Текст книги "Серый взгляд бога"

Наконец я вышел к кольцевой дороге и возле закрытого продуктового магазина увидел автобусную остановку, где уже толпились служащие, направляющиеся в новый город. Представив себе, что придется сейчас толкаться в тесном салоне общественного транспорта, мне сразу стало как-то кисло во рту. Рядом под козырьком висел телефон-автомат. Подъехал автобус, и люди втиснулись в него, как в консервную банку. А он, просев на рессорах, тронулся, натужно завывая мотором.

Я зашел под козырек, чтоб вызвать такси, как вдруг услышал странный, ритмично лязгающий звук и рык двигателей. Повертел головой и увидел, как с перекрестка объездной дороги на кольцевую выходят высокие, покачивающиеся силуэты, выпуская темные пятна дыма.

Сначала ехал патрульный полицейский автомобиль с мигалкой, а потом…

Вот это да! Быть того не может! Жандармские бронеходы! Это же элитное подразделение, целый взвод в количестве аж двенадцати штук.

Они приближались, лязгая стальными ступоходами по разбитому асфальту. Когда я служил в жандармерии, конечно же, видел такие, но в городе они появлялись крайне редко. Мы называли их «шагающими баками». А вообще – БШМ-3[16]16
  БШМ-3 – бронеход шагающий малый.


[Закрыть] называется эта штука. Что же случилось?

Меж тем немного вытянутые цилиндры на суставчатых железных ногах чеканили шаг вслед уехавшему автобусу, дергая шестеренками и шипя шлангами пневмоприводов, выпуская из проклепанных медных котлов с цифрами бортовых номеров черные клочья дизельного выхлопа. Блестели в лучах восхода раструбы командирских перископов, а на бортах красовалась эмблема – оскаленная собачья голова в круге, а снизу надпись: «Псы Ангра». Это название взвода. Лучшего взвода в жандармерии. Как-то я сталкивался с ними, тогда они очень нам помогли…

Глава 6
Арты, хвост и живой труп

В офис я вошел, покачиваясь, словно челнок на морских волнах, и ощущение было, что я натурально тот самый выжатый лимон. Почти сутки на ногах, и эти сутки можно смело заносить в рейтинг «тяжелых дней Зага Моррисона» на самую верхнюю строчку.

Казалось, серо-голубые облака только-только задумались – пускать ли на небо солнце?

На хронометре было половина девятого утра…

Все! Пусть даже найдут древний артефакт самого Фауда, или случится революция луддитов, я посвящаю этот день себе, любимому и единственному. Чем я могу еще рулить в этом беспокойном мире? И первое, что я сделаю, провозгласив этот тезис, просто завалюсь спать… желательно на весь день. Было бы неплохо и на следующую ночь, но к ночи мой сон станет чутким и тревожным. Хотя – как пойдет, вот честно…

Спрятав чек и бабушкин арт в сейф, написав Алисе записку, чтобы будила меня только в случае пришествия святого Зодиака, я проглотил бутерброд с ветчиной, запив его стаканом молока, и, как сбитый дирижабль, рухнул на кровать, представляя, как вокруг меня поднимаются клубы дыма и пыли… А потом я провалился в сладкие объятия Девы Самии, приносящей самый крепкий сон…

Есть у меня отвратительная черта, появившаяся в последние лет пять: я часто просыпаюсь за полчаса до звонка будильника. Конечно, если кто-то подумает, что это единственная отвратительная черта моего характера, я буду очень рад, значит, качественно маскируюсь…

Казалось бы, ну проснулся раньше, ну на полчаса – так что в этом ужасного? Но это так обидно, вот как раз обычно этого получаса мне и не хватает, чтобы выспаться, мало спать приходится часто.

Вот и сейчас… то ли гром, то ли порыв ветра… сверкнула молния…

Мне снилось, что Алиса смотрит по визору телешоу «Колесо Фортуны», а там показывают меня, и я машу ей рукой с экрана! А потом я уже в студии, но там никого нет, только каменный коридор с ровными блоками, некоторые из них светились в темноте… И самое неприятное, частично в коридоре отсутствовал пол. То есть был провал, откуда поблескивали углы рваных острых стальных арматур, и зияла пугающая пропасть…

Шел я, мучаясь от ужаса соскользнуть вниз. Потом были какие-то казематы, в которых стояли «люцы» – военные преступники-сиблинги из партии эволюционеров в черной форме. Но, казалось, они не видели меня. Я стал невидим… Потом какие-то бронированные машины на гусеницах. И тут я смотрю на огромную башню, напоминающую гигантскую юлу. А вокруг меня бегают мохнатые йети и машут мне руками…

Дальше я увидел над кромкой заснеженного леса голую женщину-великана, только вместо глаз у нее были две черные дыры…

И эта сладкая до жути, пугающая черная пучина мрака затягивала меня… Потом зимняя равнина, и в центре ее стояла башня. И я мигом оказался на холодном ледяном поле.

Так часто бывает в снах – что-то с тобой происходит, но ты можешь видеть любое событие вокруг, да еще они в секунду меняются…

Передо мой мерцал край дуги Купола, как гигантская, уходящая за горизонт медуза. Я задрал голову к мутным, промерзшим небесам и увидел там лицо моей секретарши Алисы Линсдэйл. Оно колыхалось на ветру…

– Не ходи никуда, – сказала она, нахмурясь, – стой, где стоишь!

И, видно, от серьезности сказанного один ее строгий глаз вспыхнул ярко-розовым светом и принялся так пронзительно мерцать, что я зажмурился…

В моей спальне есть телефонный аппарат, черный такой, с высокими рычагами. Он запараллелен на линию офиса.

Перед тем как я упал на кровать подбитым дирижаблем, конечно, я подкрутил колесико громкости, чтоб он не звонил. Но у него есть еще маленькая, но мощная лампочка в корпусе у циферблата. Ее я обычно не отключаю, думая, что если резкий звук меня взбесит, то яркий свет пробудит, если сон чуток.

Так произошло и на этот раз – я ошалело приподнялся на локте, глядя на яркий свет пульсирующей лампы. На хронометре было около трех пополудни, а за окном серый сумрак, стук дождя. И оттуда опять серый взгляд.

За дверью слышалось приглушенное радио, и доносился запах свежезаваренного кофе… Алиса тут… но трубку не берет… может, в ванной или…

Я, повинуясь привычке, схватил трубку.

– Алло! – хрипло со сна сказал я, – Заг Моррисон…

– Здравствуй, Заг! – послышался в трубке какой-то квакающий голос. Не знаю, кто это. – Приятно слышать тебя…

В трубке что-то зашуршало и захрюкало, словно там был какой-то зверь.

– У вас есть вопросы по артам? – спросил я, быстро просыпаясь, но не успев сбросить заторможенность.

– Приятно слышать голос Зага, пока он еще жив. – Лягушачий голос слегка хихикнул, да еще так противно, что выступил пот.

– Ну, погоняй балду, если тебе приятно, – резко бросил я, – может, хоть так…

– Не бросишь эту затею, – перебил тот же голос, – и твоей фифочке несдобровать. Мы же знаем – ты так ею дорожишь…

– Да я тебя… – начал было я.

В трубке послышались короткие гудки.

Я включил электрический ночник и медленно спустил ноги на пол.

Звуки радио немного успокаивали… «южные» это, что ли? Или «пакедовские»? Да плевать… К Хиусу их всех…

У изголовья моей кровати на тумбочке всегда стоит бутылка с минералкой «Водолей» и пластик со стабилизаторами. Это те таблетки, которые обязательно выдают всем сиблингам, чтоб они с катушек не съехали. Пирацетам. Выпускает концерн «Фармацевтикал Дом Индастриз». Все для людей!

Просто если каждый божий день жить с нашей чуйкой – кора головного мозга начинает разрушаться. Не сразу, понемногу, но с возрастом нам не светит маразм – только состояние овоща. Если не принимать созданные правительством специальные препараты, позволяющие ослабить процессы в медиаторах нейронов и импульсы коры, сиблинги могут стать опасны для общества. Как тогда – во Вторую Горячую случилось. Хорошо, кончилось относительно благополучно. Правда, с жертвами…

Тогда поперли на сиблингов, и они в ответ тоже. Никто не виноват, но было жутко.

Потом правительство взяло ситуацию под контроль. Но сколько жизней было утрачено… Вот потому у нас и мемориал на набережной. Я уже после войны немного поучаствовал, когда было восстание недобитых эволюционеров под Корсун-сити – просто не люблю про это вспоминать.

Сейчас нас в правах-то уравняли. Жалко, не все это понимают. До сих пор на некоторых кафе висят таблички «только для единородов» или «только для сиблингов».

Что-то резко постукивало, отдаваясь в моем мозге.

Я вытащил из пачки Old Gold, лежащей на тумбочке, сигарету, и, вспыхнув зажигалкой, закурил. Бросить бы надо эти привычки – и алкоголь, и таблетки с сигаретами. Мечтать не вредно. Просто я ускоряю процесс токсикации клеток. А я все никак не решу, что мне вреднее.

Может, стать учителем истории? И радоваться, что можешь зарядить чем-то полезным детей? Вот такого, как Бобби? Им же интересно… А нужно рассказывать – честно и захватывающе, как сейчас не преподают в школах.

Выпустив дым в потолок, я долго не решался одеться – там Алиса, а я в таком виде. В смысле состоянии.

Так было в моем детстве – когда я просыпался, а родители еще сидели с гостями. Я выжидал какой-то правильный момент, что ли?

Как же я устал быть Загреем Моррисоном, всегда спокойным, правильным и знающим, что нужно делать. Ведь «сиблиговость» не дает каких-то особых видимых преимуществ и бонусов, но объяснить единородам, что ты такой же, как и они, со своими страхами, проблемами, болезнями и радостями – трудно. Да, сэр.

Я оделся, умылся в раковине в спальне. И вышел.

Алиса.

Она сидела за рабочим столом в махровом халате, обмотав полотенцем голову, и набивала что-то на печатной машинке – вот что за звуки слышались мне за дверью.

– Добрый вечер, Заг! – Мне нравилось, что она перестала называть меня «босс» – но сколько же моей крови ушло на это?

– Здравствуйте, Алиса, – рассеянно ответил я, поправляя галстук.

А дождь шелестел за окном, и журчали ручьи, бежавшие по подоконнику, вливающиеся в жестяные воронки водостока.

Алисы не было, когда звонили.

Первое, что я сделал – задернул шторы в кабинете. Скорее всего, за нами следят, а свет в комнате горит. Все отлично видно.

– Что-то случилось? – Алиса перестала стучать по клавишам и внимательно посмотрела на меня.

– Да не то чтобы прям случилось, – я напустил на себя беззаботный вид, – так, по мелочи всякое…

Алиса передернула каретку пишущей машинки, но печатать не начала и вновь испытующе посмотрела на меня.

– Босс… простите, Заг, когда вы так фальшиво играете, мне действительно становится не по себе…

– Да с чего ты взяла-то? – махнул я рукой. – Ой, простите, «вы», Алиса. Я просто вчера очень устал…

– Ваша школа, Заг, – она покачала головой, но без тени насмешки, – я решила помыть голову, слышала, как звонил телефон, но не успела подойти. Этот звонок, скорее всего, вас разбудил. Вы вышли не сразу, почти тут же после меня. На лице вашем задумчивость, но первое, что вы сделали, выйдя в приемную, – зашторили окна. Зачем? Опасаетесь наблюдения с улицы. Значит, в звонке была какая-то угроза. Потому я и спрашиваю – что-то случилось? А вы пытаетесь с явно наигранной беззаботностью уверить меня, что все в порядке. От этого становится не по себе. Так как если мой босс, человек достаточно чуткий, невзирая на остальные недостатки, считает нужным утаить информацию от своего единственного сотрудника, следовательно, он не хочет меня пугать.

Пишущая машинка снова затарахтела, и пальцы Алисы мелькали над клавишами как-то резковато.

Я некоторое время с уважением смотрел на девушку, которую только что кто-то назвал фифой, и думал – как же мне повезло в жизни встретить именно ее, а не Лили или Дороти.

Была у меня мечта – посидеть с Алисой на пляже где-нибудь в Лиддитауне. Например, в Долгой Бухте. Там красиво…

– Вы довольно неплохо овладели моим аналитическим методом, точнее, индукцией – от частного к общему, – сказал я с напускным равнодушием, искренне надеясь, что Алиса не поймет моей тонкой игры, – но вынужден заметить, допустили несколько формальных ошибок.

– Это каких же? – Алиса снова перестала печатать, воззрившись на меня.

Я немного злился и на нее, и на себя. На себя за склонность к демагогии, на нее за… за то, что она такая.

– Во-первых, – сказал я серьезно, – я мог проснуться до звонка телефона. Во-вторых, мне могли звонить из НОБНОТа по поводу регистрации артов, или же частный детектив, не справившийся с заданием, или же, наоборот, информатор, давший мне серьезную пищу для размышлений… Да, в конце концов, какой-нибудь ваш тайный поклонник, который ревнует вас ко мне и грозится избить в темном подъезде. А в третьих, перед сном я отключил звук аппарата.

Она некоторое время молчала, потом кивнула.

– Вы правы, – согласилась она, – все эти варианты я не продумала. Но мне всегда казалось, что, несмотря на ваш ум, вы часто доверяете интуиции. А женская интуиция, как известно, – сильнее мужской. Разве что сиблингам она дается в большей мере. И потом остаются занавески…

И она снова забарабанила по клавишам, сделав непроницаемое выражение лица.

Да, сэр, много я слышал: «мужчина и женщина в одном помещении» или «кого чаще видишь, того и полюбишь», но все это не про нее. И не про меня. Да, я часто нахожу притягательным девичье общество и иногда просто плыву по воле ситуации. Но Алиса при всей ее отталкивающей холодности не раз показывала, что оценивает меня здраво и честно, и… понимаю – ее бесит, когда я говорю с ней, как со многими другими девушками. Это просто моя маска, не более – и это она знает. Потому что она не такая, как они. Она… странно, что она не сиблинг.

– Прошу прощения, что отрываю от работы… – прокашлялся я.

– Вы мой работодатель, вы имеете на это полное право. – Ее пальцы снова замерли, чуть подрагивая, хотя она попыталась снова изобразить на лице полунасмешливое выражение.

– Когда вы пришли на собеседование, – вздохнул я, – помните, я предупреждал вас, что наша работа связана с некоторыми рисками?

– Отлично помню, – тут уж насмешка исчезла, и ее хорошенькое личико стало жестким, – да и всякое уже бывало.

– Тогда, наверное, вы помните, – продолжил я, – что мною было дано обещание всячески защищать лично вас и гарантировать вашу неприкосновенность.

– Да, – просто ответила она.

Я решил не церемониться и снова закурил.

– Так вот, Алиса, – сказал я, выпуская дым, – вы абсолютно правы. Мои поздравления. Хотя поздравлять особо не с чем.

– То есть? – Она вскинула свои тонкие брови, слегка нахмурясь.

– То есть, – я прибавил громкость радио, – я хотел бы, чтобы вы некоторое время пожили здесь, в офисе, или же уехали куда-нибудь из города на время. А если ни тот, ни другой вариант вам не подходит – тогда придется приставить к вам охрану.

Некоторое время мы оба молчали, а на лице Алисы отображалась работа мысли.

– Заг, расскажите мне об этом подробно, тогда мне проще будет принять решение, – наконец сказала она.

– Извольте, – кивнул я и начал рассказывать о Пакеде и немного про Папу, но опуская подробности с ягодами.

Выслушав меня крайне внимательно и задав ряд уточняющих вопросов, она сказала:

– У меня есть время подумать?

– Да, – ответил я, – до сегодняшнего вечера. Скажем так… часов до одиннадцати.

Вот зачем врать себе?

Понятно, ты всегда пытаешься принять желаемое за действительное. Да, человек хочет как лучше. Но почему я вчера, точнее, сегодня, не удосужился подумать перед тем, как пообещать себя радовать весь день.

Нет, конечно, полностью я от своих слов не откажусь, но просто теперь нужно сделать в два раза больше и все быстренько успеть, а потом посидеть пару часов в «Синем бутоне» или позвонить этой журналистке. Как ее? Джоан? Да! Точно!

Нет, Алиса всегда на первом месте, но до вечера время есть.

Зайдя в спальню, чтоб Алиса не слышала, я позвонил инспектору Грегу Палмеру и сказал, что работаю сейчас по заказу жандармерии, и у моего офиса необходимо установить наблюдательный пост. Грег попытался меня отшить, заявив, что людей не хватает, на это я резонно уточнил у него, являются ли для него дела жандармерии ниже остальной работы.

– Ну, Заг! – мне показалось, что я вижу, как цапля сжимает лапу и грозит телефонной трубке костлявым кулаком, – если это твои обычные выкрутасы, я Стокеру напишу рапорт! Понял?!

– И правильно сделаешь, дружище! – Я горячо согласился. – Только так и нужно работать! Четко, правильно и по-честному! Не дай Зодиак…

– Да иди ты, Моррисон… – И цапля повесила трубку.

Вот это дело номер раз. Нервный Грег какой-то…

Дело номер два.

Я расчехлил свой определитель, он стоит в кабинете у окна. Это соседняя с приемной небольшая комнатка, где из клиентов мало кто бывает (вот бабушка последняя была).

Определитель у меня дорогой, модель «Стрелец-Азер-3 A315-42». Выглядит он как тумба с кондукторами, с краю которой стоит рельс, по которому можно двигать излучатель. На нем как раз и есть смотровые окуляры, к которым я прилипаю надолго.

Умения сиблинга никто, конечно, не отменял, но сохранить силы, сделать тонкую настройку и ряд анализов лучше так. Можно даже поставить метку – маленький невидимый текст с описанием и инструкцией, который могу написать я. Прямо на арте.

Я задернул занавески, а потом достал из сейфа арты бабушки и Пакеда. Перед этим я попил кофе, любезно сваренного Алисой, чтоб уменьшить действие пирацетама. Вместо кофе можно использовать чай или мед, размешанный с коньяком или хорошей водкой. Есть еще всякие рецепты, но я их не пользую, так как люблю кофе.

Начал я с Жанны Луизы и, распрямив эту затейливую цепочку из витых ромбиков белого золота, растянув ее кондукторами, вставил в основной лепестковый захват золотой диск на бирюзовом фоне с символом Овна.

Я надел на нос дисперсные очки, щелкнул тумблером электрической сети, и «Азер» загудел, разогреваясь. Сразу в окуляры смотреть нельзя – паразитное излучение.

Выставив медным реостатом уровень анализирующего излучения на зеленую шкалу по семи цветным квадратикам, активировал излучатель.

Гудение прибора повысило тон, и излучатель, зажужжав шестеренками, медленно поехал вниз, к кондукторам.

Затылок стало привычно покалывать, но я не сосредотачивался на внутреннем зрении. Повторив операцию три раза, я посмотрел на маленький экранчик, где раскалялись оранжевым разные цифры и буквы из тонкой проволоки.

Вот загорелись показатели интенсивности излучения, спектральный градус его же и несколько букв индекса.

Я, конечно, многое знаю и помню, но это сочетание не встречалось мне. Потому я достал тетрадку с таблицами и начал искать что-то похожее.

Тихонько в комнату прокралась Алиса, я почувствовал это, как говорится, спинным мозгом скорее, чем услышал подозрительные звуки сквозь жужжание прибора.

Найдя искомый индекс, начал подстраивать излучатель на определенную частоту и высоту штанги.

Мне нравится, когда мисс Линсдэйл заглядывает мне через плечо – скрывать мне нечего, и даже единород может пользоваться прибором. Алисе интересно – пусть смотрит вместе со мной.

Жаль, мало у меня времени, нашел я несколько его значений, но неточные показатели. И тут уже включился, положив левую ладонь на бирюзовый круг.

Я смежил веки и выровнял дыхание. Сначала не было ничего. Потом в оранжево-фиолетовых пятнах мысленного экрана закрытых глаз стали появляться ярко-зеленые линии, красивые и переплетающиеся. Эти линии немного отличались тоном и цветом – от салатово-желтого до изумрудного и морской волны. Цифры я помнил и мысленно расставлял их вдоль потоков.

Определенно, арт очень мощный (целых четыре изумрудных пучка излучения – разве что один пульсировал). Свойства… вот тут проблема – индекс показывал пять букв, но этого сочетания не было даже в таблице. Точно есть какая-то записанная информация, есть какие-то чертежи и схемы, есть хороший частотный излучатель, чуть не выдающий окружающих тебя сиблингов, и даже арты может чувствовать на дистанции около ста метров! Просто подарок судьбы!

Но четкой текстовой инструкции или же понятной последовательности линий я как ни бился, не увидел… да… может, потом еще посижу, поковыряюсь. Хотя нужно действовать, а это – очень увлекающее занятие… трудно оторваться.

Я выключил прибор и снял бабушкин арт. Он весьма интересен… но я уже буду носить его с собой. Регистрировать стану в НОБНОТе, но как хлам.

Гудение смолкло, а я успел нацарапать на бумаге столбики цифр и индекс.

Помассировав виски, помотав головой (непонятно зачем), я щелкнул сетевым тумблером снова.

И опять загудел определитель.

Я аккуратно вставил в лепестки основного кондуктора ту толстую серебряную иглу, которую получил от Пакеды.

Снова три прохода, снова какой-то дикий индекс. Даже более дикий, чем у бабушки.

Фауд-покровитель… Затылок вообще никак не реагирует, такое ощущение, что этот осколок древних – просто кусок металла.

Странно, ведь у Пакеды я его обнаружил с легкостью в папке с рисунками! Мне даже показалось, что это арт Весов.

Я раза четыре сверялся с таблицами – вообще ничего похожего.

Я даже как-то хрюкнул с досады.

Выключил прибор, да так и застыл, глядя на эту ерунду. Пару раз клал на него руку – ноль реакции. В голове рисовалась какая-то смазанная зеленая линия, причем одна. Чушь какая-то… почему я почти не ощущаю его, а недавно ощущал? Если только он не разрядился. Но ведь сам он не мог. А если из него так легко выходит заряд, так это никому не нужная рухлядь… ладно. Время не ждет, потом посижу еще.

– Ну, что скажете про «иголку»? – спросила Алиса тихим голосом.

– Если честно, не понял, – ответил я, – надо еще смотреть.

– Может, отдать в экспертную комиссию? – предположила Алиса.

– Да хрен им, – отмахнулся я, – зарегистрируюсь, да. Во-первых, вообще неясно, чей это арт. Во-вторых, дочка Пакеды могла случайно, по глупости дернуть эту штуку, решив, что она важная. А это просто ерунда из Вечной Зимы. Поглядим. Я думаю…

– Вы такого раньше не видели? – спросила Алиса.

– Нет, – откровенно признался я. – Хотя арты иногда попадаются вообще непонятные. Порой они выглядят не как некое устройство, а как обычный кусок металла или некой массы. Древние умели создавать свойства на молекулярном уровне. Не каждый сиблинг это увидит. Я вроде не из последних… не ясно…

– Можно высказать мнение, босс, ой, Заг?

Я чуть не расплылся в улыбке.

– Конечно же, мисс Линсдэйл, – рассеянно кивнул я. Эти моменты были мне дороги, только я понимал, что действительно «не понимаю».

– Как я уяснила, – начала Алиса, – у богатого человека пропала любимая дочь. – Я кивнул. – Она явно не умерла пока. – Алиса потеребила челку. – Но после появления этого арта у вас начались некоторые проблемы.

– И я заметил закономерность, – уныло подтвердил я.

– Если следовать вашему методу «наведения», – продолжила она, задумчиво глядя в потолок, – вряд ли заказчик дал бы вам добровольно что-то такое, что у вас потом хотели отобрать.

– Да, – согласился я, – те «южные» наняты втемную, дворник в гараже с рацией, да и звонок.

– Следовательно, – кивнула Алиса сосредоточенно, и я внутренне затрепетал, – кто-то знает об этом что-то, чего не знает Пакеда и мы.

– Точно, – кивнул я, и моя левая щека слегка дернулась, – жандармы ничего хорошего не подбросят. А потом я напряг Чарли Спицу, чтоб он собрал все на Анджелу и ее парня Сергея Морозова.

Еще у Пакеды я его чувствовал, а сейчас перестал, будто он разрядился.

Странно и другое – если кто-то заинтересовался чем-то, что добыли эти двое влюбленных, почему не отобрали до того, как Анджела передала это своему отцу, почему не выкрали у отца и принялись за меня. Возможно, не только в игле дело.

– Да, Заг, – согласилась Алиса, – возможно, странность этого арта не сразу стала понятна тем, кто теперь хочет его вернуть.

– Это многое бы объяснило, – хмыкнул я. – А можно еще кофе?

Алиса – умная девушка. Она буквально озвучивает мои мысли, которые толкаются в сером лабиринте морщинок мозга, названных извилинами. Да, все так.

А это значит… Что? Мне нужно прогуляться, вот что. Машины теперь у меня нет, звонков нужно сделать еще несколько, а вечер ради меня, любимого, никто не отменял.

Эх… урою этих тварей, если первым найду.

Дело номер три-четыре и пять. Нужно позвонить Максу, Папе и Чарли и заскочить в пару мест, проконсультироваться. А я теперь без «коня». Придется кататься на такси, но… чтоб сэкономить, буду ездить в подземке и на автобусах.

Попрощавшись с Алисой и взяв с нее клятвенное обещание никому не открывать и не раздвигать занавески до двадцати трех часов, я с некой тяжестью на сердце вышел на улицу, запахнувшись в плащ и раскрыв свой зонт. Дождь продолжал моросить.

Выйдя из подъезда, я немного осмотрелся и заметил, что у круглой тумбы с афишами стоит черный «паккард» с забрызганными номерами. Да, работа Грега, как обычно, топорная, но это лучше, чем ничего. Больше не заметил ничего странного или подозрительного. Единственное, прямо у парапета набережной был несколько менее мокрый четырехугольник асфальта, это было почти незаметно. Скорее всего, тут стоял автомобиль наших «доброжелателей» и недавно уехал.

Да и плевать на них.

Немного поразмыслив над ситуацией и прикинув количество денег, я заскочил в телефонную будку на углу и сделал короткий звонок Чарли, чтобы он прислал своего человека для наружного наблюдения за офисом. Чарли содрал с меня еще пятерку, и я согласился. Мой расчет был на то, что «пикет» Палмера сосредоточит внимание злоумышленников на себе, тогда как человек Спицы будет дублировать ситуацию.

На пять минут заскочил в «Сладкий купол» – небольшую лавочку в седьмом доме, и купил там плитку шоколада «Аркадия».

Кончились мои короткие перебежки, пришлось переться под дождем через мост в Сауф-Сайд, где была автобусная остановка.

Постояв под серой хмарью среди мрачных типов, я влез в обшарпанный желтый двухэтажный «Фауд», с большим трудом дотянувшись до кондуктора.

Оказалось, что я не очень-то умею складывать зонт, впихиваясь спиной в двери автобуса. Отвык.

Мне нужно было в сертификационную комиссию НОБНОТа.

Это в четвертом квартале.

Хиус! На машине был бы уже там.

Какому-то умнику вздумалось в этой толкучке закурить, и у выхода стало душновато, хоть я и сам курильщик. Когда я выдергивал свое туловище из автобуса, подумалось, что надо бы проверить хвост, и в этот момент я чуть не засмеялся. Ага, хвост из единородного трудяги.

Нет, я неплохо отношусь к обычным людям, будучи сиблингом. Накатило ощущение серости, как тот самый «взгляд» с неба, давящий и беспросветный. Это вроде бы не страшно. И социального статуса тут нет, есть грубость и глупость.

Серый кисель, желающий стать морем… Да и не в единородстве я бы их унизил! В том, что любой человек, пытающийся стать тем, кем он не является, – яд общества. Будь нищим, но знай – нравится это тебе или нет. Если не нравится – борись! Нравится – так не говори, что ты хочешь чего-то сверх. Да, есть разные случаи и разные обстоятельства. Тут я спорить не стану, сэр. Но меня раздражают не те люди, у которых беда. Не те, которые чего-то не могут. Меня бесят люди, которые могут, но не делают, или которые делают, а лучше бы сидели ровно. Эта безоглядность, глупость и жажда…

Как обидно, что я не нашел время летом, чтобы съездить на море, лучше с Алисой.

Пройдя от остановки на Фируз-авеню, я вышел к серому бетонному зданию сертификационной комиссии НОБНОТ. Подойдя к парадному крыльцу, я спрятался под козырьком и, складывая зонт, надавил на медную кнопку переговорного устройства, и где-то в сухом пространстве подъезда раздались колокольцы.

– Вы к кому? – послышался шуршащий, искаженный плохеньким динамиком голос, узнать который при всем желании потом невозможно.

– На комиссию Заг Моррисон, определитель артефактов, лицензия номер пятьсот семьдеся сорок шесть «бета».

Через некоторое время, потраченное, скорее всего, на запись меня в дежурный журнал, дверь лязгнула соленоидным[17]17
  Соленоид – разновидность катушки индуктивности. Чаще служит как реле, приводящее в движение магнитный сердечник.


[Закрыть] засовом, и я потянул за ручку.

Внутри была будка охранника и регистратора, больше напоминающая военный дот, и тускло освещенный перекресток. Налево и направо уходили полутемные коридоры с казенного вида дверями кабинетов.

Пахло конторой: сургучом, дерматином и чернилами. По стенам стояли откидные кресла, как в синематографе. На них проглядывались темные силуэты людей, ждущих своей очереди в нужный кабинет.

Прямо наверх шел первый пролет бетонной лестницы, выложенной коричневой плиткой. Туда я и направился сквозь какую-то придушенную тишину, через которую тихонько пробивалось стрекотание печатных машинок, словно из-за Купола…

Постучавшись в дубовую дверь с табличкой «председатель сертификационной комиссии Э. Дерг», я, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и пошел в приемную, где сидела миловидная девушка по имени Анехита-Весы. Я звал ее Ани.

– О! Заг! – Она, качнув платиновыми волнами высокой прически, улыбнулась, как профессиональный хищник, хотя не стала менее обворожительна в своем узком черном платье. – Ты будто из Даная вылез! Сними плащ, не то все затопишь.

– И я рад видеть тебя, Ани. Ты все так же ослепительна. – Я повесил плащ на металлическую стойку в углу и прислонил зонт на коврик у двери. – Шеф у себя?

– У себя, – Ани закурила и продолжила стучать по клавишам, – но ты подожди немного. Посетитель там.

– Ну, раз посетитель… – протянул я, вынимая плитку «Аркадии», – тогда ты можешь немного похалявить и попить чаю.

– Заг! Ты такая душка! – улыбнулась Ани. – Непременно попью.

Она так на меня посмотрела, что я немного занервничал. Ани вообще любила экстремальный секс, и максимально ее возбуждала фантазия о сексе на столе в приемной, желательно, чтоб за стенкой сидел ее босс.

Я дорожил хорошими отношениями с Эмилем Дергом (пусть он мрачный и противный тип, и особой симпатии меж нами нет) и крутить роман с его секретаршей совсем не входило в мои планы, особенно на ее условиях. Я приглашал ее к себе, но она всегда отказывалась под благовидным предлогом.

Ани немного повернулась на стуле, чтобы включить электрическую плитку с алюминиевым чайником, и край ее короткого платья задрался до середины бедра, обнажая ажурную резинку чулка телесного цвета.

Я глубоко вдохнул и поднял глаза к потолку. Спокойно, Заг, спокойно – Алисе угрожают очень плохие парни. Да и вообще…

Ани вернулась к машинке, бросив на меня лукавый взгляд, Хиус ее побери.

Я уселся в большое кресло и взял с журнального столика «Фауд-Ньюс», углубившись в чтение. Вот пишут про демонстрацию «луддитов», про повышение цен на хлеб в связи с неурожаем прошлого августа, о скандале в Каведиуме по поводу грязных махинаций профсоюзов с подрядами по застройке городских объектов. И в криминальной хронике маленькая заметка о похищении популярной радиоведущей Кати Бланк. Вот это меня немного расстроило – ее голос был очень приятным. Никаких требований похитители пока не выдвинули. Затем шла коротенькая заметка о том, что доблестные сотрудники НОБНОТа нашли уникальный клад артов, самый большой за десять лет! Начальник отдела Глем Стокер заявил, что клад был вырван из рук бандитов благодаря слаженным и четким действиям сотрудников. И дальше была фраза «следите за публикациями». Это меня слегка насторожило. Не хотелось мне упоминания своего светлого имени в прессе. Но я верил в благоразумие начальства и постарался успокоиться.