Текст книги "Силы и престолы. Новая история Средних веков"

В недавнем прошлом у римлян и готов уже была общая история. В 367–369 гг. Валент вел войны против готских племен. Конфликт окончился мирными переговорами, но разорение римскими войсками готских земель вкупе с наложенными экономическими санкциями оставило у обеих сторон чувство недовольства. Вполне вероятно, именно война с Римом сыграла существенную роль в ослаблении готов незадолго до прихода гуннов. И поэтому государственная программа расселения мигрантов довольно скоро омрачилась случаями отвратительной эксплуатации, где «преступления совершались из худших побуждений… против доселе ничем не провинившихся новоприбывших»[81]81
  Ammianus Marcellinus, p. 418.


[Закрыть].

Согласно Аммиану Марцеллину, римские чиновники Лупицин и Максимус, поставленные руководить переправой через Дунай, пользуясь бедственным положением голодавших переселенцев-тервингов, вынуждали тех продавать детей в рабство за мешок собачьего мяса. Помимо жестокости они отличались некомпетентностью. Лупицин и Максимус не только притесняли готов-тервингов, но и оказались не в состоянии помешать проникнуть в империю другим беженцам, «нежеланным варварам». Партизанские переправы, происходившие втайне от римских речных патрулей в 376–377 гг., постепенно наполнили Фракию тысячами недовольных и притесняемых готских беженцев. Некоторые из них прибыли законным путем, многие – незаконным. Большинство утратили всякую связь с родиной, но не питали никакой любви к приютившей их стране. Инфраструктуры, которая позволила бы содержать, расселить и обеспечить пропитанием десятки тысяч прибывших, не существовало. Основное внимание империи по-прежнему было сосредоточено на границе с Персией, и Валент поручил решение готского вопроса людям, совершенно не подходившим для этой работы. Балканы постепенно превращались в пороховую бочку.

В 377 г. оказавшиеся в Римской империи готы подняли несколько восстаний. Разграбление богатых фракийских деревень и усадеб вскоре переросло в полномасштабную войну, в которой готы сражались с римскими военными отрядами с «неукротимой яростью в сочетании с отчаянием»[82]82
  Ibid., p. 423.


[Закрыть]. В одной схватке в месте под названием Салиций (Ad Salices, «у ивовых деревьев») недалеко от берега Черного моря готы, атаковав римские войска, «метали в наших огромные обожженные палицы» и «поражали в грудь кинжалами наиболее упорно сопротивлявшихся… Все поле битвы покрылось телами убитых… одни – пронзенные свинцом из пращи, другие – окованной железом стрелой, у некоторых были рассечены головы пополам, и две половины свешивались на оба плеча, являя ужасающее зрелище»[83]83
  Ibid., p. 424–425.


[Закрыть].

В 378 г. готов настигла расплата. Первое крупное сражение произошло в середине лета. К этому времени готские племена внутри империи объединились. На поле боя к ним присоединились группы аланов и даже некоторое количество гуннских наемников, которые также пересекли плохо охраняемую речную границу в поисках приключений. Общими усилиями они превратили широкий коридор между Дунаем и Гемскими (Балканскими) горами в дымящуюся выжженную пустошь. Однажды готский военный отряд даже проскакал в пределах видимости от стен Константинополя. Это была уже не третьестепенная миграционная проблема на окраинах империи, а полномасштабный кризис, угрожающий и целостности, и чести империи.

У Валента не оставалось выбора – ему пришлось действовать. Во время короткой передышки на персидском фронте он лично повел армию на Балканы. Валент отправил гонцов с просьбой о подкреплении к западному императору, своему девятнадцатилетнему племяннику Грациану. Само по себе это было разумно, поскольку, несмотря на молодость, Грациан уже одержал ряд впечатляющих военных побед над германскими племенами выше по Дунаю. Необходимость просить о помощи гораздо более молодого и успешного соправителя вызывала у Валента противоречивые чувства. Собственная гордость, а также советники настойчиво призывали его разобраться с делом без посторонней помощи. По этой причине Валент в конце концов не стал дожидаться прибытия Грациана. Большую часть лета он продержал армию в лагере, а в начале августа получил известие, что близ Адрианополя (ныне Эдирне в Турции) собралось множество готов под командованием вождя по имени Фритигерн. По сведениям разведчиков, у них было около 10 000 воинов. Валент решил атаковать самостоятельно.

На рассвете 9 августа «войска были быстро двинуты вперед»[84]84
  Ibid., p. 433.


[Закрыть]. Валент повел своих людей из укрепленного лагеря в Адрианополь. Преодолев 13 км по пересеченной местности под палящим полуденным солнцем и наконец приблизившись к тому месту, где стояли готы, римляне обнаружили, что «широкая равнина блистала пожарами: подложив дров и всякого сухого материала, враги разожгли повсюду костры». «Истомленные летним зноем солдаты стали страдать от жажды, – писал Аммиан Марцеллин. – Беллона [римская богиня войны], неистовствовавшая со свирепостью, превосходившей обычные размеры, испускала бранный сигнал на погибель римлян»[85]85
  Ibid., p. 434.


[Закрыть].

Вскоре к Валенту приехали готские послы. Они утверждали, что хотят заключить перемирие. На самом деле они просто тянули время, пока их вожди готовили для римлян ловушку. Переговоры окончились ничем, и вскоре после полудня Валент потерял контроль над своими уставшими и измученными жаждой войсками – не дожидаясь приказа, они напали на готов. Завязался бой. «Оба строя столкнулись наподобие сцепившихся носами кораблей и, тесня друг друга, колебались, словно волны, во взаимном движении, – писал Аммиан Марцеллин. – От поднявшихся облаков пыли не видно было неба, которое отражало угрожающие крики. Несшиеся отовсюду стрелы, дышавшие смертью, попадали в цель и ранили, потому что нельзя было ни видеть их, ни уклониться»[86]86
  Ibid., p. 435.


[Закрыть]. Однако римляне понесли в сражении тяжелый урон.

Римские разведчики, предполагавшие, что готы собрали всего десять тысяч человек, ошибались. Их было намного больше – вполне достаточно, чтобы разгромить римскую армию численностью около 30 000[87]87
  Подробную оценку численности сил обеих сторон можно найти в: Heather. The Fall of the Roman Empire, p. 181.


[Закрыть]. «Высыпавшие несчетными отрядами варвары, – продолжал Аммиан Марцеллин, – стали опрокидывать лошадей и людей, и в этой страшной тесноте нельзя было очистить места для отступления, и давка отнимала всякую возможность уйти»[88]88
  Ammianus Marcellinus, p. 435.


[Закрыть]. Кроме того, готы предусмотрительно скрыли от римских разведчиков большой отряд конницы. В решающий момент эти всадники вступили в бой и переломили ход сражения. Валента перехитрили, его войско потерпело поражение. «Все кругом покрылось черной кровью, и, куда бы ни обратился взор, повсюду громоздились кучи убитых, – рассказывал Аммиан Марцеллин. – Этим невосполнимым потерям, которые так страшно дорого обошлись Римскому государству, положила конец ночь, не освещенная ни одним лучом луны»[89]89
  Ibid., p. 435–436.


[Закрыть].

Самой дорогой потерей стал сам Валент. Подлинная судьба императора остается тайной: одни говорили, что он был опасно ранен стрелой и вскоре испустил дух, другие рассказывали, что лошадь сбросила его в болото, где он и утонул. Третьи утверждали, что Валент бежал с поля боя, преследуемый варварами, и вместе с горсткой стражников и несколькими евнухами укрылся в крестьянской хижине. Преследователи, не сумев выбить двери, «снесли вязанки камыша и дров, подложили огонь и сожгли хижину вместе с людьми»[90]90
  Ibid., p. 437.


[Закрыть]. Так или иначе, тело Валента не нашли. Под Адрианополем варвары уничтожили от 10 000 до 20 000 римлян, в том числе восточного императора. Рим получил жестокие ранения – и со временем они загноились.

Хотя кризис 376–378 гг. серьезно пошатнул престиж Рима и значительно сократил численность имперской армии на востоке, он не стал причиной немедленного краха империи. В этом смысле большая заслуга принадлежала правителю, сумевшему в последние десятилетия IV в. вернуть порядок в обе части империи. Император Феодосий I пришел к власти в Константинополе после смерти Валента, а в 392 г., после довольно грязной борьбы за власть на западе, он захватил трон в Медиолане (Милане), служившем столицей Западной империи с конца III в. Феодосий заключил прагматическое соглашение с готами, официально разрешив им селиться во Фракии и воспользовавшись их воинами, чтобы залатать те дыры, которые они сами незадолго до этого проделали в рядах римской армии. По всей империи император подавлял традиционное римское язычество и принимал деятельное участие в прекращении раскола внутри молодой христианской церкви. Что особенно важно, он позаботился о том, чтобы традиционные границы империи в Европе (проходившие фактически по рекам Рейн и Дунай) оставались в относительной безопасности. Правление Феодосия нельзя назвать совершенно безмятежным, но, оглядываясь назад, можно сказать, что это действительно был краткий золотой век – в том числе потому, что Феодосий стал последним императором, правившим обеими половинами Римского государства как единым целым.

Но в один пасмурный и дождливый январский день[91]91
  Сведения о погоде взяты у св. Амвросия Медиоланского. В надгробном слове на похоронах Феодосия он заметил, что разразившиеся после смерти императора ливни говорят о том, что сама Вселенная оплакивает его. См.: McCauley, Leo. P. et al. Funeral Orations by Saint Gregory and Saint Ambrose (The Fathers of the Church, Volume 22) (Washington: 2010), p. 307.


[Закрыть] в 395 г. Феодосий умер, передав бразды совместного правления римским государством своим сыновьям. В Константинополе его преемником стал семнадцатилетний юноша по имени Аркадий. В Милане Августом провозгласили девятилетнего Гонория. Ни тот ни другой не считались достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно пользоваться властью, поэтому правление делегировали двум влиятельным политикам. Позади восточного трона встал энергичный и бесцеремонный уроженец Галлии по имени Руфин. На Западе аналогичную позицию занимал харизматичный полководец по имени Стилихон. Хотя современники Стилихона придавали большое значение тому, что он был наполовину варваром (его отец происходил из германского племенного союза вандалов), он проявил себя стойким защитником Рима, даже когда империя совсем обветшала и начала расползаться по швам. В этом смысле Стилихон служит живым доказательством, насколько прозрачной могла быть граница между миром римлян и миром варваров, которые взаимно проникали друг в друга настолько же, насколько противостояли друг другу.

«С тех пор как люди появились на земле, никогда [ни одному другому] смертному не было даровано во всей чистоте столько земных благ», – писал поэт Клавдиан, служивший личным панегиристом Стилихона[92]92
  Platnauer, Maurice (trans.). Claudian / Volume II (Book 1) (New York, 1922), p. 367.


[Закрыть]. Приняв власть на Западе (для чего в числе прочего он выдал за юного императора Гонория свою дочь Марию), Стилихон приобрел множество врагов как внутри империи, так и за ее пределами, а кроме того, ему пришлось иметь дело с набиравшей силу новой массовой миграцией, которая в скором времени обернулась гибельным испытанием для римского Запада.

Когда Стилихон пришел к власти в 395 г., готский кризис 370-х гг. успел стать выцветшим воспоминанием из жизни прошлого поколения. Однако главные факторы, спровоцировавшие то великое вторжение готов, остались практически неизменными. Более того, ситуации вскоре предстояло повториться почти в той же форме, поскольку в 390-х гг. гунны снова пришли в движение.

Хотя данные неясны и допускают множество интерпретаций, известно, что по какой-то причине между серединой 380-х и серединой 420-х гг. гунны возобновили наступление на Запад[93]93
  Ср., например, версии, представленные в Heather. The Fall of the Roman Empire, p. 203–205 и Kim. The Huns, p. 76–77.


[Закрыть]. Их поход, начавшийся в засушливых степях севернее Китая, теперь привел их примерно за 1700 км от Кавказа на Большую Венгерскую равнину (часть Среднедунайской равнины, Альфельд). Они передвигались огромными толпами, а перед ними, как и раньше, в беспорядке бежали другие племена[94]94
  В 390-е гг. одного имени гуннов было достаточно, чтобы вселить страх в сердца римлян. Банда беглых рабов и военных дезертиров, собравшаяся в 390-х гг. на Балканах, называла себя гуннами, хотя почти наверняка никто из этих разбойников не был этническим гунном. В каком-то смысле это была убийственно искренняя лесть: разбойники использовали в своих интересах то, что мы могли бы назвать зарождавшимся брендом террора IV в.


[Закрыть].

В 370-х гг., выйдя на северное побережье Черного моря, гунны вытеснили готов. Теперь, устремившись на Большую Венгерскую равнину, они нарушили привычный образ жизни множества других групп варваров: аланов, вандалов, германского народа под названием свевы (свеи), а также бургундов, которых римские авторы особенно презирали за склонность к полноте и гнусную привычку смазывать волосы кислым сливочным маслом. Некоторые из этих групп (или все они) уже имели эпизодические контакты с гуннами в конце IV в., поскольку предприимчивые гуннские воины нередко отправлялись на Запад попытать счастья в роли наемников. Некоторым даже удавалось найти применение своему военному искусству в Римской империи: у Руфина в Константинополе и у Стилихона в Милане гунны числились в личной свите телохранителей-буцеллариев. Однако мелкие локальные стычки с наемниками никак не могли подготовить Запад к последствиям второго великого гуннского нашествия. Продвигаясь к окраинам Римской империи, гунны снова спровоцировали вторичную панику и подняли перед собой волны неконтролируемой миграции. В 405–410 гг. это обернулось чередой опустошительных нападений на римские границы.

Неприятности начались в предгорьях Восточных Альп, когда во второй половине 405 г. там появился готский король по имени Радагайс с огромной ордой, насчитывавшей около 100 000 человек (из них около 20 000 воинов), и силой пробился в Италию. Согласно Зосиму, в свою очередь черпавшему сведения у автора по имени Олимпиодор Фиванский, вести о «неминуемом нашествии» Радагайса привели всех в замешательство. Города впали в отчаяние, и даже Рим охватила паника перед лицом беспрецедентной опасности[95]95
  Zosimus, p. 113.


[Закрыть]. Для беспокойства имелись веские причины. Стилихон имел более чем достаточно сил для отпора захватчикам, но требовалось время, чтобы собрать их воедино. Для проведения крупной военной операции следовало вывести войска из Рейнской области, созвать подкрепления из числа аланов и гуннов, зарабатывавших ремеслом наемников, и стянуть все силы Италии. К тому времени, когда он был наконец готов сразиться с Радагайсом, наступила середина 406 г. – и готы уже около полугода занимались грабежами, не встречая никакого сопротивления. На юге Радагайс опустошил все земли вплоть до Флоренции, которую осадил и привел на грань голодной смерти.

За свою дерзость готы были сурово наказаны. Стилихон «полностью уничтожил их силы, – писал Зосим. – Ни один из них не спасся, за исключением тех немногих, кого он присоединил к числу римских ауксилариев». 23 августа Радагайса схватили и обезглавили под стенами Флоренции. Стилихон, разумеется, «был весьма горд этой победой и вернулся со своим войском, повсеместно прославляемый за чудесное избавление Италии от неминуемой опасности»[96]96
  Ibid.


[Закрыть]. Битва была выиграна решительно и относительно быстро. Но, стянув для сражения войска со всей Европы, Стилихон оставил обширные регионы имперского Запада плохо защищенными и уязвимыми. Вместе с тем эта победа ничуть не приблизила его к решению главной проблемы, служившей источником всех остальных трудностей Рима. В сущности, он воевал не с отдельным правителем или племенем, а с демографией и силами человеческой миграции, и эта война только началась.

К чему привело ослабление Стилихоном римской обороны на Рейне, стало ясно уже через год. 31 декабря 406 г. огромное смешанное войско вандалов, аланов и свевов переправилось через реку и оказалось в Галлии[97]97
  Некоторые ученые оспаривают указанную дату и помещают это вторжение в 405 г., то есть одновременно с нападением Радагайса на Итальянский полуостров. См.: Kulikowski, Michael. ‘Barbarians in Gaul, Usurpers in Britain’, Britannia 31 (2000), p. 325–345.


[Закрыть]. Мы уже не узнаем, замерзла река к середине зимы или ее просто плохо обороняли, но этот переход поверг в хаос Галлию и все окрестные провинции, включая Британию. Согласно письму библеиста и отца церкви святого Иеронима, кровожадные чужеземцы разграбили город Майнц, перебив при этом тысячи прихожан. Они осадили и покорили Вормс, бесчинствовали в Реймсе, Амьене, Аррасе, Теруане, Турне, Шпейере, Страсбурге, Лионе и Нарбонне. «Того, кого извне щадит меч, изнутри губит голод, – писал святой Иероним. – Кто в будущем поверит, что римлянам приходилось сражаться на своей земле не ради славы, а ради спасения собственной жизни?»[98]98
  Fremantle, W.H. (trans.). Saint Jerome / Select Letters and Works (New York: 1893), p. 537.


[Закрыть] Почти такие же настроения высказывал христианский поэт Ориенций: «Вся Галлия пылает, словно единый погребальный костер»[99]99
  Отрывок из Ориенция см. в: Halsall. Barbarian Migrations, p. 215.


[Закрыть]. На территории провинции оказалось около 30 000 воинов и 100 000 прочих (ничем не занятых) переселенцев. Граница на Рейне прорвалась и больше не смогла восстановиться.

С этого времени ситуация стала стремительно ухудшаться. Кризис, охвативший Италию и Галлию, распространил ощущение глубокой неустойчивости до самых дальних западных окраин империи. В Британии римская армия, много месяцев не получавшая жалованья, находилась в состоянии полупостоянного мятежа. В 406 г. двое ее командующих, сначала Марк, а затем Грациан, объявили себя императорами. Каждый из них «правил» всего несколько месяцев, а затем был убит своими людьми. В начале 407 г. счастья решил попытать третий император-узурпатор. Константин III взял под контроль британские легионы, объявил себя правителем Западной империи и приступил к судьбоносному выводу войск из Британии. В следующие месяцы Константин переправил тысячи солдат из Британии в Галлию, чтобы попытаться спасти границу на Рейне. Британия оказалась предоставлена сама себе – номинально она по-прежнему входила в состав Римской империи, но в действительности была покинутой и чудовищно уязвимой перед набегами тех германских племен, которым хватало самонадеянности пересечь Северное море. Время, когда Британия перестала быть римской, приближалось все быстрее.

Между тем набеги продолжались. В 408 г. гунны впервые попытались прямо напасть на империю: полководец по имени Улд (или Улдин), некогда наемник и союзник Стилихона, пересек Нижний Дунай близ Кастра-Мартис (сегодня на границе Сербии и Болгарии) и объявил, что готов покорить все земли, которых касаются лучи солнца. Вскоре Улд был предан своими же людьми, потерпел поражение в битве и исчез – либо продан в рабство, либо, что более вероятно, сразу убит. В любом случае Римская империя оказалась в осаде.

Одним из самых опасных предводителей варваров и причиной постоянной головной боли Стилихона был военачальник по имени Аларих. В начале карьеры Аларих служил своего рода лицом кампании по интеграции готов в римский образ жизни. Он был христианином. Он командовал крупным отрядом готов и других варваров в составе римской армии. В общем и целом все его устремления, казалось, сводились только к тому, чтобы занять прочное законное место в римских политических и военных кругах. Однако примерно в 395 г. Аларих разорвал дружеские отношения с правителями Рима и сумел сделать так, чтобы его избрали королем коалиции готских племен, сегодня известных под именем вестготов. Это принесло ему десятки тысяч вооруженных сторонников. Дважды, в 401–402 и 403 гг., Аларих использовал эти силы для вторжения в Италию. В обоих случаях Стилихон одержал над ним верх, разбив вестготов сначала в битве при Полленце (Полленция), а затем при Вероне. «Учитесь, о самонадеянные народы, не презирать Рим», – злорадствовал Клавдиан, описывая поражение Алариха при Полленце[100]100
  Claudian / Volume II (Book 2), p. 173.


[Закрыть]. Алариху суждено было смеяться последним.

Потерпев поражение на поле боя, Аларих как будто бы примирился с Западной империей. В 406 г. он отказался прийти на помощь римлянам, когда его соотечественник Радагайс возглавил собственное массовое вторжение готов в Италию. Затем в 408 г., когда Галлия погрузилась в хаос, а Британия оказалась в руках императоров-узурпаторов, Аларих с удовольствием присоединился к общей свалке. По-прежнему располагая десятками тысяч солдат, он отправил послов ко двору западного императора Гонория (к этому времени двор переместился из Милана в Равенну, ближе к востоку) с известием, что намерен снова вторгнуться в Италию, если ему немедленно не выплатят три тысячи фунтов серебра. Сенат возмутился, но Стилихон, понимая, что имперская армия уже держится на пределе возможностей и будет не в состоянии открыть новый фронт, убедил сенаторов подчиниться требованиям Алариха. Решение вызвало всеобщее недовольство, а сенатор по имени Лампадий вполголоса заметил, что это «больше напоминает рабство, чем мир»[101]101
  Выражение приведено у Зосима: Non est ista pax sed pactio servitutis (Zosimus, p. 114).


[Закрыть].

Вскоре недовольство переросло в политический бунт. Летом 408 г., когда вся империя была охвачена огнем, а вестготы выжидали удобного момента для нападения, враги Стилихона выступили против него в сенате. Одновременно поползли клеветнические слухи, призывавшие вспомнить о вандальском происхождении Стилихона и намекавшие, что полководец состоит в тайном сговоре с Аларихом и собирается посадить своего сына на восточный трон, освободившийся после недавней смерти Аркадия. Личная власть Стилихона быстро ослабла, и он даже не смог спасти свою жизнь. В мае 408 г. несколько верных ему командиров были убиты в ходе переворота. Гонорий наотрез отказался платить выкуп вестготам Алариха. Три месяца спустя Стилихона арестовали в Равенне и бросили в тюрьму. 22 августа его казнили как предателя – он пошел на смерть без жалоб. По словам Зосима, Стилихон спокойно «предал свою шею мечу» и был «самым умеренным человеком среди всех, кто в то время стоял у власти»[102]102
  Zosimus, p. 117.


[Закрыть]. Так, не ударив палец о палец, Аларих избавился от своего самого опасного врага. И извлек из этого максимум пользы.

Через несколько недель после казни Стилихона Аларих и вестготы шли маршем по Италии, намереваясь завладеть богатейшей добычей в центральной части империи. По мере продвижения численность их войска росла: после смерти Стилихона в империи начались масштабные репрессии и волны ксенофобных нападений на мигрантов. Пострадали тысячи солдат-варваров, служивших в римской армии, а также их семьи. Для многих присоединившихся к Алариху главной целью похода был не просто грабеж – это было личное дело. Варвары стремились к добыче, захватив которую нанесли бы Римской империи особенно болезненный удар, – к ее символическому сердцу, городу Риму.

В ноябре Аларих осадил Вечный город, остановив все поставки продовольствия, и потребовал в качестве выкупа все золото, имевшееся у горожан. Рим, население которого составляло примерно три четверти миллиона человек, не мог долго выдерживать голод. Через два месяца двор в Равенне пообещал дать Алариху 5000 фунтов золота и еще 30 000 фунтов серебра, а также припасы, чтобы накормить и одеть его армию, если он отступит. Это была высокая цена, но император Гонорий (которому тогда было 24 года) понял, что у него нет другого выхода: ему придется обратиться к старой стратегии Стилихона и заплатить выкуп. В Галлии император-узурпатор Константин ежедневно собирал все больше сторонников. Римская сельская местность находилась в состоянии полного упадка, экономически искалеченная на долгие годы. Кризисы следовали один за другим.

Но, отступив от Рима, Аларих предложил новые условия, при выполнении которых обещал совсем оставить Италию. Его требования были тесно связаны с той проблемой, которая изначально заставила готов переправиться через Дунай: теперь, когда Восточная Европа оказалась наводнена гуннами, у готов не осталось родины. Аларих просил императора позволить его вестготам поселиться на землях, примерно совпадающих с территорией современной Австрии, Словении и Хорватии. Он также просил для себя высокий пост в римской армии, желая стать преемником самого Стилихона. Он «предлагал свою дружбу и обещал быть союзником римлянам против всех, кто возьмется за оружие и поднимется воевать с императором»[103]103
  Zosimus, p. 125.


[Закрыть]. В предложении содержалось определенное рациональное зерно. Однако Гонорий высокомерно отказался от переговоров и предложил Алариху попытаться завоевать силой то, чего не смог добиться разговорами.

В 409 г. Аларих снова привел свое войско к Риму и второй раз осадил город. Теперь он пытался угрожать Гонорию свержением, для чего, запугав римский сенат, заставил выдвинуть альтернативного императора Аттала, по сути служившего готской марионеткой. Ненадолго покинув Рим, Аларих совершил вместе с войском прогулку по нескольким итальянским городам, где готы настоятельно рекомендовали горожанам принять власть Аттала или изведать, насколько остры их мечи. Однако Гонорий по-прежнему сидел в Равенне и отказывался от компромиссов, ожидая подкреплений из Константинополя и надеясь принудить Алариха к покорности. Он катастрофически просчитался. В августе 410 г. Аларих отменил псевдоправление Аттала и вернулся к Риму и своему изначальному плану. На вторую годовщину того дня, когда римляне обезглавили Стилихона, варвары стояли у ворот города. Еще через два дня, 24 августа 410 г., ворота распахнулись. Каким-то образом – хитроумной уловкой или простыми угрозами – Аларих заставил горожан впустить его людей.

Началось разграбление Рима.

Прошло восемьсот лет с тех пор, как Рим в последний раз подвергался разграблению. В прошлый раз это сделало кельтское племя из Галлии – сеноны. Они опустошили город, перед этим разбив римскую армию в битве в нескольких милях от городских стен. Ужасные воспоминания о том июльском дне 387 г. до н. э. сохранялись в римском фольклоре и романтической истории, а посвященный этим событиям отрывок из Тита Ливия переполнен мелодраматическими нотами. «Без всякого милосердия дома разграбили дочиста и, опустевшие, подожгли»[104]104
  Livy / The Early History of Rome, p. 419.


[Закрыть]. На самом деле археологам не удалось обнаружить никаких следов крупного пожара в том году – скорее представляется вероятным, что в 387 г. до н. э. сеноны пришли, забрали все, что смогли унести, и через некоторое время быстро отступили перед приближающейся римской армией[105]105
  Kneale, Matthew. A History of Rome in Seven Sackings (London: 2017), p. 24.


[Закрыть]. Тем не менее для римлян имело большое значение, что их город однажды – но только однажды – подвергся разграблению. И вот много времени спустя эта история должна была повториться.

Приступая к разграблению Рима в 410 г., вестготы не стремились его уничтожить – на это можно было рассчитывать, зная о приверженности Алариха и многих его последователей христианской вере. Вместе с тем нельзя отрицать, что это явно был праздник воодушевленного мародерства. Войдя в Рим через Соляные ворота, готы обошли все римские святилища, памятники, общественные здания и частные дома и вынесли оттуда все ценности, однако оставили большинство строений нетронутыми, а горожан – невредимыми. Простым жителям города разрешили укрыться в крупных соборах Святого Петра и Святого Павла, официально считавшихся местом убежища христиан. Вестготы разгромили Форум, подожгли здание сената и разрушили несколько больших особняков, но оставили большинство известных достопримечательностей Рима в целости и сохранности. Были похищены некоторые ценные предметы, в том числе серебряная скиния весом 2000 фунтов, и некоторые состоятельные граждане, за которых потом требовали выкуп.

Это были пугающие несколько дней. Истории об обуянных яростью варварах с каждым новым пересказом обретали все более апокалиптические краски – примером может служить отрывок, написанный святым Иеронимом в Антиохии: описывая судьбу Рима, он заимствовал выражения из 79-го псалма, где оплакивается разрушение Иерусалима вавилонянами: «Боже! Язычники пришли в наследие Твое, осквернили святый храм Твой… трупы рабов Твоих отдали на съедение птицам небесным, тела святых Твоих – зверям земным. Пал державный город древний, множество жителей его лежат безжизненно в домах и на улицах»[106]106
  Saint Jerome / Select Letters and Works, p. 577; Ветхий Завет: Псалтирь: Псалом 79.


[Закрыть]. Вести об осаде дошли до Северной Африки и вдохновили святого Августина на ряд проповедей, позднее составивших основу его монументального сочинения «О граде Божьем», в котором он презрительно отвергает претензии Древнего Рима на звание вечной империи и утверждает, что подлинное вечное царство можно отыскать лишь на небесах.

Впрочем, эти теологические тонкости имеют крайне опосредованное отношение к реальным событиям. В действительности в широком стратегическом плане разграбление Рима мало что изменило: после трех дней бесчинств Аларих отозвал вестготов, и они, покинув город, направились на юг, в сторону Сицилии. Осенью Аларих умер (вероятно, от малярии), оставив командовать вестготами своего зятя Атаульфа. После этого полководец по имени Флавий Констанций постепенно смог вернуть Западу подобие спокойствия, убедив Атаульфа привести вестготов в лоно Рима и дав им новую родину в Аквитании, на юго-западе Галлии. Кроме того, Констанций захватил и убил императора-узурпатора Константина III. Хотя к 418 г. около половины населения Рима навсегда покинуло город, в целом ситуация в Западной империи значительно улучшилась.

Но громогласные отклики таких авторов, как Иероним и Августин, дают понять, сколь глубоко потрясло людей разграбление Рима Аларихом. Так же как в случае с падением Берлинской стены или террористической атаки 11 сентября в США, ужасающий символизм нападения на мировую сверхдержаву многократно превосходил фактический физический ущерб. Готы Алариха ударили в самое сердце Римской империи, оставив шрамы, которые с годами становились только глубже.