Текст книги "Силы и престолы. Новая история Средних веков"

Но какие бы трудности ни омрачали отношения с Византией, в своем государстве Карл Великий пользовался безоговорочным авторитетом. Он сокрушил излишне самостоятельных правителей независимых областей, таких как Аквитания, и заставил весь франкский мир принять новую реальность, в которой старую децентрализованную систему правления Меровингов заменила новая структура власти и политики, единственной центральной фигурой в которой был сам король. Тех, кто отвергал этот новый централизованный общеевропейский союз или замышлял дурное против короля, ждала жестокая кара (особенной популярностью в этом смысле пользовались увечья и казнь без суда). Карл Великий подчинил Нидерланды, большую часть современной Германии, горные перевалы, ведущие в мусульманскую Испанию, и большую часть Италии. Да, его государство не могло сравниться размерами с первыми арабскими халифатами или с Римом эпохи расцвета. Тем не менее все жители территории площадью около 1 млн квадратных миль подчинялись (хотя бы в теории) указам Карла Великого. Масштабы его власти и личная приверженность подчеркнуто христианскому правлению привели к тому, что Карл почувствовал себя новым Константином Великим. Находясь в зените могущества, он решил отметить это монументальным строительством. Самым долговечным памятником его времени стал великолепный новый королевский дворец, построенный по приказу Карла Великого в Ахене. Его остатки сохранились до наших дней и наглядно демонстрируют размах королевских притязаний Карла Великого.

Капелла Карла Великого (Палатинская капелла) в Ахене, работа над которой началась в 790-х гг., была построена восьмиугольной в плане. Купол крыши спроектировал архитектор Одо из Меца. Это был центральный элемент дворцового комплекса, затмевающего собой десятки других великолепных каролингских резиденций, соборов и монастырей, построенных на франкских землях в VIII–IX вв. Из них до наших дней дошли руины императорского дворца в Ингельхайме и остатки аббатства Лорш, оба на территории современной Германии. В ахенских проектах Одо сознательно воспроизводил черты известных позднеримских зданий. Восьмистенная часовня перекликалась с базиликой Сан-Витале в Равенне, а зал для аудиенций длиной 125 м напоминал зал для аудиенций Константина Великого в Трире. Длинная крытая галерея напоминала о византийском королевском дворце в Константинополе. То внутреннее убранство, которое мы можем увидеть в Ахене сегодня, – результат реконструкции ХХ в., но летописец Эйнхард записал, как оно выглядело на рубеже IX в.: «Исключительной красоты базилика, украшенная золотом, серебром, светильниками, а также вратами и решетками из цельной бронзы». Большую часть этого великолепия привезли издалека. «Поскольку колонны и мрамор для этой постройки нельзя было достать где-либо еще, [Карл Великий] позаботился о том, чтобы его привезли из Рима и Равенны»[322]322
  Ganz (trans.). Einhard and Notker the Stammerer: Two Lives of Charlemagne, p. 36.


[Закрыть]. Одной из достопримечательностей Ахена были знаменитые природные горячие источники, воды которых издавна ассоциировались с языческим божеством по имени Гранус. От него получил свое название Ахен – на латыни Аквис-Гранум. Когда Карл Великий не отдыхал в горячих источниках, его часто можно было видеть в построенной по его приказу прекрасной базилике, высоко в королевской ложе, откуда он мог смотреть вниз на алтарь или вверх на прекрасное мозаичное изображение Христа на своде огромного купола[323]323
  ‘Aachen’ in Grove Art Online https://doi.org/10.1093/gao/9781884446054.article.T000002.


[Закрыть].

Однако Ахен был не просто местом для омовений, молитв и подражания Константину Великому. Под просвещенным покровительством Карла Великого он стал центром заседаний королевского суда, где время от времени должны были показываться все аристократы. В 786–787 гг. Карл Великий лично проехал более 3500 км, чтобы убедиться, что его империя защищена и управляется так, как он считает нужным. Это было беспрецедентное путешествие, и, пожалуй, ни один другой правитель в Средние века не совершал ничего подобного. Однако такие поездки вряд ли удалось бы повторять слишком часто. По этой причине вскоре Карл Великий решил, что гора должна прийти к Магомету[324]324
  См. Fouracre, Paul. ‘Frankish Gaul to 814’, in McKitterick (ed.). The New Cambridge Medieval History, p. 106.


[Закрыть]. У него было множество детей (по крайней мере девять из них – от второй жены Хильдегарды), и в 790-х гг. его старшие сыновья уже были взрослыми мужчинами. Карл Великий возложил на них руководство текущими военными кампаниями, а сам остался принимать просителей в своих главных дворцах, в том числе в Ахене. Это позволило ему уделять больше внимания своим многочисленным внутренним обязанностям – издавать законы, выделять средства на строительство церквей и увещевать подданных жить по заповедям Христовым. В письмах к верным франкам он часто призывал их «возлюбить Бога Всемогущего в мыслях своих и в молитвах и все, что будет Ему угодно, исполнять»[325]325
  Dutton. Carolingian Civilization: A Reader (2nd edn.), p. 92–95.


[Закрыть].

Содержание этих писем нельзя назвать особенно оригинальным, но здесь важен именно тот факт, что их писал Карл Великий. Тем самым король брал на себя ответственность не только за светскую политику, но и за реформу церкви во франкских землях. Это заметно расширяло круг королевских обязанностей, но было логическим следствием отношений, установившихся между Каролингами и римской церковью во времена правления его отца. Через прикосновение римских пап франкские короли ощущали на себе руку Господа. По мнению Карла Великого, это давало ему особое право руководить духовной жизнью подданных.

Поскольку Карл Великий с большим энтузиазмом издавал разнообразные хартии, письма и директивы и рассылал их во все уголки своих владений и даже за их пределы (историкам эти документы известны как капитулярии, поскольку они состояли из капитулов – глав), его резиденция в Ахене естественным образом превратилась в центр интеллектуальных исследований и производства рукописей. Одним из самых известных сподвижников короля был английский богослов, поэт и ученый по имени Алкуин Йоркский – человек, способный рассуждать обо всем на свете, и автор самых разнообразных произведений, от философских бесед до стихов о зловонии отхожих мест[326]326
  Сочиненный Алкуином стих об отхожем месте, ловко соединяющий вульгарный юмор с христианским наставлением, стоит процитировать: «Осознай, о читатель, гнусность своего ненасытного чрева, ведь не что иное ты обоняешь сейчас в зловонии экскрементов. Перестань питать алчность чрева твоего, и в скором времени к тебе вернется умеренность».


[Закрыть]. По словам летописца, он был одним из умнейших людей во всем мире[327]327
  Ganz (trans.). Einhard and Notker the Stammerer: Two Lives of Charlemagne, p. 36.


[Закрыть]. Под руководством Алкуина в Ахене возникла высшая школа риторики, богословия и свободных искусств, ученики которой, подражая своему учителю, называли Карла Великого царем Давидом.

Созданию рукописей в Ахене уделяли не меньше внимания, чем их изучению. В начале IX в. писцы ахенской школы запустили масштабную программу сохранения античных знаний и постепенно создали огромный архив, включавший около 100 000 переписанных сочинений древних писателей и мыслителей от Цицерона и Юлия Цезаря до Боэция (на сегодня это самые ранние известные экземпляры этих произведений). Грандиозный подвиг сохранения и упорядочения огромного массива средневековых «больших данных» был бы невозможен, если бы переписчики из Ахена не разработали специально для этой цели новый стиль письма – каролингский минускул. Это был исключительно простой, легко читаемый шрифт со свободно стоящими буквами и необычайно частым для того времени использованием заглавных и строчных букв, а также знаков препинания. Благодаря ему рукопись мог без труда прочесть любой грамотный человек в обширных каролингских владениях – почти так же, как сегодня определенные шрифты и языки программирования одинаково подходят для всех массово выпускаемых компьютеров и смартфонов.

Но писцы в Ахене не только переписывали ценные старинные произведения простым шрифтом. Из-под их рук выходили подлинные книжные шедевры, такие как Имперское Евангелие – книга на пергамене со страницами, украшенными полноразмерными портретами евангелистов в римских тогах и кожаных сандалиях. В иллюстрациях Имперского Евангелия чувствуется сильное влияние византийского искусства. Вполне возможно, над ними работал греческий мастер Деметрий, приехавший на Запад по приглашению Карла Великого. Книга была настоящим произведением искусства и одним из самых ценных предметов имущества Карла Великого – когда он умер, его усадили в гробницу и положили ее ему на колени[328]328
  Сегодня Имперское Евангелие составляет часть императорской сокровищницы, хранящейся в Хофбургском дворце в Вене. Книгу извлекли из гробницы Карла Великого примерно в XI в., а в начале XVI в. немецкий ювелир Ганс фон Ройтлинген изготовил для нее роскошный золотой переплет.


[Закрыть]. Очевидно, Карл Великий ценил красивые вещи и Слово Божье. Однако дело было не только в искусной работе – у Карла Великого была еще одна причина считать эту книгу своим самым ценным сокровищем. Именно на ней он принес священный обет в Рождество 800 г., в день, ознаменовавший зенит правления Каролингов и определивший ход европейской истории на ближайшие тысячу лет. Это была третья большая коронация в его жизни, и она изменила статус Карла Великого, возвысив его от короля до полноправного императора.

Весной 799 г. с папой Львом III случилось несчастье. Лев стал понтификом четыре года назад после кончины излишне независимого в суждениях папы Адриана I. По случаю возвышения Карл Великий прислал Льву щедрый подарок – огромное количество золота и серебра, отнятого у аваров. Однако богатство принесло с собой беду. Драгоценный металл позволил Льву заниматься благотворительностью и строить в Риме роскошные церкви, что вызывало зависть у приближенных его предшественника Адриана. Этой фракции не нравилась мысль об усилении франкского влияния в Риме, и они решили что-то с этим сделать.

25 апреля 799 г., когда Лев вел торжественную процессию по улицам города, на него напали бандиты. Они повалили его на землю, сорвали с него одежду и пытались выколоть глаза и отрезать язык. Затем они потащили несчастного Льва в ближайший монастырь, где, по словам одного автора, «второй раз жестоко выкололи ему глаза и дальше отрезали язык. Избили его палками, нанесли множество ужасных ран и оставили полумертвого истекать кровью»[329]329
  Davis (trans.). Lives of the Eighth-Century Popes, p. 185–186.


[Закрыть]. Объявив Льва низложенным, они более суток держали его в заточении на грани жизни и смерти, пока его не нашли и не вызволили верные люди во главе с присутствовавшими в Риме франкскими посланниками.

Этот случай глубоко потряс Льва, но по счастливой случайности (или, как считали некоторые, благодаря чудесному вмешательству Бога) он не погиб и даже не ослеп навсегда. Как только он достаточно поправился, чтобы выдержать дорогу, он бежал на север через Альпы к Карлу Великому, который в это время находился в Падерборне, примерно в неделе пути на восток от Ахена в отвоеванной у саксов области[330]330
  См. об этом: Fried. Charlemagne, p. 414.


[Закрыть]. Выбирая такого защитника, Лев поступал вполне разумно. Карл Великий был не только хорошо известен своим благочестием и интересом к церковной реформе, но и был самым могущественным правителем на Западе: по словам автора написанной примерно в то же время поэмы под названием «Падерборнский эпос» (или Karolus magnus et Leo papa / «Карл Великий и папа Лев»), его называли светочем и отцом Европы[331]331
  Ernst Dümmler (ed.). Poetae latini aevi Carolini I (Berlin: 1881), p. 379.


[Закрыть]. Предшественники Льва обращались к Пипину, чтобы тот спас их от лангобардов, – папа Лев теперь умолял сына Пипина вернуть ему достоинство и должность.

Когда Лев прибыл в Падерборн, там было большое празднование – возможно, это стечение обстоятельств напомнило Карлу Великому о детстве и о том, как папа Стефан встретился с его отцом в 754 г.[332]332
  Davis. Lives of the Eighth-Century Popes, p. 188.


[Закрыть]. Автор «Падерборнского эпоса» живо описывает эту сцену: «Вот Карл приглашает Льва в свой огромный дворец. Великолепный королевский зал сверкает пышным убранством, стены покрыты многоцветными гобеленами, скамьи отделаны пурпуром и золотом… Посреди высокого зала их ждет веселый пир. Золотые чаши налиты до краев фалернским вином[333]333
  Самое известное вино Древнего Рима. Вероятно, здесь упоминается аллегорически, чтобы заранее намекнуть на императорский титул, который папа Лев дарует Карлу Великому, хотя вполне возможно, Лев действительно привез с собой несколько бутылок лучшего римского вина, чтобы произвести впечатление на франкского короля.


[Закрыть]. Король Карл и Лев, высочайший прелат мира, делят трапезу и пьют из чаш игристое вино…»[334]334
  См.: Dümmler, Ernst. Этот перевод на английский в: Dutton. Carolingian Civilization: A Reader (2nd edn.), p. 65.


[Закрыть] Описание проникнуто радостными нотами. Карл Великий имел вполне вескую причину для радости. В его распоряжении оказался сам папа.

У нас нет достоверных сведений о том, что еще, помимо хорошего вина и общего обмена любезностями, служило предметом беседы Карла Великого и папы Льва в Падерборне в 799 г. и какие политические интриги там имели место. Однако в итоге была заключена сделка, значительно расширившая прежний договор между Каролингами и папами. Согласно новой договоренности, с 750-х гг. Каролинги признавались хозяевами не только Франкского королевства, но и огромных территорий в Центральной и Западной Европе. С этого времени франки, а не византийцы официально считались светскими защитниками папства. Карл Великий получал вознаграждение за то, что тратил на строительство церквей и монастырей добычу, захваченную в войнах против неверных – мусульман Аль-Андалуса, аваров и саксов. Коротко говоря, эта сделка давала Карлу статус, о котором он давно мечтал, и титул, ставивший его в один ряд с его героем Константином Великим. Карл согласился содействовать возвращению Льва в Рим и отправил вместе с ним франкское войско, чтобы победить его врагов. Взамен Карл должен был получить еще одну коронацию, которая сделает его уже не королем, а «императором и августом»[335]335
  Ganz (trans.). Einhard and Notker the Stammerer: Two Lives of Charlemagne, p. 38.


[Закрыть].

В конце ноября 800 г. папа принял Карла Великого в Риме с высочайшими почестями. Когда он прибыл, Лев выехал вперед и встретил его в 12 милях от городских стен, а позднее официально приветствовал его на ступенях собора Святого Петра. Несколько недель Карл очищал город от противников папы. Наконец на Рождество он посетил мессу в соборе Святого Петра, с ног до головы одетый на римский манер, вплоть до тоги и сандалий[336]336
  Ibid., p. 35. Также Fried. Charlemagne, p. 425.


[Закрыть]. Там Лев публично короновал его как императора, а затем поклонился ему в ноги.

Позднее летописец Эйнхард утверждал (не слишком убедительно), что Карл Великий ничего не знал о планах Льва и был удивлен оказанной ему высокой честью[337]337
  Ibid.


[Закрыть]. Это нонсенс: лукавство Эйнхарда адресовалось в первую очередь византийским читателям, не одобрявшим узурпацию императорского титула. На самом деле возвышение вовсе не стало для Карла Великого смущающей неожиданностью. Это был заранее обдуманный и тщательно спланированный революционный шаг. Фактически это вернуло в Западную и Центральную Европу империю, исчезнувшую несколько веков назад и уже начинавшую терять силу даже в Константинополе, где византийский престол занимала – о ужас! – женщина, императрица Ирина (пр. 797–802). Коронация, состоявшаяся в соборе Святого Петра в то Рождество, должна была положить начало возрождению Западной Римской империи.

По крайней мере так это видел Карл Великий. В феврале 806 г., официально объявив о намерении передать империю своим трем сыновьям, Карлу, Пипину и Людовику, он именовал себя следующим образом: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Карл, светлейший август, великий и миролюбивый император, коронованный Господом, правитель Римской империи, а также милостью Божией король франков и лангобардов»[338]338
  Этот перевод в: Dutton, Carolingian Civilization: A Reader (2nd edn.), p. 146–147.


[Закрыть]. Еще через четыреста лет, в правление Фридриха I Барбароссы, возникла новая традиция: императоры, официально коронованные папами, получали право называть себя императорами Священной Римской империи. В таком виде этот титул просуществовал до Наполеоновских войн в начале XIX в.

С возрастом здоровье Карла Великого стало ухудшаться, и соратники начали замечать знаки, предвещающие его кончину. «На протяжении трех последних лет его жизни случались частые затмения Солнца и Луны, а на Солнце в течение семи дней видели черное пятно», – вспоминал Эйнхард. Деревянные балки в Ахенском дворце зловеще скрипели и стонали, словно знали, что их хозяин болен, и тоже чувствовали его боль. В купол церкви, где Карл планировал устроить свою усыпальницу, ударила молния. Хотя Карл беззаботно отмахивался от предзнаменований и вел себя «как если бы ничто из них его самого никаким образом не касалось», другие понимали, что кончина императора неминуема[339]339
  Все эти знамения записаны Эйнхардом. Ganz (trans.). Einhard and Notker the Stammerer: Two Lives of Charlemagne, p. 41.


[Закрыть]. Они были правы. В конце января 814 г. на сорок седьмом году царствования Карл Великий слег с лихорадкой, сопровождавшейся болями в боку. Он пытался излечиться, соблюдая строгий пост, но от этого ему стало только хуже. В девять часов утра 28 января император скончался и был торжественно похоронен в Ахене. «Франки, римляне, все христиане охвачены тревогой и великой скорбью, – писал анонимный монах из северного итальянского города Боббио. – Молодые и старые, славные вельможи и благородные дамы – все оплакивают потерю своего Цезаря»[340]340
  Перевод в: Dutton. Carolingian Civilization: A Reader (2nd edn.), p. 157.


[Закрыть].

За свою долгую жизнь Карл Великий произвел на свет множество потомков. От четырех жен и как минимум шести наложниц у него было 18 или более детей, в том числе законные сыновья Карл, Пипин и Людовик. По мысли Карла Великого, после его смерти они должны были разделить между собой каролингские земли: один сын получал Железную корону Ломбардии, другой – обширные королевства Австразию и Нейстрию в центре и на севере, а третий – Аквитанию и Испанскую марку. Делая эти распоряжения, Карл Великий тешил себя старомодной меровингской фантазией, представляя, как сыновья будут править его империей в духе христианского согласия, сурово карать врагов, угрожающих их общим границам, и мирно ладить друг с другом, связанные узами крови и взаимным уважением к великому делу. Прошло совсем немного времени, прежде чем недостатки этого плана стали очевидными[341]341
  Хотя аналогия далеко не точна, на ум приходит карта Европы накануне Первой мировой войны: множество королевств, почти все правители которых состояли в более или менее близком родстве (и действительно, почти все были потомками Карла Великого) и взаимно заблуждались, полагая, что кровные узы могут оказаться сильнее их антагонизма и соперничества. Самый известный и печальный пример этого заблуждения – «телеграммы Вилли и Ники» от сентября 1914 г., в которых двоюродные братья, русский царь Николай II и германский кайзер Вильгельм II, пытаются отговорить друг друга от войны, взывая к личным связям: «Я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать все, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко. Ники».


[Закрыть].

Не далее чем в том же 814 г. из братьев остался в живых только Людовик, вошедший в историю с прозвищем Благочестивый. В прошлом году он был коронован как соправитель в преддверии своего восшествия на престол и теперь целиком завладел всей обширной Каролингской империей, за исключением Ломбардии, которая досталась его племяннику Бернарду. Увы, удержать в руках империю, собранную отцом, оказалось Людовику не по силам. Отчасти его затруднения объяснялись самим масштабом задачи: не каждый способен поддерживать в порядке и защищать от врагов территории площадью в миллионы квадратных миль. В остальном главным источником неприятностей была семья. С начала правления Людовик всеми силами пытался найти способ удовлетворить притязания своих родственников мужского пола, включая собственных четырех сыновей. Все они уже присмотрели себе максимально выгодные доли в империи и не собирались терпеливо ждать, когда придет их очередь получить желаемое.

Через три года после воцарения Людовика король Ломбардии Бернард, сын одного из внебрачных детей Карла Великого, Пипина Горбатого, начал задумываться об отсоединении. Последней каплей для него стал опубликованный в 817 г. программный документ под названием «О порядке в империи» (Ordinatio Imperii), в котором Людовик пытался прояснить иерархию в Каролингской державе и составить предварительный план управления ею после своей смерти. Людовик намекал (хотя и не утверждал прямо), что в нужное время Бернард должен будет признать верховную власть старшего сына Людовика, Лотаря. Нельзя сказать, что это было неразумное и необоснованное требование. Однако гордость Бернарда была задета[342]342
  По мнению многих историков, Бернарда больше всего возмутил тот факт, что его вообще ни словом не упомянули в Ordinatio Imperii. См.: McKitterick, Rosamond. The Frankish Kingdoms Under the Carolingians (London/New York: 1983), p. 135.


[Закрыть]. Объединение с общеевропейской империей начало представляться ему не взаимовыгодным партнерством, а принуждением к зависимости[343]343
  Ср. также выход Великобритании из Европейского союза.


[Закрыть]. Очень скоро поползли слухи, что Бернард замышляет вывести свое итальянское королевство из состава империи и дальше без помех наслаждаться плодами полной самостоятельности. Когда эти слухи дошли до ушей Людовика, Бернарда арестовали, судили и приговорили к смертной казни. Хотя Людовик, по его собственным словам, проявил милосердие, заменив смерть ослеплением, процедура была исполнена с такой жестокостью, что через два дня Бернард умер – вероятно, от потери крови, инфекции и общего шока.

Заговор и смерть Бернарда наглядно продемонстрировали хрупкость общеевропейской империи, лишь условно связанной воедино общими ценностями, которые в Ordinatio Imperii назывались «взаимной братской любовью… общим благополучием и вечным миром». На Людовика со всех сторон обрушились потоки критики[344]344
  Перевод текста 817 г. Ordinatio Imperii можно найти в: Dutton. Carolingian Civilization: A Reader (2nd edn.), p. 199–203.


[Закрыть]. В разгар лета 822 г. Людовик публично покаялся в своих грехах на большом семейном собрании Каролингов в присутствии папы Пасхалия I. Описывая покаяние, симпатизирующие королю «Анналы королевства франков» умалчивают о его подробностях, но подчеркивают, что Людовик принес извинения не только за то, что убил Бернарда. «Он взял на себя труд исправить с величайшей заботой все, что… сделали он и его отец», – сообщает летописец[345]345
  Перевод в ibid, p. 205.


[Закрыть]. Извинения и ритуальное покаяние так и не решили главной проблемы: доставшаяся Людовику империя была слишком велика, и он не мог удержать ее от распада.

В 830–840 гг. одно за другим произошли три крупных восстания, в которых сыновья Людовика в разном порядке объединялись, стремясь увеличить свои доли имперского наследства. Как это принято у Каролингов, родичи совершили множество жестоких и позорных деяний, в том числе ослеплений, утоплений и изгнаний, и продемонстрировали много неприкрытого стремления к власти, а жену Людовика, императрицу Юдифь, обвинили в колдовстве и прелюбодействе. В июне 833 г. в Ротфельде, в Эльзасе, Людовик встретился на поле боя со своим старшим сыном Лотарем, который неожиданно продемонстрировал отличное знание семейной истории Каролингов. Он убедил папу Григория IV поддержать его претензии на титул верховного правителя. Этот ход Лотаря так напугал сторонников Людовика, что они почти в полном составе переметнулись к его старшему сыну. Из-за этого акта коллективной бесхарактерности эпизод получил название «Поле лжи». Людовик оказался в неволе, а Лотарь, надев императорскую корону, возил отца за собой по всей Европе и пробовал свои силы в качестве самостоятельного правителя.

В конце концов этот фарс рухнул (что, пожалуй, было неизбежно) под тяжестью собственного беззакония. Через год произошел еще один семейный переворот, и корона снова вернулась к Людовику. Однако невидимая рука уже начертала на стене письмена, предвещающие гибель империи[346]346
  Аллюзия на библейскую руку, начертавшую во время Валтасарова пира «Мене, текел, фарес, упарсин» и предупредившую о скором падении Вавилона под ударами персидского царя Кира (Дан. 5:25–28). – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Карл Великий, подобно Александру Македонскому, построил державу, способную политически существовать лишь как отражение и продолжение его личности. Людовик Благочестивый умер в 840 г. – тогда из его сыновей были живы трое. После очередного витка гражданской войны в 843 г. они решили отказаться от европейской мечты. Верденский договор официально закрепил раздел империи Каролингов на три части и создание новых королевств: Западно-Франкского, Срединного и Восточно-Франкского. Очень приблизительно и неточно их можно соотнести с современной Францией, Северной Италией и Бургундией и Западной Германией.

Дальнейшие разделы Западной Европы и периодические войны между королевствами, чьи каролингские правители, как потомки Карла Великого, в целом были о себе гораздо более высокого мнения, чем в действительности позволяла природа, продолжались до конца IX в. В конце столетия правнук Карла Великого, нескладный, праздный и страдающий эпилепсией Карл III Толстый заявил права на все земли франков и даже ненадолго объединил их. После его смерти в 888 г. империя снова распалась на составные части: Восточно-Франкское и Западно-Франкское королевства, Германию, Бургундию, Прованс и Италию. В Средние века многие мечтали заново соединить эти осколки, но прошла почти тысяча лет, прежде чем появился правитель, которому удалось собрать воедино и какое-то время удерживать в руках наследство Каролингов. Это был Наполеон Бонапарт – еще один непобедимый воин и строитель империи, чьи успехи лишь подтвердили то, что до него продемонстрировал Карл Великий: объединить Европу можно только один или два раза за тысячелетие, и то ненадолго.