Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

32
Громко пой, кукушка![97]97
  Строка из английской песни-канона XIII века «Летний канон» (или «Песнь кукушки»). Эту мелодию напевает Малыш Джон, друг Робин Гуда, при их первой встрече, в американском фильме 1938 года «Приключения Робин Гуда».


[Закрыть]

Джон Грей на мгновение застыл, недоуменно уставившись на дверь, за которой только что исчез сын; а у него за спиной на изящном позолоченном стуле восседала громадная проблема. Совершенно не представляя, что сейчас произойдет, он повернулся и выпалил первое, что пришло в голову:

– Не хотите ли бренди, мистер Синнамон?

Молодой индеец вскочил со стула – несмотря на внушительные размеры и полное смятение на широком лице, двигался он на удивление грациозно. Глаза паренька светились таким ужасом и надеждой, что у Грея сжалось сердце. Мягко приобняв гостя за плечо, он подтолкнул его к самому надежному предмету мебели в доме – вместительному креслу из массива дуба.

– Садитесь. – Он сделал приглашающий жест. – Позвольте вам чего-нибудь налить. Думаю, выпить не помешает.

По крайней мере мне – точно. О боже, что я ему скажу? – думал лорд Грей, направляясь на кухню.

Отыскав бренди, неспешно разлил его по бокалам, словно оттягивая неизбежное. Затем вернулся к гостю, сел в полосатое зеленое кресло с подголовником и взял свой бокал, испытывая одновременно тревогу и приятное волнение.

– Рад заново с вами познакомиться, мистер Синнамон, – с улыбкой заговорил он. – Если не ошибаюсь, в нашу первую встречу вам было около полугода. С тех пор вы подросли. Как же давно это было…

Синнамон слегка покраснел – мертвенная бледность сошла наконец с его лица – и смущенно кивнул.

– Я… Спасибо, – выдавил он, – что заботились обо мне все эти годы.

Грей скромно отмахнулся и с любопытством спросил:

– Сколько вам лет?

– Двадцать, сэр – или следует называть вас «милорд» или «ваше сиятельство»? – спросил юноша, заметно волнуясь.

– «Сэр» вполне подходит, – заверил Грей. – Могу я узнать, как вы познакомились с моим… с Уильямом?

Молодой человек с радостью ухватился за возможность честно и без утайки ответить на столь простой вопрос. К окончанию рассказа он заметно расслабился, а его бокал почти опустел – лишь на дне плескался янтарный осадок. Прикинув в уме вес гостя, лорд Джон щедро подлил ему бренди.

Ох уж этот Маноке, – раздраженно подумал он, хотя ситуация его отчасти забавляла. Да и какой смысл сердиться? Маноке всегда поступал по-своему. Но в то же время… Несмотря на редкость и нерегулярность встреч, Грей доверял индейцу больше, чем кому-либо, – за исключением родного брата и Джейми Фрэзера. Маноке не заставил бы Синнамона проделать такой путь только ради того, чтобы одурачить старого приятеля; либо он действительно думал, что парень – сын лорда Грея и потому имеет право знать правду, либо, встретив повзрослевшего Уильяма, решил предложить лорду другого сына взамен.

Может, и правда пора искать нового наследника?.. От этой мысли внутри все сжалось. Если, узнав о своем происхождении, Уильям не придумал ничего лучше, как просто исчезнуть… Хотя даже если бы он и остался… Но нет. Так не пойдет, – заключил он с неожиданным чувством сожаления.

– Я рад, что вы приехали, мистер Синнамон, – сказал лорд Джон, в очередной раз наполняя бокал индейца. – И хотел бы начать с извинений.

– Нет, что вы! – воскликнул молодой человек, выпрямив спину. – Я бы никогда не осмелился требовать… вам не за что извиняться!

– Поверьте, есть за что. Оставляя вас на попечение католических монахов в Гареоне, я должен был хоть что-то сообщить об обстоятельствах вашего рождения, помимо имени. Правда, глядя на полугодовалого кроху, – улыбнулся лорд Джон, – довольно сложно представить его… эээ… взрослым мужчиной. Мы постоянно забываем, как быстро летит время.

Он вдруг вспомнил двухлетнего Уилли – упрямый и своенравный малыш уже тогда походил на родного отца.

Синнамон опустил глаза на свои широкие ладони. Затем невольно перевел взгляд на тонкие пальцы лорда Грея и на его лицо, надеясь обнаружить фамильное сходство.

– Вы и правда похожи на отца, – сказал Грей, глядя прямо в глаза индейцу. – Жаль, что не я произвел вас на свет – для нас обоих это было бы благом.

Повисло тяжелое молчание. Синнамон долго сидел с непроницаемым лицом, ничем не выдавая своих чувств – лишь пару раз моргнул. Наконец из глубин его души вырвался тихий вздох.

– Не могли бы вы… рассказать о моем отце, сэр?

Ничего не оставалось, кроме как признать парня сыном… либо рассказать ему правду. Только вот какую именно?

Проблема в том, что в истории Синнамона замешаны и другие люди. Нельзя же выложить мальчику все как есть, не посоветовавшись с ними и не спросив разрешения. С другой стороны, нужно сказать ему хоть что-нибудь. Грей взял свой бокал.

– Он был британским солдатом – тут Маноке не ошибся, – начал лорд Джон, осторожно подбирая слова. – Ваша мать была наполовину француженкой, наполовину… Боюсь, я понятия не имею, к какому индейскому племени принадлежал ее второй родитель.

– Скорее всего, к ассинибойнам, – сказал Синнамон. – Просто… я знал, что во мне течет индейская кровь, и внимательно присматривался ко всем мужчинам, проезжавшим через Гареон. В общем, в той части страны живет много ассинибойнов. Они обычно высокие и… – Индеец машинально провел ручищей по широким плечам.

Грей кивнул; к его удивлению и радости, парень принял новость довольно спокойно.

– Я видел ее – вашу маму, – продолжил лорд Грей, глотнув бренди. – Правда, лишь однажды. Она была высокой – на дюйм выше меня. И очень красивой, – тихо добавил он.

Синнамон лишь порывисто вздохнул. Но Грея поразила – и тронула – перемена в выражении его лица. На мгновение лорд Джон вспомнил лицо Джейми Фрэзера после обряда причастия, проведенного ирландским священником (в Ирландию они приехали, чтобы найти беглого преступника). Черты Джейми излучали тогда благоговение и покой.

– Она умерла от оспы, во время эпидемии. Я… кхм… выкупил вас у бабки-француженки за пять гиней, два одеяла и бочонок рома.

Губы Синнамона едва заметно дрогнули.

– А мой… отец? – Он напряженно подался вперед, уперев руки в колени. – Вам известно его имя? Скажите, кто он! Пожалуйста.

Грей колебался, памятуя о бурной реакции Уильяма на известие о его настоящем отце, однако успокоил себя тем, что у двух историй нет ничего общего. И с чистой совестью ответил:

– Его зовут Малкольм Стаббс. Кстати, эээ… рост вам достался точно не от него.

Несколько мгновений Синнамон недоуменно таращился на лорда Грея, но потом уловил шутку и рассмеялся. Он в смущении прикрыл было рот ладонью, однако почти сразу опустил руку, убедившись, что Грей не сердится.

– Сэр, вы сказали «зовут». Значит… он жив? – Глаза его вновь наполнились надеждой – и страхом.

– Был жив, когда я слышал о нем в последний раз. Хотя с тех пор прошло уже больше года. Он и его жена живут в Лондоне.

– В Лондоне… – шепотом повторил Синнамон и покачал головой, будто речь шла о каком-то нереальном месте.

– Он был тяжело ранен в битве за Квебек. Взрывом пушечного ядра ему оторвало ногу до колена; чудом не погиб. Потрясающая живучесть! Уверен, он передал это качество вам, мистер Синнамон. – Лорд Джон тепло улыбнулся индейцу. Бренди немного ударило в голову, хотя по сравнению с молодым гостем выпил он не так много.

Кивнув, Синнамон нервно сглотнул и опустил глаза. Какое-то время он молча разглядывал узор на турецком ковре. Наконец посмотрел на Грея и, прочистив горло, произнес:

– Сэр, вы сказали, он женат. Полагаю, его жена не знает о моем существовании?

– Сто против одного, что не знает, – сказал лорд Джон, внимательно разглядывая собеседника.

Неужели Синнамон задумал отправиться в Лондон? С него станется: уж больно решительный вид был у парня. Грей тщетно попытался представить, как отреагирует жена Малкольма, увидев на пороге своего дома индейца.

– Наверняка обвинит во всем меня, – пробормотал он себе под нос и потянулся за графином. – Еще капельку, мистер Синнамон? Я настаиваю!

– Я… хорошо. Спасибо. – Индеец залпом выпил бренди и поставил бокал с выражением непреклонной решимости в глазах. – Смею вас заверить, сэр, я не собираюсь доставлять хлопот ни отцу, ни его жене.

Грей отхлебнул еще немного бренди.

– Весьма похвальное намерение. И благоразумное. Могу я спросить: а если бы я и впрямь оказался вашим отцом – повторяю, мне искренне жаль, что это не так… – Он приподнял бокал, и Синнамон опустил взгляд, коротко кивнув в знак признательности. – Что бы вы сделали? Вернее, на что надеялись?

Синнамон открыл было рот, однако промолчал и крепко задумался. Его манеры произвели на Грея самое благоприятное впечатление. Парень был учтивым, но не робким; прямодушным, но вместе с тем рассудительным.

– По правде говоря, сэр, я и сам не знаю, – сказал он наконец, удобно откинувшись на спинку кресла. – Я не рассчитывал на признание или какую-либо помощь. Отчасти мною двигало любопытство. А еще – желание ощутить… если не принадлежность, то хотя бы некую связь. Узнать, что где-то есть человек одной со мной крови, – простодушно признался юноша. – И какой он.

Помолчав, индеец сконфуженно добавил:

– И, конечно, я хотел бы поблагодарить отца за то, что позаботился о моем благополучии. – Он в очередной раз прочистил горло. – Сэр, могу я попросить вас об услуге?

– Разумеется, – ответил лорд Грей. Ему не давал покоя один вопрос: а что вообще может хотеть от неведомого родителя брошенный ребенок? Уильяму явно ничего не было нужно от Джейми Фрэзера; правда, Уильям с детства знал Джейми, хотя заново познакомился с ним, уже будучи взрослым. И потом, у Уильяма была семья – настоящая семья, пусть и не по крови. Грей попытался представить, каково это, когда ты совсем один в целом свете. Но так и не смог.

– …если бы я написал такое письмо, – продолжал Синнамон, и лорд Джон, вздрогнув, вернулся к реальности.

– Письмо? – повторил он. – Малкольму?.. Полагаю, я мог бы отправить письмо. Только… эээ… не сочтите за излишнее любопытство – о чем вы собираетесь написать?

– Поблагодарю за щедрую заботу о моем благополучии, сэр. И заверю, что он всегда может на меня рассчитывать, если ему вдруг понадобится помощь.

– Вот как? Ах да, щедрую заботу… – Под пристальным взглядом Синнамона Грея бросило в жар – и бренди тут был ни при чем. Черт, как он раньше не сообразил: паренек думает, что это Малкольм присылал ему деньги все эти годы! Хотя на самом деле…

– Это были вы! – догадался индеец. Промелькнувшее в его глазах разочарование почти сразу сменилось удивлением. – То есть мистер Стаббс не…

– Он бы никак не смог, – торопливо объяснил лорд Грей. – Как я уже говорил, он был ранен – очень тяжело, почти смертельно. Поэтому его и отправили в Англию при первой же оказии. Поверьте, он был просто не в состоянии…

Не в состоянии подумать о сыне, которого зачал и бросил на произвол судьбы. Малкольм ни разу не упоминал о мальчике и не справлялся о нем у Грея.

– Понимаю, – еле слышно выдавил Синнамон. Сурово сжав губы, он уставился невидящим взглядом на серебряный кофейник на столике. Грей молчал, не желая усугублять ситуацию.

Наконец глаза индейца прояснились и он серьезно посмотрел на лорда Джона. У Синнамона были красивые темные глаза, глубоко посаженные и чуть раскосые. Точь-в-точь как у матери, – подумал Грей, но не стал этого говорить. Момент был неподходящий.

– В таком случае, сэр, я благодарю вас, – тихо сказал юноша с низким поклоном. – Вы поступили очень благородно.

– Я сделал это не ради Малкольма, – выпалил Грей. Недоуменно заглянув в опустевший бокал, он поставил его на круглый кофейный столик.

Они молча смотрели друг на друга, не зная, что еще сказать. Снаружи доносился голос кухарки Мойры – она частенько болтала с феями в саду, даже когда была трезва. Каретные часы на каминной полке пробили полчаса; Синнамон вздрогнул от неожиданности и обернулся на звук. Это были музыкальные часы с механической бабочкой под стеклянным куполом, которая поднимала и опускала крылышки, украшенные перегородчатой эмалью.

Ее движения прервали неловкое молчание, и, вновь повернувшись к хозяину дома, Синнамон заговорил без всякого смущения:

– Отец Шарль сказал, что вы дали мне имя, когда привезли в приют. Разве вы не знали, как назвала меня мать?

– Нет, конечно, – обескураженно ответил Грей. – Не знал.

– Значит, это вы назвали меня Джоном? – На лице Синнамона появилась легкая улыбка. – Своим собственным именем?

Грей невольно улыбнулся в ответ и пожал плечами.

– Ты мне понравился.

33
Море возможностей

Ни папа, ни Джон Синнамон по-прежнему не выходили. Что, черт возьми, они там делают так долго? Тревор уже несколько минут надрывался от крика, и терпение Амаранты лопнуло: извинившись, она ушла в дом, чтобы переодеть малыша в чистые пеленки.

Уильям оказался предоставлен самому себе – заняться было нечем, в городе он никого не знал, а возвращаться домой не хотелось. В любом случае он совершенно не горел желанием видеть кого-либо из знакомых. Натянув до самых бровей черную армейскую шляпу, Уилли заставил себя выйти за ворота и неспешно побрел по городу в направлении лагеря. На улицах было полно солдат, маркитантов[98]98
  Торговцы съестными припасами, напитками и разными мелкими товарами при армии в походе (XVIII–XIX вв.).


[Закрыть] и резервистов – затеряться в такой толпе не составит труда.

– Уильям!

Услышав окрик, он на мгновение замер и едва не пустился наутек. Голос был знакомым – владелец его также безошибочно опознал Уилли по росту и фигуре. Молодой человек нехотя повернулся, чтобы поприветствовать дядюшку, герцога Пардлоу, который только что вышел из близлежащего дома.

– Привет, дядя Хэл. – На большее его не хватило. Да и какой смысл? Лорд Джон наверняка расскажет брату о визите Уильяма и Джона Синнамона.

– Что ты здесь делаешь? – вежливо осведомился родственник, с ног до головы окинув племянника цепким взглядом – от заляпанных грязью сапог и грязного заплечного мешка до изношенного плаща на руке. – Неужто созрел для военной службы?

– Очень смешно, – съязвил Уильям, немного придя в себя. – Нет. Я приехал с другом – у него в лагере кое-какие дела.

– С отцом уже виделся?

– Только мельком. – Он не стал вдаваться в подробности.

Повисло неловкое молчание, а затем Хэл встряхнул собственный серый плащ и набросил его на плечи.

– Я иду к реке – немного прогуляться перед ужином. Хочешь со мной?

Уильям пожал плечами.

– Почему бы и нет?

Родственники вышли из города и спустились с утеса, так и не встретив никого из знакомых, к огромному облегчению Уильяма. Герцог Пардлоу не любил пустых разговоров; дойдя в полном молчании до узкого берега, они стали медленно пробираться сквозь карликовые сосны и заросли рвотного чая[99]99
  Вечнозеленый кустарник семейства падубовых. Из его листьев североамериканские индейцы заваривали кассину – чайный напиток наподобие мате, содержащий кофеин. По некоторым данным, растение обладает рвотными свойствами, однако большинство исследований это не подтверждают.


[Закрыть] к полоске чистого плотного песка у самой кромки воды.

Уильям с удовольствием брел вдоль реки, оставляя следы на сероватой илистой поверхности. Над головой синело бесконечное летнее небо, слепящее желтое солнце плавно клонилось к волнам. Изогнутая береговая линия оканчивалась крошечной галечной отмелью, которую облюбовала стайка рыжеклювых куликов-сорок. Птицы холодно взглянули на непрошеных гостей и нехотя отступили, то и дело сердито оборачиваясь.

Несколько минут дядя и племянник молча смотрели на воду.

– Ты скучаешь по Англии? – спросил вдруг Хэл.

– Иногда, – признался Уильям. – Хотя я о ней почти не вспоминаю, – добавил он не совсем искренне.

– А я вот частенько. – В мягком свете гаснущего дня лицо дяди казалось спокойным и задумчивым. – У тебя ведь там нет ни жены, ни детей. Да и собственным домом ты пока не обзавелся.

– Что правда, то правда.

Ритмичный плеск прибоя заглушал доносившиеся с полей голоса рабов; в вышине безмолвно плыли облака.

Тишина имела и оборотную сторону: неотвязные мысли лезли в голову и начинали раздражать, подобно тикающим в пустой комнате часам. Компания Синнамона, несмотря на очевидные неудобства, позволяла хоть на время забыть о проблемах.

– Как отречься от титула?

Он вовсе не планировал затрагивать эту тему – слова вырвались помимо воли. Как ни странно, дядя Хэл совершенно не удивился.

– Никак. Ты не можешь этого сделать.

Уильям ошарашенно уставился на родственника, который все так же невозмутимо взирал на реку, несущую свои воды в сторону моря; легкий ветер трепал его собранные в хвост темные волосы.

– Что значит не могу? Кому какое дело, откажусь я от титула или нет?

Дядя Хэл взглянул на него с ласковым укором.

– Общественное мнение тут ни при чем, бестолковая твоя голова. Я сказал это в буквальном смысле. Невозможно отказаться от пэрства. В законе не предусмотрено такой процедуры.

– Но ведь ты… – Уильям ошеломленно замолчал.

– Тоже не отрекся, – сухо ответил дядя. – Если бы мог, то давно бы это сделал. Все, что я мог, – запретить называть меня герцогом под угрозой физической расправы. Понадобилось несколько лет, прежде чем мое требование начали принимать всерьез, – добавил он небрежно.

– Неужели ты с кем-то расправился? – усмехнулся Уильям.

Вопрос был исключительно риторическим, однако, к изумлению племянника, законный обладатель герцогского титула наморщил лоб в попытке вспомнить.

– Для начала с парочкой писак. Они как тараканы: раздавишь одного, и остальные разбегаются по темным углам. Но стоит обернуться – полчища этих тварей тут как тут, пируют над твоим трупом, смешивая с грязью твое доброе имя.

– Не знал, что у тебя есть дар красноречия! Тебе об этом когда-нибудь говорили?

– И не раз, – отмахнулся дядя. – Побитыми газетчиками дело не ограничилось: также пришлось вызывать на дуэль Джорджа Мамфорда (он тогда еще не был маркизом Клермоном), Герберта Вильера (виконта Брентона) и джентльмена по фамилии Редклифф. Ах да, еще полковника Филлипса из тридцать четвертого полка – он приходится графу Уолленбергу кузеном.

– На дуэль? И всем им пришлось с тобой стреляться?

– Разумеется. Кроме Вильера – он застудил печень и умер незадолго до поединка. Ну а остальных… впрочем, что-то я заболтался. – Тряхнув головой, Хэл прервал рассказ. Солнце почти зашло, с реки подул холодный ветер. Герцог Пардлоу закутался в накидку и кивнул на город.

– Идем. Начинается прилив, а у меня через полчаса ужин с генералом Прево.

Они медленно пошли обратно в наступивших сумерках, цепляя сапогами жесткие прибрежные водоросли.

– К тому же, – прибавил дядя, нагибая голову от ветра, – помимо титула у меня было звание. И незапятнанная честь мундира. Отказавшись использовать титул Пардлоу, я также отказался от прибыли с имений. Однако в моей повседневной жизни почти ничего не изменилось – если не считать недоуменных взглядов представителей высшего общества. Большинство друзей остались моими друзьями, меня по-прежнему принимали в тех домах, где я привык бывать. Но главное – я продолжал заниматься любимым делом: строил солдат и командовал полком. Что касается тебя… – Он смерил племянника оценивающим взглядом, от армейской шляпы до видавших виды сапог. – Знаешь, проще найти занятие по душе, чем пытаться увильнуть от того, что претит.

Уильям остановился и несколько мгновений простоял с закрытыми глазами, слушая плеск реки и наслаждаясь пустотой в голове. Все мысли вдруг куда-то улетучились.

– Допустим, – сказал он наконец, со вздохом открывая глаза. – А ты уже с рождения знал, чем хочешь заняться?

– Мне кажется, да, – задумчиво ответил дядя Хэл. – Сколько себя помню, всегда планировал стать военным. Но вот хотел ли?.. Никогда об этом не задумывался.

– Вот именно, – подхватил Уильям. – Ты родился в семье, где у старшего сына нет другого выбора. Просто тебе повезло, что армейская служба оказалась твоим призванием. Я же с детства был убежден, что мой священный долг – заботиться о фамильных угодьях и арендаторах. Как и ты, я ни разу не задумался, чего хочу на самом деле.

Уильям снял шляпу и сунул под мышку, чтобы не унесло ветром.

– Мне кажется, я не вправе использовать ни один из якобы предназначенных мне титулов. И потом…

Пораженный внезапной догадкой, он пристально посмотрел на дядю.

– Ты сказал, что отказался от герцогских доходов. Но это ведь не означает, что ты перестал заниматься имениями, даже если больше не получаешь с них прибыль?

– Конечно, нет… – возмутился Хэл и раздраженно – хотя и не без уважения – посмотрел на племянника. – От кого ты нахватался подобных идей? Не от отца ли?

– Полагаю, лорд Джон оказал некоторое влияние, – вежливо ответил Уильям.

При мысли о бывшем отце в душе все перевернулось – в последнее время это происходило с пугающей регулярностью. Он никак не мог забыть выражение страха и решимости в глазах Джона Синнамона. Хотя какого дьявола? Со временем все это сотрется из памяти. Надо только приложить некоторые усилия. А пока можно лишь отгонять горькие воспоминания.

– Выходит, ты не отказался от своих обязанностей, даже не получая от них никакой выгоды. Хотя, по твоим словам, отказаться было невозможно. Неужели пэр ни при каких обстоятельствах не может перестать быть пэром?

– Нет. По крайней мере, не по собственной прихоти. Не забывай: пэрство даруется монархом в знак признательности. Конечно, если пэр впадет в немилость, монарх может лишить его всех титулов. Но даже тогда потребуется одобрение Палаты лордов. Пэры не любят, когда их благоденствию что-либо угрожает; они к подобному не привыкли, ведь в последнее время ни с одним из них не случалось ничего подобного, – саркастически добавил дядя Хэл. – Поэтому даже монаршая прихоть не является достаточным основанием для лишения титула. Таких оснований – по пальцам перечесть. Единственное, что приходит в голову, – участие в восстании против Короны.

– Интересно… – пробормотал Уильям себе под нос. Однако дядя услышал и пронзил племянника суровым взглядом.

– Если ты способен пойти на измену и предать короля, страну и семью ради собственной выгоды – возможно, Джон оказался не таким уж хорошим учителем.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал по гниющим водорослям, оставляя на песке бесформенные следы.

* * *

Уильям решил ненадолго остаться у реки. Он ни о чем не думал. И почти ничего не чувствовал. Просто смотрел на течение, которое словно вымывало его утомленный мозг. Эскадрон бурых пеликанов пронесся над водой. Не увидев ничего интересного, белоголовые птицы взмыли ввысь и отчалили в сторону моря.

Неудивительно, что людей так манят морские просторы, – подумал Уильям с тоской. Ни унылой пучины повседневности, ни навязанных обществом обязательств. Лишь безбрежная водная гладь да бескрайнее небо на целые мили вокруг.

А еще скверная еда, морская болезнь и вероятность в любой момент погибнуть от пиратов, взбесившихся китов или – чаще всего – от разгула стихии.

Мысль о китах рассмешила его, а мысль о еде – неважно какой – напомнила о пустом желудке. Обернувшись, Уильям вскрикнул от ужаса: пока он занимался ничегонеделанием, из кустов выполз огромный самец аллигатора и улегся в паре шагов от него. Крик напугал и разозлил рептилию; распахнув жуткую пасть, она издала утробный рык, напоминающий отрыжку великана-людоеда.

Уилли и сам не понял, как очутился в центре военного лагеря, задыхаясь и истекая потом. С бешено колотящимся сердцем он пробирался мимо аккуратных рядов палаток, чувствуя себя в безопасности среди привычных звуков. Приближалось время ужина – от походных кухонь исходил густой запах костра, нагретой земли, жарящегося на гриле мяса и томящегося на слабом огне рагу.

Голодный как зверь, он добрался наконец до отцовского дома; до захода солнца оставалось не менее часа – летом темнеет поздно. Тревор уже наверняка был в постели, поэтому Уильям старался идти как можно тише, ступая по влажной траве вдоль кирпичной стены.

Вспомнив о малыше (и неизбежно подумав о его матери), он глянул в сторону увитой виноградом беседки. На скамье действительно кто-то сидел, однако вовсе не Амаранта (с Тревором или без).

– Guillaume![100]100
  Гийом – французский аналог имени Уильям.


[Закрыть] – Джон Синнамон вскочил и ринулся ему навстречу, расшвыривая по гравийной дорожке опавшие листья и виноградины.

– Джон! Как все прошло?

При виде широкого сияющего лица индейца Уильям ощутил уныние. Значит, лорд Грей признал Джона Синнамона своим сыном?

– Отлично! Guillaume, твой отец – прекрасный, замечательный человек! Тебе так повезло!

– Я… эээ… ну да, – озадаченно пробормотал Уильям. – И что он в итоге…

– Он рассказал о моем отце. – Синнамон взволнованно сглотнул. – О моем настоящем отце. Его звали Малкольм Стаббс. Ты его, случайно, не знаешь?

– Не уверен. – Уильям нахмурился, силясь вспомнить. – Хотя имя знакомое – где-то я его слышал. Скорее всего, в далеком детстве. Может, мы и встречались.

Синнамон небрежно махнул рукой.

– Он был военным, капитаном британской армии. Его сильно ранили в битве за Квебек, на полях Авраама – слыхал о таком сражении?

– Конечно. И что потом случилось с твоим отцом – он выжил?

– Да. Живет в Лондоне! – с восторгом ответил Синнамон и от избытка чувств стиснул Уильяму плечо, едва не сломав ключицу.

– Ясно. Полагаю, это хорошая новость?

– Лорд Джон обещал отправить капитану Стаббсу мое письмо, если я решусь написать. В Лондон! – Очевидно, этот город казался ему волшебной страной, населенной прекрасными феями.

Уильям улыбнулся другу, искренне радуясь за него – и в глубине души испытывая стыдливое облегчение оттого, что индеец все же не является сыном лорда Грея.

Пришлось несколько раз пройтись по двору, слушая подробнейший отчет о беседе: что сказал Синнамон, что ответил лорд Джон и что Синнамон подумал, когда это услышал, и…

– Ты и правда собираешься ему писать? – вставил Уильям, прервав красочный монолог индейца.

– Конечно! – Синнамон до боли стиснул приятелю руку. – Guillaume, ты мне поможешь? Подскажешь, что написать?

– Непременно. – Уильям вытащил пострадавшую кисть и осторожно распрямил пальцы. – Вероятно, ты хочешь пока остаться в Саванне и подождать ответного письма?

Синнамон побледнел – то ли от мысли о послании капитана Стаббса, то ли от страха так его и не получить.

– Да, – кивнул он с тяжелым вздохом. – Лорд Джон любезно предложил остановиться у него, но мне кажется, это будет неправильно. Я сказал ему, что найду работу и сниму комнату. О, Guillaume, я так счастлив! Je n’arrive pas à y croire![101]101
  Поверить не могу! (фр.)


[Закрыть]

– Я тоже, mon ami, – с улыбкой ответил Уильям. Радость Синнамона передалась и ему. – Только знаешь что: давай-ка отметим это счастливое событие за ужином. Иначе я умру голодной смертью.