Текст книги "Мы воплотим богов"

– Я… ничего не сделала, – ответила я, переводя взгляд с Кайсы на левантийцев и прикидывая, не придется ли выбираться отсюда с боем. – Она была мертва. Души не было, только тело… как ящик.

Молодой человек начал переводить под нарастающий крик, и когда левантийцы бросились к нам, я, раскинув руки, закрыла собой Кайсу. Сил у моего неуязвимого тела было как после кварты Пойла, я рычала и бросалась на тех, кто готов был убить одну из своих, чтобы достать меня. Ничего удивительного, что Хана вечно не хотела расставаться со своими мертвыми шкурами, ведь такая мощь…

Я едва успела уловить быстрый взмах клинка, отблеск стали в слабом свете, а мгновение спустя он перерезал мне шею. Боли не было, лишь давление, когда острое оружие погрузилось в плоть, разрубая кожу, мышцы, жилы и кость.

Мне опять показалось, что я лечу, но не отделяясь от тела, а переворачиваясь и кувыркаясь, Я пыталась кричать, но не было воздуха, попыталась ухватиться за что-нибудь, но рук тоже не было, оставалось смотреть, как кружатся левантийцы, пока не ударилась оземь. Я лежала в траве и не чувствовала ничего ниже шеи. Нет, чувствовала отсутствие всего ниже шеи. Крики доносились до меня как сквозь воду, и куда ни глянь, всюду ноги, и…

Я опять полетела, вырвалась на свободу, на сей раз не чувствуя тяжести, возвращаясь в тепло и громкий гул тела, дышащего, живого и шумного.

«Касс? Ты здесь?»

«Я… Кажется, да».

Подступившее чувство облегчения было самым прекрасным, что я когда-либо испытывала.

– Это было ни к чему, – громко произнесла Кайса, уперев в бока наши руки. – Я могу забрать свою вторую душу и без разрубания мертвого тела.

Переводчик молчал. Левантийцы не слушали и почти не шевелились. Капитан Рах опустил клинок, с острия которого капала кровь. Его грудь тяжело вздымалась, хотя для отрубания головы не потребовалось больших усилий. И тут вдруг он упал на колени и дотронулся до отрезанной головы.

– Меня там больше нет.

Нас как будто никто не слышал. Один за другим раздавались горестные возгласы. Капитан ткнул в меня пальцем. Я вздрогнула, но он ничего не сказал, только бережно взял в ладони отрезанную голову, словно в ней еще теплилась жизнь.

Все глаза были прикованы к капитану. Сделав несколько шагов обратно, к святилищу, он встал на колени на залитую кровью землю и запел. Остальные присоединились к нему, одни громко и отчетливо, а другие тихо, будто бормотали молитву.

«Им совсем не понравилось», – заметила я.

«Да, – согласилась Кайса. – Честно говоря, думаю, тебе повезло, что ты еще здесь».

«Думаешь, отрубить голову было достаточно, чтобы вытащить душу из мертвого тела, когда ты застряла внутри, а оно разлагается?»

«Спасибо за напоминание».

«Не за что».

– Что ты сделала? – спросил юный переводчик, с трудом отводя взгляд от склоненной спины капитана.

– У меня две души в этом теле, – сказала я. – Я могу помещать одну в опустевшее тело на время. Это и есть Ходячая смерть.

– Но ты освободилась, когда голову…

– Нет, – сказала я. – Меня вытащила оттуда моя вторая душа. Представь это как двух всадников на одной лошади. Мы ей правим по очереди.

– Вы же не на лошади, и два всадника на одной – это…

– Это аналогия, – перебила я. – Пример. Ну, пускай повозка. Что хочешь. Каждая из нас может поднимать руки и переставлять ноги, и говорить с тобой, и мы можем это делать по очереди. И одна из нас – заносчивая ханжа…

– А другая – чокнутая старая шлюха, – закончила Кайса.

«И я этим горжусь».

Тор смотрел на нас, но по выражению его лица ничего невозможно было прочесть. Он поверил? Да какая разница.

Капитан Рах наконец поднялся с колен и приставил клинок к нашему горлу.

– Эй, полегче. – Я сделала шаг назад, а толпа левантийцев уже поступала к нам, шипела и бормотала. – Я же только представила тебе доказательства. Я не собиралась делать ничего плохого.

– Ты как Лео? – спросил он.

– Нет! То есть да, но нет. Мы похожи только в том, что наши души необычные.

Не отводя клинок от нашего горла, капитан Рах забросал переводчика вопросами. Молодой человек судорожно переводил.

– Ты одна из… Ты знаешь… Что тебе известно о Гостях? Отвечай. Или о других, в степях? Расскажи нам всё, если хочешь уйти отсюда живой.

Я оглядывала освещенную пламенем костра толпу. Левантийцев стало больше, чем я могла сосчитать. Через них не прорваться, даже если бы Кайса позволила мне бросить Унуса. Он не двинулся с места возле костра, а у края толпы я увидела стоящую с каменным лицом императрицу Мико и ее придворных. Меня захлестнул стыд, которого я не испытывала перед левантийцами. Перед лицом дочери я ощутила себя уродом.

– Я… Что? – произнесла я, пытаясь сосредоточиться на вопросах. – Кто такие Гости?

– Он имеет в виду людей вроде нас, – отозвался Унус, голос был еле слышен за потрескиванием огня и гулом толпы. – Хочет знать, как справляться с такими, как я. Как мы.

«Мы». А так долго была только «я». Или «мы» – с Ханой, иногда с Кайсой, но никогда с кем-то вне моего тела. Меня на мгновение поразило, что и я не одинока, что могу найти утешение и даже семью. Пока моим вниманием снова целиком и полностью не завладел клинок капитана.

– Я ничего не знаю о Гостях, – сказала я. – О способностях прочих уродов, – я поморщилась от того, как легко с моих губ сорвалось ненавистное слово, – мне тоже ничего не известно, знаю только свои. Я могу ненадолго заставить мертвое тело ходить. Лучший способ справиться с таким мертвецом – обездвижить труп, вот и все, что я могу вам сказать.

Тор перевел мой ответ, и по толпе воинов пробежал шепот, словно шелест листвы. Прежде чем перевели ответ капитана, я услышала имя Торваша и насторожилась.

– Где мы можем найти Знахаря?

– Я не знаю! Он из тех, кто скорее сам вас найдет.

Спор, последовавший за моими словами, смешался с кисианской речью: Мико и ее свита негромко и быстро заговорили. Торваш, без сомнения, приобрел большую известность за то время, что провел в Кисии, и они тоже о нем слышали.

Несмотря на продолжавшийся обмен мнениями между капитаном Рахом и его воинами, ко мне больше вопросов не возникло. Я стояла посреди бури гнева, нарастающей с каждым словом, и не в силах была разобрать что-нибудь в гвалте спора.

«О чем они все кричат?»

Покачав головой, я окинула взглядом освещенные костром гневные лица.

«Не знаю. Тычут то в сторону Унуса, то в нашу».

Раньше, когда только собрались, они вели себя степенно и тихо, а теперь все орали друг на друга и дико размахивали руками, а некоторые плевались так же яростно, как костер, озарявший эту картину. И в любой момент могли разорвать друг друга. Или нас. Или всех разом.

– Я их заберу. – Мико выступила в центр толпы, пробившись сквозь воинов. – Я их заберу!

Хотя ее понял только Тор, левантийцы притихли и зашептались. Молодой переводчик, оказавшийся меж двух огней, едва успел передать капитану слова Мико, как она снова заговорила:

– Я возьму на себя ответственность за обоих и избавлю вас от необходимости за ними присматривать.

Я обернулась к ней.

– Я никому не доставляю беспокойства. И мне не нужен ничей присмотр.

– Просто ты – чудовище, – сказала она, и в глазах мелькнула тень отвращения. – Если уж подобное существо останется на свободе, пусть оно будет этим обязано мне.

– Обязано?

Мико кивнула в сторону левантийцев.

– Если я не заберу тебя из их рук, через пару минут ты будешь мертва. Если только не сумеешь вернуть к жизни собственный труп. – Она подняла брови с таким холодным и суровым видом, что до мурашек напомнила Хану. – Ну, Кассандра? Выбор за тобой.

8

Дишива

В тот вечер Совет созвали как обычно, но на этот раз, когда первый легат прошел мимо часовни, я натянула маску и вышла вслед за ним. Руки дрожали, но я сжала их и с колотящимся сердцем пошла дальше. Каждый мой шаг сопровождался уважительным ропотом, который теперь, когда титул мне наконец-то пригодился, я стала ценить больше.

До шатра, где проходил Совет, было недалеко. Сквозь тонкую ткань пробивались свет и голоса. Снаружи, как будто ожидая приказаний, стоял какой-то юнец. При виде меня он побледнел и уставился в небеса – единственный человек, который нервничал сильнее, чем я сама. Еще оставалось время развернуться и уйти, но что это мне даст, кроме сожалений?

Кивнув мальчишке, я расправила плечи и вошла. За мгновение, потребовавшееся моему поврежденному зрению, чтобы привыкнуть к свету, у меня создалось впечатление тесного, теплого помещения, наполненного мерцанием фонарей и яркими красками. Сверкающая демонстрация могущества. Впечатление не изменилось и после того, как глаз сфокусировался, но, когда с кресла поднялся секретарь Аурус, меня затопило облегчение.

– Доминус Яровен, добро пожаловать.

Он указал на кресло во главе стола, где сидел Лео, и вздрогнул, будто не ожидал его там увидеть. Все разговоры стихли, потянуло холодом. Все взоры были прикованы к Лео. Мне не требовалось более ясного подтверждения, что все это время он действовал как мой представитель, и если и обладал еще какой-то властью, то, как выразился Аурус, в силу привычки.

Лео поднялся, выражение его лица скрывала маска. Выпрямившись во весь рост, он произнес несколько слов на чилтейском, а затем повернулся ко мне.

– Я занял ваше место, ваше святейшество? – ласково произнес он. – Примите мои извинения. – Маска подернулась рябью, словно он облизал губы. Похоже, он хотел сказать что-то еще, и я затаила дыхание, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме него. После долгой паузы он поклонился. – Ваше святейшество, я с нетерпением жду завтрашнюю церемонию и, разумеется, немедленно исполню ваши приказы.

Я не успела спросить, что еще за приказы, как он покинул шатер, оставив после себя холодок. Легаты и коммандеры рассаживались, одни смотрели на секретаря Ауруса с уверенностью, другие держались настороженно. Я не узнавала никого из них и гадала, прибыли ли они с людьми Ауруса и кому верны, но понять это было невозможно.

– Я буду вести совет от вашего имени, – кивнул мне секретарь Аурус. – Вам придется говорить, чтобы выглядело так, будто я перевожу, но не слишком много. Мы должны стараться не напоминать им, что вы левантийка.

– Я думала, что я ваш иеромонах, а не левантийка, – буркнула я, радуясь, что маска скрывает лицо: оглядев стол, я снова почувствовала тошноту.

– Так и есть, но все пройдет гораздо более гладко, если мы не перейдем эту тонкую грань, – спокойно сказал он и повернулся к сидящим за столом мужчинам.

Ровно дыша и стараясь найти покой в непринужденности Ауруса, я слушала, как вокруг вихрятся незнакомые слова, и напряжение коммандеров постепенно ослабевало. Вино текло рекой, и некоторые из них уже даже смеялись над остротами секретаря, а мои высказывания на левантийском были достаточно редкими и не портили никому настроение.

Спросив, о чем идет речь, и получив в ответ лишь взгляд секретаря, я старалась унять страх, что доверилась не тому человеку, но тут вошел и откашлялся юноша, которого я видела снаружи. Глаза всех сановников обратились к нему, и он вздрогнул. Вперившись в меня взглядом, мальчишка заговорил. Секретарь Аурус с другого конца стола перевел:

– Он говорит, его послали сообщить, что ваши спутники ждут.

– Какие спутники?

– Лучше вам пойти и выяснить, но я подозреваю, что лорд Виллиус только что сделал ход в ответ на наш маленький бунт.

Несмотря на нарастающий ропот, я не сразу поднялась с кресла, и секретарь Аурус поднял брови.

– Можете доверить мне закончить здесь от вашего имени, ваше святейшество. После этого я найду вас.

Мне пришлось довольствоваться этим. В душе росла слабая, отчаянная надежда, что спутники, о которых говорил юноша, это мои соотечественники, наконец освобожденные из плена.

Я встала под привычный почтительный ропот и поспешила прочь из шатра, как могла богоподобно. Мальчик снаружи исчез, а гомон скучающих солдат, придумывающих себе занятия, стал намного громче. К счастью, мантия и маска пока защищали меня от них не хуже доспехов, и, пока я спешила обратно в свою часовню, никто не потребовал от меня ни развлечений, ни молитвы.

Когда я подошла, служители торопливо входили и выходили, неся блюда с едой, охапки одежды и даже ведра с водой. Не имея возможности спросить, что происходит, я протиснулась внутрь.

Посреди суеты жались друг к другу шестеро левантийцев, настороженно и устало наблюдая за служителями.

– Ошар! Рофет! Хармара! – Я оглядела их, и сердце ушло в пятки. Пленные левантийцы, которых били и связывали, были худыми и слабыми, в синяках и следах побоев, на лицах запеклась кровь. – О боги, – прошептала я, а они смотрели на меня так же настороженно, как на чилтейских мальчишек-служителей. – Мне так жаль.

Первым шагнул вперед и заговорил Ошар, с всклокоченными и грязными длинными волосами.

– Капитан Дишива?

Я стянула маску, не зная, что ужаснее – маска или то, во что Лео превратил мое лицо. Чилтейские лекари продолжали накладывать повязки на пустую глазницу, но я их снимала. Я пыталась объяснить, что лучше вижу без них, но даже если бы они поняли мои слова, то не поверили бы.

– Ошар. – Я сделала приветственный жест. – Я рада, что вы все живы, хотя и в гораздо худшем состоянии, чем надеялась.

– Что происходит? – Он обвел жестом маленькую часовню, заполненную едой и одеждой. – Только что мы были закованы в цепи, а теперь нас освободили и привели сюда. Это твоих рук дело?

Я покачала головой, глядя на каждого по очереди.

– Нет, то есть да, но не напрямую. Я пока не понимаю почему, но Лео приказал освободить вас и привести сюда. Уверена, что у него на то свои причины, которые мне не понравятся, но я рада, что вы наконец свободны.

– Да, и теперь можем вырвать им глотки, – прорычал Рофет.

– Нет! Вы ничего им не сделаете. От этого зависит наше будущее.

Хармара эн’Охт хрипло рассмеялась.

– Мы уже слышали эти слова, и посмотрите, куда они нас завели.

Рофет хмыкнул в знак согласия.

– Надеюсь, Гидеон еще жив и мне доведется самолично воткнуть клинок ему в глаз.

У двери переминался с ноги на ногу один из мальчишек.

– Ваше святейшество?

– Святейшество? – сплюнул Рофет. – Ты стала настоящей чилтейкой?

– Нет. – Я крепко сжала руки. – Я всегда была левантийкой и останусь ей, но делаю все, чтобы обеспечить нашу безопасность, даже если мне это не нравится. Например, ношу маску и притворяюсь их иеромонахом. Прошу вас, доверьтесь мне.

Хармара фыркнула.

– Я знаю, ты говоришь искренне, но не уверена, что ты не подведешь нас, как Гидеон.

Остальные согласно закивали, и это было лучшее, на что я могла надеяться в данный момент. Я жестом отпустила мальчишку, и он поспешно вышел. Несколько мгновений шестеро освобожденных левантийцев настороженно смотрели на еду и воду, оставленные слугой на полу.

– Это самое безопасное место в лагере, – подбодрила я. – Можете есть, пить и мыться. Похоже, вам даже принесли чистую одежду.

Тефе и Хармара переглянулись и бросились к воде, остальные последовали их примеру. Они жадно пили из маленьких чашек, а остатки размазывали по грязным лицам. По очереди они отмылись, как могли. Их руки и ноги тряслись, зубы стучали, а синяки стали еще заметнее от холодной воды. Переодевшись в простую чилтейскую одежду, пленники накинулись на еду. На разговоры времени не было, но надежда на то, что мне не придется ничего объяснять до утра, вскоре угасла. Когда левантийцы покончили с мытьем, переодеванием, едой и осмотром ран, шесть пар измученных глаз обратилось ко мне, ожидая ответов.

– Услышав, что вас схватили, я приехала сюда, чтобы освободить вас, – сказала я, глядя на свои руки. – Но Лео была нужна я, а не вы. Я его лжесвященник.

Никто из них не прерывал, пока я рассказывала обо всем, что произошло: как Лео преследовал нас в башне, как Эзма заявила, что я – истинный Вельд, как меня сделали чилтейским иеромонахом, а Лео не хотел, чтобы я обратила против него могущество, прилагающееся к этой должности. Они спокойно слушали, пока я не упомянула секретаря Ауруса.

– Еще один чилтейский союзник?

Конечно, это сказал Рофет, решительно настроенный выместить на мне гнев. Я встретила его взгляд, надеясь, что мои изуродованные шрамами глаза заставят его отвернуться. Но он не дрогнул.

– Не столько союзник, сколько человек, которого мы можем использовать в своих целях.

У дверей послышались шаги, и кто-то нарочито кашлянул. Я вздрогнула и обернулась, проклиная свое испорченное зрение, – в комнату вошел секретарь Аурус с абсолютно непроницаемым лицом. Ни улыбки, ни хмурого взгляда.

– Так и есть, – серьезно произнес он. – Я именно тот, кто знает, как быть полезным.

Я встала.

– Секретарь, – сказала я со всей возможной непринужденностью. – Совет закончился?

– Да, но прошу, представьте меня своим спутникам, прежде чем мы его обсудим, доминус Яровен. Судя по выражению их лиц, у вас не было времени предупредить их, что я неплохо говорю на левантийском.

В исполнении кого угодно другого такая реплика, сопровождаемая морщинками вокруг глаз, была бы игривой, почти дружеской, но секретарь Аурус не кто угодно. Он один из чилтейских властителей, и мне не следовало доверять ему больше необходимого.

– Как пожелаете, секретарь. С этой стороны от меня сидят Рофет и Тефе э’Беджути и Птах эн’Инжит. С другой стороны – Хармара и Джира эн’Охт и Ошар э’Торин. А это секретарь Аурус, о котором я вам говорила.

Все промолчали, и секретарь Аурус произнес:

– Добрый вечер. Я рад видеть, что вы освободились из рук доминуса Виллиуса, но лучше бы вам быть осторожными. Кто знает, что он может предпринять, пытаясь… – Он неопределенно помахал рукой и забормотал на чилтейском, подбирая слово.

– Отомстить – вот лучший перевод, – сказал Ошар, не отрывая взгляд от лепешки, которую рвал на мелкие кусочки.

– Да, точно, отомстить. Благодарю. Вы случайно не один из обученных чилтейцами переводчиков?

– Да, это так.

Ошар так и не поднял голову, но Ауруса, похоже, это не смутило.

– Мы можем поговорить наедине, ваше святейшество?

Под подозрительными взглядами освобожденных Клинков мы отошли в самый дальний угол часовни, где могли поговорить без помех.

– Это Лео их освободил? – спросила я, прежде чем Аурус успел заговорить.

– Полагаю, что так. Должен признать, это хитрый ход.

– Почему? Теперь он не имеет надо мной власти.

– Правда? Левантийцы всё еще здесь, в чилтейском лагере, окруженные чилтейскими солдатами. Да, они больше не закованы в цепи, но это мало что меняет.

– Тогда зачем он это сделал?

Аурус широко раскинул руки, охватывая пространство внутри часовни и снаружи.

– Потому что это ослабляет вашу власть. Как я сказал на Совете, вы наш иеромонах, но насколько каждый солдат захочет следовать за вами, зависит того, будете ли вы выглядеть женщиной и левантийкой или нет. Маска и мантия хорошо это скрывают, но…

– Но шестеро спутников‑левантийцев будут постоянно напоминать, что я не та, кем они хотят меня видеть. Не та, за кем захотят последовать.

– Именно так. Я же сказал, это очень хитрый план.

Я молча согласилась. Если Лео удастся лишить меня доверия здешних чилтейцев, я не только не смогу повести их к победе над Кисией, но и никакого левантийского дома по эту сторону моря не будет, если чилтейцы не примут меня в качестве их священного лидера.

– Так что там с Советом? – спросила я. – Все прошло хорошо?

– Да, я передал приказ Девятки, много говорил о том, как вы поведете нас к победе, предначертанной Богом, и все такое. Также я постарался намекнуть, что позиции доминуса Виллиуса в церкви ослабли. Не знаю, насколько это повлияет на его последователей, но, по крайней мере, никто не стал спорить.

– Хотите сказать, некоторые легаты последуют за ним, вместо того чтобы исполнить приказ Девятки?

Секретарь Аурус вздохнул.

– Да, именно это я и говорю. Видите ли, в Чилтее всё устроено неоправданно сложно. Возможно, вы заметили, что наши солдаты носят либо зеленые, либо синие мундиры? Так вот, те, что в зеленом – это армия Девятки, а в синем – армия купеческих наемников, хотя, поскольку торговля приносит деньги, а деньги дают место в Девятке, многие из тех, кто финансирует армию наемников, также являются нашими олигархами и секретарями, контролирующими армию Девятки.

– То есть ими командуют одни и те же люди, но деньги поступают из разных источников?

– Не совсем одни и те же. Обычно это не имеет значения, но иногда имеет, и просто огромное.

– И сейчас именно такое время?

– В общем, да. – Он одарил меня веселой улыбкой. – Сейчас как раз то время, когда имеет значение, кому верен коммандер – своему отечеству или вере. Те, кто следует вере, всегда подчинялись иеромонаху, но также привыкли подчиняться его преемнику – лорду Виллиусу. Отсюда и его решение выставить вас человеком, за которым не стоит идти.

Не стоит идти. Я напомнила себе, что это не оценка самого Ауруса, но слова все равно ранили. Я обернулась к левантийцам, ковырявшимся в остатках еды, после того как отчаянный голод был утолен. Они выглядели слабыми, изможденными и очень уставшими, но любой левантийский воин все равно стоит гораздо больше любого чилтейца, на поле боя или вне его.

– Я продолжу работать с коммандерами, – наконец сказал Аурус. – У нас есть несколько дней, прежде чем лорд Виллиус отправится на свадебную церемонию.

Я продолжала смотреть на своих сородичей и едва его слышала.

– Любят ли чилтейские солдаты, когда их замечают, дают возможность поговорить о себе и почувствовать себя особенными?

– Весьма вероятно, как и любой человек. А что? У вас есть план?

– Возможно, – сказала я. – Может, мы не такие уж и разные.

На следующее утро я встала на рассвете и, дрожа, натянула на себя всю одежду, которую смогла найти. Снаружи доносился запах костра, смешанный с неотступным запахом грязи, и у меня заурчало в животе. Чилтейская армейская еда была простой и очень часто либо пережаренной, либо недожаренной, но я привыкла к ней, как раньше привыкла к роскошной кисианской пище в Когахейре.

Одевшись, я рассмотрела свое закрытое маской лицо в маленьком бронзовом зеркале, из которого на меня глядел призрак.

– Кто ты? – спросила я, жалея, что отражение не даст мне ответа на этот вопрос.

Вскоре пришел Ошар, под глазами у него залегли темные круги.

– Доброе утро, капитан, – сказал он, подавляя зевок.

Я сидела перед зеркалом у стены, и поэтому, когда Ошар остановился позади меня, видела только его ноги. В отражении он беспокойно переминался, и я подняла голову.

– Все хорошо?

– Я хотел задать тот же вопрос, капитан. Я… кажется, я понял, что ты здесь делаешь, но скажи, насколько это опасно для тебя… для нас?

Я снова уставилась на свое безликое отражение.

– Не знаю. Но когда кругом враги…

– Значит, все плохо, как я и думал.

– Вероятно. Мне нужна твоя помощь. С переводом, – добавила я, надеясь, что он не откажется. – Я знаю, ты не хочешь этим заниматься, но без секретаря Ауруса я просто не смогу говорить с солдатами.

Юноша пожал плечами.

– Это меньшее, что я могу сделать. Я думал, что мы здесь умрем.

Он еще мог умереть, но я не стала говорить этого и просто поблагодарила его.

– Прости, но тебе придется надеть вот это, – сказала я, взяв в руки стопку белых одеяний, которые смог раздобыть секретарь Аурус. – Лучше тебе выглядеть моим святым помощником, чем левантийцем.

Ошар скривился и взял одежду.

– Что, и маску надо напялить?

– К сожалению, да. Но ты привыкнешь, и под ней не надо следить за выражением лица.

– Она скроет все неуважение! Что ж, это уже кое-что. – Явно пытаясь казаться веселым, Ошар натянул белую хламиду. Я помогла ему завязать пояс, прежде чем перейти к маске.

– Как ты через нее дышишь? – спросил он.

– Легко. Не нужно так напрягаться, просто расслабься.

Он послушался, и я завязала маску, стараясь, чтобы в узел не попали его длинные волосы.

– Вот, – я отступила на шаг полюбоваться результатом. – Выглядишь божественно.

– Отлично. – Ошар поднялся на ноги. – Надеюсь, за работу полагается дополнительная порция еды, я умираю с голоду.

Мы вышли на утренний свет, холод как будто кусал каждый участок открытой кожи. Несомненно, по приказу Лео шатры левантийцев поставили перед моей маленькой часовней, чтобы их видели все чилтейцы, пришедшие за благословением. Я испытала смешанные чувства – благодарность за то, что я не одна и рядом мои соплеменники, и тревогу из-за планов Лео.

– Кругом враги, – пробормотал из-под маски Ошар, когда мы миновали левантийские шатры и вошли в лагерь. – Теперь я понимаю, как чувствуют себя звери в клетках.

– Просто иди, а лучше держись на шаг позади, чтобы выглядело более почтительно.

Я не хотела просить, но он послушался без разговоров. Однако, когда мы шли к ближайшему костру, солдаты все равно вытаращились на нас. Они раздавали завтрак – по черпаку рисовой каши и плоские хрустящие кусочки соленого хлеба. В животе у Ошара заурчало.

– Прости, но мы пока не можем есть. Для этого нужно снять маски, а мы не можем сделать этого здесь.

– Надо было предупредить, что желудку придется несладко от этой работы, капитан, – проворчал Ошар.

– Мы быстро, просто пройдемся по лагерю и поговорим с людьми, стараясь как можно сильнее походить на предводителей. А потом вернемся внутрь, и можешь есть, сколько влезет.

Поприветствовав людей, собравшихся у костра, мы пошли дальше вдоль ряда больших и важных шатров в центре к солдатским палаткам на краю лагеря. Так же, как в кисианской армии, в них размещалось по две циновки для двух человек, и это гораздо больше напоминало то, к чему привыкли левантийцы.

Хотя им нечем было заняться, никто из солдат уже не спал, но некоторые еще сидели в своих палатках. Один из них, похоже, был занят дружеской перепалкой со своим напарником, бреющимся снаружи. При виде нас бреющийся солдат поспешно поднялся на ноги, натягивая рубаху, и выронил бритву. Ошар нагнулся, повертел бритву в руках и вернул хозяину. «Спасибо» – одно из немногих известных мне чилтейских слов, так что я предположила, что Ошар ответил «пожалуйста». Более удивительным мне показалось, что он продолжил говорить, указывая на бритву в руке солдата и касаясь собственного подбородка под тканью маски. Солдат рассмеялся, и они поболтали еще несколько минут, будто меня там и не было.

– Кажется, это первый чилтеец, с которым я разговаривал, не имея на то… особых причин, – заметил Ошар, когда мы пошли дальше. – И вроде бы он совершенно нормальный.

– А ты ожидал увидеть чудовище?

Ошар пожал плечами.

– Те, которые учили нас чилтейскому, были чудовищами. Наверное, разница в том, что они считали нас ниже себя, а этот человек видел равного. – Он потрогал маску. – Удобная штука этот кусок белой тряпки.

Мы шли дальше, разговаривая с солдатами, расспрашивая их и раздавая благословения. Ошар был не просто переводчиком, он стал посредником, уменьшавшим страх передо мной и облегчавшим общение, зачастую и вовсе не вовлекая меня в разговор. Он мог шутить с молодыми солдатами, пока я благословляла их снова и снова, а они один за другим становились передо мной на колени. Когда мы наконец повернули обратно к часовне, то оба были голодны, но торжествовали.

– Хорошо поработали, – сказала я. – Не то, к чему я привыкла на посту капитана, но и не так уж сильно отличается. А из тебя вышел хороший заместитель.

– Из меня? Да я просто… – Он остановился, глядя прямо перед собой. – Ладно, это должно быть неплохо.

Лео ждал нас у часовни, сцепив руки за спиной. Выражение его лица тоже скрывала маска.

– А, Дишива, – сказал он, когда мы подошли. – Вся в трудах.

Я не клюнула на наживку и остановилась, так же спрятав руки за спину.

– Я всего лишь выполняю работу, которую вы мне поручили, лорд Виллиус.

– Как мило с твоей стороны думать, что ты можешь что-то изменить. Ты не доживешь до дня, когда эти семена дадут плоды.

– Я иеромонах, а ты никто, – огрызнулась я, и сердце забилось от собственной дерзости. – И ты не можешь этого отменить, не разрушив веру в церковь и ее бога.

Он сухо и бесстрастно рассмеялся.

– Правда? Думаешь, ты за последние несколько дней стала разбираться в наших законах и обычаях, Дишива? Церковь принадлежит моей семье, а значит, мне. Я избранный богом, я Вельд, и никакие выскочки-лошадники не помешают мне построить империю. – Он подошел вплотную, угрожая мне не только словами. – Ты назовешь меня Защитником, – прошипел он, – или я покажу, кто ты есть на самом деле, сдеру все слои приличий, в которые ты завернула слабую, дикую, презренную женщину под этой маской. – Он наклонился еще ближе, наши маски почти соприкасались. – Ну, что скажешь?

– Да пошел ты, – прошипела я в ответ. – Угрожай чем хочешь, я никогда не назову тебя Защитником. Найди себе другую марионетку.

Я отступила на шаг и, жалея, что из-за маски не могу плюнуть ему под ноги, обошла его и зашагала к входу в часовню. Ошар поспешил за мной.

– Надеюсь, тебе не придется пожалеть о своих словах, Дишива, – крикнул мне вслед Лео, когда я оказалась у дверей. – Это было бы так… некстати для твоих товарищей.

Сердце заколотилось, в крови запылал пожар, и я шагнула с яркого солнечного света в сумрачный и пыльный воздух своего убежища. Я не оглянулась и не доставила Лео удовольствия лицезреть мои дрожащие руки и злые горючие слезы, застилавшие глаза. Только когда Ошар заверил меня, что доминус Виллиус ушел, я позволила себе рухнуть на пол, сорвать маску и дать волю страху и паническим рыданиям.

Несмотря на стычку с Лео, я шла на вечерний Совет гораздо увереннее, чем днем раньше. Позади меня Ошар ворчал по поводу маски. Солдаты кивали, когда мы проходили мимо, и я надеялась, что мне не показалось и голосов, произносящих «ваше святейшество» и какие-то короткие приветственные молитвы, действительно стало больше.

Войдя в шатер для собраний, я снова остановилась на пороге, чтобы привыкнуть к яркому свету ламп. Шелестела ткань, скрипели кресла, негромкие голоса выражали мне почтение, но на лицах, медленно появлявшихся из темноты, отражалась настороженная растерянность, взгляды метались между мной, Аурусом и Лео, который на этот раз не сел на мое место, а занял другое и смотрел на меня.

– Я сообщил всем, что вы просили меня присутствовать, ваше святейшество, – радостно сказал он. – Чтобы мы могли обсудить настоятельную необходимость назначить Защитника. Как вы понимаете, во время войны такие вопросы нельзя откладывать. Мало ли что может случиться.

– Действительно, мало ли что, – согласился секретарь Аурус с такой поспешностью, будто испугался, что я прикажу выволочь Лео вон. – Присоединяйтесь к нам, ваше святейшество, мы как раз собирались начать.

Ошару не нашлось места за столом, и он встал позади меня, как часто стоял позади Гидеона. К тому времени как я устроилась в кресле, Аурус начал свою речь, и мне оставалось только смотреть на Лео и гадать, что он задумал. Его ответные удары следовали быстро, и каждый приносил воспоминания о моих прошлых попытках перечить ему.