Текст книги "Силы и престолы. Новая история Средних веков"

Римляне любили повторять, что пользуются особой благосклонностью богов. Действительно, им почти всегда очень везло с погодой. В 200–150 гг. до н. э., в период расцвета Римской республики и Римской империи, на западе царил мягкий благоприятный климат. Почти четыреста лет не случалось крупных извержений вулканов, из-за которых температура время от времени понижалась на всем земном шаре. Кроме того, этот период отличался высокой и стабильной солнечной активностью[22]22
  Лучший пример того, как вулканическая активность вызывает политические и социальные кризисы во всем мире, – извержение вулкана Тамбора в Индонезии в апреле 1815 г. См.: Oppenheimer, Clive. ‘Climatic, environmental and human consequences of the largest known historic eruption: Tambora volcano (Indonesia) 1815’, Progress in Physical Geography: Earth and Environment 27 (2003), p. 230–259.


[Закрыть]. Западная Европа и обширные территории в окрестностях Средиземного моря пережили цикл необычно теплых, влажных и исключительно благоприятных во всех смыслах десятилетий[23]23
  Ibid., p. 44–49.


[Закрыть]. Условия для растений и животных были прекрасные: по лесам, покрывающим Атласские горы, бродили слоны; виноградники и оливковые рощи выращивали дальше к северу, чем когда-либо на памяти живущих. Участки земли, которые в другие эпохи оставались бесплодными и не поддавались плугу, в это время можно было возделывать, а урожайность традиционно плодородных земель заметно возросла. Эти годы благоденствия, когда природа была готова щедро вознаграждать любую цивилизацию, решившую воспользоваться открывшимися возможностями, сейчас иногда называют Римским климатическим оптимумом (РКО), или Римским теплым периодом.

Рим официально стал империей 16 января 27 г. до н. э., когда сенат присвоил приемному сыну Юлия Цезаря, Октавиану, почетное имя Август. До этого республику двадцать лет терзали кровопролитные гражданские войны. В ходе этих событий в 49 г. до н. э. Цезарь захватил власть и начал править как военный диктатор. Однако Цезарь-самодержец не только был рожден своим временем, но одновременно опережал его и был убит 15 марта 44 г. до н. э. (в Мартовские иды). Как заметил ученый и бюрократ Светоний (ок. 70–130), такова была награда за его необузданное честолюбие, в котором многие римляне усматривали желание возродить монархию. «Привычка к власти поработила Цезаря», – писал Светоний. Он пересказывает слух, что в молодости Цезарь якобы видел сон, в котором изнасиловал собственную мать; предсказатели истолковали это как явный знак, что «сон предвещает ему власть над всем миром»[24]24
  Здесь и далее «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла цит. в переводе М. Л. Гаспарова. – Прим. перев.


[Закрыть][25]25
  Graves, Robert (trans.), Rives, J. B. (rev. and intro). Suetonius. The Twelve Caesars (London, 2007), p. 15.


[Закрыть].

Если уделом Цезаря была слава, то уделом Октавиана – истинное величие. У него на лице словно было написано «империя»: легкая небрежность облика лишь подчеркивала магнетическую красоту его светлых глаз и правильных черт, и можно было решить, что он совершенно лишен тщеславия, если бы не тот факт, что он носил обувь на высокой подошве, стремясь казаться выше своего естественного роста (около 170 см)[26]26
  Описание внешности по Светонию, ibid., p. 88–89.


[Закрыть]. Октавиан добился успеха там, где его не добился Цезарь, отомстил за смерть приемного отца и победил врагов в битве и в конце концов стал единственным бесспорным правителем Рима. Став Августом, он сосредоточил в своих руках все политические полномочия, предусмотрительно рассредоточенные при республике, и по сути одновременно играл роль сенатора, консула и трибуна, верховного жреца (pontifex maximus) и главнокомандующего. Что касается его характера, мнения римлян разделились. Был он возвышенным провидцем и несравненным воином и политиком или же растленным, кровожадным, вероломным тираном, спрашивал историк Тацит (ок. 58–116), не указывая, впрочем, к какому суждению склоняется сам[27]27
  Church, Alfred John, Brodribb, Jackson, William (trans.), Lane Fox, Robin (intro.). Tacitus. Annals and Histories (New York: 2009), p. 9–10.


[Закрыть]. Впрочем, достижения Октавиана как императора (или первого гражданина, Princeps civitatis[28]28
  Первые 300 с небольшим лет существования Римской империи нередко называют принципатом, по тому титулу, который предпочитал Август.


[Закрыть] – он предпочитал это именование) не вызывают сомнений. Придя к власти, он затоптал тлеющие угли гражданской войны, истощившей силы погибшей республики. Затеянное им грандиозное строительство изменило облик Рима: при нем завершили постройки, начатые еще при Цезаре, и по его распоряжению возвели множество других. Марсово поле площадью около 250 гектаров с множеством храмов и памятников основательно перестроили. Появились новые театры, акведуки и дороги. В ход шли только лучшие строительные материалы: на смертном одре Август хвастал, что он принял Рим одетым в кирпич, но оставил его облаченным в мрамор[29]29
  Graves. Suetonius. Twelve Caesars, p. 59


[Закрыть]. Он осуществил радикальную реформу правления, сократив полномочия сената и сосредоточив власть в своих руках, и поощрял культ императора, при его преемниках дошедший до такой степени, что некоторых императоров стали почитать как полубогов.

К смерти Октавиана, скончавшегося 19 августа 14 г. в почтенном семидесятипятилетнем возрасте, Римская империя была значительно расширена, умиротворена и обновлена масштабными реформами. Хотя Британия по-прежнему оставалась нетронутыми дебрями (Цезарь, побывав там в 55–54 гг. до н. э., ужаснулся перспективам, которыми грозило серьезное вторжение, и его приемный сын тоже решил оставить бриттов в покое), в состав ранней Римской империи входили Апеннинский и Пиренейский полуострова, Галлия (современная Франция), трансальпийская Европа вплоть до Дуная, большая часть Балкан и Малой Азии, солидный кусок левантийского побережья от Антиохии на севере до Газы на юге, богатейшая провинция Египет, завоеванная Октавианом в знаменитой войне против последней правительницы из династии Птолемеев Клеопатры и ее возлюбленного Марка Антония, а также значительная часть Северной Африки, на западе доходившая до Нумидии (современный Алжир). Кроме того, была подготовлена почва для дальнейшего расширения в следующем столетии.

Рим был единственной в истории державой, которой принадлежало все побережье Средиземного моря, а также огромные территории, простирающиеся на многие мили вглубь суши. На пике могущества при Траяне (пр. 98–117), завоевавшем Дакию (современная Румыния), площадь империи от Адрианова вала до берегов Тигра составляла около 5 млн кв. км. Четверть всего населения Земли жила под властью Рима. Это был не просто огромный конгломерат захваченных империей земель – все они были реорганизованы и несли на себе характерный отпечаток римской цивилизации. В апогее имперского развития Рим представлял собой колоссальную централизованную державу, свирепо охранявшую свои границы, эффективно управляемую (хотя вряд ли отличавшуюся свободой и терпимостью), технически развитую и оплетенную сетью исправно работающих внутренних и внешних связей.

Что же особенного было в Римской империи? Первой и самой поразительной, на взгляд постороннего, особенностью была колоссальная, несокрушимая военная мощь Рима. Воинская культура тесно сплеталась с политикой. Избрание на гражданские должности во времена республики более или менее зависело от прохождения военной службы, а получение поста военного командующего, в свою очередь, зависело от политической деятельности. Неудивительно, что многие великие достижения в истории Рима завоевывались на полях сражений. Государственный аппарат опирался на профессиональную регулярную армию и в немалой степени существовал для ее обслуживания. В конце правления Октавиана Августа в армии насчитывалось около 250 000 человек, а на пике своего развития в начале III в. она могла выставить 450 000 человек со всех концов империи. Легионы по 5000 тяжелых пехотинцев из числа римских граждан были усилены вспомогательными отрядами (auxilia) из представителей многочисленного не имеющего гражданских прав населения империи и наемниками (numeri), набранными из варварских войск за пределами империи. Как мы увидим далее, в последние годы империи варварский контингент занял в римской армии господствующее положение. На флоте служило еще 50 000 человек. Содержание этих сил, рассредоточенных на огромной территории от Северного до Каспийского моря, поглощало ежегодно 2–4 % всего ВВП империи. На оборону уходило более половины государственного бюджета[30]30
  Для сравнения: когда я пишу эти строки, крупнейший в мире оборонный бюджет имеют Соединенные Штаты Америки. В процентах ВВП американские военные расходы не слишком отличаются от расходов Римской империи и составляют около 3,1 %. Но, хотя на дроны, танки и личный состав уходят действительно огромные деньги, 3,1 % американского ВВП равняется примерно 15 % годового федерального бюджета. Другими словами, римские императоры тратили на свою армию в 3–4 раза больше наличного дохода, чем современные американские президенты. Что касается быстрого развертывания и потенциала эскалации конфликта – так сказать, возможности ввязаться с гранатометом в кулачную драку, – современные США занимают в мире такое же положение, какое занимала Римская империя в I в. Обычно с ними предпочитают не связываться.


[Закрыть]. Были времена, когда римская военная мощь, напротив, становилась помехой гармоничному существованию империи – так случилось в последние дни республики в I в. до н. э. и при череде бесславных императоров в эпоху так называемого кризиса III в. Однако без римской армии никакой империи не было бы вовсе.

«Римлянин! Ты научись народами править державно. В этом искусство твое! – налагать условия мира, милость покорным являть и смирять войною надменных!» – писал Вергилий (70–19 до н. э.)[31]31
  Aeneid, VI. 851–854. Этот перевод: West, Virgil. The Aeneid p. 138.


[Закрыть]. Армия Римской империи превосходила размерами, скоростью передвижения, технической подготовкой, тактикой и дисциплиной любую другую армию того времени. Именно поэтому она могла достигнуть обозначенной Вергилием высокой цели[32]32
  Большинство территорий было завоевано в эпоху республики, свидетелем кризиса и гибели которой стал Вергилий. Римская империя завоевала сравнительно немного: южную часть Британии при Клавдии и Дакию при Траяне. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Обыкновенно римский солдат нанимался на службу на срок не менее десяти лет. До III в. прослужившим 25 лет во вспомогательных войсках давали в награду полное римское гражданство[33]33
  В 212 г. император Каракалла даровал гражданство всем лично свободным жителям империи, что фактически зафиксировало их подданство и обесценило правовой статус гражданина. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В армии регулярно платили разумное жалованье, и, кроме того, открывалось множество карьерных возможностей. Помимо пехоты, обученной владеть коротким мечом, выгнутым ростовым щитом и метательным копьем, в римской армии были всадники, артиллеристы, медики, музыканты, писцы и инженеры. Существовала развитая культура поощрения и чествования за выдающиеся заслуги, однако ее оборотной стороной была крайне жесткая дисциплина: провинившихся лишали пищи, наказывали плетьми, иногда могли казнить без суда и следствия. По данным греческого автора Полибия, в подробностях описавшего историю Рима во II в. до н. э., солдат, не сумевших выстоять в битве, могли подвергнуть наказанию под названием fustuarium supplicum, когда товарищи сообща забивали их палками или камнями[34]34
  Waterfield, Robin (trans.). Polybius. The Histories (Oxford: 2010), p. 398–399.


[Закрыть]. В случае массового поражения или неповиновения легион мог быть подвергнут децимации: каждого десятого солдата, выбранного по жребию, забивали до смерти свои же товарищи.

Во времена республики легионы утвердили владычество Рима в Средиземноморье, выиграв ряд эпохальных войн и победив македонян, Селевкидов и (это был, пожалуй, самый известный их триумф) карфагенян. Великий карфагенский полководец Ганнибал в 218 г. до н. э. переправил через Альпы войско с боевыми слонами, но так и не сумел прикончить республику, несмотря на то что в 216 г. до н. э. в битве при Каннах ему удалось разгромить самую крупную римскую армию за всю историю. Следующим поколениям карфагенян предстояло горько оплакать неудачу Ганнибала: римляне ответили на дерзкий вызов Третьей Пунической войной и уничтожением в 146 г. до н. э. их древней столицы Карфагена. В том же году уже на другом театре военных действий был разграблен и стерт с лица земли древнегреческий город Коринф. В совокупности эти войны продемонстрировали долгосрочное превосходство армий Рима, сохранявшееся до эпохи империи. Опыт столкновения с римской армией в полевых условиях был, мягко говоря, незабываемым. Приведем далее для примера всего один эпизод из I в., когда имперская армия открыто продемонстрировала силу во время завоевания Британии.

В 55 и 54 гг. до н. э. Юлий Цезарь совершил первые разведывательные экспедиции в Британию. Плодородные сельскохозяйственные земли юго-востока и богатые оловом, медью, свинцом, серебром и золотом рудники Британских островов представлялись привлекательной добычей. Кроме того, именно сюда обычно бежали мятежники из Галлии, спасаясь от римской власти. Наконец, завоевать архипелаг, лежавший на самом краю известного мира, было просто престижно. В тот раз добиться успеха Цезарю помешали воинственность коренного населения островов и дурная погода. Однако еще через сто лет, в 43 г. н. э., в правление Клавдия, на британский берег высадились четыре легиона, и началась оккупационная война, которая продолжалась, то разгораясь, то угасая, почти полвека. Некоторые племена (например, ицены, восставшие в правление королевы-воительницы Боудикки в 60–61 гг.) были беспощадно истреблены. Другие заключили с римлянами соглашения. Жизнь британцев безвозвратно изменилась. Безжалостность, с которой имперская армия завоевала их и привела к покорности, составляла предмет особой гордости римлян. Тацит с некоторым сарказмом отразил эти настроения в знаменитой речи обреченного племенного вождя Галгака, готовившегося дать бой римской армии под командованием Гнея Юлия Агриколы (по стечению обстоятельств приходившегося Тациту тестем):

Расхитителям всего мира, им уже мало земли: опустошив ее, они теперь рыщут по морю; если враг богат – они алчны; если беден – спесивы, и ни Восток, ни Запад их не насытят; они единственные, кто с одинаковой страстью жаждет помыкать и богатством, и нищетой; отнимать, резать, грабить на их лживом языке зовется господством; и, создав пустыню, они говорят, что принесли мир[35]35
  Здесь и далее «Жизнеописание Юлия Агриколы» Корнелия Тацита цит. в переводе А. С. Бобовича. – Прим. перев.


[Закрыть][36]36
  Tacitus / Annals and Histories, p. 648.


[Закрыть].

Вскоре после того, как прозвучала эта речь, люди Галгака в беспорядке бежали, спасаясь от легионеров, вспомогательных частей и конников Агриколы. Это было, по словам Тацита, «величественное и вместе с тем страшное зрелище». Воины племени «в полном вооружении целыми толпами убегали… Повсюду – оружие, трупы, обрубки тел и пропитавшаяся кровью земля». В ту ночь римская армия торжествовала, а «британцы, – мужчины и женщины, – бродя по окрестностям и оглашая их стенаниями, выносили раненых, призывали невредимых откликнуться, выбирали убежища, где бы укрыться, и сразу же их оставляли… Повсюду немое безмолвие, пустынные холмы, дымящиеся вдалеке строения»[37]37
  Ibid., p. 653–654.


[Закрыть]. Галгак с абсолютной точностью предсказал судьбу своих товарищей и одновременно описал опыт, выпавший на долю многих других племен, веками обитавших на границах Римской империи. Даже когда легионы попадали в засаду или терпели поражение, как это время от времени случалось в Британии, Галлии, Германии, Дакии, Палестине и других землях, этих потерь почти никогда не было достаточно, чтобы положить конец римскому присутствию. В основе римского военного господства лежала способность империи выдерживать поражения, обострять конфликты и безжалостно мстить: Рим проиграл много сражений, но крайне мало войн.

Вместе с тем римская армия одержала много побед, в которых мечи не покидали ножен, копья не взлетали в воздух, и на землю не проливалась кровь. Слава могущественной и несокрушимой армии тогда, как и во все времена, давала одно неоспоримое преимущество – возможность выиграть бой без боя. Сила римской армии проявлялась не только на поле сражения – она действовала на потенциальных соперников как весомый сдерживающий фактор. Поскольку ни одна другая держава в западном мире не могла похвастаться такой же военной мощью, римские императоры охотно использовали этот факт как политический инструмент, чтобы заставить соперников подчиниться[38]38
  Luttwak, Edward N. The Grand Strategy of the Roman Empire: From the First Century A. D. to the Third (Baltimore/London: 1976), p. 3.


[Закрыть]. Этот урок по достоинству оценили многие сверхдержавы в мировой истории.

Золотой век римской военной мощи пришелся на двести лет после воцарения Октавиана Августа в 27 г. до н. э. Эту эпоху называли Pax Romana – то были годы, когда Рим мог предложить всем живущим под его эгидой исключительные (по меркам того времени) стабильность, мир и процветание. Это стало возможным, потому что все римские подданные так или иначе коллективно платили, чтобы их защищала самая опасная армия на земле. После смерти императора-философа Марка Аврелия в 180 г. Pax Romana начал ветшать и распадаться. В III в. империю на несколько десятилетий охватил кризис – за это время она раскололась на три блока, успела повидать несколько дюжин императоров и едва не рухнула окончательно. Все это не лучшим образом сказалось на состоянии и духе римских воинов. Тем не менее в IV – начале V в. римляне по-прежнему гордились своей армией. Стоя у границ империи (limes), она защищала окраины цивилизации от вторжения варварских народов. Благодаря ей, несмотря на противоречия и кризисы, борьбу за власть и внутренние распри, империя прочно стояла на ногах.

Итак, в период расцвета Рим был военной державой, не имеющей себе равных, способной сокрушить любого другого игрока на поле. Даже после кризиса III в., когда Риму доставляли серьезные неприятности персидское государство Сасанидов на востоке и варвары на западе, он оставался грозной силой. И все же не только подавляющая военная мощь и размах отличали Рим от других более или менее современных ему сверхдержав античного мира. В IV в. до н. э. Македонская империя Александра Великого простиралась от Ионических островов в Центральном Средиземноморье до Гималаев. Сравнимую территорию занимали персидские империи древности. На рубеже I–II вв. китайская Восточная Хань занимала территорию площадью около 6,5 млн кв. км, которую населяли 60 млн человек. Господствующее положение в Средиземноморье Риму обеспечил тот факт, что одновременно с подавляющей военной мощью в нем развивался сложный гражданский аппарат, усовершенствованная сеть социальных, правовых и культурных механизмов, которые римляне по умолчанию считали безоговорочным благом. Насколько они были правы, спорный вопрос – сегодня мы вполне можем усомниться в добродетелях общества, где резко ограничивали в правах миллионы женщин и бедняков, жестоко преследовали несогласных, превозносили кровавые виды спорта и иные формы гражданского насилия и само существование которого опиралось на массовое рабство. Тем не менее римский образ жизни был в высшей степени пригоден для экспорта и оставлял глубокие, часто неизгладимые следы всюду, где появлялся.

Через несколько лет после того, как император Клавдий отправил своих слонов в Британию, чтобы покорить племена, живущие на краю известного мира, он стоял в сенате перед возмущенно шумевшей группой римских сановников. Шел 48 г., и на повестке дня стоял вопрос, следует ли разрешить самым богатым и уважаемым гражданам римских провинций в Галлии избираться в сенат. Клавдий – слабосильный и близорукий, но блестяще образованный внук Октавиана, по стечению обстоятельств родившийся как раз в Галлии, в Лионе (Лугдунуме), – считал, что именно так и должно быть. В доказательство своей правоты он призвал сенаторов вспомнить древнюю историю Рима, а именно те дни, когда основателю и первому царю Ромулу наследовал сабинянин Нума Помпилий. Рим, утверждал Клавдий, всегда вбирал в себя достойнейших чужаков. «По моему мнению, провинциалов не стоит отвергать до тех пор, пока они будут служить к чести сената», – сказал он.

Далеко не все сенаторы готовы были с этим согласиться. Некоторые с пеной у рта доказывали, что добровольно «оказаться как бы в плену у толпы чужеземцев» – позор для Рима, особенно если учесть, что упомянутые чужеземцы, галлы, когда-то пролили немало крови, ожесточенно сопротивляясь римскому завоеванию[39]39
  Полный текст речи Клавдия на бронзовой таблице хранится в городе Лионе. Подробно о ходе заседания, в том числе о недовольстве сенаторов, см. в: Tacitus / Annals and Histories, p. 222–224.


[Закрыть]. В сердце этого спора лежали два извечных нерешенных вопроса, не дававшие покоя правителям могущественных держав с начала времен и до наших дней: первый – каким образом государству следует реабилитировать своих бывших врагов, и второй – укрепляет или, наоборот, ослабляет характер государства и общества вливание чужеземной крови. Этот спор не утихал в столетия имперского господства Рима и продолжался в Средние века и намного позднее.

Выступая перед сенаторами в 48 г., Клавдий хорошо подготовился. В ответ на высказанные подозрения о неблагонадежности галлов, которые целых десять лет противились Юлию Цезарю, он предложил вспомнить, что после этого они сто лет хранили верность Риму и не изменили своему слову, даже когда Рим был в серьезной опасности: «…если припомнить все войны, которые мы вели, то окажется, что ни одной из них мы не завершили в более краткий срок, чем войну с галлами; и с того времени у нас с ними нерушимый и прочный мир». В ответ на более общие возражения по поводу уравнения в правах римлян и неримлян он привел слушателям в пример древних греков: «Что же погубило лакедемонян и афинян, хотя их военная мощь оставалась непоколебленной, как не то, что они отгораживались от побежденных, так как те – чужестранцы?» В конце концов сенаторы согласились, убежденные (или напуганные) настойчивостью императора. С этого времени галлы могли не только получить римское гражданство, но и претендовать на высшие политические посты в империи.

Разница между гражданами и всеми остальными людьми составляла одно из важнейших социальных различий в Риме – в самом городе, на Апеннинском полуострове и в конечном итоге на всех огромных территориях, завоеванных римской армией. Римское общество было одержимо рангами и иерархиями – нюансы статуса крайне серьезно воспринимали и в высших классах сенаторов и всадников (эквитов), и в среднем классе плебеев, и даже в низшем классе безземельных бедняков, которых называли пролетариями. Однако самое большое значение имело гражданство. Быть гражданином Рима значило быть свободным в самом глубоком смысле слова. Мужчинам гражданство давало завидный набор прав и обязанностей: они могли голосовать, занимать политические посты, обращаться в суд, чтобы защитить себя и свою собственность, носить тогу во время церемониальных мероприятий, служить в легионах, а не во вспомогательных войсках, требовать освобождения от некоторых налогов. Кроме того, к ним не могли быть применены телесные наказания и смертная казнь, включая порку, пытки и распятие. Гражданство распространялось не только на мужчин: хотя женщины не имели многих прав, римские гражданки могли передать статус своим детям и в целом имели больше шансов на комфортную и изобильную жизнь. Статус гражданина представлял большую ценность, и именно поэтому римское государство предлагало его в качестве соблазнительной награды для воинов вспомогательных отрядов, отслуживших четверть века в римской армии, и для безропотно служивших рабов, которые знали, что, если хозяин освободит их, они как вольноотпущенники тоже смогут претендовать на ограниченное гражданство. Лишение гражданства – наказание за крайне серьезные преступления, такие как убийство или изготовление фальшивых денег – было чем-то вроде юридического четвертования, социальной казни.

Продвигая концепцию юридических и социальных привилегий, Рим не изобрел ничего нового – граждане были в Древней Греции, в Карфагене и многих других средиземноморских государствах той эпохи. Уникальность Рима заключалась в том, каким образом он развивал и расширял концепцию гражданства на протяжении своей долгой истории, сохраняя при этом собственное имперское господство. Основная цель империи состояла в выкачивании богатств из провинций и перенаправлении их в Рим – в сущности, это была эксплуатация на грани вымогательства. Обещание гражданства (то есть доли в награбленном) обычно помогало привлечь на свою сторону знать завоеванных земель. Таким образом, в первые два века существования империи по мере расширения провинций гражданство постепенно получили многие статусные группы за пределами Италии. Знать и магистраты, отслужившие полный срок ауксиларии (вспомогательные войска), отставные чиновники и их освобожденные рабы – все они могли получить либо полное гражданство, либо одну из многочисленных ограниченных форм, дававших неполный, но весьма желанный пакет прав[40]40
  Сжатое обсуждение вопроса гражданства в контексте идентичности см. в: Woolf. Rome: An Empire’s Story, p. 218–229; в контексте социальной иерархии: Garnsey, Peter, Saller, Richard. The Roman Empire: Economy, Society and Culture. 2nd edn. (London/New York: 2014), p. 131–149.


[Закрыть]. В 212 г. император Каракалла завершил то, что начал Клавдий, издав эдикт, разрешавший всем свободным жителям провинций претендовать на ту или иную форму гражданства. Все население, объявил Каракалла, «должно разделить с ним радость победы. Этот эдикт послужит дальнейшему возвеличиванию римского народа»[41]41
  Johnson, Allan Chester, Coleman-Norton, Paul R., Bourne, Frank Card (eds.). Ancient Roman Statutes: A Translation With Introduction, Commentary, Glossary, and Index (Austin: 1961), p. 226.


[Закрыть].

Многие историки рассматривают эдикт Каракаллы (иногда называемый конституцией Антонина) как поворотный момент в истории империи, поскольку это решение пошатнуло самые основы имперской системы, снизив привлекательность военной службы для неримлян и лишив гражданство былого престижа. Возможно, это так, но верно и то, что открытое отношение к ассимиляции внутри империи было одним из важнейших исторических преимуществ Рима[42]42
  Открытым отношением к ассимиляции Римская империя превзошла даже Соединенные Штаты эпохи массовой иммиграции на рубеже XX в. С исторической точки зрения столь же непритязательное отношение к интеграции множества народов демонстрировала, пожалуй, только Монгольская империя в XII–XIII вв. (см. главу 9).


[Закрыть]. Римская система ценностей ставилась превыше всего, при этом свободно и без всяких ограничений допускалось, что люди могут иметь больше одной культурной идентичности. Римлянин не обязательно должен был родиться в окрестностях Семи холмов Вечного города: он мог быть североафриканцем или греком, галлом, немцем или британцем, испанцем или славянином. Даже императоры не всегда были этническими римлянами. Траян и Адриан были испанцами. Септимий Север, захвативший власть в 193 г. и всеми правдами и неправдами удерживавший ее до 211 г., родился в Ливии (Лептис-Магна) – его отец был родом из Северной Африки, а мать из Сирии. Далее это афроарабское наследие перешло к его преемникам, династии Северов. Вторым императором из этой династии был не кто иной, как Каракалла. Таким образом, хотя у Каракаллы были веские политические причины издать в 212 г. свой эдикт – прежде всего его заботило расширение налоговой базы в тяжелое для государственной казны время, – возможно, будет не слишком большим анахронизмом предположить, что африканское происхождение императора повлияло на его образ мыслей.