Текст книги "Невозможная Корея: K-POP и экономическое чудо, дорамы и культура на экспорт, феминизм по-азиатски и гендерные роли Дальнего Востока"

Во времена Ли Сын Мана и в начале правления генерала Пака южнокорейское общество было на редкость эгалитарным и меритократическим. В результате корейской войны 1950–1953 годов нищета в обеих странах приобрела почти всеобщий характер. За исключением тех, кто был заодно с коррумпированной администрацией президента Ли Сын Мана, все южные корейцы оказались в равном положении: почти ни у кого не было денег или социальных преимуществ над остальными. Даже когда владельцы крупных чеболей стали чрезвычайно богаты, распределение доходов среди большей части населения оставалось относительно равным. В период с 1957 по 1969 год индекс Джини, который отражает уровень неравенства доходов (иными словами, показывает величину разрыва между богатыми и бедными), составлял в Южной Корее в среднем 26,3. Это сравнимо с самыми эгалитарными государствами Европы, например Швецией.

Равная нужда шла рука об руку с равными возможностями, в частности в сфере образования. Сейчас около половины всех студентов Сеульского национального университета – это выходцы из богатых районов южного Сеула (Каннам, Сочхо и Сонпха), но, как вспоминает один из старых выпускников этого университета, «когда я учился в университете, а это было в начале 1980-х годов, две трети студентов происходили из бедных семей. Складывалось ощущение, что каждый студент приехал из какой-то деревни, о которой я никогда не слышал. Я, наоборот, скорее выделялся тем, что вырос в Сеуле».

Государство предоставило всем равные возможности и доступ к образованию, что вкупе со стремлением людей вырваться из нищеты подстегивало конкуренцию. Люди были вынуждены бороться за лучшие перспективы карьерного роста, которых, естественно, не хватало на всех. Карьера госслужащего, юриста или врача, а также работа в крупнейших компаниях могли вызволить молодого человека из нищеты и позволить ему обеспечить своей семье достойный и стабильный уровень жизни, однако число доступных вакансий было невелико, особенно на заре становления корейской экономики. Поэтому было необходимо превзойти остальных, сначала в школе, потом по результатам профессиональных экзаменов, а затем на рабочем месте. Когда у молодого человека и его жены появлялся ребенок, они вкладывали в него такие же ценности. Поэтому неудивительно, что по-прежнему сохраняется психологическая установка о необходимости превосходить сверстников, хотя жителям Южной Кореи уже не грозит нищета. Типичная корейская мать будет недовольна, если ее ребенок получит 99 баллов за тест, когда пять его одноклассников получили 100.

Когда первое поколение выпускников элитных университетов обзавелось детьми, в 1970-х и 1980-х годах, они захотели передать своим детям те социально-экономические преимущества, которые достались им тяжелым трудом. Их собственный опыт, а также влияние конфуцианских ценностей побудили их заняться образованием своих детей. Детей обязывали посещать хагвоны (частные учебные заведения, которые дети посещают после школы) и брать частные уроки, а также отправляли на учебу за границей. Все это родители делали для того, чтобы их ребенок вырвался вперед. Разрываясь между школой и дорогостоящими частными репетиторами, их дети проводят за учебой по 15–16 часов в день, чтобы поступить в один из элитных университетов и в дальнейшем устроиться на лучшую работу. Когда их тяжелый труд и родительский вклад в итоге приносил плоды, рождался новый представитель элиты, которого можно было назвать «нео-янбан».

Исторически янбаны сохраняли свой статус благодаря своей способности сдать экзамен, который открывал лучшие возможности для продвижения по социальной лестнице, – экзамен на должность государственного служащего. У обычного подданного не было времени учиться и не было денег, чтобы оплатить учебу; не говоря уже о том, что он не обладал влиянием среди государственных служащих, вследствие чего сдать экзамен для него было фактически невозможно. Современная южнокорейская элита сохраняет свое положение точно так же – благодаря возможности потратить на частное образование для своих детей больше денег, чем могут себе позволить другие родители. Это необходимо для того, чтобы их дети получили лучшие результаты во время вступительных экзаменов, которые сейчас определяют социальный статус южнокорейца.

Остальная часть общества не стала сдаваться после зарождения класса «нео-янбан». Видя, что между ними и новой элитой начал появляться разрыв в уровне образования, они ответили на это, как их учили, – прилагая еще больше усилий и жертвуя большей частью своего дохода, чтобы их дети смогли посещать подготовительные курсы и репетиторов. С 1980-х годов южнокорейские дети после школы ходят на дополнительные занятия по английскому языку, математике и другим предметам, после чего делают домашнюю работу как для этих дополнительных занятий, так и для школы. Из-за подобных финансовых затрат многие родители решают отказаться от рождения второго ребенка, что в свою очередь отрицательно сказывается на уровне рождаемости, который в Южной Корее опасно низок.

Поскольку почти каждый кореец прилагает массу усилий во время учебы, многие выпускники оканчивают университет с превосходными оценками, однако хороших рабочих мест не так много. Это создает порочный круг конкуренции, поскольку люди еще больше стремятся выделиться на фоне остальных. Поэтому для многих уже недостаточно поступить в Сеульский национальный университет; сейчас корейцы занимают третье место в Гарварде среди иностранных студентов. Студенты, специализирующиеся в области экономики или финансов, параллельно будут стремиться получить квалификацию бухгалтера. Результаты тестов по английскому языку также считаются чрезвычайно важными, и по этой причине родители, которые могут себе это позволить, отправляют своих детей на учебу в англоговорящую страну хотя бы на некоторое время. Все это для того, чтобы их ребенок в конечном счете опередил остальных в гонке за рабочими местами.

Южная Корея неустанно стремилась к повышению своей экономической мощи. Граждане Южной Кореи были нацелены на достижение финансового успеха, а отправной точкой для этого было получение образования. Когда Южная Корея в 1990-х годах пополнила ряды богатейших стран мира, можно было ожидать, что дух соперничества ослабнет, однако этого не случилось. Напротив, стремление к соперничеству охватило и другие области.

Люди изо всех сил борются, чтобы получить лучшие рабочие места и поступить в лучшие университеты, но сейчас они также чувствуют себя обязанными выглядеть как можно более привлекательно. С 1986 по 1996 год расходы на косметику увеличились в четыре раза. По большей части это расходы женщин, однако в 2000-х годах в Корее резко вырос спрос на мужскую косметику, как и затраты мужчин на моду и стиль (в том числе прически). В 2010 году на долю Кореи приходилось 18 % всех мировых расходов на средства по уходу за кожей для мужчин. Сейчас корейские мужчины тратят на одежду больше, чем женщины: в 2010-м они потратили на одежду 7,27 триллиона вон (около 7 миллиардов долларов), а женщины – 7,1 триллиона вон. В 2005 году расходы мужчин на одежду составляли всего лишь 4,5 триллиона вон, то есть за пять лет этот показатель вырос более чем на 60 %.

Южная Корея известна любовью своих граждан к пластической хирургии. Обычно иностранцы пренебрежительно высказываются об этом явлении, называя поверхностными женщин, которые сделали себе ринопластику, увеличили объем груди или заплатили за опасную и болезненную операцию по изменению формы нижней челюсти, но при этом те, кто так говорит, упускают самое важное. Сочетание прекрасного внешнего вида и безукоризненной биографии (карьера, образование, семья) – это беспроигрышная комбинация, которая позволяет женщине обойти соперниц в поиске лучшей работы и наиболее подходящего спутника жизни. Мужчины тоже должны соответствовать этим представлениям: обладать деньгами, превосходным образованием и привлекательным внешним видом. Привлекательная внешность, даже полученная хирургическим путем, дает и другие преимущества. При подаче заявления на работу в Корее принято прикреплять к заявке небольшую фотографию паспортного образца. Излишне говорить, что что подобная практика может превратить найм на работу в аналог конкурса красоты, особенно если речь идет о кандидатах-женщинах.

Пластическая хирургия сейчас пользуется такой популярностью, что многие люди думают, что у них нет выбора. Эту ситуацию можно сравнить со спринтерским забегом, в котором половина бегунов использует стероиды. В итоге даже те, кто не хочет прибегать к допингу, чувствуют, что им придется это сделать, чтобы сохранить шансы на победу. В статье BBC News сообщалось, что «по самым скромным подсчетам, 50 % южнокорейских женщин в возрасте от 20 до 30 лет прибегали к косметической хирургии». Это считается абсолютно нормальным и не осуждается обществом: многие родители даже побуждают своих дочерей записаться на прием к пластическому хирургу – чтобы, например, сделать себе двойное веко, что уже стало обыденной процедурой.

Рекламу пластической хирургии можно найти повсюду. На третьей линии сеульского метро рекламные плакаты висят внутри каждого вагона поезда, их также можно увидеть и на самих станциях, особенно в богатых районах, где много молодежи, таких как Синса и Апкучжон. На одном из этих плакатов используется классический рекламный подход «до и после»: на фотографии «до» изображено обручальное кольцо с небольшим бриллиантом, а на фотографии «после» бриллиант уже намного больше.

Соперничество в Республике Корея приводит к «отсутствию детства» у молодежи, по словам одного из недавних школьных выпускников. У детей относительно немного возможностей играть и общаться со своими сверстниками. Согласно исследованию, проведенному Международной ассоциацией по оценке учебных достижений (IEA), корейские дети – одни из худших в мире в социальном взаимодействии (Корея занимает 35-е место среди 36 исследованных стран). Вместо того чтобы учить детей работать сообща, в школе их постоянно заставляют проходить тесты, по результатам которых составляются рейтинги. Даже после уроков большинство учеников идут на дополнительные курсы, называемые хагвон, где им преподают английский, математику, музыку и другие предметы. Во время школьных каникул дети не отдыхают, а проводят еще больше времени на курсах.

Многие ученики также берут частные уроки у профессиональных репетиторов. Президент Чон Ду Хван запретил эту практику в 1980 году, поскольку это ставило детей из бедных семей в невыгодное положение, однако желание родителей помочь своим детям получить любое возможное преимущество сделало его усилия тщетными. Репетиторство было вновь разрешено, и к 1997 году 70 % учеников младших классов и 50 % учеников средних и старших школ посещали частные уроки. Некоторые репетиторы, в частности корейцы, окончившие элитные американские университеты, могут зарабатывать больше 10 миллионов корейских вон в месяц (почти 10 тысяч долларов), давая частные уроки английского или математики.

Бесконечная учеба сказывается на здоровье корейских детей – 96 % учеников старшей школы не высыпаются (средняя продолжительность их сна составляет 6,5 часа), а 8,8 % из них занимаются с репетитором после 11 часов вечера. Опрос среди старшеклассников, проведенный в 2011 году, показал, что 87,9 % учеников испытали стресс за «последнюю неделю», и 70 % опрошенных обвинили в этом школу. Меньше половины японских, американских или китайских учеников старших классов испытывали аналогичный стресс. Помимо этого, в 2011 году Институт исследования социального развития университета Ёнсе опубликовал исследование, согласно которому корейские подростки наименее счастливы среди всех стран ОЭСР. Самой распространенной причиной смерти среди корейской молодежи являются самоубийства. Этот факт не кажется удивительным, если учитывать образовательную культуру страны и внушаемый детям страх перед неуспешностью в школе.

Хотя «промышленные солдаты» президента Пака больше не существуют, компании все еще заставляют своих сотрудников работать сверхурочно, и у тех нет особого выбора. Среднее число рабочих часов за год в Корее составляет 2193, и по этому показателю Южная Корея занимает первое место среди всех стран ОЭСР. Однако этот показатель отражает не все отработанные часы, поскольку многие из них не учитываются – большинство работников работает сверхурочно, задерживаясь на работе уже после окончания рабочего дня. Иностранные бизнесмены отмечают трудолюбие корейских работников, однако они не знают, какой ценой это достигается: 74,4 % южнокорейских работников считают, что из-за работы они испытали депрессию, согласно опросу, который был проведен отделом экономических исследований Samsung, что по-своему иронично. Производительность труда (то есть экономическая отдача от каждого отработанного часа) крайне удручает – Южная Корея находится на 28-м месте среди 30 стран ОЭСР, опережая по этому показателю только Мексику и Польшу. Отсутствие нормальных перерывов и отпусков, а также недостаток сна отрицательно сказываются на объеме работы, который люди могут выполнить за отведенное время.

Однако найти даже такую напряженную работу очень сложно. Корейцы излишне образованны: из-за того что обладание дипломом считается необходимостью, больше 98 % корейцев в возрасте от 25 до 34 лет – это выпускники колледжей и университетов; это самый высокий показатель в мире. Благодаря этому на любую должность всегда существует большое число высококвалифицированных кандидатов. В результате компании создают дополнительные критерии оценки кандидатов – например, учитывают результаты тестов по английскому языку. Это, в свою очередь, принуждает людей вкладывать больше денег и усилий в изучение английского языка или получение новых научных степеней, и порочный круг продолжается.

Каждый год 500 тысяч корейцев выпускаются из университетов, однако крупные фирмы, правительство и государственные корпорации могут предоставить им только 100 тысяч рабочих мест. Многие из оставшихся 400 тысяч выпускников устраиваются на предприятия среднего и малого бизнеса, которые, как правило, нестабильны и не могут соперничать на рынке с чеболями. Только 51 % выпускников в целом находят «стабильную работу», согласно сообщению в газете Чосон Ильбо в декабре 2011 года.

В возрасте около 28 лет начинается поиск подходящего партнера для вступления в брак. Родители настаивают, чтобы их дети нашли себе спутника жизни до того, как им исполнится 30 с хвостиком, потому что боятся, что те останутся позади в гонке за брачным партнером, который обладает лучшим бэк («back») – сокращение от слова бэкграунд (background), которым обозначают работу, образование и семью человека. Когда спутник жизни найден, родители могут не дать свое согласие на свадьбу: для семей, которые считают себя обладателями высокого статуса, невестка или зять без соответствующего образования, происхождения и карьеры могут оказаться неприемлемыми.

Все это приносит в жизнь корейцев много стресса. Конкуренция, несомненно, – одна из причин высокого уровня самоубийств. Многие родители хотят, чтобы их дети росли счастливыми, однако одна-единственная четверка в табеле успеваемости может вызвать у матери тревогу за будущее ребенка. Корейские матери, в частности, те, которые не работают и имеют много свободного времени, сравнивают успеваемость своих детей и детей подруг, и считают, что оценки их сына или дочери – это предмет состязания. Хотя самим матерям, возможно, уже не нужно соперничать друг с другом, они еще продолжают соревноваться, используя для этого своих детей.

Когда мэру Сеула Пак Вон Суну задали вопрос, что определяет успех, он ответил: «Экономические показатели, конечно, очень важны, но нам также нужно руководствоваться правильными жизненными принципами, они куда ценнее». Он имел в виду качество жизни людей – сколько у них свободного времени и чувствуют ли они себя счастливыми. Сейчас Южная Корея относится к числу богатых стран, и корейцы могут меньше переживать по поводу своего финансового положения, поэтому многим людям близка позиция, озвученная Пак Вон Суном. Они хорошо понимают, что недостаток сна, как и постоянная необходимость становиться лучше, контрпродуктивны и приводят к болезням, стрессу и несчастью, и это противоречит тому, что нужно Корее для перехода на следующий этап экономического развития, – эффективность труда и инновации.

На данный момент, впрочем, до реальных изменений еще очень далеко. Об этом свидетельствует Индекс удовлетворенности жизнью, разработанный Эдрианом Вайтом, профессором социальной психологии Лестерского университета, в основе которого лежит статистика ответов людей на вопрос «удовлетворены ли вы…». Согласно этому индексу, Южная Корея находится на 102-м месте в списке самых счастливых стран мира, при этом всего исследование было проведено в 178 странах. Этот прискорбный результат резко контрастирует с впечатляющими достижениями страны по ряду количественных показателей, таких как Индекс человеческого развития (12-е место) и рейтинг стран по размеру экономики (12-е место, по показателю ВВП по ППС). Готовность к конкуренции позволила Корее добиться многочисленных успехов, однако негативно сказалась на эмоциональном благополучии ее граждан. Чтобы возглавить этот список, людям, возможно, придется отказаться от попыток стать номером один.

Глава 9: Чхемён, или Лицо

В Южной Корее люди обычно предпочитают не критиковать других публично. Резкие слова, когда они необходимы, должны быть сказаны наедине, либо же вовсе забыты из соображений вежливости. Инвестиционные аналитики, которые работают в финансовом квартале Ёыйдо, в своих отчетах пишут о недостатках исследуемых компаний как бы между строк, при этом все равно рекомендуя инвестировать в них. Рекламодатели акцентируют внимание исключительно на преимуществах своей продукции, а не на недостатках продукции конкурентов. Только политика, где депутаты Национальной ассамблеи регулярно обмениваются оскорблениями и иногда даже ударами, кажется единственным исключением из этого правила.

Причиной подобной осмотрительности и уважения к публичному образу других людей является то, насколько в корейском обществе важно «сохранять лицо» (по-корейски чхемён). Чхемён считается старомодным словом, которое связано со многими стереотипами. Частью классического представления европейцев о восточноазиатских обществах является уверенность в том, что люди готовы на что угодно, чтобы не потерять лицо. В отношении корейского общества этот стереотип достаточно правдив, поскольку в Корее общественный образ человека, семьи или компании носит первостепенное значение. Очень часто подобный общественный «имидж» является результатом кропотливой работы и стремления к самосовершенствованию.

Чхемён является, по сути, одной из составных частей конфуцианства. В конфуцианстве чрезвычайно важно соответствовать ожиданиям общества, особенно что касается долга. Те, кто не соответствовал этим ожиданиям, подвергались осуждению со стороны общества и теряли лицо, что должно было стать причиной глубокого стыда. В своей работе о влиянии концепта чхемён на потребительскую культуру в Корее Юсон Хан из университета Иллинойса пишет, что важным было «не выделяться, а вписываться в рамки общества». Конфуцианство высоко ценит гармонию, что означает, что все члены общества должны играть отведенную роль и исполнять обязанности, которые этой роли соответствуют. Например, замужней женщине отводилась роль преданной жены и матери. В поздний период Чосон респектабельный мужчина счел бы позором, если бы его жену часто видели прогуливающейся по городу в окружении подруг, что противоречило представлениям о ее социальной роли.

Согласно профессору Хан, «для корейцев высокий социальный статус подразумевает высокий уровень морали». По этой причине представители класса янбан были сильнее подвержены влиянию концепта чхемён, чем крестьяне. Для семьи янбанов было очень важным, чтобы сыновья были образованными, дочери – образцом целомудрия, отец – опорой своей общины, а мать занималась хозяйством. От семьи бедных крестьян общество требовало меньше.

За чхемён нужно было бороться. Сохранять лицо означало не опускаться ниже определенных стандартов. Однако, когда после экономического подъема 1960-х годов Корею захлестнула волна конкуренции, произошли серьезные перемены. Сейчас, согласно Хван Сан Мину, профессору психологии университета Ёнсе, корейцы чувствуют, что их образ должен быть идеален, и хотят, чтобы в глазах окружающих они были не просто преуспевающими и заслуживающими уважения, но и казались лучше других. Произошел своего рода процесс «инфляции общественного образа» – и это связано не только с конфуцианством, но и с современностью. По словам профессора Хвана, сейчас публичный образ в Корее – это «не отражение самого человека, а скорее отражение того, кем он хочет быть». Речь идет об идеализированной версии самого себя. Люди создают идеальный образ, и потом вынуждены каким-то образом ему соответствовать. Выражение, которое сейчас можно часто услышать в Корее, – это чалланчхок, или «притворяться, что преуспеваешь». Это относится к любому человеку, который, по мнению окружающих, преувеличивает свою общественную значимость.

Сейчас общественный идеал – это не просто хорошая мать, прилежный студент или отец, который обеспечивает свою семью. Поскольку другие страны также продемонстрировали высокие темпы экономического роста, как, например, Китай с 1980-х годов или Россия в 2000-х, в корейском обществе стала превалировать материалистическая сторона.

Люди создают свое социальное «лицо» в Корее не только хорошим образованием или превосходными родительскими качествами – они также демонстрируют свое финансовое положение, приобретая материальные символы своего статуса – дорогие автомобили или дизайнерскую одежду.

Концепт чхемён до сих пор больше относится к обладателям высокого социального статуса. Янбанов больше нет, однако существуют семьи, чье высокое социальное положение основывается на финансовом благополучии и образовании. Эти люди испытывают давление со стороны общества и стараются сохранить свой публичный имидж. Обычный человек в провинциальном корейском городке может только мечтать о том, чтобы окончить Сеульский национальный университет, и считать сумку Гуччи нелепой тратой денег, однако для богатеев из Каннама и Сочхо, фешенебельных округов Сеула, подобные вещи вполне могут казаться просто необходимыми.