Текст книги "Военный врач. Хирургия на линии фронта"
Автор книги: Дэвид Нотт
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ПОКИНУВ ЛЕЧЕБНИЦУ, МЫ ПОЕХАЛИ ЧЕРЕЗ ГОРОДСКОЙ ЦЕНТР – РАЙОН, НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ОБСТРЕЛИВАЕМЫЙ СНАЙПЕРАМИ. НЕ УСПЕЛИ МЫ ПРОЕХАТЬ И ПЯТИСОТ МЕТРОВ, КАК ПОПАЛИ ПОД ОБСТРЕЛ.
Первым делом я услышал громкий треск лобового стекла, вслед за которым пошли глухие удары пуль, попавших в чье-то тело. Это была стремительная очередь из четырех пуль, но казалось, все происходит в замедленном движении. Мой рот внезапно наполнился кровью. Я ощущал ее, чувствовал вкус, она была и в моих глазах. Я решил, что в меня попали, но не успел проверить – водитель, несмотря на ранение в плечо, смог дать задний ход, и машина помчалась обратно в больницу, в безопасность.
Заехав на территорию больницы, машина с визгом остановилась, я оббежал ее с другой стороны и принялся вытаскивать санитара, который тоже был ранен. Я стал проводить сердечно-легочную реанимацию, но было очевидно, что он мертв: ему прострелили грудь, шею и лицо. Весь салон машины скорой помощи был забрызган кровью, и я вспомнил, что нужно осмотреть и себя самого – несмотря на всю эту кровь, моей среди нее не оказалось. Почувствовав облегчение, я занялся водителем скорой и, выпив кружку горячего сладкого чая, прооперировал его – с момента, как его подстрелили, не прошло и часа.
Конечно, это было ужасно, и потребовалось какое-то время, чтобы в полной мере осознать произошедшее. Меня захлестнул настоящий водоворот эмоций.
Поначалу я испытал вину за то, что покинул больницу, по собственной глупости подвергнув себя опасности. Я переживал по поводу возможных последствий своего безответственного поведения. Кроме того, я чувствовал себя виноватым в смерти санитара, хоть позже и рассудил, что он все равно собирался ехать: мое присутствие никак не изменило его судьбу.
Было и чувство облегчения – от того, что выжил, что в меня впервые в жизни стреляли, но не попали; что снайпер убил санитара, а не водителя, и в результате нам удалось спастись. А еще была злость. Мы находились в машине скорой помощи, которая выезжала из лечебницы по медицинским делам и имела четкие опознавательные знаки, – было возмутительно, что кто-то решил ее атаковать. Это вызывало у меня праведный гнев. С того самого дня проблема обеспечения неприкосновенности и свободного прохода медицинского персонала в зонах боевых действий стала очень близка моему сердцу, и дело тут не только в заботе о собственной безопасности.
Когда же первое потрясение миновало, мне пришлось разбираться уже с другой эмоцией – более неожиданной и даже немного пугающей. Я ощутил воодушевление, эйфорию. Никогда не чувствовал себя более живым – я словно заново родился. Меня чуть не убили, но осознание этого лишь еще больше будоражило. Я подумал, что, если смог справиться с этим, мне все что угодно по плечу.
В Сараеве я испытал подобные чувства впервые, и мне хотелось добавки. Это была странная смесь альтруизма, желания помочь другим и чистого эгоизма – погони за кайфом, который испытываешь, когда спасаешь людей и сам живешь в непосредственной близости от опасности. Дома я жил один – у меня было несколько девушек, но ничего серьезного. Отчасти я был аскетом с небольшим набором потребностей. После Сараева я вынужден был признать, что такая работа мне просто необходима. Это оказался совершенно иной мир, где я мог с помощью своих навыков помогать людям и испытывать невероятно острые ощущения, окунувшись в ситуации, которые большинство людей даже представить себе не могут.
Прилив эндорфина, который я испытывал, слыша и чувствуя, как над головой проносятся пули и снаряды, не был похож ни на что, с чем мне доводилось сталкиваться раньше, и по сравнению с этим повседневная жизнь казалась слишком банальной и скучной.
Журналист «Би-би-си» Джереми Боуэн, который в то время тоже регулярно наведывался в Сараево, очень точно передал эти чувства в своих мемуарах «Военные истории»:
«После войны, ее противоположность – „нормальная“ жизнь – казалась слишком серой и неинтересной. У меня не было ни малейшего желания оказаться в безопасности в Лондоне, ездить на работу, за несколько месяцев заранее зная, что и когда я буду делать. В Сараеве я ощутил свободу… Было здорово чувствовать, что живешь в постоянной опасности. Единственное, что сдерживало, – это осознание того, что любая ошибка может обернуться ранением или смертью. Вот так просто, прямо как я люблю».
Я слышал, что подобные чувства – не редкость для военных корреспондентов. Другой бывший репортер, побывавший во многих горячих точках, назвал свои мемуары «Моя война закончилась, я так скучаю по ней». Полагаю, в наших ролях много общего: мы не участвуем в сражениях, отправляясь в экстремальные места в качестве нейтральных лиц, пытающихся сделать что-то хорошее, будь то спасение жизней или освещение происходящих зверств перед всем миром.
И, как это иногда бывает с журналистами, было очень сложно не окунуться с головой в реальность тех ужасов, что происходили с людьми на местах, чьи жизни разрывало на части. Я глубоко им сочувствовал. Жители Сараева были чудесными людьми, которые никому не причинили вреда, но все равно пострадали. Я не знал ни их самих, ни их прошлых жизней, но они были чрезвычайно уязвимы, и именно уязвимость человеческой жизни уравнивает всех нас между собой.
Большинство гражданских, которых мне довелось встретить в Сараеве, были добрыми, великодушными людьми. Они из кожи вон лезли, чтобы приготовить для меня еду, а когда все складывалось хорошо, даже дарили подарки. Они относились с пониманием, когда я был не в силах им помочь. И они так напоминали мне мою валлийскую семью. Вокруг них была зеленая трава их дома, но одновременно с этим они были окружены минометным огнем, трассирующими пулями и бомбами. Несмотря на языковой барьер, мне казалось, что я полностью понимаю, кто они и что чувствуют. Я словно снова попал домой.
Я вернулся в Лондон другим человеком, который точно знал, что способен изменить к лучшему жизнь людей, оказавшихся в ужасных обстоятельствах. Вместе с тем я был еще и невероятно зол. Я недоумевал, как люди могли вытворять друг с другом подобные вещи. Казалось, существует очень тонкая грань между теми, кто обладает силой и мудро ее использует, и теми, кто просто пытается уничтожить всех своих конкурентов.
Эта ниспосланная свыше возможность помогать людям в трудную минуту была самым приятным даром, который я когда-либо мог себе представить. Я знал, что отныне она навсегда станет частью моей жизни.
4
Контроль повреждений
Сараево меня очень многому научило, но и дало понять, как много еще предстоит изучить. Я вернулся в Великобританию одновременно присмиревшим и воодушевленным этим опытом, полным решимости улучшить и расширить инструментарий своих хирургических навыков, прежде чем отправляться куда-либо еще. В конце 1994 года я занял в НСЗ три должности, на которых остаюсь по сей день: в больницах «Сент-Мэри», «Роял Марсден», «Челси и Вестминстер». Среди многочисленных дисциплин, в которых, как я понимал, мне необходимо повысить квалификацию, было акушерство, затрагивающее беременность, рождение ребенка и послеродовой уход за матерью и ребенком. Я интересовался акушерством, будучи студентом-медиком, и в какой-то момент раздумывал пойти именно на эту специальность, но в итоге остановился на общей хирургии. Побывав в Сараеве, я увидел, какому стрессу оказываются подвержены будущие матери в зоне боевых действий. Мало того что предстоящие роды и без того вызывают волнение, особенно если они у них первые, так еще и их ребенок должен появиться на свет в опасной и непредсказуемой обстановке.
С годами я осознал, что умения провести экстренное кесарево сечение или остановить послеродовое кровотечение – одни из самых полезных, даже незаменимых, навыков для хирурга-волонтера.
Выполнять кесарево сечение я научился не в стерильной лондонской больнице. Я освоил эту процедуру в Кабуле, столице Афганистана, работая на Международный комитет Красного Креста (далее МККК). Это было в 1996 году, через два года после поездки в Боснию, которые я использовал, оттачивая навыки на новых должностях, с нетерпением ожидая следующей возможности отправиться за границу. 1990-е годы впоследствии будут считаться относительно мирным десятилетием во всем мире – холодная война уже в прошлом, а война с терроризмом еще не началась, но все равно были места, где не все было так спокойно. В Афганистане, казалось, война не прекращалась никогда.
Я побывал там в весьма любопытный для истории страны момент. После ухода в отставку коммунистического лидера Мохаммеда Наджибуллы в 1992 году Кабул оказался под контролем различных враждующих группировок. Внутренние разборки между моджахедами привели к многочисленным жертвам, которые не давали нам скучать, но настоящая борьба за контроль над Кабулом развернулась в сентябре 1996 года. Я был дежурным хирургом в полевом госпитале МККК, когда ворвались талибы[23]23
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] и захватили город после уличных боев с применением артиллерийских мин, реактивных снарядов и пулеметного огня. Мы все боялись, что ситуация выйдет из-под контроля. Талибан[24]24
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] славился своей жестокостью, и, хотя их прибытие встречали уличными пениями, мы боялись, что они убьют нас как неверных. Наджибулла все еще жил в Кабуле, укрываясь на принадлежащей ООН территории. Талибы[25]25
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] захватили его и казнили, повесив на фонарном столбе в центре города.
Прежде чем приехать сюда, я прошел курсы подготовки к работе в зоне боевых действий, военно-полевой хирургии в Женеве и британского Красного Креста под Гилфордом. В меня вдалбливали основополагающие принципы организации: гуманность, беспристрастность, нейтралитет, независимость, волонтерская деятельность, единство и всеобщность. Сидя в тишине учебной аудитории, запросто можно упустить из виду всю глубину этих идей, но в полевых условиях они становятся незыблемыми заповедями, позволяющими МККК работать практически в любой точке мира.
В тот день в больнице я определенно ощутил надвигающуюся погибель, слыша, как талибы[26]26
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] подбираются все ближе, но руководитель миссии, приложивший огромные усилия, чтобы обеспечить безопасность, сохранял спокойствие. Мы ухаживали за ранеными, но, помимо этого, выполняли и все остальные хирургические процедуры, с которыми сталкивается обычная районная больница: разбирались с невправимыми грыжами, открытыми язвами желудка, проблемами с кишечником и мочевыми путями. Мы заботились о здоровье беременных женщин и их будущих детей, а также занимались всем, что связано с величайшим, по моему мнению, чудом природы – родами.
В тяжелых условиях женщинам с осложненными родами нередко требуется кесарево сечение. Меня никогда не учили проводить эту процедуру, и освоить ее было давней заветной мечтой. В большинстве госпиталей Красного Креста поочередно работают два хирурга – старший, как правило, сотрудничает с МККК на постоянной основе, а второй обычно приезжает из-за границы, взяв отпуск в больнице на родине. Старший хирург в Кабуле, Юка, проработал в МККК много лет. Я восхищался им и уважал его. Он мог взяться за что угодно.
НА МОЙ ВТОРОЙ ДЕНЬ В БОЛЬНИЦЕ ОН ПОИНТЕРЕСОВАЛСЯ, УМЕЮ ЛИ Я ДЕЛАТЬ КЕСАРЕВО. РАЗУМЕЕТСЯ, Я ОТВЕТИЛ, ЧТО НЕ УМЕЮ, – НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ, КАК ОН ЗАКАТИЛ ГЛАЗА.
– Ты должен понимать, что я дорожу своим сном, – сказал он, – а обычно акушерки вызывают на кесарево часа в четыре утра.
Несколько часов спустя, впрочем, выпал мой шанс: у женщины двадцати с небольшим лет возникли осложнения при родах. Ее доставили в операционную, где быстренько сделали спинальную анестезию.
Есть два способа вскрыть брюшную полость при проведении кесарева сечения: срединный разрез или нижний поперечный, именуемый разрезом брюшной стенки по Пфанненштилю. Второй считается предпочтительным, поскольку рана заживает гораздо быстрее, чем после срединного.
– Оперировать будешь ты, – сказал Юка.
Он даже не стал переодеваться и обрабатывать руки перед операцией, а просто стоял у меня за плечом и выкрикивал указания по поводу того, что, где и как нужно делать. «Срань господня», – подумал я, делая разрез чуть выше лобка.
– Раздвинь прямые мышцы. Сильнее, еще сильнее! Вы, британцы, такие слабаки.
Я не видел, как проводят кесарево, со студенческих пор – это было мое боевое крещение.
– Разрежь брюшину вот здесь, – сказал он, ткнув в нужное место длинными щипцами. – Сдави мочевой пузырь. Теперь бери скальпель и режь матку.
Нижний сегмент матки состоит из растянутых маточных мышц и верхней части шейки матки. Как правило, ткани здесь не такие упругие, и крови при разрезе выделяется гораздо меньше, чем в остальной части матки, где преобладают мышечные ткани, а кровоснабжение к концу срока достигает шестисот миллилитров в минуту.
– Режь, режь! Давай, режь!
Я разрезал матку, и мое сердце подпрыгнуло, когда оттуда хлынула кровь вперемешку с околоплодными водами. Операционная медсестра убрала ретрактор, и я просунул правую руку внутрь, нащупав голову ребенка.
– Сгибай его, сгибай! – закричал Юка.
«Что он имеет в виду?» – подумал я, но момент был не самым подходящим, чтобы переспросить. Вдруг голова вышла наружу, а вслед за ней показалось и плечо. Сунув пальцы ребенку под мышки, я резким движением достал его.
Я стоял словно завороженный. Это было нечто невероятное. Мое сердце неистово колотилось от волнения и трепета, и я даже забыл пережать пуповину, вместо этого пытаясь показать новорожденного матери. Операционная медсестра пережала и перерезала пуповину вместо меня, и мы стали ждать, пока из сокращающейся матки выйдет плацента.
– Хорошо, теперь зашивай, – сказал Юка, развернувшись и направившись к выходу. – Теперь тебе не придется меня вызывать! – уходя, крикнул он через плечо.
Это была невероятная операция. Одну жизнь я помог создать, а другую – сохранить. Дома, в Лондоне, я никогда не смог бы этого сделать, но здесь, в Кабуле, был наделен соответствующими полномочиями и в течение оставшихся нескольких недель провел каждое кесарево сечение.
Захватив власть в свои руки, талибы[27]27
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] переименовали страну в Исламский Эмират Афганистан и ввели в ней строгие законы шариата[28]28
Для ислама характерно нормативное регулирование всей жизни человека – начиная от его рождения и до смерти. Это регулирование осуществляется с помощью шариата. Шариат – это совокупность юридических норм, нравственных принципов и правил поведения мусульманина.
[Закрыть]. Вернувшись сюда в начале 2001 года, на этот раз для работы на духовной родине Талибана[29]29
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть], в Кандагаре, я смог воочию увидеть последствия случившегося для страны и ее жителей.
ЭТО БЫЛО СРОДНИ ВОЗВРАЩЕНИЮ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. ЖЕНЩИН ДЕРЖАЛИ В ЗАТОЧЕНИИ ДОМА, ДЕТЕЙ НЕ ВЫПУСКАЛИ НА УЛИЦУ И ЗАПРЕЩАЛИ ИМ ИГРАТЬ С ИГРУШКАМИ, ОСОБЕННО ПРИВЕЗЕННЫМИ.
Образование было под запретом, не считая изучения Корана, а безобидные развлечения, такие как запуск воздушных змеев или игра на музыкальных инструментах, тоже были строго запрещены – считалось, что они отвлекали детей от изучения ислама. Женщины должны были с головы до ног закутываться в паранджу небесно-голубого цвета с вязаной сеткой, закрывавшей даже глаза, а мужчинам не разрешалось брить бороды.
В больнице Мирвайс, где я работал, было пять палат: три для мужчин и две для женщин. Мужчинам и детям не разрешалось навещать жен и матерей, как бы больны те ни были. Даже умирать им приходилось в одиночестве. Единственными мужчинами, допускавшимися в палаты, были хирурги, среди которых было семеро местных афганцев и один волонтер из МККК. Однажды во время обхода палат одна из медсестер-волонтеров повела меня к пациенту. За нами следовали несколько местных медсестер, облаченных в паранджи. Мы стояли у кровати больного, как вдруг одна из них толкнула меня. Посмотрев вниз, я увидел, что она приподняла подол своей паранджи, продемонстрировав мне лодыжку. На ней были колготки в сеточку, возможно даже чулки. Не думаю, что она сделала это из симпатии ко мне – скорее всего, это просто был знак протеста против ужасного талибского[30]30
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] режима.
Из комнаты на первом этаже здания, где нас разместили в рамках миссии, было видно больницу Мирвайс. Менее чем в миле виднелось еще одно заметное здание – большой комплекс, примечательный оградой из мешков с песком и усиленной охраной. Мне оставалось только гадать, для чего он нужен. Однажды ночью мы все проснулись от мощного взрыва неподалеку. Я бросился с кровати на пол, чтобы укрыться. В комнату забежал охранник, чтобы проверить, все ли со мной в порядке, но больше взрывов не последовало. Утром я узнал, что это взорвалась крылатая ракета, которая должна была уничтожить тот самый комплекс, что было видно вдалеке. Дом по-прежнему стоял на месте – ракета промахнулась. Кто-то в больнице сказал, что тот дом был резиденцией лидера «Аль-Каиды»[31]31
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] Усамы бен Ладена, который в то время жил в Кандагаре. Я лечил его жену от фиброза, а хирург МККК, который был до меня, лечил от камней в почках самого бен Ладена. Как оказалось, он должен был вернуться в больницу для обследования, но на прием ко мне так и не пришел. Немного странное чувство – оглядываться назад на то время, когда мои пути чуть не пересеклись с человеком, который считаные месяцы спустя учинит столь немыслимые разрушения с последующими хаосом и военными конфликтами. «Если бы я только знал», – шутил я потом. Конечно же, я не знал, да и в любом случае ничего не смог бы поделать.
Мы были вынуждены оперировать пациентов только с его разрешения – он следил, чтобы мы не нарушили строгих религиозных правил, навязанных новым режимом. Простым взмахом руки он мог дать добро на спасительную операцию или обречь пациента на верную смерть.
У нас были одновременно задействованы четыре операционных стола, и меня неизменно поражало мужество поступавших к нам афганских детей. Если им предстояла плановая операция, они заходили, держа за руку отца, зачастую становясь невольными свидетелями других операций, а то и вовсе видели неприглядные детали чужой анатомии либо лежащие в контейнерах части тела. С невозмутимым видом они просто проходили мимо и спокойно ложились на операционный стол.
Родильное отделение находилось внизу. Им заправляла акушерка-волонтер вместе с несколькими местными медсестрами, которых она научила принимать обычные роды. Однажды, когда я оперировал, она прибежала ко мне наверх и сказала, что они успешно приняли роды, но у матери открылось сильнейшее кровотечение и им никак не удавалось его остановить. Пока они пытались извлечь плаценту, та порвалась, и у пациентки начал стремительно развиваться шок – она нуждалась в экстренной помощи.
С помощью переводчика я спросил у талиба[33]33
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] -надзирателя, можно ли немедленно доставить ее в операционную, рассчитывая, что это лишь формальность. К моему изумлению, он покачал головой. Я не мог поверить: он не только не дал шанса на жизнь матери, но и лишил ее маленького мальчика. Мы все принялись его умолять, но, несмотря на наши увещевания, переводчик сообщил, что надзиратель принял решение и, с его точки зрения, было бы только правильно, если бы мать умерла. Тогда акушерка-волонтер побежала за старшей медсестрой, потрясающей Ингрид. Нам срочно нужно было что-то предпринять – пациентка истекала кровью. Мартин, анестезиолог из Германии, прибежал к нам из родильного отделения сказать, что она умрет, если мы срочно ее не прооперируем.
Оставив талиба[34]34
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] -надзирателя без внимания, мы вместе с Ингрид выбежали из больницы, запрыгнули в машину и попросили водителя отвезти нас к мулле Омару, лидеру талибов[35]35
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть]. Мы приехали в центр города, остановившись неподалеку от великолепной мечети, покрытой голубой мозаикой. К моему удивлению, имам согласился нас впустить – Ингрид была очень настойчивой и попросту не приняла бы отказа. Я стоял рядом с ней, когда она на повышенных тонах разговаривала с одним из самых страшных людей на свете. Он держался спокойно, как подобает государственному деятелю, и я не увидел злобы в его единственном глазе, которым он на меня смотрел. Наверное, просто чтобы от нас отделаться, он удовлетворил нашу просьбу разрешить операцию, и мы поспешили обратно в больницу.
Я так никогда и не узнаю, как новость об этом дошла до талиба-надзирателя, но, холодно кивнув, он обозначил свое согласие, и мы поспешили доставить пациентку в операционную. К тому моменту она была белая как стена, ее давление упало до предела, а пульс подскочил. Она была холодной и мокрой от пота – еще чуть-чуть, и из-за низкого давления отказали бы почки и печень, что означало бы медленную смерть, даже если бы удалось провести спасительную операцию.
Я окинул ее взглядом и стал соображать, как поступить. В подобной ситуации хирург может использовать ряд различных методик – попытаться сдавить матку, обложив ее ватными тампонами, либо надуть специальный медицинский зонд, чтобы остановить кровотечение изнутри. Она только что родила шестого ребенка, и у нее был сильнейший шок, а я не был уверен, поможет ли что-либо из этого. Я принял решение оперировать.
Мартин быстро ввел ее в наркоз и начал переливать единственный пакет с кровью, который у нас оставался. Я не был уверен, что именно буду делать, поэтому вскрыл ей брюшную полость длинным срединным разрезом. Я слышал об одной методике, заключавшейся в наложении на матку швов, чтобы сдавить ее, и обдумывал это, пока вскрывал женщине живот. Ее матка оказалась огромной, напряженной и с очень толстыми стенками. Препараты для сокращения матки не подействовали. Акушерка напомнила мне, что плацента порвалась и ее никак не удалить. Тут-то меня осенило, что у пациентки, должно быть, произошло врастание плаценты в стенки матки. Я должен был соображать быстро – она нуждалась в гистерэктомии[36]36
Удаление матки.
[Закрыть]. Я никогда прежде не выполнял такую операцию, но, поскольку прошел подготовку в колоректальной хирургии[37]37
Раздел хирургии, связанный с нарушениями прямой кишки, ануса и ободочной кишки.
[Закрыть], чувствовал, что неплохо ориентируюсь в тазовой области.
Аккуратно разместив зажимы и отделив связки и фаллопиевы трубы, я стал осторожно продвигаться вниз, перевязывая различные снабжающие матку кровеносные сосуды, пока не нащупал шейку. Кровеносные сосуды были огромными, с палец толщиной. Задень я один из них, это обернулось бы массивным кровотечением, которое, с учетом имевшегося в распоряжении минимального количества крови для переливания, стало бы для женщины смертельным. Очень осторожно и с огромным волнением, под бдительным оком талиба[38]38
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] – надзирателя, я удалил матку чуть выше шейки. В ней было, скорее всего, не менее трех литров крови. Пациентка чудом выжила, но следующие несколько дней оставалась в критическом состоянии. Я до сих пор не могу понять, что творилось в голове у того талиба[39]39
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть], и после операции относился к нему с полным презрением. Где это в Коране говорится, что можно играть в Бога?
Между тем я должен был сохранять осторожность, потому что это был крайне опасный и очень мстительный человек. Я познакомился с одним из операционных медбратов, Мохаммедом, который прекрасно справлялся со своими обязанностями. Однажды Мохаммед не пришел на работу, и я поинтересовался, где он, на что остальные медсестры и врачи ничего не ответили, лишь исподтишка бросая взгляды на надзирателя.
Мохаммед, как я потом узнал, постриг бороду: она не помещалась под хирургической маской, а он не хотел подвергать пациентов дополнительному риску инфекционного заражения. Надзиратель же посчитал, что это противоречит исламскому учению, и приказал на сутки запереть Мохаммеда в стоящем посреди улицы грузовом контейнере.
Это было печально известное наказание для людей, уличенных в якобы антиисламских действиях. После освобождения Мохаммед рассказал мне, что с ним там было человек пятьдесят, не меньше – лишенные еды и воды, без туалета, в окружении собственных экскрементов и мочи. Внутри была кромешная тьма, и лишь когда дверь открывали, чтобы кого-то завести или выпустить, туда пробивался свет. Температура внутри контейнера была под 50°C. Более ужасное обращение с людьми сложно представить.
Мы работали на гуманитарную организацию, и нам разрешалось посещать городской футбольный стадион, где приводились в исполнение наказания по законам шариата, в лучших традициях Талибана[40]40
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть]. Однажды по собственному идиотизму я пришел туда, став свидетелем ужасных и незабываемых зверств: закопанных по шею в песок женщин забивали камнями; других ставили к кирпичной стенке, выложенной их собственными руками, куда на большой скорости врезался грузовик. Происходили здесь также и убийства из мести, когда родственникам жертвы разрешалось расстреливать предполагаемого виновника ее гибели. Казалось, я попал на какое-то жестокое представление в Древнем Риме, и это навеяло воспоминания о корриде, которую я как-то посетил в Провансе и был потрясен убийством этих величественных животных. Происходящее здесь было намного, намного ужаснее.
Воспоминания о том, что я увидел там, до сих пор иногда всплывают в голове: от них просто так не отделаться. Я часто спрашиваю себя, зачем туда пошел. Думаю, я попросту не верил рассказам о том, что там происходит, что шариат узаконивал подобные убийства и пытки.
Я БЫЛ ОШАРАШЕН ТЕМ, НАСКОЛЬКО ЖЕСТОКИМИ МОГЛИ БЫТЬ ПО ОТНОШЕНИЮ ДРУГ К ДРУГУ ЛЮДИ – ОТВРАЩЕНИЕ ПЕРЕПОЛНЯЛО МЕНЯ.
Футбольный стадион был забит зрителями, и я пытался понять, какие чувства все они испытывают. Неужели все это стало для них совершенной обыденностью? Или же это простое любопытство?
Я пытался представить, каково было людям, которым суд выносил невероятно жестокие приговоры. Мелкие проступки вроде кражи буханки хлеба влекли за собой ужасные наказания. Я наблюдал издалека, как люди выстраивались в очередь и им одним ударом мачете отрубали руки или ноги. Многие из них приходили, держа свои ампутированные конечности в пакете, в амбулаторное отделение больницы и просили меня пришить их обратно. В наши дни подобные операции действительно проводятся в специализированных отделениях с помощью всевозможных микрохирургических инструментов, но в то время в Кандагаре об этом не могло быть и речи. Все, что я мог сделать, – это обработать рану и полностью закрыть культю кожей. По крайней мере, в соответствии с законами шариата, всем этим несчастным отдавали их отрезанные части тела, чтобы они могли их похоронить.
Полгода спустя мир вступил в новую эру: 11 сентября 2001 года были совершены нападения на Нью-Йорк и Пентагон. Эти события потрясли и ужаснули меня, равно как и всех остальных, и мне стало не по себе от мысли о том, что всего за несколько месяцев до этого я работал среди людей, разделявших идеологию этих террористов.
Практически сразу же Афганистан погряз в новом военном конфликте – правительства Джорджа Буша и Тони Блэра сформировали коалицию, чтобы поймать бен Ладена, главного организатора этих нападений. Буш предъявил руководителям Талибана[41]41
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] в Кабуле ультиматум с требованием выдать бен Ладена, а после их отказа совместно с британцами и остальными союзниками начал операцию «Несокрушимая свобода» по свержению Талибана[42]42
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть]. Кабул пал в середине ноября, но лидеру «Аль-Каиды»[43]43
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] удалось избежать плена – предполагалось, что он проскользнул через границу в Пакистан.
Тем временем, как известно из имеющихся документов, влиятельные неоконсерваторы из администрации Буша решили воспользоваться шансом, предоставленным терактами 11 сентября, чтобы выступить против давнего противника Соединенных Штатов, иракского диктатора Саддама Хусейна. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств причастности Ирака к терактам, а также на критику «Аль-Каиды»[44]44
Согласно Решению ВС РФ №ГКПИ 03-116 от 14.02.2003 года, организация признана террористической, и ее деятельность запрещена в РФ.
[Закрыть] со стороны Саддама, он также оказался втянут в войну с терроризмом. Авиаудары начались в марте 2003 года, а месяц спустя Багдад пал. Режим Саддама был свергнут, но заявление Буша о «выполненной миссии», как гласил плакат, на фоне которого он произнес речь на борту американского корабля «Авраам Линкольн», как оказалось, было чудовищным лицемерием.
СТРАНА УЖЕ СКАТЫВАЛАСЬ К РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ И ОЖЕСТОЧЕННЫМ БЕСПОРЯДКАМ, А КОЛИЧЕСТВО ЖЕРТВ, КАК СРЕДИ ВОЕННЫХ, ТАК И ГРАЖДАНСКИХ, ПОСЛЕ ОГЛАШЕННОЙ ПОБЕДЫ НАД САДДАМОМ ЗНАЧИТЕЛЬНО ПРЕВЫШАЛО ПОНЕСЕННЫЕ В ХОДЕ ВТОРЖЕНИЯ.
В ходе первоначального вторжения в Ирак британские войска сыграли важную роль в захвате южного портового города Басра с населением около миллиона человек. После свержения режима британцы еще четыре года продолжали контролировать город. В течение этого времени я неоднократно работал волонтером «Врачей без границ» и МККК, посетив различные африканские страны. Разумеется, я не переставал внимательно следить за событиями, разворачивающимися на Ближнем Востоке, и в 2006-м решил вступить во вспомогательные ВВС Великобритании в качестве добровольца запаса. Отчасти мной двигало желание воплотить детскую мечту стать пилотом, но во многом меня вдохновил на это разговор с коллегой и другом Питом Мэтью, который уже состоял во вспомогательных ВВС в составе 612-й эскадрильи на базе Королевских ВВС в Люкарсе. Он сказал, что, если я увижу, как все происходит у военных, смогу научиться новым методикам и расширить свои навыки хирурга-травматолога.
Хоть в детстве я и собирал модели самолетов, обожал полеты и увлекался историями о войне, от мысли об армейской службе мне было немного не по себе. Казалось, это противоречит самой сути моей гуманитарной работы, но я знал, что это откроет мне дорогу ко всевозможным учебным курсам и встречам, куда иначе было никак не попасть. Моим истинным мотивом было обучение, впоследствии я смог бы использовать полученные знания и делиться ими с коллегами в полевых условиях. Итак, я записался, и мне присвоили звание командира эскадрильи[45]45
Аналог нашего майора.
[Закрыть] (самое низкое звание, которое давали дипломированным хирургам), сообщив, что у меня будет возможность поработать в Басре в 2007 году.
Я ОЖИДАЛ СТОЛКНУТЬСЯ В ИРАКЕ С ОПАСНОСТЬЮ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СКВЕРНО ПОРАНИЛ НОГУ, КОГДА ВЫПАЛ ИЗ БРОНИРОВАННОГО «ЛЕНДРОВЕРА» И НАПОРОЛСЯ НА ИСКОРЕЖЕННОЕ ВЗРЫВОМ БОМБЫ МЕТАЛЛИЧЕСКОЕ КРЫЛО.
Это, однако, не шло ни в какое сравнение с тем, что случилось с одним младшим врачом, лечением которого я занимался: рядом с ним взорвался реактивный снаряд, и он получил множественные осколочные ранения лица. В лучших традициях черного юмора армейских медиков его прозвали Конопатым.
Вместе с тем я совершенно не ожидал, что столкнусь со смертью в благородном Челси за неделю до планируемого отъезда. На входе в больницу, где я работал, стояла вращающаяся дверь, реагирующая на датчик. Одна половина двери поворачивается наружу, а другая – внутрь. Однажды в одной половине прохода оказались зажаты около двадцати человек, в то время как с другой стороны под датчиком стоял мальчик лет двенадцати, который безудержно смеялся вместе с приятелями. Увидев, что происходит, я оттолкнул мальчика в сторону, чтобы люди могли попасть в больницу. Он упал на пол, и не успел я и глазом моргнуть, как он выхватил строительный нож и воткнул мне его в шею на виду у всех присутствующих. Одна женщина закричала, и я застыл на месте, ожидая почувствовать боль, которая так и не наступила: лезвие, к счастью, было убрано. Будь оно выдвинуто, прошло бы прямиком через сонную артерию и яремную вену, и я наверняка не выжил бы. Мальчики разбежались, полиция прочесала в их поисках окрестные улицы, но никого найти так и не удалось.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?