Текст книги "Фабрика романов в Париже"

Глава 18. К западу от Парижа, замок Монте-Кристо, декабрь 1851 года

Анна вздрогнула. Ей было видно происходящее в доме через витражи входной двери. Один из жандармов выхватил пистолет и застрелил слугу Дюма. Графиня зажала рот руками. Что там творится? Это полицейские или убийцы в форме?

Прочь отсюда!

Анна отвязала поводья от колышка и крепко сжала их обеими руками. Она никогда не управляла каретой, но решила, что это должно быть не так уж и сложно. Графиня снова посмотрела на шато. Теперь был виден только один из жандармов. Его широкая спина прислонилась к окну двери.

Анна дернула поводья. Кожа ударила по крупу лошади. Животное никак не отреагировало. Она попробовала опять, на этот раз сильнее. Лошадь шагнула вперед. Карета дернулась – и снова остановилась.

– Но! – прошептала Анна и еще раз ударила поводьями.

Лошадь вновь сделала шаг вперед, а карета вновь не сдвинулась с места.

Тормозной башмак! Анна сто раз видела, как Иммануэль закреплял им карету. Она наклонилась через козлы. Железо было зажато под левым передним колесом. Вот как Дюма закрепил карету. Иммануэль обычно засовывал тормозной башмак под одно из задних колес. Должно быть, Дюма не знал, как лучше. Сейчас это могло спасти Анну. Если лошадь рванется вперед, карета вывернется из железных оков и тронется с места.

Графиня опять дернула поводья, на этот раз еще сильнее. Лошадь опять сделала шаг и вновь бросила усилия, когда ей помешал тормоз. Но в этот раз карета ненамного двинулась с места. На сей раз колеса слегка проехали по гравию.

– Вперед, хорошая лошадка! – прошипела Анна и снова дернула поводья. Однако животное больше не двигалось. Его хвост подергивался. Похоже, лошадь поняла, что против тормозного башмака она бессильна.

Из замка доносились громкие крики. Жандарм все еще стоял за дверью спиной к Анне.

Ничего не помогало: нужно как-то избавиться от тормозного башмака. Анна наклонилась через сиденье и протянула руку вниз. Ее пальцы не достали даже до ступицы колеса. Взяв кнут, она коснулась им тормоза. Но кожаный ремешок безуспешно парил над железом и никак не желал цепляться за башмак.

Тяжело дыша, Анна снова выпрямилась. Кровь ударила ей в голову, и у нее закружилась голова. Ее охватила злоба. Она подняла глаза к волокнистым облакам. Графиня хотела помолиться, но вместо этого с ее губ слетел целый букет баденских ругательств. Если Бог не желал ей помогать, придется помочь себе самой. Решительно обхватив ноги, она подняла их над краем козел и медленно заскользила вперед.

Александр слышал, как по ступенькам поднимается жандарм. Всего один! Возможно, ему повезет, и он одолеет негодяя. Но возня привлечет других.

Выход был.

Дюма прошмыгнул назад в мавританский зал, перелез через подушки, лежавшие на диване, открыл одно из окон и перегнулся через парапет. В лицо ударил свежий воздух. Запахло свободой. Но она была этажом ниже.

Вдобавок окно было слишком маленьким, чтобы через него пролезть. Арабы густо украсили раму лепниной в форме луковиц. Отсюда бежать некуда.

С тоской Александр посмотрел на две кривые сабли из дамасской стали, украшавшие стену. Пойти с ними против пистолета граничило с манией величия. Но разумнее ли выпрыгнуть из окна и разбиться насмерть? Как бы Эдмон Дантес или д’Артаньян выбрались из такой ситуации? Александр усмехнулся. Им на помощь с идеей пришел бы автор.

Но такое бывает лишь в мире книг и фантазий. В настоящей жизни человеку приходится справляться самому.

Шаги жандарма раздавались уже в кабинете.

Александр достал обе сабли и принял позу, чтобы сделать выпад. Рукоятки оружия, обмотанные кожаными ремешками, плотно лежали в его руках. Когда-нибудь – он не сомневался – о его львиной отваге напишут роман.

– Черт бы тебя побрал! – вырвалось у Анны.

Графиня висела, одной рукой держась за перекладину козел, а другой тянулась к тормозному башмаку. Ноги бесполезно лежали на гравии, а вес тела растягивал пальцы. Если она не удержится, то не сможет снова взобраться на козлы.

Анна старалась не обращать внимание на боль в суставах и схватилась за рукоятку тормоза, потянула и дернула. Металл не сдвинулся с места. Похоже, он застрял после ее предыдущих попыток.

Дрожащими пальцами Анна выковыряла из-под тормозного башмака несколько камешков. Теперь железо не так плотно сидело в земле. Она снова потянула. С резким звуком препятствие высвободилось. Тормоз с дребезгом упал на камни.

Мышцы Анны взвыли от боли, когда она попыталась взобраться назад. Ей удалось ухватиться за прутья козел второй рукой. Она медленно поднялась. Ее тело было маленьким и легким. «Дюма, – подумала графиня, когда лежала на животе на сиденье и ждала, пока стихнут судороги, – Дюма бы с этим точно не справился.

Анна кое-как приняла сидячее положение. У нее совсем не осталось сил. То, что она только что сделала, для здоровых людей было пустяком. Проклятый Леметр! Он отнял у нее все: силу, грацию, дом, любимого мужчину. Вместе с гневом вернулась и тоска по Тристану. А боль потери, в свою очередь, усилила гнев. Анна застонала. На сантименты у нее сейчас нет времени. Она снова взялась за поводья. Лошадь тронулась. И на этот раз карета пришла в движение. Колеса заскрипели по гравию.

Слышали ли шум в шато? Вот бы у нее была карета, которая ехала как по шерсти! Графиня пустила лошадь в обход замка. Если бы она поворачивала слишком часто, жандарм у входа мог бы ее заметить.

Над окнами первого этажа на песчанике были высечены лица: портрет слепого Гомера. Рядом с ним на Анну свысока смотрел Шекспир. Дюма украсил дом великими поэтами истории.

Карета подъехала к задней стороне здания. Здесь на фасаде красовался лик Вольтера. Рядом с ним… Анна вздрогнула. Это был сам Дюма. Не из песчаника, но из плоти и крови, стекавшей у него по лицу. Верхняя часть туловища перевесилась через подоконник. Писатель вот-вот упадет и разобьется насмерть.

Жандарм добрался до зала «фабрики романов». По паркету загремели столы и стулья.

«Он думает, я прячусь под мебелью», – подумал Александр. Ему хотелось удовлетворить собственное честолюбие, и он крепко сжал рукоятки сабель. Настало время постоять за себя. Писатель подошел к окну, поднял сначала один, а потом другой клинок над головой и рубанул ими по лепнине. Штукатурка раскрошилась под его ударами. В воздухе заклубилась пыль, а мелкие обломки упали на пол.

– Стоять! – раздался голос из «фабрики романов».

Снова послышалось, как кто-то двигает столы.

Александр обрушил на штукатурку еще один удар. Образовавшегося отверстия должно хватить. На большее нет времени.

Обеими руками он протиснулся в окно, просунул наружу грудь и втянул живот.

Прогремел выстрел. Штукатурка откололась и полетела Александру в лицо. Он почувствовал укол боли – ничто по сравнению с тем, что ожидало его, когда он окажется внизу, на земле. Но другого выхода не было. Писатель чувствовал, как пот стекает у него по лбу. Кто-то схватил его сзади за сюртук и попытался оттащить назад.

Тут Дюма увидел, как за угол здания завернула карета. На козлах сидела графиня. Она посмотрела на него с негодованием и беспокойством, как и всегда.

– Сюда! – крикнул писатель.

Поняла ли она его, он не узнал, потому что руки рванули его за одежду и потащили обратно в Chambre mauresque.

Александр шагнул назад, ударился обо что-то мягкое. Раздался возмущенный крик. Хватка ослабла.

Одним махом Дюма протиснулся сквозь разбитую лепнину. На мгновение у него закружилась голова. Затем он спрыгнул.

Дюма с грохотом упал на крышу ландо. Карета покачнулась. Кузов прижало к ободьям. Потом повозка снова поднялась.

– Пошел! – Анна дернула поводья.

Но лошадь по-прежнему бежала неспешным шагом. Из замка доносились крики. Снова прогремел выстрел. Слева от нее взбрызнули камешки.

– Быстрее! – Запачканное кровью лицо Дюма оказалось рядом с ней. Почему от него так пахнет штукатуркой?

– Быстрее! – рявкнул Дюма на ухо Анне.

Позади послышались торопливые шаги. Мужские голоса выкрикивали приказы.

Дюма свалился с крыши кареты на козлы. Он чуть не столкнул Анну со скамьи, однако успел схватить графиню за руку и удержал на месте. Он вырвал поводья у нее из рук и ударил ими: кожаные ремешки опустились на круп лошади. Наконец животное пустилось рысью. Шаги преследователей остались позади. Анна огляделась. Было видно двух жандармов. Они бежали обратно к шато. Полицейские быстро догонят их на своей карете.

Ландо нырнуло под низко нависшие ветви дубов. Листва разлеталась под копытами. Дюма свернул с дороги и, проскочив между двумя могучими стволами деревьев, поехал прямиком в лес, к скале. Но прежде чем карета успела разбиться о гранит, Дюма направил лошадь влево. Под ветвями деревьев оказалась широкая тропа. С подъездной дороги ее не было видно. Они объехали скалу, и там, в середине утеса, им открылось свободное пространство, достаточно широкое, чтобы туда могла заехать карета.

– Это небольшое укрытие я устроил для того, чтобы прятаться от людей, считающих, будто я должен им деньги, – объяснил Дюма.

Он поднялся с кóзел, потянул лошадь за поводья и направил испуганное животное между скалами.

Анна втянула голову в плечи. Экипаж окружила тьма. Через несколько небольших отверстий в скале проникал свет. Жандармы не заставили себя долго ждать. Карета полицейских на большой скорости пронеслась мимо укрытия.

– Иногда, – сказал Дюма, – стоит остановиться на краю дороги и посмотреть, какие скрытые сокровища может предложить лес. Вы не находите?

Глава 19. Париж, декабрь 1851 года

Париж изменился до неузнаваемости. Столица французов походила на своих жителей. Она либо подставляла щеку для поцелуя, либо хищно скалила зубы. На сей раз это были зубы.

Все прохожие и упряжки исчезли. Анна и Александр ехали по пустым бульварам, как по театральному закулисью после того, как актеры покинули сцену. Но художники-оформители все еще работали.

Мужчины в рабочей одежде, женщины в грязных фартуках, мальчишки в рваных штанах и горожане без шляп возводили баррикады. Искать камни и деревянные балки им пришлось недолго. Перестройка города бароном Османом шла полным ходом, и повсюду валялись груды хлама: внутренности старых парижских домов, которые вырвали и свалили в горы мусора. Теперь они снова послужат цели.

Воздух наполняли стук, грохот и крики. К домашнему аромату, поднимавшемуся из каминов, примешивался резкий запах больших костров.

Александр направил карету вокруг баррикады и остановился рядом с мужчиной в форме в синюю полоску. Тот держал в руках ружье и возился с затвором.

– Что здесь происходит, друг мой? – крикнул Александр вооруженному.

– Разве вы не слышали? – спросил мужчина.

– Я только что прибыл в город, – неопределенно объяснил Александр.

– На передовице в газете написали, что представитель планирует государственный переворот. И теперь этот кошмар стал явью. Луи Наполеон распустил Национальное собрание и бросил представителей оппозиции в тюрьму. Но я скажу вам одно, месье: у этого проходимца ничего не выйдет. Во всяком случае, до тех пор, пока я могу держать ружье.

– Значит, автор статьи был прав? – Александр не мог понять, для каких политических интриг кто-то решил воспользоваться его безобидной газетой.

– Ходят слухи, что парламент хотели распустить только через несколько месяцев, – сказал он. – Но автор этих строк не оставил Наполеону выбора. Его план раскрыли. Если он хотел добиться успеха, больше ждать было нельзя. Теперь вы понимаете, что происходит в Париже. Все как в 1848-м! Если вы друг республики, месье, беритесь за оружие!

Он прижал ружье к груди. Александр хорошо знал таких героев. В его романах их хватало с лихвой. Они были полны решимости умереть за Францию. В литературе они заслуживают внимания, а в действительности их можно только пожалеть.

– Спасибо, дружище. – Он ободряюще кивнул бойцу. – Но со мной дама, которую нужно отвезти в безопасное место. Желаю удачи!

– За Францию! – прокричал участник баррикадных боев вслед карете.

На город опускался вечер. Но на этот раз никто не зажег газовые фонари. В окнах свет тоже не горел. Париж затаился.

Когда графиня попыталась зажечь лампы рядом с козлами, Александр положил руку ей на плечо.

– Жандармы наверняка ищут нас и здесь, – сказал он. – Лучше постараемся добраться до Гар дю Нор до наступления темноты.

Писатель погнал лошадь быстрее. Подчас одно из колес ударялось о дверь или старый стул, лежавшие на земле. Карета подпрыгивала, и просиженной обивке козел приходилось нелегко.

Тем не менее графиня тоже считала, что им нужно как можно скорее покинуть Париж. С Гар дю Нор ходили поезда в Бельгию. В Брюсселе они пока что будут в безопасности. Александр надеялся, что вокзал еще не закрылся. На самом деле Луи Наполеону должно быть на руку, если его противники сбегут из города. Но диктаторы – Александр знал это по своим романам – почти так же непредсказуемы, как женщины.

Анна и Александр ехали мимо дощатых перегородок, на которых висели наспех расклеенные плакаты, называющие Луи Наполеона освободителем Франции. Лик диктатора с черной козлиной бородкой красовался на стенах домов. На углу улицы стоял мальчик со спущенными штанами и облегчался перед изображением президента. В нескольких метрах от него женщины срывали недавно наклеенные плакаты и втаптывали их в грязь деревянными башмаками.

Александр гадал, какое отношения ко всему этому имеет Леметр. Он казался связующим звеном между событиями последних двух дней. Депутата Пивера убили – незадолго до этого он был в салоне Леметра. Пивер умер, и сразу после этого открылся тайный план Луи Наполеона. Если между этим нет никакой связи, значит, близится пришествие антихриста. Леметр, Леметр. Это имя крутилось в голове Александра, как шарик в барабане рулетки. Но колесо это все не желало останавливаться.

Карета стучала по дороге. Александр почувствовал, как его зубная боль вспыхнула с новой силой.

– Смотрите! – крикнула графиня.

Они добрались до улицы Ла Файет, в конце которой располагался железнодорожный вокзал. Перед ними вплотную высились баррикады. Там стояли мужчины и женщины с винтовками, косами и дубинками. Мальчишеский голос выкрикивал лозунги, а взрослые хором вторили ему. Посреди улицы горела груда мебели. В небо летели искры.

Александр направил ландо к краю дороги.

– Подождите здесь! – крикнул он и осознал бессмысленность своих слов, только выйдя к баррикаде с поднятыми руками.

Надо надеяться, его никто не узнал. Это из-за его статьи начался государственный переворот. Кто бы поверил ему, если бы он поклялся, что злополучные строки вообще написал не он? По собственному опыту Дюма знал, что в такой ситуации даже малейшей искры подозрения было достаточно, чтобы ему в живот всадили свинцовую пулю.

– Я друг республики! – крикнул он.

Громкие крики смолкли. Молодой человек без сюртука вытащил из-за пояса пистолет и направил его на Александра.

– Докажи это!

– Vive la France![44]44
  Vive la France (фр.) – Да здравствует Франция!


[Закрыть] – прокричал Александр. – Да здравствует революция!

Боец на баррикадах рассмеялся.

– Так может сказать каждый. Если ты на нашей стороне, ты отдашь нам карету, чтобы мы могли укрепить заграждения.

Сердце Александра стало таким же тяжелым, как и его руки. Ствол направленного на него пистолета поблескивал в свете пламени. Писатель покачал головой.

– Мне нужна карета, чтобы отвезти мою спутницу на Гар дю Нор. Она не может ходить. Мы сядем на последний поезд из Парижа. После этого вы можете делать с экипажем все, что захотите. – Он на секунду замолчал. – Если только будете хорошо ухаживать за лошадью.

– Ты хочешь со мной поторговаться? Разве я похож на торгаша? – возмутился вооруженный. – Эй, Симон! Леонар! – крикнул он людям, стоявшим позади. – Этот тут думает, что я торговец.

С другой стороны баррикады послышался смех.

– Отдашь карету по доброй воле или нам сперва овладеть твоей подружкой?

Веселье исчезло из его голоса. Две фигуры поднялись на баррикаду и встали рядом с ним. Наверное, это были Симон и Леонар.

«Поскорее бы убраться из этого города!» – подумал Александр. Жандармы хотели его застрелить. Их противники – тоже.

Опустив руки, он крикнул:

– Быть может, вы и не торговцы, но вы, несомненно…

– Слепцы, – крикнула графиня с кóзел. – Господа, разве вы не видите, кто стоит перед вами? Это Александр Дюма. Неужели вы хотите застрелить доверенное лицо горничных, поэта поварих, предъявителя любовных писем солдатам и советника портье по правовым вопросам?

У Александра по спине пробежал холодок. Эта женщина обратила его собственные слова против него. Высмеяв его, она еще и позаботилась о том, чтобы его застрелили.

Писатель покачал головой и попытался улыбнуться.

– Но я не.

– Дюма здесь! – крикнул Симон. Или это был Леонард? – Дюма!

Еще несколько фигур поднялись на баррикаду. Они стояли перед Александром словно трибунал. У каждого в руках было оружие.

– Поднимайся, Дюма! – крикнула женщина.

– Герой Парижа! – добавил другой голос.

И вскоре на улице Ла Файет звучали лишь два слога.

– Дю-ма! Дю-ма! Дю-ма!

Александр удивленно посмотрел на Анну. Графиня по-немецки сдержанно улыбнулась. Знала ли она, что эта разъяренная толпа его не убьет? Или просто решила рискнуть?

– Тихо! – рявкнул мужчина без сюртука. – Это не Дюма! Дюма – чернокожий. Я видел его раньше. А этот такой же белый, как мой ночной колпак.

Крики стихли. В тишину прорвался треск костра.

Не чернокожий? Александру захотелось расхохотаться. Он всю жизнь страдал из-за своего темного цвета кожи. Из-за этого его даже не приняли в Academie frangaise[45]45
  Французская академия(фр. Academie française) – научное учреждение во Франции, цели которого до сегодняшнего дня – изучение французского языка, литературы, регулирование языковой и литературной нормы французского языка.


[Закрыть]. А теперь его называют белым. Что за насилие над душой!

– Я Дюма, – крикнул он и подумал об отце, который сейчас точно бы им гордился, об отце, который, несмотря на темный цвет кожи, стал генералом армии Наполеона.

– Лжец! – прокричала женщина с седыми волосами и ярко-красными струпьями на шее и щеках. Полы ее одежды развевались, когда она спрыгивала с баррикады. – Он шпион Наполеона.

Она наклонилась и плюнула. Теплая слюна попала Александру на лицо.

Дюма стер плевок. Его дыхание участилось. Он еще никогда не прибегал к насилию по отношению к женщине. Но так его еще никто не унижал.

Писатель схватил мятежницу за плечи. Ее глаза расширились и округлились. А потом она рассмеялась, рассмеялась так громко, что привлекла всех своих пособников с баррикады. Один за другим они подошли к Дюма. И все они тоже принялись хохотать.

– Вы что, все с ума посходили? – спросил Александр. Его кипящий гнев угас в холодной волне неуверенности.

Седая женщина протянула руку и провела по щеке Александра. Она ухмыльнулась, показав свои пальцы. Они были белыми.

Сперва Александр не понял, в чем дело, но быстро догадался. Штукатурка, которую он отрубил с лепнины в Chambre mauresque, прилипла к его коже. Как только слюна растворила пыль, маскарад подошел к концу.

– Дю-ма! Дю-ма! Дю-ма! – снова раздавались крики.

Только истинная французская революционерка могла увидеть правду. Александр все еще держал женщину за плечи. Теперь он притянул ее к себе и страстно и влажно поцеловал в губы. От нее пахло капустой – ароматом французского народа. Он снова поцеловал ее, и ее руки взъерошили его шевелюру.

– Сражайся с нами, Дюма! – призывали его голоса.

Александр посмотрел на Анну. Графиня сидела на козлах и наблюдала за происходящим, словно из театральной ложи.

– Я буду сражаться с вами за Францию, – сказал он и пожал протянутые к нему руки. – Но не здесь. Я знаю, кто на самом деле желает гибели нашей великой нации. Отвезите нас на вокзал. Я отыщу источник всего зла. И уничтожу его!

Фрушар писал. Его перо танцевало по бумаге. Дюма исчез, и теперь ничто не могло помешать его таланту. Больше никаких поучений. «Фрушар, такие истории не продаются. Фрушар, вы хотите меня разорить? Фрушар, Фрушар, Фрушар!»

Наконец в замке Монте-Кристо воцарилась тишина. Дюма сбежал бог знает куда. Лишившись работодателя, слуги тоже исчезли. Даже авторы фабрики романов пустились в бега после того, как революционная статья в «Мушкетере» ввергла Францию в хаос. Трусы!

Фрушар остался. Ему не составило труда проникнуть в замок. Камень и окно – эти двое отлично подходили друг другу. Поместье в обширном парке было заброшено. Отныне в Париже гремели баррикадные бои, и сюда не приезжали даже процентщики или собутыльники хозяина.

Фабрика романов принадлежала ему.

Кабинет писателя наверху был пуст, но Фрушар избрал белый салон на первом этаже. Он сидел на троне Дюма, курил сигары Дюма, пил вино Дюма. Поначалу мраморный бюст бывшего хозяина дома строго взирал на него свысока. Поэтому Фрушар надел ему на глаза повязку. Теперь копия писателя выглядела так, словно его вывели на расстрел.

Именно такая участь ожидает Дюма, когда его поймают. Быть может, его даже повесят. Фрушар довольно прищелкнул языком. Александру Дюма не будет пощады. Дела его были плохи. А благодаря Фрушару станут еще хуже.

Так повелел Леметр. Таинственный магнетизёр вручил Фрушару конверт и дал ему четкие инструкции: фабрика романов должна работать и дальше, тексты в «Мушкетере» сорвут маску с лица аристократии во всем мире. И именно Фрушар и Леметр напишут эти строки.

В конверте лежали две тысячи франков. За них Леметр потребовал опубликовать памфлет, который лишил бы парижан чувств. Написать его должен был Фрушар.

Мужчина снова склонился над листком бумаги и поставил бокал на загибающийся уголок. Он глубоко обмакнул перо в чернильницу. Пятна, оставшиеся от чернил на роскошном столе, позабавили его. Фрушару они казались кровью бывшего хозяина дома. Он уронил еще несколько капель на полированную деревянную поверхность, прежде чем начал писать. Император Наполеон оскверняет могилу Бальзака.

Чудесное название для чудесно придуманной истории. Бальзак, любимый писатель всех французов, умер лишь в прошлом году. Половина Франции провожала его гроб до кладбища Пер-Лашез жарким августовским днем. Новость о том, что Луи Наполеон осквернил его могилу, святилище французской культуры, вызвала бы возмущение по всей Франции. А французы – Фрушар это знал – взялись бы за оружие и перестреляли всех, прежде чем догадались бы проверить, соответствует ли информация истине.

Перо заскрипело по бумаге. Теперь, когда Дюма не исправлял каждое второе его предложение, мысли Фрушара текли бурной рекой. По его велению, Луи Наполеон приказал выкопать тело Бальзака и зарыть его в братской могиле, где никто не смог бы его найти.

Фрушар остановился и задумался. Не Бальзак ли когда-то сказал: «Человек живет дважды. Первый раз в действительности. Второй раз в памяти»? Он поместил бонмо[46]46
  Бонмо (фр. bon mot) – остроумное выражение, острое словцо; острота, шутка.


[Закрыть] в конце статьи и написал внизу, что памятное место теперь навсегда уничтожено.

Откинувшись назад, Фрушар довольно хлопнул обеими руками по столу. Фабрика романов превратилась в мануфактуру лжи.