Текст книги "Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле"

Глава 2
Самозванцы
(1607 – лето 1608 гг.)

Шуйский напрасно пытался уверить всех и вся, что «ево воеводы воров всих побили, а иных живых поимали». И переворот в Москве, и убийство царя Димитрия, и потуги залив кровью, жестоко погасить восстание, вызвали лишь ещё большее сопротивление и приход на арену Гражданской войны целой плеяды самозванцев.

Болотников, и десяти дней не прошло, вновь собрал силы в кулак и продолжил борьбу. Один из его отрядов пытался было взять Коломну, присягнувшую Шуйскому, но был отбит от города. Этот отряд отступил к Венёву. По пятам за Болотниковым, остановившимся в Калуге, шёл отряд князя Мезецкого из войска Шуйского. В первой декаде декабря Мезецкий попытался сходу взять Калугу и разбить повстанцев. Но Болотников успешно отразил его нападение. Мало того, войска Шуйского понесли немалые потери. Болотников использовал наступившую передышку и стал готовить город к осаде. Бревенчатый кремль Калуги имел одиннадцать башен с пушками. С севера к кремлю был пристроен немного меньший по площади тыновой острог, ограждавший часть посада. Казаки, дети боярские, боевые холопы, посадские плотники обновляли частокол, углубляли рвы, подняли высоту вала вокруг всей крепости. Благо потеплело и днём на небе даже засияло приветливое солнышко.

Но в середине декабря князь Иван Шуйский привёл к Калуге три полка числом до 12 тысяч служилых людей и стрельцов. Он перекрыл подступы к городу с северо-востока. Следом 17 декабря отряды посошных подвезли к городу тяжёлую артиллерию. 20 декабря царские войска приступили к осаде и обстрелу Калуги. Но уже с первых дней осады повстанцы не давали покоя войскам Шуйского. Казаки делали смелые ночные вылазки, пушкари меткими выстрелами отбивали любые попытки врага приблизиться к оборонительным укреплениям города.

В начале января (1607 года) Василий Шуйский направил на подмогу брату Ивану отряд во главе с воеводой князем Хованским, собранный из служилых людей ближних крепостей. Но это были не очень надёжные силы. Хованский стал на речке Яченке – севернее, близ Калуги. Затем, ближе к середине января Разряд направил под Калугу отряд во главе с князьями Ф.И. Мстиславским и М.И. Шуйским. Вновь присланные воеводы разбили стан «по другую сторону Колуги от Яченки»¹⁹ (вероятно, западнее города ближе к устью Яченки – Д.А.). Казалось, город был зажат подковой, концы которой упирались в Оку. Но пушки осаждавших не смогли разрушить земляной вал крепости. Царские воеводы на совете решили вести «подмёт под градцкие стены». Крестьяне и посошные люди ежедневно секли и валили лес в окрестностях. Сотнями возов свозили брёвна под стены крепости. С северо-восточной, стороны рядом, с ней были сложены высокие бревенчатые клети и заплоты, которые на катках постепенно повели ко рву и валу. Воеводы Шуйского намеревались запалить этот «примёт», сжечь две бревенчатые башни крепости, стену между ними, а следом выкурить и выбить повстанцев из укреплений. Но осаждённые опередили осаждавших. Прежде, чем посошные подвели «примёт» ко рву и валу, защитники Калуги сделали подкопы и взорвали «деревянную гору» в нескольких местах. Затем ветер подул в сторону неприятеля, и повстанцы сожгли развалившиеся брёвна.

* * *

Беззубцев и Юрлов не сидели в Туле, сложа руки. В начале февраля им стало известно, что под Каширу направлен царский отряд под руководством князя Андрея Хилкова и воеводы Семена Колтовского. По совету Юрлова на помощь Кашире Беззубцев привёл в Венёв конный отряд казаков с пищалями числом до трёхсот сабель. Под стенами этого небольшого городка он решил встретить противника в поле – вне крепости. Там произошла жестокая схватка. Сойдясь на малое расстояние – до 25 саженей повстанцы и царские войска бились «огненным боем», но до сабельной сечи дело не дошло. И те, и другие понесли немалые потери. Затем повстанцы быстро отступили в крепость. Но и воеводы Шуйского не рискнули приступать к Венёву, который был хорошо укреплён. Им удалось взять в плен несколько десятков раненых, оставленных противником на поле боя.

Пришёл февраль и принёс повстанцам в Поокский край новые вести, а с ними пришли и новые надежды. «Царевич Пётр» вместе с воеводой-князем А.А. Телятевским выступил из Путивля и направился к Туле.

Как значится в разрядных записях, «вор Петрушка из Путивля со многими людми пришёл на Тулу, а с ним князь Ондрей Телятевской, да воры князь Григорей Шеховской с товарыщи, и послал на проход в Колугу многих людей»²⁰. И вновь началось кровопролитье…

Запертым в Калуге повстанцам с каждым днём становилось всё хуже. Защитники осаждённого города страдали от голода. Осада продолжалась уже три месяца. Запасы продовольствия были на исходе. Правда, в погребах ещё были ядра, заряды для пушек, хватало пороха и свинца.

«Царевич» поставил во главе всего войска наиболее достойного и знатного боярина – князя Андрея Телятевского. Тот прекрасно понимал, что Болотников держится в Калуге на пределе возможного. Отряд, сформированный Телятевским, в основном из запорожских казаков, по численности достигал пяти тысяч сабель и копий. В нём насчитывалось более 150 саней и возов, нагруженных порохом, мешками с зерном, свиными и овечьими тушами и даже бочками с вином и медовухой. Возглавил отряд князь Василий Александров-Мосальский.

* * *

В великом испуге бежал Дмитр Нагий из Могилёва в Пропойск. Но и там – в Пропойске нашли его паны Рагоза и Зенович, врезали пару раз поперёк спины плетью, связали руки, приторочили к седлу панского коня и привезли в поруб. Уже в порубе пан Рагоза приставил перепуганному Дмитру нож к горлу и молвил:

– Слухай, пан вчитель, ты шо ж лякаешься нашим прошеньем?! Ты ж добре грамоте разумиеши. Дак дадим тэбе добрих кончуков (плетей) и будэши псати признанье, це ты – москальский соглядатый. А за сим, и повесимо тя на осине, яко Иуду.

– Ясновельможные паны, не лякаюсь я! Но то, шо вы на мэне такий Хрест возложити задумалы, не снесу, – взмолился Нагий.

– Дак сгниешь в порубе! И будьмо сичь тя розгами кажен день, яко пса! – с угрозой молвил пан Меховецкий и поднял плеть.

Нагий опустил голову и по небритым щекам его покатились слёзы. Послышались сдерживаемые рыдания.

– Ну шо, послать за катом и розгами? – грозно спросил Рагоза.

Учитель отрицательно покрутил головой. На вопрос о том, согласен ли он исполнить миссию, возложенную на него самим Оршанским старостой и даже великим канцлером Львом Сапегой, запуганный Нагий отвечал несколькими кивками.

* * *

Митрополит Ростовский Филарет внимательно вычитывал все бумаги и письма, направляемые ему. Тёмным и холодным февральским вечером он сидел близ горячей каменной кладки печной трубы, которая согревала верхние палаты его покоев на архиерейском дворе. Он уже заканчивал чтение и собирался вскоре вставать на вечернюю молитву, а затем отойти ко сну. Вдруг в двери его покоев поспешно постучали. Владыка велел войти. Встревоженный служка впопыхах вбежал в палату и, не испросив благословения, доложил, что проведать владыку прибыл его брат Иван Никитич.

– Не медля, веди его ко мне! – молвил Филарет с тревогой в голосе.

И пяти минут не прошло, как разрумянившийся на морозе Иван, сбросив шубу и шапку волчьего меха в передней, вошёл в покои владыки, принеся с собой запах холодного ветра и снега. Поклонившись в пояс, сложил длани для благословения и склонил голову. Филарет благословил и следом братья троекратно расцеловались.

– Какие вести с Москвы привёз, Иван? – с некоторым волнением спросил митрополит.

– Слышал ли, владыко, што некий «царевич Пётр Феодорович» из Путивля с войском к Туле идёт?

– Нет, не слыхивал тово! – отвечал Филарет. – И што ж велика угроза сия Шуйскому?

– Видать велика. С этим вором князь Телятевский и князь Шаховской, и князья Мосальские, и шляхты литовской, и казаков вольских, терских, донских, и черкасов запорожских, и служилых людей Северских городов немало идёт. Тысяч с двадцать, а то и поболее, – молвил Иван.

– Да, недобрая се весть, – произнёс Филарет в раздумье.

– Чем же недобра, владыко, коли вора Шуйского вор «царевич» побиет?

– От того, брате, что вора-Шуйского должно не вору гнать. Шуйского должно земским собором со стола царского свести и земским собором же законного царя поставити, – отвечал митрополит.

– Пока собор созовут, да пока съедутся соборяне сколь времени проидет?! А опять же, кто собор созывать будет, Шуйский и его братия? – не соглашаясь со старшим братом, задал вопрос Иван, разводя длани.

– Про собор пока не ведаю, брате! Но толико точно знаю, что от воров на царском столе много горя будет. Много крови пролиется.

– Что ж мне-то делати, коли меня Шуйский прочит главным воеводою в войско, что против вора-«царевича» направит? – спросил Иван.

– Не кручинься, брате. Благославляю тебя на воеводство. Езжай с Богом. Я ж за тебя особо помолюсь, – твёрдо произнёс Филарет и сотворил крестное знамение над склонённой головой Ивана.

* * *

Шуйский выслал навстречу князю Александрову-Мосальскому большой отряд под рукой боярина Ивана Никитича Романова-Юрьева. Видно из кожи лез, чтобы и Романовых переманить на свою сторону. Иван Никитич нехотя, но принял эту честь узурпатора.

Романов-Юрьев выступил из Москвы тотчас по возвращению из Ростова. Вторым воеводой при нём был назначен князь Мезецкий. Под рукой Ивана Романова было около трёх тысяч дворянской конницы и около четырёх тысяч стрельцов. Дело было уже в середине февраля 1607 года. По зимнику на санях и верхоконно московское войско шло скоро. Десять орудийных стволов с лафетами, ядра, дроб и зелье также везли на санях. Через четыре дня Романов привёл своих людей к Калуге. Там он узнал, что отряд и обоз Александрова-Мосальского движется южнее города – за Окой – верстах в пятнадцати. Иван Никитич быстро перешёл Оку по льду и двинулся южнее. Мосальского он застал близ села Вырки за речкой с тем же названием. Московское войско выдвинулось к берегу в боевых порядках и приготовилось к сражению. Но Александров-Мосальский продолжал движение с обозом за рекой по зимнику, словно, не обращая внимание, на противника. По словам Бельского летописца, повстанцы «пошли обозом мимо их, хотячи проитить в Калугу к вору к Ивашку Болотникову и запасы многие к нему привести»²¹. Тогда Иван Романов велел на санях выкатить на берег реки орудия и начать бить по обозу. Обоз остановился. Мосальский решил употребить в дело привычную для запорожцев тактику. Из повозок и саней казаки составили подвижный табор. «Оградишася санми, бе бо зима стоящи, и связаша кони и сани друг за друга, дабы нихто от них не избег, мняще себя проити во град (Калугу), и тако сплетошася вси». Пока казаки устраивали подвижный санный гуляй-город, Иван Никитич Романов велел дать три залпа из десяти орудий по обозу. Сотни раненых и убитых обагрили своей кровью белый снег. Но запорожцы упрямо сцепляли сани и выпрягали коней, а многие из них уже приладили мушкеты и пищали и били кто с саней, кто с колена по противнику. Смогли выпалить и из малых пушек, которые везли в Калугу. Видя это, Романов велел служилым людям во главе с князем Мезецким идти в напуск на казацкий табор. Доспешные московские дворяне пустили коней намётом, быстро прошли замёрзшую реку и соступились с казаками. В одном месте им удалось разорвать сцепку возов и саней и растащить их. Но казаки, даже разделённые на два лагеря, продолжали яростно отбиваться. По свидетельству летописца московские воеводы «бились с ними день да ночь». Вспышки и грохот орудийных залпов будили село и округу всю ночь. Эта бомбардировка помогла московским воеводам сломить сопротивление запорожцев. Под утро, израненные казаки, понимая, что они отсюда живыми не уйдут, решили не даваться супротивнику, а нанести ему предельный урон. Когда московские дворяне и стрельцы в очередной раз пошли на приступ обоза, казаки «под собою бочки з зельем зажгоша и злою смертью помроша»²². Часть обоза взлетела на воздух. От этого взрыва погибло не только несколько сот запорожцев, но и несколько сотен стрельцов и конных дворян. Тяжело раненый князь В.Ф. Александров-Мосальский и около пятисот израненных повстанцев были взяты в плен. Часть обоза с продовольствием и восемь небольших орудий также досталась московскому войску. По дороге в Москву Мосальский отошёл ко Господу²³.

Почти в те же дни царские воеводы нанесли удар по острогу в Серебряных Прудах на реке Осетр северо-восточнее Тулы. Отряду Хилкова было приказано взять острог, принявший сторону повстанцев. Хилков получил под своё начало около трёх тысяч служилых людей – дворян и детей боярских из Каширы, Тулы, Ярославля, Углича и низовских городов (Мурома, Городца). Вторым воеводой ему придан был Г. Пушкин, который привёл из Алатыря конный отряд служилых людей, числом в пятьсот сабель. Разряд выдал им всего лишь три пушки с запасом зелья, ядер и дроба. С этими силами Хилков и Пушкин подступили к острогу в Серебряных Прудах в середине февраля. Защитники острога успели отправить гонца с письмом за помощью в Тулу. Небольшой острог с бревенчатыми башнями и тыновой стеной встретил московское войско огнём затинных пищалей и небольших орудий. Затем последовал приступ царских войск. И первый приступ, и второй были отбиты повстанцами. Дворяне и дети боярские приступали к острожку «со щитами день до полуночи». Лишь после того, как у защитников острожка не осталось пороху «Пруды взяли взятьем и воров побили»²⁴.

На другой день к Серебряным Прудам подошёл князь Иван Данилович Клупков-Мосальский. Этот воевода повстанческого войска ещё не знал, что острожек в Серебряных Прудах взят московскими войсками. Воевода Хилков подстерёг его в четырёх верстах от городка и разгромил наголову. В плен к Хилкову пропали сам воевода повстанцев и пан Старовский, которых он отправил в Москву, как пленников.

Ободрённый успехом, Хилков направился на юго-запад – в Дедилов, чтобы обойти Тулу с юга и взять под надзор дорогу на Северщину. Но был остановлен отрядом Беззубцева. А тот подготовил Хилкову и Пушкину нежданную встречу. К тому времени пришёл март, резко потеплело, подул южный ветер, принесший дожди. Реки вздулись и у берегов открылись полыньи.

Когда конница Хилкова подошла к мосту на реке Шат, то стало ясно, что по серо-синему пористому льду на тот берег идти нельзя. Хилков приказал переходить реку по мосту. Правда, его смутило, что на противоположном берегу близ моста плотно стояли семь-восемь скирд недавно свезённой соломы. Как только около тысячи верховых дворянского ополчения перешли мост, раздались гулкие орудийные выстрелы и скирды окутались дымами. Несколько десятков дворян смело с моста вместе с конями. Следом посыпались сотни ружейных выстрелов. Люди Хилкова уже сотнями лежали или ползали по земле и по мосту в лужах крови. Те из московского войска, что ещё не успели перейти на противоположный берег, бросились вспять. На мосту образовалась пробка. А из соломенных скирд вновь был дан дружный орудийный залп. Досталось и тем, кто толкался на мосту и тем, кто был ещё на левом берегу реки. Те, ратные, что успели переправиться на правый берег, пустили коней на лёд в надежде, что смогут «перелезть реку» по льду и выйдут на левый берег у полыней. Но не тут-то было. Лёд подломился уже у берегов реки. Сотни верховых дворян и детей боярских оказались в ледяной воде вместе с лошадьми. Шат река не широкая, но местами дна не достанешь. А в ледяной купели достаточно и двух саженей, чтобы пойти на дно тем более, доспешному воину. Тонули и люди, и кони. А тут пушки Беззубцева и в третий, и в четвёртый раз ударили и по мосту, и по реке. Хилков в панике отступил от реки и бежал во главе своего отряда. Пушки, брошенные им на берегу, достались повстанческому войску. Московские воеводы не остановились ни в Венёве, ни в Серебряных Прудах, а бежали до Каширы²⁵. Победа повстанческого войска была полной. У Беззубцева явно были неплохие советники… Младший воевода московского войска Ададуров погиб «на побеге», сотен шесть с лишним дворян и детей боярских потонули в ледяной реке Шат. Уже в Кашире не досчитался Хилков тысячи ста человек из своего отряда.

Однако, московские воеводы пытались вести наступление на Тулу с разных сторон. Уже 20 февраля 1607 года из Москвы был послан «под Тулу с разрядом» дьяк Ефанов. Московские воеводы – князь Иван Воротынский и Истома Пашков возглавили наступление. Близ Тулы они были в конце марта. Им навстречу из города нежданно выдвинулся князь Телятевский. Когда Воротынский подходил к Туле, казачья конница внезапным напуском с разных сторон обрушилась на его отряд. Казаки осыпали московскую рать потоками стрел и роями пуль. Следом по войскам Воротынского открыли огонь пешие запорожцы. Первоначально московское воинство пыталось отстреливаться, однако, не выдержав перестрелки, стало спешно отступать. Первыми побежали дети боярские и дворяне, руководимые Истомой Пашковым. Следом со своими служилыми побежал воевода Семён Алферьев. Последним отошёл от Тулы сам князь Воротынский. Казаки преследовали и обстреливали противника десять вёрст. Потери московских воевод были немалые. Весь их отряд отступал без остановки до Алексина и только там встал лагерем²⁶.

* * *

Шуйский поздно понял, что не только военными усилиями он сможет восстановить нормальное течение жизни в государстве. Его Указ от 7 марта 1607 года предписывал отказывать в иске дворянам, пытавшимся закабалить своих вольных слуг («послужильцев») через Холопий приказ. Дворяне пытались превратить их в боевых холопов. Так же и смерть или гибель дворянина исключала из состава поместного дворянского ополчения всех его военных послужильцев единовременно, поскольку считалось, что оруженосцы и военные слуги не могли полноценно воевать без своего господина. Интересы службы требовали, чтобы военные слуги покойного были немедленно распущены, с тем, чтобы они могли поступить на службу к другим господам. Разряд обязал дворян вооружать своих слуг огнестрельным оружием – «пищалями». Поскольку сами дворяне не желали расставаться с традиционным дворянским оружием – мечом или саблей, военная роль боевых слуг и холопов возрастала. Дворянское ядро всё более утрачивало своё численное, а также отчасти и боевое превосходство.

Если же права послужильцев и боевых холопов нарушались, то они массами уходили на Дон, на Волгу, на Терек, где формировались Войско Донское, Волжское, Терское. Так, Исаак Масса писал, что «в казаки шли по большей части убежавшие от своих господ боевые холопы (Knecht – кнехты)²⁷. Когда в 1600 году Годунов подверг опале бояр Романовых-Юрьевых, Яковлевых, Черкасских и их родню, то их вооружённых слуг распустил, запретив кому бы то ни было принимать на службу этих послужильцев. В массе своей тысячи этих людей оказались в составе казачьих отрядов, пришедших потом под стягами царевича Димитрия сводить счёты с Годуновыми.

Но в отношении крестьянства Шуйский повёл ту же политику, какая существовала в правление царя Феодора. В 1597 году власти издали Указ о возврате старым владельцам всех крестьян, бежавших от них в период после 1592–1593 годов (7101 год от С. М). Срок, обозначенный в этом первом законодательном акте о крепостных, был принят за исходный пункт в Уложении царя Василия Шуйского от 9 марта 1607 года. Это Уложение способствовало сплочению дворянства и преодолению разброда внутри сословия.

* * *

Появление войск «царевича Петра» в Туле создало угрозу для правительственных войск, занятых осадой Калуги. Но всё же численный перевес был на стороне Шуйского, и руководители повстанцев в Туле потеряли около полутора месяцев, прежде, чем предприняли очередную попытку вызволить Болотникова.

Под Калугой были собраны почти все главные воеводы Шуйского. С наступлением весны положение осаждённой крепости стало быстро ухудшаться. Запасы продовольствия иссякли. «В осаде в Колуге был голод, ели лошадей», «не токмо хлеб, но и скот весь рогатой и конской весь изъядоша и все начаша изнемогати», – писал летописец. Воеводы придвинули тяжёлые пушки к стенам крепости и усилили бомбардировки: «из наряду из болшово и из вогненых пушек в город и в острог стреляли безпрестанно и много людей побивали»²⁸. Силы Болотникова таяли.

Тем временем ожесточённые бои развернулись и под Козельском. Воевода Измайлов осаждал Козельск в течение трёх месяцев. Весной князь М. Долгорукий с отрядом «воровских людей» пытался пробиться в Козельск, чтобы расчистить путь в Калугу. Но московские воеводы разгромили Долгорукого.

В начале мая из состава повстанческого войска большой отряд был направлен на выручку Калуги. Во главе этого отряда встал сам князь Андрей Телятевский. В его подчинении были пан Самуил Кохановский и Юрий Беззубцев «со всею Северскою страною, и с зарецкими людми (тульских и рязанских городов – Д.А), и з донскими, и с повольскими (волжскими и терскими – Д.А.) казаки х Колуге на выручку»²⁹. Уже 3 мая Телятевский подошёл к селу Пчельня в 40 верстах от Калуги. Московские воеводы – князь Ф. Мстиславский и М. Скопин недооценили опасности. Они направили против Телятевского небольшое войско во главе с Б. Татевым. Когда московское войско подошло к Пчельне, Телятевский и Беззубцев приказали занять оборонительную позицию и сдвинуть возы. Казаки быстро соорудили гуляй-город. Дворянская конница двинулась на приступ. Дворяне и дети боярские пустили тысячи стрел, били из пищалей и ручниц. Казаки и зарецкие служилые люди, оборонявшие укрепление, понесли немалые потери, но отвечали слаженным огнём небольших полевых орудий, били из ружей, мушкетов и пищалей. Дворянская конница откатилась. Но вслед ей на приступ пошли стрельцы. Однако, и те не смогли выбить противника из укреплений. Последовало ещё два приступа, которые возглавил сам воевода Борис Татев. Но казаки и служилые люди огнём, а четвёртый раз и вылазкой отбились от правительственных войск. Сражение было упорным и кровопролитным. Потери с обеих сторон ужасали. На приступах погибли воеводы: Татев, Черкасский, Тюменский, тяжело ранен был Ушатый. Многие дворяне попали в плен к повстанцам. В целом правительственное войско потеряло около 2 тысяч бойцов. Потери князя Телятевского были также значительны, но поле боя осталось за ним, а войска противника откатились от Пчельни в полном расстройстве бежали к Калуге. Князь Телятевский не стал преследовать их. Он прислушался к совету Юрий Беззубцева и пана Кохановского, решив не торопить события. Отряд понёс немалые потери, надо было дать отдых людям и вновь собрать силы для наступления.

После поражения под Пчельней в лагере под Калугой сложилась непростая ситуация, напоминавшая события двухлетней давности под Кромами. Осада Кром продолжалась около трёх месяцев, а осада Калуги – почти пять. Войскам Шуйского пришлось зимовать у стен Калуги. Продовольствие было истрачено. Осаждавшим грозил голод. Из-за частых вылазок повстанцев в войске было много убитых и раненых. Как только пришли вести о поражении воевод под Пчельней, в лагере под Калугой началось брожение. Служилые люди из разгромленного отряды Татева, не мешкая, уходили к Москве. Этому заразительному примеру последовали многие дворяне, оставшиеся под Калугой без продовольствия. Дворянские полки резко сократились в своей численности. Болотников же не упустил возможности снять осаду, ибо от лазутчика получил известие о сражении под Пчельней. Ранним майским утром защитники Калуги сделали вылазку. Их нападение на лагерь правительственных войск произвело переполох. Воеводы Шуйского дали приказ немедля отступать. Были брошены тяжёлые «стенобитные» пушки и склады с боеприпасами. Только лёгкие орудия были вывезены из-под Калуги.

Князь Мстиславский и Скопин с остатками войска, минуя Алексин, отошли к Серпухову. Князь Воротынский оставил Алексин. Толпы беглецов появились у стен Скородома через неделю после сражения у Пчельни. 9 мая Разряд поставил в Серпуховских и в Калужских воротах голов и дьяков, которые «записывали дворян и детей боярских, и стрельцов, и всяких ратных людей, которые разбежались из-под Колуги»³⁰. Шуйский вновь остался без войска. Казалось, что повстанческому войску нужно было сделать ещё один рывок, и оно овладело бы столицей. Но сил ни у «царевича» с Телятевским, ни, тем более, у Болотникова, пережившего тяжелейшую осаду, для этого не хватало. С поредевшими отрядами своего войска Болотников пошёл к Туле, оставив в Калуге небольшой отряд под рукой капитана Вандтмана. Тот в своё время возглавлял наёмников – немцев и шотладцев, охранявших царя Димитрия.

Шуйский вновь стал поспешно собирать войска и реорганизовывать разгромленные отряды, подходившие с юга к Москве. В боевых действиях наступил временный перерыв. Лишь к концу мая узурпатор смог как-то подготовить новые силы для продолжения войны с повстанцами.

* * *

В ту эпоху центром притяжения для вольных казаков Дона, Волги, Терека и даже Яика была Астрахань. Здесь сходились важнейшие торговые и стратегические пути юга России. В городе давно было неспокойно. И слухи о событиях под Тулой и Калугой явились искрой, попавшей на сухую солому. Против Шуйского восстали стрельцы местных слобод и посадские люди. Астраханский воевода князь Дмитрий Хворостинин остался при исполнении своих обязанностей и даже потакал восставшим. Их поддержало и вольное казачество, и окрестные татарские юрты.

Войско боярина Ф.И. Шереметева на стругах быстро пошло вниз по Волге к Астрахани, чтобы подавить восстание. Но Шереметев не только не смог овладеть городом, но сам подвергся ударам вольных казаков и татар. Велика вероятность и того, что боярин Фёдор Шереметев, хорошо знавший в своё время царя Димитрия, служивший ему, уважаемый и почитаемый молодым государем, не спешил проявлять своё рвение на службе у Шуйского. Да и за год до событий в Астрахани терские и волжские казаки во главе с «царевичем Петром» и атаманом Бодыриным благополучно разошлись с судовой ратью боярина Шереметева в районе Казани и добрались до Свияжска. И позже – летом 1606 года, когда казаки повернули вспять, не очень-то стремился Шереметев перехватить и разбить их под Самарой. Уж не сработала ли тут тайная связь Фёдора Шереметева с Третьяком Юрловым?

Шереметев остановился с войском в 15 верстах от Астрахани, и выстроил острог на острове Бальчик. Подавлять восстание, выслуживаться перед Шуйским, и напрасно лить кровь воевода не торопился. Хорошо зная ситуацию и настроение местного населения от лазутчиков и очевидцев, боярин правдиво отписал в Москву, что: «Астроханские люди и юртовские татаровя тебе, государь, бити челом и вины свои принести не хотят, а будет поидет к Астрохани твоя государева многая рать з большим нарядом, и оне хотят бежать: астроханские люди на Яик и на Дон, а татаровя в Кумыки»³¹. Было ясно, что никто не хотел кланяться «самозванному» царю, «выкрикнутому» год назад в Москве на Пожаре пьяной челядью и разгулявшейся чернью.

В середине мая объявился у Астрахани новый самозванец «царевич Август, князь Иван» (как он сам себя именовал) вместе с казаками. Он «сказывался» сыном царя Иоанна Грозного и царицы Анны (Колтовской)³². Оснований для такого самозванства было даже более достаточно, чем для самозванства «царевича Петра». Да и в отличие от «Петра» новый самозванец видимо подолгу бывал в Москве и неплохо представлял себе жизнь царского двора. Воевода Хворостинин открыл ему ворота Астраханской крепости и поддержал его. Слух о явлении «царевича Августа» быстро прокатился по низовьям Волги и 24 мая в городке-крепости Царицыне против воеводы Чудинова-Акинфова (сторонника Шуйского) восстали стрельцы и казаки. Связав воеводу и его сторонников, восставшие отправили их в Астрахань. В Астрахани их прилюдно казнили, а «царевич Август» с казаками тотчас выступил в Царицын и обосновался там.

Так переворот 17 мая 1606 года, устроенный боярской элитой во главе с Шуйским, привёл к тому, что в стране появилось сразу несколько самозванцев…

* * *

В конце мая 1607 года перед рассветом шестеро верховых тайно подъехали к московскому рубежу верстах в сорока юго-восточнее литовско-белорусского городка Пропойска. У самого рубежа в лощине, после того как верховые убедились, что никто не будет им препятствовать и никто их не увидел, трое всадников развернули коней вспять. Это были паны Зенович, Рагоза и чечерский хорунжий Будила. Трое других: некто торговец из Пропойска – Грицко, беглый московский подъячий Алексей Рукин, и учитель Дмитр Нагий прошли московский рубеж и направили коней в сторону Стародуба.

Анонимный автор белорусской летописи, живший близ Чечерска и Пропойска, хорошо знакомый с той историей оставил сообщение о ней. Он писал, что после освобождения из тюрьмы в Пропойске «пан Рагоза, врядник чечерский, за ведомостью пана своего его милости Зеновича, старосту чечерского, оного Дмитра Нагого на Попову гору, то есть за границу Московскую пустил, со слугами его пропровадил»³³.

* * *

Сбор дворянского ополчения, стрелецких полков и посошных людей был проведён Шуйским по всему государству. Сам он во главе войск выступил из Москвы в Серпухов 21 мая с тем, чтобы оттуда «идти на воров» под Тулу. В Серпухове выкрикнутого царя ждали князья Федор Мстиславский и Иван Шуйский, отступившие из Калуги, собиравшие под своё начало разгромленные и поредевшие полки. Немалые отряды верных Шуйскому войск располагались в Брянске и в Кашире. Две недели Шуйский и его воеводы стояли в Серпухове, не предпринимая решительных действий.

Тем временем, Болотников, пришедший в Тулу с остатками своих отрядов утратил чин «большого воеводы». Его место при дворе «царевича» занял князь Андрей Телятевский. Соединив силы с Болотниковым, он собрал значительный отряд и двинулся к Кашире, где стоял полк князя Голицына. В составе этого отряда было более пятнадцати тысяч сабель и копий. В большинстве своём это были волжские, терские и донские казаки. Меньшую часть составляли служилые люди «северских и зарецких городов». В Разряде быстро узнали о том, и Шуйский послал из Серпухова на помощь Голицыну дворянских голов с несколькими сотнями конного ополчения. Из Рязани к Голицыну прибыл боярин Лыков с отрядом, а также Фёдор Булгаков и Прокопий Ляпунов с рязанцами.

Противники встретились на реке Восме в Каширском уезде 5 июня 1607 года. На обоих берегах реки развернулось жестокое сражение, которое длилось с 6 часов утра до 10 часа. В ходе боя казацкие отряды, составлявшие ядро повстанческого войска, переправились через реку и рассекли строй правительственных войск. Заняв овраг и высоты над рекой на северном берегу Восмы, казаки меткой стрельбой выбивали конных рязанских дворян из полка Булгакова и Ляпунова. Тяжёлая конница не могла вытеснить казаков с высот над спуском к реке и со склонов оврага. Дворянские сотни теряли людей и коней. Дерзкий удар казаков едва не решил исход дела. Боясь надвигающегося поражения, главные воеводы московского войска выехали к сражающимся. Князю-воеводе Голицыну удалось увлечь воинов своего отряда, переправиться через Восму и потеснить полки Телятевского и Болотникова. Вслед ему, оставив казаков в тылу, через реку двинул на повстанцев свои сотни Ляпунов. Люди Болотникова побежали. За ними начал отступать Телятевский. Московские воеводы преследовали отступающих на протяжении 30 вёрст.