Текст книги "Как перестать беспокоиться и начать жить"

Часть вторая кратко: Техники для анализа беспокоящих вопросов

Правило 1. Соберите факты. Помните слова декана Хокса из Колумбийского университета: «Причина половины случаев беспокойства по всему миру кроется в том, что люди пытаются принимать решения прежде, чем собрать информацию, на которой они основываются».

Правило 2. После тщательного разбора фактов, примите РЕШЕНИЕ.

Правило 3. Действуйте. Отбросьте все тревоги по поводу успеха и осуществите задуманное.

Правило 4. Когда у вас или ваших партнеров только появляется желание попережевать по поводу проблемы, письменно ответьте на следующие вопросы:

В чем проблема?

В чем причина проблемы?

Каковы все возможные варианты решения?

Каково наилучшее решение?

Часть третья
Как избавиться от привычки беспокоиться до того, как она избавится от вас

Глава шестая
Как вытеснить беспокойство из сознания

Никогда не забуду историю, которой однажды вечером с классом поделился Мэрион Дж. Дуглас. (Это не настоящее имя. По семейным причинам он попросил не раскрывать его личность.) Но он разрешил поделиться его историей. Он поведал классу о том, как трагедия обрушилась на его дом не единожды, а дважды. Вначале умерла его пятилетняя дочь, которую он обожал всем сердцем. Они с женой очень тяжело переживали эту потерю. «Но, – продолжал он, – десять месяцев спустя Господь благословил нас второй дочерью. Через пять дней девочка тоже умерла».

Эта двойная потеря чуть не сломила обоих. «Было очень тяжело, – продолжал он, – я не спал, не ел, не мог отдохнуть или расслабиться хоть на мгновение. Мои нервы пошатнулись, от уверенности в себе не осталось и следа». Наконец, он пошел по врачам: один посоветовал снотворное, другой – отправиться в путешествие. Он попробовал и то и другое, но ни одно лекарство не помогло. «Меня будто в тиски зажали, – описывал несчастный отец, – и их хватка становилась все сильнее и сильнее». Так ощущается горе – если вас когда-либо душила скорбь, вы поймете его слова.

«Но, слава богу, у нас остался один ребенок – четырехлетний сын. Он подсказал мне выход. Однажды после обеда, когда я сидел и жалел себя, он подошел и спросил: „Папочка, построишь мне кораблик?“ Я был не в том настроении, чтобы мастерить кораблики. Более того, не хотелось делать вообще ничего. Но мой сын – настойчивый мальчуган! Пришлось сдаться.

Постройка игрушечного кораблика заняла около трех часов. Когда же судно было готово, я с удивлением осознал, что за эти три часа отдохнул так, как не отдыхал вот уже несколько месяцев!

Это открытие выдернуло меня из уныния, и я задумался – тоже впервые за несколько месяцев. Я понял, что трудно беспокоиться, когда занимаешься делом, которое требует планирования и включенности в процесс. То есть во время работы над корабликом беспокойству попросту не было места в моей голове. Поэтому я решил заняться делом.

Следующим же вечером обошел весь дом, комнату за комнатой, составляя список дел, требующих внимания. Починить нужно было много чего: книжные шкафы, ступеньки лестницы, оконные рамы, ставни, дверные ручки, замки, текущие краны. Вы удивитесь, но за пару недель в списке было уже двести сорок две позиции.

За пару лет я отремонтировал практически все. Кроме этого, я наполнил свою жизнь интересными занятиями. Дважды в неделю посещаю уроки в вечерней школе для взрослых в Нью-Йорке. Занялся общественной деятельностью в родном городе, и меня избрали председателем школьного совета. Я посещаю десятки собраний. Помогаю собирать деньги для Красного Креста и занимаюсь еще много чем. Сейчас я настолько занят, что на беспокойство просто нет времени».

Нет времени на беспокойство! Именно так говорил Уинстон Черчилль, когда в разгар войны работал по восемнадцать часов в день. Когда его спросили, тревожит ли его огромная ответственность, он ответил: «Я слишком занят. Беспокоиться нет времени».

В таком же положении находился и Чарльз Кеттеринг, когда приступил к разработке электрического стартера для автомобилей. Вплоть до выхода на пенсию мистер Кеттеринг был вице-президентом General Motors и руководил всемирно известным научно-исследовательским отделом этой корпорации. Однако в начале карьеры он был настолько беден, что устроил лабораторию на собственном сеновале. Чтобы покупать еду, он был вынужден брать деньги из полутора тысяч долларов, которые его жена скопила, давая уроки игры на пианино. Позднее он взял взаймы пятьсот долларов из своей страховки. Однажды я спросил его жену, волновалась ли она в такие моменты. «Да, – призналась она, – переживала так, что спать не могла». Но мистер Кеттеринг не волновался. Он был слишком поглощен работой, чтобы беспокоиться.

Великий ученый Пастер говорил об «умиротворении, которое царит в библиотеках и лабораториях». Почему именно там? Потому что люди в библиотеках и лабораториях слишком заняты своей работой, чтобы беспокоиться о себе. У ученых редко случаются нервные срывы. У них попросту нет времени на такие излишества.

Почему занятость, казалось бы такая простая штука, прогоняет тревогу? Ответ кроется в одном из самых важных законов, когда-либо раскрытых психологической наукой. А заключается он в том, что человеческий мозг, каким бы продвинутым он ни был, совершенно не способен думать более чем об одной вещи в определенный промежуток времени. Не верите? Что ж, тогда проведем небольшой эксперимент.

Откиньтесь на спинку кресла, закройте глаза и попытайтесь одновременно представить статую Свободы и подумать о том, чем будете заниматься завтра утром. Давайте, не стесняйтесь.

Ну? Убедились в том, что в голове помещается лишь одна мысль, но никак не обе сразу? Так вот, эта же закономерность справедлива и для мира эмоций. Невозможно быть оживленным, предвкушать что-то новое и в то же время тяготиться тревогой. Один вид эмоций неизбежно вытеснит другой. И именно это, казалось бы, простое открытие позволило армейским психиатрам творить самые настоящие чудеса во время Второй мировой войны.

Когда солдаты возвращались с фронта, настолько потрясенные пережитым, что им ставили диагноз психоневроз, военные врачи в качестве лечения назначали «постоянную занятость».

Каждая минута жизни этих переживших ужасы войны людей была наполнена занятиями, в основном проходящими на свежем воздухе: рыбалка, охота, игра в мяч, гольф, садоводство, фотографирование и танцы. У них попросту не было времени вариться в воспоминаниях о войне.

Термином «трудотерапия» в психиатрии называют тип лечения, когда в качестве лекарства прописывается физический труд. Метод не новый. Греческие врачи пользовались им еще за пятьсот лет до рождения Христа!

Этот вид лечения также применяли квакеры в Филадельфии во времена Бена Франклина. Люди, посещавшие квакерские лечебницы в 1774 году, были обескуражены тем, как душевно больные пациенты пряли лен. Они думали, что бедняг жестоко эксплуатируют – но квакеры поясняли, что заметили благотворное влияние работы на состояние пациентов. Физическая активность успокаивает нервы.

Любой психиатр подтвердит, что работа – или, если хотите, вовлеченность – одно из лучших обезболивающих средств при расшатанных нервах. Генри У. Лонгфелло узнал это на собственном опыте, когда потерял свою молодую жену. Однажды женщина растапливала на свече сургуч, и ее платье загорелось. Лонгфелло услышал крики и попытался спасти ее, но не успел, и она умерла от ожогов. Муж был настолько потрясен этим ужасным случаем, что чуть не сошел с ума. К счастью для него, во внимании нуждались трое маленьких детей. Несмотря на свое горе, Лонгфелло стал малюткам и отцом и матерью. Он гулял с ними, рассказывал истории, играл с ними и впоследствии увековечил их в стихотворении «Детский час». Также он перевел Данте. Все эти занятия настолько увлекли его, что он забылся и в конце концов вновь обрел душевное равновесие. Как сказал Теннисон, когда потерял самого близкого друга Артура Халлама: «Забыться в делах, иначе горе иссушит меня».

Большинству из нас нетрудно забыться в работе, когда все наше внимание направлено на дело. Но опасность подстерегает после, когда трудовой день подходит к концу и мы возвращаемся домой. В то самое время, когда нам надлежит расслабляться и наслаждаться свободным временем, нас одолевают демоны уныния и приспешники беспокойства. В такие моменты мы начинаем задумываться о том, успешна ли наша жизнь; не загнали ли мы себя в тупик; значит ли что-нибудь оброненная боссом на работе фраза; не растеряли ли мы свою привлекательность.

Когда мы ничем не заняты, нашему сознанию свойственно приближаться к состоянию вакуума. А любой студент-физик прекрасно знает: «Природа не терпит вакуума». Самый наглядный пример вакуума, который встречали и вы, и я, – пространство внутри раскаленной электрической лампочки. Сломайте колбу, и теоретически пустое пространство моментально заполнится воздухом.

Таким же образом природа стремится заполнить пустой разум. Чем? Как правило, эмоциями, причем не самыми приятными, зато очень сильными. Почему? Потому что страх, зависть, злость, ненависть, ревность и беспокойство подпитываются первобытным напором и силой древних джунглей. Эти эмоции настолько могущественны, что изгоняют из сознания все радостные, миролюбивые мысли и чувства.

Очень метко эту мысль выразил Джеймс Л. Мерсилл, профессор педагогики в Колумбийском педагогическом колледже: «Беспокойство, как правило, выматывает вас не тогда, когда вы трудитесь не покладая рук, а когда рабочий день подходит к концу. И тогда воображение начинает бушевать: рисует дикие картины, превращает самые незначительные промахи в чудовищные ошибки. В такие моменты мозг подобен двигателю, работающему без нагрузки. Обороты все растут, агрегат греется и вот-вот взорвется. Лекарство от разрушительного беспокойства – созидание».

Необязательно быть профессором, чтобы осознать эту истину и применять ее на практике. Во время Второй мировой войны я познакомился с одной домохозяйкой из Чикаго, которая на собственном примере узнала, что «лекарство от разрушительного беспокойства – созидание». С этой женщиной и ее мужем я познакомился в вагоне-ресторане, когда ехал из Нью-Йорка на свою ферму в Миссури.

Пара рассказала, что их сын вступил в ряды армии на следующий день после Перл-Харбора. Женщина призналась, что чуть не угробила свое здоровье, переживая за единственного сына. Где он? В убежище или в бою? Будет ли ранен? Вернется ли живым?

Когда я поинтересовался, как же она справилась с тревогой, она ответила: «Занялась делом». Она пояснила, что вначале отпустила домработницу и стала выполнять все домашние дела сама. Но толку от этого оказалось мало. «Проблема была в том, – продолжала она, – что с домашними делами я справлялась машинально, не включая голову. Поэтому я волновалась и когда застилала кровати, и когда мыла посуду. Тогда я поняла, что мне нужна другая работа, которая не только заполнит мои дни, но и потребует как физической, так и умственной включенности. И я устроилась продавцом в большой универсальный магазин.

И это сработало. Я тут же оказалась в самом водовороте событий: клиенты окружали меня, спрашивали цены, интересовались о размерах, цветах. Ни секунды на посторонние размышления. А когда наступал вечер, я мечтала только о том, чтобы дать отдых гудящим ногам. После ужина я падала в кровать и моментально отключалась. На беспокойство не было ни времени, ни сил».

Она ощутила на собственном опыте то, о чем Джон Каупер Поуис писал в книге «Искусство забывать неприятное» (The Art of Forgetting the Unpleasant): «Некая уютная защищенность, некий глубинный внутренний мир, радостная немота успокаивает нервы человеческого существа, погруженного в выполнение поставленной перед собой задачи».

И какое чудо, что это именно так! Оса Джонсон, одна из самых знаменитых женщин-путешественниц, рассказала мне о том, как освободилась от беспокойства и горя. Возможно, вы читали историю ее жизни. Книга называется «Замужем за приключениями» (Married Adventure). И если какая-то женщина и вышла замуж за приключения, так это она. Мартин Джонсон женился на ней, когда ей было шестнадцать, и перенес ее с тротуаров Чанута, городка в Канзасе, на тропы в первозданных джунглях Борнео. В течение четверти века эта пара из Канзаса колесила по всему миру, снимая документальные фильмы об исчезающей природе Азии и Африки. Несколькими годами позже они путешествовали с лекциями и показывали свои замечательные картины. Они вылетели на самолете из Денвера в сторону побережья. Самолет врезался в гору. Мартин Джонсон умер на месте. Врачи пророчили, что Оса никогда не встанет с постели. Но они не знали, с кем имели дело. Три месяца спустя она читала лекции перед большими аудиториями, сидя в инвалидном кресле. На самом деле во время того тура она провела более сотни лекций – и все это на кресле-каталке. На мой вопрос, зачем это было нужно, она ответила: «Чтобы не оставить себе времени на горе и беспокойство».

Оса Джонсон открыла для себя ту же истину, о которой около века назад писал Теннисон: «Забыться в делах, иначе горе иссушит меня».

Адмирал Берд также прочувствовал ее на себе, когда пять месяцев в одиночестве прожил в хижине, буквально погребенной под ледяным панцирем, покрывающим Южный полюс. Этот великий ледник скрывает самые древние секреты Земли и занимает неизведанный континент, превышающий площадь Соединенных Штатов и Европы, вместе взятых. Адмирал Берд провел там пять месяцев в полном одиночестве. Ни единой живой души на расстоянии сотни миль. Мороз был настолько сильным, что он видел, как замерзает и кристаллизуется выдыхаемый им воздух. В своей книге «Один» (Alone) адмирал Берд повествует об этих пяти месяцах, проведенных в ошеломляющей темноте, забирающейся в самую глубину души. Дни и ночи были одинаково черны. Чтобы сохранить рассудок, ему приходилось постоянно работать.

«Вечером, перед тем как задуть светильник, я распределял работу на завтра. Около часа на расчистку спасательного туннеля, примерно полчаса на то, чтобы разровнять заносы, час на приведение в порядок бочек с горючим, час на врезку стеллажей в стены туннеля для запасов еды и пару часов на замену доски в санях для перевозки людей…

Замечательно, что я мог таким образом распоряжаться временем. Это давало столь необходимое ощущение, что у меня все под контролем…» Далее он добавляет: «Без такой деятельности мои дни были бы бесцельны. А конец такого бесцельного существования известен – разложение».

Обратите внимание на последнюю фразу: «А конец такого бесцельного существования известен – разложение».

Если нас с вами обуревает тревога, давайте же использовать проверенное временем лекарство – труд. Ту же самую мысль высказывал даже такой авторитетный человек, как ныне покойный доктор Ричард К. Кэбот, бывший профессор медицины в Гарварде. В книге «Законы, по которым живут люди» (What Men Live By) он писал: «Работая врачом, мне множество раз доводилось с радостью наблюдать, как труд исцеляет людей, больных дрожательным параличом души, развивающимся вследствие давления на человека непомерных сомнений, нерешительности и страха… Отвага, которую дает нам работа, сродни уверенности в себе, воспетой Эмерсоном».

Если мы с вами будем не заниматься делом, а только сидеть на одном месте, то рано или поздно таки высидим целую стайку существ, которых Чарльз Дарвин называл не иначе как «беспокойными мушками». А эти «беспокойные мушки» – не более чем старые-недобрые гремлины – если дать им слабину, они измотают, отнимут у нас желание действовать и силу воли.

Я знал одного делового человека из Нью-Йорка, который изничтожил своих «беспокойных мушек», занявшись делом, погрузившись в него настолько, что у него не осталось ни секунды на то, чтобы вариться в собственных мыслях. Его зовут Тремпер Лонгмэн. Он посещал мои занятия и его рассказ о том, как он победил беспокойство, настолько меня заинтересовал и удивил, что я предложил отужинать после занятия. В итоге мы засиделись в ресторане чуть ли не до утра и обсуждали его приключения. Вот что он рассказал:

«Восемнадцать лет назад я тревожился настолько, что у меня развилась бессонница. Я раздражался по любому поводу, был постоянно напряжен, да и вообще нервы были ни к черту. Чувствовал, что все идет к нервному срыву.

А беспокоиться было из-за чего. Я работал заведующим финансами компании Crown Fruit and Extract Company. Мы вложили полмиллиона долларов в клубнику, расфасованную в консервные банки объемом один галлон[17]17
  Галлон – мера объема. Один американский галлон соответствует примерно 3,7 литра.


[Закрыть]. В течение двадцати лет мы снабжали этими банками производителей мороженого. И внезапно продажи остановились, потому что такие крупные игроки, как National Dairy и Borden’s, резко наращивали производство и в целях экономии времени и денег стали закупать клубнику бочками.

А мы не только не смогли распродать партию ягод на полмиллиона, но и заключили контракт на закупку сырья на год вперед за миллион долларов! Мы уже заняли в банке 350 000 долларов. Погасить или возобновить эти кредиты не было никакой возможности. Не удивительно, что я так волновался!

Я помчался в Уотсонвилл, в Калифорнию, где располагалась наша фабрика, в надежде убедить президента в том, что условия изменились и что мы на грани разорения. Он отказывался верить: винил во всех грехах нью-йоркский офис, будто продавцы из нас никудышные.

Я умолял несколько дней, и он, наконец, сдался: фасовка ягод прекратилась, а свежее сырье распродали на рынке свежих ягод в Сан-Франциско. Проблемы были почти разрешены. Мне бы перестать волноваться, но я уже не мог. Беспокойство – это привычка, и у меня она уже развилась.

Вернувшись в Нью-Йорк, я стал беспокоиться обо всем: о вишне, которую мы закупали в Италии, об ананасах, которые завозили с Гавайев, и так далее. Я был напряжен, выходил из себя по любому поводу, не мог спать, и, как уже говорил, все шло к нервному срыву.

От отчаяния я сменил образ жизни, который и излечил меня от бессонницы и тревог. Ушел с головой в работу. Загрузил себя настолько, что времени на волнение просто не осталось. До этого работал по семь часов в день. Теперь же – по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки. Каждый день приходил в контору в восемь утра и уходил практически в полночь. Взял на себя новые обязанности, еще больше нагрузил себя ответственностью. Когда около полуночи я возвращался домой и падал в кровать, то от усталости выключался уже через несколько секунд.

В таком режиме я проработал три месяца. Так как привычка беспокоиться исчезла, я вернулся к обычному семи– или восьмичасовому графику. Тот случай произошел восемнадцать лет назад, но с тех пор беспокойство и бессонница не донимали меня ни разу».

Прав был Джордж Бернард Шоу, когда сказал: «Залог несчастья – иметь свободное время, чтобы размышлять о том, счастливы вы или нет». Так не думайте о подобной чепухе! Закатайте рукава и займитесь делом. Кровь побежит быстрее по вашему телу, мозг заработает, и вскоре, вот увидите, беспокойство попросту не выдержит такого бешеного темпа и растворится. Займитесь делом. Не сидите сложа руки. Это самое дешевое лекарство на этой планете и, пожалуй, одно из лучших.

Итак, вот первое правило, чтобы избавиться от привычки беспокоиться:

Заняться делом. Тревожащийся человек должен забыться в делах, иначе горе иссушит его.

Глава седьмая
Не дайте мелочам отравлять вашу жизнь

Поделюсь с вами жуткой историей, которую буду помнить, скорее всего, до самой смерти. Ее мне рассказал Роберт Мур из Мэйплвуд, что в штате Нью-Джерси.

«Самый важный в жизни урок я получил в марте 1945-го, – начал он, – в море, на глубине 276 футов[18]18
  Примерно 84 метра. – Прим. пер.


[Закрыть], у побережья Индокитая. Я был одним из восьмидесяти восьми членов экипажа подводной лодки Baya S. S. 318. Радар показал, что в нашу сторону движется небольшой японский конвой. Незадолго до рассвета мы погрузились для нападения. В перископ я увидел японский сторожевой корабль, танкер и минный заградитель. Мы выпустили три торпеды по сторожевику, но промахнулись. Судя по всему, механизмы всех трех снарядов дали сбой. Сторожевик, не зная, что его атакуют, продолжал двигаться по курсу. Мы уже собирались обстрелять последний корабль – минный заградитель, как вдруг он развернулся и пошел прямо на нас. Японский самолет заметил нас на глубине шестидесяти футов и по радио передал наши координаты заградителю. Мы погрузились на 150 футов[19]19
  Примерно 45 метров. – Прим. пер.


[Закрыть], чтобы избежать обнаружения, и приготовились к бомбардировке глубинными минами. Закрепили люки дополнительными болтами и, чтобы сделать ход лодки абсолютно неслышным, выключили все вентиляторы, систему охлаждения и все электроприборы.

Через три минуты начался настоящий ад. Вокруг лодки взорвалось сразу шесть глубоководных мин, а взрывная волна буквально вдавила подлодку к самому дну, на глубину 277 футов. Мы были в ужасе. Когда судно атакуют на глубине менее тысячи футов, это опасно; когда же глубина менее пятисот – это практически всегда заканчивается гибелью подлодки и экипажа. Мы же застряли на мелководье: с точки зрения безопасности судна и членов команды, 276 футов – примерно как стоять в тазу, в котором воды по колено. Пятнадцать часов к ряду минный заградитель сбрасывал на нас глубинные бомбы. Если такая бомба взрывается на расстоянии 17 футов[20]20
  Примерно 5 метров. – Прим. пер.


[Закрыть] от подлодки, взрывная волна пробьет переборку. Десятки глубинных мин взрывались над нами, на расстоянии 50 футов[21]21
  Около 15 метров. – Прим. пер.


[Закрыть]. Нам приказали «закрепиться» – то есть занять свои койки, лежать тихо и не дергаться. Я был так напуган, что с трудом дышал. А в голове снова и снова крутилось: „Нам конец… нам конец! нам конец!“ Так как вентиляторы и система охлаждения были выключены, температура воздуха внутри подлодки была больше 100 градусов[22]22
  Примерно 40 градусов по Цельсию. – Прим. пер.


[Закрыть], но меня бил такой озноб, что пришлось надеть свитер и куртку на меху. Правда, меня все равно трясло, зубы стучали, а тело покрылось холодным липким потом. После пятнадцати часов бомбежка внезапно закончилась. Вероятно, у японского минного заградителя кончились глубинные заряды, и он ушел. Те пятнадцать часов длились для меня пятнадцать миллионов лет. Перед глазами прошла вся жизнь. Вспомнились все плохие поступки, все мелочи, из-за которых я так тревожился. Перед службой на флоте я работал банковским клерком. Тогда я беспокоился из-за слишком долгого рабочего дня, ничтожной зарплаты, а еще о том, что повышение получить очень трудно. Тревожился из-за того, что не могу позволить собственный дом, новую машину, не могу купить жене хорошую одежду. Вспомнился ненавистный босс, который только и делал, что ругал и отчитывал меня! Вспомнил, как усталый и озлобленный приходил домой и ругался с женой из-за всякого вздора. Я переживал даже из-за здоровенного шрама на лбу, который получил в автомобильной аварии.

Какими важными казались эти вещи много лет назад, но как же они ничтожны, когда тебя в любой момент может разорвать глубинной миной! И тогда я поклялся, что, если когда-нибудь еще увижу солнце и звезды, никогда, никогда, никогда больше не буду тревожиться. Никогда! Никогда! Никогда! В те ужасающие пятнадцать часов внутри подлодки я узнал об искусстве жить гораздо больше, чем за четыре года изучения бухгалтерского учета в Сиракьюсском университете».

Мы нередко мужественно встречаем и с честью преодолеваем самые тяжкие жизненные испытания, но потом позволяем ничтожным и досадным мелочам свалить нас. Например, Сэмюэл Пепис описывал в своем знаменитом дневнике, как однажды наблюдал в Лондоне казнь сэра Гарри Вэйна. Сэр Гарри, взобравшись на эшафот, молил не о пощаде, а о том, чтобы палач случайно не задел болезненный нарыв на его шее!

Вот еще одно интересное открытие адмирала Берда, сделанное им во время гнетущих полярных ночей: его подчиненные намного чаще бесились из-за тех самых мелочей, чем из-за по-настоящему серьезных проблем. Они мужественно сносили опасности, лишения и мороз, который зачастую опускался ниже 80 градусов мороза[23]23
  Примерно –27 градусов по Цельсию. – Прим. пер.


[Закрыть]. «Но, – писал адмирал Берд, – бывало, что друзья переставали разговаривать друг с другом потому, что один подозревал другого в том, что тот занимает своими инструментами его место. Еще я знал одного парня, который мог есть в столовой только найдя укромный уголок, из которого не будет виден один флетчерист[24]24
  Флетчерист – последователь Хораса Флетчера, утверждавшего, что для здоровья пищу необходимо пережевывать полностью. – Прим. пер.


[Закрыть], тщательно пережевывающий каждый кусочек двадцать восемь раз.

В полярном лагере подобные мелочи способны довести до безумия даже самых дисциплинированных мужчин».

А еще адмирал Берд, если бы знал, мог бы рассказать, что подобные мелочи доводят до безумия супругов и становятся причиной половины горя по всему миру.

По крайней мере, об этом говорят специалисты. К примеру, проведя более сорока тысяч бракоразводных процессов, судья Джозеф Сабат из Чикаго заявил: «Основная причина несчастливых браков – самые банальные житейские мелочи». А Фрэнк С. Хоган, бывший прокурор Нью-Йоркского округа говорит: «Добрая половина дел в уголовных судах возникает из-за пустяков. Спор в баре, домашняя ссора, неприятная фраза, обидное слово, грубое действие – все эти мелочи приводят к дракам и убийствам. Мало кого из нас намеренно обижают и ранят по-настоящему. Причина половины всего горя на земном шаре – крошечные уколы нашего чувства собственного достоинства, мельчайшие проявления неуважения, микроскопические встряски нашего тщеславия».

В начале брака Элеонора Рузвельт могла днями переживать из-за того, что новый повар приготовил неудачный обед. «Но если бы такое произошло сейчас, – говорит миссис Рузвельт, – я просто пожала бы плечами и забыла об этом». И правильно: вот отличный пример реакции взрослого человека. Даже Екатерина Великая, воплощение абсолютизма и деспотии, смеялась, когда повар портил какое-нибудь блюдо.

Однажды мы с миссис Карнеги ужинали у друга в Чикаго. Он сделал что-то не так, когда нарезал мясо. Я этого не заметил – да если бы и заметил, то не обратил бы внимания. Зато его жена глядела в оба и наскочила на него прямо при нас: «Джон! – воскликнула она. – Ну что ты творишь! Разве нельзя хоть раз сделать все красиво!»

После этого она обратилась к нам: «Постоянно ошибается. Хотя мог бы и постараться». Ну, может, нарезка мяса и не его конек, но отдаю ему должное: жить с ней двадцать лет, должно быть, то еще испытание. Честное слово, я бы лучше спокойно съел парочку хот-догов с горчицей, чем отведал утку по-пекински и акульи плавники, слушая ее укоры.

Вскоре после того случая уже мы с миссис Карнеги принимали у себя друзей. Незадолго до их прибытия моя жена обнаружила, что три салфетки не сочетаются со скатертью.

«Побежала к повару, – позже рассказала она мне, – и оказалось, что те три салфетки в стирке. Гости на пороге. На замену времени нет. Я чуть не разрыдалась! В голове крутилась лишь одна мысль: „И что, теперь вечер насмарку?“ А потом подумала: „С чего бы? Ведь ужин с друзьями должен приносить удовольствие“. И я повеселилась на славу. Уж лучше пусть меня считают неряшливой хозяйкой, чем нервной стервой. Да и, насколько я заметила, на салфетки внимания никто и не обратил!»

Известный юридический принцип гласит: de minimis non curat lex – закон не занимается пустяками. Не до́лжно беспокоиться по их поводу и человеку, ищущему спокойствия духа.

Как правило, чтобы перестать раздражаться по пустякам, нужно лишь изменить ментальную установку – негативное отношение на позитивное. Например, мой друг Гомер Крой, автор книги «Они должны были увидеть Париж» (They Had to See Paris) и дюжины других, отлично описал этот процесс. Его сводили с ума батареи в его квартире, где он работал над очередной книгой. Пар шипел и трещал, и вместе с ним от раздражения шипел и Гомер, сидя за письменным столом.

«И вот однажды, – рассказывает Гомер Крой, – я поехал с друзьями на пикник. Сидел у костра, слушал потрескивание и шипение дров и думал о том, что эти звуки очень похожи на батареи дома. Так почему я люблю один звук и ненавижу другой? Дома я сказал себе: „Потрескивание дров в костре – приятный звук: батареи звучат примерно так же. Лягу спать и не буду отвлекаться на их звук“. Сказано – сделано. Еще несколько дней я обращал внимание на батареи, но вскоре и вовсе позабыл о них.

Так же и с другими пустячными беспокойствами. Мы отвлекаемся на них и злимся – и все потому, что преувеличиваем их важность…»

Дизраэли сказал: «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустяки». «Эти слова, – писал Андре Моруа в журнале This Week, – помогли мне пережить многие болезненные события: часто мы позволяем себе расстраиваться из-за вещей, которые следовало бы презреть и забыть… нам отпущено лишь несколько десятилетий, но мы выбрасываем множество невосполнимых часов и обдумываем обиды, о которых через год забудем не только мы, но и другие. Нет, давайте посвятим наши жизни взвешенным поступкам, ценным переживаниям, судьбоносным решениям и преодолению трудностей, ибо жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустяки».

Даже такой известный человек, как Редьярд Киплинг, подчас забывал, что «жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустяки». Результат? Он и его шурин развязали самый знаменитый судебный процесс в истории Вермонта – тяжба была настолько жаркой, что о ней даже написали книгу «Ссора с участием Редьярда Киплинга в Вермонте» (Rudyard Kipling’s Vermont Feud).

Вот как это было. Киплинг женился на девушке из Вермонта, Кэролайн Бэйлстир, и выстроил чудесный дом в Брэттлборо, где надеялся провести остаток жизни. Его шурин, Битти Бэйлстир, стал лучшим другом писателя. Они работали и отдыхали вместе.

Однажды Киплинг купил у Бэйлстира участок земли с уговором, что тот сможет каждый сезон косить там сено. Одним прекрасным днем Бэйлстир увидел, как Киплинг высаживает на этом лугу сад. Он моментально вскипел. Киплинг в долгу не остался, и тогда воздух в зеленых горах Вермонта наэлектризовался до предела!

Несколько дней спустя, когда Киплинг прогуливался на велосипеде, его шурин внезапно проехал перед ним на фургоне, запряженном лошадьми. Писатель упал и сильно ушибся. И тогда автор замечательных слов: «Постарайтесь сохранить голову, когда окружающие сходят с ума и винят во всем вас» – сам потерял голову и потребовал ареста Бэйлстира! Разгорелся сенсационный суд. Городок заполонили репортеры из всех крупных городов. Новости со скоростью молнии разлетелись по миру. Ссора так и не угасла. Из-за этого процесса Киплингу и его жене пришлось навсегда покинуть свой американский дом. И весь раздор и горечь из-за сущей безделицы – стога сена!

Двадцать четыре века назад Перикл произнес: «Граждане, мы слишком много времени тратим на мелочи». Да, воистину так!

Вот одна из самых занимательных историй, которую когда-либо рассказывал доктор Гарри Эмерсон Фосдик. В ней пойдет речь о битвах, в которых побывал лесной гигант, – в одних был победителем, в других – оказался побежденным: