Текст книги "Варанаси. Город смерти и нелюбви"

Мумбай

На Ашу было больно смотреть, она молчала всё больше, всё чаще они шептались о чём-то с Сурешем. Однажды Аша говорила о чём-то с Нитишем-Ямраджем, после чего пришла мрачнее тучи и выдала: «Ты же собираешься в Мумбай! Можно с тобой?! Знаю, у тебя дела там какие-то, могу таскаться с тобой по твоим делам, могу… ничего не могу. Просто поехали!» Мы раздобыли билет для неё и через пару дней уехали в Мумбай.

Бомбей – Мумбаи – финансовая столица Индии, самый дорогой мегаполис Южной Азии. Мы с Ашей заселились в какую-то убогую хмурую дырищу, по описанию очень похожую на ту дыру, где жил Лин из легендарного Шантарама, по крайней мере, меж собой, мы решили, что живём именно в Шантарамском месте. Хоть как-то дырища должна скрашиваться за такие бешеные деньги. Горячей воды нет, принимая душ в общественной душевой, я злобно шепчу: «Если хочешь быть здоров, мать твою, закаляйся!», Аша орёт из соседней кабинки: «Ом Намах Шивйя, Ом Намах Шивайя, факинг Мумбай!» Вот так мы и мылись. Персонал дыры утверждает, что летом горячая вода никому не нужна, а ведра нет, чтоб постояльцы не стирали, не тратили воду, а отдавали в прачечную при отеле дыре.

В качестве бонуса, наша дыра была рядом с отелем Тадж и в 5 минутах ходьбы от Ворот Индии. Мы толкались по набережной вечерами, смотрели на кораблики. Я вздыхала от безденежья и ежедневного мотания в Андери (район Болливудских киностудий), Аша – от расставания, но не показывала виду, утешала меня и всячески поддерживала. Богини, даже страдающие – они всегда остаются богинями. Выше всего. Я рассказывала Аше околоболливудские байки, про своего агента, мы смеялись, вроде бы она грустила поменьше.

Агент.

Мой агент – это типичный болливудский агент, который отрабатывает свой гонорар тем, что подгоняет кучи девочек на кастинги, организуя, тем самым поток, и не важно, что заказчик на данный проект не рассматривает блондинок или ему нужны полные барышни для ивента. Агент приведёт всех, чтобы показать, как рьяно он работает. Ногти его обгрызены до костей, он изо рта пальцы не выпускает, раз в 10 секунд, а то и чаще, смотрится в зеркало: «Я ведь красивый, да?», «ты мудак» – хочется ответить мне. И снова: грыз-грыз ноготок, хрум-хрум, взгляд в зеркало, поправил чёлку, тыкнул в телефон, снова грыз-грыз ноготки и снова зеркало и снова тык-тык в телефон. А потом выдаёт (раз в полчаса стабильно!):

– Я буду твоим удивительным бойфрендом. Я красивый.

– Спасибо, я замужем.

– Мы не скажем мужу.

– Нет, спасибо.

– Я ведь красивый и изумительный мачо (погрыз ногти, поправил чёлку в зеркале, тыкнул в телефончик). Найди мне девчонку такую же красивую как ты, тогда я тебя на 10-дневный проект поставлю по 5000 за день. Не плохо, да?

– Если бы я была сутенёром, то не искала бы у тебя работы!

– Нет, не проститутку, девушку. Хорошую. Честную. Я ведь удивительный бойфренд. (Взгляд в зеркало, хрум-хрум ногти, тык-тык в телефон). Есть проект, 4000 платят за день, 15 дней, нужно горничную сыграть в сериале. Давай пошли со мной на презентацию, сейчас поедем платье тебе купим, еды там навалом, напитки, виски, что хочешь, наркота тоже в наличии, там всем скажешь, что я твой удивительный бойфренд, как мы любим друг друга, ну и потом ко мне, и роль твоя.

– Сначала на кастинг, намекни там, чтоб меня взяли, и только меня, а потом на презентацию, и я там что хочешь скажу, что ты лучший мужчина в моей жизни.

– Круто. Поехали. (Хрум-хрум, грыз-грыз, взгляд в зеркало, чёлка.)

Как его водитель выдерживает? Мне хочется пристрелить Агента. Преомерзительнейшее существо. Меж тем он продолжает:

– Друг сейчас написал, надо деву на камасутра-муви (порно), блондинку, 400 баксов за день, если у тебя ума хватит протормозить, будут 2 дня снимать – 800 баксов срубишь.

– Нет, спасибо, давай без камасутра муви.

– Завтра сигареты раздаёшь богатым дядям, потом платье и презентация. Там посмотрим. И улыбайся, а то меня уволят.

– Есть улыбаться. Раздавать сигареты богатым дядям, – уныло повторяю я. Работать белым человеком – та ещё мерзотная работёнка. И улыбаться богачам.

Аша спрашивает, когда я закончу, надо валить. Сама она познакомилась с Джеромом – поистине Шантарамским персонажем. Джером травит ей байки, поит пивом и соблазняет работой учительницей в бомбейской школе.

Я закончила работу, и мы покинули клятый Мумбай. Я всё больше опасалась за Ашу.

Аша

Узнавая Ашу всё ближе, я стала жить её интересами. А интересна Аше была реальная индийская жизнь, она хотела влезть в голову к индусам и понять, как она устроена. По мне так, в головах, кроме опилок, изучать было нечего, но Аша считала иначе и проводила свои эксперименты. При этом она говорила, что спать с изучаемым объектом является необходимым условием, ибо через постель познаётся истинная сущность объекта изучения. Но это были лишь слова. На самом деле (или это мне так хотелось?) она просто мстила Джогиндеру, зная, что ему доложат. Зачем и почему она хотела выглядеть потаскухой как в его глазах, так и в глазах общественности (местного населения) – для меня тайна, покрытая мраком. Аша как-то обмолвилась, что раз уж все её считают проституткой, то чего уж там, надо соответствовать. На что я сказала ей: «А если бы люди говорили своими языками, которые как помело, что ты поедаешь ночами тараканов и пьёшь змеиную кровь, тоже бы стала это делать, чтобы соответствовать?», на это Аша мне заявила, что я ничего не понимаю и мне бессмысленно что-либо объяснять, ведь я же выиграла чемпионат мира по целомудрию.

Аша думала, что меняя одного, можно изменить многих. Почему-то она была не согласна со средневековыми нормами и хотела бороться с ними. Но это была не её страна.

Индийское кастовое общество поддерживается браминами, которые и культивируют тысячелетиями все табу в сознании населения, тем самым сохраняется привилегированность касты браминов, и общество само себя, таким образом, сохраняет. Пуджари – служитель культа, никогда не пойдёт против общественной морали, собственно им самим и поддерживаемой, ибо это есть саморазрушение. Глупо надеяться, что если с молоком матери ребёнку вдалбливается: секс – это плохо, что прикасаться к женщине стоит только для продолжения рода, что женщина – грязная и низкого рождения по своей природе, глупо и самонадеянно мечтать разрушить этот стереотип, особенно в среде пуджари, которые читают Веды, и их сознание наименее восприимчиво к изменениям. С другой стороны, именно пуджари (брамины) могут оказать влияние на массы. С третьей стороны, какое Аше дело до того, чтобы индийские мужчины могли нормально общаться со своими женщинами, не боясь общественного мнения. Суреш считал, что Аша просто хочет, чтобы мужчина не боялся идти против общественного мнения, любой человек не боялся того, что скажут соседи, а поступал так, как велит ему сердце и совесть, и если он сказал девушке привет, а вся улица считает, что они любовники – это их право. Я часто спрашивала Ашу об этом.

– Аша, вот скажет индиец индианке «Привет!», сходят они в кино, а потом вся улица или вся деревня и весь город будут о девушке плохо говорить, никто потом на ней не женится. И кто виноват в этом будет? Парень, которому ты сказала, что общаться с девушкой – в этом нет ничего плохого, или ты будешь в виновата в разбитой жизни девушки?

– Ты вечно всё переворачиваешь. Хорошо, расскажу тебе. Ямрадж. Все вокруг знают, что он влюблён в меня. Я ему позволяю учить меня хинди, хотя прямо скажем, учитель он никудышный. И тут он пишет мне: «Я не буду больше учить тебя хинди, потому что люди думают про нас плохие вещи!», и что бы ты сделала на моём месте?

– Ничего. Забила бы. К тому же он плохой учитель.

– Я не могу так. Человек не осознаёт, что если он чего-то хочет, то к этому надо идти, преодолевая препятствия. Он меня много раз спрашивал, люблю ли я его, на что я прямо заявляла, что нет, что я не могу любить человека, который от меня отказывается, только потому, что эта быдлятина Калу, чешущий в штанах, что-то там сказал. Что так называемые «люди» – это малолетние пацаны из чайной, которые от безделья просиживают там штаны целыми днями, что они Ямраджу ни друзья, ни родственники, они – никто ему, и за что уважать человека, для которого мнение «никого» более значимо, чем мнение возлюбленной. Что это за любовь такая: я люблю тебя, но я с тобой не буду разговаривать, если ты меня любишь, мы будем с тобой ночами переписываться в социальной сети, а потом что? Что потом?

– Оооо, бедный Ямрадж, бедный Нитиш, у него же в мозгу заискрило от такого.

– Что за мужчина такой, – продолжала Аша, – который вместо того, чтобы заставить Калу с товарищами заткнуться, перестаёт общаться, просто перестаёт общаться, а то люди говорят… плохие вещи, видите ли.

– Аша, ты в Индии, детка. Здесь иные законы. Получается, ты хочешь из Нитиша сделать то, что не смогла из Джогиндера?

Я наступила на больную мозоль. Аша замолчала. Она считала, что всегда нужно жить своим умом, идти к своей цели и пыталась это донести до индусов. Она не понимала, что это в принципе невозможно. Как невозможно это донести 5-летнему ребёнку. Физиологически мозг индусов устроен так, что не в силах воспринять такую сложную информацию. Аша думала о них лучше, чем они есть. А зря.

И вот так все наши споры с Ашей. Я не могла аргументировать ей свою точку зрения, хотя я чувствовала, что она в чём-то в корне не права, но не понимала, как это объяснить. Но Аша поплатилась за свои ошибки. А я мучилась чувством вины, потому что считала, что могла как-то предупредить ситуацию.

Бенарес

Я снова переехала. В дцатый раз! Это потому что: кто ремонт в доме делает, кто закрывается, кто ещё что-то. Теперь я одна в четырёхэтажном здании. Моя комната не просто большая, она гигантская! В ней три кровати, кухня, в которой нет плиты и раковины, и я её использую под гардеробную – ставлю свои тюки, заряжаю девайсы. Но самое главное, у меня есть балкон. Прекрасный балкон. Можно сидеть на нём, глазеть на главную туристическую улицу, плеваться с него, при желании, тоже можно. А ещё сидеть на узкой кромке его заграждения, курить биди, а проходящие парни сворачивают на меня шеи.

Я сижу на балконе, в два часа ночи проходит парочка за руку – только в это время суток влюблённые могут держаться за руки – никто не видит. Я, конечно, вижу, но они не догадываются об этом, и я иностранка, я им никак не наврежу своим видением. В минуты сидения на балконе меня пронзает острая любовь к городу, к городу мёртвых. Этот город стал моей судьбой, как и судьбой Аши, Суреша, Шанти и даже Флоренс. Я дышу влажностью. Влажной пряной июльской ночью. Напротив меня нежно-зелёный храмик, вечно закрытый, но мне нравится, что на расстоянии вытянутой руки у меня храм. Божество в нём на вид очень сурово. Но это мой храм, каждое утро, открыв глаза, первое, что я вижу – нежно-зелёный хинду темпл. И улыбаюсь. А первое, что слышу – это звук колокольчиков и «хар хар, Махадев!» Я сижу и ловлю каждое мгновение: вот я здесь, во влажном муссонном июле, сижу на балконе, город течёт по моим кровеносным сосудам, а потом всё это покажется прекрасным сном. Пытаюсь зацепиться всеми органами чувств за это ощущение, за мгновения. И вдруг приходит он… – ДОЖДЬ.

И вот подул ветер. За месяцы зноя и жара, забываешь, что такое ветер, самое главное, этот ветер предвещает дождь. «Barish hogi» – будет дождь, говорю я, местные с надеждой смотрят в небо, оно совсем не мрачное. И тут внезапно из почти безоблачного неба редкими каплями, размером с кулак начинается дождь. Со всех сторон слышно: «Barish ho rahi hai!» – идёт дождь. Я забываю о том, что живу в одном из самых грязных городов мира, выбегаю на улицу и ловлю телом капли, крупные, тёплые, они ласкают. В эти мгновения я искренне верю, нет, не верю, я знаю, что это святая мать Ганга проливается с неба. Ловлю собой капли, мгновенно волосы, одежда, всё намокает. Никто не прячется под крышами и навесами, люди высыпают на улицу, кто намыливается и принимает душ из дождя, кто просто кричит от счастья, все счастливы. Это такое безусловное счастье, от которого хочется плакать. Просто нужно много недель адской жары и влажности, а потом подать в город дождь. В Бенаресе я полюбила дождь. Дождь, как чудо. Его впитываешь кожей, он ласкает губы, руки, он стекает с мокрых волос. Его любишь. Его хочешь. Его ждёшь.

Однажды я видела такой муссонный ливень на Ганга аарти. Люди убегали под укрытия и в подсобные помещения. Пуджари пытались под лавиной дождя зажечь священные светильники. И когда наступил момент с огнями, многие люди вышли из укрытий и начали аплодировать, поддерживая ребят, стоящих под этой стихией. Сначала пуджари пытались поднимать вверх эти огни, но дождь лил с невероятной силой. И тут я увидела Ашу, эта сумасшедшая стояла посредине, в красном платье, хлопала громче всех и пела, пела вместе с пуджари. Она поддерживала своего любимого, зная, что у него нет дома горячего душа, и что она с ним, разделяет священное действо. Странное ощущение со стороны: индуистская священная церемония, индусы кто под зонтами, кто с пакетами на головах, жмутся по 10 человек под один зонт; и в центре всего этого, одиноко, прямо в сердце площадки для зрителей стоит иностранка, аплодирует и поёт, даже индусы не знают слов, а Аша знает. Я тогда пожалела, что у меня нет камеры, я бы сняла, возможно, самые проникновенные кадры в истории города. Хотелось выйти и поддержать Ашу, но в тот момент мне почему-то не нравился дождь. Я полюбила его позднее. Или, быть может, после этого случая я и полюбила. Когда после аарти мы с Ашей рассекали босиком через полгорода, бредя по колено в воде, смеясь и отжимая волосы.

Я пережила в Бенаресе холодную лютую зиму, адский жаркий сезон, сезон дождей, которым меня пугали все, кому не лень. Бенарес стал моим. Родным, местом, где я чувствую себя дома, где я счастлива.

Сантош

Однажды Аша сказала мне, раз уж все поголовно считают, что она занимается совращением мальчиков с аарти, то пора бы ей этим заняться, а главное, чтобы Джогиндеру жизнь мёдом не казалась. Я поостереглась говорить ей, что Джогиндеру, скорее всего, совершенно до лампочки, чем она тут занимается, всё равно её уже было не остановить.

Мы пошли с ней на аарти, и она сказала, что если уж совращать кого, так мальчика с главного места – юное создание с ангелоподобным ликом.

– Аша, а тебе не жаль младенца?

– Ещё чего, какого младенца, ему 22.

– В чём интерес?

– Да ни в чём, просто скучно. Как думаешь, мне удастся его совратить?

– У него нет шансов!!!

Через несколько дней Аша сказала, что Сантошу нельзя, что он прямо так и сказал: «Мне нельзя с девушками ничего, даже разговаривать!» Аша долго возмущалась, какой он жлоб: «Нет, ну ты представляешь, вроде бы я с разными людьми общаюсь, а ощущение, что с одним и тем же – одни и те же фразы, одни и те же вопросы-ответы. Я ему говорю: если хочешь, чтобы я тебя английскому учила, учи меня хинди, так он знаешь, что мне ответил? Сказал: «Нет, ты меня учи, а я тебя не знаю, как учить, а я по-английски знаю только: как поживаешь, что делаешь, что чувствуешь.»

– Зачем он тебе? – спросила я Ашу?

– Да пусть будет. Только ему нельзя, ну и Шива с ним, что мне его «нельзя». Пойдём к другому. Есть у меня один на примете, по-английски не разговаривает, будет весело. Я никогда не соблазняла никого на хинди. А ты?

– Смеёшься? Я подобной лексикой не владею.

– Да ладно, про глаза не скажешь?

– Это мальчик про глаза должен говорить, никак не ты. Лучше вот что мне объясни: это, вероятно, заводит, что твой любовник машет огонёчками и вообще служитель индийского культа, но забавно об этом рассказать кому-то, кто вообще в курсе, что здесь в этом средневековом Варанаси происходит, а кроме меня и Суреша тут так далеко никто не копает и не понимает. А мы с Сурешем говорим тебе, что это плохо кончится. Так вот ради чего?

– Может, мне хочется, чтобы кто-то меня всю жизнь помнил…

Вечером мы с Ашей пошли смотреть пуджу, Аша строила глазки Сантошу, который и ухом не вёл, зато другой юный прелестник улыбался Аше во все 32 зуба. Я не выдержала клоунады и ушла пить чай. В чайной сидел Красавчик, услужливо подвинувшись, когда я вошла, спросил, не видела ли я мадам Ашу, я сказала, что видела, и она очень и очень занята. Я переживала за Ашу, на костре-то её, положим, не сожгут, но проблем она себе найдёт. Но я любила её за то, что она не живёт так, будто жить ей осталось 500 лет.

Бинод

Аша несколько раз упоминала Бинода. Что и его тоже она очаровывает. До кучи, так сказать, чтоб был. Естественно, мне было интересно, как этот самый Бинод выглядит, но Аша, в своём репертуаре, отказывалась мне его показывать, хотела, чтобы я сама догадалась. Я сидела в чайшопе, умирая от скуки и надеясь, что Аша или Суреш явятся. Все обитатели чайной разбрелись, поговорить было не с кем.

Через пару часов моих мучений появилась Аша, вид у неё был какой-то несчастный.

– Аша, ты чего такая кислая, подруга? Кья хуа? (что случилось) — не выдержала я.

– Куч нахи хуа (ничего не случилось).

И всё. И замолчала. Может, и правда по Джоги своему страдает, никак не забудет. Надо бы её увезти отсюда. Только вот куда? От себя не увезёшь. Пока я думала эти мысли, Аша вдруг вспомнила, что она – звезда, и что как это её не допрашивают и не вытягивают, что там с ней стряслось. Она всё время мне говорила, что вот за это терпеть меня не может. А я из принципа её статус королевы Варанаси не поддерживаю. Я и Суреш. Я, потому что пытаюсь её перевоспитать что ли, а Сурешу банально неинтересно.

– У меня было свидание с Бинодом! – Не вытерпела Аша.

– Оооо…

– Ну что ты не спрашиваешь: «И как оно?»

– Ты же и так расскажешь…

– Ох, ты знаешь, ужасно, ужасно, и ещё раз ужасно.

– По тебе видно. Он что приставал?

– В том-то и дело, что нет!!!! Уж лучше бы приставал. Самое смешное, он ещё всё время в окно пялился, на меня почти не смотрел, я когда его спросила, что там в окне такое интересное, так он ответил, что любит смотреть на Гангу. Я хотела возразить, что я лучше Ганги, но вдруг дошло, что Ганга – святая, чего обо мне не скажешь. Все эти мальчики – пуджари, они же между собой нормально общаются о ерунде всякой, что неужели нельзя об этом же с девушкой поговорить? Я учу его язык, хотя бы из уважения к этому мог бы спросить, как давно учу, с кем учу, как учу, трудно ли и прочую ерунду. Я спросила, откуда у него шрам на лбу, сказал, что не помнит. Он у нас, оказывается, искусство изучает в BHU (Bаnares Hindu University).

В общем, у Аши осталось стойкое ощущение, что Бинод слабоумный и ей не понравилось с ним целоваться, и это полное дно.

Я наблюдала за Бинодом много. Он был очень странный. Как не от мира сего. Но и Аша была такой же. Но всё же Аша не была слабоумной, а вот Бинод… Аша скучала по Джогиндеру и пыталась найти того, кто развеет её тоску. Она сама была тоской.

А я…я очень скучала по Учителю. Несколько раз я прошла мимо Учителя после аарти, но он всякий раз отворачивался при виде меня. Хотела позвонить, но боялась. Даже боялась рассказать об этом Аше. Она бы просто взяла меня за руку, притащила к Учителю и сказала бы, что я очень тоскую без уроков вокала, и что если я совершила какой-то плохой поступок, она просит меня простить… В общем, у Учителя не было бы шансов отказать. Но я не хотела вернуться таким образом. Не хотела проблем. Мне хотелось, чтобы он меня позвал, а он не звал. Отворачивался при виде меня. Пути назад не было. Я тосковала по его голосу, по тому, как он проникает в меня и наполняет светом. Я хотела быть светом сама. Но не могла.

В чайной

Чайная снова опустела. Стало даже не по себе там появляться: светить своей белой физиономией в толпе местных мужчин. Но всё равно привычка взяла своё, и я вошла и увидела идиллическую картину: Паван (один из пуджари с аарти) кормит Ашу пакорой (жареные в кляре овощи) из кулёчка, в одной руке кулёчек, в другой пакора, от которой Аша откусывает и смеётся. Зелёный от злости и зависти Девендер выдавливает из себя: «Это пакора!», а то без него не понятно. Паван хочет скормить весь кулёчек, но Аша говорит, что больше не хочет, видит меня и заговорщически улыбается. Вижу Суреша на ступеньках напротив, выхожу к нему, и мы перетираем наши излюбленные темы: кто что читал, кто что рекомендует, как и чем выбесили индийцы в прошедшие дни.

Спустя три дня я встретила Ашу в чайной, она была бледная и измученная, выглядела ужасно.

– Аша, что с тобой!

– Я обожралась бханга (выжимки из конопли)

– Зачем? Помочь тебе чем-нибудь?

– Я Суреша просила помочь пару дней назад, когда двигаться не могла, по-моему, он подумал, что я намекаю на постель, позвал к нему в гости. У меня мир плыл перед глазами, я дороги до дома даже не видела. Вот они мужики! Если просишь помощи, значит член его нужен, а как иначе.

– Чего это так тебя с бханга торкнуло?

– У меня всё в жизни не так, как у людей.

– Аша, а ты сама купила бханг?

– Вот ещё. Нитиш принёс по моей просьбе.

Тут и лёгок на помине наш Ямрадж Нитиш, счастливый, тёмный по-бихарски (Бихар – штат на Севере Индии), садится рядом с Ашей, хлопает коровьими глазищами. Аша проводит над ним свои эксперименты. И только она верит, что получится. Хотя Аше удалось добиться того, что Нитиш перестал бояться того, «что скажут люди». Но, вероятно, он бояться не перестал, а заплатил эту цену за общение со своей Гангой. Именно так он обращался к Аше: «Моя Ганга», Аша говорила мне, это потому что Ямрадж считает её такой чистой и святой, как мать Ганга, на что мы с Ашей похихикали, глядя на загаженную донельзя Гангу, чистая, значит, угу.

Вообще же для индийского сознания характерно то, что им плевать на счастье своё собственное, своих близких и родных. Главное им, что скажут соседи, что скажут люди. Отсюда разбитые жизни, суициды, страх и ненависть. Родители не позволят дочери выйти замуж даже за парня из её касты, с хорошим положением, потому что соседи скажут: «Ваша дочь отбилась от рук», поскольку дочь сама выбрала жениха. Одна моя знакомая индианочка из очень образованной браминской семьи говорила мне, что молит бога только о том, чтобы в следующей жизни родиться или не в Индии, или не женщиной. А про Нитиша теперь все говорят, что его подружка – иностранка, да ещё и девушка с репутацией (а репутация тут появляется после того, как скажешь кому-нибудь намастэ или привет, так что она есть у всех и всегда отрицательная). Аша говорила, что Нитиш катал её на байке на глазах у изумлённой публики, но я никогда не поверю, чтобы этот юнец посмел пойти против системы.

Через пару дней Аша сказала, что Ямрадж туманно намекал на замужество через два года (а что не через три, обещанного ведь столько ждут), но знакомить с отцом и сестрой не спешил, из чего я сделала выводы, что Аша строит иллюзии по поводу него. Причём Аша продолжала общаться в социальной сети с Сантошем и другими парнями с аарти.