Текст книги "Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле"

В результате в Англии начала развиваться более прогрессивная система, при которой крупные феодалы выделяли из своих земель ленные участки для лиц, направляемых ими на королевскую службу. Документы, относящиеся ко времени становления этой системы, редки и не так четко составлены, как хотелось бы. Но для нас в данном случае важно то, что некоторые из них явно относятся к XI веку. Наличие рыцарей, имеющих ленные владения, зафиксировано уже в «Книге Судного Дня», а к середине XII века такими рыцарями стали практически все английские воины. Каждый из них имел земельный участок, за пользование которым должен был исполнять оговоренные служебные обязанности и выплачивать определенные денежные суммы. Главными обязанностями были, естественно, военная служба или финансирование таковой, а также участие в деятельности двора своего лорда. Денежные платежи производились по принципу «феодального прецедента» – в определенных случаях субарендатор обязан был выплачивать лорду требуемые им суммы. Таким образом, примерно за сто лет нормандского владычества рыцари в Англии стали не просто людьми, несущими военную службу, но составили одну из групп привилегированного класса, распоряжавшегося земельными владениями.

Такая социальная структура, характерная для сформировавшегося феодального общества, в Англии XI века еще окончательно не сложилась. Но само ее создание связано с реорганизацией системы формирования вооруженных сил королевства, начавшейся при Вильгельме Завоевателе. Король поощрял процесс выделения ленных земель воинам и иногда сам выступал гарантом их соглашений с лордами. Но это был процесс, растянувшийся на долгие годы. Рыцари получали земли от случая к случаю, а «феодальные прецеденты» были регламентированы не ранее XII века. Во времена Завоевателя рыцарство представляло собой весьма неоднородную по имущественному и социальному статусу группу. Наряду с наемниками, продолжавшими охранять поместья многих крупных землевладельцев, в нее входили лица, которых источники того времени уже определяют как «рыцарей». Это были состоятельные, распоряжающиеся крупными имениями люди. Некоторые из них получили земельные участки непосредственно от короля, и по своему социальному положению они практически ничем не отличались от лордов. К таковым, видимо, следует отнести «избранных землевладельцев», которые в 1086 году на знаменитом собрании в Солсбери присягнули на верность королю.

Массу споров всегда вызывал вопрос о том, имелись или нет основные элементы военно-ленного феодализма в Англии до Нормандского завоевания или Завоеватель со своими соратниками создавал всю систему с нуля. До конца XIX века широкое распространение имела точка зрения, согласно которой король Вильгельм воспользовался опытом старой Англии, в которой имелось множество форм зависимых земельных владений, и приспособил их к новым условиям. Позже появилась школа, возглавляемая Дж. Х. Раундом, которого поддержал своим авторитетом и эрудицией сэр Фрэнк Стентон. Ее представители считают, что речь идет не о преемственности традиций, а о совершенно новом этапе развития социальной системы, который начался тогда, когда представитель знати мог получить земли только при условии признания своего воинского долга по отношению к тому, кто эти земли выделял. Данная версия подтверждается вескими аргументами. Большинство современных исследователей разделяют именно ее, полагая, что обнаружить признаки военного феодализма в англосаксонской Британии затруднительно и что основные составляющие этой системы были привнесены в Англию и начали там действовать на практике именно при Вильгельме Завоевателе. Совсем недавно этой концепции вновь был брошен вызов. Появилось сразу несколько статей, авторы которых доказывают, что свои основные черты англо-нормандский феодализм унаследовал от англосаксонской Британии. Углубление в детали сложнейших проблем, которые должны быть разрешены в ходе данной дискуссии, уведет нас от темы данной работы. Но некоторые спорные вопросы, имеющие непосредственное отношение к деятельности Вильгельма Завоевания, мы попробуем коротко и по возможности беспристрастно обозначить.

Очевидно, что долг службы и передача земель в ленное владение не обязательно связаны между собой хотя бы потому, что лены появились позже, чем понятие «servitia debita». И что бы там ни говорили, четкая регламентация обязанностей человека, получившего земельный участок, была введена в Англии только при ее первом нормандском короле, а за все время правления англосаксонской династии не обнаружено ни одного прецедента. Положение самого владельца ленного участка также вызывает вопросы. Типичным представителем военного сословия Англии времен Эдуарда Исповедника был тэн, а при Вильгельме Завоевателе – рыцарь. Положение рыцаря принципиальным образом отличалось от положения тэна. Это главный аргумент сторонников теорий, настаивающих на том, что военный феодализм утвердился в Англии в результате Нормандского завоевания. Именно к положению рыцаря, утверждают они, подходит понятие «тэн». Размеры его участка не были регламентированы, получая его, он брал на себя обязательство служить в войсках сеньора и становился конным воином. Он должен был готовиться к сражениям в составе кавалерийского отряда и иметь необходимое для этого снаряжение. Размеры поместья тэна обычно ограничивались пятью хайдами, отправляться на войну он был обязан не потому, что ему дали земельный участок, а потому, что имел ранг тэна. Наконец, сражались тэны, как правило, в пешем строю.

В целом с этим можно согласиться. Но насколько велико реальное значение перечисленных различий, сказать не берусь. Мнения специалистов на этот счет сегодня диаметрально противоположны, а сомневаться в компетентности кого-либо из них у меня нет оснований. Все же рискну предположить, что во времена Эдуарда Исповедника не каждый тэн стал бы отрицать, что земли, которыми он распоряжается, даны ему за службу. Напомню также, что, согласно вполне достоверному источнику, во владениях епископа Вустерского рыцарям были переданы участки площадью по пять хайдов, ранее принадлежащие местным тэнам. На мой взгляд, это заслуживает внимания. То, что нам известно об одном районе Англии, вполне могло практиковаться и в других. Но если это не так, есть основания полагать, что на практике в положении тэнов и рыцарей было гораздо меньше различий, чем в теоретических построениях их ученых потомков. В ряде источников времен Вильгельма Завоевателя один и тот же человек именуется то тэном, то рыцарем, а в некоторых крупных баронствах, появившихся после завоевания Англии, земли оставшихся на военной службе короля тэнов чередовались с примерно такими же по размеру участками нормандских феодалов.

Утверждение, что тэны сражались исключительно в пешем строю, а рыцари верхом, тоже не бесспорно. Действительно, в 1055 году граф Ральф Тимид нанес страшный урон херефордширским тэнам из-за того, что его воины сражались «по континентальной моде», то есть в конном строю. Правда и то, что нормандские рыцари в 1066 году специально привезли с собой лошадей, которых эффективно использовали в битве при Гастингсе. Однако известно и то, что в составе армии Гарольда Годвинсона конные воины были, и они отлично проявили себя под Стэмфордом. С другой стороны, нормандские рыцари далеко не всегда воевали в качестве кавалерии даже в битвах более позднего времени. Так, у Тинчебраи (1106) король Генрих приказал своим баронам сражаться в пешем строю, то же наблюдалось в сражении при Бремюле (1119), а в знаменитой Битве знамен даже тяжеловооруженные рыцари стояли в колоннах плечом к плечу. При Линкольне (1141) король Стефен приказал своим рыцарям спешиться и использовал их как пехоту. Речь идет о прямых потомках нормандских завоевателей Англии, армии которых были организованы в соответствии с принципами, заложенными при короле Вильгельме. Они могли использовать и те навыки ведения боя, которым их отцы и деды научились у англичан, но сам факт столь широкого применения рыцарей в качестве пехоты заставляет более внимательно приглядеться к тактике, продемонстрированной Завоевателем в Англии. Не следует забывать, что военные кампании, которые он провел до 1066 года, сводились в основном к осаде и штурму крепостей, таких, как Брион, Донфрон или Аркез, а роль конницы в такого рода операциях весьма незначительна. Военная история второй половины XI века фиксирует рост числа операций с использованием различных комбинаций применения пехоты и кавалерии для решения сложных тактических задач. Да и сам Вильгельм продемонстрировал, насколько успешной может быть подобная тактика. Неоднократно говорилось, что победа при Гастингсе была одержана во многом благодаря тому, что он сумел создать из разнородных воинских отрядов дисциплинированную армию. Но в тактическом плане этот успех был достигнут прежде всего в результате скоординированной атаки конных рыцарей и лучников.

Одна лишь пятитысячная армия, которую были в состоянии предоставить в распоряжение короля его ближайшие соратники, не могла на протяжении двадцати лет поддерживать порядок и одновременно обеспечивать оборону столь обширного государства. Собственные ресурсы Завоевателя были ограниченны, и, пытаясь увеличить их, он не мог не обратить внимание на те военные структуры, которые существовали в Англии к моменту его появления там: королевскую армию и силы местной самообороны. Костяк всей системы составляли тэны, которые одновременно являлись основными воинами королевской армии и командирами отрядов местной самообороны. О том, как работала эта система, нам известно не так много, но то, что она сохранилась и при Вильгельме Завоевателе, не вызывает сомнений. Новый король практически сразу же начал использовать ее в своих интересах. В 1068 году он собрал английские войска и с их помощью провел успешную кампанию против Эксетера. В том же году жители Бристоля по собственной инициативе отразили нападение сыновей Гарольда, фактически повторив то, что ранее сделали тены Сомерсета, в 1052 году отразившие нападение самого Гарольда. В 1073 году Вильгельм с большим отрядом английских воинов пересек Ла-Манш и провел операцию в Мене, а в 1075 году Ланфранк собрал местное ополчение для борьбы с мятежными графами. В 1079 году крупный английский отряд вошел в состав армии Вильгельма, сражавшейся у Жербероя, и именно английский тен спас тогда Завоевателя от гибели. Эти факты со всей очевидностью доказывают, что Вильгельм максимально использовал систему военной организации, сложившуюся в Англии до нормандского завоевания. Именно это во многом позволило обеспечить относительную стабильность в тот сложный период, когда в стране создавались новые институты, присущие военному феодализму.

Опора на имевшуюся систему военной организации старой Англии была не единственным инструментом, который Вильгельм использовал для пополнения своей армии. В этой связи будет небезынтересно вернуться к уже затронутому выше вопросу о наемниках, без которых король в первый период своего правления не мог обойтись. Не секрет, что наемные воины составляли немалую часть армии, которую он повел в 1066 году в поход через Ла-Манш. В 1068 году часть из них была распущена, но в 1069–1070 годах солдат удачи пришлось нанимать вновь. Сокровища, которые по распоряжению Вильгельма в 1070 году были изъяты в английских церквях, несомненно пошли на оплату их услуг в кампаниях последующих лет. В 1078 году Завоеватель был вынужден вновь увеличить численность наемных войск, для чего были использованы средства, полученные при конфискации собственности его противников на континенте. Воздействие этих обстоятельств отразилось даже на социальной жизни Нормандии. Именно в период войн Вильгельма Завоевателя там отмечено временное усиление «денежного» сословия, представители которого были привлечены к управлению доходами короля и сделали на этом целые состояния. Очевидно, что все это не могло не оказать влияния на процесс формирования феодального общества в Англии. Существование там «оброчных ленов», владельцы которых вместо службы в армии выплачивали денежную ренту, прослеживается именно до времени правления Завоевателя. Привлечение на военную службу большого количества наемников объясняет и сильнейший налоговый гнет, установившийся в Англии при Вильгельме. Составление «Книги Судного Дня» во многом было продиктовано фискальными соображениями, поскольку перепись населения – один из способов учета и регистрации потенциальных налогоплательщиков. Не случайно и то, что решение о ее проведении было принято в 1085 году, сразу же после того, как Вильгельм возвратился в Англию с новым крупным воинским контингентом.

Даже приняв во внимание все сделанные нами оговорки, мы будем вынуждены констатировать, что прежняя английская аристократия за время правления Вильгельма была заменена новой, и это был процесс поистине революционного масштаба. Но создаваемая система феодальных соглашений не могла полностью обеспечить все потребности государства. Более того, внедрение нового порядка происходило с учетом прежних традиций государственного управления, которые Завоеватель не мог просто так отбросить хотя бы потому, что претендовал на роль законного преемника власти англосаксонских королей. Правы те, кто утверждает, что необратимые изменения, произошедшие в составе правящего класса Англии, полностью отвечали интересам нормандских феодалов, и инициировать их мог только нормандский король. Владения новых магнатов, получивших от него крупные земельные участки, стали к 1087 году неотъемлемой частью социально-экономической жизни королевства. Каждое такое владение, состоящее из расположенных в нескольких ширах поместий, имело центр – caput, как правило, замок, являвшийся главной резиденцией лорда. У лорда имелся свой четко организованный двор, в который входили лица, получившие земли уже от него. Лорд мог иметь собственных стюарда, управляющего, казначея и других придворных чиновников. У него были также собственные судьи и шерифы. В общем, дворы королевских вассалов в той или иной степени копировали порядки, заведенные в королевском дворце. Придворные часто именовали себя пэрами своего сеньора. Они принимали участие в выработке решений, касающихся управляемых им владений, разбирали возникающие между его арендаторами споры. Будучи главными советниками и исполнителями решений своего лорда, они полностью ассоциировали себя с его владением. Вассальная присяга, которую давал своему сеньору каждый, кто получал от него земельный надел, служила основой отношений, цементирующих феодальное общество. В результате в Англии создалась довольно стройная система взаимосвязей, обеспечивавшая власть короля над всей ее территорией.

Политика, направленная на создание новых феодальных отношений, которую Вильгельм Завоеватель проводил между 1066-м и 1087 годами, влияла на ситуацию не только в Англии, но и в Нормандии. Одной из его главных целей было укрепление единства королевства. Обе части англо-нормандского государства управлялись одним королем и одними и теми же аристократами. Однако феодальные структуры Англии и Нормандии никогда не были абсолютно идентичны, что объясняется региональной спецификой возникавших проблем и способов их решения. В Англии Вильгельм мог сразу приступить к созданию военно-ленной системы, используя юридические акты. В Нормандии же ему приходилось действовать в рамках унаследованной от предков неразвитой системы феодальных отношений, которая и к 1066 году все еще была достаточно аморфной. Став королем, Вильгельм получил гораздо больше возможностей для переустройства феодальных отношений в Англии, чем имел до и даже после завоевательного похода в Нормандии. Лучшим примером этого является институт долга служения. В Англии он был четко регламентирован в 1066 году, причем известно, что за основу тогда были взяты соглашения, действовавшие еще до 1035 года. В Нормандии же первую попытку официально регламентировать «долг службы» в 1172 году предпринял Генрих II Английский, а окончательный список обязанностей владетелей ленов был составлен только между 1204-м и 1208 годами при Филиппе Августе. Контраст, как видим, поразителен. Не вызывает никаких сомнений и то, что определенные нормативы на подготовку воинов в Нормандии, если они и существовали, никогда не были столь велики, как в Англии. Так, любое церковное или светское владение Нормандии крайне редко выставляло более десятка воинов, в то время как в Англии в 1035 году были нередки случаи предоставления одним землевладельцем сорока и более воинов.

Установление в Англии таких высоких норм на подготовку солдат свидетельствовало о силе Вильгельма как правителя феодального государства. Не менее важны правила, определявшие служебный долг королевских вассалов и число рыцарей, которое они были обязаны привести в королевское войско. Здесь важно понять, что количественная норма была скорее теоретической. Крупные землевладельцы могли и не соблюдать ее с абсолютной точностью, но, если численность предоставленного королю отряда была меньше оговоренной, лорд был обязан пополнить его за счет наемников. И только рыцари, остававшиеся в распоряжении феодала после выполнения норм по комплектованию королевской армии, считались лично его воинами, которыми он мог распоряжаться по своему собственному усмотрению. Вполне естественно, что в интересах короля было иметь в своем распоряжении как можно больше воинов. Вместе с тем наличие небольших воинских формирований, подчинявшихся своему сеньору, также служило укреплению порядка в государстве. Важно было лишь соблюсти правильные пропорции в численности тех и других и обеспечить условия, при которых они взаимодействовали бы друг с другом. Похоже, что в Англии к концу царствования Вильгельма Завоевателя в этом плане сложилась ситуация близкая к идеальной.

Особенно рельефно его успехи проступают в сравнении с ситуацией в самой Нормандии, где воинов, остававшихся во владениях крупных феодалов, было значительно больше, чем тех, кто был подготовлен для королевской службы. Например, в 1072 году епископ Байе, чьи владения сформировались во времена епископа Одо, согласно «долгу служения», должен был предоставить в королевскую армию двадцать рыцарей, а службу в его землях несли не менее ста двадцати. Управляющий Танкарвилля имел в своем распоряжении девяносто четыре воина, а на королевскую службу должен был направлять только десять. И такое положение было скорее правилом, чем исключением. Очень часто в крупнейших нормандских земельных владениях количество рыцарей, имевших лены, было в пять раз больше, чем количество рыцарей, которые были обязаны являться оттуда на королевскую службу. В Англии же, напротив, количество владельцев ленных поместий ненамного превышало число рыцарей, обязанных служить; в 1070–1087 годах эта разница сократилась, поскольку крупные феодалы постепенно избавлялись от рыцарей, служивших у них сверх нормы. В феодальной Англии никогда не было ничего подобного тому, что было характерным для Франции, где Жан, граф Алансонский, выделял ленные поместья ста одиннадцати рыцарям, а на королевскую службу направлял только двадцать, граф Мюлана имел на службе семьдесят три рыцаря, а к королю направлял пятнадцать, Роберт III, владетель Монфор-сюр-Риля, имел сорок четыре рыцаря, а направлял к королю семь. Эти на первый взгляд незначительные подробности на самом деле имели большие последствия. Система, сформированная Вильгельмом Завоевателем в Англии, лишила местных феодалов права и возможности самостоятельно вести войны, а в Нормандии участие рыцаря в личных войнах его господина по-прежнему считалось одной из рыцарских обязанностей.

Несмотря на отмеченные нами существенные различия, нельзя обойти вниманием тот процесс взаимного влияния при формировании феодальной структуры, который связывал обе части королевства. Английский феодализм был в значительной степени нормандским, но и нормандский феодализм к концу XI века стал в некотором смысле английским. В Нормандии становление институтов феодализма происходило медленно. Как уже было показано, даже принцип «долга служения», с которым Нормандия была хорошо знакома, не применялся одинаково к владениям всех крупнейших нормандских феодалов. В Англии между 1070-м и 1087 годами был установлен такой феодальный порядок, при котором права государя как верховного сюзерена с самого начала были законно признаны и контроль за их осуществлением соблюдался неуклонно и сурово. Однако по обе стороны пролива феодальные соглашения заключали одни и те же семьи, и верховный правитель был один и тот же. А потому, если права короля с особой жесткостью утверждались на острове, их признание должно было распространиться и на материк. Так и произошло. Еще в 1050 году, какими бы ни были права герцога в теории, такие знатные семейства, как Бомоны, Тосни или Монтгомери, вряд ли признали бы, что свои земли они получили от герцога как держание на определенных условиях. Но, получив наделы в Англии, представители этих семейств признали такое положение вещей вполне правомочным и исправно выполняли «долг служения» в гораздо большем объеме, чем делали это в Нормандии. К 1087 году уже ни один нормандский владетель не посмел бы заявить, что владеет своими землями не на условиях службы, хотя эта служба в Нормандии была менее почетной, чем в Англии. Нормандцы привнесли в Англию основы феодальной организации общества, но завершение процесса феодальной организации общества в Нормандии стало последствием завоевания Англии.

Таким образом, единство социально-экономического развития нового государства было обусловлено взаимным влиянием герцогства и королевства. Король получил особые права внутри феодальной системы, которую он контролировал, и к тому же предъявлял права на все привилегии английских королей, доставшиеся ему вместе с завоеванным королевским саном. Помимо этого власть Вильгельма опиралась на единство интересов короля и аристократии, которое он, будучи герцогом, так умело сформировал в Нормандии еще до 1066 года. Поскольку феодальная структура англо-нормандского королевства определялась тем, что нормандские аристократы поселились в Англии на условиях, очень выгодных для короля, то управление королевством зависело от отношений между аристократией и Завоевателем.

Центром системы управления был двор – «curia regis». С определенной точки зрения этот двор можно было считать просто двором крупнейшего феодала страны. Повсеместно в обязанности вассалов входило присутствие при дворе своего сеньора. Это правило относилось и к тем, кто получил свои земли непосредственно от короля. Феодальный характер двора Вильгельма стал еще очевиднее, когда король потребовал, чтобы долг служения по отношению к нему выполняли не только светские феодалы, но и служители церкви. «Curia regis» Завоевателя можно считать двором, состоявшим из людей, служивших королю на тех условиях, на которых нормандские аристократы владели своими землями в герцогстве и в королевстве, хотя это утверждение никогда не было верно для всех без исключения. В этом смысле двор короля Вильгельма, по сути, не отличался от двора герцога Вильгельма, который окружал его до 1066 года и назывался «curia ducis». В состав обоих дворов входили члены семьи Вильгельма – его жена и сыновья – и его главные светские и церковные вельможи. Съезды большого двора, которые проводились в Лейкоке ближе к концу царствования Завоевателя, были шире по количеству участников, но в основных чертах походили на съезды, проходившие в Нормандии с 1051 года.

Однако придворные советы при короле Вильгельме не были чем-то абсолютно новым и чуждым Англии. В завоеванной стране Вильгельм обнаружил существовавший с древних времен королевский совет, который также был собранием местных вельмож и, хотя формировался по иным правилам, был достаточно похож на совет, окружавший герцога в Нормандии. Совет Эдуарда Исповедника включал в свой полный состав главных церковных иерархов и крупнейших светских владетелей (в основном графов), к которым присоединялись и другие знатные люди, вызывавшиеся по приказу короля. Совет был собранием вельмож, созванных королем, который нуждался в их постоянной поддержке. Неудивительно, что Завоеватель вначале был готов эту поддержку принять. А потому съезды, собиравшиеся в 1068–1069 годах, чтобы засвидетельствовать наиболее крупные из его английских пожалований, очень напоминали расширенные советы-витаны времен Исповедника. На этих съездах Вильгельм фиц Осберн и Роже Монтгомери занимали места возле Эдвина, Моркара и Вальтеофа; англосаксонские и нормандские прелаты сидели рядом, а среди присутствовавших должностных лиц было несколько людей, ранее служивших Исповеднику.

Советы первых лет царствования Вильгельма особенно интересны как пример избранной им внутренней политики: свои нововведения, которым было суждено в корне поменять основы общественного устройства страны, он проводил в жизнь плавно и в то же время эффективно. Изменения в составе двора стали заметны лишь после 1070 года, но потом перемены в нем шли очень быстро, поскольку замена прежней английской аристократии на новую неизбежно отражалась в составе двора. К концу правления Завоевателя среди участников больших собраний двора имена видных английских аристократов стали большой редкостью. Несмотря на появление новых людей и новых феодальных идей, двор Вильгельма Завоевателя даже тогда в одном аспекте еще можно было сравнить с витаном Эдуарда Исповедника: в 1080 году, так же как в 1050-м, двор короля состоял из самого монарха и членов его семьи, виднейших церковных иерархов и крупнейших светских владетелей, а также некоторых должностных лиц. К тому же Вильгельм, всегда выступавший как законный преемник Исповедника, никогда не забывал о том особом положении, которое давал ему титул короля Англии. С другой стороны, справедливым будет утверждение, что ко времени смерти Завоевателя «curia regis* стала нормандской в том смысле, что феодалы были обязаны присутствовать на собраниях двора в силу вассальных обязанностей, возникших из-за предоставления им королем земли.

«Curia» собиралась часто. Но еще до 1087 года появилась традиция собирать ее в полном составе на Рождество, на Пасху и на Троицу. В этих случаях собрания двора всегда отмечались великолепными церемониями и роскошными приемами. Двор Вильгельма в полном составе наглядно отражал характер королевской власти в англо-нормандской монархии и отношение этой власти к тем людям, от чьей поддержки она зависела. Например, король в таких случаях носил корону, которая, как читатели уже видели, была в XI веке одним из важнейших символов святости и светского величия королевского сана. Картина восседающего на троне, облаченного во все королевские регалии и окруженного знатнейшими светскими вассалами и прелатами Вильгельма выражала величие и верховенство его власти и одновременно подчеркивала тесную связь между королем и его вассалами. Такие съезды позволяли тем, кто управлял Нормандией и Англией, лично встречаться друг с другом, а королю давали возможность ознакомиться с состоянием дел во всех частях его государства посредством общения с людьми, отвечавшими за управление этими частями. Такова была обстановка, сложившаяся при дворе Вильгельма Завоевателя к 1085 году, когда он произнес свою проникновенную речь в Глостере, где возник план описи земель. Так возникла идея создания «Книги Судного Дня».

Но король Вильгельм встречался со своими вельможами не только в таких особо торжественных случаях. Его «curia» часто собиралась в меньшем составе, куда входили лишь те, на чье мнение король полагался особенно. В этот, если можно так выразиться, ближний круг входили архиепископ Ланфранк, сводные братья короля Одо и Роберт, а также Алан Бретонский, Ричард фиц Гилберт, Роже Монтгомери и Вильгельм Варенн. Здесь также прослеживается преемственность внутренней политики Вильгельма, ведь и в Нормандии дворцовые советы проходили по той же схеме. А поскольку после 1070 года наиболее ответственные посты при дворе Вильгельма по обе стороны пролива занимали главным образом одни и те же люди, то они перемещались по королевству вместе с монархом. Естественно, при обсуждении проблем конкретного района на совет приглашались местные должностные лица, имевшие к нему непосредственное отношение. Но главные вельможи (Роберт и Генрих Бомоны, Роже Монтгомери, граф Роберт Мортень, Ричард фиц Гилберт) появлялись на нормандских съездах двора так же часто, как на английских. Присутствие этих людей в значительной степени нивелировало различия между нормандским и английским дворами.

Дела, которыми занимался двор Завоевателя в Англии, мало отличались от тех, которые рассматривал его двор в герцогстве. Основные вопросы касались подтверждения прав на землю или привилегий и, следовательно, судебных решений по урегулированию претензий. В Англии обстоятельства ее завоевания и связанная с этим необходимость урегулировать возникавшие споры придавали этой задаче особую важность. Тем не менее, повседневная рутина двора Завоевателя была одинакова и в Нормандии, и в Англии. Суд в Лейкоке, продолжавшийся от рассвета до сумерек в присутствии всей королевской курии, можно считать исключением в английской судебной практике, но подобные случаи были в Нормандии. Именно в присутствии всего двора, который собрался в Руане, король заслушал дело о споре между Ральфом Тессоном и аббатом монастыря Фонтенье. В 1080 году двор на таком же съезде решил другое дело в пользу руанского монастыря Святой Троицы против епископа Эврё. И таких примеров можно привести еще много.

Однако было бы неразумно слишком подробно рассказывать о функциях двора при Вильгельме Завоевателе, поскольку сутью его правления была личная власть короля, распространявшаяся на Нормандию и Англию. Король управлял своим государством и вызывал к себе тех светских и духовных лиц из англо-нормандской знати, которые лучше всего могли помочь ему в этом. В самом общем виде можно отметить, что обязанность его двора состояла в том, чтобы давать советы королю, а король, со своей стороны, всегда был готов обеспечить свою поддержку тем людям, которые могли сделать его правление эффективным. В то время управленческая деятельность еще не была разделена на отдельные функции: лишь после смерти Вильгельма из королевского двора были выделены специальные группы людей, которым были поручены обязанности по сбору налогов и отправлению правосудия. Хорошо известно, что казначейство и позднейшие суды, а также канцелярия, как особая служба, были детищами курии. В царствование Завоевателя на управление страной еще смотрели проще: король правил и вызывал к себе вассалов как помощников в выполнении этой задачи, чтобы они давали ему советы и обеспечивали исполнение его решений.