Текст книги "Метод 2. Обратная сторона любви"

– Ваня… Можно, мы покажем твои рисунки?

Ваня поднимает глаза на Есеню. Разворачивает рисунок. Палки – ряды деревьев. И из-за одной торчит фигура в капюшоне с бородой. Есеня проходит вокруг ребенка, разглядывая остальные рисунки – везде одно и то же, только деревья, за которыми фигура, разные.

– Ваня. Кто это?

– Монстр. Он следит за мной.

Ваня махнул рукой на лес за забором.

– Оттуда.

– А когда ты его видел?

– Вчера. И в воскресенье еще…

– Утром мне Жаров позвонил. Рассказал, как убийца выглядел. Капюшон. И роста высокого. Хотел полицейских прислать, но я своими силами обошелся.

– А он вам всегда докладывает?

– А здесь город маленький, по-другому никак. Все друг друга знают, все друг за дружку держатся. Они дружили с отцом. Естественно, он нас держит в курсе.

Меглин садится рядом с мальчиком.

– Тебе сколько лет?

– Семь.

– Ровесники. Плюс-минус.

С завистью смотрит на велосипед мальчика, брошенный тут же.

– Клевый. У меня такого не было.

– Мне папа подарил.

– А мама твоя где?

– Умерла.

– Прости…

– Я ее не помню. Я маленький был. Только родился.

– Извините, вас можно попросить?.. – Андрей обращается к Меглину.

Меглин поднимается.

– О чем?

– Не говорить без меня с ребенком.

Меглин пожимает плечами и, чуть пошатываясь, с приоткрытым ртом, проходит мимо них.

– Вашему напарнику явно нужен отдых. На чем он у вас? Психотропы? Опиаты?

Есеня оборачивается – Меглин в дверях дома, его бьет озноб, он прислонился к косяку двери.

– А вы врач?

– Не по профессии. По жизни. У мамы депрессия. Много лет. Поневоле научишься разбираться. А вы надолго к нам?

– Как сложится.

– После Москвы здесь, конечно, скучно. Но я могу пару мест показать.

– Не думаю, что я здесь соскучусь.

– Передумаете – звоните.

Он улыбается, но по щеке его сбегает слеза.

– Вы плачете?

– Простите… Должен был предупредить. Слезные железы. Нарушен отток, это болезнь. Я все время плачу.

Вернувшись вечером в гостиницу, Меглин и Есеня остаются в номере. Он – злой. Она стоит перед ним, готовая защищать свой дорожный чемодан, что лежит сзади на кровати.

– Дай…

– Потом.

– Когда?

– Когда ты мне что-нибудь дашь! Он там, он охотится, мы должны найти его!

– Что я тебе дам? Беда у меня. С кукушкой. Тебе Бергич не говорил? Ну, дай! Две беленьких, одна розовенькая… Миленькая! Ну, что ж ты за сука-то такая?!

– Прости. Ты мне нужен…

Он готов ударить ее и выходит из номера, чтобы этого не сделать, хлопнув дверью. Он медленно сползает по стене на ковер у номера. К нему возвращается мальчик.

– Не дала? – мальчик смотрит на него с сочувствием.

Меглин качает головой. Мальчик вздыхает.

– Почему такая несправедливость? То, что тебе нужно, – всегда у других. Велик его видел? Знаешь, сколько стоит? И главное, на фига он ему? Пацану семь лет, он на нем тупо не сможет. – Мальчик с досадой вздыхает.

– Семь… Ты сказал – семь? – Меглин, кажется, поймал верную мысль.

– Это не я сказал – он, ты же сам слышал!..

– Семь!.. Точно – семь!.. – поднимается, идет в номер.

Есеня смотрит на Меглина почти испуганно, когда он начинает повторять, почти крича, цифру семь.

– Да что семь-то?

– А ты не видишь? Здесь везде семь! Семь смертных грехов! Семь Симеонов! Портвейн три семерки, топоры, не понимаешь?.. Мама у него – семь лет назад умерла!..

До Есени доходит. Меглин лихорадочно кивает – она ухватила.

– А мэр сказал – семь лет в городе без преступлений.

– Три семерки. Понимаешь?..

– Нет, но… да.

– Тогда дай уже!

Есеня, вздрогнув, достает из чемодана футляр с таблетками. Но тут звонит ее телефон.

– Да…

На том конце провода громкая связь. Жаров обеспокоенным голосом быстро тараторит в трубку:

– Есеня Андреевна, добрый день. Вы просили сразу, если что… Так вот – результаты экспертизы прислали… Все шестеро. Судя по характеру ранений. Убиты из обреза охотничьего ружья. Выстрелами в лицо.

– Я поняла. Пришлите мне копию…

– Нет, тут… дело серьезней. Лучше вам все-таки приехать… И этого… напарника вашего возьмите с собой, тут для него задачка.

Есеня отключает телефон – и успевает схватить Меглина за руку с таблетками.

– Потом.

Глаза Меглина вдруг в ужасе распахиваются, он что-то видит за ее спиной:

– Кто это?!

– Где?

Она оборачивается, отпустив его руку, он забрасывает в рот таблетки, а когда она снова смотрит на него – демонстрирует ей открытый рот.

– Ну, ты и…

– Поехали.

Они выходят из отеля и садятся в фургон, Есеня нажимает на газ. По вечернему часу в конторе уже никого, кроме Жарова и Грачева.

– Только этого нам, блин, не хватало. – Грачев бросает на стол старую папку – с фотографией Карякина в углу. Штамп на папке – «Дело закрыто».

– Кто это? – Есеня ждет ответа.

– Карякин Петр Анатольич, бывший начальник милиции, он же – Леший. Серийный убийца. Днем блюститель закона, ночью, сука, оборотень! Семь трупов на нем.

– Дело закрыто…

– Ну, правильно, мы его взяли. Но знаете, как он убивал? В лицо стрелял. Из обреза.

– Почему – Леший?

– Он на окраинах нападал. В лесополосе, в парках…

Меглин после таблеток заторможен, листает старое дело. Мальчик пытается подсматривать, Меглин загораживается от него.

– Лариса Карякина, дочь его, была замужем за Андреем Пасюком.

– Мать Вани? Андрей сказал, она умерла.

– Ну… почти что. Леший ведь последнего… на ее глазах убил. Она за Андрея не хотела идти, отец ее заставил, типа династический брак. Дочь самого крутого мента и сын самого крутого бизнесмена. Она Ваню родила, и по наклонной – алкоголь там, парни. Андрей, он мягкий, вы видели. Плачет всю дорогу. Родители его не лезли. Карякин с дочкой раз поговорил, другой – без толку. А потом поймал ее в машине, с хахалем. Ее избил до полусмерти, ему заряд промеж глаз. Тогда его и взяли.

– А Лариса после этого повредилась. Как Карякина посадили, она сначала в дурке лежала, а как вышла – пошло-поехало, бухло, наркота. Андрей сына отсудил, само собой, она сейчас где-то блядует в городе…

Меглин закрывает мальчику уши руками. Тот отбивает его руки. Жаров и Грачев переглядываются, но Есеня не ведет и бровью, требовательно смотрит на них.

– Мы б ее давно – за сто первый километр, но жалко, блин, зараза…

Меглин находит в деле фото Ларисы. Рассматривает.

– Вы считаете, убивает Карякин?

– Кто-то под него работает.

– Почему?

– Карякину пожизненное дали.

Жаров берет со стола лист бумаги, передает Есене.

– Извещение из колонии. Карякин умер. Три недели назад. От туберкулеза. Вот и объясните мне, товарищи москвичи, как такое возможно. Он что, с того света вернулся?

Мальчик в это время передвигает дело с фотографиями трупов к себе, и это последняя капля – Меглин забирает у него дело, швыряет дело на пол, а мальчишку, упирающегося, визжащего, хватает за ухо и тянет к выходу.

– Сказал – тихо сидеть! Не умеешь – на улицу! – Он тащит мальчика к выходу.

– Родион, Родион! Ты с кем говоришь? – Есеня обеспокоенно смотрит на него.

Меглин оглядывается – рядом никого. Жаров, Грачев, Есеня смотрят на него с удивлением. Меглин испуганно смотрит на Есеню и выходит из кабинета.

– Он что, как говорится – неадекватный?

Есеня ничего не отвечает, лишь слегка кивнув, и идет за Родионом. Они садятся в фургон и едут в отель в полной тишине. Вечером в своем номере Меглин лежит на кровати, свернувшись.

– Кого ты видел? С кем ты говорил? – Есеня пытается понять, что это была за ситуация в конторе, когда он пытался выкинуть себя и воздух из кабинета.

Меглин оглядывается на сидящего в углу мальчика, обиженного, надувшегося, и снова смотрит на Есеню.

– Никого не видел… Ни с кем ни о чем не говорил, совесть моя чиста, никуда не стучит пепел Клааса… Двадцать четыре часа! В любое время дня и ночи…

Есеня собирается уйти и уже почти открыла дверь, как реплика Меглина остановила ее:

– Стой! Может… останешься?

Есеня понимает сказанное, но не может поверить.

– Ты сейчас о чем вообще?

– Ну. Как. Командировка. Ты одна, и я один. Мир за окном. Холодный и жестокий. А этот отвернется. За занавесочкой.

– Спокойной ночи. – Улыбнувшись, уходит, оставив его одного. Звук ключа в замке.

В это время в Москве Женя заходит в лифт. Мрачный, напряженный. Давит на кнопку нижнего этажа. Створки лифта закрываются, но в последний момент их успевает остановить чья-то рука. Это Самарин с улыбкой заходит в лифт. Лифт едет вниз. Самарин поглядывает на Женю с шутливым укором.

– Товарищ майор, я же вас жду.

– Серьезно?

– Применение табельного с летальным. Я понимаю, у вас в семье это скорее серые будни, чем что-то из ряда вон, но я обязан с вами побеседовать.

– Прям в лифте?!

– Нет, конечно.

– Я назад не поеду.

– А зачем назад. Я кабинеты не люблю. Есеня не говорила?

– И как тогда?

– Вечер. Пятница.

Женя исподлобья смотрит на Самарина, который смотрит на него мягко, с улыбкой, как лучший друг, ни дать ни взять. Они выходят из управления и направляются в стриптиз-бар. Долбежка басов, скачущие цвета по стенам. Женя смотрит на ноги стриптизерши – переводит взгляд на Самарина: психолог чужд этому месту, но странным образом он здесь как рыба в воде.

– …и что тебя тянет сюда?

– Помимо очевидных причин?.. Для изучения социальной психологии – лучшее место. У всех – ясные мотивы, реализуемые через ритуал! Девушка, повторить!

Барменша разливает им по шоту текилы. Женя зло крутит свой шот в руках. Смотрит на Самарина открыто, без искорки в глазах.

– Не подписал бы Есене допуск – и все.

– Посмотри вокруг.

– Чего я тут не видел?

Самарин делает знак одной из девушек – стриптизерша подходит ближе. Танцует для них. Самарин смотрит на нее как завороженный, но то, что можно со стороны принять за похоть, на самом деле – работа ума.

– Каждая говорит себе: я не шлюха. Актриса. Модель. Танцовщица. Но рано или поздно каждая ведется и спит за бабки. Разок. А там другой, и третий…

– Эта притча сейчас к чему? – Женя раздраженно смотрит на Самарина.

– К тому, что есть вещи неизбежные. Как, например, то, что твоя жена будет работать с Меглиным.

Женя откидывается на стуле, оглядывая Самарина с ног до головы.

– Есть и другие неизбежные вещи. Например, огрести за сравнение моей жены со шлюхами.

– И это возвращает нас к теме твоего допуска. Это пока вещь неопределенная. Могу подписать. А могу и нет.

– Вот прямо так? – Женя смотрит напряженно. Кивает вопросительно – «ну?».

– Услуга за услугу.

– И что – с меня?

– Личное дело Меглина.

Женя искренно удивлен.

– Зачем?

– Уникальный психотип. А доступ к нему имеет только Бергич. Несправедливо с точки зрения науки. Я на нем докторскую напишу. Что скажешь?

Женя, помедлив, пожимает плечами.

– Ради науки… почему бы и нет? – Залпом выпивает шот и со стуком ставит на стол рюмку.

По дороге домой он звонит жене по скайпу. Он едет в машине и снимает себя.

– А кто с Верой?

– Старший советник юстиции Стеклов Андрей Сергеевич.

Есеня смеется.

– В нем такой дед включился, он будто всю жизнь этого ждал.

– Знаешь, что он мне сказал? Он жалеет, что не видел, как ты росла. Видимо, компенсирует.

– Мне бы он этого никогда не сказал.

– Давай там развязывай уже и приезжай. Мы скучаем.

Есеня целует воздух. Требовательный стук в дверь.

– Сейчас!..

Отключив скайп, она открывает дверь. На нее валится пьяный мокрый Меглин, она морщится от запаха.

– Ты где был?..

– Слышь… заплати ей…

В его руке бутылка вина, за плечом – Ляля. Есеня смотрит на него, оценивая пределы наглости.

– Ты серьезно?

– А что я, не человек? Каждый хочет любви. И солдат. И моряк.

– Сколько?..

Ляля сама забирает купюры из бумажника. Они уходят. Меглин бросает через плечо.

– Тоже заходи…

– Зачем?

– Тройничок замутим!..

Есеня зло хлопает дверью. Не может найти себе места из-за раздражения, но что-то зацепило ее. Меглин впускает Есеню в номер. Темно, свет только от слабого ночника. Меглин серьезен и сосредоточен. На кровати, в свете лампы, сидит Ляля. Есеня подходит к ней, опускается на колено. Смотрит. Узнает.

– Лариса?..

– А теперь ей расскажи, милая… То же, что и мне.

Ляля смотрит на нее с сомнением.

– Ей можно. Она наша. – Меглину она верит.

– Я его видела…

– Кого?

– Папу…

Есеня мягко подталкивает Лялю.

– Расскажи. Не бойся.

– Ты за меня впишешься, да? Защитишь? Если что. Жить здесь останешься?.. Да пофиг, я не боюсь, чего мне терять-то…

– Где ты его видела?

– У Пасюков. Рядом с домом.

– Когда?

– Сегодня. А раньше – на дороге, он мимо проезжал. В день, когда их постреляли всех…

– И вчера. Он, когда мимо проезжал, скорость сбрасывал. На меня смотрел.

– Ты уверена?

Ляля смотрит на нее, смеется.

– А то я отца не узнаю!

– Он же умер…

– Знаешь, я так и подумала. Когда его увидела. Он живым не выглядит. Совсем. Хотя мы тоже. Не живые.

– Почему полиции не рассказала?

Ляля смеется.

– Что я, дура, ментам рассказывать?

– А почему с нами разоткровенничалась?

– Нравишься ты мне. Глаза чистые… За деньги, конечно! Ты мне еще дашь. Я видела, у тебя много.

Есеня отдает ей часть денег, Меглин не глядя забирает кошелек и вываливает все. Есеня видит на ее руках точки от уколов и полосы заживших шрамов, след неудавшегося самоубийства.

– А что ты делала? У Пасюков? Рядом с домом?

Вопрос выводит Лялю из себя. Она срывается:

– Не твое дело!.. Мимо шла!.. Чего тебе еще надо?..

Меглин обнимает ее, гася истерику.

– Все, милая… Все. Все.

Жестом показывает Есене на бутылку – налей. Подает Ляле. Достает из кармана свои таблетки. Она смотрит вопросительно.

– Боли не будет.

Она выпивает таблетки. Запивает вином и затихает в его объятиях. Меглин укладывает ее на кровать. Снимает туфли. Укрывает. Он садится на кровать. Есеня стоит рядом, сложив руки на груди.

– Ты ее руки видел?

– Хорошие руки. Красивые.

– Она наркоманка. И сумасшедшая. Можем мы ей верить? Мало ли, что ей там почудилось.

– Кому верить, как не им? Тем, кто на дне. Наркоманам. Нищим. Им терять нечего. Врать незачем.

– Так мы что теперь, охотники за привидениями?

– Ну. Если человек мертв, согласно документам. И не мертв, согласно всему остальному. Значит. С документами беда.

Он дергается, хватается рукой за голову. Вторую торопливо и требовательно протягивает Есене. Она ищет таблетки в сумке и дает ему выпить. Он торопливо глотает таблетки, пока она несет воду из ванной, запивает и, скрутившись эмбрионом, падает в одежде на кровать. Тело бьет судорога, стонет от боли. Есеня ложится рядом. Меглин погружается в лихорадочный сон. Приблизившись друг к другу во сне, она кладет руку ему на грудь. Меглину снится, как Есеня склонилась над ним с ножом в руке. Тело Меглина выгибается – как от удара током.

– Что? – Есеня обеспокоенно просыпается.

Меглину не сразу удается стряхнуть с себя кошмар.

– Ничего… Все хорошо…

Но в глазах появился новый огонь.

Этим утром плешивое поле, в котором угадываются остовы домов, растянулось на долгие километры. Над горизонтом еле видно поднимается желтое солнце. В поле стоят двое – Женя и Стеклов. Стеклов хмуро смотрит по сторонам. На зятя. Под мышкой у Жени – тоненькая папка.

– Что-то смысла в этой «экскурсии» не улавливаю.

– Помните наш уговор? Защитить наших девочек?

– Допустим?

– Знаете, где мы сейчас?

Стеклов смотрит на Женю. Тот протягивает ему папку.

– Личное дело Меглина. Тут не густо. Но все – интересное. Не явно. А между строк.

– Это как?

– Например, прописан он здесь. В этом самом месте. В деревне, которой уже не было, когда он появился на свет.

Стеклов листает папку. Оглядывается по сторонам. Оценивает.

– Вы знали, что после смерти родителей его не в милиции оставили, а в психушку увезли? На месяц? Почему? Что за тайны?

Он поднимает на Женю напряженный взгляд. Женя забирает у него папку.

– Это фейк. Дело составили – на отвали. Чтоб было. Но где-то ведь и настоящее есть. Мне выше не прыгнуть. Не мой уровень. А вот вам, может быть, удастся что-то выяснить.

– Почему думаешь, что это важно?

– Может, и не важно. А может, и важно. Кто знает? Моя жена с ним работает. Ваша дочь. Мы имеем право знать.

Стеклов, помедлив, кивает.

Самарин кладет перед Есеней пачку салфеток.

– Кровь.

Есеня смотрит на салфетки перед собой. Капелька крови катится по виску. Есеня поднимает взгляд на Самарина.

– Прям по методичке. Добрый следак…

– Я не следак. И для меня главное – доверие между нами.

– Доверие основано на делах. Не особо ощущаю.

И она поднимает обе руки. Они скованы наручниками. Самарин встает, идет к ней, он берет салфетку и сам осторожно утирает каплю крови.

– Вы все время пытаетесь представить Меглина добрым безобидным сумасшедшим. Эту тактику обычно выбирают близкие серийных убийц. Матери. Жены. Сначала не замечают. Потом – оправдывают.

– Он не был опасен.

– Но тогда, в Аркадьевске, – это ведь Меглин подтолкнул психически неуравновешенного человека к убийству. Этого вы не будете отрицать?

Есеня молчит, но потом отвечает.

– Нет. Не буду.

Глава 6. Руки в наручниках, Есеня сидит, глядя на них

– Как, вы считаете, надо жить? По закону? Или по совести?

– По закону и есть по совести.

– Ой-ой-ой… Хорошо, пример. Вы поймали богатого подонка. Педофила. И знаете, что он откупится. И продолжит. По закону. А по совести у вас в руках пистолет, и вы ему яйца можете отстрелить. При попытке к бегству. Ваш выбор?

– Давайте к делу вернемся.

– А мы от него не уходили. Ответьте.

– Я ответила.

– Это вопрос с подвохом. Знаете, как… купите ли вы билет в автобусе, зная, что на маршруте нет контролеров. Никто не купит. Зачем? Я не пытаюсь вас подловить, я просто хочу, чтобы вы отвечали мне предельно честно. Это единственное условие, при котором я смогу вам помочь.

– По совести.

– Тогда вопрос – по чьей?

Есеня возвращается в раннее утро, когда она позвонила Худому из Аркадьевска. Он закрывал машину, шел к конторе, говоря по телефону.

– Стеклова, у Меглина эта штука, с головой, не заразная, случайно? Ты от него не подхватила? Бациллу?

– Вы сами настаивали, чтобы я его с собой взяла. Мне нужна повторная экспертиза…

– Его же месяц, как похоронили!

– Значит, эксгумация.

– А повод есть?

– Убийства связаны с серией семилетней давности, и я проверяю самую простую версию. Так что потяните за ниточки.

– Запрос пришли. Что смогу – сделаю.

Меглин стучит в дверь своего номера. В ответ тишина. Еще раз. Открывает дверь. В номере пусто. Окно открыто, ветер колышет занавеску. Меглин меняется в лице. Быстро уходит по коридору. Ляля торопливо идет по обочине. Входит в лес. Вот и дом Пасюков. Ляля достает зеркальце из сумочки, торопливо приводит себя в порядок, чуть не спотыкаясь на каблуках, – и видит в зеркале позади себя мелькнувшую тень. Оборачивается. Лес здесь негустой. Через деревья она видит в ста метрах Карякина. Он стоит и смотрит на нее, и здесь, при свете дня, он выглядит еще страшнее, чем представлялся ей. Грязное, покрытое пятнами воспаленных лимфоузлов лицо, борода, тяжелый взгляд. Ляля примерзает к месту, парализованная ужасом. Карякин прикладывает палец к губам и делает шаг вперед. Еще шаг. Еще.

– Что тебе надо…

– Тихо… Тихо… Пойдем.

– Нет! Помогите! – Она кричит и бросается от него к дому. Он – за ней.

– Стой!..

Она почти сразу спотыкается на каблуках и падает, пытается подняться, он нагоняет ее и хватает за руку, она плачет, дерется, кричит, в ужасе отталкивает его, бросается прочь, но он хватает ее за локоть, и она снова падает, и теперь не поднимается, а только отползает к толстому дереву, а он отводит полу куртки и достает дробовик.

– Не-е-ет!..

Он вскидывает дробовик и стреляет в охранника, выросшего позади Ляли. Но тот успевает спрятаться за дерево, двое других охранников открывают по Карякину огонь из пистолетов – он убегает, прячась за деревьями.

– В порядке?.. – охранник кричит Ляле, и та испуганно кивает. – К дому давай!..

Ляля бежит к заднему двору дома, в открытую калитку, где еще один охранник, вооруженный дробовиком, просто заталкивает ее во двор, за себя, продолжая цепко смотреть в лес. Ляля проходит несколько шагов внутрь и останавливается, увидев Андрея, Анжелу и Ваню – все трое стоят у заведенного джипа, готовые выехать в любой момент. Пауза. Ляля испуганно кивает. Смотрит на Андрея заискивающе, с мольбой.

– Андрюша, здравствуй… Здравствуйте, Анжела Михайловна…

Анжела смотрит на нее с откровенной неприязнью и не отвечает. Но Андрей кивает ей, и она улыбается, довольная этой подачкой. За его спиной Ляля видит Ваню. Их разделяет всего два десятка метров, и это – самое близкое расстояние, с которого она видела сына в последние годы. Ляля поднимает руку в приветствии, хочет обратиться к сыну, но голос изменяет ей, она шепчет неслышно:

– Ванечка…

Только сейчас она понимает, что, наверное, ужасно выглядит, и торопливо стирает потекшую тушь, и не может удержаться, и снова плачет. Анжела усаживает мальчика в машину и закрывает дверь.

– Мы сейчас уедем. О тебе позаботятся.

– Андрюша, я… Можно я поговорю с ним?.. Пожалуйста…

Андрей качает головой. Ляля плачет.

– Ну, что мне сделать, а?.. Я… ничего не хочу уже, пусть он будет с тобой, ему лучше с тобой, не говори ему даже, кто я… Но дай я с ним поговорю… Один раз… Один раз, ну что тебе стоит?!

Андрей смотрит на нее, сомневаясь, но наконец решается:

– Хорошо, вы увидитесь…

– Спасибо!..

Она подходит ближе, ловит его руку, пытается поцеловать, встать на колени, он удерживает ее, выдергивает руку.

– Не надо!.. Я не хочу, чтоб он тебя видел такой. Ясно?..

Анжеле не нравится то, что происходит, она смотрит на Андрея и Лялю, словно не веря своим глазам. Выйдя из ступора, делает шаг к нему и хватает за локоть.

– Андрей…

– Хватит!! – Он орет на нее, она дергается и подается назад испуганно.

– Отца нет. Теперь я решаю.

Воцаряется тишина. Андрей говорит Ляле, которая кивает каждому его слову:

– Приведи себя в порядок.

– Да!.. Я поняла! Я все сделаю!..

– Я с тобой свяжусь.

Из леса возвращается один из охранников, запыхавшийся и сообщает, что Леший ушел. Андрей кивает в ответ и садится в машину.

Ляля, в форменной полицейской куртке на два размера больше, которую кто-то по доброте душевной набросил ей на плечи, сидит, нахохлившись, на месте посетителя перед чьим-то столом. Пустой взгляд в никуда – вздрагивает, когда Меглин протягивает ей стаканчик с чаем.

– Ты чего убежала. Не попрощалась даже. Так же не делается. Держи.

– Это что?

– Чай, но… я туда добавил.

Он приоткрывает плащ так, чтоб ей видна была фляжка во внутреннем кармане. Подмигивает, Ляля улыбается, пригубливает чай, но одергивает себя, ставит стаканчик на стол.

– Мне нельзя сейчас.

Меглин смотрит удивленно, но от вопроса удерживается.

– Я вот про что хотел спросить… Отец твой любил тебя?

Ляля надолго задумывается.

– Любил… Он меня один растил. Когда мама умерла.

– Бил тебя?

– Нет, ты что… До той ночи… Пальцем не трогал.

Подходит Есеня, садится рядом.

– Семь лет назад? Что тогда случилось? Расскажи.

Ляля кривит лицо, ей не хочется возвращаться воспоминаниями в этот год.

– Я не помню ничего. Что помнила – выжгли…

– А что осталось?

– Как… во сне. За Андреем замужем была. Родила ему Ванечку. И тоска взяла. С Виталиком от скуки связалась. Просто… чтоб хоть что-то нормальное… Лицо человека скрыто капюшоном, темнота. Он замахивается обрезом – и… Удар.

Ляля замолчала, погрузившись памятью в ту ночь.

– Потеряла сознание… Дальше ничего не помню…

Она врет, потому что вспоминает, как ее за волосы тащат от машины по траве, бросают на землю, она поднимает голову и видит, как человек в капюшоне, стоя спиной к ней, поднял руку, и в ней был обрез, и раздался выстрел, и Ляля дико, истошно закричала – нет! – когда разлетелась красным голова ее любовника. И только после этого она потеряла сознание.

– Это был твой отец?

Ляля кивает, глядя в пол.

– Я не видела, как его взяли. Пришла в себя уже потом. Когда за ним приехали.

Ляля заканчивает рассказ:

– Больше не видела его. После этого… мне плохо было. В больницу положили, в психиатрическую. Я там… год, что ли, лежала…

– Пять с половиной.

Ляля смеется, пожимает плечами.

– Кололи. Время быстро шло. Весело. А когда вышла…

Пожимает плечами, дальнейшее, мол, очевидно.

– Там, в лесу, это был он. Не знаю там, что ваши эксперты говорят, но он жив, и он хотел меня убить… Когда меня уже выпустят отсюда?

– Если все так, как ты сказала, я бы не торопилась.

– Почему? Я же не виновата. Я ничего не сделала… – Девушка плачет.

– Пока тебе безопасней здесь.

– Нет. Обо мне Андрей позаботится, он мне обещал.

– Андрей Пасюк?

Ляля вдруг улыбается, широко, по-детски.

– Он мне с Ваней встретиться даст.

У Есени звонит телефон. Она смотрит на дисплей, отходит.

– Да…

Худому явно не по себе от информации, которой приходится поделиться с Есеней.

– В общем,… ты была права. В могиле не Карякин.

Жаров и Грачев удачно разыгрывают недоверие.

– Да ладно… Да ну на хрен!..

– Вместо него в тюремном лазарете оформили другого, сейчас разбираются, как это получилось. Карякин присвоил личность освобожденного по актировке. И так вышел на свободу. Он вернулся, чтобы мстить.

Жаров и Грачев выглядят потрясенными.

– Ну спасибо вам. От всей души. От всех жителей наших – земной поклон. Вот что значит – профи!

Жаров смотрит через стекло на дремлющего на трех составленных в ряд стульях Меглина в коридоре.

– Ну что. Дело раскрыто.

– Вопросов много осталось.

– Вот поймаем и все спросим. Главное – сделано. Я вам напишу потом, если хотите. Или позвоню. Всех подключу. Каждый камень перевернем, но найдем урода!

– Обратно – тоже своим ходом?

– Да.

– Ну вы хоть поешьте на дорогу. Давайте мы баки вам заправим. Хоть как-то мы должны вас отблагодарить!

– Спасибо, не надо. Мы не приглашенные артисты, чтобы гонорары получать.

Фургон едет по улицам Аркадьевска, мимо главной площади. Следом за фургоном на достаточном расстоянии в переулок сворачивает дешевая иномарка

Меглин снова видит мальчика в фургоне.

– Крутой, да?.. Дело раскрыл…

Уловив издевку в его голосе, Меглин смотрит на него настороженно. На всякий случай показывает неприличный жест.

– Фу, как некрасиво. А еще взрослый. Себе покажи.

– Почему?

– Потому что не крутой ты, а дурак. Чучело соломенное.

– За языком следи. А ты за мыслями моими, у тебя со своими напряженка, по ходу. За окно смотрим. Что видим?

Меглин выглядывает. Народ стекается на главную площадь, где готовятся к празднику. Меглин снова смотрит на мальчика, пожимает плечами. Мальчик качает головой, удивляясь его тупости.

– Перец этот, главный! День города то, день города се, сто лет готовились!

– А нас остаться не позвал…

– Сечешь теперь? Опять в окно!

Меглин снова смотрит – и замечает иномарку, едущую за ними. И дергается в сторону Есени:

– Останови!

– Зачем?

– Останови!!

Есеня тормозит, выходит из машины и открывает кузов.

– Идем спокойно, без резких движений…

В следующую секунду Меглин бросается из фургона и бежит прочь, кричит на ходу:

– Ага!

Есеня поверить не может, что попалась так просто. Меглин забегает за угол – тут привстала у обочины следящая за ними иномарка. Меглин – не задумываясь, не останавливаясь – ударом «с ноги» сшибает водительское зеркальце.

– Ты что делаешь?!

Бежит к нему. Меглин хватает камень с земли и бьет по лобовому стеклу машины. Двери открываются, из машины выходят взбешенные парни, но один, главный, останавливает остальных, подняв руки.

– Все, все, тихо! Уведи его…

Меглин смеется, коротко, хищно, возвращается к машине.

– Ты что творишь?!

– А чего, все же нормально. Никто не пострадал.

Есеня ловит его мысль.

– Они убить тебя должны были, по идее.

– Переживают! Следят, родимые!

– Кто следит?

– Хозяева! За нами…

– Жаров? Мэр? Зачем?

Меглин раскачивается из стороны в сторону, не в состоянии ясно выразить мысль.

– Репетиции прогуляли. В ногу не шагаем!

Есеня смотрит на него, пытаясь понять, что он говорит. Он хватает ее за локоть, дергает к фургону так, чтобы их не могли видеть, шепчет горячо:

– Мы сделали, что им нужно было. Как мавры, понимаешь?

– Какие мавры?

– Которые должны уйти!..

Он подбирает слова, они не подбираются, и он бьет себя по голове несколько раз. Мальчик довольно спокойно наблюдает за ними из фургона.

– Ты ей про Рыбакову скажи.

– Точно!.. Чебуреки, Чебоксары!..

– Я не понимаю, о чем ты! – Есеня раздражена, она не может понять, о чем говорит Меглин.

– Чемоданы! Чемоданы у нее в комнате стояли! Поехали!..

Меглин быстро садится в фургон. Они резко трогаются с места. Фургон тормозит у дома Рыбаковых. Меглин выпрыгивает из машины, идет к дому и дубасит в дверь. Есеня уже обходит дом, заглядывает в окна.

– Похоже, нет никого…

– Уехали! Быстро они!

Прежде чем она успевает его остановить, Меглин ногой бьет в замок, и со второго удара дверь распахивается. Меглин исчезает внутри дома.

Он стремительно проходит по дому, выхватывает из шкафов случайные вещи, почти тут же откидывает в сторону.

– Тут же все копейки стоит… Весь дом… Гроши!

Есеня проходит за ним.

– Люди без денег. Что такого?

– Рубль сорок. Еще сорок – два пятьдесят. Спички брали? Нет, не брали… С вас четыре восемьдесят пять! А мужа хоронить у них есть! На путевки есть?!

Меглин крутится посреди комнаты. Сжал виски. Он, с трудом держась на ногах, проходит в магазин вместе с Есеней. Находит взглядом продавщицу. Устремляется к ней, облокачивается на прилавок.

– Ты пьяный, что ли? – продавщица смотрит привычным взглядом.

– Нет, я из этого… Откуда я?!

– Следственный комитет. Мы хотим спросить о вашей сменщице, Надежде Рыбаковой.

– Так уехала она. Утром сегодня…

– Мы как раз поэтому. Куда уехала?

– Так… в Германию, с сыном.

Меглин смеется, взмахивает руками – подтвердились его предположения.

– Вы дружили?

– Пятнадцать лет за одним прилавком.

– За каким лядом в Германию срулила?! Мужа похоронила, и тю-тю?

– Ну точно не скажу, но вроде там должны сына посмотреть… Ну, и если поможет, прооперировать.

Меглин вдруг пошатнулся. Упал бы. Но Есеня поймала – он непонимающе хлопает глазами, словно отключился на секунду, цепляется за рукава, куртку. Ноги плохо держат. Есеня помогает ему сесть. Он в глаза заглядывает.

– Вот скажи. Что может продать простая русская баба? У которой ничего? Ты же сама. Простая русская баба. У тебя ж тоже… ничего…

Есеня освобождается от рук Меглина, поворачивается к продавщице, которая в растерянности наблюдает за этой сценой.

– Может, она деньги собирала, на операцию…

– Где собирала-то? В поле, с росой?..

– Молчание. Мол-ча-ни-е может продать!.. Красного!.. Снаряд!.. Два!..

Продавщица ставит бутылки на стол, Меглин хватает их, распихивает по карманам.

– Огонь по батареям, пли… Рассчитайся.

Ляля выглядит по-новому. Кофта. Джинсы. Без косметики. Волосы вымыты, собраны в хвост. С напряженным ожиданием вердикта смотрит на подруг-проституток. Они оценивают, переглядываются, одобрительно кивают.

– Ты сейчас на училку похожа.

– Да, она научит…

Ляля нервничает, но первая проститутка успокаивает ее.