Текст книги "Невозможная Корея: K-POP и экономическое чудо, дорамы и культура на экспорт, феминизм по-азиатски и гендерные роли Дальнего Востока"

Ли Сонге, уничтоживший Корё и основавший династию Чосон в 1392 году, был убежденным буддистом, однако основанное им государство пошло по другому пути. Доминирующей государственной идеологией стало неоконфуцианство, которое являлось не полноценной религией, а скорее этической доктриной, направленной на достижение общественного порядка и гармоничной жизни. Его последователи, в том числе Чон До Чжон, один из главных сторонников нового правителя, считали буддизм неверным и порочным и хотели запретить его.

Таким образом, в эпоху Чосон буддизм утратил свои позиции, а его последователи оказались на обочине общественной жизни в результате преследования со стороны государственного аппарата. Хотя несколько монархов правящей династии были буддистами, их действия были ограничены конфуцианской административной элитой, которая их окружала. Роль, которую некоторые буддисты (например, мастер Сосан, который руководил отрядом в пять тысяч воинов-монахов) сыграли в отражении японской агрессии в 1592–1598 годах, помогла им на какое-то время вернуть расположение государства, однако в целом эпоха Чосон, продлившаяся шесть столетий, стала для буддизма периодом упадка. Как и шаманизм, буддизм стал ассоциироваться с горами. Несколько правителей раннего Чосон приказали уничтожить храмы в городах и других населенных пунктах, и последним пристанищем буддизма стали изолированные горные районы.

Так же как и шаманизм, буддизм стал религией преимущественно низших социальных классов санмин и чхонмин, которые составляли не менее семидесяти процентов населения, но пользовались наименьшим влиянием. Буддизм также стал религией женщин самых разных слоев населения. В обществе Чосон правили мужчины, и любой мужчина с высоким социальным положением или амбициями не хотел, чтобы его считали буддистом, поскольку это могло навредить его карьере или статусу. Эта социальная изоляция еще больше объединила буддизм и шаманизм, и обычно последователи одной религии также практиковали и другую. После принятия в 1485 году Кёнгук Тэчжон (Великого уложения по управлению государством), свода законов, который будет регламентировать жизнь чосонского общества на протяжении последующих четырех столетий, любой человек, проводивший обряды в шаманском святилище, мог быть наказан ста ударами плетью.

В 1910 году после многолетних попыток колонизировать Корею Япония в итоге достигла желаемого. В то время буддизм был распространен в Японии шире, чем в Корее, и некоторые из японских колонизаторов стали насаждать буддизм и основывать новые храмы. Буддизм, преследуемый в Чосон на протяжении столетий, вновь появился в городах. Однако несмотря на то, что колонизаторы позволили буддизму спуститься с гор, японские буддийские практики не всегда совпадали с корейскими. Например, в крупнейшей корейской буддийской секте, ордене Чоге, все монахи дают обет безбрачия, но японские монахи этого не делают. Все это приводило к подчас жестокой вражде, которая, без всякого сомнения, носила националистический подтекст, который был заметен и в 1950-х годах, уже после того, как Япония была побеждена. В колониальный период японцы разграбили многие буддийские памятники и увезли ценности к себе на родину, тем самым истощив культурные богатства корейского буддизма и вызвав глубокое негодование корейцев.

В конце 1940-х годов, после разделения Кореи, на коммунистическом Севере были официально запрещены любые конфессии. В Южной Корее, вступившей в эру американского влияния, в послевоенный период наблюдался резкий рост протестантизма. Однако буддизм по-прежнему продолжал играть важную роль в жизни Кореи. Президент Пак Чон Хи, авторитарный лидер из числа военных, правивший страной с 1961 по 1979 год, приказал восстановить буддийские памятники, такие как храм Пульгукса, который до его вмешательства находился в крайне плачевном состоянии.

В наши дни 23 % населения относят себя к буддистам. Буддизм слегка отстает от христианства по числу последователей и менее влиятелен: согласно опросу 2005 года, христиане составляют 29,2 % населения, и их доля среди высокопоставленных должностных лиц выше. Нужно отметить, что около 40 % не исповедуют никакой религии. Корея по-прежнему нуждается в буддизме, что сразу становится ясно, стоит лишь посетить прекрасно восстановленный храм и увидеть приверженцев буддизма, погруженных в молитву или медитацию.

Буддизм учит, что жизнь полна страданий, вызванных «тремя ядами» – жадностью, ненавистью и невежеством. Они являются первоисточником плохой кармы, из-за которой мы оказываемся заточенными в бесконечный круг перерождений и страданий. Чтобы избежать этой участи, нужно следовать Восьмеричному Пути, который был указан Буддой. Он состоит из «правильного намерения», «правильного поступка» и так далее – иными словами, способов мышления и поведения, которые бескорыстны по своей сути и приближают человека к просветлению. Главная цель – это достичь «пробуждения» и постичь своего рода «пустоту», тем самым разорвав цикл перерождений и избавившись от страданий.

Корейский буддизм считается частью Махаяны, одного из двух основных направлений буддизма. В отличие от Тхеравады, другой ветви буддизма, Махаяна считается более теологически либеральной и «универсальной», иногда даже гибкой и релятивистской, что связано с тем, что она признает «относительную истину». Истинность или ложность определяется характером духовной силы – она либо положительна, либо отрицательна. Объективность при этом не так важна. С этой точки зрения Махаяна допускает возможность обращения к другим религиям, если они призваны помочь верующему на его жизненном пути. В этой традиции Будда не один – их много, и у каждого своя роль: исцеляющий Будда, наставляющий Будда, сострадающий Будда, и так далее. В Махаяне существует бесчисленное множество Будд. Склонность Махаяны к релятивизму, а также наделение Будд полубожественными чертами в определенном смысле роднят ее с шаманизмом, в котором люди поклоняются различным богам и духам в зависимости от того, чего они хотят этим добиться.

Несмотря на философские различия, оба вероучения – и буддизм, и шаманизм – были духовно совместимы из-за своей практичности и открытости. Корея и по сей день обладает высоким уровнем религиозной терпимости, а также способностью синкретически комбинировать различные религии таким образом, что наблюдающим со стороны это может показатьcя странным и нелогичным.

Махаяна также содержит в себе концепт бодхисатвы – человека, достигшего просветления, который, в отличие от Будды, остался в реальном мире, чтобы помочь остальным людям добиться того же. Для этого бодхисатва должен достигнуть «шести совершенств», а именно щедрости, послушания, терпеливости, усердия, медитации и трансцендентной мудрости. Достигнув их, бодхисатва будет самоотвержен в служении другим, но при этом продолжит развиваться и сам.

Другой ключевой аспект буддизма, который повлиял на корейское общество и культуру, – это Сангха. Сангха, что означает «собрание» или «община», имеет две трактовки. Этим словом либо обозначается совокупность всех буддийских монахов и монахинь, либо более широкая группа последователей буддизма, которые достигли высокой степени просветления. Члены Сангха действуют сообща, помогая друг другу на пути постижения буддизма, вместо того чтобы пытаться сделать это в одиночку.

Дружба в Корее может заключать в себе необычайную готовность к самопожертвованию. Люди также склонны быть очень лояльны по отношению к коллективу. Например, кореец может чувствовать себя обязанным протянуть руку помощи человеку, с которым они вместе учились или служили в армии, даже если они не очень близки. Это напрямую связано с чон, о чем подробно пойдет речь в главе 7. Одной из причин появления в Корее концепта чон является наличие Сангха и бодхисатв, которые способствовали развитию в людях самоотверженности и готовности идти на жертвы ради коллектива.

Согласно профессору Ким Ый Чхолю, президенту Азиатской ассоциации социальной психологии, концепция Сангха также повлияла на способы управления бизнесом. Несомненно, можно провести параллель между стремлением буддийской общины к постоянному совершенствованию и корпоративной философией таких компаний, как южнокорейский Samsung и японская Toyota. Западные студенты, обучающиеся в бизнес-школах, хорошо знакомы с японским термином кайдзен (по-корейски звучит как кэсон), который означает постоянное совершенствование бизнес-процессов. Эта ключевая бизнес-модель явно испытала влияние буддизма. Важность коллектива также отражается в корейском бизнесе, поскольку развитие или успех компании считается результатом коллективных усилий, а не заслугой лишь главы компании. В Корее среди генеральных директоров нет звезд такой величины, чтобы получать опционы на акции компании на девятизначные суммы[7]7
  Автор, вероятно, имеет в виду Илона Маска, генерального директора компании Tesla, акционеры которой, чтобы удержать его на посту, предложили Маску вместо фиксированных выплат получать опционы на акции Tesla. Иными словами, при достижении ряда запланированных показателей в течение последующих 10 лет Маск может получить акции на сумму более 50 млрд долларов, что является самой крупной компенсацией в мире. – Прим. пер.


[Закрыть].

Если рассматривать продукты Samsung, то можно заметить, что они никогда не бывают по-настоящему оригинальными, в отличие от продуктов, сделанных «индивидуалистическими» американскими фирмами вроде Apple. Тем не менее Samsung славится тем, что способен позаимствовать удачную идею у другой компании и сделать на ее основе продукт, близкий к совершенству. Эта способность улучшать и дорабатывать чужие продукты связана с безграничным стремлением к постоянному совершенствованию, которым Корея, как и Япония, во многом обязана буддийскому мировоззрению.

По словам профессора Кима, буддийское наследие позволяет корейцам легче справляться с трудностями, и за это буддизму стоит отдать должное. В буддизме своей кармы можно избежать, достигнув просветления, которое наступает после длительного периода самосовершенствования и самовоспитания. Индуизм учит принимать свою судьбу, но суть высокого уровня восприятия буддизма заключается в том, чтобы преодолеть свою судьбу путем работы над собой. Корейцы постоянно стремятся к саморазвитию и улучшению условий своей жизни, и это результат буддийского (и конфуцианского) наследия. Учеба не заканчивается после получения диплома университета. Люди средних лет проходят курсы по повышению квалификации или же занимаются дополнительным образованием, чтобы продвинуться по службе, а многие пожилые корейцы берутся учить иностранные языки. Во время корейской войны примерно треть населения осталась без крыши над головой, однако стремление людей учиться было так велико, что университеты разбивали в горах палаточные лагеря, и там студенты слушали лекции при свете газовых ламп.

Корейский народ, которому характерны толерантность и даже в каком-то смысле восприимчивость к новым идеям и вероучениям, не сдается перед лицом трагедий и неудач. Люди верят, что в их силах преодолеть почти любую невзгоду. Несомненно, самым ярким проявлением этой черты корейского менталитета является то, как эта нация, преодолев ужасные последствия войны и нищеты, построила стабильное и богатое демократическое государство всего за два поколения. Корейское экономическое чудо нельзя объяснить одним лишь буддийским наследием, однако буддизм определенно укрепил веру корейцев в то, что это чудо было достижимо.

Стремление к постоянному совершенствованию, свойственное корейской культуре, уходит своими корнями в буддизм. Однако на то, как корейцы добиваются этой цели, в значительной степени повлияла другая мировоззренческая система, которая также пришла в Корею извне, – конфуцианство. Именно оно вызвало в корейцах неутолимую жажду знаний.

Глава 3: Конфуцианство

Конфуцианство – последняя из трех ключевых древних философских и религиозных систем, которые оказали влияние на корейское общество. Однако в то время, как первые две находились друг с другом в отношениях религиозного синкретизма, конфуцианство в период своего доминирования почти не оставляло места конкурирующим религиям, несмотря на определенную взаимодополняемость как с буддизмом, так и с шаманизмом. Одна из форм конфуцианства стала государственной идеологией в период династии Чосон (1392–1910) и оставила глубокий след в корейском обществе в лице иерархичности, гендерной и возрастной предвзятости, почтения к родителям и особого внимания к образованию.

Конфуцианство не религия, а скорее система моральной философии, которая зародилась в Китае как учение Кун-цзы (558–471 годы до н. э.), мыслителя, известного на Западе под именем Конфуций. Это учение оказало существенное влияние не только на сам Китай, но и на Корею, Японию, Вьетнам и другие страны Восточной Азии. В основе конфуцианства лежит идея морального совершенствования человека и построения гармоничного общества. Для этого каждый член общества должен был выполнять определенные обязанности.

Одной из этих обязанностей было следование пяти главным добродетелям. Первая из них, жэнь, требовала относиться к окружающим с добротой. По сути эта добродетель соответствует «золотому правилу нравственности» – «Не делай человеку того, чего не желаешь себе». Жэнь играет важную роль в жизни правителей. Например, если правитель жестоко обращается со своими подданными и тем самым нарушает жэнь, то он теряет свой мандат на управление страной и может быть отстранен от власти. Если же монарх правит мудро и соблюдает конфуцианскую мораль, то все подданные обязаны ему беспрекословно подчиняться.

Другой добродетелью является ли. Следование ли – это соблюдение традиций и правил этикета, а также необходимость действовать в соответствии с принципами конфуцианской этики. В обществе существуют определенные правила, которые определяют, к примеру, как правильно оплакивать мертвых или даже пить чай. Посредством подобных ритуалов человек проявляет уважение к окружающим и учится гармонично существовать в обществе. В этом смысле посыл у ли примерно тот же, что и у известного изречения Уильяма Уикема «манеры делают человека»[8]8
  На русский язык эту фразу обычно переводят как «манеры – лицо мужчины» либо же «о человеке судят по манерам». – Прим. пер.


[Закрыть]. Однако в ли также есть элементы иерархичности: в конфуцианстве те, кто в совершенстве освоил ли, считаются особенно мудрыми. В идеальном обществе правит именно такой человек, который, в свою очередь, назначает в качестве советников и чиновников не менее мудрых людей. Эта концепция положила начало китайской практике проведения государственных экзаменов, которые определяли, кто присоединится к числу государственных служащих. Эта система действовала в Китае с 605 года н. э. до 1911 года. Правитель, соблюдающий добродетель ли, в теории напоминает сократовский идеал правителя-философа, который также правит мудро и справедливо.

Важна также и преданность – своей семье, мужу или жене, правителю, а также друзьям. Из них на первом месте стоит преданность своей семье – концепция сыновней почтительности, сяо, обязывает детей уважать и почитать своих родителей и предков. В конфуцианских культурах не было добродетели выше этой. Регулярно проводились ритуалы, связанные с поминовением предков. Дети должны были без всяких возражений следовать наставлениям своих родителей – будь то выбор профессии или спутника жизни. Те, кто совершил преступление против своих родителей, порицались обществом и получали особенно суровое наказание.

В конфуцианстве в отношениях между людьми существуют определенные правила. Всего существует пять типов отношений: отношения между государем и подданным, родителем и ребенком, старшим и младшим братьями, мужем и женой, а также двумя друзьями равного социального статуса. Только в последнем варианте взаимоотношений царит равноправие. Все остальные пары представляют собой отношения типа вышестоящий-нижестоящий. Старший (вышестоящий) должен относиться к младшему (нижестоящему) с добротой и заботиться о нем, а нижестоящий, в свою очередь, демонстрировать послушание и преданность. Конфуций верил, что общество, построенное на этих принципах, будет носить гармоничный и упорядоченный характер.

Конфуцианство впервые достигло Кореи во время существования административного округа Лолан и, как и буддизм, начало активно распространяться в эпоху Трех Государств. Представители интеллигенции Когурё, Пэкче и Силла изучали китайскую классику, и обучение включало в себя в том числе конфуцианские тексты. В то время буддизм и конфуцианство еще могли сосуществовать в корейском обществе – буддизм затрагивал духовную жизнь человека, в то время как конфуцианство регулировало его повседневную жизнь: положение в обществе и нормы поведения. Ученый того времени должен был одинаково хорошо разбираться в обоих учениях. Следует отметить, что в буддийском государстве Силла в 682 году был основан университет для изучения конфуцианских текстов.

В эпоху династии Корё (918–1392) роль конфуцианства в жизни общества возросла. Ван Кванджон (годы правления: 949–975) ввел в действие систему государственных экзаменов для чиновников, а ван Сонджон (правил в 981–991 годах) основал Куккачжам, конфуцианскую академию, которая стала высшим учебным заведением в стране. Но даже несмотря на это, буддизм и конфуцианство все еще не конфликтовали друг с другом. Буддизм, официальная религия Корё, по-прежнему процветал, о чем свидетельствует создание Трипитаки Кореана, а также растущее влияние буддийских монастырей.

Буддизм и конфуцианство в действительности во многом похожи. Эти учения побуждают своих последователей бескорыстно помогать другим людям. Ключевым лейтмотивом обоих является саморазвитие. До наступления эпохи Чосон две философии активно взаимодействовали друг с другом на протяжении долгого времени. Одним из проявлений этого взаимодействия стало создание в государстве Силла социального института Хваран, элитного отряда молодых бойцов, который просуществовал с шестого по десятый века.

Хвараны были юношами преимущественно из аристократических семей. Они обладали незаурядными моральными качествами и были хорошо обучены. В список дисциплин, изучаемых хваранами, входили верховая езда, стрельба из лука, боевые искусства, а также различные интеллектуальные виды деятельности. При обучении хваранов особое внимание отводилось этическим принципам, которые основывались на конфуцианской и буддийской морали. Несмотря на то что хвараны считались буддийскими воинами, а их моральный кодекс был составлен буддийским монахом по имени Вонгван, первые два наставления звучали следующим образом: «будь предан своему государю», а также «люби и уважай своих родителей и наставников». Ничто не может носить более конфуцианский характер, чем подобные этические нормы.

Буддизм и конфуцианство вступили в противостояние друг с другом только в поздний период эпохи Корё, когда на Корейский полуостров пришло неоконфуцианское учение. Неоконфуцианство было философским движением, тесно связанным с именем китайского мыслителя Чжу Си (1130–1200). Неоконфуцианство придавало ещё большее значение ли и образованию, поскольку его идеологи полагали, что все сущее может быть познано, ведь у всего в мире есть «упорядочивающее начало» и «закономерность», которые нужно постичь. Долгом человека, таким образом, является познание мира.

Чжу Си активно изучал буддийские тесты, он утверждал, что существует такой уровень познания вещей, на котором нет границ между мыслителем и окружающим его миром, – они становятся единым целым. Этот прорыв, «постижение истинной сути вещей», напоминает «просветление», к которому стремились буддисты. Однако Чжу Си был рационалистом и нерелигиозным мыслителем и потому считал буддизм бессодержательным и обманчивым. Он и его последователи хотели ослабить влияние буддизма в обществе. В отличие от раннего конфуцианства, неоконфуцианство уже не могло сосуществовать с буддизмом.

В 1286 году корейский ученый Ан Хян во время своей поездки в Китай познакомился с трудами Чжу Си, переписал их и взял записи с собой на родину. С этого момента неоконфуцианство завладело умами корейской интеллигенции. Благодаря наличию конфуцианских академий, в Корее существовала группа конфуцианских ученых, которые быстро восприняли идеи Чжу Си. Более того, общество было недовольно чрезмерной властью и коррумпированностью буддийских храмов, поэтому антибуддийская направленность идей Чжу Си пришлась крайне вовремя.

Хотя простые люди, как и большинство представителей высших слоев общества, продолжали исповедовать буддизм, у буддизма также появились могущественные противники. Чон До Чжон (умер в 1398 году), ближайший советник Ли Сонге (позднее известного как ван Тхэчжо, основатель династии Чосон после свержения Корё), был самым заметным из них. В 1392 году, когда Корё пало, а Ли Сонге основал новое государство, Чон До Чжон (которого некоторые считают негласным политическим лидером в те времена) сосредоточил в своих руках множество административных полномочий, в том числе в сфере образования, налогообложения, дипломатии и обороны. Благодаря ему был создан крайне централизованный государственный аппарат, столица Кореи была перенесена из Кэсона в Сеул, а неоконфуцианство стало новой государственной идеологией, придя на смену буддизму.

Он приступил к перестройке корейского общества на основе неоконфуцианских принципов. Это означало, что высший класс должен был состоять из представителей бюрократического аппарата, прошедших экзамен на получение чиновничьей должности. На ступень ниже по социальной лестнице должен был находиться класс технических специалистов, а еще ниже – класс обычных ремесленников и земледельцев. Прежде влиятельные буддийские монахи не относились даже к низшему классу. Вместе с бродячими артистами, продажными женщинами и представителями других профессий, которые, по мнению Чон До Чжона, приносили вред обществу, буддийские монахи стали частью чхонмин – изгоями общества, которые должны были жить вдали от остальных сословий. У буддийских монахов не было никакой возможности улучшить свое социальное положение – государство не допускало их до государственных экзаменов, а также приняло ряд других мер.

Некоторые монархи в ранний период Чосон оставались верны буддизму – сам Тхэчжо, а также Седжон Великий (правил в 1418–1450 годах), к примеру, оба были буддистами и считали, что нет ничего противоречивого в том, чтобы руководствоваться конфуцианством в социальных вопросах и буддизмом в духовных. Эти правители, впрочем, были ограничены в своих действиях влиятельными чиновниками, которые являлись скорее сторонниками неоконфуцианских идей, нежели более терпимой к буддизму ранней формы конфуцианства, существовавшей в Корее до распространения учения Чжу Си.

Шаманисты тоже подверглись гонениям со стороны последователей неоконфуцианства, теперь они тоже относились к представителям чхонмин. Однако и мусогин, и буддийские монахи остались востребованы обществом, которое по-прежнему нуждалось в их услугах. В неоконфуцианстве отсутствовала духовная составляющая, и, естественно, людям требовалось что-то, что сможет разрешить их душевные противоречия. Более того, мусок, полный ярких и эмоциональных ритуалов с танцами и музыкой, позволял людям ощутить чувство радости, которое им не могло дать неоконфуцианство с его удушающей иерархичностью и зацикленностью на понятии долга. За период Чосон многие представители аристократии и простого народа обратились к буддизму и шаманизму. Королева Мин, жившая в XIX веке, была убежденной буддисткой, а также назначила двух мусогин себе в советники. Американский священник Гомер Халберт, осуществлявший миссионерскую деятельность на территории Кореи в XIX веке, говорил, что «настоящий кореец следует конфуцианству в общественной жизни, обращается к буддизму во время философствования и поклоняется духам, столкнувшись с трудностями».