Текст книги "Между двух войн"

Не прошло и трех минут, как мы оказались возле другого забора – за ним начиналась усадьба Карайи Дархма.

– Впервые вижу, чтобы патрульные ходили у внутренних стен, – пробормотал я. – По идее, они охраняют усадьбу от вивверн, что изредка попадаются на дороге – но не от соседей.

– Старик Дархм неплохо подготовился к своему сборищу, – подтвердила девушка.

– Оставайся здесь, – приказал командир караула, обращаясь к одному из солдат. – Через десять минут мы вернемся. А ты пока следи за эти участком.

– Да, офицер, – отвечал солдат.

Он прислонился спиной к широкому стволу золотого дерева, и вынул из ножен меч.

На лице девушки так и читалось – посмотрим, как ты выкрутишься теперь, герой.

Я не стал ее разочаровывать. Оставив в покое листок лианы, я отряхнул ладони и деловито произнес:

– Ладно, Френки, хватит прохлаждаться. Раз тебе все равно нечем заняться, разберись с этим постовым. Не все же тебе за мной прятаться.

С этими словами я развернулся, и вольготно уселся, прислонившись спиной к стволу золотого дерева. Корни лесного гиганта, образовывали нечто вроде удобного дивана.

Очередной воздушный замок, который девушка выстроила в своем воображении, рухнул и сильно ее пришиб.

Я счел, что это ей будет полезно.

Мне, разумеется, не стоило расходовать силы на воспитание почти незнакомой девицы – но такая уж добрая у меня душа.

– И вправду, Френки, – произнес я. – На сиреневые тыквы в этом году сильный неурожай. Ты только посмотри. Все листья пожелтели и скрутились А плоды – разве это можно есть?

С этими словами я сорвал маленьких, сморщенный фрукт и, повертев его в руках, отбросил прочь.

– И липкий к тому же, – констатировал я. – Болезнь на них какая-то напала, что ли.

Франсуаз зашипела, как умеют делать только женщины, когда мужчины приводят их в бешенство.

Она осторожно поднялась, готовая к действию. Патрульный стоял по другую сторону изгороди, пока что не замечал нас. Но он, без сомнения, увидел бы девушку, стоило ей попробовать перелезть через забор.

– Постой, ты не должна оглушать часового, – наставительно произнес я, как несмышленому малышу втолковывают, отчего нельзя тыкать вилкой себе в глаз. – Когда его товарищи вернутся – а это будет меньше, чем через десять минут – они найдут тело. Если же ты спрячешь его, то все равно, заметят его отсутствие.

Я приподнял палец, чтобы подчеркнуть значимость своих слов.

– В любом случае, они поднимут тревогу. Мы же этого не хотим, верно, Френки?

Мгновение девушка ждала, что я продолжу речь и объясню, как именно ей полагается поступать. Но я смежил веки и полностью отрешился от происходящего.

– Спасибо за помощь, дружок, – процедила девушка.

Она вновь приподнялась – так, чтобы по-прежнему оставаться незаметной – и внимательно осмотрела дерево, под сенью которого стоял часовой.

– Ладно, парнишка, – пробормотала она. – Я не могу ни позволить тебе здесь остаться, ни оглушить и закопать в листья. Значит, ты уйдешь сам.

– Женщины, – произнес я, не открывая глаз, – всегда стремятся управлять мужчинами. Откуда такое желание контролировать нас, Френки?

Найденная тема меня увлекла.

– Стоит человеку жениться, как он тут же оказывается под каблуком. Не носи это, надевай то, будь вежлив с соседями, не пей больше меры. Мы слишком бедны, поэтому работай усерднее. От тебя плохо пахнет, ты не умеешь воспитывать детей. А проев бедолаге голову до мозгов, женушка отправляется по соседкам, и всем им жалуется на мужа-тирана.

Слово «жениться», произнесенное мною, насторожило Франсуазу. Я подозреваю, что она никогда не оставляла смутной надежды относительно себя, меня и свадебных колоколов.

При этом ей все равно, в храме какого бога венчаться – пусть даже на одном из мостов через священную реку Эльду.

Впрочем, мысль о замужестве не преисполнила Френки смиренной кротостью. Напротив, демонесса вскипела злобой.

Наверное, потому, что понимала неосуществимость затеи.

– Получи, – процедила Френки.

Она присовокупила к этому еще одно слово. Я не стал переспрашивать, ибо мне послышалось нечто совсем неприличное.

Девушка нагнулась, подняла с земли маленький камешек и швырнула его вперед. Пролетев над невысокой изгородью, импровизированный снаряд скрылся в высоких ветвях дерева.

– В голову не попадешь, – предупредил я.

– Я целю в дерево.

По ночам, холодная роса в избытке собиралась на дне широких, вогнутых листьев, которые превращались в живые зеленые чаши.

Камешек, брошенный Франсуазой, нарушил шаткое равновесие. Два вогнутых листа пошатнулись, и собравшаяся в них вода хлынула вниз.

Со страшным криком постовой отскочил от дерева, и замахал во все стороны мечом. Поняв, что произошло, воин с негодованием поглядел вверх.

– Чертовы твари! – воскликнул он. – Мерзкие обезьяны.

Наемник воровато огляделся. Прежде всего, постовой хотел убедиться – не стал ли кто невольным свидетелем унизительной сцены, в которую он попал.

Успокоившись на этот счет, солдат заспешил прочь, вглубь плантации.

– Что, мокро? – усмехнулась девушка. – Сбегай теперь, переоденься. Вставай, Майкл. Мы можем идти.

Я поднялся и, не говоря ни слова, направился к изгороди.

– У нас есть минут шесть, пока он сбегает в казармы и сменит одежду, – пояснила девушка. – Ни один наемник не стал бы стоять, как мокрая курица, и ждать, пока его застанут в таком виде товарищи.

Она легко перемахнула через забор и продолжала:

– Это все мужская гордость. Парню лучше бросить пост, чем оскандалиться перед другими.

– Я же говорил, – заметил я. – Женщины всегда смеются над мужчинами.

В этой части поместья Дархм разводил, в основном, кормовую гаурию – лиану, которую Франсуаз использовала вместо душа для часового.

Широкие листья этого растения, закрывавшие обзор, позволяли не бояться, что кто-нибудь случайно нас заметит.

– Старика здесь уважают, верно? – прошептала девушка.

– Не меньше, чем тебя твои наемники. Скажи Карайа Дархм, что черное – это белое, и многие фермеры беспрекословно поверят ему. В этом краю привыкли полагаться на старых и мудрых.

– Поэтому и совещание должно произойти в усадьбе Дархма?

– Для землевладельцев он словно отец в большой дружной семье. Проводить совещание в усадьбе кого-то другого так же бессмысленно, как устраивать семейный совет в детской…

Одноэтажный дом, принадлежавший Карайе Дархму, размерами превосходил жилища всех окрестных фермеров.

Семейство Дархмов с незапамятных времен владело тысячами акров леса, отданными под фруктовые и кормовые плантации, и несколько десятков арендаторов, не покладая рук, работали там.

– Нам повезло, что сейчас не выпасывают броненосцев, – пробормотала Франсуаз. – Эти твари не позволили бы нам так свободно бродить по плантации.

– Это не везение, – ответил я. – Старый председатель хорошо подготовил свое собрание. Позволил ли бы он тупой скотине бродить вокруг дома, когда призвал к себе самых богатых и влиятельных людей Леса?

– Я же говорю, – хмыкнула девушка.

Она уже сидела на крыше и подавала мне руку – не иначе, чтобы оскорбить.

– Для мужчин гордость важнее, чем мозги. Броненосцы пусть с голоду подыхают, лишь бы фасад не портили.

Я провертел в крыше маленькое отверстие, и теперь смотрел вниз.

– Мы прямо над холлом, – пробормотал я. – Значит, я не ошибся. Что-то не видно ни констебля Уотертауна, ни Джоэла Линдена. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Почему плохо? – спросила девушка. – Что скверного в том, если наши знакомые оказались порядочными людьми. Пусть даже такой клоп, как Уотертаун.

– Их повесят рядом с нами, – пояснил я.

Вечерело. Дом Карайи Дархма был ярко освещен лампами, наполненными жиром масляной лианы.

– Я ухожу отсюда, – произнес Дуэрбо.

Шум голосом был столь силен, что это слова едва удавалось расслышать.

– И будь уверен, Карайа – завтра я все расскажу другим фермерам.

С этими словами он развернулся и вышел прочь. Шаги его не были ни широкими, ни твердыми; землевладельцу слишком многое пришлось перенести за прошедший день.

Но, тем не менее, в его поникшем, почти что сломленном облике было нечто, выражавшее непоколебимую решимость. Это странное сочетание свойственно людям, перешагнувшим порог отчаяния, и готовым на самые крайние меры.

Лицо Карайи Дархма по-прежнему носило печать уверенности. Лишь на короткое мгновение злобное выражение промелькнуло на его лице.

– А вот это плохо, – пробормотал я.

Старик сделал едва заметный жест рукой. Из глубины комнаты появился человек, и быстро подошел к нему. Он действовал с той учтивой поспешностью, какая свойственна не слугам, но секретарям или адъютантам.

Голова незнакомца оставалась склоненной, в жесте почтения. Поэтому в первое мгновение с крыши невозможно было узнать его лицо. Оказавшись возле Карайи, человек несколько раз кивнул.

Губы старика почти не двигались.

Его собеседник направился к выходу. Он двигался осторожно, стараясь не попадать в круги света, отбрасываемые лампами – так ходят слуги, чтобы не отвлекать хозяев от важного разговора.

В тот момент, когда незнакомец подходил к дверям – а был то боковой выход, предназначенный для лакеев и горничных – он на мгновение поднял голову.

– Это же Райлин, – прошептала Франсуаз.

– Нет, – ответил я. – Это смертный приговор для Тафара Дуэрбо.

С этими словами я подполз к краю крыши и, убедившись, что никто из караульных не может меня заметить, легко спрыгнул вниз.

Девушке не очень хотелось оставаться здесь. Но Френки понимала, что землевладелец не будет счастлив увидеть ту, кто этим же днем убила двух его сыновей.

Землевладельцы, приехавшие в усадьбу Дархма, не взяли с собой ни слуг, ни кучеров, ни телохранителей. Поездки по лесным дорогам, пролегающим между фермами, не были столь уж опасны.

Единственный, кто ждал за дверьми Тафара Дуэрбо, был его ездовой ящер.

Землевладелец шел, ни на кого не глядя, и так плотно сжимал в правой руке торжественный головной убор, что безнадежно повредил его.

Слуга в ливрее, ждавший возле порога, попытался произнести несколько слов, на прощание важному гостю. Но выражение нахмуренного лица Дуэрбо заставило его умолкнуть на полуслове.

Спустившись по нескольким ступеням крыльца, землевладелец ждал, пока ему подведут верхового ящера.

Тем временем Райлин, незаметно выскользнув из холла, шел по узким коридорам. Эта часть дома предназначалась для слуг; но сейчас здесь никого не было.

Приказание, отданное стариком Дархмом, продолжало звучать в ушах юноши:

«Не дай этому человеку выехать из усадьбы. Пусть исчезнет вместе со своим ящером, будто его никогда и не было. Когда все разъедутся, отвезешь тело в глубину Леса, где много вивверн. Ступай».

Остановившись возле одной из дверей, Райлин открыл ее. Помещение, в которое он попал, предназначалось для слуг. Но сейчас на жестких сиденьях восседали вовсе не лакеи.

По крайней мере, так казалось им самим.

Трое молодых людей, чей облик выдавал благородное происхождения и хорошее воспитание, повернули головы к Райлину.

– Вставайте, парни, – сказал Райлин. – Есть работа.

На лицах молодых людей вспыхнуло воодушевление. Несколько часов, которые они провели в этой тесной, неудобной каморке, показались вечностью. Им уже пришло в голову, что за этот вечер не придется сделать ничего важного.

Спрыгнув с крыши дома, я перебежал вновь к ряду широколиственных растений. Там я опустился на колени и вынул кинжал из правого рукава.

– Давайте, бездельники, – пробормотал я. – Я знаю ваши привычки.

Не прошло и двадцати секунд, как в моей руке оказался огромный садовый тесак – с толстым лезвием, и острой, как бритва, кромкой.

Это грозное оружие использовали для мирных целей – им рубили лианы.

Тесаки следовало возвращать в сарай по вечерам; но работники обычно ленятся это делать и прячут нож в траве.

Я отлично знал эти безобидные хитрости.

Взмахнул пару раз клинком, я решил попробовать себя в роли садового вредителя.

Верховые ящери, готовые отправиться в путь, уже ждали Райлина и троих его подручных.

– Ладно, братва, – произнес командир маленького отряда. – Здесь есть один старикан, который слишком много болтает. Надо бы заткнуть ему рот.

Юные негодяи не произнесла ни слова в ответ. Но если бы не необходимость сохранять тишину, они разразились бы радостными криками.

– В седло, – приказал Райлин. – Прижмем этого придурка, как только отъедет от дома.

Четверо юнцов, теперь уже верхом, направились по небольшой тропе через плантации.

«Вот оно, – думал Райлин. – Наконец-то это произошло. Больше мы не будем прятаться по углам, как крысы, и прятать лица за масками. Теперь нас начали уважать».

Им овладела приподнятость – сильная, как само стремление жить. Такое бывает только в юности, и далеко не у всех. Ты ощущаешь себя частью Истории – Истории с большой буквы – ты несешься на ее гребне, ты управляешь ей.

Взросление приносит с собой опыт, и опыт этот всегда печален. Мы узнаем, что нет никаких кулис, нет сцены и нет настоящей жизни.

Реально только наше убогое существование, за темных, пропахших пылью задворках, и не Герои вершат Историю, а безликие общественные закономерности да слепой случай.

Но Райлин не знал этого. Жизнь его проходила на родительской ферме, когда занятия географией и грамматикой, с учителем-монахом, сменялись работой на плантациях, долгими светскими приемами и скучными разговорами об урожае.

Нет, это не могло быть настоящей жизнью! Где-то там, далеко, существовало оно – нечто действительное, совсем не похожее на тупое однообразие фермы. И вот сегодня Это началось для Райлина.

Теперь не имело смысла сохранять тишину – ни наемники, патрулировавшие вокруг дома, ни лендлорды не могли услышать разговор очистителей.

И все же всадники молчали. Чувства, переполнявшие их, были слишком сильны, чтобы найти выражение в словах или выкриках.

Раскрасневшиеся лица молодых людей, их горящие глаза говорили гораздо красноречивее. Они походили на псов, спущенных с цепи.

Вдруг Райлин заметил, что один из его товарищей достает из-за пояса зеленый наголовник. В таких очистители привыкли совершать свои набеги.

– Оставь! – воскликнул предводитель отряда. – С этого дня мы действуем открыто. Пусть другие боятся, а не мы!

Без сомнения, он не отдавал себе отчета в том, насколько бессмысленны последние слова. Очистители могли не скрывать своих лиц вовсе не потому, что их не страшило возмездие – просто их будущая жертва уже ничего не смогла бы рассказать.

Если бы молодым негодяям предстояло напасть на караван торговцев, ведущих торговлю со сворками, и оставить живых свидетелей – тогда Райлин первый надел бы маску.

Но очистителям нравилось думать, будто они приобрели власть, и рука закона более не может их коснуться.

Вскоре узкая тропа вывела небольшой отряд на главную аллею, что вела от центральных ворот к дому. Предводитель придержал ящера, и осмотрелся.

Очистители успели как раз вовремя. Тафар Дуэрбо выехал навстречу ним. Вначале землевладелец даже не заметил молодых людей.

Он принял их за наемников или арендаторов – иными словами, представителей низкого сословия.

Тех, кого богатые часто видят, но слишком редко обращают внимание, словно слуги и бедняки являются немой частью пейзажа, как деревья, кусты или облачка в небе.

Кроме того, Дуэрбо был слишком погружен в мрачные мысли. Поэтому его крайне удивило, когда Райлин направил своего ящера вперед и преградил дорогу землевладельцу.

– Куда-то спешишь, старик? – спросил очиститель.

Если бы Дуэрбо закричал, позвал на помощь – к нему сразу прибежали бы наемники и со стороны дома, и от главных ворот.

Однако не только неопытность подтолкнула молодого человека к тому, чтобы заговорить с лендлордом.

Глубокая ненависть, которую он и его товарищи испытывали к своркам и коронетам, имела в действительности совсем иное основание, чем казалось сперва.

Дети богатых, влиятельных фермеров с самого рождения находились под властью деспотичных отцов. Не имея возможности думать и действовать самостоятельно, они были приговорены стать такими же, как их родители, и в точности повторить их судьбу.

Обрушиваясь на слабых и беззащитных, очистители тем самым пытались отыграться за собственные обиды, и примерить на себя роль деспота.

Вырастая, они порывали с юношеским радикализмом. Больше не было необходимости играть в кого-то. Они занимали место отцов в семье, и круг замыкался.

Но Райлину было еще далеко до этого момента. И теперь он не мог отказать себе в удовольствии, поглумиться над беззащитным стариком.

– Что? – спросил Дуэрбо, не понимая происходящего.

Предводитель очистителей вынул из ножен меч. Короткий клинок сверкнул в лучах заходящего солнца.

– Говорят, что ты спутался со сворками, старик, – произнес Райлин, даже не глядя на своего собеседника.

Он рассматривал лезвие. Трое других скалили зубы, изредка подталкивая друг друга. Им доставляло удовольствие, как вожак «ставит на место» глупого старикашку.

Кровь прилила к лицу землевладельца. Он не привык к тому, чтобы с ним так обращался кто бы то ни было. Тем более, не собирался терпеть оскорблений от мальчишки.

– Что ты себе позволяешь, юнец, – произнес он. – Немедленно убери ящера с дороги, иначе я всыплю тебе розог.

Телесные наказания были неотъемлемой частью воспитания, как его понимали многие лендлорды.

Но если Дуэрбо полагал, что его слова отрезвляюще подействуют на молодых людей, то он сильно ошибался.

Райлин только захохотал, а оставшиеся присоединились к его веселью. На сей раз терпение Дуэрбо закончилось. Он приподнялся в седле, намереваясь дать непочтительному юноше крепкую пощечину.

Райлин перехватил его руку, и с силой ударил землевладельца по лицу. Тот отшатнулся – боль, которую испытал Дуэрбо, была ничтожна по сравнению с шоком и унижением.

Очистители продолжали громко хохотать. Их предводитель сперва обернулся к своим товарищам, чтобы обменяться торжествующими взглядами, а затем произнес:

– Ну что, старик. Надо научить тебя, как знаться с сворками.

Он поднял лезкие меча, и поднес его к горлу землевладельца.

– Глупец ничему не может научить, – раздался вдруг громкий голос. – Разве только, не быть на него похожим.

Все обернулись. Я вышел из темной аллеи. Тяжелый тесак сверкал в моей правой руке.

Молодые негодяи, чьи мысли были сосредоточены вокруг насилия и убийства, а нервы напряжены до предела, не на шутку струхнули.

Видимо, я показался им ангелом смерти, явившимся наказать их за грехи.

Очистители подали своих ящеров назад, готовясь к бегству. Не давая им опомниться, я шагнул вперед и сильным рывком сбросил с седла одного из негодяев.

Тот упал в траву, ни жив ни мертв от ужаса.

Я поднял вверх руку с гигантским тесаком, и оставшимся молодым людям показалось, что я собираюсь снести голову их товарищу.

– Бежим! – закричал один из них, и вскоре все трое, что было сил, уже мчались прочь по лесной тропе.

Даже четвертый, сброшенный с ящера, поспешил как можно дальше заползти в кусты, а вслед за этим раздался топот его ног, несущих перепуганного хозяина как можно дальше прочь.

– Надеюсь, эти мерзавцы не причинили вам хлопот? – спросил я, усаживаясь в седло.

Не грех было воспользоваться чужим скакуном, пока я не найду своего.

Я пронзительно свистнул. Это был знак моему ящеру прискакать поближе и ждать по другую сторону изгороди. А также сигнал Френки, что пора ретироваться.

– Что они говорили о сворках? – спросил Дуэрбо.

– Это не важно. Очистители всегда твердят только об этом.

– Да? – пораженный старец, вновь повернулся в ту сторону, где скрылись молодые люди. – Так это были очистители? Лесные боги. Я думал, это хулиганье всегда надевает маски.

Его голос окреп.

– Мы должны немедленно вернуться! Надо предупредить остальных, что поблизости бродят эти мерзавцы.

Дуэрбо осекся.

– Но что вы здесь делаете, господин Амбрустер? Я думал…

Он замолчал, не зная, какие слова подобрать. Лендлорд имел в виду, что меня сюда никто не приглашал.

– Любовался на сиреневые тыквы, – ответил я. – Замечательное зрелище – особенно, в лучах заходящего солнца. А теперь нам пора. Гостеприимство имеет свойство быстро заканчиваться…

Я направил ящера в сторону ворот, но Дуэрбо явно собирался вернуться в дом.

– Но мы должны предупредить, – начал он.

Я схватил его за руку, и крепко сжал. Затем посмотрел прямо в глаза лендлорду.

– Они знают, – коротко произнес я.

Губы Тафара Дуэрбо медленно разомкнулись, готовые произнести какие-то слова. Потом закрылись. Капля за каплей, в сознание лендлорда начала проникать страшная правда о происходящем.

– Разве? – спросил он. – Нет. Не может…

Землевладелец замолчал. Он не был так глуп, как могло показаться дерзкому Райлину и его прихвостням.

– Они не посмели бы… – тихо прошептал он.

– Да, – согласился я. – Пока. Поэтому и действуют руками очистителей. Но скоро – очень скоро – эти люди начнут действовать открыто.

Я поехал к воротам, сначала медленно, потом все быстрее, когда убедился, что Дуэрбо следует за мной. Навстречу нам уже бежали двое наемников, привлеченные свистом.

В глубине леса начали петь первые цикады.