Текст книги "Силентиум"

– Привет, – Итан привычно не улыбался, правда плечи сразу же вернулись в обычное положение, а пальцы на ногах распрямились.

Это глупо, но Максу хотелось визжать от умиления.

– Чем занимаешься? – Коэло спросил, не подумав, не зная куда деть руки и куда провалиться, да пониже.

– Сижу, – ответил клон и потом исправился. – Сидел.

Наверное, стоило принести что-нибудь с собой. Угощение, например. Но в спешке и раздирающем желании увидеть клона близко, Макс совершенно об этом не подумал и теперь стоял посреди камеры и смотрел на Итана, как фанат искусства на ожившую Мону Лизу. Тот смотрел в ответ, приоткрыв рот, как всегда делал, когда его что-то интересовало, и выглядел таким прелестным и хрупким, со своими солнечными волосами, блестящими, словно в бриллиантовой жидкости глазами, точкой носа и объемными яркими губами. Прекрасный, нереальный, почти что эфемерный. В этом действительно была его сила, которую излучало непорочное тело. Мощнейшие импульсы, которые Макс пропускал сквозь себя, одергивая руку от своей груди в последний момент, потому что хотел нажать на неё и пропустить воздух в легкие.

Такие, как этот клон не могут жить на Земле. Он походил на выдумку, слишком ненастоящий для этого мира. Не готовый к жестокости, к людским порокам, к дикому вихрю тоталитарного режима и всей той боли, которую по крупицам собирает человек в течение своей жизни. Этого создания не должно быть здесь, оно не заслуживает грязи, в которую наступит сразу же, как только выйдет за пределы своей камеры-клетки. И как же адски Максу захотелось его украсть. Спрятать, сохранить, спасти, закрыть ото всего плохого на свете, потому что Итан, этот Итан, совершенно не понимает, что с ним творят, зачем его создали и что люди могут с ним сделать. Он просто смотрит на мир сквозь стеклянную стенку своими потрясающе яркими бриллиантовыми глазами, иногда проваливаясь в сон, наверняка без сновидений, просыпаясь несколько раз, чтобы поближе рассмотреть, как плавает картофель в супе. И он совершенно не готов к жизни, которая будет выглядеть иначе.

– Тебе не холодно? – спросил Макс, протягивая руку раскрытой ладонью вверх.

И кто его знает, зачем вообще он это сделал. Просто повиновался непонятному инстинкту, природу которого, вероятно, не смог бы объяснить.

– Нет, – одними губами прошептал клон, даже не смотря на протянутую руку.

– Что-то не так? – растерялся Коэло и убрал руку.

– Губы, – Итан указал на лицо своего посетителя пальцем.

– Что? – Макс нахмурил брови и дотронулся двумя пальцами до своих губ, чуть проводя подушечками вдоль.

Кожа отметилась светло-красным.

– Черт, губу разбил.

– Зачем?

– Крал ключи от замка у дракона, чтобы спасти принцессу, – хохотнул Макс, вытирая кровавые пальцы о свои штаны.

Клон даже не шелохнулся, и только его выражение лица сменилось на озадаченное.

– Эм… это шутка, – Коэло сделал шаг вперед, жестикулируя. – Джин – дракон, ты – принцесса и всякое такое. Нет, я не хочу сказать, что ты девчонка или типа того, просто это ассоциация, ну ты понял.

В ответ на это, Итан лишь облизал свои губы и сделал брови «домиком», выглядя больше комично, чем понимающе.

– Ты не понял, – вздохнул Макс. – Ла-а-адно. Просто забудь. Да, забудь. Боже, ты вообще когда-нибудь улыбаешься? Нет? Ладно, не отвечай.

Затем смелая мысль пришла в его голову.

– Дай мне руку.

– Зачем?

– Пока не дашь, не узнаешь, – хитро ухмыльнулся Коэло, протягивая руку клону.

Тот сначала изучил протянутую ладонь, затем принялся разглядывать свою собственную, правую, и уже только потом протянул её вперед, тыльной стороной кладя в чужую.

– Вот же, – пробурчал Макс, схватил руку клона другой своей рукой и перевернул так, чтобы две ладони могли встретиться. – Вот так.

Они стояли на расстоянии одного шага друг от друга и просто смотрели. Макс был взбудоражен ощущением тонкой, мистически гладкой ладони в своей собственной. Ладонь была легкой и немного прохладной, словно отогревшаяся после мороза.

Сердце зашлось не на шутку, ухая в груди и мешая нормально дышать. Так страшно было отпускать его руку, даже на секунду страшно. Неизвестно что будет завтра, сегодня вечером или через минуту. Может клона заберут, усыпят и какие там еще варианты может придумать человеческий мозг. В конце концов, его клон, такой воздушный и невесомый может просто исчезнуть, поэтому та минута погружения в нежность его кожи, мягкость дыхания и восхищенный взгляд – волшебна.

– Что здесь происходит? – раздался голос со стороны выхода.

Макс развернулся, ошибочно отпуская чужую руку, и в последний момент осознал, что Итан слегка сжал его ладонь, услышав голос Джина.

– Я просто… мы просто…

– Вы – что? – Джин злился. – Вы украли мой пропуск! О чем вы думали?!

– Что плохого, что я зашел сюда? Смотрите, ничего же не случилось.

Макс обернулся на притихшего клона, с ужасом понимая, что тот в привычной манере напрягся и обнял себя за плечи, чуть наклоняясь вперед.

– Итан, – Коэло протянул к нему руки, намереваясь сделать то, что всегда хотел.

Обнять. Крепко. Прижать к себе и сойти с ума от ощущений, согреть его, показать, что такое нежность, объятия, которые так и не достались ему самому от настоящего Итана.

Но был остановлен рукой Джина на предплечье.

– Господин Коэло, прошу вас выйти.

– Доктор!

– Я не расскажу вашему брату, что вы нарушили правила лаборатории.

Это была угроза. Не отцом, не матерью, а именно братом.

– Идите в кабинет, закончите свою работу, – нарочито медленно приказал Джин.

И Макс повиновался. Но только в этот раз, напоследок обернувшись к Итану и, удостоверившись, что тот смотрит, прошептал:

– Я вернусь.

***

– Вы дали ему имя?! – голос тяжелой волной прошелся по стенам лаборатории, где Макс, стоя над рабочим столом, сортировал отчеты.

– Я бы не советовал вам на меня кричать.

– Зачем? Зачем, господин Коэло? – Джин сбавил тон, а его лоб исказился. – Вы же знаете, кто он. Знаете его силу. Зачем, объясните?

– Его сила в слабости, я в курсе, – они схлестнулись, словно вода и пламя. Макс чувствовал, как разгорается сильнее. – Что это за эксперимент такой? Его начал еще мой дед, да?

– Вы же прекрасно осведомлены о назначении клонов, – Джин глубоко вздохнул и сел в широкое кресло, которое они использовали для отдыха.

– Да, безусловно. Я здесь столько отчетов разобрал, что могу написать целый трактат. И мне предельно ясно всё о тестировании медицинских препаратов, изучении влияния электроники и даже трансплантологии. Всё это отвратительно и антигуманно.

– Вас же это вовсе не удивляет.

– Нет, – Макс сел на рабочий стул и развернулся лицом к доктору. – Я знаю, в каком мире живу. Но я не понимаю, что за идея взращивать клонов с определенным эмоциональным состоянием. Злость, слабость, страх. Что всё это значит и что будет с… Итаном?

– У него нет имени, господин Коэло. Только порядковый номер, – Джин всё еще злился и хмурился. – Если у нас получится контролировать их эмоциональный настрой, это будет прорывом. Просто представьте, что будет, если вывести особь с нужным спектром эмоций и полным отсутствием эмоционального интеллекта? Только представьте это на государственном уровне.

– Вы что, – Макс содрогнулся от собственной догадки, – выращиваете кукольный театр? Идеальных солдат? Зомби? Беспрекословных патриотов?

Джин встал со своего места и подошел к Максу, глядя в глаза и размахивая руками с таким восторгом, словно собирался озвучить доказательства происхождения вселенной.

– Больше не нужно беспокоиться о подготовке солдат. Они буду выращены для войны, выращены с мыслью, что вся их жизнь ради защиты страны. Это будет прорывом, господин Коэло.

Их мир не стоял на месте. Развивался, кружился бесконечной юлой, притягивая к себе новые мысли, возможности, решения, как черная дыра притягивает космические объекты. Каждая новая идея воспринималась как нечто само собой разумеющееся, и никто не удивлялся, не распалялся, не пытался что-то изменить, потому что это бессмысленно и абсолютно не разумно. Зачем что-то менять, если проще создать новое. Зачем предотвращать войны, если можно создать идеальных солдат.

Есть много вещей, без которых люди существовать не могут: войны, стресс, ложь, толика милосердия и сериалы. И если их этого лишить, то они придумают что-нибудь похуже. Это главная причина, почему Макс не спорил. Он никогда не стал бы менять положение вещей, создавать движение против антигуманного использования такой замечательной прогрессивной идеи, как клонирование человека. Всё это делается для людей, ведь так? Для народа, для будущего. Потому что прогресс, как говорится, не стоит на месте, хоть порой и бывает страшно от мысли, куда еще может завести этот прогресс. Возможно, когда-нибудь человечество спустится в ад и там начнет проводить эксперименты, а когда сам Сатана поднимется со своего горящего красно-синем пламенем трона и громогласно поинтересуется о том, что вообще происходит, люди пожмут плечами и спокойно ответят: «Извини, мужик, прогресс!».

Во всей этой бездне слов о государстве, развитии, силе семьи, Макс видит вокруг себя абсолютно всё, кроме семьи. Ему всегда не хватало, того, о чем рассказывал Итан. Не хватало вопросов, прикосновений. Его подсознание кричало «Спросите меня! Хоть о чем-нибудь, пожалуйста! Как прошел мой день, кем я хочу быть, о чем мечтаю, из-за чего в последний раз плакал». И тут появился Итан и спросил! Обо всем этом, не готовясь, не раздумывая, просто взял и спросил. Потому что в его мире так принято, это нормально, обычно, на уровне инстинктов, наверное. Итан стал той самой частью Макса, которую называют семьей. А что сейчас? Его нет. Был только звонок около года назад, который на недолгие три минуты сделал Макса счастливее, чем кто бы то ни было в этом мире. Дыхание Итана, каждая нотка в его голосе, каждый смешок наполняли Макса Коэло такой радостью и удушливым восхищением, что стало в разы больнее, когда на том конце провода послышались гудки. Но слова Итана о том, что он скучает, дали Максу совсем маленькую, но надежду на то, что они всё еще близки и это сильнее расстояния.

Макс согласен смириться и принять что угодно, но не потерю. Потеря несет за собой страдание. И страдание это горячее, продолжительное и пугает больше, чем неопределенное будущее. Страдание Максу знакомо.

Тот клон в красной клетке напоминал его. Внешне, конечно, но всё же, напоминал. Как эхо, оставшееся после громкого крика. И не смотря на то, что Макс не высказывался против прогресса и клонирования, слова Джина его обескуражили. Теперь есть угроза лишиться и этого Итана. Клон видел в нем защитника, того, кто не смотрит на мальчишку, как на кусок мяса для эксперимента. Может клон и не знает слова дружба, но у него есть чувства. Не обязательно знать названия эмоций, чтобы их проявлять или названия чувств, чтобы их испытывать.

Так хотелось быть важным для кого-то. Быть опорой, другом, возможно, чем-то большим. Он смог почувствовать свою важность и необходимость год назад, чувствует сейчас, и желанное чувство наполняет его такой жизненной силой, что отказаться от этого, потерять – сродни лишению души. Вокруг так много пустых оболочек, что до мурашек по коже страшно стать одной из них.

Макс не против прогресса. Он против потерь, которые этот самый прогресс способен принести.

О том, что станет с клоном в будущем, Джин умолчал.

Глава 9. Слабость Томаса Коэло.

Квартира, где жил Макс, была его убежищем. Там уютно, безопасно и нет лишних глаз, смотрящих на него и ртов, говорящих, что нужно делать. Там он оставался один, наедине с самим собой, окруженный зеленью растений, запахом цветов в горшках, расставленных на подоконниках, настенных полках и даже на полу. По вечерам уединение ощущалось особенно ясно, когда босые ступни зарывались в мягкий ворс ковра, а уставшая спина находила под собой уютный белый диван, купленный в совершенно обычном мебельном магазине. Когда Макс был ребенком, он любил простые и удобные вещи, не сделанные по последней моде и вышедшие из-под руки знаменитых дизайнеров специально для Богов с вершины общества. Потому что он Богом не был. Взросление ничего не изменило.

Особняк семьи Коэло, напротив – ужасал своей громадностью и многолюдностью. Родители, прислуга, брат, который заезжал чаще, чем Максу хотелось бы его видеть и многочисленные родственники, половину из которых младший Коэло даже не знал. К слову, они его тоже.

Сделанная на заказ мебель, высококлассная техника, дорогие напольные вазы, огромное количество встроенных шкафов и еще больше – кладовых и полное отсутствие хотя бы маленького зеленого кустика или цветочка (не считая крытого сада за пределами особняка).

В кладовых комнатах прислуга хранила всё, что заблагорассудится: от непортящихся продуктов до старой мебели, и это наводило на мысль, что если в эти кладовые спрятать половину жителей их города, то те смогли бы прожить там неплохую жизнь.

Помимо всего высшего общества, которое сходилось в их особняк каждую неделю, Томас умудрялся притаскивать своих девушек. Именно во множественном числе. Старший из братьев пользовался своим положением и популярностью, добавляя еще один пунктик в список причин, по которым Максу не нравилось приезжать в особняк.

Вообще, младший Коэло был рад, что его лицо не украшало обложки журналов, политических статей и фанатских форумов, как лицо брата. Макс, как младший ребенок в семье и только делающий первые шаги в государственных делах, пока что не стал публичной личностью и это один из положительных моментов в его жизни. Хоть и временных.

В одну из суббот в особняке проходил ужин для узкого семейного круга, и Макс был приглашен матерью, потому что отец как всегда ссылался на занятость, а Томас смотрел на младшего брата, как на продолжателя семейного дела, не более, поэтому звонил и писал только по важным делам (по его же словам).

До начала ужина оставался час, и младший Коэло решил использовать его в своё удовольствие, усевшись в библиотеке особняка за закрытой дверью и достав первую попавшуюся книгу. Читал он не часто, только когда приезжал в особняк, наслаждаясь небольшим пространством, где хранились книги, источающие привычный с детства аромат. Библиотека – единственное место в особняке, которое ему нравилось. В свои босоногие годы Макс часто прятался между огромным лакированным деревянным столом с тяжелыми ножками и одной из стен, где на полках до самого потолка виднелись корешки книг. Позже Томас раскрыл его тайное убежище, и оно таковым быть перестало.

Вскоре, Макс уловил краем глаза, как открылась дверь, и в комнату зашла главная в их семье женщина. Он оторвал глаза от желтых страниц и оценил её идеальную скучную прическу, с которой она легко могла сойти за библиотекаря: черные волосы затянуты в строгий высокий хвост, достающий до лопаток. Её черное узкое платье плавно обхватывало стройную фигуру и заканчивалось ниже колен. Удивительно, как эта женщина вообще могла ходить и дышать в таком утягивающем наряде.

Макс сделал вид, что читает, хотя знал, что мать пришла по его душу.

– Максимилиан, – властно позвала мать. – Даже не зашел поздороваться со мной. Разве я не учила тебя почтительно относиться к родителям?

– Меня зовут Макс, – напомнил сын. – И только Макс.

– Кто вообще читает эти книги в наше время? Они не приведут ни к чему хорошему, – женщина гордой походкой прошла мимо сына, и села в кресло напротив.

– Хорошо, как только мои руки начнут покрываться волдырями, отбери у меня книгу и хладнокровно сожги, – парировал он, не отрывая глаз от печатных букв.

– Следи за словами, Макс Коэло, – мать проговорила каждое слово, будто это давалось ей с трудом. – Я имею в виду беллетристику.

– Ладно, я слушаю, – Макс отложил книгу на столик рядом с креслом и выжидающе посмотрел на мать.

– Твой дядя приедет на ужин.

– Какой из них?

– Депутат Кайли.

– Роберт Кайли? – обрадовался Макс, чуть не выпрыгнув из кресла.

– Прояви уважение, – одернула его мать. – Я знаю, вы на короткой ноге, но не забывай о своём воспитании.

– Да, мама, – улыбка не хотела скрываться с губ.

– Спускайся через двадцать минут, – женщина встала с места и направилась к двери.

– Хорошо, через двадцать минут.

– И не читай больше эту чушь.

– Ага, не читать чушь.

Макс видел, что мать улыбнулась.

Когда в гостиной, увешанной картинами художников разных направлений, семья и приглашенный дядя расселись за длинным столом и взяли в руки столовые приборы, наступила тишина.

Макс заправил длинную прядь за ухо, взглянул сначала на отца, сидевшего во главе стола, а затем на Томаса, сидящего напротив, наблюдая, как они переглядываются. В этом не было ничего особенного, только вот чувствовалась некоторая неловкость перед дядей, сидящим рядом со старшим братом.

Роберт Кайли улыбался сам себе и резал отбивную ножом. Роберт имел живые насмешливые глаза и молодое лицо, хотя по возрасту немного не дотягивал до самого старшего в семье Коэло – Алана.

– Рад вас видеть, депутат Кайли, – Макс первым нарушил молчание.

Роберт игриво покачал головой и улыбнулся шире, будто только и ждал, что тот заговорит.

– Взаимно, Макс. Ты вырос с нашей последней встречи.

– Мы не виделись всего два месяца, – племянник взял со стола рядом собой нарезанную круглыми дольками маринованную редьку и протянул Роберту, чуть привставая.

И за каким делом их семье понадобился такой огромный стол, да еще и без варианта сменить его на стол поменьше для узких семейных встреч.

– Спасибо, Макс, – дядя тоже привстал и принял угощение. – Да? Всего два месяца? Думал, что больше.

– Как успехи у твоего сына? – прервал их диалог глава семьи Коэло.

Ему приходилось говорить громче из-за расстояния, от того его голос хрипел.

– Райан – умный парень, – охотно ответил Роберт и сделал глоток вина.

– Я слышала, он поступает в Силентиум, – присоединилась мать.

– Да, готовится к вступительным экзаменам.

– Повезло, – встрял Макс, тут же набивая рот сырыми овощами.

– Ты никогда не будешь учиться в Силентиуме, – Томас знал, к чему клонит младший брат.

– А если я не хочу в другую страну? – отпирался Макс, перекладывая еду в своем рту за одну щеку.

Роберт тихо рассмеялся, а мать прокашлялась.

– Тебя разве кто-то спрашивал? Поедешь учиться туда, куда тебе скажут. Джин продолжит посвящать тебя в дела лаборатории. Твоё мнение рассматриваться не будет, ты понял?

– Томас! – вмешался отец. – Макс, твой брат считает, что тебе лучше получить образование заграницей. Там университеты не хуже.

– Но почему? – воскликнул Макс, его руки подрагивали от раздражения.

– Отец, у него есть причина стремиться в Силентиум, да братик? – Томас смотрел на брата с издевкой. – Весомая причина, и к тому же очень прелестная.

– Какая причина? – сидящая рядом с Максом мать нагнулась вперед, чтобы заглянуть сыну в глаза. – Сын?

– Качество образования, – ответил за брата Томас.

– Да, это правда, – подтвердил Роберт Кайли. – Все знают, как престижно учиться в Силентиуме, хоть это и немного экспериментально.

Макс не слушал дальнейшего разговора, продолжая смотреть на брата. Раздражение клубилось внутри него, как едкий дым над горящим домом, восходя вверх к чернеющим глазам, перерастая в злость. Конечно, он знал о намерении Томаса отправить его заграницу, но до последнего надеялся, что тот передумает и говорит это только из-за вредности.

Томас знал о звонке Итана год назад. Старший брат не говорил об этом Максу, но тот догадывался. С тех пор ни одной новости от Итана, не единого звонка, ни-че-го. Тишина, которая опустошала, пытала и вызывала желание вытащить своего друга из Силентиума и сравнять это заведение с землей, пока внутри будет находиться Томас. Макс хотел поступить туда только из-за друга, но даже этого ему не дают.

– Думаю, Райану там понравится, – добавил старший брат, улыбаясь одной стороной губ, словно всей своей сущностью наслаждался пылающими бездонными глазами родного брата.

***

Томас покинул столовую раньше остальных, надеясь выйти из особняка незамеченным, чтобы не тратить время на долгие учтивые прощания. Отмахнулся от прислуги, когда одна из девушек в гостиной кинулась предложить господину чашечку кофе перед отъездом. Всем своим видом Томас излучал недовольство, ненавидел порядки, установленные в особняке. Вся прислуга лезла из кожи вон, чтобы угодить любому члену семьи. Томас раздражался от излишней навязчивости и уже готовился выместить трепещущее раздражение на молодой особе в белом переднике, как перед ним возник тот, кого Томас не ожидал сегодня увидеть. Раздражение мгновенно улетучилось. Ледяное цунами из вины и стыда захлестнуло с головой и лишило дара речи. Томас ухватился за мягкую спинку дивана, зацепился носком ботинка за край ковра, но устоял.

– Привет, – Райан Кайли отчего-то зарделся, хотя обязан был выкрикивать проклятия, имел право открыто показывать всю ту ненависть, которую вызывал в нём Томас Коэло.

– Здравствуй, брат.

Райан коснулся подушечками пальцев шрама на щеке. Томас не выдержал и отвел взгляд. Краем глаза успел заметить, как расходится зарубцевавшаяся кожа и капает кровь с подбородка, остается пятнами на белоснежной рубашке Райана. Слышит, как отодвигается тумба от удара брошенного тела. Томас щелкает языком и глотает чужие солоноватые слезы, будто свои собственные. Тумба бьется о стену. Райан смахивает кровь с лица и шеи, оставляет красные разводы на бледной коже. Звук неровных торопливых шагов удаляется по коридорам особняка. Томас остается один и падает ничком на ворсистый ковер гостевой спальни.

– Том, – осторожно позвал Райан.

Томас встрепенулся, возвращаясь в гостиную, где двоюродный брат по-прежнему тёр затянувшийся шрам на щеке.

– Ты в порядке? – еле слышно спросил Райан и, проследив за взглядом Томаса, убрал руку от лица. – Том! Том!

Томас Коэло на негнущихся ногах вышел из особняка, задев плечом домработницу с пакетом продуктов. С трудом сдержался, чтобы не закрыть уши и забыть отчаянный голос Райана, всё еще звучавший внутри него.

Глава 10. Не связывайся с моим братом!

Прошла неделя с тех пор, как Итан звонил Максу, и эта неделя – самая худшая в его жизни. Засыпая, Итан видел Томаса во мраке дверного проема. Тот смотрел исподлобья, сжимая кулаки, улыбаясь так, что кровь в венах превращалась в лёд. Подходил ближе и часами стоял над кроватью Терра, и тот не мог сомкнуть глаз, покрываясь испариной и страшась хотя бы на секунду прикрыть веки. Итану нужно было видеть Коэло. Терра боялся умереть во сне.

– Это всего лишь мой страх, – говорил он сам себе, слизывая испарину над верхней губой. – Засыпай, засыпай.

Новая неделя не принесла улучшений. Итан был уверен, что Томас знал о его звонке Максу, но никак не проявлял себя, призраком приходя каждую ночь в комнату студента.

Неизвестность убивала. Будто ужас в жидком виде ввели Итану под кожу. Ужас проник в кровь и уже достиг сердца, которое колотилось с такой бешеной скоростью, что становилось невыносимо.

Вечером, когда Итан садился в своей комнате за домашнее задание, которое нужно было отправить преподавателям до утра, то постоянно оглядывался на дверь. Беспокоился, что просто-напросто не услышал, что дверь открылась, и Томас уже стоит позади него. В какой-то момент Терра осознал, что уже не боится этого, а надеется на скорейший приход своего ночного кошмара.

Прошла неделя, которая состояла из семи дней, которые, в свою очередь состояли из почти ста шестидесяти восьми часов. Но Томас не приходил. Итан продолжал считать, чтобы не сойти с ума.

Здание социального кампуса состояло из трех этажей, уходящих под землю с отдельным лифтом, ведущим наружу. Безусловно, чтобы зайти в тот лифт нужно быть кем угодно с особым магнитным пропуском, но не студентом.

Жилые комнаты, связная, искусственный сад и душевая располагались на минус втором этаже, лекционные залы, преподавательские кабинеты и кабинет куратора – на минус первом, спортивный зал, столовая, бассейн – на минус третьем. Еще несколько недель назад Итан, поднявшись на этаж выше по пути на занятия, проходил мимо того самого лифта наружу и долгие секунды смотрел на сомкнутые железные створки, воображая что там сейчас, снаружи. Какая погода, идет ли дождь, сильно ли дует ветер.

Удивительно работает человеческое отношение к окружающему миру. Стоит лишиться чего-то хорошего и это что-то обязательно начнет забивать мысли, фонтанируя пестрыми всплесками воспоминаний. Бежать сквозь стену дождя, прикрывая голову зонтом, пакетом, сумкой или даже ладонью, вдыхать влажный воздух и ждать, пока погода прояснится. А спустя долгие месяцы сидеть в закрытом помещении, вспоминая, а как же всё-таки пахнет дождь.

Но всю последнюю неделю Итан смотрел на лифт по другой причине. Это то самое место, откуда мог показаться пугающий его силуэт высокого жестокого мужчины, пришедшего по его душу.

На восьмой день после звонка Максу, зайдя в лекционный зал, Итан тут же бросился к самому последнему ряду огромной аудитории, занимая место с краю, дабы иметь только одного соседа. Зал постепенно заполнялся студентами, звуком шагов, шорохом тетрадей и стуком шариковых ручек о поверхности столов. Преподаватель зашел последним, закрывая за собой дверь, и встал перед аудиторией.

Он оглядел студентов взором, которым орел выискивает добычу, и хлопнул в ладони, привлекая внимание.

– Приветствую вас. Сегодня нас стало на одного меньше. Один из студентов исключен, что должно послужить уроком для всех остальных, – преподаватель театрально выждал, наслаждаясь растерянными глазами молодых людей, и продолжил. – Не забывайте о том, что любые касания и разговоры между студентами запрещены. Эти правила придуманы не просто так. Тактильные контакты способны вызвать сексуальное влечение и другие виды близких отношений и отвлечь вас от цели пребывания здесь. То же самое касается межличностного общения. Единственные люди, чьи слова вас должны волновать – это преподаватели и умнейшие из людей, работы которых вы здесь изучаете. Всё ваше внимание должно быть сосредоточено только на получении знаний.

Он сделал очередную паузу и склонился к рабочему столу, перебирая какие-то бумаги, словно давал возможность переварить информацию.

– Всё вы знаете значение эмблемы Силентиума. Орел – символ величия и силы. Знания – ваша сила. Величие – ваша цель. А также ветвь мирты – растения, которое является символом тишины. Как важна тишина и сосредоточенность, я уже объяснил. Кому не ясно, поднимите руки.

Никто ожидаемо руку не поднял. Преподаватель довольно улыбнулся и начал лекцию, но не успел расписать цели и задачи, как в аудиторию без стука зашли два сотрудника Силентиума, быстрым шагом и в гробовой тишине сразу направляясь к Итану, словно изначально знали, куда он сел. Их красные вставки на правых рукавах футболок казались ярче обычного, кровавые и пугающие.

Терра схватил свою тетрадь двумя руками, забывая про лежащую сверху ручку, которая немедленно покатилась по столу и упала. В полной тишине этот звук показался грохотом. Итан вздрогнул и взглянул на двух мужчин, которые приближались к нему, останавливаясь у преподавательского стола и что-то тихо сказав преподавателю. Преподаватель пришел в замешательство, побледнел и перевел обеспокоенный взгляд на Терра. Итан готов был умолять, чтобы его не отдавали в руки сотрудников, каждый из которых был вдвое больше самого Терра.

Студенты, как один наблюдали за тем, как всем известного ребенка бедных родителей выводят наружу. Некоторые улыбались, кивая головами, как стадо болванчиков.

Итан не успевал перебирать ногами, спотыкался и снова начинал семенить, когда сильные руки вздергивали его вверх. Мимо проносились люди, автоматические двери. Он видел на себе десяток пар глаз, но не пытался поймать их взгляд, перестав бояться вовсе.

Дверь, рядом с которой висела табличка «Куратор Пэл» отъехала в стену, являя за собой знакомый кабинет куратора, но вместо самого Пэла, опершись бедрами о рабочий стол и скрестив руки и ноги, стоял Томас Коэло – ночной кошмар Итана.

Его черный костюм сливался с покрытием стола и стен, но вот лицо, на котором была натянута каждая мышца, выделялось.

Сотрудники вышли, оставляя Итана стоять на слабых ногах, вцепившись трясущимися руками в подол собственной футболки. На смену исчезнувшему страху пришел ужас.

– Скажи мне, Терра, велика ли разница между высшим и низшим классом? – начал Коэло, не двигаясь с места.

Итан молчал, не рискуя поднять глаза. Его лоб намок, а горло саднило от сухости.

Раздался стук слетающей со стола тяжелой папки, и Томас с немыслимой скоростью оказался рядом со студентом, держа руки в карманах.

– Отвечай! – заорал Коэло так, как никогда не орал на Итана прежде.

Терра почувствовал всю тяжесть этого голоса, давящую на нервы. Он слышал, как нервы трещат по швам.

– Я… я не знаю.

– Например, язык, Терра, – вкрадчиво произнес Коэло, подошел вплотную и громко дышал в ухо своей жертве. – Мы говорим на разных языках?

Наступила опасная тишина. Итан зажмурил глаза.

– Отвечай, Терра. Иначе я зашью твой глупый рот. За ненадобностью.

– Нет. Не на разных.

– Тогда какие из слов «не связываться с моим братом» тебе не понятны?

– Простите…

– Мысли о моем брате не дают тебе покоя, я это вижу. И мой тебе совет, займи их беспокойством о своем здесь пребывании. Ты же не без цели сюда поступил, верно? – Томас отступил, возвращаясь к столу и принимая ту же самую позу, в которой стоял до этого.

– Господин Коэло, мне очень жаль, – каждое слово Итану приходилось выдавливать из себя, как через мясорубку.

– Мне так не кажется.

– Такого больше не повторится.

– Я терпелив. Очень. Но я разве похож на человека, у которого уйма времени разбираться с таким как ты, Терра?

– Нет, – Итан опустил голову в подчинении.

– Знаешь, какое будущее ждет моего брата? – спросил Коэло насмешливо и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Блестящее. У верхушки власти, с красивыми женщинами и прекрасным образованием. А всё, что будет у тебя – одно образование, потому что даже там, наверху, ты так и продолжишь пресмыкаться. Тебя не примут. Никогда, Терра.

Он помолчал некоторое время, словно наслаждался разбитым и опустошенным человеком перед собой, ресницы которого намокли и слиплись, и грубо закончил:

– А теперь убирайся отсюда.

Только к вечеру Терра пришел в себя, не сразу соображая, кто он и где находится. Свет, идущий с потолочных ламп, был приглушен, а ноутбук на рабочем столе ушел в спящий режим.

Итан помнил, как пришел в свою комнату, сразу после разговора с Томасом, сел зачем-то за электронную лекцию на ноутбуке, прогуляв реальную, затем поднялся и упал на кровать, почти без сознания.