Текст книги "Серый взгляд бога"

Я кинул палку с зеркалом на аппарель, а сам кувыркнулся в другую сторону, к углу следующего склада, и, только распластавшись на пузе, максимально уменьшив свой силуэт, вскинул на вытянутых руках ствол.

Но я не целился в громил и даже в «бежевого»…

Один мой друг, очень талантливый автомеханик, рассказывал мне, что воздушная прослойка топливного бака, насыщенная парами бензина, это отличный зажигательный детонатор, поэтому, зная, где располагается бензобак у того самого «шермана», я надеялся, что тот не заправлен под пробку. Тут как раз мой зажигательный «коготь» придется очень кстати.

Я выпустил пулю стоимостью в добрых пятнадцать «синеньких» в сторону люка бензобака «шермана», целясь, как мне думалось, примерно на пять сантиметров ниже: яркая оранжевая точка мелькнула в сумерках.

Двое из прикрытия сзади натренированно встали за машинами на колени и выпустили в мою сторону по четыре обоймы – автомат был ни к чему.

Но… недаром я пожертвовал «когтем», если бы я стрелял обычными пулями, не дали бы они того результата. Однако жандармерия это опыт, за который сотни людей, а может, и больше, расплатились жизнью.

«Бежевый» сперва растерялся и дернулся было влево во время выстрела, а потом полыхнул яркий дымный факел, «шерман» подпрыгнул на месте и чуть вперед, ударив бампером «паккард». Наконец его поглотило облако пламени – есть!

Все получилось, как нельзя лучше: люди вспыхнули от брызг горящего бензина и пылающих осколков «чудо-пули», как спички, и с диким воем, пытаясь погасить пламя, стали кататься по асфальту. «Коготь» сработал на все сто!

Я пополз по цементной аппарели склада и увидел две мельтешащие в свете фар фигуры.

Я знал, они хотят мой смерти, и делал те самые «кросс-шуты», за которые меня так осуждал Стокер.

Перекатившись снова за угол, я поменял опустевшую обойму.

Я поймал в прицел того, кто первый подошел к моей машине и при взрыве залег. Нажал на спуск.

Пока еще грохал выстрел, я постарался откатиться в сторону.

И тут же раздался треск двух очередей, наведенных на меня…

К сожалению, два автоматчика были живы… и не только они.

Я спрятался за пустой катушкой кабеля, стоящей рядом с пакгаузом.

Краем глаза я заметил смазанное шевеление за углом и выпустил туда три пули. Раздался хриплый вскрик.

Откатившись за деревяшку, я перезарядил обойму и рванул затвор «Соера» на себя. Щелкнуло, и тут же бахнул выстрел, взвизгнув рикошетом.

Вжав голову в плечи, я упрямо пополз за угол склада. И тут чуть не пропустил кинувшуюся на меня черную тень.

Он крякнул, шляпа слетела, а я только и успел подставить сложенные замком руки, а потом ударил его в кадык. Он захрипел. После чего я с трудом дотянулся до лодыжки и вытащил из-за ремня свой метательный нож. Потом резко вонзил его в бок нападавшему. Тот заорал и свалился с меня, корчась на земле. Брызнула кровь.

В сером свете фар мелькнула фигура, и я чисто на рефлексе разрядил туда остаток обоймы. И снова откатился, теперь уже под колеса убитого «роллинга».

Трясущимися руками я поменял обойму. Она была последняя…

Возле бампера лежало тело, и оно не шевелилось – замер и я.

Противный металлический запах крови и горелой резины резал ноздри. Я почувствовал, как маслянистая жижа капает на мою шею.

Это была смерть моего автомобиля… текло масло…

Змей Великий! Да, не бывает атеистов под пулями…

Я выскочил наружу, в меня уже никто не стрелял – но страшную картину озаряло пожарище горящего «шермана»… трупы… в основном обгорелые. Кто-то еще корчился в конвульсиях… Я с отвращением сплюнул на землю и, глубоко вздохнув, окончил их мучения двумя выстрелами – будут должны два талера. Хотя нет – плюс пятнашку за «коготь», и вообще… моя машина… Они не расплатятся…

Глава 5
Папа и схватка с призраками

Опять времени нет… отчего так со мной? Руки трясутся, как в подземке на стрелках, а в голове какое-то гудение, будто в паровом котле закупорило клапан давления…

Мне не нравится все! Но мне нравится, что я живой… это очень странно – но мне так и хотелось…

Я подошел к багажнику моего убитого автомобиля – там лежала фляга с ромом, чудом не простреленная.

Меня колошматило, как отбойный молоток, и я, запрокинув голову, сделал три больших глотка… На последнем слегка подавился и закашлялся.

От этого по моему туловищу прокатилась волна тепла… Зодиак великий… как же хорошо жить, даже плохо жить – это хорошо…

С трудом забравшись на крышу своего расстрелянного «роллинга», я ухватился за край навеса пакгауза, подтянулся и прополз пару метров, чтобы сбросить саквояж на землю.

Я принял решение, как мне казалось, – единственно верное. Я поеду к Папе Монзано сам. Иначе эта проблема не решится… то есть можно, в принципе, действовать через жандармерию…. Но так неправильно… Меня просто многие не поймут…

Да, я понимал, что я идиот (хотя, кажется, идиот – это человек, не принимающий участия в общественной жизни).

Но я должен отыграть именно это, а не хитрого лгуна. Скорее всего, стопроцентной защиты это не даст, но это гораздо лучше, чем потерять лицо в глазах мафии, управляющей многими сферами нашего города.

Конечно, я попытался завести «роллинг», просто стоило попробовать.

«Шерману» разворотило половину корпуса, но «паккард» был почти «живой», так, задний бампер помят и краска опалена на багажнике.

Я вынул из своего «роллинга» буксировочный трос и привязал его к «паккарду», не хотелось бросать своего «коня», пусть и люди Бреггера ломают голову. Хотя наследил я тут прилично: всех гильз не соберу, да и не в этом вопрос – если за меня взялась мафия и я пострелял ее боевиков (а что мне оставалось-то?), значит, все очень скверно и кто-то меня заказал. А заказ-то не выполнен…

Привязав свой «роллинг» за буксировочный крюк «паккарда», я, чувствуя рвотные позывы, переезжая обгорелые тела, лежащие на грузовой площадке, тронулся к выезду. Затем, переключив передачу, решительно выехал в сторону Монтгомери-стрит.

Да, ехать с прицепом было неудобно, да что там говорить – на каждом перекрестке я тормозил заранее и пытался сделать все аккуратно.

В задний бампер постоянно бился мой любимый «роллинг», прошитый насквозь автоматными очередями.

Даже уличные проститутки пытались мне объяснить, что не стоит так ездить по городу – показывали пальцами и что-то кричали. Я и сам все понимал… Хорошо, не повстречались копы.

Дом Папы Монзано находился на Арчер-стрит, в принципе, рядом – на востоке от Монтгомери-стрит. В голове моей что-то стучало, наверное, пульс…

И когда я был готов уже ко всему, свернув на Арчер-стрит и во дворы, меня немного попустило. И я задал себе резонный вопрос: а не Снежным ли Демонам ты потворствуешь? Не в ловушку ли загоняешь ты себя, Заг?

Но мозг еще не вступил в свои права – моим телом правили гормоны, или что там умники говорят… Адреналиновый откат только-только начинался.

Я затормозил с большим трудом, и «роллинг» едва не въехал «паккарду» в задницу (хорошо, я сразу за ручник не дернул).

Да, хреновый из меня буксировщик.

У крыльца четырехэтажного особняка меня встретили люди с оружием.

– Тебе что здесь, автосервис? – спросил один из них, с бугрящимся лацканом пиджака.

– Я к Папе, – бросил я небрежно, быстро метнулся и сказал: – Моррисон. Понял, чучело?

Они только такое обращение и понимают, ибо шестерки.

А я спокойно, как перед смертью или серьезным экзаменом, вышел и, открыв багажник, вынул треклятый саквояж.

Я немного знал Папу, но не сказать, что он мне был другом или просто хорошим знакомым… когда-то да – он был моим боссом. Но это было в юности. Когда я был глуп и неопытен. Хотя кто сказал, что я изменился?

Тут вопрос не в том, умен я или нет, вопрос в том – понимаю ли я что-либо?

– Покури пока, – сказал один из его бойцов, – не делай только резких движений.

Я и не делал. Но курить не стал – всю дорогу курил.

Потом ко мне подошли сзади, схватили за локти и надели на голову вязаную черную шапку. Это у них так принято, хоть меня это и бесило.

Шли мы по паре лестниц и двум коротким коридорам – при желании сориентируюсь.

Когда с меня стащили этот кондом[14]14
  Кондом – презерватив.


[Закрыть], я сощурился.

Передо мной был богато сервированный стол в роскошно обставленной, но небольшой комнате. По стенам висели красивые натюрморты, изображающие, естественно, еду.

Людей за столом сидело много – человек десять-двенадцать. И был этот коллектив пестрым и даже странным. Мужчины в пиджаках, смокингах и потертых фраках. У одного на коленях сидела рыжая девушка в спортивном трико. Вокруг стола, виляя куцыми хвостами, бегали два пятнистых добермана, выклянчивая еду. Слева от меня сидел карлик с выпуклым лбом и большими глазами. Он неодобрительно поднял взгляд на меня, а я стоял, словно проглотив шест, и сжимая в руках злополучный саквояж.

Девушку в трико шлепнули по бедру, и она, взвизгнув, скрылась за противоположной дверью.

Во главе стола сидел крупный мужчина с орлиным носом и серебристой шевелюрой. Глазки у него были маленькие, широко посаженные, скрывающиеся под густыми бровями, но кто сказал бы, что они невыразительны? Казалось бы, две черные точки, как у рака, но было ощущение, что они прошивают тебя насквозь. И даже слегка жующая массивная челюсть не выглядела вульгарно – мужчина задумчиво глядел на меня.

– О! Кто к нам пришел! Здравствуй, Заг. Присаживайся, – наконец произнес он низким баритоном, шевельнув в сторону бровью.

– Здравствуйте, Папа, – кивнул я с легким полупоклоном.

Простая вежливость.

Тут же, как по команде, какой-то человек вскочил со стула и натренированным движением подставил мне деревянную табуретку.

– Выпьешь что-нибудь? – спросил он.

– Спасибо, Папа, не откажусь, – кивнул я. – Крепкого, если можно.

Карлик взял спрятанный меж блюдами бокал и ловко наполнил его наполовину из бутылки с яркой этикеткой.

Вообще, если бы я не знал, где нахожусь, все это сборище напомнило бы мне цирковую труппу. Только из очень зловещего цирка.

– Скажи-ка тост, раз ты пришел, Загрей, – так же невозмутимо сказал Папа Монзано.

Я поставил саквояж на пол у стула, поболтал жидкость по стенкам бокала. Капельки появились – качественный напиток.

Взоры собравшихся уткнулись в меня.

– Я хочу выпить, – сказал я, медленно поднимая бокал, – за самое дорогое, что есть в жизни. А самое дорогое – это человеческая глупость. Ведь именно она решает, будет человек успешным, а может, просто живым и здоровым или нет. Вот, Папа, я и решил спросить у вас, сильно ли я глупый, или это у меня день такой нехороший, как бывает у каждого из нас.

– Что же, – ухмыльнулся Монзано, – хороший тост, с вопросом. Попробуем его разрешить, Заг.

И он опрокинул свой стакан в необъятную свою пасть, о которой было сложно догадаться за его тонкими губами.

– Я знаю, что в твоем саквояже, – он утер губы тыльной стороной ладони, – это Качински тебе подогнал?

– Да, Папа, – кивнул я.

– Вот всегда любил тебя за честность, – снова ухмыльнулся он, только от его улыбки как-то веяло сырой могилой, – излагай!

– Я хотел попросить прощения, – сказал я, – что без спроса решил заработать тысячу. Да, мой поступок не самый правильный.

Я помолчал немного и продолжил:

– Но как же я был удивлен и раздосадован, когда какие-то люди расстреляли мою машину и сказали, что на меня обиделся Папа Монзано. Я почувствовал, что как честный гражданин я обязан прийти и спросить – неужели я заслужил, чтоб меня изрешетили в собственной машине?

Монзано снова ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.

– А где сейчас эти люди, которые стреляли в тебя, Заг? – Он прищурился.

– Мне пришлось убить их, – честно ответил я.

– А сколько их ты убил? – с неподдельным любопытством спросил Папа.

– Их было восемь, – так же честно ответил я, – две машины.

– Ха! – Папа улыбался. – Жалко, что ты ушел тогда из своей банды. Ты всегда подавал надежды. Конечно, я понимаю – работа на федералов дело интересное, я бы даже сказал, азартное… Но я всегда знал – мы с тобой никогда не расстанемся, Заг.

И он снова ухмыльнулся.

– Восьмерых, джентльмены! – Он поднял вверх палец. – И еще сюда сам приехал!

Папа захохотал каркающим резким смехом, и все как-то бледно заулыбались и закивали.

У меня выступил холодный пот, и я подумал, что идея приехать сюда была очередной моей ошибкой, и, возможно, последней… а как красиво выглядело…

– А что конкретно сказали эти несчастные? От тебя так несет бензином, что я уверен – они несчастные…

И Папа снова расхохотался в полной тишине.

– Они сказали, – ответил я, – что я нарушил законы Монзано, и что он этого не любит.

– Правильно сказали, – враз посерьезнел Папа, – я действительно этого не люблю. И ты, Заг, это хорошо знаешь.

– Потому я и приехал, – зачем-то ляпнул я.

– Ну, – Папа отхлебнул из бокала, – приехал-то, ты, допустим, чтобы свою задницу прикрыть. И это понятно. А эти несчастные не сказали, что их послал я?

– Нет. – Я тоже отпил ароматной жидкости, это был выдержанный коньяк.

– Машины какие у них? – Папа покусывал нижнюю губу.

– Синий «шерман-стрелец» и бежевый «паккард» четверка. – При этих моих словах Папа переглянулся со своими и чему-то молча кивнул.

– Это не наши, Заг, – наконец сказал он, – ты вляпался во что-то другое. Это, скорее всего, «южные», а они работают как наемники. Им заплатили за тебя, мальчик мой.

Несмотря на то, что с моих плеч упала огромная куча камней, я как-то растерялся… То есть это не ягоды?

– Знаю, Заг, ты не думал обидеть меня, – кивнул Монзано, – ты просто попал в нехорошую ситуацию. И знаешь, почему я не стану тебя наказывать?

– Потому что трупы наказывать бесполезно? – предположил я.

– В чем-то ты прав, – хмыкнул Папа, – но не поэтому. Я знаю, что Макс твой идиот, и еще знаю, что у тебя сейчас затруднения. А кстати, за Хью тебе отдельное спасибо – он пытался лезть в мой бизнес. Я, конечно, убрал бы падаль, но это сделал ты, и это тебя полностью оправдывает. Так что вот, что решаю…

Все замерли, даже перестав стучать вилками по тарелкам.

– Саквояж свой оставь себе, – произнес он тоном ментора, – а твою расстрелянную машину мои ребята починят. Без разговоров! Да и с «южными» я сам поговорю – не за тебя, а за то, что мое имя используют, неправильно это… неправильно…

В этом «неправильно» можно было представить кучу серьезных неприятностей для этих «южных».

– Все, Заг, мальчик мой, ступай, – махнул он своей угловатой ладонью, – позвони мне завтра. Нет, ну, главное – восьмерых! Ох, Заг, умеешь ты поднять настроение, иди уже…

И он как-то комично хрюкнул…

А я пошел. Шапку мне на голову не надевали.

Пока я ехал уже без привязанного сзади «роллинга», голова стала соображать на редкость ясно. День я помнил во всех подробностях для того, чтобы сделать выводы.

Не НОБНОТ, не жандармы, не ягоды и не гангстерские разборки…

«А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало – кто остался на трубе? Правильно! Большой Джордж Пакеда. Вот кто…

Зачем ему все это? Пока не ясно, ему или еще кому-то, но сигнал точно идет через торговца. Артефакт нужно изучить детально, сиблинг я или сиреневая фея?

Да и, к моему большому сожалению, приметный, хоть и совсем не редкий «паккард» придется бросить. Не менять же, в самом деле, номера и цвет? Это элементарно в деньги встанет, а их пока немного. Да и небезопасно это. Ну, к бабушке сгоняю так, а потом брошу в доках же, только в другом месте, и возьму такси.

Надо по-быстрому заскочить в офис, привести себя в порядок, раз даже Папа Монзано сказал, что от меня разит бензином. Да и как я не пытался очистить одежду при помощи щетки из бардачка погибшего «роллинга», всю ее просто требовалось отнести в прачечную, а если кровь на плаще засохнет окончательно – ничем не свести потом.

Зодиак-хранитель, какой же сегодня длинный и странный день! Вот уж действительно – сумасшедший!

Я оставил «паккард» в подворотне возле набережной Гренадеров, заскочил в офис, выслушал от Алисы по пунктам о всей проделанной работе, от кофе отказался и сказал, что еду в Эгельберд-холл.

Я с некоторым трудом уговорил Алису забросить мою грязную одежду в прачечную дедушки Чонга, так как сам не успеваю – благо я все уже упаковал в пакет. Я планировал приехать к Жанне Луизе в приличном виде, а то ведь старушка тот еще астролог.

Алиса сказала, что в ее служебные обязанности не входит стирать грязное белье босса, на это я резонно возразил, что я не заставляю ее лично стирать мои вещи, к тому же это далеко не белье, а обычная верхняя одежда, и уже упакованная.

Тут Алиса соизволила поинтересоваться, по каким крышам или голубятням я лазил сегодня, и мне пришлось живописать в красках те ужасные события, участником которых мне довелось стать, опустив некоторые подробности относительно контрабандных ягод и визита к Папе. Некоторое время она молчала, а потом спросила, стоит ли ожидать осложнений с мафией, на что я только покачал головой, с сосредоточенным видом занявшись разборкой и чисткой своего «Соера», подстелив свежую тряпку.

– Старайтесь не рисковать понапрасну, босс, – наконец выдала она, очаровательно убирая свою непослушную челку, – мне будет очень неприятно остаться без любимой работы.

Если кто-то не понял, так мисс Линсдэйл выразила мне свое восхищение и сочувствие одновременно.

– Не босс, а Заг, – снова поправил я ее, – а потом вы с вашими талантами и способностями вряд ли долго останетесь без работы.

– Вы же знаете, Заг, – она сделала легкий акцент на имени, – несмотря на ваш сложный характер, некоторые пробелы в воспитании и несносные манеры, мне нравится работать именно с вами.

Ну, это уже было едва не признание в любви! Хотя, возможно, Алиса просто мазохистка? Конечно, ей нравится: рабочий день не фиксированный, в любой момент можно взять отгул, никаких проблем с полицией, куча редких и подчас уникальных артефактов, да и мое скромное общество довершает идиллию «Белого квадрата».

Как-то раз она поинтересовалась у меня, почему я выбрал такое «нелепое и ничего не говорящее название». Ее непосредственность меня иногда поражает – это вкупе-то с перфекционизмом! Пришлось объяснить, что это в честь картины одного художника-авангардиста (хоть я и не сильно люблю авангард), которая называлась «Белый квадрат на белом фоне». Картина вроде бы ничего особенного не представляла, кроме действительно белого холста, и многие считали это надувательством. Но если приглядеться внимательно, становилось видно, что разные направления мазков и едва уловимые оттенки позволяли и впрямь увидеть обычный квадрат. А при специальном артефактном освещении он загорался призрачно-фиолетовым светом.

После этого мне пришлось выслушать от Алисы критическую тираду о современном искусстве вообще и конкретно об этой картине в частности. И сколько я не пытался ей объяснить, что это метафора нашей работы – искать в очевидном сокрытое, как и с артефактами, она не сдавалась. Не буду же я ей рассказывать, что в детстве мама повела меня на выставку, где я увидел эту картину, а запомнилась она мне тем, что в буфете были вкусные блинчики с обалденным шоколадным соусом!?

В общем, покончив с оружием, я быстро спрятал саквояж под кроватью в спальне, чтоб глаза не мозолил, а арт Пакеда положил в экранированный сейф. Затем быстро принял душ, переоделся и, попрощавшись с Алисой, вышел из офиса. Надо было торопиться в «дом с привидениями».

К вечеру со стороны моря снова пришли серые облака. Они, словно разорванные паруса фантастических кораблей, колыхались на ветру и суетливо уплывали куда-то на юго-восток.

Вскоре после того, как я остановил «паккард» недалеко от ворот особняка, с небес начал падать мелкий и, казалось, тоже цвета серых облаков, дождь.

Я хлопнул дверцей и, подняв повыше воротник плаща, ибо зонт я оставил в офисе, зашагал к уже знакомой калитке. Она была не заперта, и хоть меня никто не встречал, я уже знал дорогу.

В сумерках Эгельберд-холл, тускло сияя редкими огнями на фоне плачущего неба, производил довольно мрачное впечатление. Не спасали даже редкие газовые фонари, разбросанные по парку и стоящие рядом с входом. Они как бы подчеркивали темную громаду дома, в котором свет горел лишь в немногих окнах первого этажа.

По площадке с клумбой мне навстречу шагал Стовангер. В руке он нес большой зонт-трость с резной костяной ручкой.

– Тысяча извинений, господин Моррисон! – пробасил он. – Я недопустимо задержался!

– Нет-нет, – возразил я, – все в порядке. Миссис Эгельберд еще не спит?

– Госпожа ожидает вас.

Проторенной дорогой, мимо почерневших в полумраке персиковых обоев мы проследовали в гостиную. Там все было по-прежнему: пылающий камин, стол трехсотлетней давности и хозяйка особняка, сидящая на том же месте и, по-моему, в той же позе, с тем же выражением лица. Разве что витраж потерял ощущение воздушности, которое присутствовало днем. Так же тикали часы, как и ранее, пробившие в честь моего появления.

За левым плечом своей госпожи безмолвно стояла Мэри, скрестив руки на платье чуть ниже живота.

– Добрый вечер, мистер Моррисон, – произнесла Жанна Луиза, – вы, как всегда, держите слово.

– Здравствуйте, миссис Эгельберд, – я слегка поклонился, приподнимая шляпу, – я готов приступить к делу.

Про себя я подумал: знала бы она, что если бы меня сегодня ухлопали, я бы вообще не приехал.

– Выпьете что-нибудь? – предложила хозяйка.

– Благодарю вас, – покачал я головой, – я недавно перекусил.

– Как же вы намерены охотиться на духов? – На ее лице не было и следа улыбки, а вопрос прозвучал двусмысленно: как же это я, не выпив, собираюсь сражаться с этими духами?

Я чуть помолчал и произнес:

– Прежде всего, я хотел бы изучить схему самого особняка, это возможно?

Хозяйка кивнула.

– Думаю, это можно устроить. Себастьян!

– Да, госпожа?

– Принеси атлас с планами дома.

Дворецкий поклонился и вышел, как я понял, в сторону библиотеки, а старуха Эгельберд снова воззрилась на меня.

– Очень хорошо, – удовлетворенно сказал я, – после этого нужно будет, чтобы все было, как обычно.

– То есть?

– Ну, – я пожал плечами, – то есть вы идете в свою опочивальню, Мэри и Стовангер делают то же самое, и я начинаю осмотр дома. Единственное, было бы неплохо, чтобы я при необходимости смог быстро вызвать дворецкого, если мне понадобится помощь.

– Это легко устроить, – сказала миссис Эгельберд, – у входа в каждое помещение вы могли видеть бордовые шелковые шнуры с вплетенными в конец золотыми кольцами…

– Да, да, – подтвердил я, – такие же кольца обрамляли отверстия в стенах, откуда эти шнуры идут.

– Именно. Это приспособление для вызова слуг. И откуда бы вы ни сделали вызов, сигнал поступает в комнату дворецкого.

– Прекрасно! – кивнул я. – А вот Гредли надо сказать, чтобы он прогуливался у входа в Эгельберд-холл, наблюдая за дверью. Надеюсь, он трезв…

– Сейчас – да, – со скорбной миной произнесла старуха, – я отдам распоряжение Себастьяну.

– Черного хода здесь нет?

– Когда-то был, но уже лет десять, как он замурован.

– Ясно… – протянул я.

Тут в тишине сквозь тиканье часов послышались гулкие шаги, и на пороге гостиной появился Стовангер. Он проследовал к столу и положил на его полированную поверхность большой, хотя и не слишком толстый том, богато переплетенный, с золотым теснением, а в центре кожаной обложки красовался герб Эгельбердов.

– Еще мой покойный супруг, – подала голос Жанна Луиза, – собрал разрозненные планы нашего поместья в один атлас. Дело в том, что этому дому более трехсот пятидесяти лет, и за это время, разумеется, он подвергался множеству ремонтов и перестроек. Как он, так и территория вокруг него. Посему мой безвременно ушедший муж решил скомпилировать, так сказать, все эти документы.

Я открыл том и перелистнул титульные страницы на шикарной глянцевой бумаге. Сначала там шли кроки[15]15
  Кроки – план местности, выполненный приемами глазомерной съемки.


[Закрыть] и планы земельного участка вокруг дома. Были схемы более чем столетней давности. Очертания парка и пруда менялись, хозяйственные постройки возникали и исчезали, даже домик садовника, отсутствующий на самых древних планах, появлялся изначально с подписью «лодочный причал», но сам Эгельберд-холл, по крайней мере, внешне за двести лет, отраженных в планах, не изменился от слова «совсем».

Я перелистнул еще несколько страниц, дойдя до раздела, посвященного внутренним помещениям. Вроде бы ничего подозрительного я не обнаружил, но все же обратил внимание на излишнюю толщину стен. Или в те далекие года это было нормально? Эх! Не разбираюсь я в архитектуре! А уж тем более в старинной…

Но вот раздел, который должен был содержать планы цокольного этажа и подвала, меня немало удивил! Удивил отсутствием таковых…

Я внимательно присмотрелся к корешкам страниц и увидел тонкий, аккуратный обрез бумаги – их было несколько.

– Миссис Эгельберд, – я в задумчивости постучал указательным пальцем по открытому атласу, – а где планы нижних помещений?

– Что?

– Соответствующая глава в атласе присутствует, а самих планов я что-то не вижу. Вот взгляните…

Я перевернул массивный том и пододвинул его старушке.

Она, подслеповато прищурившись, перелистнула несколько страниц и покачала головой.

– Вот видите, мистер Моррисон, – со спокойным торжеством сказала она, – я же вам сообщала, что некоторые вещи исчезают со своих мест и появляются в других.

Я покивал. Никогда не слышал, что призраки умеют так аккуратно резать бумагу.

– Ну что ж, раз так, можно приступать к осуществлению моего плана. Сейчас, – я повернулся к напольным часам, – двадцать три часа семнадцать минут. Я попрошу, чтобы до утра никто не выходил из своих комнат, если, конечно, не произойдет что-то экстраординарное, о чем я сообщу всем присутствующим через мистера Стовангера.

Я огляделся, но дворецкий уже исчез, видимо, отправившись мобилизовать Гредли.

Пожелав дамам спокойной ночи, я пронаблюдал, как они скрылись, поднявшись на второй этаж, после чего вышел на террасу. Сквозь шум редкого дождя я услышал шаги, это были Гредли и Себастьян. Садовник выглядел не очень, но шел твердо и быстро, значит, и правда трезвый.

– Доброй ночи, мистер, – сказал он еще издали, заметив меня и сделав акцент на последнем слове, – мне сказали, что вам нужна моя помощь?

Голос был хриплый, но все же язык не заплетался – очень хорошо! От этого пьянчуги сегодня будет зависеть не так чтобы мало. Если это единственный вход, мне нужно убедиться, что через него никто не пройдет, а если этот индивид начнет закладывать за воротник…

– Я ввел его в курс дела, – неодобрительно покосился на Гредли дворецкий, – я могу быть свободен?

– Да, мистер Стовангер, – кивнул я, – если мне понадобится ваша помощь, я вас вызову. А пока все должно быть так, как всегда. Когда обычно вы уходите в свою комнату?

– Около полуночи, сэр.

– Ну, тогда ступайте и постарайтесь не уснуть, вы можете понадобиться в любую минуту.

Себастьян поклонился, передал мне ключи от дверей и пошел к входу.

– Теперь вы, Гредли, – я повернулся к садовнику, за плечом которого висел древний охотничий карабин «Марлин», двуствольная вертикалка, – ваша задача занять позицию в ближайших кустах, – я махнул на заросли за клумбой, – и наблюдать за входом. Это единственный вход в дом?

– Так и есть, сэр, – процедил Гредли, – старый запасной выход заделали, а на окнах первого этажа решетки. А тому ловкому малому, который решил бы залезть сразу на второй, пришлось бы притащить на территорию лестницу, не иначе…

Я задумчиво покивал, изучая фасад. Видно, трезвый образ жизни дается отцу Бобби с трудом.

– Хорошо. Так вот, старайтесь, чтоб вас не было видно, и особенно следите за теми, кто может выйти из дома. Вы поняли?

– Если кто-то незнакомый?.. – уточнил садовник.

– Да, – подтвердил я, – как только вы увидите кого-то незнакомого или что-то странное – подайте сигнал.

– У меня есть свисток! – сообщил Гредли так, словно только что об этом вспомнил.

Я покачал головой и возразил:

– Свист я боюсь не услышать, потому как могу быть где угодно в доме. Лучше дайте залп в воздух, – я указал на раритетное ружье, – оно это еще может?

– Конечно! Это ствол моего деда, и я всегда за ним ухаживаю. Смазан и готов к бою!

– Хорошо. Только и впрямь не вступите в перестрелку, – предупредил я. – Если появятся злоумышленники – выстрел в воздух, а потом бегом за полицией.

Я надеялся на то, что трясущимися руками садовник попадет в белый свет как в копеечку, главное, чтоб никого не пристрелил.

– А мне что делать? – услышал я детский голосок.

Мы обернулись синхронно, и да, рядом с нами тихонечко притаился Гредли-младший.

– Я же велел тебе оставаться дома! – загремел садовник. – Здесь может быть опасно! Слышал, что сказал мистер Моррисон???

– Я не уйду, – звонко запротестовал Бобби, – я хочу помочь! А призраков я не боюсь!

Гредли с каким-то странным выражением лица, на котором смешалась нежность, жалость и раздражение, пробормотал:

– Вот упрямый! Весь в мать…

– Когда я вырасту, я пойду работать в полицию! – выпалил мальчишка, а у Питера округлились глаза.

Я бросил взгляд на сына садовника. Паренек мне нравился, он был смышленый и наблюдательный. Отправлять его обратно к дому у пруда означало усылать туда же его отца, и сколько это займет времени, боги знают. А значит, лучше оставить нежданого помощника.

– Ну вот что, – прервал я перепалку, которая уже пошла на второй круг, положа ладонь на плечо садовника, – возвращать его обратно – только время терять. Пусть пострел остается при мне, если я что-нибудь обнаружу в доме, я пошлю его к вам…

– Ура!!! – возликовал Бобби.

– Вы уверены… – начал было Гредли.

– Можете не сомневаться. При первом же подозрении на опасность я пришлю его к вам.

Уладив все таким образом, я вместе со своим маленьким помощником зашел в дом, закрыв за собой двери.

– Я хотел бы, Бобби, чтобы ты говорил шепотом и ступал как можно тише, как первые охотники-поселенцы, понял? – обратился я к парнишке.

– Чтобы не вспугнуть привидений? – так же тихо спросил он.

– Угадал, – я улыбнулся в полумраке. – И возьми с кухни керосиновую лампу.

Через какое-то время мальчишка вернулся с лампой «летучая мышь».

– Готово, мистер Моррисон, сэр.

Пройдя по первому этажу правого крыла, мы очутились у лестницы, ведущей в подвал. По заверениям Стовангера, это единственный вход на цокольный этаж, и хоть планы этих помещений мне так и не удалось заполучить, думается, что я не заблужусь…

Мы спустились по витой лестнице, и я зажег карманный фонарик.

– Здесь должен свет включаться! – пискнул Бобби, стараясь говорить тихо.

– А ты бывал в подвале?

– Я здесь был зимой, – шепотом ответил он, – помогал папе чинить водопровод.

– Золотые руки у твоего папы, – хмыкнул я, – все умеет!

– Это точно… – смущенно произнес мальчик.

– Ладно. Главное мы уже увидели, парень, – сказал я, шаря фонарем по пирамидам из стульев, старых чемоданов, корзин и прочему хламу, громоздящемуся у стен. – Мы, конечно, пройдем еще немного, но, похоже, призраки сюда не заглядывали.