Текст книги "Универсальное средство"

Пискнул мобильник – пришло смс-сообщение. Роман прочел его и удивился. И было, чему. «Банк «Благодарный». Перевод денежных средств на карту ****9889. Вам доступно 247632 рубля 19 копеек». Получка была пятого. До аванса оставалось еще шесть дней. Кто мог сделать перевод? У Романа не было знакомых финансовых воротил, которые ради развлечения прислали бы ему двести тысяч. «Наверно, ошиблись», – подумал Роман и решил завтра позвонить в банк, чтобы выяснить, откуда на его счет поступили деньги.

На следующий день он на обеде зашел в банк, находившийся как раз неподалеку от отделения. Объяснил ситуацию. Клерк посмотрел поступления на счет Филатова и сказал:

– Перевод сделан именно вам. Указаны ваши реквизиты, ошибки быть не может. Кстати, здесь есть назначение платежа: за выполнение работ.

– Я не выполнял никаких работ.

– Вам лучше знать.

– Кто сделал перевод?

– Банк «Вымпел». Это московский банк. В нашем городе нет его филиалов. Если сомневаетесь, подождите два-три дня. Если перевод был сделан все-таки ошибочно, во что лично я не верю, с вами свяжутся. А если нет, то можете тратить и не мучиться угрызениями совести. Даже ошибки просто так не случаются.

После работы Роман нашел телефон «Вымпела» и позвонил туда. Объяснил, что произошло. Оператор отыскала перевод и сказала:

– Все верно. Вам сделан перевод на карту. Номер счета, с которого сделан перевод, зашифрован. Я отправила запрос. Мне ответили, что перевод сделан именно вам. Так что это ваши деньги. Всего хорошего.

Глава 4

Мужчины с мышиными волосами, а также невидимка с кошкой

Филатов сделал месячную распечатку телефонных разговоров пропавшего мышеволосого мужчины.

«Ей-богу, будь у меня такие волосы, я бы их красил», – думал Роман. – «Надо же, настоящая мышиная шкурка! Как его жена не боялась? Женщины до смерти боятся грызунов».

Больше всего звонков было сделано некой Девочке – так в разговоре называл неизвестного абонента Волков.

«Здравствуй, Девочка».

«Привет, несмышленыш».

«Увидимся сегодня?»

«Конечно».

«Давай на нашем месте».

«Хорошо. Возьми игрушки».

В интонациях Девочки было что-то кошачье, мяукающее.

Это был последний звонок Девочке, сделанный за день до исчезновения Мышиного Человека, как окрестил пропавшего Филатов. Он всегда давал фигурантам прозвища для удобства запоминания действующих лиц очередной драмы (реже комедии), порожденной жизнью.

– Видать, Мышиный Человек еще тот ходок, – рассудил Роман. – И с кем связался? С какой-то котоголосой!

В жизни Девочку звали Мариной Алексашиной. На нее был зарегистрирован номер, на который звонил пропавший.

По частоте звонков следующим шел некий Максим. Судя по разговорам, это был один из длинноволосых, о которых упоминали бабушки – сторожа реальности отдельно взятого двора. В беседах с Максимом Волков, в основном, обсуждал время восхода и длительность видимости небесных тел: Луны, планет, комет, переменных и двойных звезд. Говорили о небесных координатах, о достоинствах разных телескопов, их кратности и сравнивали телескопы между собой.

Затем были частые звонки некоему Котофею, имя которого так ни разу и не прозвучало. Как и имя Девочки. С Котофеем Иван разговаривал, в основном, о каких-то непонятных деньках, причем деньки были чем-то материально-осязаемым, а не сладкой тоской о прошлом («Эх, золотые были деньки!») и не мечтами о желаемом будущем («Возьму денек за свой счет и махну на рыбалку!»): «Знаешь, денек-то оказался крепким, чуть ноги не переломал». А иной раз речь шла вообще о чем-то непонятном: «Встретились возле денька, а там и точки показались».

Эта фраза заинтересовала Романа. Он крутил и вертел ее в мозгу до полного обнуления. Шифр, но какой? Надо скорее побеседовать с этим Котофеем.

Были звонки людям, нанимавшим грузовики. Зачем заведующему гаражом звонить им? Так сильно за свою технику переживал?

Роман решил побеседовать сначала с Мариной, Максимом и Котофеем, а потом заняться всеми остальными. По базе данных узнал, где прописаны люди, на которых зарегистрированы телефонные номера. Марина жила совсем близко от пропавшего, в соседнем доме.

«Хорошо устроился наш сердцеед!» – заметил Филатов.

Максим тоже жил неподалеку от пропавшего, в десяти минутах ходьбы – так поведал Роману Дубль-гис.

Зато с Котофеем была полная неразбериха: телефон был зарегистрирован на некоего Федора Иванова, однако его адреса в базе данных не было. Как и данных его паспорта.

Роман вызвал Влада Сивова, самого смышленого опера в отделении, и поставил перед ним задачу.

– Выясни у оператора сотовой связи данные вот этого абонента. Добудь их любым способом. Обаяй. Запудри мозги. Напугай. Но данные достань.

Невозмутимый Сивов кивнул и удалился выполнять задание.

Роман оседлал служебную машину и поехал к предполагаемой пассии Волкова.

Он припарковался на стоянке перед домом, в котором жила Марина. Заглушил двигатель и позвонил ей. На третьем гудке трубку сняли, и женский голос произнес:

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, с вами говорит следователь районного отделения полиции. Меня зовут Роман Львович Филатов. Я расследую пропажу вашего знакомого, Ивана Волкова. Хочу с вами побеседовать.

Несколько секунд трубка молчала.

– Иван пропал? – наконец отозвалась Марина.

– Да.

– Когда?

– Так, Марина Александровна, вопросы буду задавать я. Вы дома?

– Да.

– Сейчас позвоню по домофону, откройте.

Марина жила на восьмом этаже. Филатов зашел в лифт и хотел было нажать цифру «8», но передумал и стал подниматься по лестнице. Стены были изрисованы бессмысленными граффити с претензией на художественную ценность. Бетонную трубу мусоропровода неизвестный художник превратил в античные колонны. Между седьмым и восьмым этажами на стене толстым черным фломастером было выведена надпись, сделанная большими буквами, стилизованными под готику: «Герберт Уэллс был здесь». Надпись была обведена двумя жирными линиями и украшена завитушками. Буквы были пронзены молниями, похожими на те, что изображены на плакате «Не влезай! Убьет!» Филатов читал в детстве романы английского фантаста и даже какое-то время боялся темноты, опасаясь, что на него нападут морлоки и утащат к себе под землю.

Он позвонил в квартиру номер тридцать один.

– Проходите! – услышал Роман из-за двери голос Марины.

Он потянул дверь на себя и вошел. В прихожей было пусто. Он прошел в комнату. Там тоже никого не было.

– Марина, где вы?

– Да вот же я, – раздался ее голос. – Прямо перед вами.

Роман оглянулся: вокруг никого.

– Хватит паясничать, выходите!

– Я в двух шагах от вас.

Источник звука находился совсем близко к Роману. Несмотря на то, что Филатов не раз побывал в переделках и не единожды рисковал жизнью, он испугался. Одно дело сражаться с людьми во плоти, другое – разговаривать с невидимкой. Черт знает, что от него ожидать?

– Вы меня не видите, – обреченно сказала Марина. – Жаль! Значит, опять бумажки приклеились.

– Какие бумажки и куда приклеились? – автоматически спросил Филатов.

– Это неважно, – отозвалась Марина. – Я трогаю вас за руку, чувствуете?

Филатов не ощущал ничего. О чем и сказал.

– И это тоже… – убитым голосом сказала Марина.

Филатов без приглашения сел на ближайший стул и вытер внезапно вспотевший лоб. Ущипнул себя за ухо. Крепко зажмурился, резко открыл глаза. Роману вдруг показалось, что он задремал в машине, и ему снится цветной, красочный сон со стереофоническим звуком.

– Я брежу? – неуверенно спросил себя Филатов.

– Отчасти, – отозвался Маринин голос.

Потом она уточнила:

– В той же степени, что и я. Впрочем, существует разница: я вижу и слышу вас, а вы меня только слышите. Всем известно, что голос без тела – штука невозможная, поэтому, скорее всего, у вас началась душевная болезнь, сопровождаемая галлюцинациями. В общем, вы готовый пациент психиатрической клиники. И вас туда определят, если сейчас же не допустите мысль, что бывают невидимые люди. Поверьте, я вовсе не стремилась к тому, чтобы стать невидимой… Просто так вышло!

– Хорошо, – отозвался Филатов. – Допустим, что фантастика иногда становится былью. Что добрые, но несколько взбалмошные ученые, руководствуясь самыми благими намерениями, отчебучивают такое, что и в страшной сказке не прочтешь. Что стечение обстоятельств создало невидимку, способную проходить сквозь стены. Однако следователи – материалисты, и они ничего не принимают на веру. В данном случае имеет место обычная трансляция звука. Сидит оператор в операторской и бубнит в микрофон, что он невидимка, а сам, поди, умирает от смеха, видя, как обдурил доверчивого полицейского. Нет уж! Contra factum non datur argumentum! Против фактов нет аргументов! Могу лишь констатировать, что слышу звуки женского голоса в совершенно пустой квартире. Каким образом они возникают, не знаю. Доказать свое присутствие вы не можете, потому что якобы лишились способности воздействовать на предметы. Кстати, как объясните тот факт, что дверь была открыта? Значит, вы смогли ее открыть! А если открыли…

– Настоящий Шерлок Холмс, – съехидничала Марина, – железная логика! Если дверь открыта, значит, ее кто-то открыл. А вы не допускаете, что дверь уже была открыта? Или никогда не закрывалась?

– Тогда зачем вам дверь? – удивился Роман.

– А это уже другой вопрос!

– Что ж, дверь можно не закрывать, – глубокомысленно изрек Роман, – закон не запрещает. Правда, тогда теряется смысл существования дверей. Как устройств, предназначенных для обособления от внешнего мира.

– А если я не хочу обособляться от мира? Если хочу быть его частью? Что тогда?

– Необязательно идти на крайние меры для того, чтобы почувствовать себя частью мира. Кстати, вы и так его часть. Как я или кто-то другой. Но мы заболтались. Я пришел сюда не для того, чтобы выяснять, как вы относитесь к экзистенциализму, а задать несколько вопросов о Волкове. Пусть наша беседа будет несколько … необычной, потому что мне еще не доводилось общаться с невидимкой, неважно: главное – выяснить, что вы знаете о судьбе пропавшего. Первый вопрос: когда вы последний раз виделись?

Наверно, невидимка решила разгрызть и попробовать на вкус нервы Филатова, потому что спросила:

– Что вы подразумеваете по словом «виделись»? Какой смысл в него вкладываете?

Филатов опешил:

– Вы не знаете, что значит «виделись»?

– Вот именно!

– Увидеться – значит встретиться.

– Мы ни разу не встречались.

– Уважаемая госпожа Алексашина, хватит ваньку валять! У меня есть запись вашего разговора с Волковым, сделанная несколько дней назад.

Филатов включил проигрыватель телефона. Как только запись закончилась, Марина с насмешкой в голосе сказала:

– Вы не по адресу обратились. Конечно, я тоже… девочка, но меня зовут Марина. Разве вы не слышите, что у меня и женщины, ведущей диалог, разные голоса?

– Тогда кто такая Девочка?

Тут невидимка хихикнула.

– Это моя кошка.

Филатов оторопел. «Мало того, что попал к невидимке, так у невидимки еще и кошка говорящая!» Он не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Покажите кошку.

– Знаете что! Идите-ка отсюда! Вы уже надоели! Если кто-то потерялся, так ищите! Я-то здесь причем?

– Как кошка ответила на звонок?

– Она всегда отвечает, когда не могу взять трубку, или когда меня нет дома.

Фантасмагоричность ситуации привела Филатова в состояние автономной работы нервной системы, проходящей без участия префронтального кортекса.

– Вы сказали, что знали Ивана Волкова.

– Да жив, жив ваш Волков! А теперь отстаньте!

– Откуда вам это известно?

– Вот что, господин полицейский! Вы утомили меня. Более ничего не скажу. А заставить говорить не сможете. Догадываетесь, почему? Оставьте свой номер телефона и уходите. Я устала. Если смогу помочь, обязательно позвоню.

Тут Филатов почувствовал, как чьи-то острые когти раздирают ему лицо.

Роман созвонился с приятелем пропавшего Мышиного Человека, Максимом, и договорился встретиться в кафе. Трудился Максим в центре города, в проектном институте, который каким-то чудом пощадил вечно голодный капитализм, экономически склонный к сокращению штатов, жаль, что не Соединенных.

Шрамы от нападения говорящей кошки зажили на удивление быстро, за пару дней, несмотря на то, что были довольно глубокими. Бешеная животина чуть не лишила Филатова глаз. Ему еле удалось схватить юркого хищника за шкирку и отшвырнуть прочь. Тот снова бросился на Филатова, но Роман, мгновенно вытерев кровь, заливающую глаза, ухитрился ударом ладони отбить атаку, и здоровенный хвостатый котяра, яростно, но невнятно проорав кошачью угрозу, выскочил из комнаты.

– В туалете есть полотенце, – сказала Марина.

Филатову показалось, что она еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

Роман умылся, взял в туалете бумажные салфетки на случай, если раны начнут кровоточить, и удалился.

Сев в машину, он стал длинно и заковыристо ругаться.

– Погоди, четвероногая сволочь, я до тебя доберусь, – со злостью пробормотал Филатов, рассматривая себя в зеркало заднего вида, а потом истерически рассмеялся: надо же, докатился, уже кошке мстить собрался! Потом он решил, что говорящая кошка много больше, чем обыкновенная, почти человек, раз умеет говорить, и, значит, должна нести полную ответственность за свои поступки. «Деяния», – мягко поправил его невидимый собеседник в голове. Потом невидимый собеседник добавил, что коль эта кошка говорящая, то она должна отвечать по всей строгости закона, согласно так называемому «Кодексу чести говорящей кошки», в котором есть раздел, посвященный уголовно наказуемым деяниям. «Вот меня накрыло-то!» – заметил Филатов и решил, что в кошачьих когтях была специальная железа, во время драки выделяющая сильнодействующие психотропные вещества.

Он вернулся в отдел и показался местному эскулапу, своему тезке, Филипчуку Роману Борисовичу, но говорить о невидимом собеседнике, подталкивающем его к конфликту с кошкой, не стал.

Врач был мужчиной флегматичным. Когда он увидел Филатова, лицо его чуть согнулось от внутренней улыбки. Впрочем, улыбка была ничуть не обидная. Все в отделе привыкли, что большинство проявлений реальности, которую Роман Борисович рассматривал сквозь призму профессии, вызывает у него специфическое напряжение мимических мышц, слегка сгибающее лицо внутрь, но не как проявление радости от созерцания чужого горя, а как констатацию факта, что пациент жив, и не нужно осматривать труп погибшего насильственной смертью.

– Садись, – бросил он и махнул рукой в сторону обшарпанного кресла, на котором осматривал своих подопечных. Взял стерильную салфетку и аккуратно протер следы когтей. – Довольно крупная кошка, – заключил он после осмотра. – Тебе повезло, что не ослеп. Порезы совсем рядом с глазами. Швы накладывать не нужно. Вот мазь, возьми. Каждый день мажь три раза: утром, днем и вечером. Хорошая мазь. Быстро заживляет. Шрамы останутся, совсем небольшие. Не ты первый и не ты последний пострадал от кошки. Они такие твари, с темной психикой, – посочувствовал он.

Роман поблагодарил Филипчука, попрощался и отправился на встречу с Максимом.

Филатов присел за столик возле окна, заказал чай и стал смотреть на площадь. Через несколько минут к нему подошел мужчина средних лет, волосы которого были убраны в хвост.

– Здравствуйте! Вы следователь?

Роман окинул взглядом подошедшего мужчину. Неприметная внешность. Одет просто, неброско. Хоть в поход, хоть на работу, хоть на вечеринку. Крепкий. Несмотря на свободную одежду, видны накачанные мышцы. Волосы длинные, серого мышиного цвета, до крестца. «Может, у всех любителей астрономии мышиные волосы?» – подумал Роман, но тут же отогнал мысль. Все равно, что сказать: все птицы осенью улетают на юг. Но мысль отомстила за свое убийство, породив «мышиные шкурки сейчас нарасхват». На лице Романа появилась улыбка.

– Здравствуйте! Да, я следователь. Каким образом вы узнали, что это я вызвал вас?

– Вы похожи на следователя.

– Как так? У следователей есть какие-то особые приметы?

– Нет. Просто у вас внешность следователя. До этого момента мне не приходилось иметь дело ни с работниками полиции, ни с работниками Следственного Комитета. Но если меня попросили бы описать, как выглядит следователь, я бы описал вас. Наверно, у вас типичная для этой профессии внешность. По крайней мере, мне так кажется.

– Ясно. Насколько понимаю, вы Максим Алексеевич Мельников?

– Да.

– Меня зовут Роман Львович Филатов. Я пригласил вас затем, чтобы задать несколько вопросов о вашем знакомом, Волкове Иване Петровиче.

– Что с ним?

Филатов пропустил вопрос мимо ушей.

– Когда вы последний раз общались с Волковым?

Длинноволосый Максим пожал плечами и достал из кармана телефон. Поводил по нему пальцем.

– Пять дней назад мы с ним разговаривали по телефону, договаривались о наблюдениях. Об астрономических наблюдениях.

– Как давно вы знакомы с Волковым?

– Лет двенадцать.

– При каких обстоятельствах познакомились?

– В астрономическом кружке. Вышли покурить на перемене. Слово за слово, вот и познакомились. Так что с Иваном? Он что-то натворил?

– Ваш знакомый пропал.

Филатову показалось, что напряжение, которое владело длинноволосым астрономом с начала беседы, отпустило его.

– Как пропал? Когда?

– Четырнадцатого числа сего месяца.

Длинноволосый Максим стал загибать пальцы, отсчитывая, когда пропал его товарищ. Взгляд его устремился вдаль, выискивая, за что зацепиться, чтобы не сбиться со счета.

– Что вы делали в этот день с одиннадцати часов вечера до восьми часов утра пятнадцатого?

Заработавшая мысль длинноволосого Максима погнала волну мимических спазмов на лицо, отчего Максим сузил глаза и пождал губы.

– Четырнадцатого? С одиннадцати до восьми? Был дома. Спал. До шести утра. Потом встал. Сделал зарядку, пробежался. В половине восьмого пошел на работу.

– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

Максим понюхал верхнюю губу.

– Нет. Когда на улице пасмурная погода, тогда наблюдений не провожу, поэтому спать ложусь рано. Живу один. У меня нет ни сиделки, ни подружки, которая может подтвердить, что ночью я был дома. Утром меня видел знакомый, бегаем по одному маршруту. И когда на остановку шел, приятеля встретил. Все.

– Расскажите о Волкове. Его привычки, привязанности, склонности. Была ли у него связь на стороне? Может, у него были враги, недоброжелатели: вдруг он перешел дорогу кому-нибудь? Может, он делился с вами какими-нибудь проблемами, связанными с работой? Вообще, какой он был человек? Какое впечатление производил?

Длинноволосый задумался.

– Я плохо знал Ивана, – начал он осторожно. – Мы никогда не откровенничали. Занимались наблюдениями, иногда выпивали. О врагах ничего не знаю. О недоброжелателях тоже. Про работу говорил только, что она уже его достала, ненавидел ее. Ненавидел сидеть в своем гараже, болтать с водителями о ГАИшниках, взятках, дорожных проститутках, проколотых колесах, поломках, грошовых приключениях, обманах… Как-то упомянул, что не хотел поступать в транспортный, отец настоял. Об интрижках не говорил, только однажды сказал, что его ждет девочка, с которой можно шагнуть на другую сторону. Он выразился не так, но смысл был именно такой. Тогда я подумал: наверно, Иван хочет сказать, что девочка доставляет ему такое безумное удовольствие, что он забывает обо всем на свете и готов пойти ради нее на любое преступление, сделать все что угодно. Впрочем, это лишь мои догадки.

– Вы доверяли Волкову?

– С Иваном можно было иметь дело. Он словами не бросался. Вообще мало говорил. Я в шутку называл его разведчиком. Кстати, ему нравилось это прозвище. Наверно, в глубине души каждый мужчина хочет быть разведчиком. А однажды он сказал: может, я и есть разведчик. Так, в шутку. Подыграл мне. Улыбнулся шире лица. Но глаза были серьезные.

– А что-нибудь особенное в нем было? Какая-нибудь червоточинка или наоборот, склонность к подвигу, некая эпичность?

– Он был обыкновенным мужиком, совершенно нормальным, безо всяких закидонов. Любил астрономию, изредка выпивал. На него можно было положиться. Все!

– Родственники, друзья, кроме вас, у него были?

– Нет, он никогда не упоминал ни о родственниках, ни о друзьях. Да и меня вряд ли можно считать его другом. Просто мне нравилась астрономия и ему тоже. Общие интересы сближают. Вот и поддерживали знакомство. Вдвоем удобнее заниматься наблюдениями.

– Что ж, благодарю, Максим. Если что-то вспомните…

– То я вас обязательно извещу. Оставьте свой телефон. В смысле, номер.

В отделе Романа дожидался хмурый Сивов. Он посмотрел на следователя пустым взглядом.

– Что-то не так с этим Ивановым, – начал он сразу. – Чует сердце опера, что Федор Иванов – мутная птичка, крученая, как поросячий хвост. Не нашел я его. Нет такого человека. Есть множество Федоров Ивановых, но среди них нет нашего.

– Давай-ка по порядку, Влад, – попросил Филатов.

Сивов кивнул.

– Пришел в головной офис «Волн связи», показал удостоверение. Говорю: нужно по номеру телефона личные данные абонента узнать. Проводили в операторскую, посадили за компьютер. Забиваю номер телефона, компьютер скромно молчит. Зову сисадмина. Тот забивает номер Иванова, компьютер опять молчит. Сисадмин заходит с другого компьютера. То же самое. Пытается напрямую зайти в базу данных. Бесполезно. А потом компьютеры начинают сами по себе отключаться. А включаться не хотят. Сисадмин за голову схватился. Потому что компьютеры во всем офисе погасли.

Понял я, что толку не будет, и поехал в ближайший филиал. Приезжаю – такая же история. Компьютеры отключились. Не зависли, а отключились. Спрашиваю: у вас есть распечатка с данными людей, которым вы продавали сим-карты? Нет, отвечают, у нас все на электронных носителях. Тут один из менеджеров решил позвонить в Москву, дирекции. Смотрит на свой смартфон: по монитору бегает колобок, а мультяшный волк гоняется за ним. И смартфон ни на какие манипуляции не реагирует. У тебя оператор – «Волны связи»?

– Да.

– Не повезло тебе, Рома. У меня оператор «Между нами».

Филатов вытащил телефон, нажал кнопку: по монитору бегали колобок и волк.

– На нашей планете еще не отменили причинно-следственную связь, – сказал Сивов. – А если это так, значит, что Федор Иванов, данные которого не удалось получить, и есть та причина, по которой люди лишились возможности звонить друг другу, поскольку услуги связи одного из операторов он точно похерил. Знаешь, Рома, у меня возникло сильное желание потолковать по душам с этим Ивановым. Преступность шагает в ногу со временем и давно освоилась в киберпространстве. Взламывают чужие счета. Торгуют наркотиками через интернет. Заставляют детей совершать самоубийства. Иванов – преступник. Хотя бы потому, что лишил какую-нибудь пожилую женщину возможности позвонить в «Скорую помощь». Так что я его из-под земли достану.

– Непросто будет это сделать, Влад. Если уж он смог такую шутку с компьютерами у оператора связи организовать, наверняка смог и о своей безопасности, и о своей безнаказанности позаботиться.

– Трудности только распаляют желание. Приведу пример. Понравилась женщина. Ты к ней и так, и эдак, а она ни в какую. Но если ты будешь настойчив, если вывернешься из шкуры, чтобы ее заполучить, ты ее добьешься. Просто на всякую рыбу своя снасть нужна. Кому-то цветы, кому-то прогулки под луной, кому-то ресторан, кому-то Бродского почитать, кому-то бумажник засветить, кому-то интеллектуальная беседа. У каждой есть слабое место.

– Ты сравниваешь преступников и женщин.

– Нет, я не сравниваю преступников и женщин, я говорю о подходе к решению поставленной задачи. А главное в решении любой задачи – захотеть ее решить. А я очень хочу найти Иванова. С сегодняшнего дня очень хочу. Дай распечатку разговоров Волкова и Иванова.

– Хорошо. Кстати, знаешь, как его называл Волков?

– Как?

– Котофей!

– Отлично! С удовольствием пообщаюсь со сказочным котом.

– Почему со сказочным котом?

– Потому что именно в сказках котов называют котофеями. Ты не знал?

– Нет.

«Какая-то кошачья история», – подумал Филатов и представил заголовки статей в интернет-порталах: «Коты-убийцы погубили завгара», «Ласковые домашние питомцы загрызли до смерти, а потом закопали хозяина», «Берегись: коты-маньяки!», «Криминальные новости: кошки объявили войну людям», «Заговор котов-вредителей против человечества», «Булгаковский персонаж сошел со страниц романа и расправился с неугодным».

Глава 5

Первая ласточка

Сивов так и не смог отыскать Котофея-Иванова. Ему удалось получить кое-какую информацию о сказочном персонаже, но, к сожалению, он так и не узнал, где обитает кудесник, скрывающийся под распространенной фамилией и с легкостью повелевающий изделиями из кремния.

Пока Сивов бегал и искал Иванова, в городе исчезли еще несколько человек. Пропавших между собой ничего не объединяло: первым делом оперативники по заданию следователей опросили родственников и друзей пропавших и выяснили, что исчезнувшие не были знакомы между собой. Всего пропали восемь человек. Один был работником Управления железной дороги, второй – топ-менеджером одной крупной компании, третий – водителем маршрутного такси, четвертый – работником мэрии, пятый – искусствоведом местного музея, шестой – слесарем КИПиА, седьмой – заведующим аптекой, восьмой – продавцом-консультантом. Все они пропали за одни сутки. Будто пришел грибник и собрал не вовремя вылезшие из земли грибы.

В районе, находящемся под юрисдикцией Филатова, пропали трое: менеджер, искусствовед и провизор.

Менеджер, мужчина тридцати лет от роду по фамилии Митрофанов, жил один. Его хватились, когда он второй день подряд не вышел на работу.

Искусствоведа, пожилого мужчину, зимой и летом ходившего в берете, звали Ильей Репиным, совсем как известного художника. Вероятно, поэтому он носил вышедший из моды головной убор: хотел быть похожим на живописца. С самого первого дня брака он находился под пятой у жены, и, когда муж не вернулся с работы, она сразу забила тревогу. Ее супруг возвращался домой всегда в одно и то же время: музей находился недалеко, и Репин ходил на работу пешком. Если ему случалось задержаться на работе, он звонил и предупреждал об этом жену.

Узнав, что муж еще на работе, та брала с собой домашнюю любимицу, чрезвычайно упитанную болонку с короткими кривыми лапками и отвратительным характером и шла встречать мужа. По ее словам, она делала это затем, чтобы женщины, имеющие виды на ее мужа (воображение частенько рисовало страшные картины похищения принадлежавшего ей на законных основаниях человека), не перехватили его в пути и не утащили в удобную, комфортную норку для того, чтобы присвоить и начать эксплуатацию якобы бесхозного мужчины.

В тот день, не дождавшись мужа, жена-сатрап пошла в музей, где выяснила, что тот ушел с работы вовремя. Она тут же ударила в набат, едва не расколов его на куски.

Провизор, единственная женщина среди пропавших, не вышла на работу после выходного. Забили тревогу, когда она не появилась на важной встрече, проходившей в аптечном управлении.

Филатов обменялся данными со следователями, ведущими дела об исчезновениях, и выяснил, что неизвестно, когда именно пропали люди. А информация о том, что все они исчезли в один день, возникла потому, что обращения в полицию произошли как раз в один день, двадцать восьмого сентября, будто подавших заявления осенило, что их родственники (коллеги, друзья) именно исчезли, а не уехали без предупреждения отдыхать в Крым.

Роман отправил оперативников выяснять детали и опрашивать родных и близких, а сам поехал к Саше Илюхину, следователю из соседнего района и к тому же своему одногруппнику по Школе милиции.

Илюхин сидел в кресле, бросив обутые в тяжелые башмаки ноги на столешницу и пуская густые клубы пара, высосанные из электронной сигареты. Взгляд Илюхина, словно коршун, парил в белом тумане, окутывающем его с ног до головы в момент выдоха ароматного выхлопа. Увидев Филатова, он убрал сигарету во внутренний карман пиджака, приподнял над столом ноги, и, как башенный кран, повернулся в кресле вокруг своей оси, пронеся конечности, словно стрелу, над многочисленными пустыми коробками из-под бумаги, и плавно опустил их на пол.

– Здравствуй, Саныч!

Роман протянул Илюхину руку. Тот привстал, поздоровался и снова опустился в кресло.

– Садись, – пригласил Илюхин и махнул рукой в сторону стула, прятавшегося за открытой дверцей шкафа.

Роман пододвинул стул к Илюхину и сел.

– Давненько не виделись, Саныч.

Илюхин бросил быстрый взгляд на Романа.

– С выпускного. Выкладывай, зачем пожаловал. Ведь ты приехал не для того, чтобы предаться воспоминаниям. Или я ошибаюсь?

– Нет, конечно! Ты же следователь и неправду за версту чуешь. Есть несколько вопросов. По делу, которое ведешь.

– Какое дело?

– О пропаже Кларца.

– А ты откуда знаешь, что я его веду?

– Сорока на хвосте принесла. Саша Кудрявцев сказал, из Кировского отдела. Он занимается пропажей Мирошниченко и Лоббера.

– Понятно. В какой связи спрашиваешь? Тоже, поди, ведешь дело о пропаже? В общей сложности, пропали восемь человек.

– Не восемь, а девять. Ты прав: веду дело о пропаже. Только у тебя один человек, а у меня четверо. Один четырнадцатого исчез, остальные – двадцать восьмого. Точнее, двадцать восьмого обнаружили, что они пропали. Поэтому буду благодарен, если поделишься информацией и своими предположениями по делу Кларца. Вдруг ты нашел зацепку? У меня пока глухо, расследование стоит на месте.

Если пропали девять человек кряду, возможно, орудует банда: похищает людей и продает в рабство в одну из стран ближнего зарубежья, например, в Казахстан. Увозят в горы и заставляют заниматься культивированием растений, из которых извлекают наркотики. Или строить дворцы для местных баев. Или на органы разбирают, как детский конструктор.

Илюхин в задумчивости почесал макушку и полез в стол. Достал папку, положил ее на колени, открыл и стал зачитывать.

– Пропавший, Кларц Валентин Валентинович, коммерческий ревизор Управления железной дороги. Не судим. Разведен. До того, как исчез, жил один. Положительно характеризуется по месту работы. После развода остался в хороших отношениях с бывшей супругой. Есть взрослый сын, живет за границей. Пропал ориентировочно с шести вечера двадцать шестого до восьми утра двадцать восьмого. Сотовый телефон отключен с восьми утра двадцать восьмого.

По месту жительства тоже характеризуется положительно: были опрошены соседи. Не пил, женщин не водил, темных личностей в окружении не было. Последний раз его видели, когда он открывал калитку. Имел хобби: каждое лето ездил на Алтай на соревнования по парапланеризму. Любил путешествовать, впрочем, чаще всего ездил на Алтай. Я вызвал его товарищей по клубу парапланеристов, тех, кто из нашего города. По словам летчиков, пропавший ни с кем близко не сходился. Был неразговорчивым, однако социопатом его назвать нельзя. Просто нелюдимый человек. Кстати, беседовал с его женой, она так его и назвала: нелюдимый. Как человек из пословицы: туда друзей, сюда подруг, я сам себе хороший друг. В общем, был замкнутым. Один из летчиков сказал, что однажды Кларц напился. Это случилось вечером в последний день соревнований. Традиция! Все напиваются и меняются кепками. Перед тем, как вырубиться, сказал: я все равно найду дорогу в небо! И посмотрел так, что летчик едва не описался, хоть и был навеселе. Страшно посмотрел; летчик сказал, что так может смотреть только смерть.