Текст книги "Силентиум"

– Почему ты не на занятиях? – спокойно спросил тот, убирая руки за спину.

– Заболел, – прохрипел Терра, натягивая одеяло до подбородка.

– Врач приходил?

– Куратор Пэл говорил, что придет.

– Я разберусь, – серьезно сказал Коэло и оглядел комнату. – Ты что, пишешь шпаргалки?

Что поделать, Итан по-прежнему готовился к тестам старым проверенным способом, вырывая листы из тетради и лепя их на стены.

– Я так лучше запоминаю, – смутился Терра.

– Да брось, ты же умный, – возразил Коэло и зачем-то дотронулся до одного листка, висевшего ближе к нему.

– Это запрещено? – на всякий случай поинтересовался Итан.

– Это, – Томас указал на стены, – Нет. А вот прогуливать – запрещено.

– Но я же болею.

– Болеть тоже запрещено.

– Неправда.

– Почему ты пререкаешься?

– А что вы мне сделаете? Лежачего не бьют.

Итан сначала сказал, а только потом подумал. Так разговаривать с Томасом Коэло он раньше никогда бы себе не позволил, потому что брюнет в костюме шуток не понимал, к тому же был одним из самых влиятельных людей в стране, имевший возможность изменить судьбу Итана одним щелчком пальцев.

Кажется, поднялась температура, и Терра сполз по кровати ниже, ожидая чего угодно, но только не громкого смеха. Томас запрокинул голову и зажмурил глаза, даже не прикрываясь рукой. Итан ахнул, замечая ямочки на его щеках, и только на это мгновение происхождение Коэло отошло на второй план. Он просто смеялся, а Итан просто смотрел, не в силах отвести глаз.

– Я разберусь с доктором, – смех Томаса трансформировался в легкую улыбку. – Не умри до его прихода.

– Вы очень добры, – одеяло приглушало голос Итана.

– Я вернусь в свой офис, у меня собрание.

– Да, а я останусь тут.

– Да уж будь добр.

Томас долгим взглядом посмотрел на студента, на секунду опустил глаза и снова взглянул на него. Итан смотрел в ответ, пока не спросил, тут же прикусывая язык:

– Как Макс?

Такого вопроса не ожидал никто из них. Выражение лица Томаса сменилось на жесткое, деловое. Таким он всегда был в своем офисе.

– Он в порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Ну, мы… мы друзья.

– Вы. Не. Друзья. Терра, – его глаза заискрились или так падал свет от ламп.

Коэло ушел не попрощавшись, а Итан остался лежать, пригвожденный к жесткой кровати тяжестью сотней мыслей, самой паршивой из них были слова, звучавшие голосом Томаса: «Вы не друзья».

Доктор пришел только спустя три часа после того, как ушел Томас. Итан был уверен, что дело вовсе не в его занятости. Если бы заболел кто-то из богатеев, сюда бы уже вызвали целую бригаду врачей. Доктор смотрел на Итана, как на обрывок газеты, прилипший к подошве его дорогих докторских ботинок – свысока и кривя губы. Самым обидным было то, что, даже не смотря на медицинские плотные перчатки на руках, доктор брал руку бедного студента двумя пальцами, при этом играя желваками.

«Надеюсь, у него не слабый желудок» – подумал Терра, обиженно смотря на горе-доктора.

***

Раз в три месяца студентам позволялось звонить своим родным и близким. Время на звонок ограничено – пять минут. Во время звонка над душой стоял один из работников Силентиума и буквально дышал в ухо, наглым образом подслушивая каждое слово.

В день, когда настала очередь Итана идти в связную комнату, он ожил. Губы рефлекторно тянулись в улыбке, когда Терра думал о долгожданном разговоре и предвосхищал реакцию родителей на трезвонящий в общей комнате старый телефон. Кристиан, наверное, будет отвоевывать телефон у мамы, потому что эти двое в их семье самые бойкие.

Студент присел на корточки перед низкой тумбой, где хранил учебные записи и достал оттуда пропуск, открывающий небольшое количество дверей в их кампусе, включая связную. Ждать прихода сотрудника он не хотел. Взгляд зацепился за погнутый уголок листка, торчащего сбоку от стопки тетрадей. Итан потянулся пальцами к находке, выуживая её на белый свет.

Десять танцующих цифр, написанных в спешке. Единственное напоминание о том, до кого не дотянуться. Цифры, пропитанные опасением никогда не увидеть такого нужного человека. Плюс один страх к целой бездне страхов Итана.

Терра приложил ладонь к груди и оглянулся на входную дверь. Та была ожидаемо закрыта.

– Нет, – он помотал головой, кинул листок обратно и задвинул ящик.

Хватило ровно трех неуверенных шагов от тумбы до двери, нескольких тяжелых вздохов, четырехсекундной борьбы с самим собой, чтобы развернуться на пятках, всё же выдвинуть ящик, схватить злосчастный листок и, скомкав в кулаке, выбежать в коридор.

Итан шел быстро, исподтишка глядя на камеры наблюдения, которые поворачивались ему вслед. Мерзкий липкий слизняк в его голове крутился вокруг своей оси, нашептывая о том, что они всё узнают, придут ночью и вышвырнут из Силентиума, пнув носком дорогого ботинка под зад, но Терра отмахивался и в который раз в своей жизни надеялся на удачу. Было страшно до такой степени, что нужный поворот оказался позади, а чуть не сбитый с ног горбоносый студент с опаской взглянул на его лицо, видимо надеясь найти там признаки безумия.

– Студент Терра, – окликнул его сотрудник, стоя перед входом в связную комнату. – Хорошо, что вы здесь.

Листок, зажатый в кулаке, колол внутреннюю сторону ладони, словно был соткан из маленьких острых колючек. Итан неуверенной походкой вошел в помещение, где стоял стенд, с висящим на нем проводным телефоном. Панель с цифрами светилась зеленым. Помимо телефона, в комнате находилось несколько кресел с круглым столиком посередине, широкий диван у одной из стен и двое сотрудников, играющих в игры на планшетах и сидящих прямо на полу возле того самого дивана.

Третий сотрудник, встретивший Терра возле входа, зашел следом и указал пальцем на телефон.

– Пять минут.

– Да, хорошо.

Итан убедился, что сотрудник заговорил со своими коллегами, и разгладил смятую бумажку с номером. Цифры скакали как бешеные, пока Терра старался унять дрожь в конечностях и, наконец, ввести длинный номер на панели телефона.

Раздались долгие гудки, словно издеваясь над ожидающим, пока юный голос настороженно не произнес:

– Да?

Итан сглотнул так громко, что заболели виски.

– Я слушаю, – повторили на том конце провода.

– Макс? – прошептал Итан, не оглядываясь на сотрудников.

– Да. Кто это?

– Это… это Итан.

На мгновение воцарилась тишина. Затем послышался шум, словно Макс вышел откуда-то и закрыл за собой дверь.

– Итан! Я так рад, – он улыбался, и это было настолько знакомым, что Терра затрепетал.

– Как ты?

– Я так скучал, – торопливо произнес Макс. – Я… я в норме. Как ты? Как Силентиум? Я слышал, что ты поступил. Ты хорошо питаешься? Боже, ты позвонил, я и не надеялся. Хотя нет, надеялся. Конечно же, надеялся.

– Тебе стоит дать мне время ответить хоть на один вопрос, – рассмеялся Итан, прижимая трубку ближе.

От одного только голоса Макса теплое облачко облегчения плавно опустилось на плечи Итана. Ради такого стоило рискнуть.

– Да, прости, – тихо рассмеялись по другую сторону.

– Я в порядке. Здесь строгие правила и на меня все смотрят свысока, но я привыкну. Вернее, я думаю, что привыкну. И да, здесь хорошо кормят, поэтому не переживай.

– Я так много должен тебе рассказать…

– Макс, – остановил его Итан. – Я бы очень хотел проговорить с тобой хоть весь день, но должен позвонить родным. Прости.

– Да-а, – Терра слышал грустные нотки в его голосе, хотя Макс старался улыбаться. – Я понимаю.

– Пока, Макс.

– Пока, Итан.

– Я… я скучаю.

– Я тоже, – вновь взбодрился Коэло. – Очень.

– Кладу трубку. Береги себя.

Итан сразу же сбросил вызов, как только произнес последнюю фразу, так как боялся, что еще слово, и он просто не сможет этого сделать. Оставшиеся несколько минут предназначались семье, но не успел Итан поднести руку к цифрам, как его окликнул один из работников. Терра обернулся и нос к носу столкнулся с мужчиной. Тот холодно посмотрел студенту в глаза и ледяным тоном проговорил:

– Макс Коэло?

– Как скоро господин Томас узнает? – бесцветным голосом спросил Итан.

– Боюсь, что он уже знает.

Глава 7. Лаборатория.

Итан улыбнулся, смотря в камеру, и как обычно подпер подбородок руками. В кабинете было так много света, отчего его волосы казались почти прозрачными.

– У тебя плохое настроение, Макс?

Школьник был рад, что тот не видел его лица, ибо смущался своих горящих щек. Даже так Итан всегда чувствовал его, просто слушая голос.

– Есть немного.

– Хочешь, я расскажу что-нибудь веселое?

– Твои родители всегда так делают когда тебе грустно?

Итан немного помолчал, поднимая глаза к потолку.

– Да, и еще обнимают.

– Обнимают? – переспросил Макс, бессознательно проводя рукой по своему колену. – У нас так не принято.

– Как? Вообще? Даже чуточку приобнять не принято? – Итан округлил глаза, что выглядело довольно комично.

– Ну, отец иногда хлопает меня по плечу, вот так, – школьник несколько раз тронул себя правой рукой за правое плечо. – Когда он мною доволен.

– Как жаль, что мы не рядом. Я бы тебе показал, как надо обниматься, – Итан улыбался так широко, что у Макса внутри потеплело, и школьник дотронулся до своей груди.

***

Едва ощутимая вибрация пронеслась от головы до ног, сопровождаемая тихим звоном, постепенно становясь интенсивнее. Макс открыл глаза, затем снова закрыл и потянулся, тут же накрывая голову одеялом и проклиная создателя кроватей-будильников.

Звон нарастал вместе с проклятьями в голове Макса, который ударил пятками по простыне, как будто это могло помочь. Но кнопка выключения будильника находилась над изголовьем, и чтобы туда дотянуться, нужно было еще найти в себе силы. В конце концов, он откинул одеяло и вскочил с кровати, тут же оседая обратно, когда комната заходила ходуном, а в висках застучала кровь.

В ванной комнате пол уже нагрелся достаточно, что радовало, ибо, когда система «забывала» просыпаться, Макс готовился выколачивать стылый кафель кувалдой. В то утро настроение было немногим выше, чем в предыдущее, особенно радовал всё тот же нагретый кафель. За день до этого, к слову, Коэло пообещал системе, что «сначала обесточит, а потом повырывает её электронные мозги», поэтому она предусмотрительно исправилась.

Макс нажал большую круглую кнопку на панели рядом с душевой кабиной. Вода брызнула с потолка под сильным напором, комната наполнилась паром и шумом бьющихся о кафель капель.

Привычным движением, он вытер зеркало на стене ладонью снизу доверху и осмотрел на своё помятое лицо и голое тело. Ему казалось, словно на него смотрят чужие глаза, осуждающие, непонимающие. Черные, как у бродяги волосы, потяжелели от влаги и прилипли к лицу. Тот лохматый высокий человек в зеркале, с рисунком ребер ниже груди и впалым животом вовсе не походил на сына одного из самых важных людей страны и уж тем более не был похож на кого-то, у кого есть причина просыпаться по утрам.

Пальцы прошлись от ключиц по груди, очертили ребра, заканчивая свой путь на животе, не решаясь опуститься ниже. Природа давала о себе знать, просыпаясь вместе с организмом, ресницы задрожали, воздух в легких будто заморозился и выходил сгустками, смешиваясь с паром в ванной комнате. Но вместо того, чтобы как-то облегчить положение, Макс любил всё усугубить, закрывая глаза и вспоминая очертания худой фигуры в растянутой футболке. Даже спустя год, Макс помнил свет, оседавший на бледной коже, черточки глаз, скрытых широкой улыбкой и жесткие на вид, непослушные белые волосы. Его голос, как глоток холодной воды, утоляющий жажду теплоты и близости. Он, рассказывающий о важности объятий, излучал столько нежности и неоспоримой мягкости, что Максу хотелось броситься к выходу, бежать до тяжелой одышки, ворваться в кабинет Томаса и сгрести эту прелесть в охапку, ощутить настоящие объятия, которые предназначены только для него одного.

Расстроенный из-за своих мыслей, он распахнул глаза, и сделал шаг назад, задерживая дыхание, когда вода начала стекать по его телу.

***

Путь от спальни до входной двери занял буквально две минуты, в течение которых Макс Терра успел застегнуть широкую толстовку и закинуть грязные вещи, попадающиеся на пути, под диван, тумбочки и шкафы.

– Выключи свет, – произнес парень, обуваясь.

Свет погас, осталась только горящая в коридоре лампа, которую система предусмотрительно оставила.

– Открой дверь.

Всё это – ежедневные процедуры и команды, которые ознаменовывали уход Макса из дома, поэтому он сильно удивился, когда дверь осталась закрытой.

– Что такое? – спросил сам у себя. – Открой дверь.

– Назовите пароль, – раздался женский мелодичный голос, заполняя собой всю квартиру.

– Шутишь? Два. Восемь. Ноль. Шесть.

– Пароль неверный.

– Устрани сбой.

– Сбоя в работе системы не обнаружено, – услужливо ответил голос.

– Но пароль верный! – раздраженно крикнул Макс, жалея, что у голоса нет телесной оболочки.

Томас как-то сказал, что за искусственным разумом стоит будущее, что машины смогут конкурировать с людьми во всем, но Макс с этим в корне не согласен, потому что мерзкий бодрый и полный пресмыкания электронный голос выводил из себя даже больше, чем любой член его семьи.

– Понятно, – парень сжал двумя пальцами переносицу и наклонил голову к груди. – Набери моего отца.

– Выполняю, – сообщил голос.

Серия коротких трелей сменилась легким кашлем и тяжёлым мужским голосом.

– Макс? – Алан Коэло был явно не в духе.

В принципе, как и всегда.

– Я не могу выйти из дома, что стряслось?

– Ах, это, – смягчился отец. – Сегодня поедешь к Джину в лабораторию. Пора начинать вникать в реальные дела. Бумажная работа отходит на второй план, теперь ты будешь работать непосредственно с клонами. Два месяца до университета, так что придется запоминать информацию быстрее, но ты справишься. Я сказал водителю, чтобы отныне парковался возле амбара, который примыкает к лаборатории.

– Почему ты не сказал об этом раньше? – парень несколько раз ударил кулаками воздух перед собой, сжимая губы.

– Не было возможности позвонить.

– Есть такая древняя штука, как эсэмэс. Слышал, что ею еще пока пользуются.

– Не умничай, машина будет в районе десяти. Кладу трубку.

Послышался короткий сигнал, и всё стихло.

Макс грузно опустился на пол, облокачиваясь спиной о стену, и с грустью подумал о розах с огромными красными бутонами, которые садовник в их семейном особняке сегодня будет пересаживать. Хотел бы Макс быть там, опуститься на сырую землю, вдыхая аромат сада и влажных листьев.

«Это то, что тебе нравится?» – спросил Итан из прошлого.

Даже спустя год ничего не изменилось. Ему всё ещё нравились цветы, а его жизнь казалась чем-то чуждым. Но сообщить своей семье об этом не хватало смелости. Потому что Макс сам по себе ни на что не способен в отрыве от отца, матери и Томаса. Слишком слабый, слишком зависимый. У Макса был, хоть и недолго, лишь один человек, понимающий и принимающий его – Итан. Но для Терра Макс Коэло остался лишь эпизодом, иллюстрацией никем не понятого мальчишки из высшего класса, отличавшегося от своей семьи и окружения, но росший среди них. У Итана была цель – стать таким же, и Макс его абсолютно не понимал, от этого чувствуя себя как никогда одиноким.

Автомобиль приехал ровно в десять. Система, затаившаяся до этого момента, очнулась.

– Открываю дверь.

– Не делай вид, что это твое решение, – прокряхтел Макс, натягивая кеды.

– То же самое могу сказать вам о вашей дальнейшей поездке, – парировала система.

– Я умею перерезать провода!

– Счастливого пути, Господин Коэло.

– Увидимся вечером.

Водитель, при виде молодого господина, тут же резвым толстым ежом скатился со своего места и открыл заднюю дверь. При этом он выглядел необычайно важным, как разрисованный под хохлому заварочный чайник среди белых чашек.

– Я могу сам открыть дверь, – огрызнулся Макс, садясь на заднее сидение и хватаясь за пластмассовую ручку. – Мои руки работают в штатном режиме.

Мужчина-ёж поклонился и вернулся на своё сидение, выруливая с подземной стоянки.

***

– Проходите, не стесняйтесь, – Джин раскрыл дверь, улыбаясь по-доброму и впуская Макса внутрь помещения, где можно без преувеличения разместить целый аэропорт.

Макс ощутил, как чуть теплый воздух из приоткрытых окон прошёлся по его рукам, забираясь под свободные рукава толстовки. Лето выдалось не жарким.

Джин всегда казался ему странным. Даже слишком. Одержимого клонированием молодого доктора не заботили ни причины, ни следствия. Макса же заботило и возмущало практически всё, что происходило вокруг. Но его мнения никто не спрашивал, ведь он лишь очередная марионетка своей семьи, действующая вслепую. Макс не знал, что делает с помощью науки его семья, просто полз на животе по предложенным ухабам, страдал и делал, что велят. И не важно, сколько психологических травм он мог от этого получить. Самое несправедливое, что в свои семнадцать он уже не подросток и еще не студент. Макс вникает в дела государства, потому что так велит семейный долг. Слово «долг» бурлило в огромном котле выкипающего терпения, подогреваемым опаляющим огнем ненависти.

– Их пока что несколько. Трое, если быть точнее.

Голос Джина вернул Макса обратно в амбар, где слева от себя он мог видеть три небольших помещения, площадью в пару квадратных метров с прозрачными передними стенами, подсвечиваемых тусклыми красными лампами. Эти недокомнаты больше напоминали карцеры для психбольных. В их случае – для клонов. Джин же, в свою очередь, напоминал безумного ученого в своем кипенно-белом халате, круглых очках и лакированных туфлях.

В каждом помещении сидело по одному человеку. Неподвижные, словно находящие в трансе. Но как только Макс подошел к первой «клетке», девушка внутри ожила и посмотрела на парня пьяным расфокусированным взглядом. Её шею опоясывал ошейник, железный, с цепью посередине, уходящей в стену позади.

Девушка скривила губы, словно готова была зарычать. Нечто нечеловеческое читалось во взгляде, в котором плескался красный свет от встроенных сверху ламп. Она вытянулась, стоя на коленях и хищно улыбнулась. Белая короткая сорочка на её изможденном теле напоминала одежду из психиатрической лечебницы. Макс бегло взглянул на доктора и снова вернул внимание девушке, которая с обескураживающим упорством скребла свой ошейник пальцами, на которых практически не было ногтей.

– Злость, – спокойно прокомментировал Джин, словно проводил заурядную экскурсию.

В соседнем помещении, сквозь стекло на нежеланных посетителей смотрел парень. Его нижняя губа подрагивала, и он морщился, хватаясь за цепь перед собой. Лоб бедолаги исполосовался морщинами, а брови изогнулись. Его тело дрожало настолько сильно, что Максу стало не по себе, и он поежился. Если бы всё отчаяние и грусть мира можно было запереть в считанных сантиметрах пространства, то это определенно были бы глаза того юноши.

– Страх, – подал голос Джин, проходя дальше.

Макс последовал за ним, мысленно желая убраться оттуда подальше и плюнуть на желание отца втянуть его в семейные и государственные дела. Пусть эти люди, сидящие в клетках, и были выращены искусственно, они всё же оставались людьми, со своими эмоциями, чувствами и мышлением. Но в этом мире не Бог распоряжался людьми, а сами люди. Кто-то рождается жить на дне, кто-то – стоять у власти, а клоны – для экспериментов. Абсолютно законных, кстати.

В следующем помещении, подогнув под себя ноги, сидел совсем еще мальчик. Худой, светловолосый. Его лицо выглядело расслабленным, но полные губы были приоткрыты, а ресницы трепетали, когда он пытался открыть глаза. Через мгновение мальчик посмотрел снизу вверх на стоящих перед ним людей и смял подол серой длинной кофты в трясущихся пальцах, настолько сильно, что Макс пошатнулся от жалости, что рождалась внутри него, при взгляде на такое уязвимое существо.

Язык Макса прилип к нёбу, а кровь отлила от головы так быстро, что бледность лица казалась осязаемой, холодной. Этот ссутулившийся, словно брошенный всеми на этой планете, ребенок был до боли знакомым. Светлые всклокоченные волосы, аккуратный нос, чувственные губы… и даже отвратительно жалостливо растянутый свитер, почти такой же, какой носил…

«Он папин» – голос Итана сам возник в голове, подгоняемый образом из прошлого.

– Кто это, – прохрипел Макс, отходя дальше от стекла.

– Слабость, – громко сказал Джин. – Моё самое нелюбимое творение.

Мальчишка, отреагировав на слова создателя, сник и обнял себя за плечи. По выступившим сквозь кожу ключицам, Макс понял, что тот пытался спрятаться, сделаться незаметным.

– Почему? – спросил он, не отрывая взгляд от крохотного создания.

– Потому что на его основе я создал страх и злость. Он – корень всего.

– Но вы же учёный, – Макс, наконец, повернулся к доктору. – Разве вы не должны любить все свои творения?

– Господин, – Джин неотрывно смотрел Максу в глаза, – Вы спокойно прошли мимо первых двух и, как мне кажется, они не особо вас заинтересовали. Это так?

– Я бы так не сказал.

– Перестаньте, – доктор поморщился, будто молодой господин высказал самую глупую на свете вещь. – Это существо не просто олицетворение слабости.

Джин подошёл к стеклянной поверхности и ударил в неё кулаком. Стекло затряслось, а мальчишка вздрогнул, глянул почему-то на Макса, и втянул голову в плечи, словно стекла не существовало вовсе и его прямо сейчас могли ударить.

Внутренние инстинкты кричали о том, что необходимо что-то сделать. Что творит этот безумный ученый? Чем мальчишка, полуголый и наивный, заслужил такое обращение?

– Он – не просто слабость в чистом виде, – продолжил доктор, – Он – катализатор. Как проклятый артефакт, понимаете?

– О чем вы говорите?

– Вам захотелось его защитить, да? Разбить мне лицо за то, что я его напугал? Признайтесь.

Безумному ученому не требовалось признание, Джин и так мог видеть то, о чем говорил. По тому, как играют желваки на лице парня напротив, как искажается его лицо при взгляде на мальчишку за перегородкой.

– Слабость, с которой сталкиваешься лицом к лицу, словно щипцы занозу, вытаскивает твою собственную слабость, – лицо Джина стало непроницаемым, – Если она в тебе, конечно есть.

– В вас её нет, хотите сказать?

– Есть. Поэтому я его и ненавижу.

Глава 8. Клон.

Макс сел, подогнув под себя ноги, напротив стеклянной стены, за которой в такой же позе дремал клон.

Слабость.

Его ссутуленные плечи, опущенная голова и закрытые, словно в бессилии глаза, притягивали взгляд. Макс не мог устоять, продолжая рассматривать его от кончиков светлых волос до голых коленок, видневшихся из-под длинного свитера. Мальчик послушно сложил маленькие ладони на своих коленях и неподвижно пребывал где-то в другом пространстве.

Время будто обездвижилось, загустело, и сквозь него еле проглядывался образ стройной фигуры, наряженной в свободную белую рубашку и широкие черные штаны, не подходящие по размеру, но делавшие мальчишескую фигуру до кома в горле хрупкой. Это был он. Он, сменивший омерзительно жалкий свитер на одежду танцора.

Пропал безобразный амбар и одиночная алая камера. Лицо клона почти размылось, спустя мгновение, обретая новые черты. Стало мягче, выразительнее, но осталось таким же притягательным. В его образе сочетались два человека, похожих друг на друга, но в то же время абсолютно разных, как две стороны луны.

Руки призрачного создания вытянулись вверх, а кончики пальцев подрагивали, в такт грустной мелодии, доносящейся от стоящего в углу сцены пианино. Инструмент плакал, трелью орошая лицо танцора. Из его закрытых глаз бежали влажные дорожки, под звуки инструмента, превращавшиеся в тяжелые капли на подбородке. Мальчик оттолкнулся босыми ногами от деревянной поверхности сцены и закружился в танце, запрокидывая голову и рисуя ногами ровные круги под собой. Пианино заплакало сильнее, почти отчаянно, вознося минорные ноты все выше, под крышу театра, отражаясь от нее и устремляясь вниз, поражая своей остротой сердце танцора. Он остановился, опуская пальцы на своё лицо, осторожно касаясь кожи, как будто боялся дотронуться до слез, боялся стереть воспоминания о печальной истории, которую знал только он. Его глаза распахнулись, и просветленный взгляд устремился на Макса, почти нежно и с благоговением наблюдая за своим единственным зрителем.

– Итан, – прошептал Макс.

– Итан? – голос походил на звон тысячи бриллиантов, рассыпанных на кафельный пол.

Театр, деревянная сцена, одинокое пианино и печальная мелодия растворились, расходясь в стороны блекнувшими точками.

Макс распахнул глаза и задержал взгляд на клоне, который в свою очередь опустил голову к плечу и приоткрыл рот. Мальчик глядел с любопытством, словно это он являлся лишь мимо проходящим посетителем. Красный свет освещал его как драгоценный камень на витрине ювелирного магазина. Тонкий, с острыми гранями подбородка и ключиц, в дорогой оправе из чистейшей непорочности.

– Ты умеешь говорить?

– Да.

– Но я прихожу сюда уже почти месяц, – опешил Макс. – Ты молчал всё это время.

– Ты тоже, – резонно заметил клон.

Макс сменил позу, чуть отодвигаясь и вытягивая ноги вперед. Мальчишка позы не сменил и Коэло стало интересно, не затекают ли у того ноги сидеть в таком положении.

– Так ты… сколько тебе лет?

– Я не знаю.

– Как тебя зовут?

– Я, – клон немного подумал, смотря на свои колени, и сконфуженно ответил, – не знаю.

– Можем придумать. Хочешь?

Клон опустил подбородок и с невероятной грустью взглянул на Макса. Он напоминал ребенка, которого лишили сладости.

– А можно?

– Да, почему бы и нет.

– Тогда, хочу.

– Давай подумаем, – Коэло поднял глаза к плоской крыше амбара, по которой тугой косой тянулись провода, и задумался.

– Итан? – зазвенело из-за стеклянной стенки.

– Так зовут моего друга, – тепло улыбнулся Макс и только потом до него дошло. – Тебе нравится это имя?

– Да. Можно мне его?

– Ну, – Коэло почесал затылок и поджал губы. – Думаю, мой друг не обидится.

Клон не улыбался, да и, кажется, не умел. Но по его умиротворенному лицу и румянцу на щеках, Макс догадался, что тот доволен.

***

Сидеть по другую сторону стекла и наблюдать, как Джин заходит в комнатку Итана, ловкими движениями расставляет раскладной стол и стул в дальнем углу, жестом приглашает Итана сесть и ставит перед ним поднос с едой, – как смотреть на исполнение собственных желаний кем-то посторонним, ощущая на ладонях фантомную шершавость дерева и колючесть коричневого свитера.

Клон не ел изысканных блюд, только каши, фрукты, изредка супы с зеленью, запивая молоком или водой. Он ел медленно, вдумчиво, внимательно рассматривая набранную в ложку жижу, иногда выливая обратно в тарелку и снова зачерпывая, чтобы уже наверняка положить в рот. Всё это напоминало некое таинство. Так случалось постоянно, и Макс ловил себя на мысли, что неотрывно следит за каждым движением ложки Итана, как пес у стола хозяина.

Когда клон заканчивал с приемом пищи, то садился в привычную позу на полу и дремал, даже не вздрагивая во сне. Просто уходил в спящий режим, подобно компьютеру и тогда в нем не было ни капли человеческого. Скорее кукольного.

Так проходил каждый день. Не зависимо от погоды. Была ли то невыносимая жара, выжигающая глаза, легкий летний дождик, мягко стучащий в окна амбара или белые отрывистые линии грозы, словно мимолетные шрамы на сером небе. Макс то вползал в амбар в расплавленном состоянии, то влетал мокрой сосулькой с по-клоунски пушистыми волосами, вздрагивая от ударов грома. Но не Итан. Тот не реагировал ни на что. В его красном мире за стеклом ничего не менялось, была своя атмосфера. Нерушимая.

Каждый день Макс занимался бумажной работой в небольшой комнатке, примыкающей к лаборатории, в одном из помещений амбара. В саму лабораторию доступ был закрыт, так как то была обитель Джина. Он коротал дни среди колб, неизвестных склянок, микроскопов, исписанных тетрадей и трех компьютеров. Там находилось еще с десяток приспособлений, но Макс не медик, химик или биолог, чтобы их распознать. Задача Макса – вникнуть в те исследования, которые спонсировала его семья. Не более.

– Почему я не могу к нему зайти? – как-то во время подачи еды клонам, спросил Коэло, указывая на Итана, который в своей обычной манере изучал лист салата.

– Потому что вы молоды и не подготовлены. Я вижу, как вы смотрите на этого клона, господин Коэло, – Джин зарылся в одну из своих многочисленных тетрадей и что-то записывал.

– Он же не кинется на меня, – усмехнулся Макс.

– Он – нет. – Джин смотрел поверх очков. – А вот в вас я не уверен.

– Что?

– Господин Коэло, – доктор снял очки, раздумывая над дальнейшими словами. – Прошу не обижаться, но этот клон не вызывает у вас научного интереса, так ведь?

– Я не увлекаюсь наукой.

– Как и делами своей семьи.

– Что вы хотите сказать? – Макс сложил руки на груди.

– У вас есть друзья? Любимый человек?

– У меня есть друг, – последнее слово вышло тихим.

– Вы часто видитесь?

– Я могу не отвечать?

Джин одно бесконечно тянущееся мгновение смотрел на Макса, перемещая взгляд с его глаз на скрещенные руки и обратно, пока, наконец, не натянул очки на нос и не произнес, пожимая плечами:

– Конечно.

Для того чтобы попасть к Итану, Максу требовался электронный пропуск или отпечаток пальца доктора. С пальцем выходило сложнее, вряд ли оттяпай он палец Джину это осталось бы незамеченным, а вот с пропуском было проще.

Наблюдательный Макс быстро заметил, как туманится разум доктора, пока тот пребывает в лаборатории и работает до потери рассудка, своим расфокусированным взором и качающейся от усталости головой напоминая глушенную рыбу. Поэтому не составило труда врезаться в него на выходе из лаборатории, когда Джин туда заходил с ежедневным стаканом кофе, и стянуть с груди пропуск, закрепленный небольшой прищепкой. Ну и ошпарить доктора кофе. Это в план не входило, но стало побочным эффектом, зато доктор сразу же проснулся и стал выглядеть бодрее.

– Хей, – Макс постучал в стекло, привлекая внимание клона. – Итан.

Мальчишка хлопал глазами и походил на детеныша-совенка.

– Не против, если я войду?

Итан промолчал и повернул голову к входной двери, соображая, что от него хотят.

– Да, в ту дверь. Можно?

– Да, – мяукнул клон.

Если бы кто-то сказал Максу, что когда-нибудь он сможет ходить настолько быстро, он бы не задумываясь ушел в большой спорт. Казалось, его душа неслась впереди тела и почти готова была сбросить мясную оболочку, так он спешил.

Дверь пиликнула, послышался звук замочного механизма. Макс толкнул дверь и медленно вошел, наблюдая за тем, как Итан поднимается с места. Его голые ноги, растущие из-под жутко растянутого длинного свитера, без стеклянной стены перед глазами выглядели еще тоньше. Крошечные пальцы на голых ступнях поджались, ключицы заострились, а плечи приподнялись.

– Привет, – Макс улыбнулся от распирающей его радости.