Текст книги "В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее"

Я подошел к двери среднего Порта-Потти и прошептал: «Ларек буррито».

Что б ты понял, чувак, двери работают совершенно не так. Это был лишь самообман. Или молитва.

Я открыл ее и шагнул внутрь.

* * *

За моей спиной закрылся пластиковый Порта-Потти, и я сразу понял, что это не ларек буррито. Не было характерного запаха. Зато были шум и паника снаружи. Я открыл дверь и только через несколько секунд сообразил, что попал в туалет ББ.

Команды, панические крики. Выстрелы.

Я хотел вернуться в дверь и вновь оказаться в поле. Вместо этого я обнаружил дуло ружья, глядевшего мне в лицо. Я поднял руки.

– Не стреляй! Не…

Левит

Подойдя к туалету, Джон услышал приглушенные выстрелы, причем достаточно близко. Звуковые волны – смешная штука, но он мог поклясться, что шум идет из синего пластикового сральника.

Джон достиг двери и уже собирался распахнуть ее, когда ему в голову пришла неожиданная мысль. А что, если чуваки с пушками на другом конце «двери», портала или червоточины – как ее не называй, – могут стрелять через нее? И если он слышал именно их? И, если он откроет дверь, оттуда вылетит рой пуль? Или выпрыгнет чувак с автоматом и бросится на него? Или какой-нибудь солдат или коп срал в туалете, когда в него ворвался Дэйв, и сейчас они затеяли перестрелку, прижатые друг к другу в крошечной кабинке?

Безоружный и не имеющий других планов на день, Джон глубоко вздохнул и рывком открыл дверь.

Грязный химический туалет. На пластиковом полу скомканный пакет «Доритос». Пустая катушка от туалетной бумаги.

Джон осторожно вошел внутрь. Закрыл дверь.

И ничего не произошло.

Когда дверь работает, это можно почувствовать – воздух меняется, появляется еле уловимый запах, как будто из аэрозольной банки с взбитыми сливками выходит газ, перед тем как появляется сам крем. Поэтому, открыв дверь, Джон не удивился, обнаружив, что снаружи все то же поле.

Он попробовал еще раз десять.

Наконец сдался, вышел из будки и заметил то, что сначала пропустил.

Кровь.

Расплесканная с внутренней стороны двери. Кровь и кусочки чего-то розового…

«Мозгов».

…Джон поначалу даже не понял, что это.

И в это мгновение вся последовательность событий стала ясна. Джон уселся прямо на поле и попытался придумать с десяток причин не лезть на рожон. Та же самая рациональная мысль – в точности та же – сейчас крутилась в головах у сотен людей, застрявших внутри армейских кордонов. У семей пожарных, у друзей репортерши и у всех остальных, которые умирали в то мгновение, когда весь мир покатился в пропасть: смерть – это нечто такое, что случается с другими людьми. Незнакомцами. Массовкой на заднем плане. Мы не умрем. Они умрут.

Джон зажег сигарету. Докурил ее. Потом сел на сиденье грязного мотоцикла и громко сказал:

– Вы заплатите за все, долбоебы.

30 минутами ранее…

Получасом раньше, когда Дэйв с Джоном еще шагали через кукурузное поле, после того как вынырнули из Порта-Потти…

Эми обнаружила, что ей трудно дышать. Все в автобусе стали нервными и беспокойными; они были заперты друг с другом и отрезаны от внешнего мира. Телефоны умерли. Движение прекратилось – машины спереди, машины сзади. Она чувствовала себя больной от беспокойства, и так сильно хотела писать, что даже не знала, сумеет ли встать, дойти до туалета и сесть на унитаз.

Появился водитель автобуса и повторил то, что ему сообщили по радио – из-за утечки токсичного химического вещества дорога закрыта до конца этого дня и, может быть, до следующего. Два парня на сиденьях через проход усмехнулись. Они на самом деле хотели, чтобы это были зомби.

Водитель сказал, что впереди торговый центр, все машины направляют туда, и там пассажиры смогут либо пересесть на другой транспорт, либо вновь сесть на автобус и вернуться обратно, со всеми остановками. Эми поняла только то, что в торговом центре есть магазины, а в магазинах – туалеты.

После этого ей придется искать другую дорогу в город. Если надо будет идти, она пойдет. Она не взяла с собой обувь для ходьбы, но до города недалеко. Она появится с кексиками у двери Дэвида и покажет ему волдыри на ногах; тогда он обнимет ее и попытаться содрать с нее одежду. А потом они будут сидеть на его веранде на осеннем холоде, есть кексики, пить восхитительное кофе из кубинского ресторана, говорить о… о нынешнем положении и смеяться над интернет-придурками, с упоением шепчущими о зомби.

Автобус выехал на обочину и ехал по ней, пока не повернул к торговому центру. Как только он остановился, Эми, шатаясь, направилась к ближайшей двери. Во время полубессознательного путешествия в туалет она даже не видела, в какой магазин зашла; только осознавала, что прошла мимо телевизоров, киосков с мобильными телефонами и строя бормочущих, озабоченных людей. Кексики поставила на полку за дверью, потому что казалось святотатством брать их внутрь.

Просто потрясающе, как тело воздействует на восприятие мира вокруг. Воспользовавшись туалетом, придя в себя и побрызгав водой на лицо, Эми заметила, что мир изменился. Физическое напряжение ушло, и положение казалось не таким мрачным. Ей, скорее всего, даже не придется идти пешком в город; наверняка должна быть другая дорога – в крайнем случае одна из тех проселочных, что идут через поля. Надо будет только найти кого-нибудь на парковке, кто поедет. Она не знала, почему автобус свернул на одну из них, но, может быть, у них такая политика – ездить только по главным дорогам.

Эми выпорхнула из туалета, взяла свои кексики и ощутила в магазине новые, странные флюиды. Все стояли и, разинув рот, смотрели в одном направлении. Она посмотрела туда же и увидела, что они смотрят на ряд огромных телевизоров, стоявших в «Бест Бае»; по всем шли местные новости. Потом они прервались, и появился ведущий, сказавший слово, которое она никогда не слышал по новостям, а его соведущая наклонилась над столом и ее вырвало.

Что происходит в мире?

Эми едва не спросила об этом стоявшую рядом с ней даму, но потом заметила, что кое-кто говорит по телефону и вытащила свой. О, сеть вернулась. Она позвонила и…

– Эми! Ты слышишь меня?

– Да!

– Ты слышала новости?

– Да. Дэвид…

– Теперь послушай меня. С нами все хорошо. Мы с Джоном вырвались из города. Сейчас мы можем поехать к тебе и немного побыть с тобой, и мы не можем вернуться в город, потому что…

– Дэвид. Помолчи секунду. Разве ты не получал мои сообщения? Сегодня утром я поехала в Неназываемый…

– Черт!

Телефон замолчал.

– Дэвид? Ты слышишь меня? Что происходит? Интернет думает, что зомби…

Ничего, связь прервалась. Она перезвонила и немедленно получила глупое сообщение «все линии заняты».

Сцена на телевизоре изменилась и внезапно она поняла, что смотрит на дом Дэвида.

Боже мой!

Он горел.

Что произошло? Знает ли об этом Дэвид? Она подняла телефон, увеличила изображение на телевизоре и сняла горящий дом. Пожонглировав коробкой с кексиками, написала текст одной рукой и послала Дэвиду простое сообщение: «ЧТО ПРОИСХОДИТ». Телефон сказал, что сообщение послано. Кто знает, что произошло на самом деле. Тем временем атмосфера в магазине понемногу накалялась. Люди шептались, плакали, спорили и ругались в телефоны. Кто-то грубо толкнул ее сзади, пробиваясь к двери. Она уронила коробку с кексиками, но та приземлилась правильной стороной, так что Эми решила, что все будет в порядке. Ей нужно найти стул. Нужно сесть, отдышаться, подождать звонка от Дэвида и ни в коем случае не плакать.

На дальней стороне магазина продавали офисные стулья. Все они были заняты, но при виде невысокой рыжеволосой фигурки, размазывающей слезы по лицу, трое парней одновременно вскочили со своих стульев. Она села на тот, который стоял посредине.

Она ждала и ждала. Пыталась звонить, линии были заняты.

Однако дело совсем не так плохо, как она себе представляла. Разве Дэвид не сказал, что они вырвались из города? И что у них все хорошо? Только это и имеет значение. Она внезапно осознала, насколько проголодалась. Что еще можно здесь съесть, кроме противных булочек с корицей в «Синнабоне»?

* * *

Ничего. Спустя десять минут она сидела за столом у окна, отщипывала крошечные кусочки от огромной липкой булочки с корицей и глядела на людей, сходящих с ума на парковке. Время от времени она смотрела на автобус – там лежал ее чемодан, и нужно было удостовериться, что автобус с ним не уедет.

К нему подошел водитель и открыл багажное отделение, чтобы те, кто не захочет возвращаться, могли вытащить свои вещи. Высокий парень в пыльных штанах, с длинными волосами о чем-то попросил водителя, и тот ответил ему «нет». Парень напомнил ей…

– ДЖОН!

Эми выбежала из дверей и помчалась по мостовой так быстро, как только позволяли предназначенные-только-быть-миленькими туфли. Джон изумленно уставился на Эми. А она стиснула его в объятиях, прежде чем он успел сказать хотя бы слово.

– О, слава богу. О, бог мой, Джон. Я не могу поверить, что вижу тебя здесь.

Джон, который все еще обалдело смотрел на нее, наконец сказал:

– Ага, я упал с мотоцикла, но… Блин, я имею в виду, Эми, что думал, будто ты… Не важно. Все разрешилось, здорово. Здорово. Бог мой.

– Ага.

– Нам надо на север, – сказал Джон, – и как можно дальше отсюда. Так далеко, как мы сможем. И там вроде как перегруппироваться. Нужно на чем-то ехать, и я пытаюсь добыть место в автобусе, но, вероятно, это не разрешено…

Внезапно Джон оглянулся. И Эми оглянулась. А потом оба в унисон сказали:

– Где Дэвид?

Откровение

Стервятники. Большие и шумные, ходящие кругами, механические стервятники. Так думала Эми, когда в первый раз в жизни увидела сразу шесть вертолетов, кружащих над головой. Пара новейших беспилотников, остальные выглядели армейскими. Их стрекот, это мягкое жужжание, то усиливалось, то затихало, а лопасти рассекали воздух. Если ты когда-нибудь увидишь над собой больше двух вертолетов, будь уверен – происходит что-то ужасное.

Эми заставила Джона отвезти ее к водонапорной башне и туалетам. Джон подошел к одному на самом краю стройплощадки и открыл его, показав, что это обычный туалет, и что если он войдет внутрь и останется, ничего не произойдет. Она заставила его сделать это раз двадцать. Предположила попробовать остальные два, и он сказал, что уже пробовал, и это тоже самые обычные туалеты.

Эми ненавидела плакать. Даже больше, чем ненавидела блевать. Но она скорее бы блеванула в прямом эфире, чем заплакала бы перед Джоном прямо сейчас. Она и при обычных обстоятельствах была невысокой, но, плача, чувствовала себя так, словно съежилась на пару футов. Она мгновенно становилась ребенком, и все пытались успокоить ее и извиниться за то, что никогда не делали. Всем незнакомцам хотелось обнять ее и приласкать, словно Эми была пятилетней девочкой, потерявшейся на автобусной остановке.

И все-таки она была плаксой. Она плакала, когда люди кричали на нее, плакала, когда расстраивалась и когда смотрела особенно жалостливые рекламные ролики. Но тогда она просто плакала. Не закатывала истерики и не разваливалась на куски. Но все обходились с ней так, как будто она на грани жизни и смерти, и только потому, что ее глаза мгновенно наполнялись слезами.

И теперь, когда Джон открыл дверь туалета и она увидела синие пластиковые стены и почувствовала слабый запашок химикалий для уничтожения фекалий, тут же в слезные протоки словно сунули горячее жало, и она поняла, что они в десятитысячный раз предадут ее.

Стрекот вертолета стал громче; один из геликоптеров, гигантская машина с двумя винтами, опустился очень низко. Она почувствовала, как их пульс отозвался в кишках.

На проселочной дороге появилась и направилась в их сторону черная фура.

– Нам надо убираться отсюда, – сказал Джон, с опаской глядя на машину. – Мы должны перегруппироваться и составить план. Но если они поймают нас, то все кончено, мы не сможем ему помочь.

– Еще один раз.

Джон оглянулся и посмотрел на грузовик, а потом на крошечных из-за расстояния солдат и оранжевое заграждение, которое они тянули через поля, изолируя город. Что-то неразборчивое орал мегафон. Кричали злые и раздраженные люди. Сигналили сирены автомобилей. И все это шло под ужасный глухой грохот вертолетов – саундтрек любого из самых худших сценариев.

Джон сдался. Туалет был только туалетом.

* * *

Ты никогда не испытаешь всех доступных человеку эмоций, пока не попрыгаешь в замораживающий холод по кукурузному полю на спине грязного мотоцикла, рискуя своей дорогой жизнью и ревя навзрыд. Эми с Джоном вернулись в торговый центр, который уже быстро пустел. Они вернули мотоцикл к пикапу, прислонив его к заднему борту, потому что не смогли поднять в кузов. Быть может, владелец решит, что он упал.

Машины, одна за другой, выезжали и устремлялись на хайвей, потому что пошли слухи, будто карантин собираются расширить вплоть до торгового центра и даже на несколько миль за него, но кто знает, было ли это правдой.

«Грейхаунд» загружался пассажирами, готовясь выкинуть их на тех остановках, где они сели. Эми подумала, что может убедить водителя взять Джона – в конце концов, парень сделан не из камня, – но Джон решил, что тогда детектив легко найдет их, если решит отправиться за ними по следу. Это имело смысл. Она забрала свой чемодан и смотрела, как автобус без них тяжело выезжает на дорогу. Правильное решение, но теперь они здесь застряли.

* * *

Всю оставшуюся жизнь Эми больше не могла есть в «Синнабоне». Они сидели за тем же самым столом, за которым сидела она, когда часом раньше заметила Джона. Тот время от времени хватался за свой мобильник, поначалу пытаясь позвонить городским друзьям и узнать, были ли они за городом, когда началось это сумасшествие. И ни разу не сумел. Тогда он попытался позвонить некоторым знакомым вне города, но у тех из них, кто ответил, были свои неприятности.

Эми предложила отправиться в аэропорт милях в десяти отсюда, и арендовать машину, но Джон сказал, что в его водительской карточке кое-что записано, и он до конца жизни не сумеет арендовать ни одной машины. А у Эми прав вообще не было, так что от этой мысли пришлось отказаться. Чертовское разочарование: Дэвиду нужно было вырываться из военного зомби-карантина, но его спасители не могли вырваться даже из «Синнабона».

Наконец Джон перестал пытаться звонить и стал заталкивать оставшуюся треть булочки с корицей в рот, и тут телефон зазвонил сам. Он поднял его и промямлил с набитым ртом:

– Манч! Ты где?

* * *

На самом деле друг Джона, Манч Ломбард, не сбежал из страны на «форде» Дэвида, как посоветовал ему Джон, но отправился за город, на родительскую ферму. Он пообещал забрать их с Эми минут через пятнадцать, но Джону настолько надоел торговый центр, что они договорились пересечься в агентстве Джона Дира, находившемся в миле отсюда, на хайвее.

И им пришлось идти. Левая нога Эми страшно болела, и она была уверена, что уже натерла волдыри своими дурацкими туфлями. Однако она сказала себе, никакие волдыри не важны, пока мир находится в кризисе, и продолжала повторять это себе как заклинание, морщась на каждом шагу по дороге.

Все меньше и меньше автомобилей проезжали мимо них на север. И все больше и больше зеленых грузовиков проезжали мимо них на юг. Она была уверена, что к закату в окрестностях Неназываемого будет больше военных, чем жителей. И все они оказывались между ней и Дэвидом.

* * *

Вскоре Джон уже вел «бронко» Дэвида, рядом с ним сидел Манч, а на вонючем заднем сиденье – Эми. Все эти годы «форд» пах тухлыми яйцами, и никто не мог объяснить почему. Они повернули на усыпанную гравием узкую дорогу, змеившуюся среди густого леса; лиственный купол закрывал солнце, время быстро бежало к вечеру. Дорога казалась слишком узкой даже для одной машины, и Эми спросила себя, что будет, если появятся две спереди и сзади. Кому-то придется медленно двинуть назад, и так до выезда из леса? Бросят ли они монетку, чтобы решить кто?

Тут Эми услышала, что Манч и Джон разговаривают, и вся обратилась в слух.

– Ага, – сказал Манч. – Ну, я имею в виду, что они показывают этот клип со съеденным лицом репортера каждые пять минут.

– И что они говорят?

– Какой-то вирус. Возможно, его выпустил какой-то террорист. Ест твою кожу. Ест твой мозг. Делает тебя сумасшедшим.

– Бог ты мой. Так вот что они изобрели, чтобы успокоить народ? Это даже хуже, чем зомби.

– Батя с дедом от телека не отходят с того момента, как это произошло. Они думают, что это Апокалипсис. Хотя я не помню ничего такого в Библии. Ну то, что лица едят.

Они обогнули пару деревьев и выехали к закрытым воротам, за которыми стоял черный сияющий пикап. За рулем сидел большой мужик с темной бородой и авиационными солнцезащитными очками; Эми подумала, что он напоминает героя Джона Гудмена из «Большого Лебовски».

Манч приглушенно выругался и вышел из «Бронко». Мужик тоже вышел из черного пикапа, затем протянул руку внутрь и вытащил дробовик. Джон последовал за Манчем, а Эми за Джоном, решив, что за эти два часа общество деградировало уже до дробовиковой стадии.

– Привет, Дэрил, – сказал Джон мужику с дробовиком.

«Дэрил» резко кивнул, но ничего не ответил.

– Давай, пап, не позорь меня, – сказал Манч. – Дай нам въехать.

– Они из города, верно? – сказал мужик, который, по-видимому, был отцом Манча, и которого звали Дэрил, если Джон не ошибся. – И они были в городе, когда началась эпидемия?

– Джон был, но не она. Это его подруга, Эми.

Эми приветливо махнула рукой.

– Давай заключим сделку, – сказал Дэрил Дробовик. – Отвези его обратно к блокпосту, который установила Национальная гвардия. Пусть они проверят его и дадут бумажку, что он чист, вот тогда мы и поговорим. Но до этого времени он не пройдет через ворота. Ни он и никто другой. Мы уже видели беженцев, которые бродят вокруг. Они только и смотрят, чего бы стащить.

– Да ну, пап. У них теперь нет дома. Они не могут вернуться обратно в город, и у них нет ничего – все осталось в городе. Не будь придурком.

– Не дави на меня, Митчелл. Мы уже говорили об этом.

– Если бы я был инфицирован, – сказал Джон, – вы бы уже знали об этом. Быть может, теперь вы почувствуете себя лучше. Я видел инфицированного парня прямо перед собой, и вирус схватил его за минуту.

– А ты кто такой? Повтори.

– Черт побери, пап, – сказал Манч. – Это же Джон. Ты видел его несколько раз.

– А, из группы. – Дэрил кивнул. – Ну конечно.

– Хорошо, – сказал Джон. – Не хотите меня пускать, не надо. Но ей нужно место, где она может остановиться, и она не была в городе. На самом деле она ехала в город по хайвею, когда все началось.

Эми очень хотелось сказать, что она не останется здесь с этими чокнутыми, потому что от этого за милю несло культом постапокалиптических изнасилований. Однако говорить это Дэрилу не имело смысла.

– Может, она и не была в городе, но она была целый день с тобой. Верно?

Манч засмеялся, тряхнул головой и сказал:

– Не верю собственным ушам. Просто чертовски не верю.

– Нет, нет, все в порядке, – сказал Джон. – Я не собираюсь вызывать разлад в вашей семье. Я не должен был просить. Мы пойдем своей дорогой.

– Отлично, – сказал Дэрил. – Так и сделайте. И я скажу то же самое любому, кто подойдет к этим воротам. Пока не появится человек в форме и не заверит меня, что все чисто. Но, может быть, и тогда. И если вы появитесь здесь опять, я не буду столь вежлив, обойдусь без предупредительных выстрелов.

Судя по лицу Джона, он спрашивал себя, сможет ли вырвать дробовик из рук Дэрила и разбить тому нос прикладом. Эми была уверена, что Джон в состоянии такое проделать – мужик выглядел жирным и медлительным. Но Джон пришел в себя, и они сели обратно в «Бронко».

Когда они в три приема развернулись и по узкой дороге направились обратно, в хаос, Эми вздохнула и сказала:

– Что сейчас?

– Вернемся к плану А. Отправимся на север. Пусть между нами и этим идиотизмом будет какое-то расстояние. Если нас схватят и бросят в тюрьму или в карантин, все будет кончено. Так что сейчас правильная цель – не допустить этого.

Эми скрестила руки, отбросила с глаз несколько заблудившихся волосинок и сказала:

– Мне не хочется уезжать от него еще дальше. Я хочу сказать… Дэвид может быть ранен, он убегает или еще что-нибудь. А мы… мы просто бросаем его.

Джон какое-то время молчал, и Эми поняла, что есть что-то, о чем он не хочет ей говорить. Но скажет он ей или нет, она точно знала, что давить на него нельзя. Это не Дэвид. Каждый разговор проходит на его условиях.

– Э… не беспокойся, – сказал Джон. – Мы вернемся. Но мы вернемся более сильными. Вернемся и уничтожим все это дерьмо. Но сначала нам надо перезагрузиться.

И Эми решила, что он сам в это не верит.

Карты и другое дерьмо

Пока они ехали, Джон, вместо дороги, видел только кровь и мозги, разбрызганные по грязной пластиковой двери.