Текст книги "Как перестать беспокоиться и начать жить"

«На склоне горы Лонгс-Пик, что в Колорадо, покоятся останки гигантского древа. Исследователи полагают, что оно простояло там около четырех сотен лет. Оно едва поднялось над землей, когда Колумб высадился на Сан-Сальвадор, и выросло до половины, когда пилигримы основали Плимут. За долгую жизнь в гиганта четырнадцать раз била молния, бесчисленные лавины и штормы четырех столетий прогрохотали мимо него. Исполин пережил всё. Но принял смерть от полчищ маленьких жучков, которые сровняли его с землей. Жучки проели кору и постепенно, атакуя снова и снова, истощили исполина. Лесной великан, которого не иссушили годы, не сожгли молнии, не сломали потоки, пал под натиском насекомых, которых человек может раздавить двумя пальцами».

Разве не похожи мы все на этого лесного воина? Каким-то чудом переживаем штормы, лавины и молнии, которые насылает на нас жизнь, но позволяем выедать наши сердца крошечным жучкам беспокойства, столь маленьким, что их можно раздавить между пальцами.

Однажды я путешествовал по национальному парку Титон в Вайоминге в компании Чарльза Сейфреда, старшего дорожного инспектора штата Вайоминг, и нескольких его друзей. Мы направлялись в имение Джона Д. Рокфеллера, расположенное на территории парка. Но машина, в которой я ехал, свернула не туда, потерялась, в итоге я оказался у главных ворот на час позже других автомобилей. Ключ от ворот был у мистера Сейфреда, поэтому он час ждал нас в жарком лесу, наводненном комарами. А как известно, эти насекомые способны свести с ума даже святого. Но Чарльз Сейфред оказался им не по зубам. Ожидая нас, он вырезал свистульку из осиновой палочки. Когда мы, наконец, подъехали, ругал ли он комаров? О нет, он играл на своей свистульке. Она до сих пор хранится у меня и напоминает о человеке, который сумел поставить пустяки на должное место.

Итак, вот второе правило, чтобы избавиться от привычки беспокоиться до того, как она избавится от вас:

Давайте не будем огорчаться из-за мелочей, которые до́лжно презреть и позабыть. Помните: «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустяки».

Глава восьмая
Закон, который аннулирует множество беспокоящих вас вещей

Я рос на ферме в Миссури. Однажды, когда я помогал маме собирать вишню, я начал рыдать. Мама спросила: «Господи, Дейл, что случилось?» Сквозь слезы я ответил: «Боюсь, что меня похоронят заживо!»

Тогда я беспокоился постоянно. Когда начинались грозы, я боялся, что меня убьет молния. Когда у родителей было туго с деньгами, боялся, что мы умрем с голоду. Я боялся, что после смерти попаду прямиком в ад. Боялся, что мальчик постарше, Сэм Уайт, отрежет мои большие уши, ведь он не раз обещал сделать это. Боялся, что меня засмеют девчонки, если я проявлю к ним интерес и стану снимать шляпу при встрече. Ужасался от мысли, что ни одна девушка не захочет выйти за меня замуж. Переживал о том, что же скажу жене сразу после свадьбы. Все представлял, как нас обручат в какой-нибудь деревенской церквушке, мы усядемся в экипаж с бахромой на крыше и поедем назад на ферму… Но о чем говорить во время поездки? Как поддерживать беседу? Как? Как? Вот о чем ломал я голову многими часами, когда вспахивал плугом поле.

Шли годы, и я осознал, что девяносто девять процентов вещей, из-за которых я изводил себя, так и не произошли.

Вот, например, мой страх молнии. Теперь-то я знаю, что, согласно данным национального совета по технике безопасности, шансы умереть от ее разряда – один к 350 тысячам.

Еще более нелепым оказалась боязнь быть похороненным заживо: шансы один к десяти миллионам. Я не мог даже представить себе это число, но все же однажды эта мысль испугала меня до слез.

Один человек из восьми умирает от рака. Если мне так нужно было о чем-то переживать, то стоило бояться рака, а не трястись от страха умереть из-за разряда молнии или задохнуться в гробу.

Напомню: речь шла о детских и подростковых страхах. Но и взрослые люди боятся множества несуразных вещей. Мы с вами избавились бы от девяноста процентов страхов, если бы на минутку прекратили самоистязание беспокойством, обратились к закону больших чисел и разобрались, обоснованны ли наши переживания.

Самая известная в мире страховая компания Lloyd’s находится в Лондоне, зарабатывает несчетные миллионы долларов благодаря человеческой тяге беспокоиться о вещах, которые происходят очень редко. Фактически эта фирма заключает пари с клиентами на то, что вселяющие в них страх катастрофы никогда не случатся. Однако ставками они это не называют. По их словам, это «страхование». Хотя, по сути, это та же игра на деньги, основанная на законе больших чисел. Эта замечательная фирма процветает вот уже более двух сотен лет – и, если люди не изменятся, она будет и пятьдесят столетий спустя страховать все что можно и что нельзя, зарабатывая немыслимые суммы на несчастных случаях и катастрофах, которые по закону больших чисел происходят не так часто, как кажется клиентам.

Если мы ознакомимся с законом больших чисел, мы будем поражены некоторыми открытиями. К примеру, знай я, что в течение следующих лет мне придется принять участие в такой мясорубке, как битва при Геттисберге, то я пришел бы в ужас. Без лишних раздумий я бы постарался заполучить все возможные страховки. Составил бы завещание и уладил все земные дела. Я бы сказал себе: «Мне, скорее всего, не пережить этой битвы, так что постараюсь прожить оставшиеся несколько лет на полную». Но в то же время, согласно закону больших чисел, прожить от пятидесяти до пятидесяти пяти лет в мирное время настолько же опасно, как и в битве за Геттисберг. Вот к чему это все: в мирное время на одну тысячу умирает столько же людей в возрасте от пятидесяти до пятидесяти пяти лет, сколько было убито на тысячу среди тех 163 000 солдат, столкнувшихся при Геттисберге.

Несколько глав этой книги были написаны в Охотничьем домике Лэмса Симпсона в Нам-ти-Тахе на берегу озера Боу в канадских Скалистых горах. Одним летом, во время отдыха, я познакомился там с мистером Гербертом Х. Селинджером и его женой из Сан-Франциско. Сдержанная, излучающая спокойствие миссис Селинджер производила впечатление человека, который не беспокоился никогда в жизни. Однажды вечером перед горящим камином я поинтересовался у нее, знакомо ли ей состояние тревоги.

«Знакомо? – удивилась она. – Да оно однажды чуть не разрушило мою жизнь. Прежде чем я смогла преодолеть беспокойство, я одиннадцать лет прожила в собственном аду. Я была раздражительна и взрывалась по любому поводу. Жила в постоянном напряжении. Раз в неделю я садилась на автобус и отправлялась из Сан-Матео в Сан-Франциско за покупками. Во время поездок я беспокоилась до дрожи. А вдруг я оставила включенный утюг на гладильной доске? А вдруг дом загорелся? А вдруг домработница сбежала, и дети остались одни? А вдруг дети катались на велосипедах и их задавила машина? И вот нередко напряжение от этих ужасных мыслей становилось настолько невыносимым, что, не купив все необходимое, я мчалась домой. Не удивительно, что первый брак окончился катастрофой.

Мой второй муж – юрист. Он очень вдумчивый, спокойный и никогда ни о чем не беспокоится. Всякий раз, когда я волновалась, он говорил: „Погоди, давай разберемся… Что тебя тревожит? Давай применим закон больших чисел и поймем, случится это или нет“.

Помню, однажды мы ехали по проселочной дороге из Альбукерке, Нью-Мексико, в Карлсбадские пещеры и попали под жуткий ливень.

Машину заносило и мотало из стороны в сторону. Управлять ей было практически невозможно. Я была уверена, что нас вот-вот стащит в канаву. Но муж только повторял: „Я еду очень медленно. Вряд ли случится что-то страшное. Если даже и съедем в канаву, то, согласно закону больших чисел, вряд ли серьезно пострадаем“. Его спокойствие и уверенность передались и мне.

А одним летом мы пошли в поход по долине Туквин в канадских Скалистых горах. Вечером мы остановились на ночевку на высоте семи тысяч футов над уровнем моря[25]25
  Примерно 2133 метра. – Прим. пер.


[Закрыть]. Налетевший ураган грозил в клочья разорвать палатки. Они были привязаны тонкими тросами к деревянному настилу. Внешний полог бешено болтался на ветру. Я представляла, что свирепый ветер сорвет его и унесет в небо. Было так страшно! Но муж повторял: „Смотри, дорогая, с нами проводники фирмы Brewsters, а они отлично знают свое дело. Вот уже шестьдесят лет они разбивают лагери в этих горах. Наша палатка повидала много сезонов и до сих пор цела. Если применить закон больших чисел, то и этой ночью с ней ничего не случится. А даже если ее и унесет, мы укроемся в других. Так что постарайся расслабиться, все будет хорошо“. И я расслабилась и спокойно проспала остаток ночи.

Несколько лет назад в нашей части Калифорнии вспыхнула эпидемия полиомиелита. В былые времена я впала бы в истерику, но мужу удалось уговорить меня включить голову и действовать рационально. Мы приняли все возможные меры: забрали детей из школы, не пускали их на разные мероприятия и в кино. Проконсультировались с управлением здравоохранения и выяснили, что даже во время самой свирепой волны детского полиомиелита, охватившей штат, по всей Калифорнии заразились 1835 детей. А средний показатель при вспышках – около двух или трех сотен заболевших. В общем, несмотря на эти все равно ужасающие цифры, согласно закону больших чисел, шансы, что заразятся и наши дети, довольно малы.

„По закону больших чисел этого не произойдет“, – как ни странно, но эта фраза уничтожила девяносто процентов моих тревог. За эти двадцать лет моя жизнь стала спокойной и счастливой. Я о таком и мечтать не смела».

Считается, что львиная доля нашего беспокойства – плод бурного воображения, не имеющий ничего общего с реальностью. Оглядываясь назад, на прожитые годы, я понимаю, что именно воображение и породило большинство моих страхов».

Джим Грант рассказал, что пришел к тому же выводу. Он владел James A. Grant Distributing Company, базирующейся в Нью-Йорке. Его компания заказывала по десять вагонов апельсинов и грейпфрутов из Флориды за раз. Однажды он признался, что буквально истязал себя вопросами, вроде: а что, если поезд сойдет с рельсов? а вдруг мои фрукты разбросает по окрестностям? а что, если обрушится мост и мои вагоны упадут вместе с ним? Разумеется, груз был застрахован, но он опасался, что потеряет рынок, если вовремя не доставит фрукты. В конце концов, он даже пошел к врачу, ведь боялся, что из-за беспокойства у него открылась язва желудка. После осмотра доктор сказал, что с ним все в порядке, кроме расшатанных нервов.

«И меня осенило, – рассказывал он, – я начал думать. И спросил себя: „Так, смотри, Джим Грант, сколько вагонов с фруктами ты перевез за эти годы?“ Ответ: „Около двадцати пяти тысяч“. Я пошел дальше: „А сколько из этих вагонов сошли с рельсов?“ Ответ: „Ну, может, пять“.

„Всего пять из двадцати пяти тысяч? А что из этого следует? А то, что соотношение – один к пяти тысячам! Другими словами, согласно закону больших чисел, да еще подкрепленному опытом, шанс, что один из твоих вагонов сойдет с рельсов, – один к пяти тысячам. Так о чем ты переживаешь?“

Но я продолжил размышлять: „А вдруг мост рухнет?“

И ответил вопросом на вопрос: „А сколько вагонов грохнулись вместе с мостом?“

Ответ: „Ни одного“.

И тогда я задал себе судьбоносный вопрос: „А не дурень ли ты, что готов до язвы желудка беспокоиться о мосте, который даже не упал, и о сошедших с рельсов вагонах, если шансы этого – один к пяти тысячам?!“

Посмотрел на все это с другого ракурса и даже устыдился: глупо как-то. И тогда я решил: уж лучше пусть за меня беспокоится закон больших чисел. С тех пор никаких подозрений на желудочную язву!»

Я слышал, как Эл Смит, занимавший пост губернатора Нью-Йорка, отвечал на многочисленные нападки политических оппонентов неизменной фразой: «Давайте ознакомимся с данными…» Ознакомимся с данными! После этих слов он обычно приводил конкретные факты. Последуем же примеру старого мудрого Эла Смита: будем изучать документы и цифры. Так мы достоверно узнаем, обоснованны ли наши волнения и страхи о вероятном будущем. Именно так и поступил Фредерик Дж. Мальстедт, когда думал, что лежит в собственной могиле. Вот какой историей он поделился на одном из наших занятий в Нью-Йорке:

«В самом начале июня 1944-го я лежал в окопе возле Омаха Бич. Я служил в 999-й роте связистов, и мы только-только закрепились в Нормандии. Когда я впервые взглянул на свой одиночный окоп – обычную прямоугольную яму, то решил, что он уж очень похож на могилу. Когда я залег и попытался уснуть, то чувствовал, что действительно лежу в могиле. Я снова и снова говорил себе: «Может, этот окоп станет моим последним пристанищем…»

Когда в одиннадцать часов вечера налетели немецкие бомбардировщики и на нас посыпались бомбы, я был парализован от ужаса. Первые две или три ночи я не спал вовсе. К пятой или шестой нервы были уже на пределе. Было очевидно: если не предпринять чего-то, свихнусь окончательно. Я напомнил себе, что прошло уже пять ночей, а я все еще жив – впрочем, как и все солдаты в моем подразделении.

Ранено было всего двое – да и то они пострадали не от немецких бомб, а от осколков снарядов наших собственных зенитных орудий. В общем, я решил перестать волноваться и сделать что-нибудь полезное: соорудил толстую деревянную крышу над своим окопом, чтобы защититься от осколков. Еще представил огромную территорию, на которой размещено мое подразделение. Затем сказал себе, что я могу умереть в этом глубоком узком окопе только при прямом попадании. По моим расчетам вероятность прямого попадания бомбы именно в меня – один к тысяче. Через пару ночей такое отношение успокоило меня настолько, что я спал даже во время налетов!»

В военно-морских силах Соединенных Штатов использовали закон больших чисел, чтобы поднять боевой дух личного состава. Один бывший моряк рассказал мне, что, когда его и его ребят направляли на танкеры, перевозящие высокооктановое топливо, они боялись до дрожи. Они были уверены: если торпеда попадет в танкер с высокооктановым бензином на борту, судно моментально взлетит на воздух вместе с командой.

Однако флотское командование владело другими данными: они опубликовали статистику, согласно которой из сотни танкеров, атакованных торпедами, шестьдесят остались на плаву. А среди сорока затонувших только пять кораблей опустились на дно быстрее чем за десять минут. Значит, команда успеет покинуть судно и вероятность жертв крайне мала. Добилось ли командование своей цели?

«Когда я узнал об этом, мандраж как рукой сняло, – признался Клайд У. Маас из города Сент-Пол в штате Миннесота, который и поделился этой историей. – Вся команда успокоилась. Мы знали: у нас есть шанс. По закону больших чисел мы, скорее всего, не умрем».

Чтобы избавиться от привычки беспокоиться до того, как она избавится от вас, вот третье правило:

«Давайте изучим факты».

Спросим себя: «Какова вероятность по закону больших чисел, что событие, о котором я так переживаю, случится на самом деле?»

Глава девятая
Смиритесь с неизбежным

Однажды в детстве я играл с друзьями на чердаке старого заброшенного бревенчатого дома на северо-западе Миссури. Я взобрался на оконную раму и спрыгнул. На указательном пальце левой руки у меня было кольцо. В то мгновение, когда я оттолкнулся от подоконника, оно зацепилось за торчавшую шляпку гвоздя, и палец оторвался.

Я кричал. Был в ужасе. Был уверен, что точно умру. Но рука зажила, и больше я об этом не переживал. Да и какой смысл? Я смирился с неизбежным.

Теперь я могу прожить месяц и ни разу не вспомнить, что на левой руке у меня всего четыре пальца.

Несколько лет назад я встретил человека, который обслуживал грузовой лифт в одной из высоток центра Нью-Йорка. Его левая рука была отрезана по кисть. Я спросил, беспокоит ли его потеря руки, на что он ответил: «О, нет, практически не думаю о ней. Я не женат, так что сам забочусь о себе и вспоминаю о руке, только когда пытаюсь продеть нитку в иголку».

Вообще поразительно, как быстро мы способны смириться практически с чем угодно, приспособиться к новой жизни и позабыть о случившемся.

В этой связи я частенько вспоминаю слова, сохранившиеся на руинах церкви пятнадцатого века в Амстердаме, в Голландии. Надпись на фламандском гласит: «Все есть как есть. Иначе быть не может».

На своем жизненном пути мы с вами встречали и еще не раз встретим множество неприятных вещей, которые такие, как есть. И другого не дано. И у нас есть выбор: принять их и приспособиться либо бунтовать, сопротивляться, портить свою жизнь и, возможно, даже заработать нервный срыв.

Вот мудрый совет одного из моих любимых философов, Уильяма Джеймса: «Будьте готовы принимать вещи такими, каковы они есть. Смирение – первый шаг к преодолению последствий любого несчастья». Элизабет Коннли из Портленда, что в штате Оригон, пришлось пережить трагедию, чтобы понять эту истину. Вот ее письмо:

«В тот самый день, когда Америка праздновала победу наших войск в Северной Африке, я получила телеграмму от военного министерства: мой племянник, которого я любила больше всех людей на свете, пропал без вести. Вскоре пришла вторая, в которой говорилось о том, что он погиб.

Я была буквально раздавлена горем. До этого момента я была уверена, что судьба ко мне благосклонна. У меня была любимая работа. Я помогала воспитывать этого племянника. Мне он казался идеальным мужчиной. Мне казалось, что жизнь щедро вознаграждает меня за все вложенные усилия!.. И вот – телеграмма. Мой мир рухнул. Жить больше незачем. Я забросила работу, друзей. Замкнулась в себе. Меня душили скорбь и обида. За что у меня забрали любимого племянника? Ну почему этот чудесный мальчик, у которого вся жизнь впереди, должен был умереть? Я не могла смириться. Горе было столь сильным, что я решила бросить работу, исчезнуть, спрятаться в своих слезах, печали и ожесточенной обиде.

Я убирала рабочее место, готовясь увольняться, когда наткнулась на забытое письмо – как раз от того самого племянника, которое он написал мне, когда несколько лет назад скончалась моя мама. „Мы все будем скучать по ней, – писал он, – особенно ты. Но знаю, ты переживешь эту утрату и будешь жить дальше. Твои убеждения попросту не позволят поступить иначе. Где бы я ни был, какое бы расстояние ни разделяло нас, никогда не забуду тех чудесных вещей, которые ты для меня открыла. Всегда буду помнить, как ты учила меня с улыбкой мужественно встречать все, что происходит в моей жизни“.

Я прочитала и перечитала то письмо. Было ощущение, что он рядом. Он будто говорил: почему бы тебе не последовать собственной философии, которой ты учила и меня? Продолжай жить, что бы ни случилось. Спрячь страдания под улыбкой и живи.

И я вернулась к работе. Перестала печалиться и сопротивляться. Снова и снова повторяла себе: все уже случилось. Ничего не вернуть. Зато я могу и буду жить дальше, ведь он этого хотел. Я с головой ушла в работу. Я писала письма солдатам – сыновьям других матерей и отцов. Пошла на уроки в вечернюю школу для взрослых, чтобы сделать жизнь интереснее и завести новых друзей. До сих пор не могу поверить, насколько сильно изменилась. Я перестала оплакивать навечно утраченное прошлое. Теперь я радуюсь каждому дню, живу с удовольствием – как и хотел мой племянник. Я примирилась с судьбой. Приняла свою судьбу. Теперь я живу более полной и счастливой жизнью, чем когда-либо раньше».

Элизабет Коннли познала то, что рано или поздно предстоит осознать каждому из нас: необходимо признать неизбежное и смириться с ним. «Все есть как есть. Иначе быть не может». И это отнюдь не простенький урок. Даже короли, царственно сидящие на тронах, должны время от времени напоминать себе о нем. Вот какие слова в рамке висели на стене библиотеки ныне покойного Георга V в Букингемском дворце: «Научи меня не требовать невозможного и не рыдать о непоправимом». Вот как ту же мысль выразил Шопенгауэр: «Достаточный запас покорности – залог счастливой жизни».

Очевидно, только сами по себе жизненные обстоятельства не делают нас счастливыми или несчастными. Именно наше отношение и реакция на обстоятельства влияют на наши чувства. Иисус говорил, что царство небесное сокрыто в каждом из нас. Но и ад находится там же.

Если понадобится, каждый из нас выдержит и переживет самые ужасные трагедии и злоключения. Временами может казаться, что мы не справимся, не выдержим, но мы располагаем удивительно большими внутренними силами, которые помогут двигаться дальше, – нужно лишь обратиться к ним. Мы сильнее, чем думаем.

Ныне покойный Бут Таркингтон говаривал: «Я переживу все, что пошлет жизнь, кроме одного, – слепоты. Этого я не вынесу».

И вот однажды, когда ему было уже за шестьдесят, он взглянул на ковер на полу. Цвета были смазаны. Узоры расплывались. Писатель отправился к врачу и узнал страшную правду: он терял зрение. Один глаз уже практически ослеп, за ним перестанет видеть и второй. Случилось то, чего он боялся больше всего на свете.

И что же Таркингтон? Кричал ли он: «Вот он, конец моей жизни!» Нет, к своему удивлению, он не упал духом. Более того: даже не растерял чувства юмора. Ему досаждали «хлопья», которые проплывали у него перед глазами и мешали смотреть. Так вот, когда особенно большое пятно закрывало обзор, он говорил: «Привет! Это снова дедуля! Посмотрим, куда он направится этим чудесным утром!»

Может ли судьба сломить столь крепкого духом человека? Разумеется, нет. Некоторое время спустя, очутившись в полной темноте, Таркингтон сказал: «Оказалось, я смог пережить потерю зрения, ведь человек способен пережить многое. Теперь я знаю, что, потеряй я все пять чувств, смог бы жить в своем внутреннем мире. Ведь именно внутренним взором взираем мы на жизнь, именно во внутреннем мире живем, осознаем мы это или нет».

В надежде вернуть зрение писатель перенес более двенадцати операций за год. Под местным наркозом! Сопротивлялся ли он? Таркингтон знал, что это необходимо. Он понимал: это единственный возможный способ, поэтому оставалось только принять испытание с достоинством, чтобы облегчить собственные страдания. Он отказался от отдельной палаты в больнице и предпочел общую, где лежали другие люди со своими недугами. Он пытался поднимать их дух. Когда наступало время для повторной операции, четко осознавая, что происходит с его глазами, он напоминал себе, насколько ему повезло. «Замечательно! – говорил он – Как замечательно, что теперь наука в состоянии работать со столь деликатным органом, как человеческий глаз!»

У обычного человека случился бы нервный срыв, если бы ему пришлось перенести более двенадцати операций за год и познать слепоту. Однако Таркингтон говорил: «Я ни за что не променял бы эти переживания на более радостные». Этот опыт научил его смирению. Он узнал, что вынесет любые испытания, которые пошлет ему судьба. То, что на практике пережил Таркингтон, Мильтон описал как: «Несчастье – не ослепнуть, а так и не смириться со слепотой».

Маргарет Фуллер, известная феминистка из Новой Англии, провозгласила своим девизом фразу: «Я принимаю Вселенную!»

Когда об этом в Англии прослышал старый ворчун Томас Карлайл, он крякнул: «Ей-богу, уж ей-то давно пора!» И ей-богу, нам с вами бы тоже лучше примириться с тем, что изменить нельзя!

Если мы будем кричать, пинаться, кусаться и злиться, мы ничего не изменим. Зато нам под силу измениться самим. Это мне прекрасно известно. Пробовал сам.

Однажды я отказался принять одно неизбежное происшествие. Повел себя как дурак и стал сопротивляться. По собственной прихоти наполнил свои ночи адской бессонницей. Сам призвал в свою жизнь все то, чего так старательно избегал. Наконец, после годичной пытки, я принял то, на что не мог повлиять с самого начала.

Еще многие годы назад я должен бы был воскликнуть словами Уолта Уитмена:

«Как мне устоять против ночи, бурь, голода, осмеяния, случайностей, отказов, как мне стать спокойным, как деревья и животные».

Я двенадцать лет проработал на ферме со скотом и ни разу не видел корову с высокой температурой из-за того, что на пастбище в Джерси была засуха, выпал мокрый снег, похолодало или из-за того, что ее дружочек слишком заглядывался на другую телочку. Животные одинаково спокойно встречают ночь, грозы и голод, поэтому им не знакомы нервные срывы или язвы желудка на нервной почве, они не сходят с ума от переживаний.

Полагаете, я пытаюсь убедить читателя склоняться перед любой трудностью, возникающей на жизненном пути? Ничуть не бывало! Это фатализм в чистом виде. Пока есть хоть небольшой шанс исправить положение, нужно бороться! Но когда здравый смысл подсказывает, что мы столкнулись с чем-то неподвластным, с ситуацией, которая не может произойти иначе, то давайте же во имя здоровья рассудка «не оглядываться назад, не оборачиваться назад и не скорбеть о том, чего нет».

Покойный Хокс, бывший декан Колумбийского университета, однажды поделился своим новым девизом – стишком Матушки Гусыни:

 
  Чем бы ты ни заболел,
  Лекарство есть, иль нет совсем
  Коль есть, старайся отыскать,
  Коль нет – не мучайся зазря.[26]26
  Перевод А. Хохули.


[Закрыть]
 

Во время работы над этой книгой я побеседовал с некоторым числом лучших руководителей Америки – меня особенно впечатлило то, что каждый из них научился смиряться с неизбежным, и их жизнь была избавлена от беспокойства. Если бы они этого не сделали, то не выдержали бы нагрузки и сломались. Вот несколько примеров.

Джеймс К. Пенни, основатель сети магазинов J. C. Penny, работающих по всей стране, рассказал: «Я бы не беспокоился, даже если бы потерял все до последнего доллара, потому что не вижу смысла в беспокойстве. Я делаю все, что могу, а остальное оставляю на милость богов».

Практически то же самое сказал и Генри Форд: «Когда я не могу разобраться с делами, я оставляю их разбираться с самими собой».

Когда я спросил К. Т. Келлера, который в то время возглавлял корпорацию Chrysler, о том, как справляется с беспокойством он, он ответил: «Всякий раз, когда возникает трудная задача, если я в состоянии с ней разобраться, я действую. Если нет – просто забываю о проблеме. Никогда не тревожусь о будущем, потому что знаю: ни одному из живущих на Земле человеку не известно наверняка, что произойдет. В формировании будущего замешано столько разнообразных сил! И никому не под силу разгадать, что именно приводит их в действие, или понять их. Так зачем же беспокоиться об этих неведомых силах?» К. Т. Келлер был бы крайне смущен, если бы его назвали мыслителем. Он просто отлично знает свое дело, но тем не менее он сформулировал ту же философию, которую еще девятнадцать веков назад Эпиктет проповедовал в Риме: «Есть лишь один путь к счастью – перестать тревожиться о том, на что мы не можем повлиять».

Сара Бернар – Божественная Сара, как называли ее – ярчайший пример человека, умеющего смиряться с неотвратимым. Половину века она буквально царствовала на театральных подмостках четырех континентов – была любимой актрисой всего мира. И вот, когда ей был семьдесят один год и она потеряла всё – деньги, славу и положение, – профессор Поззи из Парижа сообщил ей, что необходимо ампутировать ее ногу. Во время плавания через Атлантику она упала на палубу в шторм и сильно повредила ее. Развился флебит. Нога стала сохнуть. Боль была такой непереносимой, что доктор посчитал ампутацию просто необходимой. Правда, он побаивался сказать вспыльчивой и даже грозной Божественной Саре о предстоящей операции. Он был уверен, что ужасные новости вызовут у нее приступ истерики. Но врач ошибался. Пару секунд Сара внимательно смотрела на него, а затем тихо произнесла: «Если выбора нет, пусть будет так». Такова судьба.

Когда ее увозили в операционную, ее сын стоял и плакал. Но она весело помахала ему и крикнула: «Никуда не уходи, я скоро!»

По пути на операцию она продекламировала сцену из одной пьесы, в которой играла. Ее спросили, сделала ли она это, чтобы подбодрить себя. Актриса ответила: «Нет. Чтобы взбодрить врачей и медсестер. Им предстоит нелегкое дело».

Восстановившись после операции, Сара Бернар отправилась в мировое турне и еще семь лет очаровывала публику.

«Когда мы перестаем бороться с неизбежным, – писала Элси Маккормик в статье для Reader’s Digest, – мы высвобождаем силы, благодаря которым можем улучшить нашу жизнь и сделать ее более наполненной».

Ни у одного человека, живущего на этой планете, не хватит эмоциональных и жизненных сил на то, чтобы противостоять неизбежному и в то же время создавать новое. Либо одно, либо другое. Можно либо гнуться под натиском жизненных бурь, либо сопротивляться и в конечном итоге сломаться.

Именно это я наблюдал на собственной ферме в Миссури. Я высадил на участке десятки деревьев. Поначалу они росли с ошеломительной скоростью. Затем налетел ледяной шторм, и каждая веточка молодых деревьев покрылась толстым слоем замерзшей воды. Но вместо того, чтобы благоразумно согнуться, саженцы горделиво стояли ровно и, не выдержав веса ледяной корки, сломались. Пришлось их выкорчевать. Мои деревца не овладели мудростью северных лесов. Мне доводилось путешествовать по вечнозеленым лесам Канады, простирающимся на многие сотни миль. Тем не менее ни разу мне не встретилась ель или сосна, сломавшаяся под тяжестью снега или льда. Эти вечнозеленые леса умеют гнуться, у них хватает мудрости склонять ветви, они умеют сживаться с неизбежностью.

Мастера джиу-джитсу учат своих воспитанников «гнуться, как ива, а не сопротивляться, как дуб».

Как думаете, почему шины вашего автомобиля выдерживают такую нагрузку и не разваливаются на первой кочке? Вообще, вначале производители покрышек пытались создать шину, которая бы противостояла ударам дороги. Но такая покрышка очень скоро превращалась в лохмотья. Затем попробовали использовать более эластичный материал. И такая покрышка смогла сносить куда большие нагрузки, ведь она поглощала удары дороги. Так вот и мы с вами продержимся намного дольше, и путешествие сквозь десятилетия будет куда приятнее, если научимся поглощать удары ям на ухабистой дороге жизни.

Что случится со мной и с вами, если мы будем сопротивляться ударам судьбы, вместо того чтобы поглощать их? Если не будем «гнуться, как ива», а предпочтем бороться подобно дубу? Ответ прост. Мы запустим серию внутренних конфликтов. Мы будем напряжены, встревожены, раздражительны и неуравновешенны.

Если мы пойдем дальше и откажемся принимать суровую реальность, замкнемся в собственном чудном мирке, мы сойдем с ума.

Во время войны миллионы испуганных солдат должны были выбирать: смириться с неизбежностью либо сломаться в борьбе с реальностью. В качестве примера возьмем Уильяма Х. Касселиуса из Глендейла, штат Нью-Йорк. Вот его история, которой он поделился на одном из наших занятий в Нью-Йорке. Его повествование вызвало целую бурю одобрения.