Текст книги "История кесарей. Тайны Древнего Рима"

Многих людей, судимых по различным обвинениям и оправданных, снова обвинили и затем осудили на том основании, что они были спасены прежде по милости человека, ныне павшего. Соответственно, если никакое другое обвинение не могло бы быть выдвинуто против человека, лишь то обстоятельство, что он был другом Сеяна, было достаточным, чтобы подвергнуть его каре – как будто, воистину, сам Тиберий не любил его и таким образом не побуждал других проявлять такое рвение по его поводу.

Среди тех, кто делал доносы такого рода, были те самые люди, которые отличались в заискивании перед Сеяном; ведь, поскольку они точно знали тех, кто был в том же положении, что и они сами, им не составляло никакого труда разыскать таковых или обеспечить их осуждение. Так эти люди, надеясь спасти таким путем себя и, кроме того, получить деньги и почести, обвиняли других или свидетельствовали против них; ио, как оказалось, не оправдали ни одной из своих надежд.

15. Ведь, так как они сами подпадали под те же обвинения, по которым преследовали по суду других, они тоже погибли, отчасти именно по этой причине, а отчасти как предатели своих друзей. Из тех, против кого были выдвинуты обвинения, многие присутствовали, чтобы выслушать обвинения и защищаться, и некоторые при этом очень свободно выражали свои мысли; но большинство совершало самоубийство до суда.

Они делали это, главным образом, чтобы избежать оскорблений и поругания. Ибо всеми, против кого выдвигали всякое такое обвинение, сенаторами, как и всадниками, женщинами, как и мужчинами, набивали тюрьму, а после того, как они были осуждены, или платили там штраф, или сбрасывались с Капитолия трибунами или даже консулами, после чего их тела валялись на Форуме, а затем сбрасывались в реку [23].

Но их цель состояла частично и в том, чтобы их дети могли бы унаследовать их имущество, так как очень немногие состояния тех, кто добровольно умер до суда, были конфискованы. Тиберий таким образом приглашал людей стать своими собственными убийцами, с тем, чтобы он мог бы избежать славы того, кто убил их – будто не было гораздо ужаснее заставить человека умереть от своей собственной руки, чем отдать его палачу [24].

16. Большинство состояний тех, кто оказался не в состоянии умереть таким образом, было конфисковано, только немногое или даже вовсе ничего отдали их обвинителям; тогда Тиберий стал склонен держаться намного большей строгости в том, что касается денег. По этой причине он увеличил до одного процента определенный налог, который до того составлял только половину процента, и принимал всякое наследство, оставшееся ему; впрочем, почти каждый оставлял ему кое-что, даже те, кто накладывали на себя руки, ведь они также делали относительно Сеяна, пока тот был жив [25].

Кроме того, с той самой целью, которая побудила его не отбирать богатство добровольно погибших, Тиберий сделал так, чтобы все обвинения приносились в сенат, чтобы сам он мог быть свободен от упреков (как он вообразил), а сенат должен был бы принять всю вину за ошибки на себя. Из этого сенаторы ясно постигли теперь, когда погибали от рук друг друга, что их прежние беды были делом Тиберия настолько же, насколько делом Сеяна. Ибо случалось, что не только те, кто обвинял других, предавались суду и те, кто свидетельствовал против других, теперь встретили свидетельствующих против них, но также и те, кто осуждал других, были обвинены в свою очередь.

Так произошло, что Тиберий не пощадил никого, но использовал всех граждан без исключения друг против друга, и никто не мог полагаться на преданность какого-нибудь приятеля; но виновный и невинный, робкий и бесстрашный находились в одинаковом положении, когда оказывались лицом к лицу с расследованием обвинений, касавшихся действий Сеяна.

Ведь, хотя он и решил через продолжительное время объявить своего рода амнистию за эти преступления, для чего позволил всем желавшим справить поминки по Сеяну (запретив любое вмешательство в такие дела также в случае любого другого человека, хотя постановления по этому поводу часто принимались), он не следовал этому решению на самом деле, но через короткое время подверг карам очень многих за то, что они так почтили Сеяна, по разным несправедливым обвинениям, наиболее частым обвинением им было, что они изнасиловали и убили своих ближайших родственниц.

17. Когда дела приобрели тогда такой оборот, и не было человека, который мог бы отрицать, что не был бы рад порвать плоть императора зубами, забавное происшествие имело место в следующем году, когда Гней Домитий и Камилл Скрибониан стали консулами [26]. Давно уже прекратился обычай, чтобы члены сената приносили присягу на Новый год каждый за себя; вместо этого один из их числа, заранее определенный, приносил клятву за всех, а остальные выражали свое согласие. В том случае, однако, они поступили не так, но по собственному побуждению, без какого-либо принуждения, поклялись отдельно и каждый за себя, как будто это делало их более верными присяге.

Следует пояснить, что ранее многие годы император возражал против каких-либо присяг в поддержку его правительственных деяний, как я уже говорил. В это же самое время случилось еще одно происшествие, еще забавнее этого: они постановили, чтобы Тиберий выбрал из их числа стольких, скольких пожелает, и использовал двадцать из них, отобранных но жребию и вооруженных кинжалами, как охранников всякий раз, когда будет входить в зал сената. Однако, поскольку солдаты стояли на страже вне здания, и никакое частное лицо не могло пройти внутрь, их решение, что ему следует дать охрану, очевидно, не было направлено против кого-нибудь, кроме их самих, указывая таким образом, что они были его врагами.

18. Тиберий, конечно, похвалил их и изобразил благодарность за их добрую волю, но отклонил их предложение, как не имеющее примера [27]; ибо он не был настолько прост, чтобы вручить клинки тем самым людям, которых ненавидел, и которыми был ненавидим. Во всяком случае, вследствие этих самых мер он начал становиться все более подозрительным к ним (ибо всякое неискреннее действие, предпринимаемое кем-либо из лести, неизбежно подозревается) и, совершенно не принимая во внимание все их постановления, осыпал почестями и на словах, и в деньгах преторианцев, хоть и знал, что они были на стороне Сеяна, с тем, чтобы он мог бы рассчитывать на их особенное усердие против сенаторов.

Был и другой случай, что и говорить, когда он похвалил сенаторов; это было тогда, когда они постановили, чтобы оплата преторианцев осуществлялась из государственного казначейства. Так, самым успешным образом он продолжал обманывать одних своими словами, привлекая других своими делами. Например, когда Юний Галлион предложил, что преторианцам, закончившим срок своей службы, следует дать привилегию смотреть игры со всаднических мест, он не только сослал его, по тому лишь обвинению, что тот очевидно стремился побудить преторианцев быть более верными государству, чем императору, но, кроме того, когда узнал, что Галлион остановился на Лесбосе, лишил его безопасного и удобного существования там и заключил под присмотр магистратов, как когда-то сделал с Галлом [28].

И все же чтобы показать обеим сторонам свое отношение к каждой из них, он вскоре попросил сенат, чтобы Макрон и определенное число военных трибунов сопровождало бы его в зал сената, говоря, что такой охраны было бы достаточно. Он, конечно, не имел никакой потребности в этом, поскольку и в мыслях не собирался когда-либо войти в город снова; но желал показать свою ненависть к ним и свое расположение к воинам охраны. И сами сенаторы признали это положение; во всяком случае, они добавили к постановлению пункт, предусматривавший, что они должны обыскиваться при входе, чтобы удостовериться, что никто не скрывает кинжал под одеждой. Это решение они приняли в следующем году.

19. Во время, о котором идет речь, он пощадил, среди прочих, близких к Сеяну, Лукия Кесиана, претора, и Марка Терентия, всадника. Он пренебрег действиями первого, во время Флоралий устроившего, что все развлечения до сумерек устраивались плешивыми, чтобы подразнить императора, который был лысым, а ночью устроил освещение народу, покидавшему театр, факелами в руках тысячи мальчиков с бритыми макушками. Действительно, Тиберий был так далек от того, чтобы рассердиться на него, что сделал вид, будто не слышал об этом вовсе, хотя всех лысых людей впредь называли Кесианиями.

Что касается Терентия, его пощадили потому, что на суде из-за его дружбы с Сеяном, он не только не отрицал этого, но даже подтвердил, что он проявлял самое большое рвение в этом и оказывал ему услуги по причине, что вельможу так высоко ценил сам Тиберий; «Следовательно, – сказал он, – если император считал правильным иметь такого друга, я также не поступал неправильно; и если он, имеющий точное знание обо всем, допускал ошибку, разве удивительно, что и я разделил его заблуждение. Ибо, воистину, это наша обязанность – лелеять всякого, кого чтит он, не рассуждая самим чересчур о том, что они за люди, но, делая нашу приязнь к ним зависящей только от одной вещи – обстоятельства, что они нравятся императору» [29].

Сенат по этой причине оправдал его и, кроме того, вынес порицание его обвинителям; и Тиберий согласился с ним. Когда Писон, городской префект, умер, он удостоил его общественных похорон, отличие, которое он предоставлял также другим [30]. На его должность он выбрал Лукия Ламию, которого давно назначил в Сирию, но задерживал в Риме. Он делал то же самое в отношении многих других, не потому, что действительно имел какую-то нужду в них, но показывая таким образом окружающим, что отличает их. Тем временем Витрасий Поллион, наместник Египта, умер [31] и он поручил страну на какое-то время некоему Гиберу, императорскому вольноотпущеннику.

20. Что касается консулов, Домитий занимал должность в течение целого года (поскольку был мужем Агриппины, дочери Германика) [32], но остальные только пока нравились Тиберию. Некоторых он назначал на более длительные сроки, а некоторых на более короткие; некоторых он удалил до конца назначенного срока, а другим позволил занимать должность дольше их времени. Он мог даже назначить человека на весь год, и затем сместить его, поставив другого, а потом еще другого на его место; а иногда, избрав консулов третьей очереди, он затем делал их консулами перед второй парой.

Этот беспорядок с консулами происходил в течение всего его правления. Из кандидатов на другие должности он выбирал столько, сколько желал, и вносил их в сенат, некоторых со своей рекомендацией, и в таком случае они единодушно избирались, но в случае других, чей выбор обуславливался достоинствами соискателей, он происходил по взаимному соглашению или по жребию.

После этого кандидаты проходили перед народом или перед плебсом, смотря по тому, подлежали ли они избранию тем или другим, и надлежащим образом избирались; это делалось, чтобы соответствовать освященному веками обычаю, так же, как делается сегодня, чтобы создать впечатление действительных выборов. В случае, если когда-либо не хватало кандидатов, или в случае, если они оказывались вовлеченными в непримиримую борьбу, избиралось меньшее число.

Таким образом, в следующем году, когда Сервий Гальба (впоследствии ставший императором) и Лукий Корнелий имели звание консулов, было только пятнадцать преторов; и такое положение продолжалось много лет, так, что иногда избиралось шестнадцать, а иногда одним или двумя меньше.

21. Тиберий тогда приблизился к столице и находился в ее окрестностях; но он не вошел в стены, хотя был на расстоянии всего в четыре мили, и устроил браки оставшихся дочерей Германика и Юлии, дочери Друза [33]. Потому и город, в свою очередь, не справил никаких празднеств в в честь их свадеб, но все шло как обычно, даже заседания сената и рассмотрение судебных дел.

Впрочем, Тиберий придавал важное значение тому, чтобы сенат собирался настолько часто, насколько ему надлежало собираться, и настаивал, чтобы они сходились не позже и расходились не раньше назначенного времени. Он также послал консулам многие предписания от своего имени, и, кроме того, приказал, чтобы некоторые послания были прочитаны ими вслух. Он избрал тот же способ и в отношении некоторых других дел – как будто не мог сам написать непосредственно сенату!

Германик. Римский бюст I века н.э.

Бабушкой Германика по отцовской линии была Ливия Друзилла, мать Тиберия, а по материнской линии – Октавия Малая, сестра императора Августа. Германика считали в Риме исключительно достойным и честным человеком, к тому же, он прославился своими военными победами, что вызывало зависть Тиберия. Когда Германик внезапно умер, пошли слухи, что он был отравлен; его сын Калигула стал впоследствии императором после Тиберия, затем власть перешла к младшему брату Германика – Клавдию, которого сменил внук Германика – Нерон.

Он посылал к ним не только документы, данные ему доносчиками, но также и признания, которые Макрон получил от людей под пыткой, не оставляя им таким образом ничего, кроме как голосовать за осуждение. Приблизительно в это время, однако, некий Вибеллий Агриппа, всадник, проглотил яд из перстня и умер прямо в помещении сената [34]; а Нерва, который более не мог выносить общество императора, уморил себя голодом, главным образом потому, что Тиберий вновь подтвердил законы о сделках, принятые Кесарем, в отношении которых был уверен, что они могут привести к большой потере доверия и беспорядку в финансах, и хотя Тиберий неоднократно убеждал его что-нибудь поесть, он не отвечал [35].

После этого Тиберий изменил свои решения относительно ссуд и дал сто миллионов сестерциев общественному казначейству, с условием, что эти деньги должны быть выданы сенаторами без процентов всякому, обратившемуся за этим[36]; и далее он приказал, чтобы самые ненавистные из тех, кто доносил на других, были казнены в один день. И когда человек, который был центурионом, пожелал донести на кого-то, он запретил всадникам и сенаторам.

22. За направление, избранное в этих делах, Тиберия хвалили, и особенно потому, что он не стал принимать многочисленные почести, которые были утверждены ему из-за этого. Но распутные оргии, которые он бесстыдно продолжал с людьми самого высокого звания, как мужчинами, так и женщинами, принесли ему дурную славу [37].

Например, таково было дело его друга Секста Мария. Императорская милость сделала этого человека настолько богатым и могущественным, что однажды, когда он имел тяжбу с соседом, то пригласил того быть своим гостем в течение двух дней, в первый из которых сравнял с землей поместье того человека, а на следующий восстановил его больше и богаче; и затем, когда тот не мог предположить, кто бы сделал это, Марий признал, что был причиной и одного, и другого, добавив значительно: «Так вот, и во мщении, и в признательности у меня есть и умения, и возможности». Когда этот Марий, впоследствии, отослал свою дочь, поразительно красивую девушку, в убежище, чтобы не допустить ее растления Тиберием, он сам был обвинен в преступных сношениях с нею, и из-за этого погиб вместе с дочерью [38].

Все это навлекало позор на императора, а его причастность к смерти Друза и Агриппины создала ему славу жестокости [39]. Люди полагали, что все предыдущие преследования этих двоих происходили из-за Сеяна, и ожидали, что теперь их жизни будут пощажены; поэтому, когда они узнали, что они также были убиты, были очень опечалены, частично из-за самого события, а частично потому, что, желая не допустить погребения их останков в императорской усыпальнице, Тиберий приказал так тщательно спрятать их где-то под землей, чтобы их никогда не смогли бы отыскать. Вслед за Агриппиной была убита Мунатия Планкина; до этого времени, как кажется. Тиберий, хоть и ненавидел ее (не из-за Германика, а по другой причине), однако позволял ей жить, чтобы не дать Агриппине порадоваться ее смерти.

23. Помимо всего этого, он назначил Гая Калигулу квестором, хоть и не первого разряда, и пообещал выдвигать его на другие должности на пять лет раньше, чем было принято, несмотря на то, что просил сенат не делать молодого человека тщеславным многочисленными или преждевременными почестями, из опасения, он мог бы сбиться с пути тем или иным образом. Он имел также внука по имени Тиберий, но им он пренебрегал как из-за его возраста (тот был еще совсем ребенком [40]), так и из-за подозрения, что он не был сыном Друза.

Он потому склонялся к Гаю Калигуле как к преемнику своего единовластия, хоть и был уверен, что Тиберий недолго будет тогда жить, и будет убит самим Гаем. Ведь не было ни одной черты в нраве Гая, о которой он не был бы осведомлён; в самом деле, он как-то сказал ему, когда тот ссорился с Тиберием: «Ты убьешь его, а другие убьют тебя» [41].

Но так как он ни одного из них не чувствовал близким к себе, и хорошо знал, что Гай будет законченным негодяем, он был рад оставить ему верховную власть, чтобы, как говорят, его собственные преступления потерялись бы ввиду чудовищности преступлений Гая, и чтобы большая и самая благородная часть тех, кто остался из сената, погибли бы после его собственной смерти. Во всяком случае, он, как говорят, часто произносил старую пословицу:

Когда я мертв, огонь пожрет пусть землю.

Часто, также, он имел обыкновение называть счастливым Приама, потому что тот увлек и свою страну, и свой трон в собственном полном крушении. Свидетельство правдивости этих сведений о нем обнаруживается в событиях тех дней. Ведь такое множество сенаторов и других рассталось с жизнь, что в случае должностных лиц, избираемых по жребию, бывшие преторы получали наместничества в провинции на три года, а бывшие консулы – на шесть, вследствие нехватки людей, подходящих, чтобы сменить их. Нужно ли говорить о тех, кто был выбран им, и кому он с первого дня давал власть на многие годы?

Среди тех то, кто погиб в это время, был Галл [42]: потому что только тогда, и едва даже тогда, Тиберий примирился с ним, как сам он выразился. Таким образом, случилось, что, вопреки обычному порядку вещей, он сохранял некоторым жизнь в наказание, другим и даровал смерть как милость.

24. Было уже близко двадцатилетие правления Тиберия, но он не вступал в город, хотя и находился возле Альбана и Тускулума; однако, консулы Лукий Вителлий и Фабий Персик отпраздновали завершение второго десятилетия его власти (такое название дали вместо «двадцатилетие») [43], как если бы руководство государством было предоставлено ему снова, в подражание тому, что было некогда сделано для Августа. Но кара настигла их в то самое время, когда они справляли празднество; в течение этого времени ни один из обвиняемых не был оправдан, но все обвинены, большинство из них на основании писем Тиберия и показаний, полученных под пыткой Макроном, а остальные по подозрениям этих двоих о том, что они будто бы замышляли.

Действительно, ходили слухи, что истинная причина, но которой Тиберий не приезжал в Рим, состояла в том, чтобы избежать позора, присутствуя при оглашении приговоров. Среди разных людей, погибших то ли от рук палачей, то ли от своих собственных, был Помпоний Лабеон. Этот человек, который некогда управлял Мезией в течение восьми лет после своего преторства, был обвинен вместе с женой в том, что брал взятки, и добровольно погиб вместе с нею [44].

Мамерк Эмилий Скавр, с другой стороны, никогда не управлявший провинцией и не получавший взятки, был обвинен из-за трагедии, которую написал, и пал жертвой более жестокой судьбы, чем та, какую описал. Название его драмы было «Атрей», и, по примеру Эврипида, в ней советовали одному из подданных того монарха, как вынести безумие правящего государя. Тиберий, прослушав ее, заявил, что это написано про него, утверждая, что именно он был «Атреем» из-за своей кровожадности; и, заметив: «А его я сделаю Аяксом» – он заставил того совершить самоубийство [45]. Вышеупомянутое, однако, не было обвинением, которое на самом деле было выдвинуто против него, но вместо того он был обвинен в прелюбодеянии с Ливиллой; действительно, многие другие также были наказаны из-за нее, некоторые обоснованно, а некоторые вследствие наветов.

25. Когда дела в Риме находились в таком состоянии, подвластные земли тоже не были спокойны.

В то самое время молодой человек, утверждавший, что он Друз, появился в областях Греции и Ионии, города принимали его с радостью и поддерживали его притязания. Он мог бы достичь Сирии и обмануть легионы, но кто-то не признал его, задержан и доставил к Тиберию [46].

После этого Гай Галл и Марк Сервилий стали консулами [47]. Тиберий был в Антиуме, справляя празднество в честь брака Гая [48]; но даже по такому случаю не вошел в Рим из-за дела некоего Триона Фулькиния. Этот человек, бывший другом Сеяна, но сохранявший расположение Тиберия из-за своих услуг доносчика, был обвинен и предан суду; и, напуганный, он покончил с собой прежде, чем его можно было бы осудить, грубо обругав в своем завещании и императора, и Макрона.

Его сыновья, теперь, не смели обнародовать завещание, но Тиберий, узнав, что было там написано, приказал принести его в сенат 49]. Ибо на самом деле его маю задевали такие вещи, и он подчас намеренно предавал гласности обвинения по поводу его поступков, которые держались в тайне, как будто это были хвалебные речи.

Во всяком случае, он послал сенату все утверждения, которые Друз сделал во время своих страданий и бедствий. Помимо Триона, погибшего таким образом, также Поппей Сабин, до того управлявший обеими Мезиями и Македонией в течение почти всего времени правления Тиберия, счел тогда за наибольшее счастье покинуть этот мир прежде, чем какое-нибудь обвинение могло быть выдвинуто против него [50]. Его преемником стал Регул, назначенный тем же способом; Македония и, согласно некоторым, также Ахайя были определены ему без обращения к жребию.

26. Примерно в то же самое время Артабан Парфянин [51], но смерти Артаксия [52] отдал Армению своему сыну Арсаку; и когда никакого отмщения из-за этого со стороны Тиберия не произошло, он совершил набег на Каппадокию, и даже с парфянами стал обходиться надменно.

Вследствие этого некоторые восстали против него и отправили посольство к Тиберию, спрашивая для себя царя из тех, кто находился в Риме в качестве заложников. Он сначала послал им Фраата, сына Фраата, а потом, после ею смерти, случившейся по пути туда, Тиридата, который также был царского рода. Чтобы обеспечить ему овладение троном настолько легко, насколько возможно, император написал Митридату Иберийскому, чтобы тот вторгся в Армению, так, чтобы Артабан оставил собственную страну для помощи сыну. И именно так произошло: однако, Тиридат правил лишь короткое время, поскольку Артабан позвал на помощь скифов и легко изгнал его. В то время, как парфянские дела приобрели такое направление, Армения попала в руки Митридата, сына, кажется, Митридата иберийского и брата Фарасмана, ставшего после того царем иберов [53].

В консульство Секста Папиния и Квинта Плавта [54] Тибр затопил большую часть города так, что люди плавали на лодках; и намного больший район возле Цирка и Авентина был опустошен огнем. Пострадавшим от последнего бедствия Тиберий выдал сто миллионов сестерциев [55].

27. И если египетские дела вообще являются частью римских, стоит упомянуть, что в том году был замечен Феникс [56]. Все эти события, как думали, предвещали смерть Тиберия. Действительно, в это самое время умер Трасилл, и сам император скончался следующей весной, в консульство Гнея Прокула и Понтия Нигрина [57]. Случилось, что Макрон составил заговор против Домития [58] и многих других, и подготовил доносы и свидетельства против них, полученные под пыткой; и все же не все обвиняемые были казнены благодаря Трасиллу, очень умно обошедшемуся с Тиберием. Поскольку, хотя в своем собственном случае он очень точно объявил и день, и час, в который должен был умереть, он ложно предсказывал, что император должен жить на десять лет больше; с тем, чтобы Тиберий, полагая, что имеет достаточно долгое время, чтобы жить, никоим образом не проявил бы поспешности с казнью осужденных.

Именно таким образом и произошло. Ведь Тиберий, полагая, что сможет сделать то, что хочет, позже, по своей медлительности никоим образом не проявил спешки и не выказал никакого гнева, когда сенат, ввиду утверждений, сделанных обвиняемыми и опровергающих показания, полученные под пыткой, отложил вынесение приговора.

Впрочем, одна женщина ранила себя, приведенная в сенат и оттуда в тюрьму, где она умерла [59]; и Лукий Аррунтий, выделявшийся как своим почтенным возрастом, так и ученостью, покончил с собой, хотя Тиберий был тогда уже болен и как думали, вероятно не оправился бы [60]. Ведь Аррунтий знал о дурном нраве Гая Калигулы и пожелал расстаться с жизнью прежде, чем должен был бы приобрести какой-либо опыт этого; ибо заявил, «Я не могу в моей старости стать рабом нового хозяина, и подобного хозяина».

Остальные спаслись, некоторые даже после осуждения (ведь было бы незаконно казнить их до истечения десяти дней, предназначенных для помилования), а другие, потому что суд над ними был снова отложен, когда судьи узнали, что Тиберий очень плох.

28. Он умер в Мизене до того, как узнал что-либо о суде. Он довольно долгое время болел, но, рассчитывая пожить из-за пророчества Трасилла, не советовался со своими врачами и не изменял свой образ жизни; и так, постепенно подтачиваемый, ведь он был очень отягощен летами и подвержен болезням, которые не были опасны, он часто бывал почти при смерти, а затем снова выздоравливал.

Такие перемены поочередно заставляли Гая Калигулу и остальных то испытывать большое удовольствие, когда они думали, что он собирается умирать, то великие опасения, когда они полагали, что он будет жить. Гай, опасаясь поэтому, что его здоровье может восстановиться, отказал в просьбе дать ему что-нибудь поесть на основании того, что это могло бы повредить ему, и под предлогом, что он нуждается в тепле, набросал на него много толстой одежды и так задушил его, получив в некоторой мере помощь Макрона [61]. Ведь последний теперь, когда Тиберий был серьезно болен, заискивал перед молодым человеком, особенно потому, что он уже преуспел в том, чтобы заставить его влюбиться в свою собственную жену, Эннию Трасиллу [62]. Тиберий, подозревая это, как-то сказал: «Ты спешишь, право, повернуться от заходящего солнца к восходящему».

Таким образом Тиберий, обладавший очень многими достоинствами и очень многими пороками, так что, когда проявлялись одни, казалось, что другие не существуют, скончался таким образом в двадцать шестой день марта. Он прожил семьдесят семь лег, четыре месяца, и девять дней, из которых был императором двадцать два года, семь месяцев, и семь дней. Он получил общественные похороны и хвалебную речь, произнесенную Гаем Калигулой.