Текст книги "Бритва Дарвина"

– Исследования видимости в ночное время показывают, что даже на темной проселочной дороге и при тусклом свете фар пешеход, хотя бы и в темной одежде, будет виден с расстояния около ста семидесяти пяти футов – даже если у водителя плохое или не слишком хорошее зрение. От пересечения Мальборо-авеню с бульваром Фонтейн до места наезда фургона на мистера Кодайка – сто шестьдесят девять футов.

– Значит, она увидела его, как только выехала из-за поворота, – задумчиво сказала Сидни.

– Она должна была его увидеть, даже если бы он еще стоял на тротуаре, не то что на проезжей части, – подтвердил Дар. – При включенном дальнем свете фары фургона должны были высветить его с расстояния в триста сорок три фута. Черт, даже если бы у нее вообще не горели фары, она все равно увидела бы человека на дороге с расстояния в сто пятьдесят футов – для этого на улице хватало света фонарей и рассеянного света из окон ближайших домов.

– Но она прибавила скорость, – сказала Сид.

– Несомненно. Передние колеса фургона оставили тормозной след общей протяженностью сто тридцать два фута. Причем торможение продолжалось на расстоянии еще двадцати девяти футов после места столкновения, где мистер Кодайк потерял правую туфлю и где остался след от его левой туфли.

– Она сказала, что переехала его в этом месте, – напомнила Сидни.

– Это невозможно, – заявил Дарвин. – Когда у нас есть четкий тормозной след, все остальное становится только вопросом простой динамики. Мы легко можем вычислить скорости и расстояния перемещения фургона, пешехода и тела. Я полагаю, формулы тебя не интересуют?

– Напротив, – возразила Сид. – Именно это я и имела в виду, когда говорила о подробностях.

Дарвин вздохнул.

– Хорошо. И я, и полицейское управление Лос-Анджелеса, независимо друг от друга, проводили тесты на торможение на той самой улице. В эксперименте использовались транспортные средства с метчиками…

– Ты имеешь в виду устройства для разметки проезжей части? – переспросила Сидни.

– Да. Скорость автомобиля в обоих экспериментах определялась с помощью радара. Оба теста определили одинаковый коэффициент сцепления, f равен 0,79. Отсюда мы можем определить начальную скорость движения пешехода в точке столкновения… Не забывай, все свидетели в своих показаниях утверждают, что мистер Кодайк в момент наезда стоял лицом к автомобилю. И его скорость никак не могла превышать скорость движения фургона. Я использовал такую формулу:

Начальная скорость автомобиля равна квадратному корню из разницы между квадратом его конечной скорости и удвоенным ускорением, умноженным на дистанцию торможения. Подставить значения очень просто.

Фургон тормозил до полной остановки, следовательно, его конечную скорость можно считать равной нулю. Показатель ускорения определяется так: коэффициент сцепления умножаем на ускорение свободного падения. Как я уже говорил, мы экспериментально определили, что коэффициент торможения f равен 0,79. Допустим, ускорение свободного падения g равно тридцати двум и двум десятым фута в секунду – в американской системе измерений.

Что составляет девять и восемьдесят одну сотую метра в секунду, – спокойно подсказала Сид.

Дарвин посмотрел на нее с неподдельным интересом.

– Надо же, ты умеешь в уме пересчитывать все в метрическую систему! – восхитился он. – Тогда, может быть, оставим все эти уравнения и сразу перейдем к анимационному ролику? Ты наверняка и так понимаешь, как я все рассчитывал.

Сидни покачала головой:

– Нет. Я хочу узнать все в подробностях. Рассказывай дальше.

– Хорошо, – согласился Дар. – Поскольку автомобиль тормозил, значит, он двигался с отрицательным ускорением. Всего Дженни проехала с отрицательным ускорением сто тридцать два фута. Следовательно, нам известны все показатели, которые нужно подставить в уравнение для вычисления начальной скорости:

vi = 82 фут/сек = 55.7 миль/час

Таким образом, мы получаем скорость фургона перед началом торможения – восемьдесят два фута в секунду, что равняется почти пятидесяти шести милям в час. Скорость автомобиля, который проехал до полной остановки еще двадцать девять футов, вычисляется по той же формуле. Единственный показатель, который меняется, – это расстояние d.

vi = 38.4 фут/сек = 26 миль/час

Мы получаем скорость автомобиля в момент столкновения – тридцать восемь и восемь десятых фута в секунду, или двадцать шесть миль в час. Точно такой же была скорость мистера Кодайка после того, как его ударило фургоном. Эта зависимость справедлива в тех случаях, когда наезд совершает машина с высоким моторным отсеком, но для большинства небольших машин она неприменима.

Сидни кивнула.

– Высокая решетка радиатора плашмя ударяет о тело пешехода, близко к его центру тяжести, – сказала она. – А обычный седан или маленькая легковая машина ударяют пешехода ниже центра тяжести, – поэтому пострадавшего, как правило, выбрасывает на капот или даже на крышу машины.

– Верно, – согласился Дарвин. – Если его, конечно, не переламывает пополам. – Он снова посмотрел на уравнения, высвеченные на компьютерном мониторе. – Но поскольку Дженни ехала на арендованном фургоне и ударила стоявшего на дороге Дикки решеткой радиатора, вычисления получаются совсем простые. Нам нужно знать только среднестатистические значения коэффициента сцепления для пешехода на разных поверхностях.

Он щелкнул по клавише. На экране появилась таблица:

поверхность

трава

асфальт

бетон

значение

0,45 – 0,70

0,45 – 0,60

0,40 – 0,65

– И какая поверхность на Мальборо-авеню? – спросила Сид.

– Там асфальт, – ответил Дар и обозначил величину коэффициента сцепления для пешехода f равной 0,45. – Высота центра тяжести – h – для этого конкретного пешехода равна 2,2 фута. Мы измерили расстояние от места первого столкновения – которое определили по оставленной правой туфле и по следу трения подошвы второй туфли об асфальт – до места падения тела, которое отмечено следами крови и следами трения тела о дорогу. Это расстояние равно семидесяти двум футам. Если подставить эти значения вот в это уравнение…

dr = 15 фут

– тогда скорость, при которой мистер Кодайк начал падать – после того, как отделился от тормозящего автомобиля, – высчитывается вот так:

v = 40.6 фут/секс = 27.6 миль/час

Мы получили скорость сорок и шесть десятых фута в секунду, или двадцать семь и шесть десятых мили в час – что соответствует данным, полученным при анализе торможения автомобиля, – заключил Дарвин.

– Значит, на самом деле она сбила его на скорости около двадцати семи миль в час, а торможение начала при скорости почти пятьдесят шесть миль в час? – переспросила Сидни.

– Пятьдесят пять и семь десятых, – уточнил Дар.

– И после столкновения он пролетел спиной вперед семьдесят два фута, а потом упал на спину, головой – вперед, а ногами – к автомобилю?

– В девяноста девяти случаях из ста с пешеходами, сбитыми подобными машинами, именно это и происходит, – сказал Дарвин. – Поэтому мы с Ларри с самого начала поняли, что дело здесь нечисто, – как только увидели фотографии из полицейских протоколов.

Он пощелкал по клавиатуре, и вместо уравнений на мониторе снова появилось изображение улицы из анимационного ролика. Еще один щелчок убрал с экрана показатели освещенности, длины тормозного пути, высоты тротуара и всего остального.

Двое мужчин вышли из здания. Из-за поворота с бульвара Фонтейн вырулил фургон и, быстро набирая скорость, помчался вдоль Мальборо-авеню. Один из мужчин толкнул другого, и тот вылетел на проезжую часть улицы. Он споткнулся и почти упал, но сумел устоять на ногах – и тут в него врезался притормозивший фургон. Тело взлетело в воздух, пролетело довольно большое расстояние, упало на спину и еще какое-то время скользило по асфальту, а потом замерло. Фургон проехал дальше, снова набирая скорость, и скрылся за поворотом на следующем перекрестке, едва не задев при этом «Форд Таурус», который как раз в это время припарковывался у обочины. Водитель «Форда» вышел, склонился над лежащим на дороге мужчиной, а потом побежал на запад и скрылся за поворотом дороги – он побежал к своей приятельнице, чтобы вызвать по телефону спасателей.

– Мы обнаружили кровь, волосы и вещество мозга на правом колесе, на втулке правого колеса, на передней оси и на рессоре, – ровным голосом сообщил Дарвин.

На мониторе фургон снова появился из-за поворота с бульвара Фонтейн, притормозил перед телом, лежащим навзничь на дороге, а потом переехал человека и начал сдавать назад, проволочив за собой тело почти до середины того расстояния, которое тело пролетело после первого столкновения с машиной. Наконец тело высвободилось из-под колес и осталось лежать – головой на восток, в сторону автомобиля. А фургон продолжал сдавать назад, пока не доехал до своего собственного тормозного следа, и там остановился.

– Она решила закончить начатое, – сказала Сид.

Дарвин кивнул.

– И что сказали в суде, когда увидели эту реконструкцию событий? – спросила главный следователь.

Дар улыбнулся.

– Не было никакого суда. И расследования не было. Я показал этот ролик только детективу Вентуре и ребятам из отдела расследования транспортных происшествий, но никто из них особенно не заинтересовался. К тому времени Дональд и Дженни уже отказались от иска против домовладельца – полагаю, в основном из-за того, что я опроверг их обвинения результатами измерения освещенности. А с владельцами фирмы, которая сдавала напрокат фургон, они сговорились на откупном в пятнадцать тысяч долларов.

Сидни поерзала в кресле и непонимающе уставилась на Дарвина.

– Ты предоставил неопровержимые доказательства того, что эти двое убили Ричарда Кодайка, и в полицейском управлении не обратили на это внимания?

– Они сказали, что это всего лишь еще одно обычное убийство. Или, как выразился многоуважаемый детектив Вентура, «типичный случай гомицида», – объяснил Дарвин.

– Я всегда подозревала, что Вентура – редкостная задница, – поморщилась Сидни. – Теперь я знаю это наверняка.

Дар кивнул, пожевал губу и посмотрел на анимационную реконструкцию происшествия, которая снова прокручивалась на экране. Машина сбила человека, он взлетел в воздух, упал, фургон проехал мимо, вернулся, снова переехал человека, раздавив ему голову, потом проволок тело обратно, ближе к выходу из здания, и остановился. Ролик начал повторяться с самого начала – двое безликих мужчин выходят из хорошо освещенной парадной двери дома…

– Клиенты Ларри из прокатной конторы были просто счастливы отделаться пятнадцатью тысячами, – начал Дарвин.

– Постой, – оборвала его Сид. – Погоди-ка.

Она расстегнула свою огромную кожаную сумку, вытащила ноутбук «Эппл-Пауэр» и положила его рядом с дарвиновским IBM. Дар окинул Сидни подозрительным взглядом, каким обычно в семнадцатом веке ревностный католик одаривал протестанта. Пользователи «Эппла» и пользователи IBM редко находят общий язык.

Сид включила свой компьютер.

– Дженни Смайли, – пробормотала она. – Дональд Борден. Ричард Кодайк. Эти имена мне что-то отдаленно напоминают…

По экрану ноутбука поплыли колонки директорий. Сидни включила «поиск».

– Ага-а, – протянула она, снова пробежалась пальцами по клавиатуре, впилась взглядом в экран и повторила: – Ага!

– Мне нравится это «Ага!», – улыбнулся Дар. – Что там?

– Вы с Лоуренсом узнавали подноготную этих троих… любовников? – спросила Сид.

– Естественно, – кивнул он. – Насколько смогли, не наступая на пятки детективу Вентуре. В конце концов, это было его расследование. Мы обнаружили, что у жертвы, мистера Ричарда Кодайка, имелось еще три адреса, не считая того, которой был указан в его водительском удостоверении. Все в Калифорнии. Один – в восточном Лос-Анджелесе, второй – в Энсинатас, третий – в Поуэе. Проверив номер его социального обеспечения, мы узнали, что он числится работником «Калифорнийской страховой медицины», адрес которой нигде не был обозначен. Проверив старую телефонную книгу, Труди нашла, что «Калифорнийская страховая медицина» находилась в Поуэе, но в данное время прекратила свое существование. Все сведения о ней были изъяты из городских архивов. Тогда мы связались с почтовым отделением Поуэя и обнаружили, что адрес Кодайка сходится с адресом этой клиники – абонентский ящик номер 616840. Мы посоветовали отделу расследования транспортных происшествий и детективу Вентуре проверить по спискам «Фиктивных компаний Лос-Анджелеса и Сан-Диего» все данные, связанные с именем потерпевшего и «Калифорнийской страховой медицины». Они отмахнулись от нашего предложения.

Сидни усмехнулась, не отрываясь от экрана.

– Помнишь красные флажки у меня на карте?

– Случаи наезда со смертельным исходом? Да, и что?

– «Калифорнийская страховая медицина» имела отношение к шести несчастным случаям. Доктор по имени Ричард Карнак выступал свидетелем на суде.

– Ты полагаешь, что Ричард Карнак и Дикки Кодайк – одно и то же лицо?

– А что тут гадать? – отозвалась Сидни. – У тебя есть его фото? Прижизненное, конечно.

Дарвин просмотрел названия файлов и вывел на экран паспортную фотографию обычного образца, подписанную «Кодайк, Ричард Р.». Сид застучала по клавиатуре, и третью часть экрана ее ноутбука заполнило черно-белое фото.

На снимках, без сомнения, был изображен один человек.

– А Дональд Борден есть? – спросил Дар.

– Он же Даррел Боргес, он же Дон Блейк, – сказала Сидни, вызывая на экран фотографию и паспортные данные второго мужчины. – За ним числится пять приводов в полицию за мошенничество и три за разбойное нападение и оскорбление действием.

Она посмотрела на Дарвина сияющим взглядом.

– До двадцати восьми лет мистер Боргес состоял членом бандитской группировки в восточной части Лос-Анджелеса, а потом стал работать на одного адвоката – некоего Джорджа Мерфи Эспозито!

– Черт! – радостно выдохнул Дар. – А Дженни Смайли? Наверняка это не настоящее имя.

– Имя-то настоящее, – кивнула Сидни, просматривая данные на экране. – А вот фамилия другая. Семь лет назад она вышла замуж и взяла фамилию мужа.

– Дженни Боргес? – догадался Дар.

– Si, – широко улыбнулась Сидни. – А Смайли – ее фамилия от первого брака… довольно недолгого. Мистер Кен Смайли скончался в результате несчастного случая семь лет назад. Знаешь, какая у нее девичья фамилия?

Дарвин с минуту выжидающе смотрел на Сид.

– Дженни Эспозито, – наконец сообщила главный следователь. – Она сестра нашего шустрого адвоката.

Дар повернулся к своему монитору, на экране которого фургон продолжал сбивать пешехода, уноситься в темноту, возвращаться, переезжать голову несчастного… и снова, с самого начала.

– Они знали, что я знаю, – пробормотал он. – И почему-то решили, что я представляю для них угрозу.

– Это же убийство, – сказала Сид.

Дар покачал головой:

– Полицейское управление дело закрыло, прокатная контора откупилась, Донни и Дженни уехали в Сан-Франциско. Все остались при своем. Здесь что-то еще.

– Что бы там ни было, – заметила Сидни, – все указывает на нашего адвоката Эспозито. Но тут есть кое-что поинтересней.

Она снова защелкала по клавиатуре.

Дарвин заметил, как на экране возник и пропал символ ФБР. Тут же высветилось «Введите пароль». Сид набрала что-то на клавишах, в рамке появилась цепочка звездочек, а потом замелькали директории и столбики файлов.

– У тебя есть доступ к банку данных ФБР? – поразился Дар.

Даже бывшие спецагенты не удостаивались такой привилегии.

– Официально я работаю на Национальное бюро по расследованию страховых преступлений, – ответила Сидни. – Помнишь Жанетт на собрании у Говнюка? Это ее группа. В 1992 году оно отделилось от Агентства по предотвращению преступлений в области страхования. В качестве поддержки ФБР передало в его распоряжение свою базу данных.

– Наверняка это не раз вас выручало, – заметил Дарвин.

– Например, сейчас, – ответила Сид, указывая на фотографию Дикки Кодайка и его отпечатки пальцев. Ниже стояла подпись: «Ричард Карнак, настоящее паспортное имя – Ричард Трейс».

– Ричард Трейс? – переспросил Дар.

– Сын Далласа Трейса, – сказала Сидни, снова принимаясь стучать по клавиатуре.

Дарвин растерянно заморгал.

– Далласа Трейса? Знаменитого адвоката, рубахи-парня? У него еще был жилет из оленьей шкуры, галстук-боло и длинные патлы. И он вел это дурацкое шоу про юристов на CNN. Это тот же самый Трейс?

– Тот самый, – кивнула Сид. – Самый известный и всеми любимый адвокат, второй после Джонни Кокрана.

– Твою мать, – пробормотал Дарвин. – Даллас Трейс – самодовольный, напыщенный циник. Он выигрывает процессы с помощью тех же трюков, что и Кокран в деле Оу-Джея Симпсона. А еще он написал книгу – «Как убедить кого угодно в чем угодно»… Осталось только убедить меня прочитать эту гадость!

– Тем не менее, – заметила Сидни, – в этом деле Кодайка – Бордена – Смайли именно его сына Ричарда сбили, а потом переехали… одним словом, убили.

– С этого и следует начинать, – сказал Дарвин.

– Мы уже начали, – возразила Сид. – Покушение на твою жизнь и мое расследование борьбы мошеннических группировок – две ниточки одного и того же дела. В понедельник займемся этим вплотную.

– Только в понедельник? – изумился Дар. – Так сегодня только суббота!

– У меня уже семь месяцев не было ни одного приличного выходного! – огрызнулась Сид, злобно сверкая глазами. – Я хочу отдохнуть хотя бы один день и нормально выспаться в этом пастушьем фургоне хотя бы одну ночь, прежде чем браться за дела!

Дар поднял руки вверх.

– Я уже не помню, когда мне давали отдохнуть хотя бы утром в воскресенье.

– Значит, договорились? – спросила она.

– Договорились, – согласился Дарвин, протягивая руку для пожатия.

Сидни обхватила его голову руками, притянула к себе и поцеловала в губы – крепко, медленно и со вкусом.

Затем встала и пошла к двери.

– Я собираюсь вздремнуть, но, когда встану, к вечеру, непременно захочу жареного мяса.

Дарвин проследил за ней взглядом, раздумывая, следует ли пойти за ней или дать себе пинка под зад. А потом встал и поехал в город, чтобы купить мяса и свежего пива.

ГЛАВА 10
К – КРАН

Усевшись в кабину «Соло L-33», Дарвин туго затянул ремень на поясе и подтянул ременные лямки на плечах. Он устроился поудобнее и подвигал туда-сюда педалями, проверяя управление рулем направления. Кен прокатил самолет-буксир немного вперед, а его брат Стив тем временем следил, чтобы двухсотфутовый буксировочный трос не запутался и не провис слишком сильно. Кен остановил самолет. Стив повернулся к Дару, сидевшему в кабине планера, и, выставив большой и указательный пальцы, сделал круговое движение рукой – этим знаком он велел Дарвину проверить приборы. Дар быстро проверил приборы и показал Стиву большой палец – мол, все готово.

Стив повернулся к своему брату, сидевшему в кабине одноместной «Сессны», и провел рукой слева направо. Кен еще немного проехал вперед – буксировочный трос натянулся. Кен оглянулся назад, Стив снова посмотрел на Дарвина. Дар кивнул. Его правая рука удобно лежала на рукоятке, левая – на колене. Он был готов в любое мгновение нажать на рычаг отсоединения буксировочного крюка – если вдруг случится что-нибудь непредвиденное.

Самолет-буксир начал разгон, и планер дернулся и покатился за ним – сначала по траве, потом по асфальтовой дорожке.

Пока планер разгонялся до взлетной скорости, Дар еще раз проверил все по порядку: А,Р,Р,П,Т,Н – альтиметр, ремни, рычаги управления, парашют, трос, направление. Все в порядке. Дар немного поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

Кроме поясного ремня и обычных ремней безопасности, на плечах у Дарвина были еще и лямки парашюта модели SPCC-305. Этот парашют в сложенном виде представляет собой цельную подушку, которая размещается в жестком сиденье кресла. Конструкция парашюта предусматривает и специальные надувные пузыри, которые образовывают мягкую прокладку между спиной пилота и узкой, неудобной спинкой сиденья. В общем, с таким парашютом утилитарное, жесткое сиденье планера превращается в довольно уютное кресло. Большинство знакомых Дарвину пилотов-любителей, летавших на планерах, не пользовались парашютами. Но двое из них уже погибли как раз из-за того, что у них не было парашюта. Один – при глупейшем столкновении в воздухе над горой Паломар, в нескольких милях к северу отсюда. A второй – при совершенно невероятной поломке высококлассного планера, во время исполнения фигур высшего пилотажа – у планера внезапно отвалилась левая плоскость крыла.

Дар высоко ценил и удобство, которое обеспечивало кресло-парашют, и гарантию безопасности на случай аварии в воздухе.

Планер, как обычно, оторвался от земли раньше, чем самолет-буксир. Дар твердо удерживал его на высоте шести футов от дорожки, пока Кен продолжал разгон. Проехав несколько сот футов, «Сессна» поднялась в воздух. Дар искусно перевел планер в позицию высокого буксирования – так, чтобы лететь примерно на одной высоте с маленькой «Сессной» и точно за ней. Формально Дар использовал обычный для полетов в горной местности прием – чтобы расположить планер в правильную позицию относительно самолета-буксира, пилот планера должен был видеть хвост буксира посредине колпака своей кабины, как раз над приборной панелью. Но на самом деле Дарвин, как опытный пилот, просто представлял себе, в каком положении относительно буксира должен идти планер, и придерживался этой позиции. Этот трюк мог выполнить только тот, кто обладал определенной интуицией и достаточным опытом пилотирования планеров. Совершив вместе с Кеном несколько сотен взлетов, Дарвин приобрел и то и другое.

Этим утром погода была прекрасная – отличная видимость, легкий, не больше трех узлов, западный ветер. От подножия гор, окружавших долину с длинной лентой взлетно-посадочной полосы, красивыми струйками поднимались вверх потоки горячего воздуха. Но когда «Сессна» и планер поднялись на высоту в тысячу футов, Дар заметил далеко на западе надвигающийся штормовой фронт. Вскоре шторм достигнет побережья, и погода испортится – значит, сегодня удастся полетать всего несколько часов.

Самолет и планер быстро набирали высоту. «Сессна» повернула к северу, потом к западу. Продолжая подниматься, они вновь вернулись на прежний курс – на северо-восток, к горе Паломар, носом к ветру. На заранее оговоренной высоте в две тысячи футов Дар туго натянул буксирный трос – чтобы Кен почувствовал, когда планер отцепится от буксира. Потом Дар дважды дернул за рычаг спускового механизма, увидел и почувствовал, как освободился буксирный трос, и заложил вираж вправо и вверх, а Кен круто пошел на снижение, выворачивая «Сессну» влево.

Теперь «L-33» был предоставлен самому себе. Планер парил в потоках теплого воздуха, поднимавшихся над крутыми склонами горного кряжа на севере от летного поля. Дарвин сидел, откинувшись на спинку кресла-парашюта, и наслаждался тишиной, которую нарушал только монотонный, убаюкивающий свист ветра, обтекавшего металлические крылья и фюзеляж «L-33».

В это воскресное утро Дар проснулся рано, приготовил кофе, выставил на стол хлопья, рогалики и написал записку для Сид. Он уже готовился выходить из дома, когда на пороге появилась Сидни собственной персоной. На ней были привычные джинсы, красная рубашка и жилетка цвета хаки с множеством кармашков. На поясе, под жилетом, угадывалась кобура с пистолетом.

– Я гуляла, – сообщила она. – Собираешься удрать от меня?

– Угадала, – кивнул Дарвин и объяснил, куда он отправляется.

– Я с удовольствием поеду с тобой.

Дарвин замялся.

– Стоять на поле и следить за планером довольно скучно, – сказал он. – Лучше останься здесь, погуляй или почитай воскресную газету… Я могу съездить в город и купить. Возле почты есть газетный автомат…

– A мне можно полетать с тобой? – спросила Сид.

– Нет, – ответил Дар. Этот краткий отказ прозвучал резче, чем ему хотелось бы. – У меня одноместный планер.

– И все равно я лучше посмотрю, как ты летаешь, – стояла на своем она. – Не забывай, я не просто приехала к тебе в гости на выходные, я твой телохранитель.

Они наполнили термосы горячим кофе, прихватили с собой рогалики и покатили через городок Джулиан к 78-му шоссе. Дорога вилась по дну каньона. Свернув сперва на север, потом на запад, они наконец добрались до широкой долины у Уорнер-Спрингс.

Сидни поразилась, увидев, каким маленьким был этот планер.

– Здесь же ничего нет, кроме кабины, брюха, крыльев и хвоста, – сказала она Дарвину, который в это время распускал стояночные тросы.

– A планеру больше ничего и не нужно, – ответил он.

– Мне казалось, что такая штука называется глайдером, – заметила Сид.

– Так тоже можно.

Сидни придерживала одно крыло, пока он поднимал хвост планера, а потом они вместе вытолкали красно-белый аппарат из ангара на полевой аэродром, поросший невысокой зеленой травой. Кен на своей «Сессне» то взлетал вверх, буксируя очередной планер, то спускался вниз, чтобы помочь подняться следующему.

– Легкий, – сказала Сид, покачав крыло машины вверх-вниз, – но он из металла. Я думала, что глайдеры делают из дерева или чего-то в этом роде, как старинные бипланы.

– Это «Соло L-33», – сказал Дар. – Он спроектирован конструктором Марианом Мечиаром и построен на заводе «Лет» в Чешской республике. Планер сделан почти целиком из алюминия, только в хвостовой части, где руль, используется ткань. Без пилота и груза он весит всего четыреста семьдесят восемь фунтов.

– Значит, чехи делают хорошие глайдеры… то есть планеры? – спросила Сидни, пока Дар открывал кабину и пристраивал на место кресло-парашют.

– Этот они сделали хорошо, – сказал Дарвин. – Я открутил с него родные обтекатели – они только ухудшали летные качества. A еще в этой модели не предусмотрен сигнал, предупреждающий о снижении скорости. Но для достаточно опытного пилота это очень хорошая машинка.

– A ты давно летаешь на планерах? – поинтересовалась Сидни.

– Около одиннадцати лет, – ответил Дар. – Я начинал летать в Колорадо, а когда переехал сюда, купил вот этот планер, подержанный.

Сид открыла рот, но заговорила не сразу – замялась на несколько секунд, потом спросила:

– A сколько стоит такой вот планер… если, конечно, не секрет?

Дарвин улыбнулся.

– Стоит он примерно двадцать пять тысяч долларов. Но ты ведь хотела спросить о другом, верно? О чем?

Сидни помолчала немного и сказала:

– Я знаю, что ты не летаешь самолетами. И я думала, ты не любишь летать…

Дар начал осматривать планер перед вылетом. Он вздохнул и сказал, не глядя на главного следователя:

– Нет, летать я очень люблю. Скажем так, я не люблю быть пассажиром в самолетах.

Дарвин развернулся против ветра и скользнул над склонами горы Паломар. На востоке виднелся пик Бьюти. Его вершина поднималась на высоту в пять с половиной тысяч футов. A дальше к юго-востоку возвышался одинокий пик Торо, он был на несколько сотен футов выше пика Бьюти. Но Дарвин не любовался красотами горного пейзажа – он выискивал поднимающиеся вверх потоки горячего воздуха.

На «L-33», как и на большинстве других планеров, было очень мало приборов и механизмов управления полетом. В распоряжении пилота была ручка управления и педали, короткая рукоятка интерцептора, рычаг управления воздушными тормозами, еще одна рукоятка для того, чтобы выпускать и убирать шасси, большой шарообразный рычаг для освобождения буксировочного троса и маленькая приборная панель – с альтиметром, вариометром и индикатором скорости. В таких маленьких планерах не было радио и электронных навигационных приборов. Для определения воздушного потока Дарвин чаще всего использовал самодельный прибор – кусок цветного шнурка, приделанный к фюзеляжу прямо перед пилотской кабиной. Благодаря этому шнурку и привычке различать на слух свист ветра в крыльях и фюзеляже Дарвин определял скорость ветра точнее всяких приборов. По собственному опыту Дар знал, что датчик скорости ветра и самого планера, расположенный на носовой части фюзеляжа, дает более-менее правильные показания. Но два таких же датчика, расположенные в хвостовой части планера, показывали скорость примерно на шесть процентов выше настоящей. Поскольку Дарвин знал об этой неточности, она не грозила ему никакими неприятностями. Счет в уме никогда не вызывал у него особых затруднений. Кроме того, цветной шнурок еще ни разу не подвел Дара.

Дарвин вертел головой, высматривая другие планеры и самолеты. Их было очень мало, и все – далеко на востоке. От обращенных к востоку горных склонов, от разогретых солнцем камней и даже от черепичных крыш нескольких домов поднимались потоки горячего воздуха. На высоте около двух тысяч футов, ближе к горе Паломар, на мощном восходящем потоке парил, неспешно описывая круги, большой ястреб. На востоке вдоль горного кряжа клубились легкие облака, а на западе, на склонах Паломара, облака лежали толстым сплошным ковром, частично скрывая вершину горы.

Дальше к западу небо было совсем темным от массивного скопления кучевых облаков – к побережью приближался шторм. Надвигающийся шторм не слишком обеспокоил Дарвина. Он будет спокойно описывать круги на своем планере в теплых восходящих потоках, на безопасной высоте в восемь тысяч футов, то снижаясь, то вновь поднимаясь над горными склонами с подветренной стороны больших утесов. Такая техника полета называлась «скольжение по волнам» и требовала чуть больше опыта и практических навыков, чем простое парение в восходящих потоках.

Дарвин пролетел над склонами, отыскал самый мощный восходящий поток, поднимавшийся над разогретыми солнцем камнями, и на нем взлетел повыше – а потом скользнул к востоку, на подветренную сторону горных склонов, чтобы пролететь между вершинами нижних утесов, а потом вернуться обратно и снова поймать восходящий поток. В восходящих потоках теплого воздуха на восточном склоне можно было подняться вверх с высоты в тысячу или две тысячи футов, а то и меньше. Всякий раз, когда Дарвин поворачивал «L-33» вправо и вверх, высокие дугласовы пихты и огромные кедры, которые росли на этих склонах, казалось, были совсем рядом. Вариометр показывал скорость подъема – примерно один фут в минуту.

Проскользнув над одним из таких утесов, Дар оглянулся через плечо и увидел трех оленей, бесшумно убегавших в лес. Единственным звуком во вселенной был мягкий, убаюкивающий шелест ветра вокруг кабины и алюминиевого фюзеляжа. Утреннее солнце припекало все сильнее, в кабине стало жарко. Дарвин открыл маленькие панельки по бокам плексигласового фонаря кабины и почувствовал кожей те самые теплые потоки, на которых поднимался его планер. Одновременно он ощутил, как изменился из-за этого характер воздушных потоков, обтекавших кабину.

Дар проскочил над последним из мелких обрывистых утесов – дальше начинались серьезные, большие горы. К ним нужно было подходить обязательно с подветренной стороны, на хорошей скорости и с порядочным запасом высоты. И все время надо быть готовым резко уйти в вираж, развернуться и уйти в сторону – если нисходящие потоки окажутся слишком сильными, чтобы с ними совладать. Но Дарвин каждый раз благополучно проскальзывал над очередным утесом – иногда на высоте всего в тридцать или сорок футов от гребня утеса или верхушек деревьев, – а потом сразу же начинал набирать высоту для захода на следующий утес. В конце концов он оказался на западном краю вереницы утесов, на высоте примерно шести тысяч футов над уровнем долины. Дар приближался к горе Паломар, борясь с сильным боковым ветром, который сносил «L-33» в сторону и подготавливал волнообразный заход на гору. Очень кстати пришлись «линзы» – небольшие облачка, напоминающие по форме «летающие тарелки» или увеличительные стекла. Маленькие «линзы» опускались или поднимались кверху вместе с потоками воздуха, и по расположению этих облаков можно было легко определить самое лучшее место для подъема – там «линз» было очень много, и в целом картинка напоминала стопку тарелок на посудной полке.