Текст книги "Страх"

Глава 4. Всего лишь чувства

Удивительно, сколько существует разных способов умереть. Попробуйте составить собственный список. Начните со стандартного: бытовой несчастный случай или смертельная болезнь. Затем переходите к более неординарным вариантам. «Попасть под автобус». Конечно. «Крушение поезда». Возможно. «Шальная пуля от пьяного кутилы». Если вам не чужд черный юмор, то подобное упражнение может вам даже понравиться. Можно врезаться в дерево на горнолыжном курорте, подавиться пчелой, свалиться в канализационный люк, умереть от падения обломков самолета. Или от падения, поскользнувшись на банановой кожуре. Список может быть самым разным – все зависит от богатства воображения автора и его чувства вкуса. И я почти готов биться об заклад, что к концу любого из подобных списков появится пункт: «Умереть от падения астероида».

Все знают, что смертельные камни могут падать прямо с неба, но за пределами космических станций и научно-фантастических допущений угрозу смерти от астероида можно использовать только как риторический способ развеять беспокойство, слишком незначительное, чтобы о нем переживать. Я и сам поступал так пару раз. Хотя, скорее всего, больше так делать не буду – просто я побывал на конференции, где ведущие астрономы и специалисты по наукам о Земле обсуждали влияние астероидов[23]23
  Научные работы, представленные на конференции, опубликованы в сборнике: Bobrowsky P. and Rickman H. eds. Comet / Asteroid Impacts and Human Society. Springer Verlag Publishing, New York.


[Закрыть].

Конференция проходила на Тенерифе – самом крупном острове из архипелага Канарских островов у Атлантического побережья Северной Африки. Намеренно или нет было выбрано именно это место, но для подобного мероприятия оно было идеальным. Конференция затрагивала не только угрозы из космоса. Она была посвящена пониманию маловероятных рисков, потенциально способных привести к катастрофе. А на Канарских островах как раз есть два маловероятных, но потенциально способных привести к катастрофе риска.

Во-первых, спящие вулканы. Острова этого архипелага сформировались в результате вулканической активности, а основную площадь Тенерифе занимает гора Тейде – третий по величине вулкан в мире. Он действующий и за последние 300 лет извергался трижды.

Во-вторых, трещина на острове Пальма. Одни ученые убеждены, что от острова должен отколоться огромный кусок, и через несколько часов после этого жители восточного побережья Северной и Южной Америки станут «массовкой» самого масштабного «фильма-катастрофы» всех времен. Другие утверждают, что площадь куска, который может отколоться, будет не настолько большим и что при падении он раздробится на мелкие куски, а образовавшиеся в результате волны не потянут даже на домашнее видео. Тем не менее и те и другие едины во мнении, что сход оползня возможен и что в геологических терминах это может произойти довольно скоро – в переводе на простой язык и через 10 тысяч лет, и завтра утром.

Можно было бы подумать, что жители Канарских островов обеспокоены тем, что в любой момент могут оказаться в эпицентре природного катаклизма. Но нет. На склонах Тейде раскинулись большие красивые города, полные счастливых людей со здоровым сном. Нет и сообщений о массовой панике среди 85 тысяч человек, населяющих остров Пальма. Вероятно, умиротворяющая красота Канарских островов определяет самообладание жителей перед лицом Армагеддона. Чтобы умереть, есть места и похуже. Свою роль играет и Правило примера. Последнее извержение Тейде было зафиксировано в 1909 году, и никто своими глазами не видел исчезновения большой части населенного острова. Выжившим вряд ли удалось бы сохранить спокойствие после любого из этих событий.

Но дело не только в этом. Так, террористы никогда не взрывали ядерную бомбу в центре крупного мегаполиса, но одна мысль об этом многих приводит в ужас. Для описания подобных событий риск-аналитики используют термин «события с низкой вероятностью / серьезными последствиями». Но почему люди боятся одних событий, а к другим относятся равнодушно? Влияние астероидов – классический пример такого рода события – это почти идеальная тема для изучения этого вопроса.

На Землю постоянно падают обломки из космоса. Большинство из них не больше частички пыли. Однако из-за того, что эти частички входят в земную атмосферу со скоростью 72 километра в секунду, они сгорают с яркой вспышкой, которую мы ошибочно принимаем за падающую звезду.

Риск для людей от этих космических фейерверков равен нулю. При этом космические тела, попадающие в земную атмосферу, могут быть разных размеров: от рисового зерна до гальки и больше. Все они обладают огромной скоростью, так что даже незначительное увеличение размера означает огромный скачок в объеме энергии, освобождающейся при их сгорании.

Выброс энергии при входе в земную атмосферу космического тела диаметром треть метра сопоставим со взрывом двух тонн динамита. Ежегодно происходит около тысячи детонаций такого объема. Обломок диаметром один метр – такие камни чаще всего используются в ландшафтном дизайне – сгорает, выбрасывая энергию, равную взрыву 100 тонн динамита. Это происходит примерно 40 раз в год.

Падение на Землю обломка диаметром три метра эквивалентно силе взрыва двух тысяч тонн динамита. Это две трети мощности взрыва, полностью уничтожившего в 1917 году канадский город Галифакс, в гавани которого произошел взрыв на военном корабле, груженном практически одной взрывчаткой. Столкновения космических тел такого диаметра с Землей происходят примерно дважды в год.

И так далее по возрастающей, пока мы не дойдем до обломка диаметром 30 метров. Вот его-то и называют астероидом. При его попадании в земную атмосферу выброс энергии эквивалентен взрыву двух миллионов тонн динамита – этого достаточно, чтобы уничтожить все живое в радиусе 10 километров. Астероид диаметром 100 метров по своим разрушающим свойствам сопоставим со взрывом 80 миллионов тонн динамита. В истории человечества уже был подобный опыт. 30 июня 1908 года в отдаленном районе Сибири возле реки Тунгуска упало космическое тело диаметром 60 метров, полностью уничтожив лес на территории две тысячи квадратных километров.

Более крупные астероиды действительно могут внушать страх. Падение астероида диаметром один километр вызовет образование кратера диаметром 15 километров, огненную вспышку в 25 раз больше Солнца, землетрясение магнитудой 7,8 балла и, вероятно, поднимет в атмосферу достаточно пыли, чтобы началась «ядерная зима». Велика вероятность, что подобный катаклизм уничтожит человеческую цивилизацию, хотя у других животных видов есть шансы на выживание. А вот столкновение Земли с космическим телом диаметром 10 километров приведет к тому, что и человек, и подавляющее большинство других земных животных пополнят список вымерших видов. Как это произошло с динозаврами.

К счастью, не так уж много гигантских обломков бороздят просторы космоса. В отчете, подготовленном для Организации экономического сотрудничества и развития, астроном Кларк Чапмен оценивает вероятность появления в следующем веке астероида, способного стереть человечество с лица Земли, как один шанс на миллион. В то же время чем меньше диаметр космического тела, тем чаще оно встречается и тем выше вероятность, что оно может упасть на Землю. Вероятность столкновения Земли с астероидом диаметром 300 метров составляет 1:50 000, то есть в следующем веке это может произойти с вероятностью 1:500. Если такой обломок упадет в океан, он вызовет масштабное цунами. При падении на сушу он может уничтожить все живое на территории, равной небольшому государству. Вероятность столкновения Земли с астероидом диаметром 100 метров составляет 1:10 000, то есть 1:100 за следующие 100 лет. При диаметре 30 метров вероятность уже 1:250, то есть 1:2,5 за следующие 100 лет.

Определить, какой должна быть рациональная реакция на подобное событие с низкой вероятностью / серьезными последствиями, не так просто. Как правило, мы игнорируем риски с вероятностью один на миллион как слишком незначительные. Мы не склонны реагировать даже на риски с вероятностью 1:10 000 или 1:1000. Шансы, что астероид упадет на Землю, очень малы, но все же не равны нулю. А что, если это все-таки произойдет? Тогда погибнет не один человек, и даже не тысяча, и не 10 тысяч. Речь будет идти о миллионах или даже миллиардах человеческих жизней. Как определить ту точку, когда нам нужно заняться угрозой, которая практически наверняка не произойдет на веку нашего поколения, поколения наших детей или наших внуков?

Разум предлагает рациональный ответ: критерием должен стать объем расходов. Если объем расходов на ликвидацию потенциальной угрозы не слишком велик, то на этот шаг можно пойти. В противном случае лучше рискнуть, а деньги потратить на сокращение других, более реальных угроз.

В большинстве случаев именно так поступает правительство. Оно совокупно оценивает степень вероятности события, его последствия и объем расходов. Этот метод не может не вызывать ожесточенные споры. Эксперты бесконечно обсуждают, как соотносить три этих фактора и как проводить расчеты. Однако все сходятся во мнении, что для рациональной реакции на потенциальные опасности необходимо оценивать все три фактора.

В ситуации с астероидами объем расходов на ликвидацию угрозы пропорционален степени их разрушительности. Первый шаг – поиск астероидов в космосе и оценка, насколько вероятно их столкновение с Землей. В случае, если такая вероятность существует, можно обсуждать, насколько целесообразно разрабатывать планы по ликвидации этой угрозы. Но поиск астероидов в космосе – нелегкая задача, ведь они не испускают свет, а только отражают его. Чем меньше диаметр астероида, тем сложнее его увидеть и тем дороже найти. И наоборот.

Отсюда следуют два очевидных вывода. Во-первых, совсем маленькие астероиды следует игнорировать. Во-вторых, крупные астероиды нельзя оставлять без внимания. В начале 1990-х годов была создана международная организация Spaceguard, координирующая усилия по поиску астероидов и их каталогизации. Основная часть работы ведется бесплатно, на добровольных началах. Многие университеты и институты вносят свой посильный вклад, в основном предоставляя возможность использовать свои телескопы. В конце 1990-х NASA выделила Spaceguard ежегодное финансирование в объеме четырех миллионов долларов в год. И астрономы считают, что Spaceguard определит 90 % астероидов с диаметром, превышающим один километр.

Таким образом, мы практически полностью исключили риск от крупных астероидов, способных стереть с лица Земли млекопитающих, но не предприняли ничего в отношении более мелких астероидов, способных уничтожить, например, Индию. Должны ли мы выделить финансирование и на их поиск тоже? Астрономы уверены, что да. Они попросили NASA и Европейское космическое агентство предоставить им финансирование в объеме 30–40 миллионов долларов в год на период в 10 лет. Это позволило бы найти и внести в каталог до 90 % астероидов с диаметром 140 метров и больше. Незначительная вероятность, что какой-нибудь астероид все-таки «проскочит», сохранится, но, с другой стороны, за 300–400 миллионов долларов наша планета получила бы весьма действенную программу защиты от столкновений. Это значительно дешевле, чем планировалось выделить на строительство нового американского посольства в Багдаде, и немногим больше 195 миллионов долларов, которые иностранные дипломаты задолжали Нью-Йорку в виде неоплаченных штрафов за неправильную парковку.

К сожалению, несмотря на серьезные многолетние усилия, астрономы так и не смогли получить средства на завершение своей работы. Сбитый с толку и расстроенный Кларк Чапмен приехал на конференцию на Тенерифе. Прошло почти четверть века с момента, когда этот риск был официально признан, у ученых нет никаких сомнений, широкая общественность проинформирована, политики предупреждены, и все же прогресс в этом направлении был более чем скромным. Чапмен хотел понять почему.

Чтобы помочь найти ответ, организаторы конференции пригласили Пола Словика. Он был одним из первых, кто занялся проблемой восприятия риска, еще в начале 1960-х годов. Активное развитие это направление получило в 1970-е годы, когда стал набирать обороты конфликт между экспертами и простыми обывателями. В одних случаях – когда речь шла о курении, ремнях безопасности и вождении в нетрезвом виде – эксперты настаивали, что общество недооценивает степень риска. А в других случаях, в частности с ядерной энергией, люди, по мнению экспертов, преувеличивали реальную опасность. Словик, будучи профессором психологии в Университете Орегона, стал сооснователем частного исследовательского института Decision Research, изучавшего, как мы воспринимаем риски.

В конце 1970-х годов Словик и коллеги начали проводить исследования, в рамках которых обычным людям предлагалось оценить, какой риск несут определенные виды деятельности или технологии, ранжировать их и описать свои ощущения. Вы считаете этот вид деятельности или технологию полезными? Вы бы занялись этим добровольно? Насколько это опасно для будущих поколений? Насколько это доступно для понимания? И так далее. В то же время исследователи проводили аналогичный опрос среди экспертов – профессиональных риск-аналитиков.

Неудивительно, что эксперты и простые люди разошлись во мнениях о степени опасности большинства пунктов. Эксперты были убеждены, и многие до сих пор продолжают в это верить: такие результаты были получены потому, что они разбираются в том, о чем говорят, а простые обыватели – нет. Пол Словик подверг полученные данные статистическому анализу, и стало ясно, что дело не только в этом.

Эксперты руководствовались классическим определением риска, которое стандартно используют инженеры и другие специалисты, имеющие дело с оценкой степени опасности: риск равняется вероятности, умноженной на следствие, где «следствие» – это число случаев со смертельным исходом. Неудивительно, что оценка экспертов соотносилась с их ранжированием степени риска по каждому пункту.

Когда простые люди оценивали степень опасности разных пунктов, результаты получились разнородными. В целом они знали, какие пункты были наиболее и наименее опасными. Однако об остальных пунктах они выдвигали суждения, варьировавшиеся от слегка неверных до абсолютно ошибочных. При этом люди не считали, что их догадки могут быть неверными. Когда Словик просил их оценить, насколько вероятно, что они ошибаются, они не допускали даже мысли об этом. Четверть респондентов оценили вероятность ошибки менее чем 1:100, хотя на самом деле каждый восьмой ответ был неверным. Это еще один наглядный пример, почему следует с осторожностью относиться к интуиции и что многие этого не делают.

Самые красноречивые результаты касались ранжирования степени риска. В некоторых случаях оценка числа смертельных исходов по тому или иному пункту, сделанная простыми людьми, совпадала с тем, как они воспринимали риск, – и тогда их мнение совпадало с мнением экспертов. Но иногда между «риском» и «ежегодным числом смертельных случаев» не было никакой связи. Самый яркий пример – ядерная энергия. Обычные люди, как и эксперты, верно оценили, что из всех предложенных пунктов в этом было меньше всего несчастных случаев со смертельным исходом. Однако эксперты поставили ядерную энергию на 20-е место из 30 по степени опасности, а обычные люди – на первое. В последующих исследованиях список был расширен до 90 пунктов, но обыватели вновь поместили ядерную энергию на первое место. Очевидно, что при вынесении суждения о степени риска они руководствовались не умножением вероятности на число смертельных случаев.

Анализ Словика показал, что если вид деятельности или технология наделялись определенными характеристиками, то люди считали их более рискованными, независимо от того, сколько смертельных случаев те спровоцировали. Таким образом, было совершенно неважно, что использование ядерной энергии не приводило к человеческим жертвам. У этого пункта были другие характеристики, которые активировали у респондентов «кнопки» восприятия риска, и поэтому он неизменно возглавлял список самых опасных видов деятельности.

Вероятность катастрофы: если имеет место большое количество смертельных исходов в результате одного события, наша оценка степени риска повышается.

Степень известности: незнакомые или новые риски пугают нас сильнее.

Понимание: если мы убеждены, что механизм действия какой-то технологии или вида деятельности еще плохо изучен, наша оценка степени риска повышается.

Персональный контроль: если мы чувствуем, что не владеем потенциально рискованной ситуацией. Например, будучи пассажиром самолета, мы беспокоимся сильнее, чем управляя автомобилем и имея возможность влиять на ситуацию.

Свобода выбора: если мы не по своей воле оказались подвержены риску, ситуация может показаться нам более пугающей.

Участие детей: ситуация усугубляется, когда дело касается детей.

Будущие поколения: если опасность угрожает будущим поколениям, мы беспокоимся сильнее.

Личность жертвы: наличие конкретных жертв, а не статистической абстракции повышает оценку степени риска.

Страх: при появлении страха мы оцениваем степень риска выше.

Доверие: при низком уровне доверия к общественным институтам мы склонны оценивать риск как более высокий.

Освещение в СМИ: чем больше внимания проявляют СМИ, тем выше у нас уровень тревоги.

Наличие аналогичных случаев: если подобные ситуации уже происходили, мы воспринимаем риск как более высокий.

Баланс интересов: если выгоду от ситуации получают одни, а опасности подвергаются другие, мы оцениваем риск как более высокий.

Преимущества: если преимущества вида деятельности или технологии неясны, мы считаем их более рискованными.

Обратимость: если последствия ситуации, которая развивается не так, как планировалось, необратимы, степень риска повышается.

Персональный риск: если риск касается лично меня, значит, он выше.

Происхождение: опасные ситуации, созданные человеком, более рискованные, чем те, которые развиваются естественным образом.

Время: близкие угрозы кажутся более серьезными, а будущие угрозы могут обесцениваться.

Многие пункты из списка Словика отражают здравый смысл. Конечно, когда в зоне риска дети, мы тревожимся сильнее. А когда опасная ситуация касается только тех, кто сделал осознанный выбор пойти на риск, мы волнуемся гораздо меньше. И не обязательно знать о Правиле примера, чтобы понять, что риск, который привлек внимание СМИ, вызовет у нас больше беспокойства, чем тот, о котором СМИ молчат.

Для психологов наиболее предсказуемым и наиболее важным оказался один пункт из этого списка – степень известности. Наш мозг непрерывно получает информацию от органов чувств. Одна из основных его задач – быстро рассортировать эту информацию по двум категориям: важная информация, требующая внимания сознания, и все остальное. Что расценивается как важная информация? Преимущественно все новое. Вряд ли я удивлю вас, если скажу, что новизна привлекает наше внимание как ничто другое. Если вы ежедневно в течение 12 лет ездите на работу одним маршрутом, то в конце концов вы начнете уделять ему настолько мало осознанного внимания, что, добравшись до парковки, не вспомните ничего из увиденного по пути. Это в том случае, если ваша поездка была такой же, как всегда. Но если вы вдруг увидите голого пузатого мужика, делающего зарядку на газоне перед домом, ваше сознание непременно переключится с режима автопилота, и вы приедете на работу, желая, чтобы воспоминания об увиденном были не такими живыми и яркими.

Обратная сторона этой монеты – психологический механизм привыкания. Это процесс, в результате которого стимул, повторяющийся постоянно, но не влекущий положительных или отрицательных последствий, постепенно перестает привлекать внимание. Любой, кто пользуется парфюмом, знаком с этим эффектом. После покупки и нанесения нового запаха вы продолжаете чувствовать этот аромат весь день. То же самое происходит на следующий день. Но если вы носите его постоянно, то со временем обращаете на него все меньше внимания. В итоге вы будете чувствовать его только в момент нанесения. Если временами вас удивляет, как коллега по работе способен целый день выносить запах своего ужасного парфюма, вот вам разгадка.

Механизм привыкания играет важную роль в преодолении тревоги и страха, так как риски окружают нас везде и всюду. Принимая утром душ, вы рискуете поскользнуться, упасть и сломать себе шею. Съев вареное яйцо на завтрак, рискуете отравиться. Отправляясь на работу на автомобиле, вы можете попасть в аварию. Если вы идете на работу пешком, то есть шанс попасть под автобус, получить сердечный приступ или стать жертвой падения астероида. Несомненно, вероятность любого из этих ужасных событий крайне мала, поэтому непрестанно беспокоиться об этом – пустая трата ментальных и психологических ресурсов. Нужно научиться отключаться. В этом нам и помогает механизм привыкания.

Джейн Гудолл[24]24
  Валери Джейн Моррис Гудолл – британский приматолог, этолог и антрополог, посол мира ООН, дама-командор ордена Британской империи. Широко известна благодаря своему более чем 45-летнему изучению социальной жизни и интеллекта шимпанзе в национальном парке Гомбе-Стрим в Танзании. Прим. перев.


[Закрыть], изучая жизнь и повадки шимпанзе, неподвижно сидела и часами наблюдала, как приматы занимаются своими привычными делами. Это было возможно только потому, что шимпанзе полностью игнорировали ее присутствие. Чтобы этого добиться, Гудолл приходилось день за днем, месяц за месяцем приходить и садиться на одно и то же место, до тех пор, пока тревога и любопытство животных не сошли на нет и они не перестали обращать на нее внимание. Аналогичный процесс происходит и у других видов животных. Пока я пишу эти строки, у меня на подоконнике сидит каролинская белка и с аппетитом уминает птичий корм, не проявляя ни малейшего интереса к большому существу, расположившемуся в кресле в каком-то метре от нее. Птицы, для которых этот корм предназначен, тоже не обращают внимания, когда я выхожу в сад, но если бы я решил рассмотреть их в лесу, мне понадобился бы бинокль. Что касается человека, просто вспомните ту мертвую хватку, с которой вы вцепились в руль, когда в первый раз выехали на скоростную магистраль, а теперь на той же дороге зеваете от скуки. Если бы вас спросили, насколько опасно вести автомобиль по автомагистрали, ваши ответы в первый раз и сейчас явно отличались бы. Это сила привыкания в действии.

Эффект привыкания обычно действует отлично. Проблема с ним, как и со всем, что делает наше подсознание, в том, что он не учитывает научные объяснения и статистику. Если вы курите на протяжении многих лет и не видите конкретного вреда от этого, сигареты не будут казаться вам опасными. Ситуацию не изменит даже предупреждение врача, так как оно будет направлено рациональной части вашего сознания, которая не контролирует ваши чувства. Эффект привыкания также объясняет, почему некоторые люди уверены в том, что вполне безопасно управлять автомобилем в пьяном виде, не пристегиваться ремнем безопасности и не надевать шлем при езде на мотоцикле. И если вы уже долгие годы спокойно и счастливо живете в уютном испанском городке, то вряд ли будете задумываться, что он построен на склонах третьего по величине в мире активного вулкана.

При всей кажущейся рациональности списка факторов риска, составленного Полом Словиком, его польза ограничена. Проблема та же, что ставит под сомнение результаты фокус-групп. Люди знают, что им нравится, чего они боятся и так далее. Но что служит источником их суждений? Как правило, подсознание – Внутренний голос. Суждение может быть принято в том виде, в котором его предложил Внутренний голос, или же может быть модифицировано рациональной частью сознания – Разумом. В обоих случаях ответ на вопрос, почему люди чувствуют именно так, а не иначе, по крайней мере частично определяется Внутренним голосом. Внутренний голос – это черный ящик, и Разум не имеет возможности заглянуть внутрь него. Когда исследователь спрашивает респондента, почему он так, а не иначе воспринимает риск, то он обращается не к Внутреннему голосу, а к Разуму.

Если бы Разум на вопрос исследователя отвечал бы скромным: «Я не знаю», это было бы одно дело. Но Разум обязательно стремится все рационализировать. Если у него нет ответа, он его придумает.

Есть множество доказательств рационализации, но самыми запоминающимися – и определенно самыми странными – стала серия экспериментов нейропсихолога Майкла Газзанига, направленных на изучение синдрома «расщепленного мозга». В норме правое и левое полушария головного мозга взаимосвязаны, и между ними ведется двусторонняя коммуникация. Один из способов лечения тяжелой формы эпилепсии состоит в разделении полушарий. Пациенты с синдромом «расщепленного мозга» действуют вполне нормально, но ученые задались вопросом: а что, если полушария обрабатывают разные типы информации и каждое из них может знать что-то, о чем неизвестно другому? Этот вопрос начали изучать, например давали пациентам читать информацию только одним глазом. В ходе одного из таких экспериментов Майкл Газзанига проинструктировал правое полушарие пациента, чтобы тот встал и пошел. Пациент встал и пошел. Газзанига спросил у пациента, куда он идет. За рациональность и логику отвечает левое полушарие, и хотя оно понятия не имело, что делает пациент, тот немедленно ответил, что он хочет содовой. Разные варианты этого эксперимента всегда приводили к аналогичным результатам. Левое полушарие быстро и искусно на ходу придумывало объяснения, вместо того чтобы признаться, что понятия не имеет, что происходит. И человек, произносящий эти объяснения, верил каждому своему слову.

Когда испытуемый объясняет исследователю, насколько опасной он считает ядерную энергию, его слова, вероятно, служат достоверным отражением его чувств. Однако, когда исследователь спрашивает, почему он так чувствует, его ответ, скорее всего, будет не совсем точным. Так происходит не потому, что он пытается кого-то обмануть, а потому, что его ответ – это в некотором роде сознательная рационализация его бессознательного суждения. Таким образом, возможно, правда, что, когда речь идет о ядерной энергии, людей тревожат факторы риска, изложенные в списке Словика. Или, может быть, это опять-таки Разум пытается рационализировать суждения Внутреннего голоса. Правда в том, что мы не знаем, в чем правда.

Список Словика был и по-прежнему остается важным инструментом в масштабном и растущем бизнесе оценки риска и информирования о нем, так как он позволяет аналитикам оперативно составлять описание любой опасности. Техногенная или природная? Насколько мы добровольно рискуем? Эта упрощенность проникла и в СМИ. На список Словика опираются в газетных и журнальных статьях, посвященных теме риска, словно он объясняет все, что нам нужно знать о том, почему люди реагируют на одни виды опасности и не реагируют на другие. При этом сам Пол Словик признавал, что у его списка есть ограничения. «Этот список был составлен в середине 1970-х годов. На тот момент мы были в самом начале нашего научного пути, у нас не было истинного понимания механизмов работы бессознательного. Согласно нашему подходу, именно так люди подходили к оценке рисков – рационально и осознанно».

В итоге Словик и его коллеги нашли способ преодолеть эти ограничения при помощи двух важных аспектов. Первым ключом стало слово страх. Словик обнаружил, что понятие страха – простого первобытного ужаса – непосредственно связано с несколькими другими пунктами списка, в частности вероятность катастрофы, свобода выбора и баланс интересов. В отличие от других пунктов списка, эти содержат эмоциональную составляющую. Кроме того, Словик выяснил, что сочетание этих характеристик, он назвал его «фактором страха», пожалуй, самый эффективный инструмент прогнозирования реакции людей на определенный вид деятельности или технологию. Другими словами, в сознании людей проводится не только холодный, рациональный анализ.

Второй ключ скрывался в том, что на первый взгляд казалось бессмысленной причудой. Выяснилось, что для 90 видов деятельности и технологий из списка между оценкой риска и пользы существовала связь. Если люди считали степень риска высокой, то пользу они оценивали как низкую. И наоборот: если они считали, что полезность высокая, то степень риска оценивали как низкую. Такое явление называется «обратной корреляцией». Это кажется абсолютно бессмысленным и нелогичным, ведь, скажем, новый лекарственный препарат может нести и высокий риск, и большую пользу. Кроме того, есть занятия, которые не сопровождаются высоким риском, но и польза от них небольшая, например воскресным вечером смотреть дома футбол. Так почему же людям приходит в голову размещать риск и пользу на разные чаши весов? Это было любопытно, но не казалось чем-то важным. И в своих ранних научных работах Словик уделял этому явлению не больше пары предложений.

Тем не менее в последующие годы модель двухкамерного мозга получила активное развитие: Разум и Внутренний голос действуют одновременно. Ключевую роль в этом сыграли исследования профессора психологии Стэнфордского университета Роберта Зайонца, изучавшего природу человеческих чувств и эмоций. Зайонц настаивал: мы обманываем себя, когда думаем, что оцениваем доказательства и принимаем решения рационально. «Подобное случается редко, – писал он в 1980 году. – Мы покупаем автомобиль, который нам “нравится”, выбираем место работы и дом, которые нас “привлекают”, а затем обосновываем свой выбор логически».

Оценив новую модель, Словик осознал ограничения, свойственные его предыдущим исследованиям. В ходе совместной работы с Али аль-Хаками, аспирантом из Университета Орегона, он понял, что корреляция между риском и пользой, которую он обнаружил ранее, возможно, не так нелепа, как кажется. Что, если первая реакция людей при оценке степени риска была бессознательной и эмоциональной? Они слышат «ядерная энергия», и у них возникает моментальная бессознательная реакция. Эмоциональный отклик предшествует любым осознанным мыслям и определяет дальнейший ход размышлений, включая ответы на вопросы исследователей об оценке степени риска.

Это могло бы объяснить, почему люди противопоставляют риск и пользу. Насколько опасна ядерная энергия? Ядерная энергия – это что-то плохое. Риск – это тоже плохо. Значит, у ядерной энергии должна быть высокая степень риска. А насколько полезна ядерная энергия? Раз ядерная энергия – это что-то плохое, она не может быть полезной. Когда Внутренний голос реагирует на вид деятельности или технологию положительно, например на плавание или аспирин, колесо суждений поворачивается в обратную сторону: аспирин – это хорошо, а значит, у него должна быть низкая степень риска и большая польза.

Для проверки этой гипотезы Словик и аль-Хаками совместно с коллегами Мелиссой Фуникан и Стивеном Джонсоном провели простой эксперимент с участием студентов Университета Западной Австралии. Респондентов разделили на две группы. Первой группе демонстрировали изображения с различными потенциальными рисками – химические заводы, мобильные телефоны, авиапутешествия – и просили оценить степень их опасности по шкале от одного до семи. После этого респонденты должны были сказать, насколько эти вещи, по их мнению, полезны. У второй группы было точно такое же задание, но всего несколько секунд на принятие решения.