Текст книги "Мистер Монстр"

Глава 8

Труп второй женщины обнаружили в субботу – он лежал в канаве у Двенадцатого шоссе. Его покрывали такие же мелкие раны, как и предыдущий. На этом же месте, всего в десяти футах, была найдена вторая жертва Клейтонского убийцы. Стало очевидно, что мы имеем дело еще с одним серийным убийцей, и не менее очевидно, что он пытался что-то сообщить. Но что? Может, он говорил: «Я такой же»? Или: «Я другой»? Может, он говорил, что хочет быть таким же, как первый убийца, а может, что уже стал таким? Более всего меня волновало, к кому он обращается. К полиции? К обществу? Или его послание адресовалось единственному другому убийце в городе?

Может, он говорил со мной?

Я должен был увидеть тело вблизи, увидеть, что он стремится сказать мне, если это действительно так. Что-то простое, вроде: «Я здесь» – или угрожающее, например: «Я знаю, что ты сделал, и пришел за тобой». Если бы я только мог осмотреть тело, то знал бы, что искать: следы когтей, отсутствие органов, рваные раны, которые указывали бы на знакомство с предыдущими преступлениями. О том, где обнаружили первое тело, несколько дней говорили в новостях, и любой, у кого есть Интернет, запросто выяснил бы это и оставил второе тело практически на месте первого, однако почерк Клейтонского убийцы так и не стал достоянием общественности. Если бы что-то совпало, я бы точно понял, что убийства связаны между собой.

К сожалению, полиция, видимо, не собиралась освещать подробности преступления, оставалось надеяться на бальзамирование, если только тело отдадут нам. Я прождал всю субботу, уговаривая себя потерпеть, но к обеду воскресенья мне стало невмоготу. Я нуждался в любой информации о теле и не мог просто сидеть и ждать, пока его не увезут куда-нибудь, как предыдущее. Единственной моей надеждой был агент Форман: он говорил со мной о прошлой убитой, если повезет, надумает поговорить и об этой. Попробовать стоило, только осторожно, чтобы не показаться слишком заинтересованным. Я не должен выдать себя. Требовался предлог. Только какой?

Воспоминание. Он просил связаться с ним, если я вспомню что-нибудь о той ночи, когда умер Неблин. Тогда я проигнорировал его, потому что не хотел делиться тем, что знал, но теперь просьба Формана давала мне идеальный предлог явиться к нему. Мне только нужно было воспоминание, либо реальное, либо очень правдоподобное. Я принялся перебирать воспоминания той ночи, анализируя каждую частичку информации и сравнивая подлинные воспоминания с тем, что уже ему рассказал.

Я попал в дом Кроули, открыв украденным ключом подвальную дверь, но потом я запер ее, и никто об этом не знал. Я мог бы направить полицию туда, но любая улика, которую они найдут, укажет на меня. Я отказался от этой идеи и стал думать дальше.

После убийств той ночью я разбил и спрятал все три сотовых телефона: мистера Кроули, миссис Кроули и доктора Неблина. Если бы я случайно «нашел» осколок телефона Кроули… но и тут возникнут проблемы. Никто, кроме меня и полиции, не знал, что телефоны – ключевой вопрос расследования. Даже мама не знала. Если бы телефоны всплыли, это выглядело бы слишком подозрительно.

Что я мог сделать? Что сказать? Я довольно неопределенно описал убийцу: крупная темная фигура – такой словесный портрет не подходил ни мистеру Кроули, ни демону. Я подробно описал, как прятал тело доктора Неблина за сараем Кроули, надеясь, что убийца меня не найдет. Я описал звук, который издавал убийца, какой-то сдавленный рев, – на этот звук мама вышла меня искать. Все, о чем я не боялся говорить, они уже знали. Прочее выдавало во мне лжеца или преступника.

Значит, требовалось отыскать новые подробности в той информации, которую они от меня уже получили. Если я мог без опаски описывать им преступника, которого видел из окна спальни, то почему бы мне не вспомнить какую-нибудь деталь, например покрой его куртки. За деталями я полез в Интернет и стал просматривать каталоги мужской одежды. Наконец я нашел подходящую: добротная, типа фермерской, угловатая куртка из прочной ткани. На крупной темной фигуре она выглядела бы внушительно, к тому же из-за отсутствия вставок или, скажем, капюшона она ничем особенным не выделялась, и то, что я вспомнил о ней только сейчас, не должно было вызвать подозрений.

Оставалось сообщить Форману. Ждать я уже не мог, поэтому сел в машину и поехал в полицию.

– Привет, Джон, – сказала секретарша Стефани.

С января я сделался тут частым гостем, и она, как и многие полицейские, успела со мной познакомиться. Я о ней почти ничего не знал и вообще старался не приглядываться. Она была очень привлекательна, а мои правила, запрещавшие смотреть на женщин, распространялись не только на девчонок в школе.

– Привет. Форман у себя?

– У себя, – ответила она.

Говорила она медленнее обычного и проглатывала окончания слов. Видимо, устала от безумного напряжения этого уикэнда; обычно по воскресеньям она не бывала в участке, но свежее убийство наверняка подкинуло ей немало работы.

– Он очень занят. Хочешь с ним поговорить?

– Хочу. Он просил связаться, если я вспомню что-нибудь о Клейтонском убийце, и я вспомнил. Я знаю, у вас много дел, но он говорил прийти, как только появятся новости.

– Да, конечно, – откликнулась Стефани. – Распишись.

Краем глаза я видел, как она сняла трубку и прижала к уху плечом. Одной рукой она набирала номер, другой тем временем сделала несколько кликов мышкой.

– Добрый день, агент Форман. Тут Джон Кливер хочет вас видеть.

Пауза.

– Он говорит, вы просили его прийти. Он, кажется, вспомнил что-то важное.

Она посмотрела на меня, и я кивнул.

– Спасибо, я его впущу.

Стефани повесила трубку и показала на дверь:

– У него всего несколько минут, но можешь войти.

Я кивнул и направился в его кабинет в старом конференц-зале, примыкающем к коридору. Когда я перешагнул порог, Форман метнул в меня взгляд и снова опустил глаза на кипу бумаг. Стол, как и всегда, был завален папками.

– Садись, Джон, – сказал он. – Так что же, ты вспомнил что-то новенькое?

– Да, – ответил я, садясь в конце стола. – Я знаю, вы заняты, но вас вроде сильно интересовало, если я вспомню что-нибудь, вот я и решил, что лучше зайти.

Форман поднял взгляд и секунду смотрел на меня, чуть наклонив голову.

– Да, меня интересовало, – признал он после небольшой паузы. – Очень интересовало. Я даже собирался позвонить тебе вчера, но нашли новое тело, и все пошло наперекосяк.

– Собирались мне позвонить?

– В нашем расследовании открылось новое направление, но теперь это подождет. Что ты хотел мне сообщить?

– Новое направление в расследовании?

Я пока не хотел раскрывать карты – вдруг моя информация покажется ему несущественной и он выставит меня за дверь; лучше уж я сначала попытаюсь выудить у него как можно больше сведений.

– Да, – кивнул он, – еще до того, как нашли вторую жертву. Под конец недели у нас появились две надежные ниточки. Можно сказать, неделя удалась, только не говори этого в присутствии родственников убитых.

– Значит, вы уже опознали жертву?

Он улыбнулся:

– Просто дурная шутка. Спасибо, что не указал мне на это.

Он помолчал, словно в ожидании моих слов. Я решил, что самый легкий способ не вызвать подозрений – это задавать очевидные вопросы.

– Из-за того, где было найдено тело, все говорят, что вернулся Клейтонский убийца. Вы думаете, это он?

– Нет, – сказал он, не сводя с меня глаз. – Но я почти не сомневаюсь, что это кто-то, имеющий отношение к прошлым убийствам. Может, не сам Клейтонский убийца, но кто-то, знавший его. Тот, кто работал с ним.

– У серийных убийц редко бывают сообщники.

– Редко, – согласился он. – Но случается. Между ними не обязательно устанавливаются близкие или даже просто хорошие отношения. Они могут быть конкурентами. Соперниками. Вероятно, новый убийца показывает прежнему, как на самом деле стоило все провернуть.

Я уже заготовил новый вопрос, но Форман оборвал меня:

– Ну, хватит болтать. Что у тебя?

Я выложил ему все в надежде, что плавная беседа выведет его чуть позднее на новую жертву.

– Куртка убийцы. На нем была просторная куртка, как у фермера. Цвета я не помню, стояла ночь, но я узнал ее по силуэту.

Настоящий убийца, мистер Кроули, носил другую куртку, но я пытался не помочь следствию, а завоевать доверие Формана.

– Любопытно, – заметил он. – И что же пробудило в тебе это воспоминание, позволь спросить?

Я подготовился к этому вопросу:

– Смотрел рекламу – какие-то люди посреди лета пели рождественские гимны в таких вот тяжелых куртках. Не помню, что за реклама: телефонов, или машин, или еще чего-то, но, как только я зацепился взглядом за куртку, у меня в голове что-то вспыхнуло и я сразу сообразил, где видел ее раньше.

– Интересно, – протянул Форман. – Ты хочешь сказать, тот тип из рекламы и есть Клейтонский убийца?

«Что?»

– Нет, конечно. Таких курток, наверное, миллион. Я этого не говорил. Но вы спросили, чем вызвано воспоминание, и я ответил.

Я забеспокоился, – возможно, Форман не воспринимает меня всерьез. Почему? Неужели я сказал что-то такое, чем выдал себя, и он понял, что я лгу?

– Да-да, – пробормотал он. – Я понимаю. Просто у меня сегодня странное настроение. Не выспался. Забудь.

Он повернулся в кресле и взял тонкую папку с низкого столика за спиной:

– Мы с радостью воспользуемся твоей информацией, но сначала, я подумал, может, у тебя есть минутка, чтобы обсудить другой момент?

Он обернулся ко мне, держа в руке папку. Я осторожно кивнул:

– Вы говорите о новом направлении в расследовании?

– Именно. Понимаешь, мы изучили истории болезни людей, которые обращались к доктору Неблину.

Он сказал это равнодушно и как-то буднично, но меня словно кувалдой ударили. Доктор Неблин поставил мне диагноз «кондуктивное расстройство», и в мире об этом знали только три человека, включая его самого. Если полиция добралась до записей доктора, то врачебная тайна, за которой я прятался несколько месяцев, только что испарилась. Могу представить себе удивление Формана, когда он обнаружил, что ключевой свидетель по делу – социопат.

– Там много интересного, – заметил Форман, аккуратно открывая папку. – Мне просто не терпится поскорее со всем разобраться.

– Я даже удивлен, что вам понадобилось столько времени, чтобы выяснить это, – сказал я, стараясь говорить небрежно.

Форман кивнул:

– И какую часть ты собирался нам сообщить?

– Только ту, которая имеет отношение к делу.

– И сколько же это?

– Нисколько.

Форман снова кивнул:

– Доктора Неблина нашли мертвым через дорогу от твоего дома. На тебе была его кровь, хотя ты утверждаешь, что пытался спасти доктора от Клейтонского убийцы. Все это вполне правдоподобно, особенно учитывая, что именно ты и вызвал полицию. Но это… – Он постучал по папке, – меняет все.

– Теперь, когда известно, что я социопат, я неожиданно превращаюсь в подозреваемого? Не является ли это дискриминацией по признаку заболевания?

Форман улыбнулся:

– Да, доктор Неблин предполагал, что у тебя могут проявляться социопатические наклонности, но это не главное. Он указал на важные перемены в твоем поведении после того, как осенью в городе начались убийства. Отчасти их можно трактовать как свойственные человеку, который из потенциального убийцы становится действующим.

Мне тут же захотелось возразить, что я не убийца, но я сдержался. Если я начну оправдываться, буду выглядеть виноватым. Возможно, лучше сразу взять шутливый тон.

– Вы меня поймали. Я убил доктора Неблина. Топором. Предварительно смазав его ядом.

– Очень остроумно, – без улыбки ответил Форман. – Но тебя никто не обвиняет в убийстве доктора Неблина.

– Большинство людей не пользуются ядами, – продолжал я, словно не слыша его, – так как считается, что здоровый топор – и без того эффективное средство. И они правы, но, по-моему, лишены чувства стиля.

Форман развел руками:

– Что ты делаешь?

– Признаюсь в преступлении. Вы ведь этого хотите?

– Доктор Неблин не был убит топором.

– Значит, я не зря смазал его ядом.

Форман смотрел на меня, словно пытался разглядеть что-то… или прислушивался к чему-то, что мог услышать он один.

– У тебя никогда не возникало желания убить кого-нибудь? – спросил он несколько секунд спустя.

– Если желание убить вдруг стало преступлением, вам придется арестовать бо́льшую часть жителей округа. Они, кстати, чуть не линчевали одного из подозреваемых.

– Я присутствовал при этом, – кивнул он, и в его глазах появилось странное выражение. – Люди в толпе думают и чувствуют иначе, буквально сходят с ума. Но твой случай иной, и я думаю, ты с этим согласишься.

– Я никого не убивал, – сказал я, стараясь говорить как можно небрежнее, будто я не оправдываюсь, а объясняю смысл анекдота. – В таком случае было бы глупо с моей стороны звонить в полицию.

Я еще не успел закончить фразу, как понял, что аргумент неважный, – серийные убийцы часто втягивались в расследование собственных преступлений. Эдмунд Кемпер, например, добровольно явился в участок и подружился с большинством копов, которые вели его дело. Я ждал, что Форман поймает меня на этом.

– Больше всего меня поражает то, что я не заметил этого раньше, – сказал он так, словно разговаривал с самим собой.

Он наморщил лоб и прикусил губу. Обычно это означает, что человек в недоумении.

– Я же профессионал, распознавать социопатов – моя работа. Как тебе удалось скрыть это от меня?

«Благодаря моим правилам, – подумал я. – Я не хочу быть убийцей, поэтому разработал систему правил, чтобы казаться нормальным».

Нормальным с виду. А внутри меня мистер Монстр только и ждет, когда я совершу ошибку. И похоже, ждет не только он, но и Форман.

– На самом деле я не социопат, – сказал я, прячась за определение. – У меня кондуктивное расстройство, а это не одно и то же. Люди моего возраста почти никогда не становятся убийцами.

– Почти, – отметил он.

– Я занимался с психотерапевтом, чтобы этого не случилось. Я придерживаюсь строгих правил и избегаю искушений. Я совершенно откровенно рассказал о моем участии в деле и посвятил вас во все, что мне известно. Я стараюсь быть хорошим парнем, так что не поворачивайте это против меня.

Форман некоторое время рассматривал мое лицо, гораздо дольше, чем я ожидал, потом схватил пачку листков для заметок и принялся что-то записывать.

– Спасибо за наводку по поводу куртки, – сказал он, оторвал бумажку от стопки и протянул мне.

На ней был телефонный номер.

– Если вспомнишь что-нибудь еще, можешь не приезжать, просто позвони.

Он выставлял меня за дверь, а я так ничего и не узнал о новом теле. Я хотел задать еще вопрос, но это было слишком опасно – он меня отпускал, ничего не спрашивая, а это означало, что я, возможно, убедил его в своей невиновности. Не следовало вызывать у него подозрений повышенным интересом к трупу.

Я взял бумажку, кивнул и вышел.

– Как ты мог?! – кричала мама, меряя шагами гостиную.

Я сидел на диване, желая оказаться сейчас в любом другом месте.

– После всех наших усилий, после всех правил, после психотерапии и того, что мы делаем, чтобы помочь тебе стать нормальным, агент Форман считает тебя подозреваемым.

– Формально психотерапия и послужила главной уликой.

– Главная улика – это ты, – сказала она, остановившись и строго посмотрев на меня. – Если бы ты не влез в эту историю, ФБР даже о существовании твоем не узнало бы.

– Я же пытался помочь, – возразил я, кажется уже в миллионный раз за последние пять месяцев. – Я что, должен был просто сидеть сложа руки?

– Да! – воскликнула она. – Ты же можешь просто сидеть… ты не обязан исправлять каждое зло, которое видишь. И не обязан посреди ночи выбегать на улицу, чтобы потом убийца гнался за тобой в дом.

Значит, вот в чем дело – она боялась, что я начну выслеживать еще одного убийцу и тот прикончит меня. Сколько ссор у нас возникало из-за этого? Я закатил глаза и отвернулся.

– Не игнорируй меня, – потребовала она и встала передо мной, глядя широко раскрытыми умоляющими глазами. – Я не прошу тебя отказывать людям в помощи, ты же знаешь, я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком. Я прошу тебя держаться подальше от определенных вещей. Ведь это даже входит в наши правила: «Когда ты думаешь об убийстве, подумай о чем-нибудь другом». О чем угодно. Но не выбегай из дому в самую гущу событий!

Лицо ее исказила гримаса.

– Я просто… не могу поверить, что ты сделал это!

– А я не могу поверить, что ты просишь меня спокойно смотреть, как убивают людей.

– Я не об этом! – закричала она. – Я говорю, что ты не должен напрашиваться на неприятности, – ты сам накликал на себя беду…

– Беда пришла к другим людям, и я хотел помочь. В ту ночь я вышел из дому, чтобы попытаться спасти от убийцы наших соседей.

– Это был очень храбрый поступок и очень глупый. Убийц не преследуют ровно по той же причине, по которой не лезут в горящий дом.

– Ты просто стоишь и слушаешь крики?

– Ты вызываешь полицию! Пожарных. «Скорую». Прибегаешь к помощи людей, которые знают, что делать.

– Но с монстром, мама, полиция не смогла бы…

– Джон…

– Ты сама все видела! – воскликнул я. – Видела своими глазами, так что прекрати притворяться, будто этого не было! Я остановил монстра, с клыками и когтями, а ты, вместо того чтобы относиться ко мне как к герою, считаешь меня психом!

– Мы говорим не об этом…

– Нет, об этом!

Я испытывал острую боль каждый раз, когда она это отрицала, мне словно кто-то нож в грудь вонзал. Я чувствовал, как дыра во мне расширяется, углубляется, чернеет, – становилось все труднее противиться потребности убивать, которую я так долго заглушал в себе.

– Я не могу делать вид, что он ненастоящий, как не мог тихо сидеть здесь, пока он убивал наших знакомых.

– Мы не знаем наверняка…

– Ты его видела! – снова выкрикнул я, чувствуя резь в глазах. – Видела! Пожалуйста, не говори «нет». Пожалуйста, не делай этого со мной.

Она молчала, разглядывая меня. Наблюдая. Думая.

Зазвонил телефон.

Мы уставились на него. Он прозвонил еще раз.

Мама взяла трубку:

– Слушаю.

Она помолчала несколько секунд, качая головой.

– Минуточку. – Закрыв микрофон ладонью, она посмотрела на меня. – Наш разговор не закончен. Подожди, я сейчас.

Она убрала ладонь и удалилась в спальню.

– Одну секунду, мэм, – сказала она и притворила дверь.

Я мигом сорвался с места, с трудом сдерживаясь, чтобы не шуметь, хотя мне хотелось крушить все на своем пути. Я бегом добрался до машины, завел двигатель, развернулся по широкому кругу и поехал назад по нашей тупиковой улочке. Мама смотрела из-за занавесок, кричала что-то через стекло, но не стала меня преследовать. Она думала, что я убегаю от разговора? Или знала истинную причину?

Знала, что я убегаю, чтобы не сделать ей ничего плохого?

Двигатель ревел, как голодный зверь, вырвавшийся из клетки. Мистер Монстр подначивал меня таранить машины, которые встречались по дороге, сбивать пешеходов, врезаться в столбы на перекрестках. Я загонял его внутрь, стараясь, чтобы руки не дрожали, а скорость не повышалась.

Временами мне требовалось остаться в одиночестве, и, что важнее, частенько не стоило этого делать. Наедине с самим собой: сидя на берегу Фрик-Лейка, разводя костры на складе, прячась под чьим-нибудь окном, я не мог себе доверять. Как и сегодня вечером. Мне нужны были люди: те, что не станут угрожать, судить или порицать меня. Мне нужен был доктор Неблин, но он ушел навсегда.

Брук? Ее присутствие, вероятно, успокоило бы меня, но сколько понадобилось бы времени и сколько она сумела бы выяснить обо мне? Я не хотел испугать ее как раз тогда, когда начал ей нравиться. Я мог бы заехать к Максу и посидеть у него, послушать, как он вещает о себе или о своих комиксах. Но рано или поздно он наверняка начнет говорить об отце, а сегодня я не хотел это слушать. К сожалению, больше я никого и не знал.

Кроме Маргарет. Я развернулся и, глубоко дыша, медленно поехал в ее сторону. Рисковать я не хотел – высокая скорость чревата дорожными происшествиями, к тому же вызывает искушение протаранить походя встречную машину. Маргарет была самым счастливым членом нашей семьи, самым простым и рациональным. Мы все могли общаться с Маргарет, потому что она никогда не принимала ничью сторону и ни с кем не ссорилась. Она служила нашим всеобщим утешителем.

Подъехав к ее дому, я увидел через окно, что она разговаривает по телефону. Возможно, с мамой, которая предупреждала ее, что наш маленький чокнутый Джон снова напрашивается на неприятности. Я выругался себе под нос и развернул машину. Ну почему мама не оставит меня в покое?

Было одно место, где она меня не достанет: квартира Лорен в нескольких кварталах отсюда. Они с мамой не разговаривали со Дня матери, да и раньше общались редко. Уж ей-то мама не позвонит, а если бы и позвонила, Лорен бы не ответила.

Я пошарил глазами в поисках пикапа Курта, не увидел его и с облегчением выдохнул, только теперь осознав, что надолго задерживал дыхание. Этот вечер меньше всего подходил для встречи с Куртом – мне стоило сперва успокоиться и забыть про трупы, расследование и все такое. Я припарковался и вошел в дом, пытаясь вспомнить, в какой квартире она живет. До этого я навещал ее только раз. Бетонные ступени на лестнице крошились, сквозь них проступала ржавая арматура, а кирпичные стены горели красным в лучах предвечернего солнца. Ее дверь была то ли третья, то ли четвертая… у третьей лежала свернутая газета в грязном пластиковом пакете. Я прошел мимо и постучал в четвертую.

Дверь открыла Лорен. Губы ее растянулись в улыбке, а глаза недоуменно округлились – почти сразу же, и все-таки не совсем.

– Джон, что ты тут делаешь?

– Да вот, проезжал мимо, – ответил я, стараясь дышать медленно и ровно.

– Заходи, – сказала она, отступая и делая приглашающий жест рукой. – Чувствуй себя как дома.

Я прошел внутрь, неуверенный и несобранный. Я приехал, сам толком не зная зачем. Просто нужно было побыть с кем-то, а кроме нее, никого не осталось. Но теперь я не понимал, что делать.

– Пить хочешь? – спросила Лорен, закрывая дверь.

– Очень, – пробормотал я.

Квартирка у нее была чистая и пустая, как ухоженный гроб. На кухонном столе виднелись царапины, облицовка местами протерлась, обнажив фанеру, но все выглядело безукоризненно чистым, стулья – одинаковыми. А вот немногочисленные стаканы в шкафчике оказались разными, и, когда она включила кран, тот принялся брызгаться и плеваться. Она, улыбаясь, протянула мне стакан:

– Извини, льда нет.

– Ничего.

На самом деле пить мне не хотелось, но из вежливости я сделал глоток.

– Ну так что у тебя? – поинтересовалась Лорен.

Она перешла в гостиную и плюхнулась на диван.

Я не спеша последовал за ней, чувствуя, как напряжение внутри начинает медленно спадать, и механически сел.

– Ничего, – сказал я. – Школа.

Мне хотелось поговорить, но лучше было просто посидеть молча.

Лорен разглядывала меня несколько мгновений, и чем дольше, тем сильнее вытягивалось ее лицо.

– Мама? – осведомилась она понимающим тоном.

Я вздохнул и потер глаза:

– Ерунда.

– Я знаю, – кивнула она и подтянула колени к подбородку. – Это всегда ерунда.

Я отхлебнул воды. Поставить стакан было некуда, и я сделал еще глоток.

– Все еще злится? – спросила Лорен.

– Не на тебя.

– Знаю, – сказала она, уставившись в стену. – Она и на тебя не злится. Она злится на себя. Злится на весь мир за то, что он неидеален.

Лорен была блондинкой, в отца, а мы с матерью – черные, как вороново крыло. Я всегда смотрел на них обеих как на две противоположности – и по внешности, и по характеру, но сейчас, в этом свете, Лорен, как никогда, казалась похожей на мать. Может, из-за теней под глазами. Или из-за опущенных уголков рта. Я закрыл глаза и откинулся на спинку стула.

Послышался стук в дверь, и все внутри меня завязалось тугим узлом.

– Это, наверное, Курт, – сказала, вскакивая, Лорен.

Я услышал, как хлопнула за спиной дверь и раздался голос Курта:

– Привет, киска… о, да у тебя Джим.

– Джон, – поправила Лорен.

– Джон. Извини, старина. У меня память на имена ни к черту.

Он обошел мой стул, сел на диван и притянул к себе Лорен. Мне захотелось уйти, но что-то меня остановило. Я отхлебнул еще воды и уставился перед собой.

– Все молчишь? – спросил Курт. – Представь, я от него еще ни слова не слышал. Скажи что-нибудь, парень. Я даже не знаю, какой у тебя голос.

Мне многое хотелось сказать ему с момента нашей прошлой встречи: оскорбить, осадить, напугать. Но не получалось. Я никого не боялся: мог отбрить любого громилу в школе, бросал вызов агенту ФБР, не отступил перед демоном, но по какой-то причине пасовал перед Куртом. Что-то внутри меня ломалось при виде его. Почему?

– Так, он пьет, а я – нет? – спросил Курт. – Так-то ты относишься к бойфренду?

Лорен игриво шлепнула его по плечу, встала и отправилась за водой.

– И положи лед на сей раз.

Курт ухмыльнулся, глядя на меня.

– Твоя сестренка – чистая королева огня. Дай ей волю, запихнет стакан в микроволновку.

Лорен включила кран.

– Не воду, детка, содовую, – крикнул Курт в кухню.

– У меня нет. На выходные пойду в магазин закупаться.

– Ладно, – отозвался Курт и снова повернулся ко мне. – Вечно что-нибудь забывает. Женщины, что с них возьмешь, парень?

Вот в чем дело, вот что пугало меня. Он сам: его слова, позы, даже то, как он улыбался.

Он был вылитый отец.

Такое же общительное, шутливое поведение – при полном безразличии к людям. Отчужденность. Он настолько любил себя, что ни для кого больше не оставалось места: мы были аудиторией для его шуток, зеркалом, отражающим его поступки, но не друзьями и не семьей.

И если мы перестанем отражать его поступки и начнем делать что-то сами, возможно, Курт взорвется, как мой отец? Кричал ли он на Лорен? Бил ли ее?

– Ты так ничего и не сказал, – сообщил Курт, беря стакан у Лорен и поудобнее располагаясь на диване.

Лорен пристроилась под его рукой.

– Я как раз собирался уходить, – ответил я, вставая.

Я больше не мог оставаться рядом с ним. Постояв несколько мгновений, словно ожидая его разрешения, я заставил себя пройти на кухню.

– Вернись, – попросила Лорен, вскакивая. – Посиди еще немного.

– Не позволяй мне запугать себя, – добавил Курт.

Я поставил стакан на обеденный стол, потом передумал и отнес на кухонный. На столе осталось мокрое пятно, и я стер воду рукой.

– Мы могли бы кино посмотреть, – предложила Лорен. – У меня их не очень много, но есть… например, эта слащавая штука, «Озорная шайка»[7]7
  «Озорная шайка» («The Apple Dumpling Gang») – фильм студии «Дисней» 1975 г. о шайке детей-сирот.


[Закрыть], отец прислал на Рождество.

Она рассмеялась, а Курт застонал:

– Бога ради, только не это.

– Все в порядке. Мне пора.

– Ну вот, ты напугала его своим фильмом, – заявил Курт, вальяжно развалившись на диване. – Слушай, Лорен, а ты не подашь пиццу?

– Пока, Лорен, – поспешно попрощался я.

– Пока, Джон, – отозвалась она более высоким, чем обычно, голосом. Она была взволнована. – Заходи еще.

Мистер Монстр молча пообещал, что вернется разобраться с Куртом как можно скорее.