Текст книги "Барабаны осени"

Молодой человек выпрямился и с вопросительным звуком указал на окровавленный рукав Джейми.

– А, да, он там. – Джейми указал на деревья.

Трое индейцев тут же скрылись в темноте, откуда вскоре раздались восхищенные возгласы и бормотание.

– Все в порядке, саксоночка. Они ничего нам не сделают. Простые охотники. – Джейми на миг прикрыл глаза, и я заметила, как его лицо поблескивает от пота. – И это хорошо, потому что я, кажется, сейчас грохнусь в обморок.

– Даже не думай! Только посмей потерять сознание и оставить меня с ними!

Неважно, какие там намерения у дикарей, но от мысли, что мне придется иметь с ними дело в одиночку, пока Джейми лежит без чувств, внутренности снова свело от страха. Я надавила на затылок Джейми и заставила его опустить голову как можно ниже.

– Дыши, – скомандовала я, выжимая мокрый и холодный платок ему на шею. – Потом будешь в обмороки падать.

– А поблевать можно? – приглушенно поинтересовался Джейми, уткнувшийся носом в килт.

Я расслышала в его голосе насмешку и с облегчением выдохнула.

– Нет. Сядь ровно, они идут.

Индейцы действительно возвращались и тащили за собой медвежью тушу. Джейми выпрямился и вытер лицо влажным платком. Хотя ночь стояла теплая, Джейми по-прежнему дрожал от пережитого шока. Впрочем, сидел он достаточно непринужденно.

Старший индеец вновь приблизился, вскинул брови и указал сперва на кинжал у ног Джейми, а потом на убитого медведя. Джейми скромно кивнул.

– Правда, пришлось нелегко, – заметил он.

Брови индейца поползли еще выше. Он наклонил голову и развел руки в уважительном жесте. Затем подозвал сына, который на ходу отвязал от пояса кисет.

Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, молодой индеец разорвал горловину рубашки Джейми и стянул ее. Прищурившись, он высыпал в ладонь комковатое, похожее на пудру вещество, щедро в него поплевал, затем превратил все это в вонючее месиво и обильно смазал раны.

– А вот сейчас меня и правда стошнит, – пробормотал Джейми, вздрагивая от отнюдь не нежной помощи. – Что это за дрянь?

– Кажется, сушеный триллиум с давно прогорклым медвежьим жиром, – ответила я, стараясь не дышать. – Не думаю, что это смертельно. Ну, надеюсь.

– Ага, я тоже, – буркнул Джейми. – Не-не, хватит, спасибо вам огромное, – с вежливой улыбкой отделался он от индейца.

Несмотря на шутливый тон, губы у него оставались белыми, что было заметно даже в тусклом свете костра. Я коснулась здорового плеча, чувствуя, насколько напряжены его мышцы.

– Принеси-ка виски, саксоночка. Позарез нужно.

Один из индейцев попытался выхватить бутылку, стоило мне ее достать из седельной сумки, но я грубо его отпихнула. Он удивленно хрюкнул, поднял сумку и принялся копаться, словно кабан в поисках трюфелей. Я торопливо отнесла Джейми огненную воду.

Он сделал маленький глоток, потом еще, уже побольше, и открыл глаза. Потом пару раз глубоко вздохнул, снова отпил и вытер губы. И протянул бутылку старшему индейцу.

– Думаешь, сто́ит? – тихо спросила я, вспоминая жуткие рассказы Майерса.

– Либо я с ними поделюсь, либо они отнимут, саксоночка, – слегка раздраженно отозвался Джейми. – Их же трое, ну.

Старший индеец понюхал горлышко – и его ноздри затрепетали, будто он оценил редкий букет напитка. Даже я со своего места чуяла запах спиртного и удивилась, как индеец не обжег себе слизистую носа.

На грубом лице расползлась блаженная улыбка. Он бросил сыновьям нечто похожее на «Харуу!», и тот, что копался в нашей сумке, поспешил к брату, сжимая в кулаке пару лепешек.

Старший индеец встал с бутылкой в руке, но пить не стал, а подошел к туше медведя, чернеющей на земле. С огромной осторожностью он накапал немного виски в ладонь и вылил в полуоткрытую пасть зверя. Затем неторопливо повернулся кругом, церемонно стряхивая с пальцев капли. На свету они вспыхивали золотом и янтарем и шипели, попав в огонь.

Джейми выпрямился, увлеченно наблюдая.

– Ты только посмотри…

Один из младших вытащил маленький украшенный бусинами кисет с табаком. Бережно набив чашку небольшой трубки, индеец разжег ее сухим прутиком от нашего костра и сильно затянулся. Табак вспыхнул и задымил. По поляне разнесся богатый аромат.

Джейми прислонился ко мне, прижавшись здоровым плечом к бедру. Я чувствовала, что дрожь потихоньку отступает перед силой виски. Да, Джейми несильно пострадал, но напряжение после схватки со зверем и необходимость держаться настороже делали свое дело.

Старший индеец взял трубку и сделал пару глубоких затяжек. Затем он опустился на колени и, набрав полные легкие, осторожно вдул дым в нос мертвого медведя. Индеец повторил ритуал еще несколько раз, что-то бормоча.

Потом легко поднялся на ноги и вручил трубку Джейми. Тот повторил за индейцами – пару раз церемонно вдохнул дым – и передал ее мне.

Я поднесла трубку к губам и очень осторожно затянулась. Обжигающий дым полез в глаза и нос, горло сжалось от желания закашляться. Я с трудом подавила этот позыв и торопливо сунула трубку обратно Джейми. Я даже вся покраснела, чувствуя, как дым лениво пробирается вниз, к легким.

– Не надо было глубоко вдыхать, саксоночка, – пробормотал Джейми. – Просто подержала бы во рту и выдохнула через нос.

– А раньше… объяснить… не мог?! – кое-как выдавила я.

Индейцы наблюдали за мной, округлив глаза. Старший наклонил голову к плечу, хмурясь, словно пытался разгадать какую-то загадку. Он вдруг взвился на ноги и с любопытством присел рядом со мной на корточки, причем так близко, что я уловила странный, закоптелый аромат его кожи. На индейце не было ничего, кроме набедренной повязки и некоего подобия кожаного фартука, зато с шеи свисало огромное вычурное ожерелье с ракушками, камешками и клыками крупных животных.

А потом он неожиданно протянул ладонь и сжал мою грудь. В этом жесте не было ни капли похоти, но я все равно подпрыгнула. Как и Джейми, который тут же схватился за кинжал.

Индеец спокойно откатился на пятки и помахал рукой, мол, ничего такого. Хлопнув себя по плоской груди, он изобразил на ней выпуклость, затем указал на меня. Индеец действительно не хотел никого обидеть, а лишь хотел убедиться, что я женщина. Он перевел взгляд с меня на Джейми и вопросительно вскинул бровь.

– Да, она моя, – кивнул Джейми. Он опустил кинжал, по-прежнему держа его в руке и хмуро глядя на индейца. – Веди себя прилично, ага?

Ничуть не интересовавшийся этой сценой молодой индеец что-то произнес и нетерпеливо махнул на медвежью тушу. Его отец, не обращая внимания на раздраженного Джейми, ответил и снял с пояса нож для свежевания.

– Эй… это мое.

Индейцы удивленно повернулись. Джейми поднялся на ноги и указал острием кинжала сперва на тушу, а потом уверенно – на себя.

Не дожидаясь реакции, он опустился на колени рядом с медведем. Перекрестился, забормотав по-гэльски, и занес кинжал над неподвижным телом. Я уже видела, как он так делал, когда убил оленя по дороге из Джорджии.

Это была особая молитва для свежевания, которую он выучил еще мальчишкой, пока учился охотиться в горах Шотландии. Он рассказывал, что она очень древняя. Настолько, что некоторые слова давно никто не использует, поэтому она так странно звучит. Однако охотник обязательно должен ее прочесть над любым убитым животным, если оно крупнее зайца, – прежде чем разрезать его горло или вспороть брюхо.

Без малейших колебаний Джейми сделал неглубокий надрез на груди – выпускать кровь уже не было необходимости, сердце давным-давно замерло. А потом вспорол шкуру между лап. Сквозь узкую щель в черной шерсти показались светлые кишки, блеснувшие в свете костра.

Чтобы разрезать и снять шкуру, не повредив ткани и сохранив внутренности на месте, требовались немалая сила и опыт. Я, вскрывавшая куда более мягкие человеческие тела, увидела в действиях Джейми хирургическую точность. Как и индейцы, за ним наблюдавшие.

Правда, их внимание привлекли не умения Джейми, таким тут могли похвалиться многие; нет, их заинтересовала молитва. Глаза старшего индейца даже расширились, и он бросил взгляд на сыновей, когда Джейми опустился на колени возле медведя. Может, индейцы не поняли ни слова, но, судя по выражению их лиц, они точно знали, что он делает. И это их одновременно и поразило, и приятно удивило.

По шее Джейми стекла капелька пота. В свете костра она показалась алой. Свежевание – работа тяжкая, и на остатках грязной рубашки то и дело проступали свежие пятна крови.

Прежде чем я успела предложить помощь, Джейми отстранился и рукоятью вперед протянул кинжал молодому индейцу.

– Давай, – кивнул Джейми на полуободранную тушу. – Вы же не думаете, что я один все это буду есть, правда?

Индеец без колебаний взялся за кинжал и, встав на колени, продолжил свежевать медведя. Остальные глянули на Джейми. Он кивнул, и они тоже приступили к работе.

Джейми позволил мне снова усадить его на полено, чтобы тайком промыть и перевязать плечо. Сам он в это время наблюдал, как индейцы быстро разделывают тушу.

– А что он делал с виски? – тихо спросила я. – Ты знаешь?

Джейми рассеянно кивнул, не сводя глаз с кровавого действа.

– Это заклинание. Как окропление святой водой всех сторон света, чтобы защититься от зла. Думаю, виски – очень недурственная замена, учитывая обстоятельства.

Я глянула на индейцев, руки которых по локоть покрывала кровь. Мужчины как ни в чем не бывало переговаривались между собой. Один уже строил некое подобие помоста возле костра – неровный слой веток поверх камней, выложенных квадратом. Второй разрезал мясо на куски и насаживал на оструганные палочки, чтобы зажарить.

– От зла? То есть они нас боятся?!

Джейми улыбнулся.

– Вряд ли мы такие уж грозные, саксоночка. Нет, от злых духов.

Я была в ужасе, когда появились индейцы, и никогда бы не подумала, что они точно так же могли испугаться нас. Глянув на Джейми, я поняла, что грех их за это винить.

Сама я к нему давным-давно привыкла и редко осознавала, каким его видят остальные. Даже уставшим и раненным он выглядел внушительно. Прямая спина, широкие плечи, чуть раскосые глаза, которые ловят отсветы огня… Сейчас он сидел расслабленно, опустив руки на колени. Однако это было спокойствие огромной кошки, чьи глаза, несмотря ни на что, внимательно следят за происходящим. Кроме роста и стремительности, Джейми чем-то еще неуловимо напоминал дикаря. Лес казался его родным домом, как и тому медведю.

Англичане всегда считали шотландских горцев варварами. Я раньше не задумывалась, что и другие могут так полагать. Но индейцы увидели перед собой яростного дикаря и приблизились к нему с осторожностью и оружием наготове. А Джейми, заранее напуганный рассказами о свирепых краснокожих, по ритуалам, похожим на его собственные, признал в них таких же охотников, как он сам, цивилизованных людей.

Даже теперь он довольно легко с ними общался, размашистыми жестами поясняя, как медведь напал и как оказался убит. Индейцы жадно внимали, порой понимающе восклицая. Когда Джейми подхватил смятые останки рыбы и описал мою роль во всей этой истории, индейцы обернулись ко мне и захихикали. Я уставилась на всю четверку.

– Ужин, – громко объявила я. – К столу.

Мы разделили трапезу из полупрожаренной медвежатины, кукурузных лепешек и виски под мертвым взглядом головы медведя, которую церемонно водрузили на помост.

Вымотавшись, я откинулась на полено и вполуха прислушивалась к разговору. Понимала я, конечно, мало. Младший индеец, явно прирожденный актер, вдохновенно изображал великих охотников прошлого, поочередно исполняя роли то охотников, то их добычи. Он был столь искусен, что даже я с легкостью могла сказать, где олень, а где пантера.

Мы познакомились так близко, что даже назвали друг другу свои имена. Мое звучало на языке индейцев как «Клаа», что они нашли весьма забавным. «Клаа, – повторяли они, указывая на меня, – Клаа-Клаа-Клаа-Клаа-Клаа!» А потом громогласно хохотали, разгоряченные огненной водой. Может, я и ответила бы, если бы могла хотя бы раз безошибочно произнести «Накогнавето».

Индейцы принадлежали – по крайней мере, так сказал Джейми – к тускарора. С его даром мгновенно усваивать новые языки, он уже принялся тыкать в разные предметы и называть их по-индейски. «Без сомнений, к рассвету Джейми будет травить с индейцами похабные байки», – сонно размышляла я.

– Эй, – потянула я его за краешек пледа. – Ты как? А то у меня глаза слипаются и следить за тобой я больше не могу. Не упадешь в обморок прямо в костер?

Джейми рассеянно погладил меня по голове.

– Все будет хорошо, саксоночка, – сказал он.

Как следует подкрепившись едой и виски, Джейми, похоже, совсем забыл про раны и ушибы. А вот каково ему будет с утра – другой вопрос.

Однако мне уже было не до этого… и не до чего другого. Голова кружилась от пережитого за день, от виски и табака, и я отползла в сторонку за одеялом. Свернувшись у ног Джейми, я медленно погружалась в сон на волнах священного дыма и спиртных паров, под безжизненным взглядом медведя.

– Прекрасно тебя понимаю, – сообщила я ему… и заснула.

Глава 16
Первый закон термодинамики

Я резко проснулась на рассвете, почувствовав странную боль в макушке. Удивленно моргнула и потянулась проверить. Движение спугнуло большую серую сойку, которая старательно выдергивала у меня волосинки. Птица с истерическим щебетом взмыла вверх и врезалась в ближайшую сосну.

– Так тебе и надо, – буркнула я, потирая голову, хотя на губах все равно играла улыбка.

Мне часто говорили, что по утрам мои волосы похожи на птичье гнездо. Похоже, не без оснований.

Индейцы исчезли. К счастью, медвежья голова – вместе с ними. Я осторожно ощупала собственную. Кожу немного покалывало после налета сойки, но в остальном все оставалось в порядке. Либо виски был замечательный, либо ночью голова гудела скорее от адреналина и табака, чем от спиртного.

Гребень остался в небольшом кисете, где я хранила личные мелочи и некоторые лекарства, что лучше держать при себе. Я осторожно села, стараясь не разбудить Джейми. Он спал неподалеку, на спине, со скрещенными на груди руками. Умиротворенный, как маска саркофага.

А еще к его коже вернулся цвет. Джейми лежал в тени, но лучик солнца потихоньку подбирался все ближе, едва касаясь рыжих прядей. В холодном утреннем свете Джейми напоминал Адама, только-только явившегося миру из-под рук Творца.

Впрочем, выходил весьма помятый Адам, после падения с Небес. В нем не было хрупкого совершенства созданного из глины дитяти, не было и нетронутой юной красоты любимца Господня. Нет, я видела перед собой зрелого, могучего мужчину, закаленного борьбой, способного завоевать весь мир и поставить его на колени.

Я очень медленно потянулась за кисетом. Будить Джейми не хотелось – мне редко выпадала возможность увидеть, как он спит: словно кот, готовый вскочить при малейшей опасности. Обычно Джейми вставал с первыми лучами солнца, пока я еще досматривала последние сны. Либо Джейми вчера прилично опьянел, либо погрузился в исцеляющий сон, чтобы тело скорее зажило.

Костяной гребень гладко скользил по волосам. Наконец-то мне не приходилось спешить. Не надо кормить младенца, или собирать ребенка в школу, или самой плестись на работу. Никаких пациентов, никакой бумажной волокиты.

Ничто так не отличается от стерильных больничных палат, как это место. Ранние пташки искали червяков и радостно щебетали на весь лес. Поляну обдувал легкий ветерок. Слегка пахло засохшей кровью и остывшей золой вчерашнего костра.

Наверное, как раз кровь и напомнила мне про больницу. С тех самых пор, как я в нее вошла, я знала, что она для меня станет не просто работой, а родным домом. И все же здесь, посреди дикой природы, я тоже не была лишней. Странно.

Концы расчесанных прядей приятной щекоткой коснулись обнаженных лопаток. От прохладного ветерка по коже пробежали мурашки, а соски затвердели. Значит, я не навоображала?.. Я мысленно улыбнулась. Спать-то я ложилась в одежде, это точно.

Я стянула плотное льняное одеяло и увидела следы засохшей крови на бедрах и животе. Между ног было влажно, и я провела там пальцем. Мускус… нет, не мой запах.

Этого хватило – я смутно припомнила сон… или то, что я сочла сном. Как надо мной навис огромный медведь, заслоняя звездное небо, как ужас не давал мне пошевелиться. И я лежала, притворяясь мертвой, пока зверь ерзал, обдавая меня горячим дыханием и прижимаясь мягким мехом к груди. Слишком нежный для зверя.

Краткий миг сознания: холод, затем жар, когда голая кожа – не шкура – коснулась моей. И я снова погрузилась в пьяные грезы, пока он медленно, мощно брал меня… и оргазм, перешедший в очередной сон. И тихое рычание на шотландском где-то над ухом.

На плече я заметила розоватый полумесяц-укус.

– Теперь ясно, почему ты до сих пор дрыхнешь, – укоризненно сказала я.

Солнце наконец коснулось щеки Джейми, осветив рыжую бровь. Будто спичка вспыхнула. Джейми не открыл глаз, но на лице его расползлась сладкая улыбка.

Индейцы оставили нам часть медвежатины, тщательно завернутой в кусок промасленной кожи. Они повесили его на ветку, чтобы не привлекать внимания енотов и скунсов. Позавтракав и наскоро вымывшись в ручье, Джейми определил наше дальнейшее направление по солнцу и горам.

– Туда, – кивнул он на дальнюю вершину. – Видишь перевал и вершину чуть поменьше? На другой стороне – земли индейцев. По новому договору граница проходит по хребту.

– А кто-то вообще может пережить переход через него? – Я недоверчиво уставилась на зубчатый, похожий на пилу хребет.

Перед нами вздымались бесконечные горы, будто миражи, возникшие в заполненных туманом долинах. Зелено-черные, синие и лиловые. Дальние пики, словно черные иглы, протыкали ясное небо.

– Ага. – Джейми вскочил в седло и развернул лошадь так, что солнце осветило его плечо. – Пришлось, чтобы определить, какие земли можно заселять. Я узнал про границы еще в Уилмингтоне, и Майерс подтвердил – эта сторона самого высокого хребта. Еще хотел расспросить наших вчерашних знакомых. Ну, чтобы убедиться, что они тоже так считают. – Джейми усмехнулся. – Готова, саксоночка?

– Всегда готова, – заверила его я и направила свою лошадь за ним.

Джейми прополоскал рубашку – точнее то, что от нее осталось, – в ручье. Окровавленные ошметки ткани сохли на крупе лошади, а Джейми ехал полуобнаженным, в одних лишь кожаных бриджах. Плед он небрежно набросил на пояс. Длинные царапины от медвежьих когтей казались почти черными на светлой коже, но явного воспаления я не заметила. А учитывая легкость, с которой Джейми держался верхом, очевидно, раны его не беспокоили.

Как и все остальное, насколько я поняла. Конечно, в нем чувствовалась легкая настороженность, однако с его плеч словно свалился некий груз. Наверное, дело было во встрече с тремя охотниками. Первая встреча с дикарями нас обоих основательно обнадежила и явно помогла Джейми перестать видеть за каждым деревом каннибалов с томагавками наголо.

Или, может, его успокоили сами деревья. Или горы. Настроение Джейми улучшалось с каждым шагом вверх. А я не могла не разделить его радость… и в то же время во мне рос страх – к чему она может привести?

Ближе к полудню мы подъехали к склону, покрытому таким густым лесом, что продолжать путь верхом стало невозможно. Глянув на почти вертикальную скалу, возвышающуюся над темной путаницей из веток, я позавидовала лошадям, которым предстояло остаться внизу. Мы стреножили их возле ручья, берега которого поросли сочной травой, а сами зашагали дальше, все выше и выше, все глубже и глубже в чертов первобытный лес.

Нас окружали сосны и, кажется, тсуги. Вроде так они называются, размышляла я, перелезая через узловатое поваленное дерево. Огромные стволы вздымались так высоко, что нижние ветви начинались лишь в двадцати футах над моей головой. Лонгфелло о таком и не слыхивал.

Воздух был прохладным и влажным, дышалось легко. Туфли беззвучно утопали в многовековом черном слое перегнивших сосновых иголок. Мой отпечаток в мягкой грязи на берегу ручья выглядел странным, как след динозавра.

Мы достигли вершины хребта… и увидели следующий, а за ним еще один. Я не знала, что мы вообще ищем или как мы поймем, что что-то нашли. Джейми без устали шел вперед привычной походкой горца и изучал обстановку. Я тащилась за ним, наслаждаясь видом. Временами я срывала полезные растения или выкапывала корешки, а потом складывала эти сокровища в кисет на поясе.

Двинувшись вдоль хребта, мы уткнулись в заросли вереска. Местечко, издали смотревшееся светлым пятном на фоне темных хвойных деревьев, вблизи оказалось непроходимым переплетением колючих ветвей.

Мы вернулись назад и начали спуск, постепенно выбираясь из-под громадных ароматных сосен. Миновали склоны, покрытые пожелтевшей на солнце оленьей травой и наконец вышли к обрыву. Внизу текла безымянная речушка.

Под тенью деревьев было прохладно, и я с облегчением выдохнула, приподнимая волосы над шеей, чтобы проветриться. Джейми оглянулся, улыбаясь, и придержал для меня ветку.

Говорили мало, будто горы отнимали не только дыхание, но и способность к общению. Полные зеленых убежищ, они казались юными отпрысками шотландских гор, только гуще заросшие лесом и в два раза выше черных родительских скал. Однако в воздухе витал тот же приказ молчать, то же обещание чудес и тайн.

Землю здесь покрывал глубокий слой опавшей листвы, которая мягко пружинила под ногами. Пустота между огромными мшистыми деревьями словно обретала волшебные свойства – пройдешь и окажешься в другом измерении.

Волосы Джейми вспыхивали огнем, когда на них падали случайные лучики солнца, – и он словно факел вел меня сквозь лесные тени. Рыжим прядям, немного потемневшим за последние годы, солнце вернуло огненную медь. Джейми успел потерять ремешок, который стягивал волосы; он остановился и отбросил влажные пряди с лица. Мелькнула седина – над самым виском, напоминание о пуле, полученной в пещере Абандаве.

Я слегка содрогнулась. Хорошо бы забыть Гаити и его жестокие тайны, но вряд ли удастся. Я и сейчас порой слышу, на грани сна, завывание ветра в пещере.

Мы взобрались на гранитный выступ, покрытый мхом и вездесущей влагой, а потом пошли вдоль ручья, продираясь сквозь высокую траву и уклоняясь от низких веток. Вокруг развернулись настоящие чудеса. Крошечные орхидеи и хрупкие грибы, дрожащие, как желе, на поваленных стволах. Стрекозы, порхающие над водой, словно драгоценные камешки. Поглощающий все туман.

Богатство природы поражало. На лице Джейми застыло блаженное выражение, как у человека, который знает, что спит, но не хочет просыпаться. Как ни странно, чем лучше я себя чувствовала, тем хуже мне становилось. Я была бесконечно счастлива – и столь же отчаянно напугана.

Привал мы сделали уже после полудня, чтобы отдохнуть и напиться воды из небольшого родника на краю поляны. Землю вокруг, под кленами, покрывал густой ковер зеленой листвы… среди которой я вдруг заметила знакомое красное пятнышко.

– Земляника!

Ягодки были темными, размером примерно с ноготь моего большого пальца. По меркам садоводства, в моем мире их посчитали бы чересчур кислыми, почти горькими. Но в сочетании с недожаренной холодной медвежатиной и твердыми как камень лепешками они показались настоящим деликатесом, приятной свежестью, разбавившей вкус во рту.

Я собирала их целыми пригоршнями и складывала в плащ. Плевать на пятна – какое мне дело до капельки земляничного сока, когда там красуются следы смолы, сажи, раздавленной травы и самой обыкновенной грязи? Когда я закончила, мои пальцы липли друг к другу, желудок был набит, а небо и язык будто кто-то натер наждачкой – из-за ужасно кислых ягод. Однако я все равно не могла устоять и тянулась за следующими.

Джейми прислонился плечом к платану, сощурив глаза от бьющего в них солнца.

– Как тебе эти места, саксоночка? – спросил он.

– Здесь очень красиво, правда?

Джейми кивнул, глядя туда, где между деревьями виднелся склон, поросший степными травами, и вновь вздымались деревья – ивы, обрамляющие берег реки.

– Я вот думаю… В лесу сейчас весна. Вон луг… – Он махнул рукой в сторону ольхи на дальнем краю склона. – Его на первое время хватит нескольким животинам, а землю у реки можно расчистить под засев. По склону будет легко отвести воду. А здесь, смотри…

Джейми встал, охваченный мечтами.

Окрестности, на мой взгляд, ничем не отличались от всех склонов и маленьких долин, которые мы прошли за последние дни. Однако для Джейми, с его опытным фермерским глазом, дома, загоны и поля возникали как волшебные грибы в тени деревьев. Он буквально лучился от счастья. А вот у меня сердце налилось тяжестью.

– Думаешь, мы можем тут осесть? Принять предложение губернатора?

Джейми уставился на меня, осекшись на полуслове.

– Можем. Если…

Он замолчал. Солнце опалило его кожу, и я не могла понять, отчего Джейми покраснел.

– Скажи, саксоночка… ты веришь в знаки?

– Какие знаки? – насторожилась я.

Вместо ответа Джейми сорвал какое-то растеньице и положил мне в ладонь – темно-зеленые листочки, похожие на китайские веера, белоснежный цветок на тонком стебельке, а на другом – полуспелая ягода с ярко-красным кончиком.

– Вот этот. Это наше, понимаешь?

– Наше?

– Фрейзеров, в смысле. – Джейми мягко коснулся ягодки грубым пальцем. – Земляника всегда была символом нашего клана… В общем-то, наше имя ее и означало, когда мсье Фрезельер прибыл из Франции с королем Вильгельмом и за свои заслуги получил земли в Шотландских горах.

Вот оно как… король Вильгельм. То есть Вильгельм Завоеватель. Может, Фрейзеры – и не древнейший клан, но родословная у них неплохая.

– Воины с самого начала, так ведь?

– И земледельцы. – Сомнение в глазах Джейми сменилось улыбкой.

Я не рассказала ему о своих мыслях, однако отлично знала, что он думает о том же. Клана Фрейзеров больше не существовало – лишь жалкие остатки, кто выжил благодаря хитрости или удаче. И все же вот он, передо мной, в тартане, высокий и стройный, с темной сталью кинжала на поясе. Воин и земледелец. И пусть земля под его ногами была не шотландской, он дышал воздухом свободы, а горный ветер трепал волосы, поднимая медные пряди ввысь, к летнему солнцу.

– Мсье Фрезельер? – улыбнулась я, изо всех сил стараясь забыть о растущих страхах. – Мистер Земляника? Он их выращивал или просто любил есть?

– Ну, одно из двух. Или и то и другое, – сухо отозвался Джейми. – Или дело было в рыжих волосах?

Я рассмеялась, и Джейми присел рядом на корточки, расстегивая плед.

– Такие растения встречаются редко. – Он тронул веточку на моей ладони. – Чтобы и цветок, и плод, и листва… Белый цветок – это честь, красная ягода – храбрость… а зеленый лист – непреклонность и постоянство.

В горле встал ком.

– Верно, – шепнула я.

Джейми обхватил мою ладонь своей и аккуратно сжал веточку моими пальцами.

– А сама ягода – в форме сердца, – тихо проговорил он и поцеловал меня.

К глазам подступили слезы, одна даже скатилась по щеке. Джейми стер ее, а затем поднялся и расстегнул пояс. Плед складками упал к ногам. Затем Джейми стянул рубашку с бриджами и усмехнулся, глядя на меня сверху вниз, обнаженный.

– Здесь никого, – произнес он. – Никого, кроме нас.

Множество дней нас окружали бескрайние просторы, полные опасностей, глушь, которая начиналась уже за гранью света от костра. Но здесь мы были лишь вдвоем, неразрывно связанные с этим местом, где даже при свете дня не нужно сдерживать бушующие страсти.

– В древние времена мужчины так благословляли поля, – проговорил Джейми, подавая мне руку.

– Что-то я не вижу здесь полей.

И я не знала, хочу ли я вообще их здесь увидеть. Однако я все же стянула кожаную рубашку и развязала самодельный бюстгальтер. Джейми не сводил с меня восхищенных глаз.

– Ясное дело, сперва мне придется срубить несколько деревьев…

Мы расстелили плед поверх плащей и устроились на этом подобии ложа, прижимаясь друг к другу обнаженной кожей, среди желтой травы и ароматов бальзамина и земляники. Я отогнала все те мысли, что терзали меня по пути сюда, желая разделить радость Джейми, покуда он ее испытывает. Я крепко его обняла, а он глубоко вздохнул и прижался еще сильнее.

– Каким был бы Рай без змия? – пробормотала я, поглаживая Джейми.

– А ты бы отведала со мной плод, душа моя? – прищурился он. – С древа познания добра и зла?

В ответ я легонько провела кончиком языка по его нижней губе. Джейми вздрогнул.

– Я готова, – произнесла я, – мсье Фрезельер.

– Мадам Фрезельер… – шепнул Джейми. – Я весь к вашим услугам.

А потом мы разделили этот сладкий плод греха, скрытые зеленой листвой.

Мы лежали в объятиях друг друга, сонные, шевелясь лишь для того, чтобы отогнать назойливых насекомых, пока вечерние тени не коснулись наших ног. Джейми тихо встал и укрыл меня плащом, думая, что я заснула. Я расслышала шорох одежды, потом шелест листвы. Джейми куда-то отошел.

Я перекатилась и увидела его в стороне. Джейми стоял у края леса, глядя с обрыва на реку.

Он надел лишь плед – повязал вокруг пояса, мятый и окровавленный. Со спутанными волосами, лежащими на плечах, Джейми выглядел самым настоящим диким горцем. То, что мне казалось ловушкой – семья, клан, – было его силой. А то, что я считала своей – одиночество, отсутствие уз, – было моей слабостью.

Познав близость, добро и зло, Джейми сумел все оставить и шагнуть дальше в одиночку. А я, когда-то так гордившаяся своей самодостаточностью и независимостью, теперь не выносила и мысли, что вновь останусь одна.

Когда-то я решила молчать, жить мгновением, принимать все, что уготовано мне судьбой. Но вот оно, это мгновение, и я не могу его принять. Когда перед глазами одновременно и Джейми, склонивший голову в раздумье, и имя на холодной каменной плите. Меня охватили отчаяние и ужас.

Будто услышав отголосок моего внутреннего крика, Джейми повернулся. Не знаю, что он прочел на моем лице, но он мигом очутился рядом.

– Что случилось, саксоночка?

Врать ему в глаза было бессмысленно.

– Мне страшно, – выпалила я.

Джейми завертел головой в поисках опасности и потянулся за кинжалом.

– Нет, Джейми… обними меня.

Он тут же прижал меня к себе, обернув в плащ. Я дрожала, хотя вечерняя прохлада еще не вступила в свои права.

– Все в порядке, моя красавица, – пробормотал Джейми. – Я с тобой. Что тебя напугало?

– Ты. – Я обхватила его руками. Сердце Джейми билось прямо под моим ухом, ровно и сильно. – Это место. Мне страшно думать, как ты здесь будешь, как мы будем…

– Страшно? – переспросил Джейми. – Почему, саксоночка? – Он обнял меня крепче. – Я ведь говорил, когда мы поженились, что всегда буду о тебе заботиться, верно? – Джейми устроил мою голову на своем плече. – В тот день я дал тебе три вещи: свое имя, семью и клятву защищать тебя своим телом. И так будет всегда. Неважно, где мы окажемся. Я не позволю тебе голодать или замерзать. Я не позволю никому и ничему причинить тебе вред.