Текст книги "Силентиум"

Глава 1. Два мира.

– Пошли скорее, – мальчик подошел к пропускному пункту и поманил друга за собой.

– Нас пустят? – второй мальчишка остановился и почесал затылок, оглядывая длинный ряд из узких будок и красных шлагбаумов.

– Скажем, что родители работают на высший класс.

– Бедняки не работают на высший класс, – отпирался мальчик.

Раздалась приглушенная трель – кончился последний урок. Одна из школ низшего класса находилась неподалеку от границы с технологичным миром. Миром, который шепотом называли «высший класс». Ребят, изучающих разделение страны на две части, произошедшее более пятидесяти лет назад, невыносимо манила близость мерцающих высоток, экзотических запахов и модно одетых людей. То, о чем отпрыски бедняков читали в потрепанных учебниках, передающихся от старших младшим, простиралось совсем рядом. Созданное из граненых кристаллов, бронированного стекла и микроскопических электронных светлячков. Оставалось лишь дойти до пропускного пункта и с уверенным лицом проскользнуть на другую сторону. Тогда-то можно увидеть настоящую «крутую машину», а не какой-то там желтый автобус из прошлого века. Взрослые рассказывали, что богачи едят другую еду, читают другие книги и дышат полезным воздухом.

– Итан, пошли обратно, – заныл мальчик, который так и не решился подойти ближе.

– Ди, ты обещал мне! – топнул ногой Итан и потянул друга за рукав серой рубашки.

Изначально рубашка определенно была белой. Даже с рисунком, от которого остались зелено-желтые разводы.

– Только взрослым можно идти в богатые кварталы, – упирался Ди. – Разве богатые не порабощают нас, если заметят на улице?

– Не говори ерунды, – стоял на своем Итан. – Мы могли бы найти работу. Хоть какую-то. У меня, вон, кроссовки развалились.

Для наглядности мальчик потряс ногой в воздухе. Подошва на пятке отошла сантиметра на два, не меньше. Если во время не приклеить, то оторвется и потеряется, а другой теплой обуви у Итана не завалялось. Дома под кроватью ожидали своего часа еще одни отцовские кроссовки, но мальчик пока до них не дорос.

Ди прищурился и помотал головой, указывая на свои черные поцарапанные туфли с отбитыми носами. До него туфли носил брат. До брата – отец. Ди думал, что и отец не был первым обладателем старомодных туфель. Итану еще повезло, ведь подошву можно приклеить. Кроссовки для низшего класса – роскошь.

За алыми шлагбаумами и тесными будками синели крыши первых одноэтажных домов высшего класса. Кипенно-белые низкие заборчики, темно-зеленые газоны, яркие шары фонарей на столбах вдоль дороги. Взрослые говорили, что в этих домах живут «биз-нес-мэны». Но живут не постоянно, а просто приезжают на выходные. Школьники удивлялись: зачем где-то жить, чтобы потом куда-то приезжать? Разве это не расточительство – содержать несколько домов? Но как оказалось «расточительство» относится только к низшему классу. У высшего класса другое определение – «вкладывание денег».

Итан разочарованно вздохнул. Над его головой пролетела птица. Кончики крыльев трогали небесную гладь. От их размаха по коже Итана пронеслись потоки воздуха. Мальчик раскрыл рот и наблюдал за её ленивым полетом. Птица парила над шлагбаумами и будками, над ровной асфальтированной дорогой и синими крышами, но спустя мгновение скрылась за блестящей поверхностью реки. Богатые кварталы, должно быть, пахнут ярко, как…

«Как апельсины» – подумал Итан.

Мальчик пробовал апельсины только раз в жизни. Их вкус и аромат запомнился сочным летом на языке. Кисло-сладкие фрукты взрывались фейерверком во рту, растекались волшебной жидкостью, светили оранжевым, если поднести дольки повыше к солнцу. После них щипало над губами, чесалась спина и живот. Но всё-таки апельсины – самое вкусное, что Итан когда-либо ел.

Воздух в кварталах высшего класса наверняка пах смесью апельсинов, важных бумаг и миллионами запахов, которые Итан не смог бы распознать.

– Может позже, – тихо сказал Ди.

– Обязательно, – согласился Итан, в последний раз вглядываясь вдаль, выискивая верхние этажи стеклянных небоскребов, которых с их места видно не было.

Затем развернулся к другу и зашагал по разбитой дороге, с отвращением глядя на обветшалое здание школы. Краска отваливалась кривыми кусками и окольцовывала здание желтоватой грудой. Неизвестный ученик попытался закрасить сизые дыры на одной из стен цветной краской, но видимо краски не хватило. Теперь школа выглядела даже хуже чем раньше. С одним цветастым боком.

По обеим сторонам дороги раскинулась та часть города, где жили люди, которым не посчастливилось родиться в семье политика, бизнесмена, судьи, именитого архитектора и прочих людей, имеющих загадочный для Итана «статус». Ни сам мальчик, ни его друзья никогда не видели тех, кто жил за кроваво-красными шлагбаумами, но родители несколько раз в год ездили в богатые кварталы. Задирали головы, словно лилипуты в стране великанов. Гигантские черные и темно-серые небоскребы, шарообразные магазины, скоростные лифты в прозрачных трубах. Успешные люди стремились выше. По городским и карьерным лестницам.

Взрослые говорят, что представители высшего класса зализывают волосы назад, быстро ходят и тихо разговаривают. Грозными глазами следят за окружающим миром, ледяными сердцами этот мир чувствуют.

– Почему мы разделились? – спросил как-то Итан у отца.

– Потому что, по мнению нашего бывшего правителя, – грозно начал отец, поправляя очки на носу, – есть важные профессии, а есть не очень. И он принял решение уменьшить зарплаты тем, кто «не очень». Скоты.

– Не при сыне, – мимо прошла мать и пригрозила мужу пальцем.

– Вырастет и всё равно узнает, – отмахнулся тот и снова обратился к Итану. – Разница между доходами стала огромной. Кто-то задницу деньгами подтирал, а кто-то рыдал над месячной зарплатой. А потом…

– Но ты ведь врач, – Итан наклонился через стол к отцу, чтобы не пропустить ни слова. – Разве это не важная профессия?

– Ну почему же. Очень важная. Но я еще не родился, когда людей разделили на два лагеря. Теперь, чтобы стать врачом у высшего класса нужно поступить в их университет. А поступить я не смог, потому что не из высшего класса. Вот такое вот дерьмо, сынок.

Отец потрепал Итана по голове и совсем не натурально улыбнулся. Мальчик знал, что разговор не из приятных, но любопытство съедало. Больше всего на свете Итану хотелось пройти за красные шлагбаумы, чтобы увидеть вживую всё то, о чем судачат взрослые. И темные стекла здоровенных зданий, и золотые ручки у дверей, и серые мытые дороги. Вдохнуть аромат новизны и совершенно не похожих на них людей.

– Но кто-то же работает у них продавцами, например, или уборщиками, – мальчик встал, широко шагнул влево, вынул из высокого стакана четыре ложки и вернулся на место напротив отца.

– Раньше низший класс действительно работал на богачей. Но потом их дети вытеснили нас, – отец пожал плечами, расчесал пятерней бороду и продолжил. – А потом и у богачей нашлись бесталанные. Ну, знаешь, детишки, которые плохо учились и ничего не умели. Вот они-то и работают в обслуге. Но это так, работа для души. Потом всё равно наследуют от родителей столько денег, что можно еще шести поколениям не работать.

– Зачем нужны пропускные пункты? – не унимался Итан, отковыривая ногтем твердый клей со стола и обнажая прессованную деревянную стружку.

– Чтобы отслеживать всех, кто проходит на землю высшего класса, – ответила мать и поставила в середину стола дымящийся котелок. – Вдруг украдем что-нибудь.

Запахло овсяной кашей и газом (мать только-только выключила плиту).

– На хлеб не хватило? – тихо спросил отец.

– Завтра получу за смену и куплю, – подмигнула мать и крикнула в потолок. – Юна, ужин!

– Наконец-то, – сестра Итана показалась в дверном проеме с мокрыми волосами и в рваном возле молнии халате. – Голодом морите.

– По губам надаю, – мать хлестнула дочь полотенцем по спине и отодвинула стул. – Садись и не выделывайся.

Как только Юна села за стол, отец наполнил тарелки для каждого и постучал ложкой по столу. Ровно три раза. Никто о таком не договаривался, просто с давних пор повелось. Ложки застучали о края тарелок в попытке зачерпнуть больше каши.

Итан ковырялся в горячей каше и украдкой глядел на небритого отца. Хлопья овсянки застряли среди жестких золотистых волосков на подбородке, но так и остались незамеченными. Несколько волосков посередине были чуть темнее, почти рыжими. Итан спрашивал у отца, не красил ли тот их специально. Нет, не красил. Если бы бритва не сломалась, то давно бы уже сбрил.

Халат сестры оттопыривался, и сквозь дырки виднелась молочная кожа. Изношенный, выцветший халат наводил на Итана еще большую тоску, чем папино небритое лицо. Раньше тоска была сильнее, когда этот самый халат носила мама. Сестра часто выводила Итана из себя, поэтому и тоски на неё он жалел.

– Когда приедет комиссия? – спросила мать, поглаживая отца по плечу.

Тот поджал губы и опустил ложку в пустую тарелку. Грудь высоко вздымалась, указательный и большой пальцы правой руки терлись друг о друга.

– В сентябре, – наконец, ответил отец, и его челюсть заходила ходуном так, что золотисто-рыжая борода затряслась, а очки в толстой оправе съехали на кончик носа.

– Комиссия? – переспросил Итан.

– Вечно ты лезешь, – Юна замахнулась на брата грязной ложкой, но мать стукнула кулаком по столу.

Зазвенели оставленные в тарелках ложки.

– Чего? – Юна вздрогнула и уставилась на мать.

– Никаких препираний, – в этот раз мать сверлила взглядом почему-то Итана. – Сколько раз вам говорила, что вы должны держаться друг за друга. Вы – семья, ясно?

– Да-а-а, – хором ответили дети.

– Комиссия из высшего класса, – уже спокойнее ответила мать. – Будут решать, что делать с больницей. Возможно, строить новую.

– Но на это уйдет время, – добавил отец, выдирая из бороды овсянку. – Временной больницы не будет. Сделают временный санитарный пункт. Посадят кого-то одного.

– Тебе и так платят копейки, – возмутилась Юна. – А если назначат не тебя? Мы тут вообще с голоду умрем.

– Мы что-нибудь придумаем, – твердо заявил отец.

Итан развернулся, чтобы вылезти из-за стола, но задел рукой чашку. Та сдвинулась с места и в мгновение ока оказалась на краю стола. Ложка упала, разбрызгивая остатки каши по деревянному полу.

– Я вам обещаю, – заверил отец. – Мы что-нибудь обязательно придумаем.

Итан присел на корточки, взял ложку, но подниматься не спешил, напуганный тем, с какой силой под столом отец сжимал кулаки.

Отец злился редко, только, когда дело касалось высшего класса. В отличие от матери, глава семьи Терра никогда не ездил в богатые кварталы и не любил обсуждать их достижения. Обычно мягкий и несловоохотливый, отец поразительным образом менялся, если речь заходила о правителе, высшем классе и обо всем том, что находилось за красными шлагбаумами. В тот день Итан впервые спросил родителя о разделении страны и остался пораженным изменениями, последовавшими вместе с долгожданным ответом.

К вечеру отец пришел в норму, чем Итан незамедлительно воспользовался. Перед сном школьник любопытничал сильнее обычного, потому что наставало «время страшно интересных фактов». Итан сам придумал название, чем безмерно гордился.

– Спокойной ночи, – отец присел на край кровати, на которой Итан спал вместе с Юной, и слегка ущипнул сына за нос.

– Интересный факт, – напомнил школьник и улегся поудобнее.

– Началось, – пробурчала Юна и отвернулась к стене.

– Выбирай категорию: медицина, история, литература.

Стоит отметить, что Леон Терра – самый начитанный в их квартале. До того, как сгорела центральная библиотека, он перечитал, пожалуй, тысячи книг и знал сотни историй, фактов, событий. Итан же довольствовался скудной школьной библиотекой, поэтому утолял жажду знаний с помощью отца. Отец называл это «наследственной любознательностью».

– История, – выбрал школьник в нетерпеливом предвкушении.

– Только очень коротко, хорошо?

Итан мелко закивал и задрыгал ногами.

– Помнишь, я рассказывал про пирамиду Хеопса? Так вот, она построена с соблюдением точных пропорций. В ней заложено то, чего древние египтяне знать не могли. Также в мире существуют и другие памятники древности, построенные удивительным образом. Они разбросаны по миру, но при этом все располагаются точно на экваторе. Интересно то, что чем древнее постройка, тем она качественнее. Все эти древние сооружения сейсмоустойчивы, то есть землетрясения их разрушить не могут. Ученые предполагают, что существовала древняя развитая цивилизация, которая исчезла по неизвестным причинам. Возможно, с помощью этих самых построек они пытались нас о чем-то предупредить.

– А что за пропорции? – сон, как рукой сняло.

– Завтра нарисую, – пообещал отец. – Будет много математики и геометрии. А теперь спи.

Возбужденный и с трепещущим сердцем, Итан уснул. За разноцветными волнами сновидений желтел нагретый песок Гизы, бушевали ветра, и синело чистое небо. Совсем рядом виднелась верхушка величественной пирамиды, отбрасывающей на землю треугольную тень в долгожданный день равноденствия.

***

Когда Ди отказался идти через шлагбаумы, Итан возвращался домой позже обычного. Солнце еще не село. Дрожало желтоватой точкой недалеко от горизонта. Время ужина, поэтому улицы стояли пустыми. Пыль, казалось, застыла на полпути к небу. Сквозь пыль Итан видел покосившиеся хибары, лысые огороды, на поливку которых денег давно не находили, редкие магазинчики и здание «государственного значения». Там заседали представители главной семьи страны – правящей семьи Коэло. Итан никогда не видел правителя, даже на фотографиях, но знал, что Алан Коэло – жестокий человек. Именно его отец более пятидесяти лет назад разделил страну на два класса.

– Итан Тэрра!

Навстречу мальчику бежала Юна. Щеки сестры раскраснелись, а рукав футболки (отцовской) слез на предплечье.

– Итан, – снова закричала Юна, остановилась, вернулась назад и подцепила ступней слетевший шлепок. – Да что б тебя. Итан!

Брат кинулся к сестре. Споткнулся и чудом не полетел лицом в землю. Вскинул руки, которые тот час попали в теплые ладони Юны.

– Что? – Итан не моргал. – Что стряслось?

– Там, – Юна ткнула пальцем воздух позади себя. – Там люди из высшего класса. У больницы.

– Папа, – одними губами проговорил Итан и выдернул ладони из хватки сестры. – Пошли!

Издалека виднелась дырявая серая крыша больницы. Даже птицы не решались садиться на хрупкий шифер. Темное от времени крыльцо опасно накренилось и отошло от здания. Чтобы пройти внутрь, нужно было перепрыгнуть кривую щель. Сейчас же на крыльце толпились врачи и медсестры, выглядывали из-за плеч друг друга, чтобы лучше рассмотреть небольшой белый автобус с затемненными стеклами.

Итан и Юна остановились у хибары, примыкающей к больнице. Мальчик вытянул шею и не моргал, чтобы во всех подробностях рассмотреть блестящий автобус. Такие ездили только по идеальному асфальту высшего класса. С начисто вымытыми колесами, черными, как сажа. С обтекаемыми мордами и чуть выгнутыми лобовыми стеклами. Спереди по бокам свисали зеркала, напоминающие грустно опущенные усики жуков. Огромных и устрашающих. Не ровня их желтым автобусам с истертыми покрышками и пятнистыми ржавыми боками.

Рядом с автобусом стояли четыре человека в одинаковых черных костюмах. Их волосы, покрытые чем-то влажным, напоминали замерзшие озера. На не тронутых загаром лицах – чистейшее безразличие.

Итан вспомнил, как однажды в школе им задали создать коллаж из вещей, которые ребята считают важными в жизни. Учительница выдала каждому белый картонный лист, а картинки предложила вырезать из газет. Когда Итан приклеивал к облачно-белому картону серые газетные фотографии, они казались ему чужеродными.

Теперь Итан смотрел на автобус, мужчин рядом с ним и вспоминал неудавшийся коллаж. Слишком чужие, слишком неподходящие.

Юна поманила брата ближе к больнице. Ребята бежали, пригнув головы, похожие на бедняг, попавших под град. Ноги Итана заплетались. Странное волнение охватывало его внутренности, в груди кипел восторг. Впервые в жизни он видел настоящий высший класс. Ненавидел богачей, злился на них за каждый голодный день, но в то же время тянулся к ним. Любопытство опаляло сильнее ненависти, сильнее презрения.

Впереди мужчин стоял еще один. Высокий, худощавый, в черных очках на гладковыбритом лице. В руках высокий держал прямоугольный лист бумаги. По шевелящимся губам мужчины Итан понял, что тот читал содержимое.

– … Леон Тэрра.

Итан метнул взгляд к отцу, который при упоминании своего имени поднял голову.

Юна толкнула брата за автобус и одним жестом приказала молчать. Сама же согнулась пополам и выглянула из-за автобуса. Её светлые волосы буграми торчали из красной резинки. Плечи поднимались и плавно опускались.

– Он назвал папу, – зашептал Итан в ухо сестры. – Что это значит?

– Не слюнявь, – Юна вытерла ухо рукой и надавила брату на лоб, чтобы тот отошел подальше. – Все, кого этот ряженый перечислил, остаются без работы.

– Откуда ты знаешь? – Итан вновь навалился на сестру и краем глаза заметил отца, низко опустившего голову.

– Сам не видишь что ли? – раздраженно сказала сестра, затем дернулась назад и врезалась спиной в нос брата.

Итан вскрикнул и зажал нос двумя руками. Отмахнулся от Юны, когда та попыталась оттащить его от автобуса. Боль выстрелила от носа к глазам. Глаза заслезились, в носу засвербело.

– Да пошли! Они идут.

Под чужими ботинками скрипели камни. Итан отступал назад, вытесняя сестру к задней стороне автобуса, но у Юны, по всей видимости, отказали ноги. Шаги приближались. Плевок на землю. Тихие разговоры.

– П-пошли, – зашипела Юна в затылок Итана.

Но как только оба собрались бежать, позади прокашлялись.

– Стоять.

Итан медленно повернул голову и столкнулся с глазами, не на что ни похожими. Не пропускающими свет, безжизненными, будто вовсе ненастоящими. Тот самый мужчина, что читал текст с листа бумаги. Высокий и худой. На этот раз без очков. Его костюм был черным, но зрачки чернее. Отблески света от волос, застывших под слоем неведомого геля, слепили. Губы мужчины изогнулись, и только в них обитала жизнь.

– Что за белокурые создания, – ухмыльнулся высокий. – Девочки. Красивые.

– Вообще-то, – нахохлился Итан, но Юна не дала договорить.

– Мы уходим, – она выскочила вперед и заслонила брата.

– Твоя маленькая сестренка хотела что-то сказать, – мужчина шагнул вперед и провел рукой по лоснящейся прическе.

– Он… он, – Юна сглотнула тяжелые слова, её ладонь на локте Итана намокла, – ему двенадцать. Он не хотел.

Солнце садилось. Автобус изменил цвет с белого на нежно-оранжевый. В затемненных боковых окнах отражался светящийся апельсин. В каждом окне по одному. Глянцевая поверхность искрилась бело-рыжим. Ярко-рыжим. Ярче, чем полоска жестких волос на подбородке отца.

– Так это мальчик, – лицо мужчины сделалось серьезным, будто осознание пола ребенка оказалось для него оскорбительным.

– Юна! Итан!

Пыльный дорожный воздух, нагретый и тяжелый, смешался с запахом больничной еды и лекарств. Отец опустил тяжелые руки на плечи детей и быстро осмотрел их с ног до головы. Его ноздри раздувались. Убедившись, что дети в порядке, отец, наконец, заметил высокого мужчину и растерял запал. Выпрямился и стиснул пальцы. Дети взвыли от боли.

– Домой. Быстро.

– Леон Терра, – донеслось в спину низким тусклым голосом.

Отец остановился, но не обернулся. Только повернул голову влево. Итан наблюдал, как жгучие лучи проходят сквозь волосы на его лице.

– Приятного отпуска, Леон Терра, – усмешка казалась осязаемой и сочилась вместе с раскаленным небесным светом. – Цените заботу правящей семьи Коэло.

***

Четыре года спустя.

Школьный двор вмещал в себя три лавочки, с которых кусками слезла краска еще в позапрошлом году, скрипучие качели и рыхлую от детских ботинок землю. Задерживаться здесь после окончания уроков мало кто рисковал, ибо вне уроков школьный двор превращался в место сбора курящей и пьющей молодежи. Курили в основном ворованные у родителей вонючие сигареты, запивая самодельным алкоголем. Мудрая молодежь знала хибары, где в подвалах томились пятилитровые бутыли на продажу. Только денег-то не было. Брали на массовую дегустацию.

Молодые люди разражались смехом, смачно плевали на землю и целовались. Итан сбегал сразу же после уроков, чтобы не напороться на дерзкие компании неуправляемых старшеклассников и студентов. В прочем, Терра прослыл ботаником класса с третьего. Учеба всегда была для него превыше всего, только уважением у других школьников такое поведение ожидаемо не пользовалось.

Юна, будучи студенткой, мутными компаниями не брезговала. Итан никогда не был близок с сестрой, хоть и родители пытались заставить их как можно больше времени проводить вместе. Но безрезультатно.

В тот вечер Итан засел за уроки пораньше и просидел за тетрадями и порванными еще предыдущими хозяевами учебниками допоздна. В одиннадцатом часу взволнованный отец принялся мерить спальню широкими шагами.

– Твоя сестра до сих пор не вернулась.

– Гуляет, – буркнул Итан и перечитал строчку в учебнике по истории.

Когда еще одна глава осталась позади, в спальню зашла мать с полотенцем через плечо.

– Как в бане-то хорошо. Юна не вернулась что ли?

– Нет, – всплеснул руками отец, – пойду искать. Где это видано, чтобы молоденькие девушки в такое время гуляли.

– А ты-то в свои двадцать вовремя приходил? – поддела его мать.

– Я знаю, где она, – Итан захлопнул учебник и выскочил из-за стола.

Несмотря на разногласия, у брата с сестрой существовала договоренность. Итан прикрывает её перед родителями, когда у молодежи намечается алкогольное веселье, а Юна за это таскает брату чистые тетради. Парень Юны подрабатывал в канцелярском магазине и располагал бесплатными принадлежностями для школы. На сегодняшний вечер Итан попросил тетрадь в клетку.

– Сынок, поздно уже для прогулок, – пригрозил отец. – Я сам пойду.

– Я туда и обратно, – возразил Итан. – Тут не далеко, я быстро.

И не дожидаясь нагоняя от отца, выбежал из дома.

Школьный двор на первый взгляд был пуст. Итан несмело шагал по вытоптанной дорожке, вглядываясь в темноту. Горел лишь один фонарь и тот моргал. Школа уставилась на подростка черными провалами окон. Пахло сыростью.

За углом здания, где начиналось крыльцо, на повышенных тонах разговаривали люди. Итан пробежался до крыльца и присел. Напротив ступеней жестикулировала Юна и громко изрекала нелицеприятные слова. Напротив неё, уперев руки в бока, краснел яростью один из её бывших одноклассников. Не тот, с кем сестра встречалась.

– Вот он тебе сдался, – гнусавил школьник и тянул к Юне руки.

– Отвали, не твоё дело.

Итан присел ниже, когда Юна толкнула одноклассника в плечо и развернулась, чтобы уйти. Но тот не сдался, ухватил девушку за предплечье и повалил спиной на свою грудь. Юна взмахнула кулаком и засадила парню в скулу.

– Сучка, – захрипел одноклассник.

– Иди в жопу, – Юна извивалась и усердно лупила парня по груди, пока тот пыхтел и пытался закинуть её на плечо. – Да отпусти ты!

В мгновение ока сестра завалилась назад и, громко вскрикнув, упала. Одноклассник сплюнул, заматерился и опустился на колени. Прижал руки Юны к земле и соединил их губы. Юна скулила, выворачивалась и сгибала колени, чтобы попасть нежеланному парню в пах, но тот ловко уходил от удара, не переставая слюнявить её лицо.

– Сука, – выругался одноклассник и просунул ладонь промеж ног девушки.

Юбка Юны задралась, наружу выглянуло белье.

Итан не помнил, как так получилось, что уже в следующий миг он грубо сжал волосы парня пальцами и оттянул того от перепуганной сестры. Не помнил, как вообще так быстро оказался возле них.

– Чего приперся? На сегодня не договаривались, – рыкнул насильник и вскочил на ноги.

Разница в росте и комплекции была слишком очевидна. Итан стер испарину со лба и выпятил нижнюю челюсть. Ладони закололо от впившихся в них ногтей.

– Только тронь её, – сквозь зубы проговорил Терра и подошел к сестре, чтобы взять её за руку.

Юна заворожено смотрела на брата, не веря своим глазам.

– Итан, – одноклассник противно заржал и шагнул к ним. – Миленький маленький Терра. Ты разве платил мне за безопасность сестры?

– Рот закрой! – крикнула Юна и потянула брата к школьным воротам. – Бежим!

Вечерний ветерок хлестал по лицу. За спиной изрыгал проклятия уязвленный одноклассник, а длинные белокурые волосы Юны волнами поднимались и опадали на худую спину. Итан услышал, как сестра смеется и не смог сдержать собственного смеха. Только на подходе к дому они остановились и согнулись пополам. Юна не переставала хихикать.

– Он сказал, что ты не платил ему за мою безопасность. Что он имел в виду вообще?

– Понятия не имею.

Весь путь до дома они шли плечом к плечу, иногда отталкивая друг друга, если кто-то из них посмел приблизиться к другому слишком близко. Итан ценил редкие эпизоды их дружбы. Когда любые договоренности и ссоры забывались. Когда они были просто братом и сестрой.

– Кто знал, что мой скромный брат-ботаник окажется таким смельчаком, – театрально громко воскликнула Юна.

– Ничего особенного, – Итан пошел вперед, пряча разгоряченное лицо.

– Ты напал на студента, – напомнила Юна, ровняясь с братом.

– Я на него не нападал. Я защищал тебя, – возразил Итан.

– Как в голову только пришло.

Итан не понимал: Юна злится или восхищается.

– По правде говоря, – зарделся подросток, – я не особо раздумывал. Просто сделал и всё.

– Сколько еще в тебе припрятано, Итан Терра.

– Что? – Итан остановился.

– Ничего. Завтра получишь тетрадь, которую я обещала. Вот ты странный. Зачем тебе столько тетрадей, ума не приложу, – пожала плечами Юна и зашла в баню рядом с домом. – Полотенце принеси. Я пока зубы почищу. Родителям скажи…

– Да знаю я, – перебил сестру Итан и поднялся на крыльцо.

***

Рынок распростерся на главной площади от здания кинотеатра до последнего магазинчика на углу. Палатки выстроились неровными рядами, и весь их рисунок напоминал змею, которая готовилась к нападению. Люди петляли по лабиринту из палаток, задевали друг друга плечами, указывали пальцами на дорогие продукты и считали мелочь в дырявых кошельках. Пахло сладостью, огурцами и приправами. Словно в огромный чан вылили карамель, нарезали огурцов и присыпали сверху коричнево-серой смесью из сушеных овощей и растений. Размешали как следует и поставили перед булькающим варевом исполинский вентилятор.

– Продуктов по карману всё меньше и меньше, – пожаловалась мать Итана, тихо чихнула в локоть и осмотрела нечто, похожее на кабачок.

Толпа напирала, люди толкались и щупали всё подряд. Итан задрал голову туда, где синее безоблачное небо сталкивалось с грязно-коричневыми тентами над торговыми палатками, чтобы обнаружить дрон или военный истребитель. Высший класс, посылая в бедные кварталы всё больше и больше дорогих продуктов, обязан был следить за происходящим и смеяться в голос. Бедняки – вовсе не люди. Кинь им, голодающим, кусок мяса и наслаждайся представлением. Сумбурно и дико оголодавшие станут терзать зубами кровавый шматок, пока не покалечат друг друга.

Но не сегодня. Сегодня, как и в предыдущие разы, бедняки гуляли по присланному рынку и просто трогали, пробовали, глазели. Купить удавалось не многое.

– Пошли домой, – мать потянула Итана к самой первой палатке.

– Но мы ведь ничего не взяли, – распахнул глаза школьник и притормозил, не отпуская руку матери.

Её взгляд смягчился. Она сжала и разжала ладонь, которой держала сына, а потом коротко улыбнулась. Улыбка сошла с лица также быстро, как и появилась. Даже родинка на щеке дернулась.

– У нас суп остался, милый. Завтра мы с отцом что-нибудь придумаем. Может у соседа Ли осталась капуста или картошка, или морковь, или…

– Мам, – Итан подошел ближе и бережно погладил мать по животу.

Во рту пересохло, но школьник изо всех сил старался говорить спокойно, как всегда делал отец. Только лишь раз Итан заметил, насколько тяжело ему давался подобный трюк. Как белели костяшки пальцев тогда под столом.

«Супа не осталось» – мелькнуло в голове.

– Мам, – спокойно сказал Итан, поглаживая её живот, – у тебя уже бурчит от голода. Помнишь, я откладывал немного на апельсины? Я добегу, возьму, а ты жди здесь.

Мать открыла, было, рот, чтобы возразить. На лбу появилась складка. Но сын уже стирал ботинками автобусные следы с дороги. В лицо сыпало песком, мошки со свистом проносились мимо, норовя попасть в глаза или нос. Только возле порога дома Итан затормозил и пригладил растопыренными пальцами светлые волосы. Отдышался, сгибаясь пополам.

Отец сидел на кухоньке, подперев подбородок руками. Перед ним на столе лежала горстка монет и вялая грязная морковь. Увидев сына, отец вытер глаза большими пальцами, прокашлялся и улыбнулся. Также коротко и мимолетно, как и мать на рынке.

– Всё, что осталось? – Итан остановился в дверях, почувствовав, что нарушил чужое уединение.

– Просрочили оплату за дом. Сейчас нужно отнести. Больницу нам, видимо, никогда не достроят. Крыши уже всем залатал, кому мог, – прохрипел отец и сгреб монеты в ладонь, роняя одну на пол. – Всё будет хорошо. Найду другую работу. Ладно, сынок? Ладно?

– Ладно, – как завороженный прошептал Итан.

– Будем просить соседей помочь, – отец кивал и кивал, и кивал. – Не умрем с голоду. Рубашка у тебя порвалась, да? Возьми мою, она еще добротная. Там дырка-то одна. На рукаве. Вот тут. Но это ничего…

– Я пойду к ним. За шлагбаумы, – заявил Итан, и его нижняя губа дрогнула.

– Иди сюда, – отец похлопал по соседнему стулу, дождался, пока Итан сядет и прижал голову сына к своему плечу. – Богатые процветают без нас. Правитель правит и радуется. Они выстроили свой собственный мир. С реками из денег, домами из власти, небом из статуса. Мы им не нужны. И в этом нет нашей вины. Просто мы ничего не решаем.

– Там мама, – Итан отпрянул от плеча отца. – Голодная совсем. У меня там припрятано.

Школьник со всех ног кинулся в комнату, где спали всей семьей. На столе, вместо одной ножки у которого темнели полусгнившие деревянные бруски, стояла обычная картонная коробка без опознавательных знаков. Итан нашел её на мусорке в прошлом году, после того, как уехал рынок. Теперь хранил там важные для него вещи: резиновую собаку-брелок, которую подарила ему Юна на десятый день рождения, мамину пластмассовую розовую сережку (вторая потерялась, но Итан продолжал искать) и деньги, которые удалось скопить. Иногда подворачивались подработки. Платили мало, но постоянную работу найти было практически не возможно.

В коробке, кроме брелока и сережки больше ничего не обнаружилось.

– Мы покупали продукты на той неделе, – в спальню зашел отец и неуверенно потер руки о штаны. – Сынок, мы там тебя ограбили немного.