Электронная библиотека » Диана Чемберлен » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 29 мая 2016, 12:20


Автор книги: Диана Чемберлен


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Диана Чемберлен
Девочка-беда, или Как стать хорошей женщиной

 
У девушки на кухне
Глаза как у ее матери —
Цвета новых джинсов
И старых сапфиров.
 
 
И волосы как у матери,
Охристо-рыжие.
И материнские губы,
И легкие, как крылья, руки.
 
 
Но…
Когда она поворачивает голову
Вот так,
Синева ее глаз
Вспыхивает янтарными искрами,
А волосы отливают золотом.
 
 
Она совсем не такая,
Как ее мать.
 
Пол Маселли

Her Mother’s Shadow

Copyright © 2004 by Diane Chamberlain.

This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

© Бутаева Ф., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Пролог

Рождество 1990

В доме, расположенном в самом центре Мантео, царило веселье. Снаружи это большое двухэтажное бревенчатое здание, служившее приютом для женщин, жертв домашнего насилия, было ничем не примечательно. Ни рождественских огней, развешанных под крышей, ни даже венка над входной дверью, как будто люди, живущие в доме, боялись привлечь внимание к нему, и, как считала Лейси, так оно и было. Безжалостные мужчины вынудили этих женщин с детьми прийти сюда, мужчины, с которыми ей не доводилось сталкиваться и которых ей трудно было представить. Но она не могла не видеть страха на лицах этих женщин и знала, что такие мужчины существуют.

Хотя снаружи дома никаких признаков праздника не было видно, внутри все было по-другому. Свежие гирлянды украшали перила лестницы, ведущей в спальни, и ветви остролиста были горкой уложены над огромным старым камином. Когда Лейси зашла в дом, она тут же почувствовала сильный запах хвои. В углу гостиной стояло огромное дерево, украшенное белыми лампочками и цветными елочными шарами, с ангелом из витражного стекла на макушке. Ангела сделала ее мать.

Дерево было живое, и Лейси не было нужды спрашивать, кто его достал. Конечно, мать. Анни О’Нил всегда настаивала на живых рождественских елках. Одна была у них дома, и Лейси знала, что, когда рождественские праздники закончатся, оба дерева будут высажены на материковой земле, подальше от песчаных почв Внешней Косы.

В тот вечер Лейси не хотелось идти в приют для женщин. Она мечтала остаться дома, послушать новые CD и примерить новые джинсы с заклепками по бокам. Она планировала поболтать по телефону со своей лучшей подружкой Джессикой, обсудить подарки, которые они получили, и решить, какой фильм они будут смотреть завтра днем. Но мама настояла на своем.

– Тебе так повезло в жизни, – сказала она Лейси за неделю до этого. – Только представь, ты сядешь со своей семьей за рождественский стол, откроешь подарки. А эти женщины и их дети не получат ничего, совсем. Только страх, Лейси, вместо подарка на Рождество. – Ее мать говорила с большим чувством, у нее это чудесно получалось. – Их семьи разорваны на части, – продолжила она. – Угостить их обедом и спеть с ними несколько рождественских песен – это самое меньшее, что мы можем для них сделать, как ты думаешь?

Теперь, стоя в приюте за длинным столом и раскладывая рождественский обед по тарелкам, Лейси была рада, что пришла. В свои тринадцать лет она, конечно, была самой юной из волонтеров и гордилась собой, гордилась своей добротой и щедростью. Она была совсем как ее мать, к которой все остальные волонтеры обращались за указаниями. Анни О’Нил была в этой комнате главным человеком. Наверное, и дерева в углу не было бы, если бы не ее мать, и столы, заставленные едой, были бы вдвое скромнее. Может быть, и самого приюта не было бы здесь, если бы не Анни. Лейси не была в этом уверена, но похоже, что это было так.

Она улыбалась женщинам, когда накладывала зеленый горошек им на тарелки. Шесть женщин, все еще в синяках от побоев, и более дюжины ребятишек выстроились друг за другом, держа в руках тарелки из настоящего фарфора. Это ее мать настояла, чтобы волонтеры принесли из дома хорошую посуду. «Нельзя, чтобы они ели рождественский обед с одноразовых тарелок». Лейси слышала, как она говорила это одной из волонтеров несколькими неделями раньше. Тогда это показалось ей глупым, но сейчас она увидела, как много значат для этих женщин и красивые тарелки, и матерчатые салфетки, и сверкающие огни на елке. Они нуждались во всех проявлениях красоты и теплоты, которыми их окружили сейчас.

Снаружи холодный дождь заливал деревянную обшивку дома и беспрестанно барабанил по окнам. Дождь шел весь день, холодный и ледяной, и по дороге в Мантео их машину пару раз занесло.

– Помнишь, какой снег шел на Рождество в прошлом году? – спросила ее мать, когда Лейси стала жаловаться на дождь. – Давай просто представим себе, что это снег.

Ее мать обладала неограниченным запасом оптимизма. Она могла отыскать хорошее в любой ситуации, повернуть все так, что все выглядело лучше, чем было на самом деле. Лейси была уже слишком взрослой, чтобы верить в чудеса, но мать умела и в ней разжечь веру в чудо. Поэтому, когда они заговорили о том, как прекрасно выглядит укрытая снегом природа, засыпанные пушистым белым одеялом крыши, а гребни океанских волн слева – это настоящий ледяной узор из снега и пены, Лейси вообразила все это очень ярко. Дюны Джокки-Риджа были едва различимы за потоками дождя, но ее мать расписывала, как они похожи на гладкие белые горы, вздымающиеся из-под земли. Мать и дочь делали вид, что дождь, хлеставший по ветровому стеклу машины, был на самом деле снежинками. Лейси даже пришлось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать стук дождя, и представлять себе то, о чем они говорили. И вскоре действительно пошел снег – стеклоочистители собирали снежинки и смахивали их с машины. Они пролетали мимо бокового стекла, как пучки белых перьев.

– Первый Ноэл… – запела ее мать, раскладывая салатными щипцами горку зелени на тарелке какой-то девочки, и остальные волонтеры подхватили рождественский гимн. Минуту-другую Лейси стеснялась, а потом присоединилась к хору; несчастные женщины, стоявшие в очереди, не решались на это еще дольше, но вскоре пели почти все. От улыбок, робких и застенчивых, а иногда и полных благодарности, Лейси заморгала, стараясь побыстрей подавить нежданно нахлынувшие слезы.

Высокая женщина улыбалась Лейси через стол, подталкивая локтем сына, чтобы он протянул тарелку для порции зеленого горошка. Женщина пела «О, рождественское дерево» вместе со всеми, но ее сын, мальчик с наивными глазами, молчал, плотно сжав губы, и казалось, что никогда больше ни одна песня не сорвется с них. Он был меньше Лейси ростом, но, вероятно, одного с ней возраста, и она улыбнулась ему. Он быстро взглянул на нее, но потом взгляд его застыл на чем-то другом за ее спиной, от чего он вдруг разинул рот от изумления. Или, может быть, думала она позже, от страха. Его мать тоже перестала петь, уставившись на дверь позади волонтеров и выронив из рук красивую фарфоровую тарелку, полную индейки и пюре, и та со звоном упала на пол.

Лейси боялась обернуться и посмотреть на то, что вызвало такой страх на лице этой женщины. И все-таки один за другим – и волонтеры, и женщины, и дети – обернулись, и пение смолкло. К тому времени, когда Лейси смогла заставить себя взглянуть на дверь, единственным оставшимся звуком в комнате был шум дождя за окном.

Огромный мужчина стоял в дверях комнаты. Он не был толстым, но его массивное тело, казалось, заполнило каждый дюйм дверного проема сверху донизу. Зеленый бушлат на нем был насквозь мокрым, темные волосы прилипли ко лбу, а глаза под густыми нависшими бровями казались остекленевшими. Обеими руками, бледными, мясистыми, трясущимися, он держал пистолет.

Никто не закричал, как будто все крики уже были выбиты из этих несчастных. Слышался только изумленный шепот: «О боже!» и «Кто это?» – в то время как женщины хватали своих детей и тянули их под стол или в коридор.

Лейси застыла на месте с ложкой зеленого горошка в руках. Высокая женщина, уронившая тарелку, казалось, тоже остолбенела. Мальчик с наивными глазами, стоявший рядом с ней, сказал: «Папа» – и двинулся к мужчине, но мать схватила его за плечо и так крепко держала, что костяшки пальцев побелели на фоне его темно-синего свитера.

Мать Лейси вдруг выхватила ложку из рук Лейси и резко подтолкнула ее.

– Иди в коридор, – сказала она.

Лейси начала было пятиться от стола в сторону коридора, но, увидев, что мать не идет за ней, ухватилась за рукав ее блузки.

– Ты тоже иди, – сказала она, пытаясь говорить так же спокойно, как мать, но у нее это плохо получилось. Мать схватила ее за руку и вырвала свой рукав.

– Иди! – сказала она на этот раз резко, и Лейси медленно попятилась в коридор, не в состоянии ни двигаться быстрее, ни отвести глаз от мужчины.

В коридоре какая-то женщина обхватила ее и прижала к себе. С того места, где Лейси очутилась, все еще видна была часть гостиной. Ее мать и высокая женщина с сыном продолжали стоять у столов, не сводя глаз с двери, которую Лейси не могла видеть. За ее спиной какая-то женщина тихо, но настойчиво говорила по телефону:

– Приезжайте скорее. У него пистолет.

Мужчину стало видно, когда он прошел дальше в комнату. Женщина схватила мальчика с наивным лицом и заслонила его собой.

– Дорогой, – сказала женщина. Она старалась говорить спокойно, заметила Лейси, но голос у нее дрожал. – Дорогой, прости, что мы ушли. Не бей нас. Пожалуйста.

– Шлюха! – заорал мужчина на жену. И пистолет запрыгал и задергался в его трясущихся руках. – Потаскуха!

Мать Лейси встала перед женщиной и ее сыном, повернувшись лицом к мужчине и расставив в стороны руки, как будто таким образом она могла лучше их защитить.

– Пожалуйста, уберите пистолет, сэр, – сказала она, – сейчас Рождество.

Вероятно, для всех в комнате ее голос звучал сдержанно, но Лейси достаточно хорошо знала свою мать, чтобы расслышать волнение в ее голосе.

– Сука! – сказал мужчина. Он быстро поднял пистолет и, прищурив глаза, нажал на спусковой крючок. Оглушительный выстрел разорвал нависшую в комнате тишину, и женщины наконец стали кричать. Взгляд Лейси был прикован к матери, которая казалась просто удивленной – ее темно-синие глаза расширились, а рот открылся, как будто она собиралась что-то сказать. На белой ткани блузки проступило крохотное красное пятнышко, как раз над ее левой грудью. Затем она упала на пол, медленно, как будто растаяла.

Мужчина тоже упал на пол. Он уронил пистолет и, рыдая, опустил голову на руки. Какая-то женщина из волонтеров вбежала в комнату, схватила пистолет и направила его на мужчину, но тот больше не представлял угрозы, после выстрела он переменился, вмиг стал слабым и жалким.

Лейси вырвалась из рук женщины, державшей ее, и кинулась к матери, присев на колени возле нее. Глаза матери были закрыты. Она была без сознания, но жива. Конечно, жива. Пуля, должно быть, только задела ее, так как крови на блузке было не больше, чем от укола шипом на пальце.

– Мама! – Лейси попыталась разбудить ее. – Мамочка! Она обернулась к мужчине, который все еще сидел, скорчившись, на полу. – Зачем вы это сделали? – закричала она, но он не поднял головы, чтобы ответить.

Женщины сгрудились возле нее и ее матери. Одна из них присела возле Лейси и взяла руку матери за запястье, чтобы нащупать пульс.

– Она жива, – сказала женщина.

– Конечно, жива! – огрызнулась Лейси, рассердившись на нее за то, что она могла подразумевать что-то другое. Вой сирен смешался со стуком дождя. – Ее тело просто нуждается в отдыхе после такого испуга. – Ей послышался голос матери в собственных словах – Анни сказала бы нечто подобное в таком случае.

Женщина, которую намеревался убить мужчина, понуро сидела в углу, обняв сына. Лейси слышала, как она повторяла снова и снова в пропитанный сосновым запахом воздух комнаты:

– Простите меня, простите меня!

А другая женщина говорила ей:

– Это не твоя вина, дорогая.

Но это была ее вина. Если бы она и ее сын не пришли сюда, этот сумасшедший не прибежал бы сюда и не застрелил ее мать.

Вдруг комната заполнилась мужчинами и женщинами в униформе. Они мелькали перед Лейси, и голоса у них были громкие и лающие. Кто-то пытался оттащить ее от матери, но она оставалась на полу, не желая отодвигаться больше чем на несколько футов. Она видела, как какой-то мужчина распахнул блузку матери и разрезал бюстгальтер, обнажив ее левую грудь на всеобщее обозрение. На груди была ямочка. Просто кровавый след и ямочка, и это давало Лейси надежду. У нее бывали гораздо более серьезные ушибы, когда она падала с велосипеда.

Она встала, чтобы лучше все видеть, и женщина, которая раньше пыталась удержать ее в коридоре, обхватила ее сзади за плечи, скрестив свои руки впереди, будто боялась, что она может снова попытаться подбежать к матери. Именно это Лейси и хотела сделать, но не могла – и из-за пережитого шока, и из-за тяжелых рук, не дававших ей шелохнуться. Она видела, как люди в униформе подняли ее мать на носилки и покатили их из комнаты. Стрелявшего мужчины уже не было там, и она поняла, что его уже увели полицейские.

Лейси дернула женщину за руку.

– Я хочу поехать с ней, – сказала она.

– Я отвезу тебя, – ответила женщина, – мы можем поехать за «Скорой помощью». Ты же не хочешь ехать в машине вместе с врачами.

– Нет, хочу! Там моя мать! – крикнула Лейси, но женщина удержала ее.

Перестав сопротивляться, Лейси позволила женщине вывести себя из дома через парадный вход. Лейси обернулась посмотреть, как ее мать погрузят в машину «Скорой помощи». Что-то холодное коснулось ее носа, щек и губ, и она подняла голову к темному небу. Только тогда она поняла, что все еще идет снег.

Глава 1

Июнь 2003

Цепь, преграждавшая въезд на покрытую гравием дорогу, свободно болталась на столбе, и Лейси была благодарна Клею за то, что он оставил ворота незапертыми.

– Ты повесишь цепь на место, когда довезешь меня и поедешь обратно? – спросила она Тома.

– Без проблем.

Он проехал между столбами и по узкой лесной дороге и слишком быстро повел машину по рытвинам и ухабам.

Лейси уперлась ладонью в приборный щит, чтобы не упасть. Несмотря на сумерки, на затененной деревьями узкой дороге, покрытой гравием и ведущей к Киссриверскому маяку, было совсем темно.

– Ты бы лучше ехал помедленнее, – сказала она. – Я чуть не задавила опоссума на этой дороге вчера вечером.

Том послушно перестал жать на газ.

– Я рад, что ты живешь здесь с Клеем, – сказал он тем отеческим тоном, к которому иногда прибегал, с тех пор как десять лет назад узнал о том, что является ее биологическим отцом. – Если бы ты жила здесь одна, я бы все время беспокоился о тебе.

– Ну, – сказала Лейси со вздохом. – Недолго мне еще осталось жить здесь.

Береговая служба наконец решила превратить почти отреставрированный дом смотрителя маяка в музей, хотя она надеялась, что к такому решению никогда не придут.

– Ты расстроена этим, а?

– Да, немного.

Она была откровенно напугана, но отчего, и сама не могла бы сказать. Изолированность дома более чем устраивала ее, она была ей необходима, особенно в этот, такой тяжелый последний год.

– Когда они хотят, чтобы ты съехала? – спросил Том. Они приближались к концу дороги. Сквозь деревья стал пробиваться сумеречный свет, и можно было ясно разглядеть седину в его вьющихся светлых волосах, собранных в конский хвост, и блеск небольшого золотого кольца в ухе.

– Где-то в первых числах нового года, – сказала она.

– Где ты… о, черт.

Том выехал с дороги на парковку, и дом смотрителя предстал перед ними в закатном свете. Отделанные витражным стеклом верхние части окон пылали и переливались.

Она проследила за его изумленным взглядом.

– За полтора года, что я здесь живу, ты не любовался на дом после заката? – спросила она.

Том поставил машину на парковке и, выйдя на улицу, уставился на дом с пораженной улыбкой. Качая головой в изумлении, он притянул Лейси к себе и поцеловал в макушку, обдав ее запахом табака. Она заставила его бросить пить, но ей не удалось заставить его бросить курить.

– Ты прямо как мать, Лейси, – сказал он. – Это именно то, что сделала бы Анни. Она превратила бы дом во что-то… не знаю. Что-то волшебное.

Лейси была разочарована. Ей хотелось сказать ему, что она не так уж похожа на мать, что она весь год очень старалась изжить в себе черты матери. Очевидно, ей это не удалось. В этом трудно было преуспеть, когда у нее не было своего собственного «Я», которое могло бы занять место той, от которой она пыталась избавиться.

Она удивилась, заметив фургон отца на парковке рядом с джипом Клея.

– Папа здесь, – сказала она. – Странно.

– Он нечасто навещает тебя? – спросил Том, и ей послышались нотки ревности в его голосе. В Томе частенько проявлялась тихая зависть к Алеку О’Нилу из-за того, что тому досталась честь растить его биологическую дочь.

– Он без ума от Рани, – сказала она, не совсем отвечая на его вопрос. – Ему нравится иметь внучку.

Том рассмеялся.

– У тебя адски сложная семейка, ты знаешь об этом?

– Конечно, знаю.

Лейси отстегнула ремни безопасности. К типичной семье, в которой она выросла, за последнее время прибавилось столько людей, что было трудно к этому привыкнуть. Еще больше ее жизнь осложняло то, что она работала с обоими своими отцами, проводя утро в ветеринарной лечебнице Алека, который растил ее, а вторую половину дня в художественной студии Тома, того, кто был повинен в ее зачатии.

– Это собачий загон? – Том указал на большую обнесенную забором площадку у края леса. – Клей снова занимается собаками?

– Угу, – ответила она. – Он уже несколько месяцев как вернулся к работе.

С появлением Джины и Рани в жизни брата произошли чудесные изменения. Он стал преданным мужем и обнаружил в себе удивительные родительские навыки, которые Лейси никогда не ожидала в нем увидеть. Но только в тот день, когда она увидела, как брат катит куски бревен и бетона в лес – препятствия для собак, которых он тренировал для поисково-спасательных работ, – она поняла, что он снова обрел душевный покой в своей жизни.

Она заметила, что Том не трогается с места стоянки.

– Припаркуй свою машину и зайди ненадолго, – пригласила она.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, пожалуй, поеду домой.

– Ты знаешь, тебе будут рады, – сказала она.

– Я знаю, дорогая моя. Но… я всегда чувствую себя неловко рядом с Алеком. Твоим папой.

Лейси улыбнулась.

– Мне почти двадцать шесть лет, Том, – сказала она. – То, что происходило между тобой и моей матерью, – это старая история, и, как тебе известно, папа давным-давно перестрадал ее.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал Том.

– Ладно. – Она открыла дверцу машины и вышла. – Увидимся завтра.

Она помахала ему, когда он, развернув машину, выехал на покрытую гравием дорогу. Скинув босоножки, она подцепила их кончиками пальцев и направилась по песку к дому. Воздух был густым от соляных испарений, а ритмичный шум океанских волн на берегу почти утопал в стрекоте цикад.

Иногда она задавалась вопросом: а не сказать ли Тому всю правду о матери? Было ясно, что он считал себя ее единственным увлечением – как если бы только он один был настолько неотразим, что смог заставить такую женщину, как Анни О’Нил, завести роман на стороне. Насколько Лейси знала, он ни с кем не встречался, будто призрак Анни все еще преследовал его и он не мог представить, чтобы какая-то женщина смогла занять ее место. Как бы там ни было, Лейси не могла заставить себя причинить ему боль, сказав правду.

Когда она зашла в дом, Саша, черный лабрадор Клея, прибежал на кухню поприветствовать ее, и она, бросив босоножки на пол, почесала собаку за ухом. В кухне пахло стряпней Джины – кардамоном, куркумой, кокосом и имбирем. Из гостиной доносились голоса.

– Кто у нас, Саша? – спросила она, как будто и так не знала. – Пойдем-ка посмотрим.

Виляя хвостом, Саша повел ее через кухню в гостиную, и Лейси остановилась в дверях, чтобы не нарушать представшую перед ней сцену. Джина лежала на диване, подложив руки под голову, и улыбалась во весь рот, наблюдая, как Клей и Алек играют на полу с Рани и ее куклами. Клей держал индийскую Барби, обмотанную в розовое сари, и вел ее по коврику в пластмассовый кукольный домик.

– Пойдем к Рани домой! – проговорил он писклявым голосом.

Алек держал темнокожего пупса, пузатого по сравнению с изящной и фигуристой Барби, и вел его по ковру.

– Нет, – сказал он, – я хочу на рыбалку!

Рани обеспокоенно потянулась к пупсу.

– Нет, нет! – сказала она, широко открыв огромные черные глаза на смуглом лице. – Все идут ко мне домой.

Лейси рассмеялась. В свои два с половиной года Рани очень старалась держать под контролем свой мир. У нее было так мало возможностей контролировать его в течение первых двух лет жизни, что теперь она наверстывала упущенное время. Услышав смех, девочка подняла голову и вскочила на ноги.

– Лейси! – сказала она, подбегая к ней. – Я люблю тебя!.

Наклонившись, Лейси подхватила девочку. Она была крохотной. Такая малюсенькая, такая веселая.

– Привет, малышка! – сказала Лейси. – Я тоже люблю тебя.

Джине пришлось потратить немало усилий, чтобы удочерить Рани. Когда Клей влюбился в Джину, он присоединился к ее борьбе. Они провели несколько месяцев, с июля по сентябрь, в Индии, борясь с бюрократической системой, чтобы получить судебное разрешение на удочерение Рани. Малышке была необходима операция на сердце, но так много препятствий стояло на их пути, что Джина опасалась, как бы кроха не умерла прежде, чем она привезет ее в Штаты. Как только разрешение было получено, они в спешке покинули страну, чтобы противники удочерения не успели вмешаться. К этому времени Рани так ослабла от болезни, что едва могла держать головку, и Джина с Клеем боялись, что не успеют спасти ее.

Джина предварительно договорилась с хирургом в Сиэтле, что и спасло малышку Рани. Операция прошла успешно, и, пока Рани поправлялась, Джина оставалась с ней в Сиэтле. Клей отправился домой, но он не находил себе места от беспокойства и был не в состоянии думать ни о чем другом, кроме женщины и ребенка, которых он любил. Они с Джиной вели многочасовые беседы по телефону – такие долгие, что Лейси настояла на том, чтобы провести в доме отдельную телефонную линию. В феврале Джина с Рани добрались через всю страну до Внешней Косы. Джина с Клеем поженились на следующий же день, а Рани вскоре из тихой, застенчивой, худющей девочки превратилась в цветущую неутомимую болтушку, которая прекрасно знала, кто является центром вселенной. Ее сильно баловали – если вообще можно избаловать ребенка, который первые два года жизни провел в грязи и лишениях, – но никто не переживал из-за этого.

Лейси перенесла Рани на диван и села в ногах у Джины. Она посмотрела на отца, все еще сидевшего на полу и державшего на коленях пупса.

– Что ты здесь делаешь, папа? – спросила она.

Алек поставил куклу на пол и откинулся назад, опершись на руки.

– Мне надо поговорить с тобой и Клеем, – сказал он. В его голосе звучало беспокойство. Лейси перевела взгляд с отца на Клея, но тот только пожал плечами, видимо, теряясь в догадках, так же как и она.

Мужчины были очень похожи друг на друга. Высокие, долговязые, с прозрачными голубыми глазами. Единственной разницей между ними были морщины на лице отца и седина в волосах. Клей мог смотреть на отца и точно знать, как именно он сам будет выглядеть через двадцать лет.

Джина встала и взяла Рани.

– Я уложу ее спать, – сказала она, понимая, что разговор предназначается только для Алека и его детей.

– Спокойной ночи, моя сладкая, – Лейси поцеловала Рани в щечку.

Отец поднялся с пола, когда Джина вышла.

– Выйдем на воздух, – сказал он.

Они с Клеем последовали за ним через кухню, вниз по ступенькам крыльца и дальше по песку, который приятно холодил ноги. Через несколько недель песок будет оставаться теплым даже ночью, не остывая после дневной жары.

Как на автопилоте, все трое зашагали бок о бок в сторону разрушенного маяка. Освещаемый луной белый маяк светился в темноте, а его снесенная верхушка вычерчивала ломаную линию на темном небе. За то короткое время, что Лейси провела в доме, поднялся ветер, и теперь ее длинные непослушные волосы лезли ей в лицо. Если бы она знала о перемене погоды, стянула бы волосы в конский хвост, прежде чем выходить на улицу. Ей постоянно делали комплименты из-за ее густых волос, но Лейси их терпеть не могла, потому что с ними было много мороки.

– В чем дело, пап? – спросил Клей, и Лейси задалась вопросом, вспоминает ли брат о последнем семейном разговоре, который начинался подобным образом. Тогда отец признался, что их мать была неверна ему всю жизнь.

– Я получил сегодня письмо, – сказал отец. – Забыл захватить его с собой, чтобы вы прочли, но суть послания такова: слушание по досрочному освобождению Захария Пойнтера из тюрьмы намечено на сентябрь.

Клей резко повернулся к отцу.

– Досрочное освобождение? – Он был поражен так же, как и она. – Но он просидел в тюрьме всего… сколько? Двенадцать лет?

– Видимо, этого достаточно для того, чтобы освободить его досрочно.

Лейси сидела и молча перебирала пряди собственных волос. Она не желала думать о Захарии Пойнтере или вновь переживать события той ночи, хотя воспоминания были такими яркими, что казалось, все произошло вчера. Ничто не могло заставить Лейси забыть одутловатое лицо Захария и его свирепый взгляд. У нее в ушах до сих пор стояли грубые слова, брошенные им в адрес своей жены. И конечно, Лейси помнила, как благородно ее мать защитила эту женщину от гнева мужа. Защитила ценой собственной жизни.

Тогда Лейси отказалась присутствовать на судебном процессе; в те дни она не могла сосредоточиться ни на чем другом, кроме как на попытках унять боль от потери. Но однажды, лишь однажды, прежде чем она поняла, что именно смотрит по телевизору, она увидела Пойнтера на экране. Крупный мужчина выходил из зала суда с адвокатом. Она не могла оторвать от него глаз. Он плакал, разговаривая с репортерами. Ее поразила человечность в его лице, нескрываемое раскаяние, печаль и стыд, которые он был не в силах скрыть. Теперь она все время представляла его в тюрьме, наедине с дурными мыслями. Он был болен, по крайней мере умственно. У нее не было сомнения в этом. Но суд решительно отверг версию умственного помешательства. Может, ей, Клею и отцу следует прислушаться к доводам в пользу досрочного освобождения? Двенадцать лет – срок немалый.

«Прекрати», – обругала она саму себя. В ней говорили материнские гены, хотела она этого или нет. Лейси была обречена испытывать сочувствие ко всему живому.

– Его следовало бы зажарить, – сказала она, злясь в этот момент скорее на себя. В ее устах эти слова прозвучали столь чужеродно, что брат и отец уставились на нее с недоверием.

– Ладно, значит, мы договорились, – подвел итог отец. – Мы опротестуем просьбу о досрочном освобождении. Я найму адвоката, чтобы решить, какие шаги нам следует предпринять.

В ту ночь Лейси распахнула окна, чтобы морской ветер как можно сильнее колыхал шторы. Почему-то Лейси это завораживало. Сидя на краю кровати, она слушала смех из комнаты Клея и Джины. Она любила их, и ей нравилось, что они вместе, но звук их смеха усиливал чувство, которое охватывало ее по вечерам, – чувство одиночества. Это ощущение лишь нарастало, как только она накрывалась одеялом. Это было самое одинокое время в мире. Как же тоскливо в постели одной ночью, в темноте, когда компанию тебе составляют только собственные безрадостные мысли. Пустота, которую она ощущала, не была новой. Она началась, когда умерла мать. Она тогда потеряла и отца, так как он погрузился в горе. Но, когда он начал встречаться с Оливией, женщиной, на которой он впоследствии женился, ситуация изменилась к лучшему. И хотя Оливия была добра к Лейси, она была больше родителем, чем другом.

В какой-то момент Лейси решила, что сможет заполнить эту пустоту с помощью парней, неважно, сколь кратковременны будут эти отношения. Она выросла и стала женщиной, но пустота осталась, зияющая и неутолимая, и Лейси продолжала заполнять ее единственным способом, который знала. У нее было не так уж много любовников. Не столько, сколько думал Клей, когда отчитывал ее за беспорядочность сексуальных связей. Однако все мужчины, которых она выбирала, вписывались в одну модель: это были плохие парни, нетерпеливые и вечно возбужденные, которые ничего не требовали от Лейси, их интересовал только секс. Это было то, в чем она преуспела. Может быть, больше ни в чем.

После смерти матери Лейси бессознательно начала подражать ей. Она старалась быть такой женщиной, какой ее хотела бы видеть мать: занималась волонтерской деятельностью, присматривала за детьми, читала старикам в доме престарелых, сдавала кровь в больнице.

Но тяга, которую она испытывала к недостойному сорту мужчин, всегда мучила ее. Несомненно, мать не одобрила бы этого. Как же она ошибалась на этот счет! Оказалось, что она подражала матери и в этом. Это открытие шокировало ее. Анни О’Нил попросту была шлюхой и обманщицей.

С тех пор как Лейси узнала правду о матери и ее супружеских изменах, у нее не было ни одного любовника. Она ни с кем не встречалась и избегала мужчин, не доверяя своим желаниям. Она чувствовала себя, как Том, который боролся с тягой к алкоголю. Стоило ему выпить одну рюмку, и все начиналось сначала. У нее было то же самое с мужчинами.

Она избавилась и от других качеств, которые тоже считала материнскими, воздерживалась от волонтерской деятельности, которой раньше активно занималась, и попыталась сосредоточиться на факторах, которые сформировали ее характер. По настоянию Клея и Джины она обратилась к психологу, женщине слишком проницательной для того, чтобы Лейси могла рядом с ней расслабиться. Лейси представила ей себя как сексуально озабоченную женщину. Такое клеймо устраивало ее в чем-то – аккуратная формулировка, которую можно было подвести под двенадцатишаговую программу, подобно той, по которой лечили Тома. Но психолог не купилась на эту сказку.

– Депрессия – да, согласна, – сказала она. – Проблемы с самооценкой – да. Сексуальная озабоченность – нет. Вы не вписываетесь в критерии. – Она заставила Лейси приглядеться к тем сторонам своего поведения, которые Лейси невыносимо было исследовать. – Вы всегда делаете что-то для других людей, – вздохнула психолог. – Как будто считаете, что сами ничего не заслуживаете. Сосредоточенность на других избавляет вас от ощущения собственной боли. Но вам необходимо ее почувствовать, Лейси, прежде чем мы избавимся от нее.

«Ну что ж, – подумала Лейси, забираясь в постель под одеяло, – теперь я осознаю свою проблему».


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации