Текст книги "Жена штурмовика"

Даниил Туленков
Жена штурмовика

От автора

Я не сразу решил написать эту книгу.

Тема СВО для меня закончилась в тот момент, когда я поставил последнюю точку в книге «Шторм Z. У вас нет других нас».

Было это еще на Запорожье, где я вел свои заметки в режиме онлайн, а невдалеке бухала артиллерия.

Мне казалось, я высказал все, что хотел, и добавить мне больше нечего. Затем, уже дома, полгода спустя, какие-то истории все-таки попросились наружу, видимо, пришло их время.

Они вызрели и поспели.

Я собрал их в отдельную часть, скомпонованную исключительно по одному принципу: все эти очерки были написаны в 2024 году, в совершенно иной обстановке и атмосфере, нежели мои первые рассказы о войне, написанные по горячим следам.

Но сами по себе они стали дополнением к главной истории.

А эта история носит уже принципиально иной характер.

Я не хотел больше писать о войне, в которой был участником, эта тема не вызывала во мне никакого интереса и энтузиазма.

Однако я остро чувствовал, что война – явление многослойное и объемная картинка ее невозможна без отзеркаливания назад, на много тысяч километров от линии фронта…

Война глазами солдата – это только часть войны.

Потому что почти у каждого солдата за спиной кто-то есть.

И через линию кровной или духовной связи война тянет свои щупальца в его дом.

Она селится, гнездится там, где ей будто бы нет места: в огнях больших городов, на заполненных машинами улицах, среди детского смеха, толп людей, живущих так же, как если бы ничего не происходило, в шуме баров и ресторанов.

На фронте солдат всегда чувствует плечо и локоть товарища, сидящего с ним в одной лодке.

Жены и матери этих солдат зачастую оказываются в одиночестве, чужими, лишними и ненужными на шумном празднике жизни этой «странной войны».

Нет, конечно же, они находят себе подобных. Как капельки ртути сливаются воедино, так и женщины воинов сплетают свою человеческую сеть, образуя единственно надежный тыл тех, кого кроют «кассетками» и разбивают из танка в хлипких домиках.

Тем не менее они чаще и больше, нежели боец на фронте, остаются одни.

Возвращаясь домой, остаются со своими мыслями и переживаниями, периодически пролистывая телефон, храня надежду, веру, а иногда и теряя ее.

У них своя война, не такая, как на фронте, но не менее страшная и тяжелая.

И только все в комплексе создает единую цельную мозаику и реальный жизненный фон происходящих событий.

Поэтому первое ощущение недосказанности и недоговоренности, недорисованности войны у меня появилось только тогда, когда я вернулся домой и посмотрел в глаза своих близких.

Я понял, что если возьмусь за еще одну книгу, так или иначе касающуюся СВО, то меня сможет вдохновить только этот сюжет.

И лишь позже, набросав историю своей Женщины, я добавил к ней несколько всплывших в памяти эпизодов и очерков, органически, может, и не связанных с главной линией, но способных найти свое место на ее фоне.

Я написал первую часть от лица своей жены.

Мне далось это тяжело и неуклюже, сказалась разница в типах и основах мышления, эмоций и переживаний.

Получилось не очень. Но я счел своим долгом попробовать.

Это моя искренняя дань уважения женщинам наших бойцов – женам, матерям, сестрам.

Возможно, эта искренность искупит техническое и стилистическое несовершенство первой части и не навлечет на меня слишком строгий суд читателя.

Часть первая
Жена штурмовика

Пролог

Я иду по коридору Кировского суда города Екатеринбурга, не видя перед собой ничего, только плитку, тупую плитку на кафельном полу.

Люди размываются, как тени.

Тени моей былой жизни, которая кончилась только что…

Вот прямо здесь, полчаса назад, когда женщина моих лет, холеная и ухоженная, которая скоро вернется домой, к собаке и детям, огласила приговор…

…Нет, не отправляющий моего мужа на семь долгих лет в колонию общего режима.

Приговор, ставящий точку во всей той жизни, несуразной, сложной, но какая только и была моей.

Но другой у меня не было. И теперь уже не будет.

Когда они вошли в зал, щупленький мальчик и толстая девочка в очках, одетые в полицейскую форму, и я увидела наручники у мальчика на поясе, я почувствовала, как мои ноги превращаются в вату. Горло сжал спазм, а сердце будто сорвалось со своего места и воткнулось куда-то вверх.

Я смотрела на этих почти что детей и на своего мужа, поникшего, но пытающегося держать марку.

Я видела его посеревшую кожу, потухший взгляд, напряжение во всем его теле и понимала, сколько сил ему сейчас надо, чтобы просто достойно принять удар и хотя бы нам, кучке своих близких людей, показать, что он не сломан.

Господи, в эти минуты он мог делать все что угодно.

Но можно ли было меня обмануть?

Последние три года я видела эту агонию. Он сопротивлялся, он пытался атаковать. Он не падал духом. Но глаза…

Мне ли не понять, что там творится в их глубине?

Нет, он никогда не был простым человеком.

Он не из тех, кого считываешь с первого взгляда.

Мы познакомились, когда мне было 19 лет, а ему 23.

И мне казалось тогда, да и кажется сейчас, что я больше проявила решимости и упрямства, чтобы мы были вместе, нежели он.

Миллионы женщин поступают так, но не решаются сказать об этом прямо, щадя самолюбие своих мужчин.

 
А я ничего не стесняюсь.
Я – жена бойца «Шторм Z».
Вместе с ним я прошла ад.
Так чего мне стесняться-то?
 

Пока он что-то делал, бегал, прятался, уклонялся от «полек», ныкался по блиндажам, в конце концов, просто стрелял хотя бы в каком-то направлении, я тупо сидела дома и ждала весточки.

Он был в процессе, а я была вне его.

И я бесконечно мучила телефон, ожидая его сообщения в мессенджере.

Я.

Я, которая привыкла быть его Королевой.

Я, женщина, которая привыкла к взгляду снизу вверх.

Я, женщина, которая привыкла выражать недовольство даже при взгляде снизу вверх.

Я, стерпевшая кучу неприязненных высказываний от его родственников, я, родившая ему двоих детей, к которым он, зараза такая, даже ни разу ночью не встал (хотя к таксику, которого я ему подарила на день рождения, он вставал), я, жена, узнавшая, что ее муж уехал на СВО, от родственников, а не от него, я мучила телефон и слала месседжи на выключенный номер: «Любимый, ответь».

Он-то в это время где-то бегал, где-то прятался от каких-то «кассеток» (нет, я и сейчас не знаю, что такое «кассетка», даже знать не хочу, я знаю только, что это опасно и убивает всех), в кого-то там стрелял, а я сидела за три тысячи километров от этой херни и просто… просто не понимала, терзала телефон, не понимая, кому я пишу, живому человеку или покойнику…

Наш с ним путь – это наш с ним путь.

Он, как и путь любой другой семьи, уникален и неповторим.

Я расскажу, мне нечего скрывать и нечего стыдиться.

Все мы по-разному сошлись со своими мужчинами, с любимыми и не очень, и по-разному сложились наши жизни до того, как были защелкнуты наручники на их руках.

И после этого наши жизни сложились по-разному.

Кто-то остался за колючей проволокой, а кто-то уехал, прорываясь сквозь ад к дому.

И я пишу в первую очередь вам, тем, чьи мужья, братья и сыновья сделали этот выбор.

А шире я пишу тем, чьи мужчины были и есть там, за какой-то мифической «ленточкой», шире я пишу всем, кто смотрел в выключенный телефон, несмотря на весь груз накопленных обид, недосказанностей и претензий. А эти обиды у всех есть.

Я пишу Свете из Иванова, Маше из Челябинска, Зульфие из Альметьевска, всем тем женщинам, чьи мужчины были или есть там – на СВО.

Контрактники, мобики, добровольцы – я не знаю, как там они между собой вообще разбираются.

Моя исповедь – это исповедь женщины, глядящей сквозь тысячи верст в выключенный телефон бойца, отправившегося на БЗ.

А личное, индивидуальное?

Ну, давайте переместимся в июль 2002 года…

Глава I
Мальчик с барсеткой

Я шла дворами окраин Екатеринбурга.

Побитая, злая и, что самое главное, ущемленная несправедливостью своего тупого бабьего конфликта.

Господи, даже под расстрелом я не вспомню, в чем там была суть, кроме того, что мне незаслуженно прилетело фотоаппаратом по голове.

Я шла и горько плакала.

И как из-под земли нарисовались они.

Какой-то улыбчивый и душевный паренек в очочках и какое-то мрачное тело рядом с ним, в футболке «Адидас три полоски» и барсеткой под мышкой.

И нет, мой муж в этой схеме не был улыбчивым пареньком в очочках.

Паренек в очочках возжелал куража над беззащитной девочкой в глухих дворах Екатеринбурга, а мрачный типок в футболке «Адидас» взял меня за руку и просто увел с собой куда-то в очаги цивилизации.

Они крепко поругались тогда с пареньком в очочках, и до последней минуты я, моментально протрезвев и осознав, в какую ужасную историю едва не вляпалась, не могла подготовиться к развитию ситуации.

Но она решилась сама собой, без моего участия.

Меня будто взяли на буксир и выволокли из района на широкую светящуюся огнями улицу.

«Ну, – сказал паренек в «Адидасе», – тебе туда, а мне туда».

И махнул рукой в диаметрально противоположных направлениях.

И тогда я сделала то, что определило всю мою дальнейшую жизнь на десятилетия вперед.

Я сказала: «Поехали со мной».

И он поехал.

А предложение мне сделал через полтора месяца.

И в декабре мы поженились.

Могла ли я подумать, что спустя двадцать лет мой мальчик с барсеткой взгромоздится на БТР и поедет со штурмовой группой вламываться в чьи-то там окопы?

Да упаси Бог.

Я думала только о том, что урвала кусочек своего женского счастья.

Что у меня есть теперь любимый муж, которому за счастье целовать мою шею, грудь, живот…

И никто и ничто не отнимет у меня мой кусочек женского счастья.

К своим двадцати годам, вынашивая первого ребенка, я искренне считала себя женщиной, хлебнувшей горя выше крыши и теперь награжденной простым житейским счастьем…

Но все только начиналось…

Глава II
Бизнес

Наверное, самой большой моей ошибкой было то, что я не отговорила его заниматься бизнесом. Напротив, вдохновляла и укрепляла веру в успех в человеке, который, как оказалось, не был для этого рожден.

Ему нужно было книжки писать. Это у него получалось. Не тянуть лямку скучной и неинтересной работы в офисе, а себя находить в творчестве.

Я была его «злым гением», наверное.

Ведь он чувствовал мою поддержку, начиная в далеком 2008 году это заведомо гиблое дело.

Он совершенно не умел руководить людьми. В нем не было предпринимательской жилки. С первых же месяцев его фирма обросла долгами, как какой-то камень в лесу мхом.

Жилки не было, но вот упрямство, не упорство, а именно упрямство, у него было.

И неумение понимать, когда речь идет о том, чтобы скакать на мертвой лошади, а когда действительно надо идти до конца.

Он все воспринимал как сложности, какие надо преодолеть, поэтому стучался в закрытые двери и упорно пытался прыгнуть выше головы.

Видя, ощущая тщетность и пустоту своих попыток, погружался надолго в тяжелую, отравляющую все вокруг депрессию. Создавал невозможную, невыносимую атмосферу вокруг себя. Искал какие-то решения, осуществлял их – и в итоге еще больше и еще глубже погружался в бездну.

Какое-то время, сколько хватало сил, я пыталась его поддерживать, вдохнуть в него тающую веру в себя. Но потом настал период какой-то тотальной усталости и смирения.

Будь что будет. Идет как идет.

Меж тем звоночки звенели вовсю.

Латая дыры в своем бизнесе, он постоянно вляпывался в какие-то непонятные и непрозрачные для меня мутные схемы.

Какое-то время все это как-то решалось и утрясалось, а потом в нашей жизни появились они: капитаны, лейтенанты, майоры с красными корочками. Все будто на одно лицо, выведенные в каком-то одном инкубаторе.

Обыски, допросы и – в один не самый приятный день – повестка в суд.

Суд длился долго. Какими-то силами дело возвращалось прокурору, дорасследовалось, снова уходило в суд, передавалось из одного суда в другое.

Самые тяжелые, мучительные и томительные дни, недели и месяцы.

Понимала ли я, куда это все двигается и чем закончится?

Наверное, каким-то отстраненным сознанием – да, понимала. Просто по логике событий и надвигающейся закономерности.

Но понимать – это одно, а пережить – это совсем другое.

Глава III
Бандитский Екатеринбург

Помимо тревожных звоночков по эту сторону закона, у мужа постоянно где-то на горизонте маячили те или иные проблемы с криминальным миром.

Калейдоскоп разного рода бандитских типажей, будто бы выращенных в одном инкубаторе, коротко стриженных, спортивного вида, в «трениках» и кроссовках в любое время года, постоянно крутился, меняя расклады, коалиции и места в схеме.

Вчерашние враги в рамках каких-то сложных разборок превращались в союзников, те, кто имел какие-то денежные вопросы с одной стороны, неожиданно обращались в союзников по выбиванию каких-то долгов – с другой.

Я не вникала в схемы и не запоминала имена. Почти все они были для меня на одно лицо, да и по возможности я старалась с этой публикой вообще никак не пересекаться.

Так или иначе, но муж приложил максимум усилий для того, чтобы сюжеты из криминальных хроник 1996 года постоянно как-то материализовались году так в 2018-м.

До гранат, привязанных к ступице автомобиля, и автоматных очередей дело у нас не доходило, но все остальное, включая какие-то вечерние отъезды на встречу с хмурыми и недружелюбными людьми, периодически случалось.

Все это, слава Богу, обходило лично меня и детей стороной, но усугубляло и усиливало без того тревожный фон нашей беспокойной жизни.

Помимо психологических нагрузок, все эти мутные истории имели своим следствием и прямое вмешательство в и без того нестабильный финансовый сектор.

Те или иные угрозы с этой стороны муж воспринимал несравненно более серьезно, чем бесконечно тянущиеся денежные вопросы со своими деловыми партнерами и клиентами и даже опасные игры с законом.

Окончательно погрязнув в долгах и прогорев в своем бизнесе полностью, но не завершив какие-то расчеты с криминальным миром, он незадолго до посадки втянул в многомиллионные кредиты и самых своих близких людей – меня и мать.

Все это уже были те самые «красные линии», после которых любая женщина имела полное право задать себе вопрос: «А на хера оно мне все надо?»

Я бы, наверное, не задумываясь нашла ответ на этот вопрос даже спустя десять лет брака.

Но ответить на него, пройдя вместе двадцать лет, мне было значительно тяжелее.

Глава IV
Рыбалка и Чердынь. Места силы

Однако было ли все у нас так страшно и безнадежно все эти годы?

Неужели во всем этом не было ни одного просвета, способного помочь мне жить со всем этим, не потерять способности любить и радоваться?

Было, и в этом вопросе нельзя не отдать должного моему мужу и его способности чувствовать «красные линии».

Он никогда не скрывал, что я служу для него батарейкой, аккумулятором, позитивной энергией которого он питается. Он говорил об этом даже с некоторым восхищением и признательностью, и это звучало, конечно же, иначе, нежели бы он сказал «Я вампир, а ты мой донор». Менялась ли от этого суть? Сложно сказать…

Но он, конечно же, понимал, что любую батарейку надо подпитывать.

В общем и целом он был вполне примерным семьянином, во всяком случае – во внешних аспектах выполнения своей роли мужа и отца.

Он никогда не снимал с себя обязанностей по воспитанию детей. Не помню, чтобы он сколько-то долго сидел без работы или какого-то дела.

Прилежно отвозил и забирал детей из садика и школы.

Я не знала, как и где платится коммуналка, практически не вкладывалась в ремонт машин и в крупные покупки. Машин у нас всегда было две. В редких случаях, по каким-то форс-мажорным обстоятельствам, мы делили одну машину на двоих, но никогда не было такого, чтобы он забирал автомобиль чисто под свои нужды и интересы, игнорируя мои.

Деньги у него тоже почти всегда были. А если не было в моменте, то ему нужно было поставить цели и задачи, и деньги появлялись. На его языке это называлось «выдерну из оборота», что подразумевало, конечно же, что они потом в этот оборот вернутся, но когда и как – это уже были не мои проблемы.

Ну, до поры до времени были не мои.

Во всяком случае, тот огромный финансовый пузырь, что раздувался где-то за пределами попадающего на мои глаза пространства, стал для меня очень большим и неприятным сюрпризом.

Он копил и отодвигал проблемы по времени, до какой-то поры очень успешно и незаметно для меня.

Потом это все рвануло, как Хиросима и Нагасаки, вместе взятые, но лет десять, а то и больше это были какие-то тайные для меня процессы. В моменте же деньги были всегда, более того, я всегда знала, что какие бы напасти типа серьезно поврежденной в ДТП машины ни свалились на нас, они будут преодолены в кратчайшие сроки.

Поэтому не было в нашей жизни проблем какого-то бытового или финансового плана. Притом что и потребностей какого-то высокого порядка у нас не было: мы довольствовались жизнью в трехкомнатной квартире, а не в трехэтажном особняке, ездили на «форде» и «мегане», а не на «крузаке» и «ягуаре», но сильно ли нас это тяготило?

Нет.

И в этом нет никакого преувеличения. Мы были счастливы и с тем, что у нас было, а все иное нам казалось достижимым в самом ближайшем будущем.

Если чего-то и не хватало мне, то это невозможно измерить в каком-то финансовом, материальном измерении.

И муж старательно искал эти способы так, чтобы не менять в нашей жизни чего-то, может быть, более важного. Впрочем, не стоит здесь винить лишь его одного. Я принимала эти правила игры, и они вполне меня устраивали.

В Чердынь мы впервые приехали в 2007 году.

Он долго, годами бредил этим местом, еще с детства начитавшись то ли Мамина-Сибиряка, то ли каких-то других писателей, а может, и вычитав статью в своем любимом справочнике «По Советскому Уралу» за 1930 год.

Чердынь – маленький городок на севере Пермского края, основанный в такой тьме веков, что насчет этого остались только легенды…

Красивейшие, дикие, первозданные места. Древний кусочек окраинных новгородских владений, поглощенных в XV веке Москвой.

Здесь все пропитано духом и магией Севера. Здесь на каждом шагу отголоски какого-то чудного, древнего, волшебного мира.

Он не кричит, не говорит даже, а шепчет о себе названиями древних поселений, рек, гор.

Чердынь, Ныроб, Покча, Вильгорт, Камгорт, Пянтег, Редикор, Бондюг, Кольчуг, Колва…

Мы были здесь бесчисленное количество раз, облазили, наверное, все уголки этого сурового, но прекрасного края.

Здесь было и есть наше место силы.

Мы приезжали сюда вдвоем, махнув по трассе шестьсот километров, приезжали с детьми, приезжали с друзьями, открывая для них этот новый мир.

Нас уже знали в одной из местных гостиниц, больше похожей на смесь гостиницы и турбазы, у нас был заведен свой ритуал посещения обязательных мест.

Панорама с видом на Колву и Полюд-камень, сквер с часовней, прогулка по улицам, где ничего не изменилось, кажется, с позапрошлого века, музей. В музее помню голову огромного волка. Я сама родом с севера Свердловской области, по сути, из тех же мест, только по другую сторону Уральского хребта. Но никогда я не слышала о волках такого размера, какой стоял в витрине чердынского музея.

Помимо прогулок по городку, мы обязательно, вне зависимости от шансов на успех, выезжали вечером на рыбалку или в Рябинино, на Вишеру, или, наоборот, на север, в сторону Ныроба, останавливаясь где-то на берегу Колвы.

Так где-то с года 2015-го я подсела на рыбалку, и она стала моей новой, если не сказать – главной, отдушиной.

Осенью 2018-го я впервые приехала в дельту Волги. Он-то здесь уже был год назад и в полной мере оценил перспективы здешней рыбалки.

До того я умела ловить только на удочку с поплавком. Там из-за сильного течения так не рыбачат. Впервые я взяла в руки спиннинг и сделала свой первый заброс. Не помню, с первого ли, со второго, но уж точно с третьего заброса у меня клюнул окунь. Хороший, крепкий окунь, не чета нашим уральским задохликам.

С той поры меня было не оторвать от спиннингов. Я часами могла закидывать разные блесны и терпеливо, упорно выуживать щук, окуней. Часами могла сидеть и смотреть на кончик спиннинга, заброшенного на сома или сазана, ждать, пока он задрожит, чтобы подсечь и почувствовать, как на там конце шнура задергалась рыба.

Муж обычно часа через три уже терял интерес к ловле. Сидел на дне лодки, дремал, курил или просто пялился в небо, на чаек, на воду.

Я же отрабатывала всю нашу смену на воде, с восьми до утра до пяти вечера.

И не будет большим преувеличением сказать, что это были одни из самых счастливых, насыщенных и ярких часов в моей жизни.

Вскоре я научилась сносно разбираться в типах блесен, удилищ, шнуров и лесок. Узнала, что такое «кастмастер», а что такое вертушка или колебалка. Что такое тест на спиннинге и обозначения толщины лески.

Был у меня и свой рыбацкий инвентарь, а рыболовный магазин стал для меня не менее близок, чем какой-нибудь отдел парфюмерии или нижнего белья.

В астраханском туре меня привлекала не только сама рыбалка, но и дорога. Часто выходило так, что эти две тысячи двести километров на машине были для нас единственной возможностью поговорить по душам, обсудить какие-то темы, добраться до которых мы просто не успевали в повседневной суете…