Текст книги "В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее"

Я оглядел всю кухню, особенно стены и потолок. Ни следа паука. Задвинул обратно выдвижные ящики и закрыл шкаф, словно пытался навести порядок. Уже выходя из комнаты, повернулся и сообразил, что именно шкаф – идеальное место для этого маленького ублюдка. Допустим, завтра утром я буду брать из него хлопья, и этот отморозок прыгнет на меня. Могу ли я обыскать все шкафы, не привлекая внимания Фрэнки? Лучше подождать. Вместо этого я проверил спальню, опять делая вид, что навожу порядок. Перетряхнул все одеяла, потом заглянул под кровать. Перебрал всю одежду в шкафу, посмотрел за дверью. Никакого паука.

Наконец я вернулся в гостиную и увидел, что Джон с копом уже стоят на переднем крыльце. Прогресс! Джон поблагодарил его за то, что тот приехал, и сказал: он надеется, что Фрэнки упомянет меня в своих молитвах. По словам Джона, я заслужил на это право, потому что моя жизнь превратилась в сплошной кавардак, а я сам стал жалким неудачником, борющимся с весом, финансовыми проблемами, алкоголем и полным нестоянием. Я решил подойти к Джону, прежде чем он опозорит меня еще больше.

Коп уже шел к своей патрульной машине, а Джон все никак не мог успокоиться:

– …и его подружка уехала, и у нее только одна кисть. Вторую она потеряла в аварии. Ты можешь себе представить, какие у них проблемы.

Фрэнки отчаянно попытался его не слушать, и стал что-то говорить в маленькую рацию, висевшую на плече его формы; наверно, давал знать, что здесь все в порядке. Мы с Джоном стояли на крыльце и смотрели на него. И вот тут-то мы и услышали шуршание у ног и увидели проклятого паука, прошмыгнувшего мимо. Он исчез в темноте, направляясь прямо к копу.

Я спрыгнул с крыльца и замахал руками:

– Подождите! Фрэнки! Офицер Бёрджесс! Подождите!

Коп остановился прямо перед полицейской машиной и повернулся ко мне. Я открыл было рот, но слова застряли в горле. Узел тонких черных лап появился на левом плече Фрэнки, рядом с его обнаженной шеей. А он ничего не почувствовал.

– Фрэнки! Фрэнки! – завопил Джон. – Парень, не двигайся. На тебе сидит!

Фрэнки опять схватился за рукоятку своего револьвера, беспокойно глядя на нас с Джоном, как если бы число сумасшедших рядом с ним только что увеличилось. Монстр полез по плечу Фрэнки и поставил лапы на щеку.

– Фрэнки! Сделай так! – заорал Джон и ударил рукой по собственной щеке, словно хотел согнать муху. – Серьезно! У тебя на лице что-то сидит!

Фрэнки, ничего не понимая, не последовал доброму совету. Вместо этого он сказал, чтобы мы к нему не приближались. Но все-таки я кинулся, вытянув руки, чтобы схватить маленького монстра. Правда, так и не добрался до него. Фрэнки что-то мне сделал, и я упал на колени, тщетно пытаясь вдохнуть. Какой-то рубящий удар по горлу, и, черт побери, он сработал.

Я посмотрел вверх и во второй раз попытался предупредить Фрэнки. И во второй раз не сумел. Паук прополз по груди копа, и затем, в мгновение ока, юркнул ему в рот.

Фрэнки отшатнулся назад и упал на землю, по дороге вниз как следует приложившись головой к двери своей машины. Потом схватился за рот руками, выдыхая, задыхаясь и дергаясь, как в конвульсиях. Я отполз назад, давя задницей листья. Джон, видя, что я отступил, шагнул вперед, говоря:

– Фрэнки! Фрэнки! Эй!

Фрэнки не ответил. Он держал руки перед собой, изогнув пальцы, как если бы получил удар электрического тока.

Джон повернулся ко мне и сказал:

– Давай отвезем его в больницу!

Я сидел на траве, замерзший, желая только одного – заползти внутрь, под крышу. Джон открыл обе задние двери полицейской машины и взял Фрэнки обеими руками под плечи.

– Дэйв! Помоги мне!

Я поднялся на ноги и схватил Фрэнки за лодыжки. Мы с трудом засунули его на заднее сиденье полицейской машины, и Джон выполз через противоположную дверь. Мы закрыли задние двери, Джон сел за руль. Я сел с ним рядом, пока Джон искал на консоли переключатель. Наконец он нашел его и повернул. Ночь пронзила сирена. Машина вылетела на улицу; красные и синие вспышки отражались в каждом окне, мимо которого мы проносились. Мы миновали перекресток. Я застегнул ремень безопасности и схватился руками за приборную панель.

– Эта штука пришла ко мне в дом, Джон. В мой дом!

– Знаю, знаю.

– Я проснулся, а она кусает меня. В моей кровати, Джон!

Мы завернули за угол и обогнули закрытый ресторан, на окне которого было написано белым кремом для обуви: «НА ПРОДАЖУ». Проехали мимо чернеющего остова компьютерного магазина, сгоревшего в прошлом году, стоянки для автоприцепов, агентства по продаже подержанных машин, книжного магазина для взрослых, открытого 24 часа в сутки, и мерзкого мотеля, в котором никогда не было свободных номеров, потому что куча бедных постояльцев жила здесь не выезжая.

– Он был в моем доме, Джон! Ты понимаешь, что я тебе говорю? Фрэнки не видел его. Паук сидел у него на лице, а он его не видел. И все это происходило у меня в доме.

Я почувствовал, как мое тело бросило на подлокотник двери. Шины завизжали. Джон повернул так, как будто преследовал кого-то. Бетонная парковка была уже в двух кварталах от нас, за ней смутно вырисовывались освещенные окна самой больницы. Я взглянул назад через стальную сетку, отделяющую нас от Фрэнки. Он лежал на заднем сиденье совершенно неподвижно, глаза закрыты. Однако грудь поднималась и опускалась, по крайней мере, он был еще жив.

– Почти приехали, парень. Держись, можешь? Я повернулся к Джону.

– Эта тварь заползла ему в рот! Ты это видел?

– Да.

– А смогут ли врачи помочь ему? Ты действительно думаешь, они что-то смогут сделать?

Мы завизжали тормозами, заехав на стоянку, вытащили Фрэнки и пошли туда, куда указывал знак «НЕОТЛОЖНАЯ ПОМОЩЬ». Остановились только в крытом подъезде, ведущем в отделение. Открыв заднюю дверь, втянули Фрэнки внутрь и неловко потащили его через ряд стеклянных дверей, автоматически открывавшихся перед нами. Не успели мы пройти и пяти футов, как появилась пара дежурных санитаров, засыпавших нас вопросами, на которые мы не могли ответить. Кто-то прикатил тележку для перевозки больных.

Джон начал объяснять, что коп испытал нечто вроде удара, и у него что-то в горле, надо проверить ему горло.

Краем глаза я увидел красно-синие вспышки – на стоянке появилась вторая полицейская машина. Наверно, они увидели, как мы с Джоном рвем задницы через город, и последовали за нами. Дежурные уже катили Фрэнки внутрь, третий парень, по-моему врач, проверял ему пульс. Я повернулся к Джону и хотел рассказать о второй полицейской машине, но он ее уже заметил. Мы пошли обратно к пешеходной дорожке.

– Ты думаешь, мы должны торчать здесь? – спросил он.

– Нет, не думаю. Меня и так освободили условно.

– Дэйв, они вроде как захотят узнать, что случилось, и сами придут к нам.

– Не. Не думаю, что тут будет какие-то трудности. Если захотят, пошлют нам благодарственную открытку, что мы притащили Фрэнки в больницу. Пошли.

Обратно мы двинули пешком, потому что не стоит возвращаться домой в украденной полицейской машине. Мы уже вышли со стоянки, как мимо нас с воем пролетела еще одна полицейская машина и остановилась рядом с машиной Фрэнки. Оттуда выскочили два полицейских и пошли в больницу. Мы молча пересекли лужайку и вышли на улицу. Светофор мигал желтым. Мы прошли мимо пустой черной парковки китайского ресторана, который называется «Буфет Панды», хотя, насколько мы знали, мясо панды в нем не подают. Дальше находилось одно из многочисленных брошенных заведений, собственность города: корпуса-близнецы старой туберкулезной лечебницы, закрытой еще в шестидесятые годы; их серые кирпичи поросли зеленоватым мхом.

Джон закурил сигарету и спросил:

– Дэйв, что ты думаешь об этой твари?

Я не ответил. Поймал себя на том, что внимательно проверяю каждую парковку, мимо которых мы проходим, вглядываюсь в тени, ищу движение. И бессознательно стремлюсь к пятну света под следующим фонарем. У магазина шин стоял десятифутовый талисман, сделанный из шин, глушители изображали руки, а хромированный диск – голову. Какой-то шутник нарисовал ему белой краской член соответствующего размера и в соответствующем месте.

– Эта тварь прыгнула ему в рот, – сказал Джон. – Как ты думаешь, что с ним будет?

– Откуда я знаю?

Мимо нас промелькнуло красно-синее пятно. Еще одна полицейская машина с зажженной мигалкой. И еще одна, через тридцать секунд.

– Черт побери, – сказал Джон. – Неужели эти ребята приехали только ради Фрэнки?

Мы нерешительно пошли дальше, меня тошнило. Еще две полицейские машины пролетели мимо. На одной было написано что-то другое, помоему, полиция штата.

– И они все хотят узнать, как он поживает? Джон?

– Не знаю, черт побери. Пошли домой, может быть, что-то увидим по телевизору.

Но он остановился и сказал:

– Нет, так мы узнаем только то, что захотят сказать репортеры. Лучше вернуться обратно и посмотреть своими глазами.

– Но мы только что были там…

Меня прервал далекий крик.

– Ты слышал? – спросил Джон.

– Нет.

Мимо промелькнула еще одна полицейская машина. Сколько же их в этом городе?

– Дэйв, пошли.

Джон развернулся и отправился обратно. Я остался на месте. Мне не хотелось возвращаться туда, но, не стыжусь признаться, мне еще больше не хотелось идти в темноте домой, одному. Я поднял руку, чтобы коснуться укушенного глаза, кровоточащей ссадины под пластырем. И моргнул от боли в плече, не сумев даже поднять руку. Рана на плече становилась все хуже с каждой минутой. Я уже хотел сказать Джону, чтобы он развлекался без меня, как…

ДУМ! ДУМ-ДУМ!

Звук выстрелов вдали, будто фейерверки рвутся. Джон побежал к больнице, наискось через стоянку шинного магазина. Я глубоко вздохнул и последовал за ним.

27 часов до Эпидемии

Добравшись до больницы, мы увидели, что тут разразился настоящий ад. Вокруг входа в отделение стояли в беспорядке шесть полицейских машин, освещая фарами стоянку как танцплощадку. Рядом была машина скорой помощи с распахнутыми задними дверями. Из больницы выбегали люди, пригнувшись, как будто попали в траншею на фронте. Какая-то дамочка вылетела лишь в голубовато-зеленой накидке для операции, с белокурыми волосами, запачканными кровью. В пятидесяти ярдах от больницы, на дальней стороне лужайки, собралась толпа зевак, кое-кто в инвалидных колясках. Похоже, там кучковались пациенты, уже выведенные из здания. Какой-то коп разговаривал с ними, размахивая руками – после каждой пролаянной команды рубил воздух ударами карате. В другой руке он держал пистолет дулом вверх.

ДУМ! ДУМ! ДУМ! ДУМ! ДУМ!

Изнутри послышались еще выстрелы. У Джона был генетический дефект, заставлявший его всегда лезть на рожон. Вот и сейчас он зашагал к полицейским, которые, похоже, пытались установить ограждение вокруг хаоса. Где-то там Чарльз Дарвин кивнул и понимающе улыбнулся.

Мы подошли к двум копам, перекрывшим вход: один был черный, жирный, в очках, а второй постарше, с густыми усами, скрывавшими чуть ли не все лицо. Джон сошел с тротуара, словно хотел обойти их по траве. Но черный протянул к нему руку, приказал остановиться таким тоном, как будто собирался долбать нас шокером до тех пор, пока кровь не закипит. Когда мы отступили в сторону, санитары провели мимо нас дамочку с окровавленными волосами. Она держалась за голову, выкрикивая одно и то же:

– ОН НЕ УМИРАЕТ! ПРОСТО НЕ УМИРАЕТ. ОНИ СТРЕЛЯЮТ ПО НЕМУ, НО ОН…

Джон коснулся моего плеча и кивнул назад. Там остановился квадратный грузовик с большими белыми буквами на боку. Я было решил, что это автозак, но когда двери открылись, оттуда высыпали бойцы спецназа.

Твою же мать.

Джон перебежал на лужайку перед зданием. Там стояло несколько скамеек и десятифутовая бронзовая статуя женщины в старомодной одежде медсестры, державшая в руке фонарь. Флоренс Найтингейл? Я кинулся за Джоном, мы присоединились к небольшой толпе зевак.

Выстрелы. Быстрые, несколько десятков. Аудитория выдохнула. Я не очень-то хорошо видел, но трудно было не заметить людей, в панике выбегающих из здания. Одна женщина упала и сильно разбила лицо. Потом появился мужчина, которого поддерживали два санитара; у него не было правой ноги ниже колена. Или, по меньшей мере, так это выглядело, учитывая то, что с нашего места дверь казалась размером с почтовую открытку, а я глядел через собравшуюся передо мной толпу. Вот почему я не очень уверен в том, что произошло дальше.

Во-первых, из двери вылетел мужик в черной униформе спецназа и что-то заорал. Я-то его не услышал, но Джон настаивает, что он прокричал: «Все отсюда!»

Потом выстрелы. Громкие, резкие, близкие. И крики. Крики каждого, кто был достаточно близко к вестибюлю и видел, что происходит. Три копа около входа спрятались за патрульными машинами и навели револьверы на раздвижные двери.

И оттуда появился человек.

На него смотрели дула всех пистолетов и винтовок.

Это был офицер Фрэнки Бёрджесс.

Он был в форменных штанах и красной рубашке… нет, неправда. Он был в белой майке, на 80 процентов пропитанной кровью.

Вокруг нас столпились люди, мы почти ничего не видели. Джон вытянул шею и сказал:

– Это Фрэнки. Все целятся в него, как будто он опасен. Он, что, перестрелял всех этих людей? Эй, чувак, подвинься. Я ни черта не вижу.

Потом расстроенный Джон побежал к статуе медсестры и, к моему ужасу, забрался на нее. Обоими руками он вцепился в ее плечи, ноги поставил на предплечья и уперся промежностью в лицо Флоренс.

– Джон, спускайся! – замахал ему я.

– Теперь я все вижу. Похоже, они разговаривают с ним. Я не вижу у него револьвер. О, черт. Посмотри на его руку. Дэйв, его правая рука сломана. Я хочу сказать, что она сломана почти под прямым углом, а Фрэнки наплевать – о, подожди. Что-то происходит…

– Эй, ты, убирайся оттуда, – потребовал полицейский голос. – Вниз!

Джон не обратил внимания.

Залп. Все пригнулись.

– Они стреляют по нему! – крикнул Джон. – Много стреляют. От него клочья во все стороны летят. Но он все стоит. Охренеть, он… ТВОЮ ЖЕ МАТЬ! Он схватил одного из спецназовцев. Схватил его за ногу и крутит им, как бейсбольной битой. Он сбил с ног всех остальных.

– Чушь собачья! Джон, слезай.

– Он укусил парня. Он ест его. Копа! Он перекусил ему шею!

– ЧТО?!

Еще выстрелы. Крики. Внезапно меня смыл перепуганный поток локтей и плеч. Джон спрыгнул со статуи и, включив пятую скорость, помчался вместе с толпой. На бегу он проорал через плечо:

– ДЭЙВ! ОН ИДЕТ!

Я успел сделать два шага, как кто-то в меня врезался, и я воткнулся лицом в мокрую траву. Вскочил на колени, собираясь дать деру. Рядом во весь голос завопила женщина. Я повернулся и увидел между бегущих фигур майку, заляпанную кровью.

Фрэнки.

Он стоял прямо здесь, левая ладонь гротескно торчала из-под локтя, из выступающего наружу осколка кости на траву капала кровь.

Издали кричали полицейские, приказывая нам лечь.

Как он победил их? За пять секунд пересек половину футбольного поля.

Тело Фрэнки было усеяно пулевыми ранами, из которых сочилась кровь. Грудь высоко вздымалась, пробитые легкие свистели при каждом вздохе. Сломанная рука двигалась, подергивалась, кости вылезали из кожи и изгибались, как щупальца.

Что за хрень?

Копы заняли позиции. Я увидел, как один из спецназовцев потянулся за новым магазином для маленького пистолета-пулемета. Они выкрикивали приказы друг другу и толпе. Фрэнки открыл рот, широко, как будто хотел зевнуть. И в это мгновение мне показалось, что я увидел паука, сидящего за зубами и заполнившего своим черным телом все его горло.

Потом Фрэнки-монстр издал звук, который я никогда в жизни не слышал. Пронзительный рев, как из микрофона с обратной связью. Но более живой и страдальческий, так ревет кит, в которого выстрелили.

Земля затряслась. И мои кишки тоже. Я думаю, что обосрался, немного. Люди вокруг меня попадали на землю, из рук копов выпало оружие. Я прижал ладони к ушам, когда по моим костям прошелся страдальческий крик Фрэнки-монстра. Его спина выгнулась, рот открылся, он уставился на небо и завыл. Из дюжин ран хлынула кровь. И больше я не увидел ничего, потому что мир вокруг меня закружился и почернел.

* * *

Придя в себя, я сел. Вокруг меня стояли люди, никто не бежал. И ни следа Фрэнки. Наверно, какое-то время я провалялся в отключке. Горизонт обгадился солнцем, то отбросило отблеск на собравшийся внизу туман, отчего он стал похож на лужи из мочи призраков.

Джон был в десяти футах от меня. Он стоял, да, но согнулся и схватился руками за штаны на коленях. И мигал, как если бы пытался восстановить зрение.

– Джон? Ты как, в порядке?

Он кивнул, все еще глядя в землю.

– Ага. Я думал, что от этого звука мозги растают. Они его прикончили?

– Не знаю. Сам только что пришел в себя.

Появился белый грузовик с нарисованной сзади тарелкой – значком нашей местной телестудии. Сейчас мы будем выступать, в прямом эфире. Я попытался пригладить волосы.

Медсестры и санитары в зеленых халатах вели людей обратно в больницу. Судя по всему, здесь собралась вся полиция штата, копы опрашивали очевидцев. Я сообразил, что нам с Джоном лучше слинять, прежде чем нам зададут прорву вопросов, на которые у нас нет нормальных, не безумных ответов. И не только про сегодняшнюю ночь. Я повернулся к Джону, но его уже не было. Я пошел искать его, обогнув по широкой дуге пару копов. И уже собрался идти домой без него, как увидел, что он стоит на улице и говорит с чертовым репортером.

Я бросился туда, оказавшись прямо перед камерой, и уже собирался схватить его за воротник и уволочь оттуда, когда Джон сказал:

– О, черт.

Я посмотрел туда, куда смотрел Джон, и сказал:

– О, черт.

Репортер опустил свой микрофон и сказал:

– Оооох, черт.

Солдаты, много. Национальная гвардия, помоему. В те дни они носили, как обычно, сероватый городской камуфляж. Они поставили зеленый грузовик на перекрестке, там, где дорога в больницу сливается с улицей. Машины, пытавшиеся уехать, выстроились в ряд, и солдаты пошли вдоль них, что-то приказывая озлобленным водителям.

Один из солдат забрался на грузовик, поднял мегафон и объявил:

– ВНИМАНИЕ. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОКИНУТЬ РАЙОН. СУЩЕСТВУЕТ ЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ, ЧТО ВЫ ЗАРАЖЕНЫ ОПАСНЫМ ПАТОГЕНОМ. УЕХАВ ОТСЮДА, ВЫ МОЖЕТЕ ЗАРАЗИТЬ ВАШИХ РОДСТВЕННИКОВ И ДРУЗЕЙ. ПРИКАЗ ЦЕНТРА ПО КОНТРОЛЮ ЗА ЭПИДЕМИЯМИ – НЕ ПОКИДАТЬ ЭТОТ РАЙОН. ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕСЬ В ВЕСТИБЮЛЬ БОЛЬНИЦЫ, ГДЕ ВЫ ПОЛУЧИТЕ ДАЛЬНЕЙШИЕ УКАЗАНИЯ. ВСЕ ЭТО РАДИ ВАШЕЙ СОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ. МЫ ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА НЕУДОБСТВО И ОСВОБОДИМ ВАС, КАК ТОЛЬКО УБЕДИМСЯ, ЧТО ВЫ НЕ МОЖЕТЕ НИКОГО ЗАРАЗИТЬ. СПАСИБО ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО. ТЕ, КТО ПОПЫТАЕТСЯ ПОКИНУТЬ ЭТОТ РАЙОН, БУДУТ НАКАЗАНЫ. ЕЩЕ РАЗ: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОКИНУТЬ РАЙОН.

Джон бросил сигарету на землю, наступил на нее и сказал:

– Давай делать ноги.

– Ага.

Мы бросили репортера и стали делать круги, пытаясь найти выход. Но нашли вход ТОЛЬКО ДЛЯ СКОРОЙ ПОМОЩИ, рядом стоял военный «хаммер». Солдаты уже образовали полный периметр, люди в камуфляже были повсюду. Мы осмотрели здание снаружи: в этом месте только маленькая полоска леса отделяла территорию больницы от города. Появились еще люди в форме и стали выгружать из грузовика бобины с колючей проволокой.

Джон сплюнул и сказал:

– Быть может, это прозвучит странно, но я бы хотел, чтобы эти ребята носили защитные костюмы.

– Ага, и еще что-нибудь, закрывающее рот.

– А нет ли здесь поблизости двери, а?

– Двери?..

– Ну, ты знаешь, одной из…

– О. В больнице нет, насколько я знаю. Она бы нам очень пригодилась…

– А что с ББ? – спросил Джон, немного подумав. – Он сразу за деревьями.

ББ, магазин, работающий допоздна, находился в двух кварталах от нас, по другую сторону маленького леса. Между деревьями бежала глубокая дренажная канава, которую надо было пересечь.

– Черт побери, даже не знаю…

Джон побродил вокруг, поглядел на часовых, стоявших между нами и лесом, и сказал:

– Мы будем ждать, пока этих парней не позовут еще разгружать проволоку, а потом смоемся через щель. Но это надо сделать до того, как взойдет солнце.

– И с чего это ты взял, что другие парни не решат прострелить нам головы?

– Нет, не решат. Все эти ребята знают только то, что их подняли рано утром, чтобы огородить больницу, так как какой-то псих устроил тут вечеринку со стрельбой, и они боятся, что некоторые больные могут сбежать. Они же понятия не имеют, э, что здесь побывал монстр.

– А ты откуда это знаешь?

– Видишь ТиДжей Фрая на той стороне? Ты помнишь ТиДжея? Как несколько лет назад он заявился на вечеринку и сунул свой член в желе? Сейчас он вроде как сержант. Сказал, что им ни черта не объяснили.

– Да, но они за нами погонятся.

– Ага, но в ББ мы их сделаем.

Джон снял с себя рубашку и обмотал ее вокруг лица, будто собирался присоединиться к какому-нибудь восстанию на Ближнем Востоке.

– Закрой лицо, если не хочешь, чтобы они тебя узнали и через час заявились к тебе домой.

Глядя через узкие щели в замотанных рубашках, мы, пригнувшись, осторожно пошли вперед, оставаясь в тени, пока не добрались до узкой полоски травы между нами и лесом. Там мы залегли и ждали пятнадцать минут, пока один часовой не ушел, чтобы взять чашечку кофе у другого. В то же мгновение мы помчались как спринтеры. Я немедленно поскользнулся на мокрой траве и грохнулся на землю, самодельная маска сползла на глаза. Я вскочил на ноги и опять побежал, так быстро, как только мог, ничего не видя. Вслед нам неслись команды, но не выстрелы.

По лицу шлепнула ветка, и я понял, что добрался до леса. Зашатавшись, сдвинул рубашку с глаз, как раз вовремя, чтобы почувствовать, как земля уходит из-под ног. Я заскользил по откосу, покрытому мокрой травой и мертвыми листьями, и плюхнулся в холодную воду глубиной по щиколотку. Лужайку больницы обволакивал серый темный рассвет, но под деревьями царила настоящая полночь – и ни малейшего следа Джона или кого-то другого. Шлепая по воде, я пересек канаву и полез на склон, хватаясь за пучки бурьяна, отшвыривая выброшенные бакалейные мешки и сплющенные пластиковые бутылки из-под колы.

Чья-та рука схватил меня за лодыжку, другая за запястье. Джон наверху, один из солдат внизу. Одно нелепое мгновение меня тянули в разные стороны, как героя в мультике, и оба человека что-то орали мне, как сумасшедшие. Я лягнул ногой, пытаясь освободиться, и случайно ударил парня по голове. Это сработало.

Через три секунды мы с Джоном выскочили из леса, пересекли по диагонали парковку, пробежали через автомойку, добрались до улицы и понеслись к серым зданиям и ржавому контейнеру для мусора, стоявшему с заднего конца ББ. Я рискнул посмотреть через плечо:

– ТВОЮ МАТЬ!

За нами бежало не меньше десяти солдат, двое впереди держали черные пластиковые револьверы с неоново-зелеными насадками. Они выглядели как игрушки, но я-то сразу узнал их – шокеры. Я был готов сделать все, лишь бы не повстречаться с ними уже в пятый раз в жизни.

Дверь выходившего наружу туалета находилась за углом слева. Я бросился к ней, схватился за расшатанную ручку и…

– Закрыто! – крикнул я, пытаясь успокоить дыхание. – Ключ. Внутри! Возьми ключ с прилавка!

Джон оттолкнул меня в сторону, отошел назад и с размаху ударил дверь ногой. Ручка с защелкой сорвались. Мы протиснулись внутрь и закрыли за собой сломанную дверь.

Один… два… три…

– Эй, вы двое. Выходите наружу и ложитесь лицом на мостовую, прежде чем мы вас ко всем чертям…

Солдат замолчал на полуслове.

Я открыл дверь и обнаружил, что мы со всех сторон окружены трусиками.

Мы вышли из женской гардеробной «Уолмарта» на противоположной стороне города. Это значит, примерно за ноль секунд мы с Джоном проделали две с половиной мили. А в ББ очень растерянные национальные гвардейцы осматривали исключительно грязный и совершенно пустой общественный туалет.

Мы вошли в почти пустой магазин, два грязных человека с футболками, обмотанными вокруг голов. Джон размотал свою и сказал:

– Это что? «Уолмарт»?

В общем я не был слишком откровенен с психиатром, когда рассказывал о мистической двери в ларьке с буррито и азиатском парне, исчезнувшем в ней. Мы с Джоном нашли в городе около полудюжины таких дверей, и мы знали, что каждая из них ведет к какой-то другой.

Однако никогда не знаешь, из какой двери ты выйдешь – это как дверная рулетка. Я хочу сказать, что ты не появишься в Пекине или где-то там еще, это будет всегда дверь в нашем городе. Во всяком случае, это то, что мы обнаружили. Но ты никогда не появишься в том же самом месте дважды. Почему? Потому что этот город двинутый наглухо, вот почему. И я тебе это постоянно повторяю. Чувак, ты не должен приезжать сюда. Это выматывает.

Мы с Джоном прошли через магазин, не привлекая особого внимания: в этом магазине и в этом городе были люди и погрязнее нас. Мы вышли из главной двери и направились обратно в город по обочине шоссе. Стояло мокрое, холодное утро под летаргическим ноябрьским небом, которое только что выбралось из кровати и надело старую серую футболку, запачканную жиром.

– Слышал? – спросил Джон. – Они так и не нашли Фрэнки.

– Замечательно.

– Как ты думаешь, что произошло? Этот жук захватил его мозг?

– Почему бы и нет?

– И он вроде как вернется?

* * *

Если ты спрашиваешь себя, почему те мужики с револьверами, что гнались за нами, не смогли использовать магическую дверь и попасть в «Уол-март», то я тебе скажу, что для большинства людей дверь – это дверь. Точно так же большинство людей не заметило бы в моем доме паука, как его не заметил Фрэнки. И если бы ты был со мной в ванной несколько месяцев назад, когда я увидел тень за душем, ты бы ничего не увидел. Хотя может быть и почувствовал что-нибудь – люди часто сидят вечером в темном доме и чувствуют, что они не одни, или тебе бы показалось, что кто-то скользнул за угол именно перед тем, как ты туда посмотрел. Но такое чувство обычно выражают словами: «Конечно, там ничего нет. Теперь».

Откровенно говоря, даже если ты увидишь призрака, то не станешь одним из нас. Обычно это означает только одно: твой мозг пытается приделать знакомое лицо к тому, что вообще не имеет лица.

А мы с Джоном можем видеть то, что большинство из вас только почувствует. Мы не родились какими-то особенными, а стали такими из-за наркоты, которую однажды приняли. Да, кстати, если ты когда-нибудь будешь на вечеринке и какой-нибудь растаман предложит тебе шприц с вязкой черной жидкостью, которая, как дождевой червяк, сама выползает наружу, не бери его. И не звони нам, пожалуйста. У нас и так уже уши вянут от чуши, которую несут всякие незнакомцы.

25 часов до Эпидемии

В английском должно быть слово для чувства, которое охватывает тебя, когда ты впервые просыпаешься в странной комнате и не имеешь ни малейшего понятия, где находишься.

Отелешательство?

Я замерз, у меня болел каждый дюйм тела. Я услышал хрумканье, словно какой-то хищник грыз кости. Открыв глаза, прямо перед собой я увидел дракона, горделиво стоявшего на вершине холма.

Дракон полетел по экрану телевизора, под которым стояла игровая консоль с неразберихой проводов, извивавшихся по зеленому ковру. Я мигнул, прищурился от солнца, лившегося через треснувшее окно, повернулся и услышал, как шея заскрипела. Джон сидел за компьютерным столиком в уголке комнаты, глядел на монитор и двумя руками держал бутылку со светлой жидкостью, которой, я был уверен, нельзя даже пытаться заливать огонь. Сев, я сообразил, что пока спал, меня чем-то накрыли. На мгновение показалось, что Джон даже не пожалел одеяло, но я тут же сообразил, что это лишь пляжное полотенце.

Джон, развернувшись на компьютерном стуле, посмотрел на меня и сказал:

– Извини, запасное одеяло я использовал, когда у меня протекла машина.

Я огляделся, пытаясь понять, откуда доносится это животное хрумканье. И нашел Молли, пристроившуюся за диваном и уткнувшуюся мордой в открытую коробку с кукурузными хлопьями. Она ела так быстро, как только могла, придерживая лапами коробку.

– Ты ей разрешаешь?

– А, да. В любом случае они уже не свежие. Другой собачьей еды у меня нет.

Дракон на экране телевизора застыл на месте, вступление к видеоигре, в которую Джон, наверно, играл, пока я спал на его диване.

– Сколько времени?

– Около восьми.

Я встал и почувствовал, как голова закружилась. Потер глаза и едва не вскрикнул от боли, ударившей из раны. Плечо ныло так, как если бы получило в себя пулю, а еще мне показалось, что виски изнутри долбит крошечными мотыгами парочка эльфов, пытающаяся выскочить наружу. Да, не в первый раз я просыпался у Джона в таком состоянии.

Зазвенел мобильник. На экране появилось слово ЭМИ. Я закрыл глаза, вздохнул и ответил.

– Привет, детка.

– Привет, Дэвид! Я смотрю новости! Что случилось?

– Ты не на лекции? – В прошлом семестре Эми провалила экзамен по английскому, потому что лекции проходили утром и она их благополучно просыпала.

– Их отменили, – сказала Эми. – О, опять. Включи CNN.

Не сбрасывая ее номер, я попросил Джона включить телевизор. Он так и сделал, и мы увидели на экране хаос, царивший в больнице в то раннее утро. Под картинкой пробежало имя нашего города. Мы в национальных новостях.

Джон включил звук, и мы услышали слова женщины-репортера:

– …никаких наркотиков или психических заболеваний. Фрэнк Бёрджесс работал в отделе уже три года. Власти прочесали район в поисках Бёрджесса, но полиция утверждает, что он получил очень много ран и поэтому, цитата, «В высшей степени маловероятно, что еще жив». Тем временем в больнице введен карантин, который должен уменьшить риск распространения непонятного заболевания, что только добавило беспокойства и так уже напуганному населению.

На экране появился наш ненормально жирный начальник полиции, что-то очень коротко сказавший куче микрофонов.

– Черт побери, наш начальник полиции жиреет с каждым днем, – сказал я Эми.

– Они говорят, что тринадцать людей ранено и, кажется, трое убито, но могут быть еще жертвы. Ребята, вы слышали что-то прошлой ночью? Что там произошло?

Молчание с моей стороны. Слишком долгое.

– Да, мы слышали об этом, – наконец ответил я.

– О-ох.

– Что?

– Дэвид, вы были там? Вы с этим как-то связаны?

– Что? Нет, нет. Конечно нет. Почему ты так думаешь?

– Дэвид…

– Нет, нет. Это все ерунда. Просто парень спрыгнул с катушек, вот и все.

– Ты врешь?

– Нет, нет. Нет.

Эми ничего не ответила. Трюк с молчанием ей удавался так же, как и психиатру. Чтобы прервать молчание, я сказал:

– Ну да, мы были там, но на самом деле ни в чем не участвовали…

– Так я и знала! Я возвращаюсь.

– Нет, Эми. Это ерунда, действительно ерунда. И все уже кончилось. И да, так получилось, что мы там были.

Тут я услышал, как Джон крикнул: «Эй, это я!» и повернулся к телевизору.

Действительно экран заполнило лицо Джона. Из-за кадра голос репортера сказал: