу:

– Друг…

Когда машина Жени выехала за ворота, человек, скрывшийся во дворе за кустарником, перевел взгляд с ворот на дом и увидел Есеню с ребенком за стеклом. Когда Есеня отошла от окна, человек встал. Это был Сергей. В это время Есеня пыталась набрать другой номер, но в трубке вдруг раздался сплошной гудок. Она идет в другую комнату, за телефоном – и вдруг слышит из гостиной звук разбившегося стекла, но, вернувшись туда, подкачивая Веру, напевая ей вполголоса неразборчивую колыбельную, никого не увидела. Обернувшись к коридору, Есеня видит Сергея. В его опущенной вдоль тела руке молоток. Он в трех метрах от нее. Она с ребенком на руках. В халате на голое тело. Босая. Беззащитная. Он шагает вперед.

– Он сказал – убить одну. Тебя. Или ее.

Есеня крепче прижимает к себе ребенка.

– Ты все равно ее бросишь. Люди всегда выбирают себя. – Сергей заносит молоток над Есеней и падает от выстрела. Кровь забрызгивает Есеню. Она оборачивается и видит Женю с пистолетом в руках.

– Телефон забыл… Телефон… Забыл… Представляешь?!

У Есени срабатывает отложенный стресс. Женя подходит к ней, и она почти падает в его руки. Женя обнимает ее.

– Все… Все нормально. Я здесь.

На следующий день Есеня приехала в клинику Бергича. Она смотрела в окно на сидящего на лавке Меглина. На его лице были видны следы побоев. На пути к нему Есеня встречает Бергича.

– Как он?

– Физически в норме. Он крепче, чем кажется. Но психически опять сломался. В его состоянии любой стресс приводит к обострению психотического эпизода. Но ремиссия возможна. Проще говоря, при сильном переживании он может стать прежним. Или сойдет с ума. Окончательно.

Меглин сидел в луче света, щурился. Рядом с ним на лавку села Есеня. Меглин будто не замечает ее и бормочет под нос:

– Я поговорю с ней, она будет ходить в бассейн. Талантливая, но ленивая. Лень вперед нее родилась… Я галлюцинации снимаю рукой. Но не с подоконников. Совершенно случайно. Водяные знаки, я все это видел на фонарях. Я все понимаю от начала до конца.

Есеня начинает говорить, но ее слова улетают в пустоту:

– Знаешь, что ты сделал? Заставил меня усомниться в самом близком человеке. Ты все разрушаешь. Я не хочу с тобой работать. Если ты когда-нибудь придешь в себя, ты это поймешь.

Она встает и уходит, Меглин разочарованно смотрит ей вслед. Проезжая под мостом, по дороге домой, у девушки звонит телефон. Абонент снова не определен. Есеня принимает вызов.

– Да.

– Тебе понравилось? – Это был голос «Ты меня не поймаешь».

– Ты привел его в мой дом. К моему ребенку. Я найду и убью тебя.

– Если бы, я все жду, когда уже ты меня найдешь. Мне так неинтересно. Хочешь дам тебе подсказку? Хочешь?

– Да!

– Открой глаза. Я ближе, чем ты думаешь.

– Я тебя знаю? – В трубке слышатся гудки.

Вернувшись домой, Есеня застает Женю, который сидит в ноутбуке. Он не сразу замечает ее.

– Ты рано сегодня, – удивленно говорит он.

– Взяла отгул.

Есеня подходит к Жене, и он протягивает ей руку, Есеня берет ее.

– Как у тебя, все в порядке?

– Да. А ты почему спрашиваешь?

– Да просто… Со мной в последнее время нелегко. Я знаю, тебе было трудно, и… спасибо, что поддержал.

– Пойдем в спальню. Бе-гом.

– Дурак. – Есеня смеется.

На кухне пищит прибор.

– Каша готова. Хорошо, что приехала – ты ее кормишь.

Есеня морщится, Женя, смеясь, закрывает ноутбук и уходит. Девушка смотрит на ноутбук. Открыть или нет. Но так и не решается сделать это. Чувство тревоги по непонятной причине гложет ее. Женя за дверью слушает, что происходит на кухне. Она берет кашу и начинает кормить ребенка, вспоминая, что назначена встреча с Самариным.

Он стоит у воды, глядя на уток. Утреннее солнце блестит на водной глади.

– Простите, опоздала. – К нему подходит Есеня.

– Ничего. Я понимаю. Работа.

Есеня держится нервно, Самарин отмечает это.

– Все в порядке?

– Скажите, как определить, можно ли доверять человеку? Есть же какие-то психологические штучки? Ну там, смотрит вправо, значит, врет?

– Опытный манипулятор будет смотреть влево, когда врет. – Самарин улыбается.

– И все-таки?

– Есть универсальный способ. Он настолько прост, что к нему редко прибегают. Люди любят что-то сложное.

– Что за способ?

– Средство манипуляции – слова. Смотрите на поступки. Они говорят о человеке правду.

В это время в палате у Меглина Софья Зиновьевна выкладывает на тумбочку гостинцы – апельсины и лимоны.

– Не люблю. Кислые.

– Зато яркие. У нас солнца мало. И радости. Надо делать жизнь ярче. Я когда лежала, знаешь, чего мне не хватало больше всего? Красок!

Она вынимает стекло, начинает чистить апельсин. В ее сумке звонит телефон. Она не может взять его, руки заняты, но телефон продолжает звонить.

– Знаешь, Родион, я порой думаю, что прогнозы анти-утопий сбылись. Не Оруэлла. Замятина. Хаксли. Мы все подключены к сети.

Родион с испугом осматривает себя, поднимает пижаму.

– Я не подключен!

– Ты и нетипичен! В хорошем смысле.

– Если сбылось, то кому доверять, а кому нет? Как понять?

– Методом проб и ошибок. Но, чтобы ты знал, Родион, тебе я доверяю. И не важно, что произошло, происходит или произойдет. А теперь держи цитрусовый. – Отдав ему апельсин, достает телефон из сумки. – Слушаю.

– Родиону дайте трубку. – Голос Есени звучит тревожно.

Самарин поднимает карандаш, прерывая Есеню, чтобы задать ей вопрос.

– Тогда, на пруду, – вы спрашивали о нем?

– Что это меняет?

– Многое.

Самарин ловит ее взгляд. Чуть заметно кивает головой на видеокамеру в углу, снимающую их.

– Итак. Вы уже тогда его заподозрили?

Рукой, лежащей на столе и видимой только Есене и ему, Самарин делает два коротких движения из стороны в сторону, в значении – нет. Есеня видит это, смотрит на него в упор, медлит.

– Нет…

Одобрение в его глазах. Он чуть заметно склоняет голову и улыбается.

– Если вы решили отказаться от работы с ним. Почему снова вернулись?

– Вы как думаете? Пришлось.

Есеня начинает вспоминать следующее дело. Открытый багажник старого джипа. Руки человека – странные, изъеденные болезнью – заряжают переломленный обрез охотничьего ружья. Зарядив обрез, человек набивает карманы патронами из пачки. Закрывает багажник. Идет по лесу. Останавливается у края, дальше, через поле – поселок, откуда доносится неразборчиво – музыка. Лицо человека. Страшное, черное, грязное, только глаза горят. Ему под шестьдесят, лицо изъедено морщинами. Человек идет через поле к деревне, сжимая в руках обрез.

Глава 5. Только убийца слышит крик жертвы. Остальным – страшно

За окном плотным туманом опустился вечер. Есеня находилась рядом с Меглиным уже давно. Он лежал на кровати, взгляд был устремлен в потолок.

– Родион… Постарайся меня услышать. Родион?

Меглин – с задержкой – переводит на нее взгляд.

– Он знает, где я живу. Где моя дочь. Я не могу этого так оставить. Я должна его найти.

– Найдешь. Только не сейчас.

– А когда?

– Когда он захочет. Игра такая.

– Я так долго не могу ждать. Помоги мне!

– Ты его видишь.

– В смысле?

– Он для кого работает? Для зрителей. Как артист… Фокусник… Копперфильд!.. Весь вечер на арене!.. – Он заводится и переходит на крик.

– Тихо… Соберись.

– Если б… я им был… Я бы номер готовил… Я бы не одного подкинул. А пять… Десять! Вот это фокус! – Меглин сосредотачивается.

– Хочешь сказать, он рисует большую картину?

– Под носом у нас.

– И мы уже находили его жертв… И не видели, так?

– Конечно. В этом фокус… – Меглин с облегчением смеется, хотя ему больно.

– Если уже находили – почему не объединили в серию?

– Прячет. На виду. Играет. Это же круто, он умный, мы дураки! Это же прет. – Меглин смотрит на Есеню устало.

Несколько секунд они смотрят друг на друга, до нее доходит, но надо сказать вслух, чтобы убедиться.

– Он среди нас. Он убивает. Мы находим. Но не видим связи.

– Бабы глупеют, когда рожают. А ты молодец. Держишься.

Самарин снова прерывает Есеню, обращая внимание на папки с делами, которые, как главы книги, разложены на столе в допросной.

– Вам не кажется сейчас, что все, сказанное Меглиным о нашем неуловимом Мориарти, может быть легко применено и к нему?

– То есть он что, внутренне адски хохотал все время, пока мы с ним работали?

– Возможно.

– Нет, я бы почувствовала.

– Люди по двадцать лет живут с серийниками и не чувствуют. Правду о близких трудно принять…

– Мы не были близки.

– Разве? – Самарин смотрит на нее с мягким укором.

– Это в прошлом.

– Вам кажется. Что-то все равно остается. Всегда. Вы склонны оправдывать Меглина. Даже не отдавая себе отчета.

– А вы склонны его обвинять.

– Справедливо. Что ж, давайте отстранимся. Попробуем с чистого листа. Сначала факты. Потом – выводы.

– Идет.

– По каким трем признакам определяют преступника?

– Мотив. Возможность. Почерк.

– Какой мотив у «Ты меня не поймаешь»?

– Социопатия. Доказательство своего превосходства.

– Меглина можно назвать социопатом?

– Да, но…

– Только факты. Он считал себя выше других людей? Да. Мотив был.

– Возможности не было. В клинике он был под присмотром. Потом – тоже.

– Да, но он годами собирал последователей. Паству. Так называемых наших. Известных только ему. Делающих то, что он скажет. Так что возможность тоже была. – Самарин смотрит на нее с удивлением.

– Он даже телефоном не пользовался!

– Или хотел, чтоб вы так думали. И, наконец, почерк. Какой почерк – у «Ты меня не поймаешь»?

– У него нет почерка. Он убивает чужими руками.

– Это и есть почерк. То же самое делал Меглин.

– Нет, он этого не делал.

– Факты, Есеня. – Самарин разворачивает к Есене папку. Раскрывает.

– Аркадьевск. Расскажите. Как все было – там.

Есеня переносится в те несколько дней, когда убийца наводил ужас на маленький провинциальный город. В таких местах обычно никогда ничего страшного не происходит. Но не здесь и не в этот раз.

Женские руки лихорадочно зажимали рот девочке, бледной от страха, не давая ей закричать. Мать тряслась, сидя с дочкой в стенном шкафу. Гремят выстрелы, от каждого она вздрагивает и еле сдерживает крик. Вдруг все затихает, и мать выглядывает в прорезь.

– Сейчас мы побежим… Только молчи, ладно?..

– Мам, я боюсь…

– Не бойся… Все будет хорошо.

Она улыбается дочке, подхватывает ее на руки, судорожно прижимает к себе и бросается вперед. Дверцы распахиваются перед ней от удара – вперед по коридору мимо открытой двери, потом вниз по лестнице… Сзади из открытой двери возникает фигура – в куртке с капюшоном, устремляется за ними следом без особой спешки. Беглянка с ребенком на руках несется через первый этаж, на секунду остановилась – на полу, перегородив проход, тело, лужа крови вокруг головы. Она плачет, прижимая дочку к себе, чтоб та ничего не видела:

– Тихо, тихо, тихо…

Шаг назад – сзади шаги по лестнице со второго этажа – она бросается к двери. Прижимая ребенка, мать бежит к калитке дома напротив. Преодолев половину пути, она видит, как калитка распахивается, на пороге показывается мужчина в майке и спортивных штанах, в руке – топор.

– Помогите!.. Помо…

Выстрел в спину, и она падает, телом накрывая ребенка, лишая его возможности вскочить.

– Мама, мне больно!.. Мама!..

Преследователь подходит быстро. Стреляет в лица, смотрит на тела у своих ног, на дрожащего мужика с топором у калитки, заляпанного кровью убитых матери и девочки. И поднимает взгляд на его дом, увидев кого-то в окне.

Этим же вечером в управлении Есеня изучала архивные дела. Перед ней стояла коробка с нераскрытыми. Она подошла к работнику в очередной раз с вопросом:

– За пять лет? Как я просила?

Пролистнув один из файлов, оценивает объем дел в коробке. Работник смеется.

– За год. Это первая.

– Начну с нее. – Она устало открыла коробку и достала материалы.

Есеня сидела в кругу света от лампы за столом в архиве, фотографируя документы и выписывая в блокнот нужную информацию. Глаза начинают слипаться сами собой. Она решает, что завтра доделает все до конца, а на сегодня достаточно убийств и крови. Закрыв папки, выключает свет. Припарковав машину во дворе дома, она видит, что внутри еще темно. Только на кухне – одинокая свеча. Дверь в дом приоткрыта. Есеня чувствует неладное и набирает номер Жени.

– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…

Есеня достает пистолет и заходит в дом. Свечи в произвольном порядке расставлены по полу, усыпанному розовыми лепестками. Вдруг кто-то хватает ее сзади, и первая реакция Есени – оттолкнуть, но нападающий сильнее. Это Женя. Она видит его, пытается вырваться, он смеется – драка между ними, то ли в шутку, то ли всерьез – наконец он прижимает ее к стене и смеется, торжествуя победу…

– Попалась?..

Но когда он тянется к ней поцеловать, она обманным движением выкручивает ему руку и бьет его о другую стену.

– Больно!.. – Женя настроен игриво.

Держа его руку выкрученной, она приближается к нему. Целует в шею. Он хочет ответить, но стоит ему повернуться, она чуть выкручивает руку, он охает от боли.

– Я не разрешала двигаться.

Женя усмехается. Есеня приближается к нему. Звонит ее мобильный. Оба напрягаются. Замирают. Есеня отбрасывает мобильный, и Женя, воспользовавшись этим, вырывается из захвата, разворачивается, хватает Есеню за ноги, приподнимает и несет в комнату, целуя.

На рассвете телефон звонит снова, двигаясь от вибрации при каждом звонке. Есеня и Женя, вспотевшие, голые, прикрывшись покрывалом с дивана, Женя с разодранной щекой, на полу – разбитая ваза, сидя на полу, обнявшись, равнодушно смотрят на телефон. Длится пауза. Есеня не выдерживает первой.

– Только посмотрю, кто…

Женя рвется вперед, хватает телефон и – случайно запускает его в аквариум.

– Ты что сделал?

– На хрен, выходные. Колокольчики-бубенчики ду-ду. Я сегодня на работу не пойду.

Звонок в дверь. Есеня и Женя переглядываются. На пороге стоит Худой. Женя не особо рад гостю, но все-таки приглашает пройти. Худой усаживается на диван, с которого Женя изящным движением убирает трусики Есени и прячет в карман. Улыбается Худому.

– Чайку? Зелененького? С кардамоном? М?

– Давай.

Женя выходит. Есеня садится напротив Худого. На ней Женина рубашка, застегнутая на перепутанные пуговицы, и натянутые второпях треники, и Худому трудно избавиться от мысли, что сидящая напротив сотрудница – без белья.

– Кхм… Я б не приехал. Но вы трубки не берете. Оба. А дело срочное.

Есеня уже догадалась, что сейчас будет, и ей не хочется ломать прекрасное утро, но это уже от нее не зависит.

– Что случилось?

Худой выкладывает на стол фотографии, на них обожженные тела.

– Краснодарский край. Массовое убийство. Шесть человек. Вчера ночью. Сначала расстреляли. Потом подожгли дом. Раскрыть нужно быстро, пока пресса не накинулась. Бери Меглина и поезжай.

– Он болен. Я не хочу с ним работать.

– Одна из убитых – девочка. Пять лет. Так что ты, Есеня Андреевна, хотеть можешь только одного – найти убийцу. Вперед.

Худой выкладывает на стол фото улыбающейся девочки в косичках. Есеня в бешенстве. Она одевается, выпивает чашку кофе и выезжает. Есеня ведет машину, она зла. Кидает взгляд назад, через окошко. Меглин крутится в кузове. Трогает руками крышу салона, что-то выискивает.

– Я проверила, все жучки нашла и выбросила.

Он кидает на нее резкий взгляд – серьезный.

– Вижу… Правильно.

Из-под лавки напротив выбирается мальчик. Осторожно садится спиной под окошком, через которое в салон фургона заглядывает Есеня. Кидает взгляд на окошко.

– Слышь. Меглин.

– Чего?

– А вы с ней это… шпили-вили?

– Не помню.

Мальчик чуть высовывается в окно между салоном и кузовом – так, чтобы он видел Есеню, ее красиво развивающиеся от ветра волосы, плечо, а она его – нет. Через пару мгновений возвращается. Оценивающе смотрит на Меглина.

– Не-е… Она б с тобой не стала.

– Почему?..

Есеня кидает назад взгляд, услышав голос Меглина.

– С кем ты разговариваешь?

– Сам с собой!

Мальчик, скрытый от глаза Есени, улыбается и чуть не фыркает – Меглин подмигивает ему, но делает ему знак: «тихо!» – и мальчик подавляет смех. Наклонившись, тихо говорит Меглину:

– Она – классная!.. А ты – чмошник. Без обид. Ну посмотри на себя?..

Меглина отчего-то задевает оценка мальчика. Он невольно приглаживает волосы на лбу и выпрямляется. Машина Есени несется по пустому загородному шоссе. Проезжает мимо билборда с плакатом «АРКАДЬЕВСКУ – 250». В центре города работники сколачивают помост для праздника. Стук молотков не попадает в такт энергичной музыке, под которую группа школьников репетирует концертный номер – бодрые танцевальные движения. Перед школьниками пружинистым шагом проходит учительница, хлопая в ладоши.

– Тянем ногу, двигаемся! Что как неживые?! Раз-два! Раз-два!

Машина Есени проезжает через площадь. Через зарешеченное окно Меглин скользит взглядом по помосту, танцевальной группе – в конце оценивая нескольких полицейских с автоматами, дежурящих по периметру площади: те цепко оглядывают машину чужаков. Фургон останавливается у мотеля, на главной площади, с кафе на первом этаже. Скучающий официант на корточках курит у двери, с ленивым любопытством разглядывая гостей. Есеня, выбравшись из-за руля, открывает фургон. Меглин, поежившись, окидывает взглядом площадь – чувствуя на себе любопытные взгляды.

– Мне тут спокойней…

– Как хочешь…

В этот момент официант вдруг вскакивает, гасит окурок и бросается в помещение.

Проводив его взглядом, Есеня озирается и видит, что к мотелю едет черный седан, следом – машина полиции, обе машины – дорогие иномарки, автоматчики отдают им честь. Меглин вдруг, резво выбравшись из фургона, начинает отвешивать утрированные «земные» поклоны.

– Кланяйся, дура, – хозяева!

Машины встают у мотеля. Из фургона выбирается никем не замеченный мальчик. Потягивается после дороги. Оглядывает площадь. И устремляется к помосту, где группа школьников продолжает репетировать танец. К Меглину и Есене подходит хостес из мотеля.

– С Москвы товарищи? Вас ждут.

Официант суетливо меняет скатерть на новую. Визит мэра и начальника полиции – событие, обслуга нервничает. Мэр Грачев и начальник полиции полковник Жаров изучают приезжих. На новую скатерть выставили чай, закуски, эспрессо для мэра, бутылку вина.

– Присаживайтесь.

Меглин, не заставляя просить дважды, садится и тянется к бутылке – ее перехватывает официант, Меглин не дает, и официант почти силой забирает ее, чтобы налить в фужер Меглину. Меглин, выпив, нервно косится в окно – мальчик, пристроившись к школьникам, танцует с ними, пародируя, высмеивая их движения.

– Спасибо, что приехали так быстро.

– Гада этого. Кто б он ни был. Надо поймать, и, как говорится, в рамках закона.

Жаров скрепя сердце кивает. Грачев изучающе смотрит на Меглина, отстранившегося от беседы, но спрашивает Есеню:

– Сказали – он лучший?.. Чудеса творит?

– Экстрасенсы нужны? Кудесники. Вызывай – не скупись. – Меглин недовольно бубнит себе под нос.

– Почему так тихо в городе? Где журналисты? Телевидение? – Есеня обращается к Грачеву.

– Мы пока прессе деталей не давали. Просто пожар. Свои у нас под контролем. Чужих заворачиваем. Зачем нам здесь. Журналисты. Всюду нос совать. Им же только дай. Да и вам работать спокойней. Уляжется, сообщим, конечно. И люди к тому времени успокоятся.

Меглин требовательно выставляет фужер в сторону. Официант, испросив предварительно взглядом согласия мэра и получив одобрительный кивок, наполняет фужер на треть.

– Так успокоились уже. Вон как скачут.

– Нас беда, как говорится, не сломила. Люди наши сильные, не запугать. Испокон веков. Казачий край. – Жаров смотрит в сторону детей.

– День города через два дня. И не просто, а юбилей, год готовились. Если все отменим, ему на руку сыграем. Убийце то есть. Нет, мы отпразднуем. И покажем. Нас не сломить, – вздыхает с печалью Грачев.

– Так выпьем за здоровье молодых… За упокой, простите. – Официант прячет бутылку, но Меглин отбирает ее и наливает себе, глядя на хозяев города с какой-то наглостью.

– Расположитесь сначала, или…

– Или. Место преступления осмотрим.

– Алексей Семенович все покажет… И вообще – любое содействие. – Грачев прощается кивком, встает, идет к двери, оборачивается с порога: – Самый спокойный город был у нас. В крае. Семь лет преступность – на нуле. Я хочу, чтобы эту мразь нашли и в рамках закона.

От дома Онежко ничего не осталось. Есеня листает папку с материалами дела – фотографии пепелища, обгоревших тел. Потом – фотографии жертв, но еще живых. На семейном фото с крепким мужчиной – мать с ребенком. На следующем снимке – двое мужчин на фоне прозрачного шкафа с охотничьим оружием на стене. Жаров стоит рядом, указывает на фото. Есеня листает фотографии.

– Это… Онежко Виктор, с женой и дочкой… Маша и Света. Фермер, недавно к нам переехал. Это вот Рыбаков Алексей – сосед их. Игорь Барсов, предприниматель, друг Виктора, тоже, типа. Ну и Миша Пасюк.

Меглин все это время ходил по периметру помещения, вычленяя сказанное с особым отношением имя.

– Мишка косолапый…

– Михаил – ваш знакомый? – Есеня вопросительно смотрит на Жарова.

– Мишу, как говорится, все знали… Он Аркадьевск из пыли поднял. Агрокомплекс отстроил. Завод кирпичный. Кинотеатр вон… Долби.

Меглин вдруг истошно орет:

– Люди!!! Спасите!! Люди, помогите!! Убивают!! Лю-юди!!

– Чего это он?..

– У него такой… метод.

Встревоженные его криком, деревенские собаки поднимают лай, который множится по поселку. Кроме собачьего лая – никакой реакции. Только в соседнем доме занавеска дернулась и снова висит ровно – как если бы кто-то выглянул.

– Акт экспертизы где?

– Тела на экспертизу в область увезли, к вечеру обещали…

– Значит, причина смерти неизвестна? А с чего решили, что убийство? А не пожар?

– Свидетели. Соседи видели. – Меглин кивает в сторону стоящих неподалеку домов.

Дверь открывает Рыбакова, одетая в черное, нервная, измученная, – и первым делом кивает Жарову.

– Здрасте, Алексей Семенович…

Меглин по-хозяйски проходит в дом, осматривается, принюхивается. Болезненная конвульсия искажает лицо. Бедный дом. На всем – печать безнадеги. Траурное фото мужа на тумбочке. Рыбакова у стола. Поглядывает на Жарова – присутствие чина сковывает.

– А хорошо горело-то. Аж дом пропах. Рассказывай, что видела.

Рыбакова смотрит на него удивленно, переводит взгляд на Жарова, мол, кто это.

– Я же рассказала все!

– Надь, это с Москвы группа. Ты с пониманием давай.

– Мы спали уже. И тут за окном как стрелять начали, Леша побежал проверять… Я говорю – не надо, не ходи, но он же глаза залил, море по колено!.. Герой…

Рыбакова продолжает смотреть в сторону.

– И че, все?.. – Меглин с недовольством и раздражением смотрит на женщину.

– Да…

– Да ну, неинтересно… Чего он тебя-то не убил? Раз видел. Почему? Отвечай…

– Я не знаю… – Рыбакова прячет глаза.

– Ври быстрее, паузы выдают! Ты ж в окно на них смотрела, все видела!

Он хватает ее за лицо и поворачивает к себе.

– Я б вот тебя убил! Ну, правда – к пятерым еще парочку, семь, цифра красивая! Семь грехов! Семь Симеонов! Портвейн три семерки!

В открытой двери в соседнюю комнату в инвалидной коляске появляется сын Рыбакова – Степан.

– Он из-за меня нас не тронул. Увидел, что я калека.

Меглин оглядывается на Степу, отступив наконец от Рыбаковой. Его трясет.

– Ну хорошо, добрый попался!

Есеня касается его локтя. Он оборачивается к ней.

– Подожди там, хорошо?

Меглин кивает и выходит. Есеня подходит ближе к Степану.

– Как он выглядел, опиши.

– У него капюшон был на голове. Дробовик в руках… Я не разглядел, темно было.

В прихожей Меглин смотрит на семейные фото. Едва не на каждой отец семейства с бутылкой, на каких-то праздниках. Мысль у Меглина: «Леша. Ты же прятал? От жены? М?» И по-свойски подмигивает снимку.

В это время сын Рыбакова рассказывает:

– Высокий… Хотя для меня все великаны. Отсюда. Темно было, я же сказал… Просто силуэт…

Меглин проверяет шкафы, кладовку. Открывает дверь в соседнюю комнату и видит посреди комнаты дорожные сумки и сложенные на диван вещи. Из гостиной выходит Есеня.

– Поехали…

Меглин садится в фургоне на пол и начинает нервно раскачиваться. Жаров говорит Есене тихо, чуть наклонившись:

– Держали бы его в узде. Я-то понимаю. Звезда. Но, как говорится, я – не все!.. Народ не поймет. Она мужа потеряла. А он быкует.

– Спасибо. Учту.

Гостиница рядом с трассой, на выезде из города. Фургон Есени во дворе. Меглин сидит на кровати спиной к Есене и смотрит в окно. На трассе кучкой столпились проститутки. В этой толпе он замечает девушку.

– Ты в норме?.. Родион?..

Не оборачиваясь, он поднимает дрожащую руку с выставленным большим пальцем и бурчит себе под нос, еле слышно:

– Трасса, и дежурящая дальше по дороге стая проституток, одна из которых, Ляля – мини-юбка, обилие макияжа, – вызывающе стоит на самом краю дороги.

Есеня не обращает внимание на его реплику, подумав, что это очередной его бред, и открывает папку, раскладывает на кровати фото жертв. Разглядывает их.

– Он приходит и убивает их. Шесть человек. Из дробовика. Если это был один человек, это не серийный убийца. Массовый.

– Или метис. И нашим, и вашим. И серийный, и массовый. Валит кустами. Там трое, здесь пятеро. Все дело в цифрах.

– В статистике по району массовых убийств не было. У них вообще, не поверишь, убийств не было семь лет. Преступность самая низкая по России. Драки, разбой, люди пропадали – а убийства ни одного…

– Так не бывает.

– Статистика.

Меглин задумывается. Смотрит на фото.

– Не шестерых убивал. Одного. Другим не повезло просто.

– Была одна главная жертва, а остальные – свидетели?

Меглин не отвечает.

– Тогда имеет смысл с Пасюка начать. Самый крутой. Самый богатый. Если кто и подходит на главную жертву, то только он.

Глубоко в лесу, в хижине из ветвей и стволов, накрывшись капюшоном, сидит человек. Лицо обросло бородой, на щеках – пятна. Он грязный, одет в засаленные лохмотья, выглядит как бомж. Переламывает обрез двустволки и заряжает двумя охотничьими патронами. Из дешевого подранного пакета достает коробки с патронами, распихивает их пригоршнями по карманам. Выходит из хижины и уходит дальше в лес, на окраину. Там человек сбрасывает ветки, которые укрывали от взгляда с дороги старый ржавый джип, из тех, что продаются либо за символическую цену, либо отдаются даром тому, кто согласится их вывезти. Он садится за руль. Заводит. Несколько раз. Мотор не сразу ловит искру. Но наконец ловит. Спустя несколько минут старый джип проносится мимо мотеля и проституток на обочине. Ляля выбирается из припарковавшейся на обочине машины; игриво попрощавшись с торопливо отъехавшим водителем, она идет к машине с тонированными стеклами, стучит. Стекло ползет вниз. В салоне – трое крепких бритых парней, музыка. Ляля протягивает сутеру деньги, он половину возвращает ей.

– Перерыв, я пошла…

– Куда?

– В город.

– Садись, подвезем…

– Спасибо, пройдусь…

Ляля хочет отойти, сутер хватает ее за руку.

– Садись, сказал!

Ляля с неудовольствием кивает и открывает заднюю дверь. Надевает на лицо отработанную улыбку.

– Двигаемся, мальчики!

Ляля смотрит на себя в карманное зеркальце. Салфеткой стирает макияж. Без него выглядит моложе. Беззащитней. Она, спрятавшись в перелеске, следит за трехэтажным коттеджем, замирает, видя, как открывается дверь дома. Анжела, властного вида женщина, выводит на крыльцо семилетнего внука, Ваню, целует. Ваня идет играть во двор, где у него небольшая площадка. Охранник с кобурой на поясе приглядывает за мальчиком. Ляля наблюдает за Ваней. Решившись, она шагает было к забору и вдруг чувствует на себе чей-то взгляд. Озирается. Позади от нее, метрах в ста, за таким же деревом, за каким пряталась она сама, – Человек в капюшоне. Она не может отвести от него взгляда, пока он не делает шаг первым. Трещит ветка под его ногой, и звук выводит Лялю из транса – она поворачивается и бежит изо всех сил куда глаза глядят, падает, обдирая коленки, снова встает и убегает. Человек в капюшоне дергается было за ней, но останавливается. Отводит полу куртки. Снимает с петли обрез – плавным, медленным движением. Провожает Лялю взглядом, но не преследует. Смотрит на играющего Ваню. И отступает обратно в лес, увидев, как к дому Пасюков подъезжает машина Есени.

На пороге дома появляется Андрей Пасюк – бледный, худой, высокий, в наглухо застегнутой рубашке, с тщательно расчесанными волосами.

В доме на видном месте траурные фото убитого Михаила Пасюка. Андрей и мать тоже в трауре. Сидят напротив Меглина и Есени. Андрей держит мать за руку. Он выглядит совершенно спокойным, но по щекам катятся слезы, что не вяжется с его спокойным тоном.

– У вашего отца были враги?

Анжела охает, высвобождает руку из руки Андрея, встает, отходит, держась за сердце. Она достает из шкафчика лекарства, дрожащей рукой наливает коньяк, запивает таблетки, за которыми Меглин смотрит ревниво.

– Там что у вас?

Анжела смотрит непонимающе, Есеня одергивает его взглядом.

– Враги у всех есть… Но так, чтоб убить… – Андрей произносит фразы медленно и тихо.

– Богато живете… – Меглин озирается по сторонам.

– Намекаете, нас за это ненавидят? Вряд ли. Отец делился. Благотворительность, кружки спортивные, день города – все на его деньги, он весь Аркадьевск кормил.

– Святой был человек, всего себя отдавал… – Анжела вытирает слезы.

– А чего боитесь тогда?

– А с чего вы взяли, что мы боимся?

– Я четверых срисовал. С оружием. Двое во дворе, двое в машине на улице. А их, наверное, еще больше, да?.. Под каждым под кустом?..

Повисает пауза. Андрей пристально смотрит на Меглина. Встает.

– Идемте.

Из дома видно, как на детской площадке играет ребенок. Андрей выходит из дома, и все идут за ним.

– Я сначала не обратил внимания. У него довольно богатая фантазия.

Ваня на детской площадке увлеченно рисует что-то на листке бумаги. Вокруг уже много готовых рисунков. Андрей присаживается возле сына.