Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

Роджер улыбнулся. Говорить в полную силу он пока не мог – только шепотом, но глаза его сияли.

– Песни африканских рабов, – просипел зять. – Они называют такой стиль исполнения «вопрос – ответ». Ты могла слышать их пение в «Горной реке».

– Возможно, – с сомнением ответила я. – Только я имела в виду что-то более… недавнее. – Роджер вскинул темную бровь, верно истолковав значение последнего слова, и не спеша отхлебнул пива.

– Чернокожие певцы начали, остальные… подхватили. Видите ли, – Роджер перевел взгляд с Фанни на Рэйчел, – так зародилось одно из направлений… эээ… современной музыки.

Очевидно, он имел в виду рок-н-ролл. Или ритм-энд-блюз – я не сильна в теории музыки.

– Кстати, Рэйчел, у тебя превосходный голос! – Бри потянулась через стол и смахнула хлебные крошки с ротика Огги.

– Спасибо, Брианна, – рассмеялась Рэйчел. – У вашей собаки ничуть не хуже! Благодаря ей первое собрание получилось незабываемым. Правда, теперь пение во время службы не кажется такой уж хорошей идеей. Все-таки это отвлекает. – Она дала Огги кусочек хлеба, и малыш с энтузиазмом сжал его в кулачке. – Я рада, что столько людей решили посетить нашу встречу. Полагаю, большинство пришли из любопытства. Ну а теперь, узнав страшную правду о Друзьях, вряд ли вернутся.

– Тетя Рэйчел, что еще за страшная тайна о Друзьях? – спросил заинтригованный Жермен.

– Мы скучные, – ответила она со вздохом. – Разве ты не заметил?

– Ну… пока Блубелл не вмешалась, было скучновато, – согласился Джем, выковыривая из похлебки хрустящие кусочки бекона. – Но это ничего! – поспешно добавил мальчуган, заметив укоризненный взгляд Йена. – Зато тихо и мирно. – Он шумно отхлебнул суп и опустил голову.

– И это самое главное! А перца нет? – Посолив суп, Джейми передал солонку дальше и не заметил, как перечница упала и закатилась под стол.

– Почему? Есть! Ой… он у Блубелл. Иди ко мне, собачка! – позвала я, нырнув под стол. Гончая подозрительно обнюхала незнакомый предмет и несколько раз мощно чихнула, так что мне пришлось тщательно вытереть забрызганную слюной перечницу о фартук.

– Ты поосторожней с перцем, – сипло предостерег собаку Роджер. – Береги голосовые связки.

Блу дружелюбно тявкнула и завиляла хвостом. Во время утренних проповедей ее оставили за дверью, так что полдня она носилась по лесу в компании других собак; однако Рэйчел великодушно разрешила Фанни привести любимицу на встречу Друзей. Блубелл щедро отплатила за любезность: когда по велению Святого духа Рэйчел решила исполнить незамысловатый гимн, собака с энтузиазмом присоединилась к ней в припеве. Обычно собрания квакеров проходят без музыки, чтобы ничто не отвлекало прихожан от общения с Богом, но если у кого-то вдруг возникает желание спеть, он может это сделать во славу Господа. Душевный подъем, который все испытали после проповедей капитана и Роджера, – лучшее доказательство пользы пения.

– Мне понравилась твоя служба, a leannan, – улыбнулся Джейми, от души приправляя суп перцем. – Вот увидишь, в следующий раз народу будет больше. Люди ведь всегда делятся впечатлениями с другими.

– Знаю. Только вот что именно они расскажут – одному Богу известно. Но спасибо, что пришел, Джейми. Спасибо вам всем, – добавила Рэйчел, с улыбкой обведя глазами стол, за которым сидели я, Брианна, Роджер и четверо детей, мужественно вытерпевших все три службы. К счастью, на последней из них разговоры не были под запретом – и даже приветствовались.

В начале службы Рэйчел рассказала собравшимся о том, как проходят встречи Друзей: все сидят в тишине, прислушиваясь к внутреннему свету, пока Святой дух не сподвигнет кого-нибудь выступить. Рассказать о том, что волнует, произнести слова молитвы, спеть песню или предложить тему для обсуждения.

Затем она добавила, что Святой дух вдохновил ее начать сегодняшнюю встречу с пения – хотя обычно собрания Друзей начинаются и заканчиваются в тишине, – и предложила всем желающим присоединиться, скромно заметив, что не обладает певческим талантом Друга Каннингема и Друга Роджера (конечно же, семейство Маккензи присутствовало в полном составе, в отличие от Каннингемов – впрочем, этого следовало ожидать).

От пения на душе потеплело – Блубелл тоже внесла свою лепту, – и несколько минут все молчали, погрузившись в свои мысли. Сидевший рядом со мной Джейми вдруг подался вперед и рассказал о Сильвии Хардман, с которой познакомился в окрестностях Филадельфии. Эта женщина из квакерской общины приютила Джейми у себя в доме и самоотверженно ухаживала несколько дней, когда у него прихватило спину.

– Никогда не забуду ее доброту, – продолжал Джейми. – А еще у нее были три дочурки, такие же добрые, как мать. Но больше всего мне понравились их имена: Пейшенс, Пруденс и Честити[111]111
  Терпение, благоразумие, целомудрие (англ. Patience, Prudence, Chastity).


[Закрыть]. Давно хотел спросить: правда, что Друзья любят называть детей в честь добродетелей?

– Правда, – кивнула Рэйчел и улыбнулась Джемми, который нетерпеливо заерзал на скамье. – Джеремайа, а какую добродетель ты выбрал бы в качестве своего имени?

– Сто такое доблодетель? – Мэнди хмуро глянула на брата, словно ожидая, что тот сейчас явит одну из этих загадочных штуковин.

– Что-то хорошее, – объяснил Жермен. – Например… – Он неуверенно покосился на Рэйчел. – Миролюбие или доброта?[112]112
  Этим качествам соответствуют имена Пис, Гуднес (англ. Peace, Goodness).


[Закрыть]

– Верно, – подтвердила она. – Ну а ты, Жермен, какое бы выбрал имя? Пока Джеремайа думает. Может, Пайети или Обидиенс?[113]113
  Благочестие, почтение к старшим (англ. Piety); послушание (англ. Obedience).


[Закрыть]

– Ни за что! – испуганно воскликнул мальчуган под общий смех. Тут все стали наперебой предлагать noms-de-vertu[114]114
  Наименования добродетелей (фр.).


[Закрыть], как для себя, так и для остальных членов семьи. То и дело слышались взрывы хохота и жаркие споры об уместности некоторых вариантов.

– Па, ты поднял эту тему еще на собрании, – весело заявила Брианна, – но так и не выбрал себе добродетельное имя.

– У него и без того уже есть имена трех шотландских королей! – запротестовал Роджер. – По-моему, этого более чем достаточно.

– Мама, ты тоже ничего не выбрала!

Судя по всему, Бри лихорадочно перебирала в уме подходящие мне варианты добродетелей. Я решила ей помочь:

– Хм… может, Милосердие?

Все покатились со смеху.

– Скорее Безжалостность, – пошутил Джейми, лукаво поглядывая на меня. – Или это не добродетель?

– Зависит от обстоятельств, – холодно ответила я.

– Твоя правда, – согласился он, целуя мне руку. – Ну тогда Непоколебимость. Или Решительность.

– Пожалуй, выберу последний вариант. У меня для тебя тоже есть один.

– И какой же?

– Стойкость.

Джейми продолжал улыбаться, но в глазах мелькнула горечь.

– Что ж, годится, – кивнул он.

35
Двойная комбинация

Генералу Джеймсу Фрэзеру, Фрэзер-Ридж,

Колония Северная Каролина

от капитана Джуды М. Биксби

Уважаемый генерал Фрэзер!

Надеюсь, Вы и миссис Фрэзер пребываете в добром здравии. Я теперь капитан стрелковой роты под началом генерала Уэйна, с которым вы знакомы. Он просил передать Вам привет, что я и делаю. Генерал слышал, что Вы вернулись к себе в Северную Каролину. Надеюсь, это правда и мое письмо дойдет по адресу.

На случай, если Вы его не получите, я буду краток – а позже напишу подробнее, как только появятся новости.

Прежде всего хотел сообщить о перестрелке с британцами на прошлой неделе. Это случилось неподалеку от британского форта Стоуни-Пойнт на берегу Гудзона. На сам форт мы не нападали, зато мигом вынудили их обратиться в бегство и укрыться за его стенами!

Также, к нашему величайшему сожалению, враги захватили в плен доктора Хантера и держат его в тюрьме форта. Насколько я знаю, он не пострадал – да и вряд ли британцы повесят доктора-квакера, который никогда против них не сражался. Скорее всего, с ним будут обращаться вполне сносно.

Я слышал, доктор Хантер – ваш добрый друг, и подумал, вы с миссис Фрэзер захотите узнать, что с ним произошло. Каждый вечер я молюсь за вас обоих, а теперь буду молиться и за доктора и его супругу.

Ваш покорнейший слуга (и адъютант),

Джуда Мордекай Биксби,

капитан Континентальной армии.

Джейми забрал у меня письмо и, хмурясь, перечел его. Мы сидели рядом на поваленном дереве за моим садом; придвинувшись ближе, я заглянула мужу через плечо. На слове «плен» внутри у меня все сжалось, а когда дочитала до слова «повесят», к горлу подступил ком.

– Стоуни-Пойнт, – повторила я, пытаясь сохранять спокойствие. – Знаешь, где это?

Джейми покачал головой, не сводя глаз с листа бумаги.

– Скорее всего, где-то в штате Нью-Йорк. – Он передал мне письмо. – «Его супругу»… Думаешь, Дотти знает, где Денни? Или она вместе с ним?

– В тюрьме? – недоверчиво спросила я.

Прошел почти год с тех пор, как мы виделись с Дензилом и Дотти. Увидев слова «доктор Хантер», я невольно потрогала маленький шрам на боку. После сражения при Монмуте Денни вынул из моей печени пулю от мушкета. Ранка давно затянулась, однако я до сих пор чувствовала резкую боль при поворотах или наклонах и порой просыпалась среди ночи, дрожа всем телом и не понимая, что происходит. Шрамы от ран остаются не только снаружи, но и внутри – наш разум тоже травмируется.

– Возможно. – Джейми уже не хмурился, хотя все еще казался встревоженным. – По крайней мере, в городе. Там у Дотти хотя бы есть шанс помочь мужу, – пояснил он, заметив мое недоумение. – Еда, лекарства, одеяла. И потом, он ведь смог передать весточку! – Муж помахал письмом.

Тут мне пришло в голову, что Дотти действительно может быть в тюрьме – но не в качестве заключенной. Жены – а порой и дети – пленников нередко жили с ними вместе и имели право покидать тюрьму в дневное время, чтобы раздобыть еды. Они попрошайничали или даже находили работу. Питание в тюрьмах было ужасным; иногда заключенных и вовсе не кормили. Тогда им оставалось полагаться лишь на помощь семьи и друзей либо на милосердие местных жителей, если случалось угодить в плен вдали от дома. Хотя вряд ли жен пускали в военную тюрьму.

– У тебя в кабинете есть бумага? – спросила я, соскакивая с бревна.

– Есть. Зачем она тебе? – Он сложил письмо и удивленно приподнял бровь.

– Напишу Джону Грею, – уверенно сказала я, словно это было самым простым и очевидным решением. Это и впрямь казалось очевидным. Во всяком случае, мне.

– Даже не думай! – охладил он мой пыл, сверкнув глазами.

Я выпрямилась и, скрестив руки на груди, пристально посмотрела на мужа.

– Ты уверен, что хотел сказать именно это? – вежливо поинтересовалась я.

Одно из преимуществ долгого брака – умение понимать, к чему могут привести некоторые разговоры, и вовремя сворачивать с опасной тропы по молчаливому согласию обеих сторон. Джейми поджал губы и задумчиво уставился на меня. Затем с тяжелым вздохом кивнул.

– Доротея напишет своему отцу, если еще этого не сделала, – рассудил он и поднялся, спрятав письмо Джуды в спорран. – Его светлость сделает все возможное.

– Мы не знаем, может ли Дотти написать отцу. Что, если она не с Дензилом? Или вовсе не знает о пленении мужа? К тому же мы понятия не имеем, где находится сам Хэл… то есть герцог, – прибавила я. И дернул же меня черт назвать Хэла по имени! – Но все же его и Джона не так сложно найти. Для британской армии это точно не секрет.

– Пока мое письмо дойдет до Саванны или Нью-Йорка, Дензила уже, скорее всего, освободят или выпустят на поруки. А может, перевезут в другое место.

– Или казнят, – мрачно продолжила я. – Ради бога, Джейми! Тебе ли не знать, что творится в британских тюрьмах!

Он уже хотел уходить, но, услышав мои слова, резко вскинул голову:

– Да. Знаю как никто другой.

Это действительно было так. Именно в тюрьме они с Джоном и познакомились.

– К тому же, – прибавила я, возвращаясь на более твердую почву, – писать буду я. Все-таки Дензил скорее мой друг, чем твой. Тебе не обязательно вмешиваться.

Шея его побагровела, что не предвещало ничего хорошего.

– Я и не собирался «вмешиваться». – Он брезгливо поморщился на последнем слове. – И не хочу, чтобы ты «вмешивалась» куда бы то ни было, если это касается Джона Грея. Никогда! – с нажимом добавил он и решительно подхватил лопату, которой копал новый колодец для сада. Судя по всему, больше всего на свете ему сейчас хотелось обрушить ее на голову Джона Грея – ну или на мою, за неимением другого объекта.

– Я тоже не планирую ни во что вмешиваться, – возразила я с ледяным спокойствием.

– Поздновато спохватилась, тебе не кажется? – съязвил Джейми.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Какого черта! Ты ведь знаешь, что произошло. И как. Знаешь, что я…

– Прекрасно знаю. Он уложил тебя в кровать, раздвинул тебе ноги и оттрахал. Стоит мне услышать его имя, думаю о том, что между вами было. Неужели ты думаешь, я смогу это забыть? – Он произнес неприличное ругательство на гэльском – что-то насчет яичек Джона, – воткнул лопату в землю, а затем снова вынул.

Я медленно дышала через нос, плотно сжав губы.

– Мне казалось, мы перевернули эту страницу, – произнесла я после долгой паузы.

Выходит, все это время я себя обманывала. Какая наивность! Неожиданно в памяти всплыли слова, которые Джейми – едва вернувшийся с того света, пропахший капустой, – сказал мне в саду Бертрамов (одежда моя была заляпана грязью, а сердце пело от радости):

Саксоночка, я полюбил тебя с первого мгновения. И буду любить всегда. Можешь хоть со всей британской армией переспать, не важно… Хотя нет, – поправился он. – Еще как важно, но я все равно не перестану тебя любить.

Немного успокоившись, я тут же вспомнила продолжение:

– Только, конечно, мне бы это не понравилось. И я наверняка закатил бы потом скандал.

Джейми подошел почти вплотную и посмотрел на меня с высоты своего роста; его голубые глаза потемнели от гнева.

– Я ведь говорил, что страшно ревнив?

– Да, но…

– И что проклинаю каждый час, который ты провела в постели другого мужчины?

Мне стоило немалых усилий сдержать готовые сорваться с языка слова.

– Говорил, – процедила я.

Джейми сверлил меня взглядом.

– Я не шутил тогда, – сказал он наконец. – Сейчас тоже не шучу. Делай что хочешь – видит Бог, ты всегда поступала по-своему, – только не притворяйся, будто не знаешь, как я к этому отношусь!

Джейми повернулся и зашагал прочь, взвалив на плечо лопату, словно ружье.

Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Мне хотелось швырнуть в него камень, но он уже был далеко и двигался слишком быстро.

– А как же Уильям? – крикнула я вдогонку. – Если он «связан» с Джоном – то и ты тоже, тупоголовый шотландец!

Джейми на миг застыл, а затем крикнул, так и не обернувшись:

– К черту Уильяма!

* * *

Я перебирала в уме синонимы словосочетания «тупоголовый шотландец», как вдруг услышала робкое покашливание и обернулась. Позади стояла Фанни. Ее фартук топорщился от грязных корнеплодов репы, а нежное личико выражало тревогу. Девочка хмуро смотрела вслед удаляющейся фигуре Джейми, которая едва виднелась за деревьями у ручья.

– Миссис Фрэзер, Уильям что-то натворил? – спросила она, глядя на меня из-под чепца. Я улыбнулась, несмотря на клокотавшую в душе ярость. Фанни уже давно говорила бегло и правильно – если не торопилась и не была чем-либо расстроена. Хотя у нее не всегда получалось произнести имя Уильяма без запинки.

– Уильям ничего не натворил, – успокоила я. – Насколько мне известно. Мы не видели его с… эээ… – Я осеклась на полуслове, но было слишком поздно.

– С похорон Джейн, – тихо сказала девочка, опустив глаза на фиолетово-белые корнеплоды. – Я подумала, может, мистер Фрэзер получил от него письмо. Или кто-нибудь написал ему об Уильяме. – Нахмурившись, Фанни кивнула в сторону рощицы. – Он злится.

– Он шотландец, – вздохнула я. – Поэтому такой упрямый. А также безрассудный, несносный, дерзкий, своенравный, тупоголовый – могу привести еще парочку нелестных эпитетов. Но не волнуйся: Уильям тут ни при чем. Давай-ка переложим репу вон в то корыто и зальем водой, чтобы вершки не завяли. Хочу приготовить из нее на ужин рагу, а на гарнир потушу ботву со свиным жиром. Ни один шотландец не станет есть зелень без жира.

Фанни понимающе кивнула и медленно отпустила концы фартука: спелые корнеплоды с грохотом высыпались в корыто, помахивая темно-зелеными помпонами ботвы.

– Не стоило ему рассказывать, – небрежно бросила она.

– О чем? – удивленно спросила я, заливая грязную репу водой из ведра. – Принеси, пожалуйста, еще воды!

Подняв ведро, девочка выплеснула воду в корыто и серьезно посмотрела на меня.

– Я знаю, что такое «оттрахал».

У меня перехватило дыхание, будто она со всего маху пнула меня по ноге.

– В самом деле? – с трудом выдавила я, беря в руку кухонный нож. – Впрочем, кхм… неудивительно. – Все-таки Фрэнсис провела в борделе добрую половину своей недолгой жизни, и наверняка в ее лексиконе есть слова, незнакомые обычным двенадцатилетним детям.

– Нехорошо получилось, – сказала Фанни, наклоняясь за следующим ведром. Мальчики наполнили их с утра; оставалось еще шесть. – Мне так нравится его светлость. Он был осень – очень добр ко мне и… Джейн. Мистер Фрэзер мне тоже нравится, – добавила она чуть более сдержанно.

– Уверена, он ценит твое доброе отношение, – заверила я девчушку, не вполне понимая, к чему она клонит. Какого черта? – Ты права, его светлость очень хороший человек. Он всегда был нам добрым другом.

Я сделала особый упор на слове «нам», и Фанни это сразу уловила. Ее хорошенькое личико вновь омрачилось.

– Ох… это все уфложняет. То, что вы легли с ним, – уточнила она на всякий случай. – Мужчины не любят делить свою женщину с другими. Если это, конечно, не двойная комбинация.

– «Двойная комбинация»? – Разговор начинал меня напрягать. Оставалось надеяться, что мне удастся вовремя его свернуть, не растеряв остатки достоинства.

– Миссис Эббот так говорила. Когда двое мужчин хотят кое-чем заняться с одной и той же девушкой. Это стоит дороже, чем две девушки для одного мужчины, потому что они могут ее… повредить. Чаще всего обходится синяками, – признала она. – Но все же…

– Понятно. – Я вылила в корыто последнее ведро. Самые маленькие репки всплыли на поверхность; от волосистых корешков расходились грязные разводы. Фанни взирала на меня со спокойным любопытством. Мне совершенно не хотелось, чтобы она делилась своими интересными мыслями с другими поселенцами. Тут Джейми со мной согласился бы.

– Пойдем-ка поговорим.

Не дожидаясь ответа, я направилась к дому. Откинула заменяющий входную дверь парусиновый полог и прошла на кухню. Парусина с легким шорохом колыхалась от ветра; в просторном помещении царил уютный полумрак – свет проникал лишь через открытую заднюю дверь и два окна, выходящих на колодец и тропинку в сад.

Кроме стола и скамеек, у нас была пара трехногих табуретов, обшарпанный деревянный стул (Мэгги Макаллан расплатилась им за помощь с рождением внучки), два маленьких бочонка соленой рыбы и несколько ящиков, которые еще не успели разломать на дрова. Обстановка напоминала трюм несущейся по волнам шхуны. Я указала Фанни на табурет, а сама села на другой, с наслаждением давая отдых ногам.

Фанни тоже присела, настороженно глядя на меня. Я ободряюще улыбнулась.

– Тебе и правда не стоит беспокоиться за Уильяма. Он вполне может за себя постоять. Просто сейчас он немного… сбит с толку. И, возможно, рассержен. Но я уверена, это скоро пройдет.

– Получается, – нахмурилась Фанни, – никто не говорил Уильяму, что мистер Фрэзер его отец? И он узнал об этом совершенно случайно? – Она посмотрела на свои сцепленные руки, а потом вновь вскинула глаза. – На его месте я бы тоже рассердилась. Только почему сердится мистер Фрэзер? Он когда-то бросил Уильяма?

– Эээ… не совсем.

Я встревоженно посмотрела на Фанни. За несколько минут она невольно затронула уйму семейных секретов, включая животрепещущую историю моих взаимоотношений с лордом Джоном.

– Мистер Фрэзер был якобитом – знаешь, кто это такие?

Она неуверенно кивнула.

– Якобитами называли сторонников Джеймса Стюарта, которые восстали против короля Англии, – объяснила я. – Они проиграли войну.

В душе словно разверзлась дыра. Всего несколько слов – но сколько за ними загубленных жизней!

– Мистер Фрэзер попал в тюрьму и не мог заботиться об Уильяме[115]115
  По-видимому, Клэр озвучивает Фанни упрощенную версию событий (на самом деле Джейми отсидел в тюрьме до рождения Уильяма, а уехал от Элсмиров, чтобы его отцовство не было раскрыто).


[Закрыть]. Лорд Джон был его другом. Он воспитал мальчика как родного сына, потому что никто из них и не надеялся, что мистер Фрэзер когда-либо выйдет на волю. К тому же лорд Джон думал, что у него никогда не будет собственных детей. – Из глубин подсознания всплыл давний совет Фрэнка: Всегда говори правду, насколько возможно…

– Его что, ранили? – спросила Фанни. – На той войне?

– Лорда Джона? Хочешь спросить, почему он не мог иметь детей? Не знаю. Но он и правда был ранен. – Я вспомнила шрамы на его теле… – Фанни, я хочу тебе кое-что рассказать. Обо мне.

Ее глаза расширились от любопытства. Светло-коричневая радужка казалась почти черной в полумраке кухни.

– Я тоже воевала. Только… в другой стране. Еще до того, как познакомилась с мистером Фрэзером и лордом Джоном. Я была лекарем, ухаживала за ранеными. Проводила много времени с солдатами и бывала в жутких местах.

В памяти вновь ожили страшные картины военных лет. На мгновение у меня перехватило дыхание. Захотелось дать волю поднявшимся в душе эмоциям – все равно они неизбежно отразились бы на лице.

– Я видела много ужасных вещей. Как и ты.

Подбородок Фанни чуть задрожал, и она отвела взгляд, непроизвольно сжав губы. Я ласково коснулась ее плеча.

– Можешь говорить со мной обо всем. – Я сделала акцент на последнем слове. – Только когда сама этого захочешь. Ни я, ни мистер Фрэзер не станем тебя принуждать. Если у тебя возникнет желание о чем-нибудь рассказать – например, о сестре, – мы всегда выслушаем. И я, и мистер Фрэзер, и Брианна с мистером Маккензи. Даже если это будет что-то ужасное. Мы не испугаемся… – На самом деле мы наверняка придем в ужас. Но это неважно. – Вдруг у нас получится тебе помочь? Однако…

Фанни вскинула на меня испуганные глаза. Этот ребенок научился улавливать мельчайшие изменения в тоне собеседника – возможно, поэтому ей удалось выжить.

– Однако, – твердо повторила я, – не у всех обитателей Риджа есть подобный опыт. Да и вряд ли они когда-либо встречали таких людей. Большинство из них жили в маленьких шотландских деревушках и даже грамоте не учились. Если бы ты рассказала им, где провела почти все свое детство, их бы это потрясло. Что вам с сестрой пришлось…

– Они и шлюх ни разу не видели? – Фанни удивленно моргнула. – Думаю, кое-кто из мужчин точно с ними встречался.

– Несомненно, – согласилась я, не желая сворачивать с темы. – Но ведь говоришь-то ты с женщинами.

Она кивнула с серьезным видом, переваривая мои слова. Затем на мгновение отвела взгляд, моргнула и вновь посмотрела на меня, задумчиво прищурившись.

– Мать миссис Макдональд говорит, что вы ведьма. Миссис Макдональд пыталась ее остановить, когда заметила, что я слушаю. Старая леди вечно болтает без умолку – если, конечно, ее рот не занят едой.

Я пару раз встречалась со старухой Кэмпбелл – матерью Дженет Макдональд, – так что совершенно не удивилась.

– Боюсь, не только она так считает, – сухо заметила я. – Но думаю, тебе не стоит рассказывать посторонним людям о своей жизни в Филадельфии.

Фанни послушно кивнула.

– На старуху Кэмпбелл можно не обращать внимания – пусть себе болтает. Потому что мистер Макдональд боится мистера Фрэзера. Он пытался запретить ей вас обсуждать. А меня вот никто не боится, – добавила она, пожав плечами.

То ли еще будет, малышка, – подумала я, глядя на смышленое личико.

– На самом деле люди не боятся мистера Фрэзера – скорее уважают.

Девочка нехотя склонила голову, давая понять, что спорить не будет, но останется при своем мнении.

– Иногда, – сказала она, – у кого-то из девушек появлялся покровитель. Бывало – правда, очень-очень редко, – он даже на ней женился. – Фанни мечтательно вздохнула. – Чаще всего, конечно, просто покупал хорошую еду и красивые платья и брал под свою защиту – чтобы никто не смел ее обижать или грубо с ней обращаться.

Я не догадывалась, к чему она клонит, но слушала очень внимательно.

– Когда сестра снова встретила Уильяма в окрестностях Филадельфии, он фка… сказал, что возьмет нас обеих под свою защиту. Она была так счастлива. – В тоненьком чистом голоске послышались слезы. – Если… если бы мы только могли тогда остаться с ним…

Джейми буквально в нескольких словах рассказал мне, что случилось с Джейн, сестрой Фанни. Подобная сдержанность выдавала, как сильно потрясла его гибель девушки и как глубоко это ранило их с Уильямом.

Опустившись на колени, я обняла малышку и крепко прижала к себе. Она рыдала почти беззвучно – так плачет ребенок, скрывающий свое горе из страха наказания. У меня у самой защипало в глазах.

– Фанни, – прошептала я наконец. – Ты в безопасности. Мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Никогда!

Икнув, она содрогнулась всем телом, но так и не обняла меня в ответ. Хотя и не отстранилась; просто сидела на табурете, тихая и хрупкая, словно раненая птичка, взъерошенные перышки которой едва удерживают остатки жизненного тепла.

– Уильям… – заговорила она еле слышно, – попросил мистера Фрэзера позаботиться обо мне. Только… мистер Фрэзер вовсе не обязан это делать. Ведь на фамом деле он не брал меня под защиту.

– Ну конечно, брал! – Я ласково погладила ее по плечу, чувствуя исходящий от чепца влажный запах. – Уильям поручил тебя ему, и теперь…

– Теперь он сердится на Уильяма! – Она отстранилась, размазывая по щекам слезы.

– О боже! Ты думаешь, мы выставим тебя за дверь из-за того, что мистер Фрэзер и Уильям… кхм… не сошлись во взглядах? Уверяю тебя, этого не случится.

Она недоверчиво покосилась на меня и кивнула. Но явно не поверила.

– Мистер Фрэзер всегда держит слово.

Фанни долго-долго смотрела мне в глаза, хмуря брови. Затем резко вскочила, вытерла нос рукавом и сделала книксен.

– Я не буду ни с кем говорить, – сказала она. – Ни о чем.