Текст книги "Индиго"

50

Из дневника:

Я впервые подумал (пусть и на секунду, но подумал) о себе, как об убийце. Заурядном убийце. Обидно… обидно, зная, какая цель (Сила) движет мной, но в глазах общественности я таким заурядным и являюсь (при условии, что меня умудрятся поймать с поличным… но и в таком раскладе, что это даст?) – неизвестным убийцей, не маньяком.

Вряд ли даже Шерлок Холмс сопоставит мои преступления в единый акт.

Неужели я стал тяготеть к славе Чикотило (причём, что Чикотило такой известности не жаждал, не желал)? Нет, нет!!!!! На меня просто напало безумие, просто я не был готов к убийству через причинение мук. Так я больше не поступлю! Не могу так.

Мне осталось немного.

Ещё немного мести.

А потом… суп с котом и пироги с котятами.

51

Кузьму выпустили из-под стражи накануне празднования дня рождения, эту часть сделки Иван Демьяныч выполнил без труда: шаг в получении доверия. Иначе как? Девица просто-напросто не станет выполнять обещанного, если не увидит увальня-кузнеца. Приставленный к Кузьме урядник следовал за ним в пяти-шести шагах, амуницию его составляли два пистолета, один из которых заткнут за пояс, другой кочует из руки в руку. Руки урядника, не привыкшие к пистолету, то и дело потели на такой жаре, и урядник утомился вытирать их насухо о рукава.

Валя ожидала любимого у озерца, вырытого несколько лет назад по прихоти Демьяна Евсеевича (в озере разводили осетров, которых самолично удил забавы ради сам глава семьи), в полукилометре от усадьбы. Место тихое, даже дикое: Демьян Евсеевич редко кому позволял заходить в свой любимый заповедный уголок. Озерцо сверкало в центре поляны, полной пестротой луговых цветов, окаймляясь двумя рядами искусственно высаженных ясеней. Пустоту барского заповедника заполняли облюбовавшие озерцо дикие утки и дрозды, терявшиеся в деревьях. Утки шумно поднялись в небо, кряканьем перекрыв дроздовую трель, когда Валя, завидев знакомую фигуру, крикнула:

– Кузьма! – и бросилась ему навстречу.

Влюблённые обнялись и долго не разнимали объятий, не молвя ни слова. Урядник деликатно прокряхтел в кулак, напоминая о своём присутствии. Кузьма недобро сверкнул на него глазами, мол, чем мы тебе, иуда, мешаем, что ты кряхтишь? Урядник стушевался.

– Мы посидим у воды. Вдвоём, – сказал ему Кузьма. – Побудь тут… пожалуйста! Я ведь не сбегу. Куда бежать?

– Не велено, – буркнул недовольный своим заданием урядник.

– Да будь же ты человеком! – в сердцах сказал Кузьма.

– Миленький, просим тебя! – подхватила слова друга Валя.

– Ладно, что уж там… – быстро сдался урядник. – Ступайте.

Влюблённые поблагодарили человека и сели у пологого берега озерца. После расспросов друг о друге и ложных (но таких необходимых сейчас) заверений, что с ними не всё так плохо, как ожидалось, Кузьма спросил:

– Как в деревне?

Валя рассказала без утайки. Кузьма спрятал лицо в своих огромных ладонях; он считал себя виноватым во всех несчастиях.

– Лучше б я его тогда убил!

– Родненький, он бы убил тебя быстрее, – заметила Валя и додумала про себя: «И занялся бы мною!»

– Я должен был попытаться, – не унимался Кузьма.

Валя отняла его руки от лица, приложила свои и повернула голову к себе. Кузьма посмотрел на любимую, глаза кузнеца краснели от удерживаемых слёз.

– Ты не можешь взять на себя такой грех! – сказала она.

– Валюша, за тебя я могу чёрту рога обломать.

– Поклянись, Кузьма, поклянись, что никогда не убьёшь никого, что бы ни случилось! Поклянись! – Валя отчаянно тряхнула его голову.

– Почему? – Кузьма взял её руки за запястья. – Почему ты берёшь с меня такую клятву?

– Потому что люблю тебя! А убив, ты погубишь себя… и погубишь деревню.

– Боже!.. – Кузьма склонил чело в глубокой кручине, две крупные слезы капнули на пыльную штанину. Валя прижала голову кузнеца к груди, дав волю безвольным слезам своим. Кузьма обхватил девушку за талию и так скорбной статуей они долго сидели в неудобных позах.

Кузьма сожалел о невозможности поставить на место ирода-барина, жаждал отмщения, не задаваясь вопросом: почему молодой барин ходатайствовал об его освобождении, и зачем нужно было выпускать его под конвоем перед хозяйским праздником, если (со слов Ивана Демьяныча) после праздника освободят совсем? Кузьма был слишком изнурен сырым казематом и измучен плёткой, чтобы что-то подозревать.

Валюша же запоминала мгновения, запах немытых волос любимого, кой вдыхала, как аромат неземного цветка, тяжесть его головы, крепость объятий, глубокое дыхание, гулкое сердцебиение, откликающееся на бой её сердца; ясное солнце, согревающее мир, благоухание цветущей поляны, шелест ветра, играющего листочками молодых ясеней, пение дроздов, радующихся лету, хлопанье крыльев взлетающих уток и плеск воды… Валюша запоминала, надеясь забрать всё в память, когда расстанется с горькой земной жизнью, и надеясь, что память не подведёт её потом.

Минуты складывались в сундук времени с названием «Прошлое», наступило время прощаться. Кузьма прощался ненадолго. Валюша прощалась навсегда. Сердце её замерло и будто не билось, боль сдавливала его и одновременно разрывала. Душой Валя порывалась рассказать о сделке с чёртом, Иваном Демьянычем, но разум запечатал губы. Кузьма погибнет, узнав чего хочет молодой барин, а молодой барин не отступится, пока не получит своего. Что ему жизнь какого-то кузнеца? Что ему жизнь какой-то крепостной девки? Что ему дело до целой деревни, когда их у него дюжина? Пусть будет так, как должно произойти. Ставки сделаны.

Кузьма вернулся в темницу.

Иван Демьяныч попросил ярыжку перевести кузнеца в более уютную и сухую палату, приставить к камере отдельную охрану и по мере возможности удовлетворять безобидные просьбы заключенного.

– Его всё равно сошлют чрез дня три-четыре. Проявим великодушие, – объяснил ярыжке свою просьбу Иван Демьяныч.

– Разве сошлют? А у меня нет приказа…

– О, не беспокойтесь, уважаемый, приказ будет! Я позабочусь. Слово дворянина!

Иван Демьяныч пребывал в великолепнейшем расположении духа. Скоро… завтра он возьмёт то, чего хочет… Нет, не так. Завтра ему добровольно дадут то, чего он хочет. Вот так! Завтра он покажет своим петербургским приятелям, что здесь он – царь, приказы которого исполняются с благоговейным трепетом. А потом он, как радушный хозяин, позволит и приятелям удовлетворить свои желания. Иван Демьяныч решил морально уничтожить Валю за долгое ожидание. Каждый сверчок знай свой шесток. Когда же праздник закончится и гости уедут восвояси, он покончит с этой историей раз и навсегда. Он продаст девку (покупатель уже нашёлся: один старый кобель, любящий молодых сучек), он добьётся быстрой ссылки кузнеца, он закабалит деревню так, что чернь взбрыкнуть лишний раз побоится, он потребует право первой ночи у каждой девки проклятой деревни, решившей выйти замуж. Извращенно-озлобленный ум подсказывал, что тогда ни одна девка не пожелает идти в жены, но и тут молодой барин нашёл выход: он вплотную займётся растлением девства каждой восемнадцатилетней девице… и, не дай Бог, хоть одна будет испорченной раньше, чем он это сделает сам!

Подобные мысли бодрили и веселили молодого и озабоченного барина. Он с нетерпением ожидал завтрашнего дня, дня своего тридцатилетия.

52

Милиция заполучила очередной «висяк». Из всех опрошенных друзей покойного Вадика никто не признал девушку, убившую его. Распечатанное фото лица девушки-убийцы со стоп-кадра плёнки (чёрно-белой и низкого качества) видеозаписи не дал результата. Также не оказалось ни одного отпечатка пальцев гостьи (эксперты и не надеялись их найти, после просмотра кадров, где хладнокровная умница методично протёрла платком всё, к чему прикасалась). Девушка-фантом. Предварительная версия убийства на почве ревности не вписывалась в психологические рамки зверства. Запись с видеокамеры была сродни фильму ужасов, не каждый из офицеров выдержал зрелище. Одного молодого лейтенанта стошнило прямо на брюки.

В завершении девушка достала из сумочки выкидной нож (который можно запросто купить в любом подземном переходе), подошла к изголовью кровати и одним движением перерезала жертве горло. Покидая квартиру, повернулась, улыбнулась и помахала рукой, словно прекрасно знала, что её снимают.

Милиция развела руками.

А Валентин потирал руки. Сделав запись в дневник, он успокоился и не переживал более по убийству Третьего Из Списка. Валентина захватило другое – Главарь, Четвёртый Из Списка, последний в списке. Наконец-то дошло время до него!

Валентин позвонил, на том конце никто не отвечал. Он не торопился положить трубку, закрыл глаза, ожидая любого знамения-подсказки, и не обманулся. В мозгу фотовспышкой возникла картинка витринного стекла с отражением вывески здания напротив. «Бал в Эрмитаже». Валентин понятия не имел, что сие означает, но, кроме вывески, витрина отражала главное – синюю табличку с улицей и номером дома. Перевернутая надпись, как и «Бал в Эрмитаже», легко читалась: «Новая площадь». Валентин положил трубку. Следовало улыбнуться и поблагодарить Господа, что тот подсказал, где искать Четвёртого Из Списка, однако Валентин не сделал ни того, ни другого. В «фотоозарении» была накладка, сбившая Валентина с толку: в глубине витрины он увидел красивую… нет… очень красивую девушку, одиноко сидящую за столом… в ресторане? Валентин нервно отмахнулся от глупого вопроса. Какая разница – где? Почему он увидел девушку?!

«Почему ты решил, что красивая девушка одинока? Разве может быть красивая девушка одинока? Скорее всего, она сопровождает Четвёртого Из Списка. Скорее всего, Четвёртый Из Списка – её парень», – подумал он и успокоился.

Не следовало терять ни секунды, поэтому Валентин не стал преображаться обратно в девушку (после расправы с Третьим Из Списка он пришёл домой и, как был в образе, так и уснул поперёк кровати, а, проснувшись, первым долгом смыл размазавшийся макияж) и, надев лучший костюм, поехал в тот ресторан (если это в самом деле ресторан). Дойдя до метро, Валентин подумал, а ведь без денег в ресторане делать нечего и, раздраженно пыхтя, вернулся домой на трамвае. Достал из коробки с документами, хранящимися в ящике стола, паспорт и сберкнижку. И чего он тогда дёрнулся из банка, не закрыв счёт? Теперь придётся тратить драгоценное время на такие пустяки!

Пустяк убил сорок две минуты.

Валентин добрался до ресторана, на поверку оказавшимся кафе, что не могло не порадовать. Надежды застать Четвертого Из Списка оставалось мизер. Валентин посмотрел внутрь зала сквозь витрину и увидел ту же девушку. Напротив неё никого нет!

«Он в туалете?» — спросил себя Валентин. Ответа не дождался. Лишь чувствовал, что Четвёртый Из Списка здесь.

Валентин вошёл в помещение. Казавшееся с улицы огромным, кафе преобразилось в уютно-скромное. Валентин зачем-то быстро сосчитал количество столиков. Четырнадцать, восемь заняты. Рядом с ним материализовалась официантка в коротком платьице-униформе и блокнотом с записями заказов в руке.

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, за любой свободный столик, – приветливо сказала она и сделала приглашающий жест.

– Здравствуйте, спасибо, – отозвался Валентин и прошёл к столику рядом со столиком одинокой девушки.

Валентин раскрыл меню, выбирая, что бы недорогое заказать. Взгляд блуждал по листку, не фиксируя напечатанное. Валентина забила дрожь. Находясь вблизи от девушки, до него инсайтом дошёл кошмарный смысл «фотоозарения»: она и есть Четвёртый Из Списка! Как такое возможно?! Валентин по памяти вспомнил все четыре фамилии из списка… и ужаснулся вконец. Четвёртая фамилия не склонялась, она одинаково произносилась и читалась как для мужчины, так и для женщины! Зубы Валентина выбили дробь, будто знобило… да его и знобило!

– Решили, что будете заказывать? – спросила официантка.

Валентин дернулся и громко выдохнул.

– Вам плохо? – спросила тем же тоном, тоном вежливого робота, официантка.

– Нет-нет, всё нормально. Всё хорошо. Я буду… Можно заказать такой же коктейль, что и у той девушки? – Валентин кивнул на Четвёртую Из Списка. «Боже, почему она девушка!?»

А очень красивая девушка с любопытством разглядывала его, симпатичного и худого (мама дорогая!) недотёпу, потягивая коктейль через зелёную трубочку. Она действительно была красива.

Валентин в жизни не встречал такой красоты. Вспомнилось изречение какого-то умника: «Любовь понять в одно мгновенье лишь добрым людям суждено», но он одёрнул себя: «Добряк выискался!»

Ему принесли заказанный коктейль. Девушка, увидев заказ, улыбнулась и отвела взгляд, бросив его на квадратные часы, что висят над барной стойкой. Валентин глянул туда же. Стрелки часов высовывались на добрых пару дюймов из голубого циферблата и показывали без двадцати пяти пять.

«Что же делать?», – панически подумал Валентин, а ещё подумал, что сходит с ума. Он встал и, как сквозь толщу воды, подошёл к её столику. Неуклюже сел, стукнув донышком своего бокала о стол, коктейль болтнулся, но не выплеснулся.

Девушка удивлённо вскинула бровь.

– Однако… – проронила она, наблюдая, что будет дальше. Она сидела в кафе почти полтора часа. Первые полчаса она ожидала появления парня, коллеги по работе, который очень хотел завязать с ней отношения. Парень не очень импонировал, но она согласилась – на безрыбье и рак рыба. Как бы обыденно ни звучало, но красивая девушка, у которой есть честь и чувство собственного достоинства, зачастую остаётся одна. Мужчины очень боятся красоты, тем более женской, они думают, что красивая женщина – это всегда недоступная женщина… или же продажная. Оставшийся же почти час девушка уже не ждала, зная, что коллега не придёт, довольствуясь обществом самой себя и второго по счёту коктейля.

«Забавно посмотреть на его физиономию, если он сейчас придёт, а за моим столиком этот тип», – всё-таки подумала девушка.

– Он не придёт, – сказал Валентин, думая тем временем над несправедливостью Всевышнего, подложившему такую грандиозную свинью.

«Всё равно что драться голышом с одетым противником», – продолжил он мыслить, думая об очередной невозможности скрыться за образом девушки-простушки. Но произвести впечатление на красивую девушку как-то было нужно.

– Что вы сказали?! – спросила красавица.

– Я говорю, он не придёт. Я думаю… я уверен, вы ждёте молодого человека и ждёте уже немало. Поверьте мне, любой здравомыслящий парень придёт на свидание с такой красавицей за час до встречи. А если не пришёл, то и ждать не стоит. Не стоит он того.

– А я знаю, – сказала девушка и заметно расслабилась, ведь людей всегда настораживает непонятное, а тут померещилось, будто мысли прочли.

– Вы простите меня, я так бесцеремонно вторгся в ваш мирок. Со мной не бывало такого, честно… я вообще с прохладцей отношусь к… женскому полу. Но ведь торкнуло. – Валентин замолчал, соображая, что он городит.

– А вы с кем-то встречаетесь? – спросила красавица.

– О, нет! Я увидел вас с улицы, через витрину. Меня дрожь хватила, когда заметил вас. Я подумал, что вы не можете быть настоящей, скорее всего, мираж, скорее всего, мне голову напекло. Я решил, мне нужно срочно освежиться, а ноги сами взяли и зашли сюда, – «заливал» Валентин, как никогда прежде, и спохватился. – Если хотите, я уйду! Мне нужно было удостовериться, что вы не плод моего воспалённого воображения. Вы не плод.

– Пожалуйста, останьтесь! – сказала красавица и чуть дотронулась пальцами до руки парня. – Вы совершенно мне не мешаете.

Валентин полоумно пялился на свою руку, удивляясь, как он её не отдёрнул. Красавица коснулась его руки, Валентин не испытывал ничего чудеснее в жизни до этого прикосновения. Уверен, что не испытывал. Красавица не могла, не имела права быть Четвёртым… Четвёртой Из Списка! Слишком жестоко.

– Знаете, сейчас мой мозг занят мыслями о вас, – сказал Валентин. – И в мыслях я называю вас красавицей. Дайте мне ваше имя!

Красавица потешалась над постановкой речи парня, он так непосредственно пытался объяснить своё восхищение, а это его «дайте мне ваше имя!» вместо «как вас зовут?». Забавно. Она рассмеялась.

– Даша, – «дала имя» красавица.

– И, по-моему, зовут её Даша, то ли девушку, а то ли виденье… Представляете, какое совпаденье? Вы – Даша, а я представил вас миражом, синонимом виденья!

– Да. А вы дадите мне свое имя?

– Валя… Оой! Валентин. Лучше Валентин!

– Раз уж мы познакомились, Валентин, давай перейдём на «ты»?

– Подходит! – отозвался Валентин и в первый раз за беседу улыбнулся девушке в ответ.

53

Из дневника:

Я воспринимал одиночество, как неотъемлемую часть своей жизни. И чувствовал себя комфортно. Всегда комфортно, даже когда жила мать. Мы сохраняли с ней суверенитет наших мирков, находясь при этом в содружестве. Нас обоих такая жизнь устраивала. Такая жизнь устраивала меня и после её смерти. Иначе жизнь я не представлял. Мне не нужны друзья, которые обязательно бы лезли со своими сентенциями и вопросами. Ненавижу вопросы:

1). Когда ты себе подругу найдёшь?

2). Когда ты женишься?

3). Не пора ли тебе семьёй обзавестись?

4). Когда ты за ум возьмёшься и пойдёшь учиться?

5). Тебе не надоело жить в своей скорлупе?

А они неизбежны, если есть «заботливые» друзья.

Как им объяснить моё отношение к женщинам? Как им объяснить, кто я? Какова будет их реакция, если однажды, в ответ на одну из их душещипательных историй, которая на самом деле тупа, как угол, поведать им мою историю? Останутся ли они моими друзьями или сдадут ментам (или хуже того – в психушку)? Я склоняюсь думать, что «друзья» сочтут за долг перед обществом изолировать меня, и чем раньше, тем лучше.

У меня есть Цель.

Я преследую свою Цель. Цель поставлена самим Господом, и я должен смиренно выполнить её, не сетуя и не переча. Но Господь не предоставляет легких путей. Каждый должен пронести свой Крест до своей Голгофы. Путь – не тропинка в поле меж ковыля, Путь Жизни – тернист и символ его – Венок. Моим тернистым венком стала Даша. Господь послал мне испытание. Я – тот, кто во всех жизнях был женщиной, но родился на Месть в жизни теперешней мужчиной – чувствующим родство к женскому полу, вынужден преступить привычное отношение к дамам и, невзирая на безумно красивую оболочку, истребить реальное естество Четвёртого Из Списка. Как в песне «Агаты Кристи»: «Сердце твоё двулико, сверху оно набито мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно».

По разговору с Дашей я не заметил каменность её сердца, только мягкость травы.

Но какой вывод может быть от одного разговора, Валентин?

Одного разговора мало, безусловно, мало.

Как же она красива!

Не влюбился ли я, а? Понятия не имею, но такого чувства я не испытывал даже к матери. Любопытно испытать в полной мере… Я очень хочу понять любовь! Я очень хочу её узнать!

Я очень хочу испытать любовь!

Мне восемнадцать лет, я ни разу не целовался, не говоря уж об остальном.

Мне не требуется всего от любви… хотя бы горечь, чтобы горечь любви смешалась с горечью утраты, когда наступит момент.

Господи, потерпи со своей местью.

54

Наивен тот, кто полагает, что раньше знали об одной лишь миссионерской позе в кромешной тьме глубокой ночи под одеялом. Слово «секс» не знали, зато прекрасно знали другое слово – «блуд». И Валюша знала слово… но не знала дела. А до дела дошло. Она была храброй девушкой и, не колеблясь, расплела тугую косу, когда молодой барин кликнул её зайти в баню, которую она вместе с девушками топила с раннего утра по приказу Ивана Демьяныча. «Хытростная» выходила барская баня, и погано сделалось в душе, едва ступила Валюша на банное крыльцо. Она знала, что не осталась незамеченной дворовыми девками (были средь них, кто недоумевал, кто жалел, и те, кто ей завидовал и, как следствие, возненавидел), но для Вали ничего не имело значения, а пересуды тем паче. В своих мыслях она доживала последние часы и, готовясь отдаться без остатка барину, Валя с молитвой на губах духовно отрешалась от плотской утехи, от барской плотской утехи.

Иван Демьяныч пребывал в сильнейшем подпитии (что внушало Вале мнимую надежду в мужицкой несостоятельности барина). Валя вошла в предбанник и повернулась к двери (все её движения получались заторможенными, оттягивающими тот момент), чтобы закрыть на защёлку.

– Не закрывай. Или ты думаешь, кто-то посмеет войти? – сказал молодой барин, напугав без того взвинченную на нервах девушку.

– Не бойся, – сказал он вкрадчиво. – Поди сюда. – И сам шагнул навстречу.

Валя боялась взглянуть на него и, вперясь во влажный пол, сделала нетвердый шаг.

– Куда ты смотришь? Посмотри на меня! – тем же вкрадчивым голосом сказал Иван Демьяныч.

Валя медленно подняла взгляд… и прокляла себя за свою медлительность. Ужас сковал её, когда взгляд наткнулся на то, что колом торчало меж ног барина. Ознобная дрожь охватила девушку, стало душно. Крупная капля горячего пота стекла со лба по переносице и неприятно свисла с кончика носа. Валя машинально утёрла нос и оторвала взгляд от ужасающего и завораживающего места. Провалиться сквозь землю – малое, что она желала сейчас, раствориться паром, как снегурочка, – и этого мало. Валя по сердобольной привычке хотела броситься в колени барина и молить о пощаде, но, представив, что кошмар окажется прямо перед её лицом, передумала вмиг.

«Дверь! Беги в дверь, она не заперта!» — крикнул голос здравого смысла.

«Ты не имеешь права обрекать на смерть Кузьму… и деревню!» — остановил её измученный голос сердца.

Или реплики голосов перепутались в голове девушки?

Не имеет значения.

Её лицо, полное страха и мольбы, поднялось к лицу молодого барина… и увидело счастливую и беспощадную улыбку.

– Ты не передумала? – спросил Иван Демьяныч.

– Нет… – ответила несчастная.

– Тогда подойди ко мне и поцелуй, как целовала накануне.

Валя подчинилась.

Когда молодой барин пресытился её губами, он без предупреждения порвал тонкие лямки сарафана и алчно сжал Валины грудки в своих ручищах. Валя вскрикнула от боли, только именинник уже не слышал её. Он резко развернул девушку к себе спиной, продолжая безудержно мять нежные грудки. Но эта боль смехотворна в сравнении с адским огнём, которым обожгло лоно девушки жестокое вторжение. Крик невыносимой боли вырвался из лёгких и задохнулся в перехватившем горле, Валя захрипела, слёзы брызгали маленькими фонтанчиками, не касаясь щёк. А барин продолжал ритмично долбить шлёп, шлёп, шлёп, шлёп. Целая вечность боли. По правой ноге потекло.

«Неужели я так вспотела?» — отстранённо подумала Валя и посмотрела вниз, на ноги, прикрытые свисающим и бесполезным подолом сарафана. Видны одни лодыжки, и по правой текла…

«Кровь!!! Боже ж мой, я умираю!» — ноги девушки превратились в вату.

– Куда ты повалилась! – прорычал где-то над ней осильник.

Ей чхать на барский рык, она проваливалась в обморок. Вот-вот, ещё чуть-чуть, но хлесткий шлепок по голому заду не дал такой радости. Валя застонала. Мозг перестал фиксировать боль, организм свыкся с ней. Мужчина дёрнул девушку за волосы, заставляя прогнуться в спине, но и это не возымело эффекта.

– Будь ласковой! Будь ласковой со мной, дрянь! – рычал озверевший барин, не обращая ни на что внимания, кроме похоти.

Закончив (пять минут – для него, вечность – для Вали), молодой барин отшвырнул девушку на скамью и окатил себя холодной водой из ушата. Брызги разлетелись в стороны, часть их охладила спину и икры девушки, но Валя не заметила, всё тело ей казалось аморфным и нечеловеческим. Она находилась не в бане с чудовищем, а далеко в лугах среди душистых цветов и рядом с любимым и родным Кузьмой. С любимым и родным. Родным…

– Дорогуша, ты выполнила свою часть сделки не до конца, надеюсь, не нужно объяснять – почему? – Вернул Валю в ужасающую реальность голос чудовища. У неё не осталось сил отвечать и ей нужно объяснить, почему сделка выполнена не до конца. Она молчала, лежа и не шевелясь, и обречённо ждала свою участь. Что ещё больше она могла ему дать?

– Ладно, отдохни, – услышала Валя и провалилась в дебри бреда.