Текст книги "Ведьмы Холодного острова"

Глава третья
Девочка в окне

1

Кирилл, Юля и Феофан Феофанович ужинали в доме Белозерова. Злату они отдали под охрану полиции. Девушка наотрез отказалась оставаться в селе и потребовала, чтобы ее отвезли на Холодный остров. Ей надо было накормить бабку и мать. Полиция только рада была от нее отделаться, и Кудряшов выделил двух сотрудников для исполнения столь важного дела.

Трапеза подходила к концу, а Юля все не решалась сказать то, что хотела. Но рано или поздно сделать это было надо.

– Я хочу на странную девочку посмотреть и поговорить с ней, – сказала она. – Эта девочка, соседка Варвары, могла что-то видеть. Хотя что? Ведь это у меня был бинокль, а не у нее. Но интуиция мне подсказывает: она видела нечто. Просто она дурочка, наверное, и ее лишний раз не выпускают из дома.

– А что за странная девочка? – поинтересовался Позолотов.

Юля рассказала, как взяла из стола Варвары бинокль и увидела в окне соседского дома девочку с приплюснуты носом, что таращилась в их сторону.

– Кирилл, забыла вас спросить, а чья она, эта девочка?

– В Раздорном, Юленька, более пятидесяти тысяч человек живет. Не Москва, но все же. И вообще, сам-то я в Семиярске живу. Надо у Юрки Кудряшова спросить. Но никто из соседей ничего не слышал и не видел, Юля, он мне об этом сам сказал. Вряд ли и эта девочка что-то могла заметить. Закололи-то Варвару в сарае. Подкараулили и закололи. Кто тут что скажет?

– Могли увидеть не то, как убивали, а то, как готовили убийство; входили, например, караулили, обыскивали. – Юля отломила мякиш от булки и стала катать его в пальцах. – И еще, я хочу одна пойти. Мне кажется, эта девочка со всеми подряд говорить не станет. А я к ней подход найду. Что-нибудь придумаю.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Следопыт.

Он поймал взгляд Феофана Феофановича, тот с аппетитом школьника поедал свой румяный бублик с маслом и запивал его крепким чаем. Услышав про Юлин «подход», Позолотов тут же одобрительно захрюкал, в смысле – хохотнул с набитым ртом.

– Не поперхнитесь, Феофан Феофанович, – предостерегла его девушка.

– Типун вам на язык, Юленька, – жуя, весело пробубнил тот.

– Как вам не стыдно, я проделываю такую работу! – она даже рукой потрясла в воздухе, – а вы самым бессовестным образом потешаетесь надо мной! А еще историк! Коллега. Совесть-то есть у вас?

– Ну, ладно, ладно, – закивал Позолотов. – Кирюша, отвези ее к этой полоумной девочке, а то мисс Пинкертон не угомонится.

В дверь аккуратно постучали. Кирилл, допивавший чай у окна, отодвинул шторку и заглянул на улицу.

– Что это за ханурик? – спросил он и пошел открывать.

– Гоните вы всех взашей! – посоветовал Феофан Феофанович.

– Как это гоните? – удивилась Юля. – Любой человек может стать важным свидетелем!

– Ну да! Повторяю, с тех самых пор, как ведьмам перестали уделять должное внимание, я потерял к этому делу интерес, – признался с набитым ртом Позолотов.

– А зря, – вставая из-за стола, заметила Юля.

– Не там вы роетесь, – вынес свой вердикт Феофан Феофанович. – Вы свернули с генеральной трассы на обочину!

– Тсс! – Девушка приложила палец к губам.

И услышала: «А товарища лейтенанта можно? Инессу Геннадьевну Шмелеву?» «Разумеется», – чинно ответил Кирилл.

– Инесса Геннадьевна, вас! – окликнул девушку из коридора Белозёрский.

– Инесса Геннадьевна? – поднял брови Позолотов. – Звучит.

Девушка вышла в коридор. На пороге мялся старый знакомый Тимофей Суконников.

– Здрасьте, товарищ лейтенант, – поклонился гость.

– Здравствуйте, гражданин Суконников. Пришли с повинной?

– Что-то вроде того. – Он вопросительно взглянул на обоих. – У вас тут штаб, что ли?

– Явочная квартира ФСБ, – с ходу ответила Юля. – Оставьте нас, товарищ капитан, – попросила она Следопыта.

– Так точно, – подавляя улыбку, кивнул Белозёрский.

– Он старше вас, а вы им командуете, это как же? – спросил Суконников.

– Я из спецотдела, – пояснила Юля. – Мое звание к майору приравнивается.

– А-а!

Юля вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. И сразу осталась среди упоительной вечерней свежести, благоухания сада и ядовитых выхлопов перегара, которые щедро выпускал Тимофей Суконников. Он похмелился и твердо стоял на ногах, только очень смущался.

– Я видел, как вы на улице-то с ведьмой, ух! Как вы ее отбили…

Юля брезгливо помахала перед собой ладошкой.

– Вот именно: ух!

– Простите, товарищ лейтенант. Восстановиться надо было. Я смотрел на вас и восхищался…

– Вы мне пришли комплименты высказать, Суконников?

– Да нет…

– И как вы нашли этот дом?

– Язык до Киева доведет.

– Тоже верно. Так с какой повинной вы пришли? Я сегодня добрая, более или менее, и готова выслушать вас.

– Я к этому делу, с убитой студенткой, ничего не имею. И Семен Чаргин тоже. И Марианну мы не убивали. Семка любил ее без памяти. Я на суде об этом говорить не буду – хоть расстреляйте, вам говорю, сейчас. Чтобы вы, Инесса Геннадьевна, по ложному следу не ходили.

– Ну-ну, – поторопила его Юля.

– Семка никогда не терял надежды добиться Марианны и не понимал, чем он плох, почему она отказывает ему. А потом ее убили, и первым подозреваемым был Жирков, эта сволочь, и ведьмак с острова. С ведьмаком Семка однажды схватился в забегаловке, но получил от него. И что-то тот ему сказал. Что, мол, не там ищете. Жить в Раздорном Семка больше не мог, уехал учиться в город. А потом к матери однажды вернулся и, как я понимаю, столкнулся нос к носу с Жирковым. А потом эту мразь нашли с его же ножом в животе. Сёмка после этого очень быстро уехал из Раздорного и больше уже никогда не возвращался. И нам ничего не говорил. Мы только перезванивались, и все. Я так понял, что Жирков хотел его пырнуть, а Сёмка не дался. Повторяю: хоть режьте, я на суде этих слов не подтвержу. Так что никто из нас не убивал Марианну и уж точно не убивал эту студентку из лагеря археологов. В этом направлении, товарищ лейтенант, только время зря потратите.

Юля усмехнулась.

– Вы очень помогли следствию, товарищ Суконников.

– Правда?

– Правда. Теперь идите домой и никому не говорите о нашем разговоре. Ясно?

– Ясно, Инесса Геннадьевна, – согласился забулдыга.

– Доброй ночи, Тимофей.

– Доброй, – благодарно поклонился Тимофей Суконников.

– И никому не говорите о том, что были на явочной квартире ФСБ. Для вашего же блага.

– Не буду! – со всей искренностью отозвался он.

Юля открыла дверь и зашла в дом.

– Ну, кто это был? – спросил Позолотов. Он стоял у окна и по всей видимости наблюдал за встречей. – Позвольте, я догадаюсь. – Феофан Феофанович едва сдерживал улыбку. – Тимофей Суконников? Свидетель?

– Он самый, – садясь за стол, сказала Юля. – Визит на миллион, если честно.

– Да? – поднял брови Феофан Феофанович.

– Именно так. После смерти Марианны Семен Чаргин, один из подозреваемых, всячески хотел найти убийцу и отомстить за Колосову. Через три года он вышел на уголовника Жиркова, и того нашли с собственным ножом в животе. По всей видимости, это была самооборона. Жирков хотел ударить Чаргина, но тот изловчился и сам ударил рецидивиста. Вот почему после этого он раз и навсегда уехал из города. Была бы я и впрямь работником полиции, то стала бы крутить это давнее дело, а так – пусть все остается как есть.

– Пусть, – поддержал ее Белозерский.

– И не будем ничего говорить Кудряшову, да? – глядя в глаза Следопыту, спросила она. – Тимофей Суконников все равно станет отрицать этот разговор.

– Я на вашей стороне, Юленька, можете в этом не сомневаться. – Кирилл улыбнулся. – И потом, вы у нас старшая по должности. Спецотдел!

– О, да, – кивнул Феофан Феофанович, – с Юлей Пчелкиной никто не сравнится! Я совершенно искренен, кстати.

– Предлагаю вернуться к разговору о странной девочке в окне, – заявила Юля. – Я должна ее навестить, и как можно скорее. Лучше всего – сейчас. Кирилл, у вас есть дешевый фотоаппарат, мыльница?

– Есть, – ответил хозяин дома.

– Отлично. Но фотоаппарат это далеко не все. Мне нужна ваша серьезная помощь, Кирилл. И не только ваша.

– Я никуда не пойду, – зевнув, замотал головой Феофан Феофанович. – Даже не просите. У меня программа возлечь на крестьянское ложе и поглядеть в телевизор.

– А вы, товарищ пенсионер, мне как раз сегодня и не нужны, – снисходительно молвила Юля. – Лежите на своем ложе и смотрите свой бестолковый телевизор, – и перевела взгляд на Кирилла. – Это очень важно! Буквально – жизненно важно! И я сейчас не шучу.

2

Через два часа, когда окончательно стемнело, Юля поднялась по ступеням на крыльцо дома, где жила странная девочка, и позвонила. С сумкой через плечо, в бейсболке, она то и дело оглядывалась по сторонам. В домах через дорогу зажигались огни. Пахло садом и навозом. Ненавязчиво, но методично Юля нажимала пальцем на кнопку звонка, пока вдруг не услышала из-за двери:

– Звонок не казенный, чай, а?

Юля даже отступила от неожиданности.

– Простите, – выговорила она, – тут живет Рая Рытвина?

– Ну, тута, а чо с того?

– А позвать ее можно?

– А зачем она вам?

– А надо, – убедительно проговорила Юля.

– Ну, зачем?

– А мы ей хотим предложение сделать. Выгодное.

– Какое выгодное? – насторожилась та, что пряталась за дверью.

Она уже слышала голос, что сейчас звучал за дверью, поняла Юля. Но где?

– В кино сняться.

– Да ну?! – вырвалось у говорившей по ту сторону двери.

– Да, я ассистент режиссера.

– А чо за кино-та?

– Про любовь.

– А-а! А там целоваться надо будет? В кино-та?

– Да все время надо будет целоваться. Так вы позовете Раю?

Щелкнули два замка, и дверь осторожно открылась. Из темноты коридора на Юлю смотрела та самая скуластая девочка с недобрыми колючими глазками и приплюснутым носом, которую она видела в окне.

– Это я, Рая Рытвина, я это, – осторожно сказала она.

– А я знаю, что это ты, – проговорила Юля. – Ты одна дома?

– Ага, – ответила та.

– А где отец твой?

– А где надо. Дела у него.

– Ясно.

– Так вам он нужен или я?

– Ты, конечно! – Стоило бы воспользоваться отсутствием родителя этой милой уродицы, решала про себя Юля. Ей ничего не будет стоить разговорить ее. Только бы не помешали! – Мне тебя такой и описывали, – убедительно кивнула она, но не смогла сдержать горького вздоха: – Симпатичной!

Дверь открылась шире, и Юля смогла разглядеть ее всю. Только лицом она была девочкой, а телом – половозрелой молодой женщиной. Это несоответствие покоробило Юлю, как коробит всякое несоответствие в человеческих пропорциях, по странной случайности не предусмотренное, но допущенное природой.

– Только меня все Белкой зовут, – сказала хозяйка. – Мне это имя нравится.

– И об этом я знаю, – кивнула гостья. – А меня Джулией зовут.

– Имя како-то не наше.

– Зато красивое. Правда?

– Правда, – согласилась та.

– Стало быть, хочешь в кино сниматься, Белка?

– Хочу, – кивнула девочка-переросток.

Юля все еще решала, проситься в гости или не проситься. Как отреагирует молодая хозяйка? Вдруг замкнется? Отступит. Прогонит ее, незнакомку. И отталкивал ее этот дом. Какой-то скрытой силой отталкивал. Нечто плохое таилось за этим порогом, в той темноте. Но она должна была переступить его! Ведь она смелая и никогда не отступает. И слишком многое было поставлено на карту.

– Ты в дом-то меня впустишь? – ласково спросила Юля. – Или тебе не разрешают приглашать чужих?

– Не-а, не разрешают, – покачала она головой. – Ругают меня. Но тебя я впущу. Да и кого мне бояться? Нас тут все знают. И мы всех знаем. Все кругом соседи. Ты ведь меня не обидишь? – Ее глаза подозрительно блеснули.

Но что в них было? Юле вдруг показалось, что насмешка.

– Нет, что ты!

– Тогда входи, Джулия.

Теперь Юля знала точно: это была та самая девочка, что удила рыбу в одном из затонов Русалочьего озера со своим отцом. За камышами. Ее речь, и особенно ее «чо», нельзя было спутать ни с какой другой речью. Она приняла ее за взрослого ребенка по голосу, но хозяйка была совсем не ребенком…

– Ну так чо ж ты? – спросила та. – Или передумала?

«Была не была», – решила Юля и переступила порог этого дома. И тут же сморщилась – на нее пахнуло кислятиной и навозом.

– Капустку солите? – брезгливо спросила гостья.

– И капустку, и грибочки, и червячков дождевых разводим.

– Как это?

– Для рыбалки. А червячкам навозец нужен.

– Ясно. Мы в коридоре будем стоять?

– Ой, забыла. Пойдем в мою комнатку.

Юля двинулась за юной хозяйкой.

– А почему тебя зовут Белкой? Расскажи мне.

– Когда я была маленькой, у меня белка жила. С красивым таким хвостиком. Я ей говорила: и я хочу такой хвостик. А белка отвечала: тебе не надо. А ей опять: очень надо, дай мне поносить, мы ж подруги. А она мне: без хвостика обойдешься! – Девушка разом обернулась, и глазки ее зло блеснули: – Тут и дружбе конец. Взяла я и отрезала ей хвостик.

– Как – отрезала?! – опешила Юля.

– Ножницами, вот как.

– Живой белке?

– Ну так не мертвой же. Я ж только примерить хотела. Прикормила ее, затейницу, левой ручкой ее зажала, – девушка перед самым носом Юли сжала в кулак свою явно очень сильную руку, – правой взяла ножницы – чик, и готово. А она-то захрипела, забилась и как меня укусит! Я так закричала, так закричала! Папка вовремя подбежал, выхватил белку, она и его цапнула, а он ее об стену – бац! Вдребезги! И все.

Юля непроизвольно поежилась.

– Прямо об стену?

Они вошли в комнату девушки, заваленную старыми куклами, игрушками, всякой всячиной, место которой на помойке.

– Да вот об эту, – Белка кивнула на одну из стен, укрытую ковром. – Я потом хвостик к себе все примеряла. И так приложу, и сяк приложу. И окропляла его живой водицей, которую мне соседка… – она вдруг запнулась, – приносила.

– Какая соседка? – вырвалось у Юли.

– А какая тебя разница-та?

– Да просто спросила, – пожала плечами Юля.

«Зря она это, ой зря! – вдруг пронеслось в голове у Юли. – Соседкой, скорее всего, была как раз Варвара!»

– Та соседка, которую давеча убили, – сказала Белка. – Вот какая соседка.

– А у вас соседку убили? – как можно натуральнее изумилась Юля.

– Неужто не слышала?

– Нет, – замотала головой Юля.

– Вилами закололи – прям в живот! В сарае. – И она, сцепив две ручки, кулачок к кулачку, ткнула ими в направление гостьи: – Хрысть!

Вот от этого «хрысть» у Юли вновь сжалось сердце.

– Ясно, – согласилась она. – А что с хвостиком?

– С каким хвостиком?

– С беличьим.

– А-а! Не прирос хвостик. Вот что с хвостиком. Так я засушила его. Он все такой же мягкий. Я его иногда причесываю. А если подышать на него, он теплый становится. Будто живой. Хочешь, покажу?

– Не сейчас, – мягко остановила ее Юля.

– С тех пор я сказала: Белкой меня зовите.

– Ясно. Мне вот что нужно. У тебя в фильме будет много сцен, и в каждой необходимо новое платье. У тебя много одежды? – с сомнением спросила она. Юля взглянула на простецкое платье рослой девушки. – Или мало?

– Маловато у меня платьев! Говорила папке: больше надо платьев! Зато у меня после мамки, подлюки, три платья осталось. Но они-то красивые! Золотистое, белое в горошек и черное!

«Мамки-подлюки»?! Юля не пропустила эту фразу мимо ушей, как не пропускала ничего. Но не прислушалась – не захотела. Хотя все говорило за то, что тут бы ей, Юле Пчелкиной, и стоило бы одуматься!..

– Во-от, – вместо этого заботливо протянула Юля. – Ты их и примерь все по очереди. Я тебя в этих платьях сниму. Это фотопробы называется, слышала?

– Слышала, – кивнула Белка. – Как у моделей в телевизоре?

– Точно! – Юля вытащила из сумки крошечный фотоаппарат – цифровую мыльницу Кирилла. – Ты платье надеваешь, а потом ко мне выходишь, и я тебя фоткаю. Идет?

– Ага! – выпалила скуластая девица со злыми глазками, которые вдруг потеплели и загорелись иначе. Взволнованно загорелись, требовательно, с неподдельным интересом!

– Начинай, – скомандовала Юля.

Белка подбежала к шкафу, распахнула его, выхватила оттуда половину содержимого и убежала с ворохом одежды в гостиную.

– Я музыку включу! – крикнула оттуда Белка. – Чтоб все как по-настоящему было!

– Да не обязательно музыку, – попыталась воспротивиться Юля.

Музыка бы заглушила любые приближающиеся шаги и заставила бы ее действовать куда осторожнее!

– А я хочу! – капризно и раздраженно бросила Белка, и Юля поняла, что она ее не переспорит.

С другой стороны, музыка скрала бы и шум ее собственных шагов. Юля выглянула в коридор, подкралась к гостиной и сразу краем глаза уловила стену с фотографиями актеров. Вот она, главная комната!

– Не подглядывай, Джулия! – строго окликнула ее Белка.

– Прости! Прости! – спохватилась та. – Я хотела дом посмотреть!

У этой Белки слух был как у животного!

– Иди назад, – расправляя платье, еще строже приказала молодая хозяйка.

– Ухожу!

Юля влетела обратно в комнатку и стала глазами искать то, ради чего оказалась здесь. На полках этого предмета не было! В гостиной заиграла магнитола – какая-то древняя музыка в стиле диско. Тогда в коробочках, может быть, в шкафчиках? Но не совсем далеко, потому что смысл этой игрушки быть на виду! Это не тайные письма, не пистолет, который надо ото всех прятать. Разве что от отцовских глаз, но чтобы можно было дотянуться!..

– На старт, внимание, марш! – уже из коридора бешено крикнула Белка.

Юля едва успела отпрыгнуть от буфета и встать в середине комнатки с фотоаппаратом на изготовке. Хозяйка влетела туда же в летнем белом платье в красный горошек, с вырезом на груди.

– Вот я какая! – раскинув руки, воскликнула Белка и неуклюже затопала на месте.

Хоть и простенькое, но элегантное платье явно было с плеча другой женщины, но оно украсило бледную и неказистую Белку.

– Класс! – бросила Юля. Командуя Белкой: «встань так, а теперь сяк», – она сделала несколько снимков и решила, что с этого платья хватит. – Пора переодеваться. Тебе бы еще волосы распустить! – вдруг спохватилась «киношница».

– Папка не велит!

– С распущенными лучше будет.

– Ну, тогда я распущу?

– И расчеши их. Иди в ванную, подготовь себя.

– Ага, – кивнула Белка и убежала.

А Юля вновь бросилась к ее шкафчикам. Музыка наполнила дом. Гостья то и дело отвлекалась и прислушивалась, потому что хозяйка умела появляться со скоростью смерча, и даже она, Юля Пчелкина, ловкая и быстрая, едва успевала встретить ее во всеоружии. Ну не могла она эту штуковину засунуть слишком далеко! Не могла! И не могла хранить ее в гостиной – только у себя! Чтобы отец не нашел случайно! В нескольких коробочках были дешевые побрякушки, жалкая бижутерия, не более того. Но когда Юля вновь готовилась встретить свою фотомодель в середине комнаты, она зацепила взглядом еще одну коробочку, стоявшую в глубине полки.

– А вот теперь я золотая! – выкрикнула Белка, влетев в свою комнату и вновь раскинув руки.

Хозяйка наспех расчесала темные волосы и теперь появилась в золотистом платье по фигуре, которое сразу превратило ее в женщину, не лишенную привлекательности.

– Ух ты! – воскликнула Юля. – Да ты королева!

И так у нее получилось искренне, что Белка зарделась, и глаза ее совсем уже загорелись огнем жажды чего-то большего, чем она имела в этом доме.

– А когда сниматься-то будем? – спросила она. – Может, прям сегодня?

– Скоро, Белка, скоро. Ты черное платье примерь.

– Ага! – кивнула та и вновь унеслась.

Не теряя времени, Юля метнулась к буфету, распахнула створку и вытащила коробочку. Открыла ее и замерла. Выудила пальцами находку и спрятала в карман джинсов. Она закрыла коробочку, быстро вернула ее на место, но закрыть створки буфета не успела. В комнату ворвалась Белка со словами:

– А может, мне шляпку какую? Есть у меня; тоже от мамаши, подлюки, остались…

Юля обернулась. Сердце ее забилось, как всполошенная птица. Дыхание перехватило.

– Ты чаго это лазишь тут? – ошарашенно спросила Белка.

Она остыла на глазах – и следа не осталось от ее прежнего воодушевления.

«Попалась!» – стучало в ушах опрометчивой гостьи.

– Да я так…

– Чаго ты так?

– А я как раз хотела косыночку для тебя поискать, Белка. К платью твоему…

– Сама? В моем шкафу?

– Ну да, – нарочито смело улыбнулась Юля.

– Ты кто такая? – настороженно спросила хозяйка.

– Ассистент режиссера, – напомнила свою должность в мифической киногруппе Юля.

– Ой, не верю я. – Лицо Белки становилось все злее.

– Да чего ж не веришь-то?

«Интересно, она не буйная? – подумала Юля. – Если буйная, это плохо. Я ведь только гимнастикой занималась, а не рукопашным боем, а Белка-то – крепкая…»

– Ты что-то вынюхивать сюда пришла, да? Джулия?

– Чего же мне тут вынюхивать? У тебя-то?

– Да то. Зачем ты именно в этот шкафчик-то полезла, а?

– Да просто…

Юле что-то послышалось, но она не придала этому значения. Музыка бухала в гостиной и скрадывала звуки.

– Может, тебе там какая-то коробочка понадобилась, а?

– Какая коробочка?

– А такая коробочка. Где что-то важное хранится, а?

– Беличий хвостик? – улыбнулась находчивая гостья.

– Сейчас! – вырвалось у той. – Ты чего дуркуешь-то, Джулия? На кой тебе беличий хвостик, – и погрозила ей пальцем. – Ты за другим сюда пришла…

Юля прозрела разом: Белка все знала и понимала. Умела играть и таиться. Более того, она путала игру с жизнью и наоборот. Выворачиваться было бесполезно, теперь нужно было только одно – проложить себе дорогу к выходу, и любым способом. Но как было отодвинуть здоровенную девку у входа, которая запросто режет ножницами хвосты белкам? И было это лет восемь назад! Теперь Белка повзрослела и могла запросто взяться за человека. К тому же такие, как она, в состоянии аффекта не чувствуют боли и дерутся как раненые звери. И сможет ли она, Юля Пчелкина, справиться с ней?

И тогда Юля решила пойти ва-банк:

– Ты права, Белка, я тут не просто так. – Она потянулась к сумке, стоявшей на столе.

– А зачем ты тут? И чего это ты к сумке тянешься? – угадала ее движение Белка.

– А того это, – холодно бросила Юля. Она сама сгруппировалась, как кошка перед прыжком. – Варвара-то, соседка ваша, выжила и на тебя показала.

Это был как удар током. Белка разом изменилась в лице и отступила. Юля воспользовалась ее растерянностью, запустила руку в сумку и вытащила оттуда газовый пистолет. Но вид он имел настоящего боевого оружия! Белка вскрикнула и отступила – и тут же наткнулась на мужичка. Он вырос на пороге. Это был Матвей – заместитель по хозяйству тети Глаши из дома культуры. Отец Белки. Загорелый, лысый, со вздувшимися венами на висках и гневно ощеренным ртом. Тот самый, кто учил дочку, как резать свинью. По нему было видно – он едва сдерживался. Непрошеная гостья взбесила его!

Ситуация была хуже не придумаешь. Юля едва успела сунуть руку с газовым пистолетом обратно в сумку и так и держала его, сжав что есть силы. Но и хозяин что-то прятал за спиной, как будто бы палку.

– Вы чего дочку пугаете? – спросил Матвей. – Не видите, она больная?

Белка вся вспыхнула:

– Пугает она! Пугает, папка! Пистолетом! Он у нее черный! По вещам моим лазит! Стращает! Говорит: Варвара-то жива! Варвара наша, бедолага!

Ты не бойся, Белка, – проговорил Матвей. – А зачем она приходила? Зачем ты ей открыла, дочка?

– Она за слоником приходила, папка!

Вот когда у Юли все внутри оцепенело.

– За каким слоником? – спросил сторож из дома культуры.

– Которого я у Варвары с полки взяла. Маленький такой слоник, хорошенький! Блестящий. Фарфоровый. – Она даже наклонила голову для убедительности.

– Ты у Варвары слоника взяла? – спросил отец.

– Да, взяла.

– Когда?

– А тогда, – многозначительно объяснила дочка. – Тебе говорить не хотела: боялась – заругаешь меня.

– Это правильно, что боялась. Я б высек тебя, до крови…

– То-то и оно, папка! Да уж больно красивый он, слоник-то! Мааааленький, блестящий!

Юля точно через туман слушала этот жутковатый диалог двух не совсем нормальных людей.

– Понимаю тебя, дочка. А что она тебе обещала? Эта, – он кивнул на Юлю.

Та прижалась спиной к столу и держалась за сумку, как за спасательный круг.

– Она сказала, что она режиссер и что фильм про меня снимать будут.

– Фильм? Про тебя? – усмехнулся Рытвин.

– Я этого не говорила, – отрицательно покачала головой Юля. – Я сказала, что мы тебя будем снимать в этом фильме. Нам нужна деревенская девочка.

– А говорила, целоваться надо будет много.

– С кем? – спросил отец.

– А с кем скажут, – вполне разумно ответила Белка. – С кем заставят, – вдруг добавила она. – Я тут перед ней платья примеряла, волосы распустила, папка, а ты мне не велел. Это она заставила – и мамки, подлюки, платья надеть, и волосы распустить, чтоб как у девки были. И фоткала меня – и так фоткала, и сяк. – Белка встретила взгляд Юли, и ядовитая улыбка пролетела по ее губам: – И раздеться меня просила, голой, говорит, буду тебя снимать…

– Врешь! – вырвалось у Юли.

– Не вру! – выпалила хозяйка.

– А я тебя знаю, – кивнул Матвей Рытвин. – Ты же балерина из клуба, верно? – Он рассмеялся отрывистым лающим смехом. – Красавица-балерина вдруг приехала в Раздорное, чтобы детей па-де-де учить. Другого места не нашла. А теперь ты еще и кинорежиссер.

– И что с того? – смело спросила Юля.

– Так она меня обманула, папка?

– Еще как обманула, Белка. Она небось всех тут дурит. И Глашу, раззяву, и Борьку-дурака…

– И никакая она не режиссерша?

– Она такая же режиссерша, как я глава администрации сельского поселения Раздорное.

– Стало быть, зря я перед ней вертелась-то, а?

– Зря, Белка, зря, – усмехнулся Матвей, – а может, и не зря, – задумался он. – Время протянула, меня дождалась. А это хорошо.

– Она еще про Варвару спрашивала, – зло добавила Белка.

Глаза Рытвина зло сверкнули:

– А вот в это я верю. Она сюда за тем и явилась, чтобы дознаться, кто тут у нас чем занят в Раздорном. – Матвей выждал паузу и сказал то, отчего у Юли больно сжалось сердце. – Она же обо всем догадалась, Белка…

– Думаешь, папка?

– Не думаю – знаю, – произнес Матвей. – Хитрая лиса!

– О чем я догадалась? – пробормотала Юля, но в этот раз вышло у нее фальшиво.

Не сумела она сыграть. Страшно было.

– О том, – с улыбкой сказал ей Рытвин. – Балаболка. Ничего, дочка, мы Варвару успокоили и ее, родимую, успокоим, – кивнул он на гостью.

– Как свинку, а, папка? – обрадовалась Белка собственной выдумке. – Я ее по башке двину, а ты доделаешь, да? Ручку ей отведем, сердечко послушаем, ребрышки посчитаем, а потом – хрысть!

Как же страшно прозвучало последнее слово!

– Может, и так, – осклабился он. – А может, и по-другому.

«Они не шутят! – стучало у Юли в висках. – Сейчас все и сделают. Сейчас…»

– Красивая свинка, – пробормотал Рытвин.

Юля вырвала руку с пистолетом из сумки и выбросила ее вперед, но с такой же быстротой вперед выбросил руку Матвей Рытвин и перехватил второй рукой двуствольный обрез.

– Тихо, тихо, тихо! – страшно пропел он. – Я тебе голову сейчас снесу, принцесса. Ничего от твой башки не останется.

Юля даже не похолодела – ее парализовало. Это были не ведьмы Холодного острова, ворожеи, это были беспощадные убийцы, кровожадные маньяки. Оба – отец и дочь. И никто, никто, кроме нее, об этом не догадывался…

– Тело будет, а головы – нет, как у курицы за пару часов до обеда, – лающим смехом рассмеялся Матвей. – Побегаешь-побегаешь и хлоп на пол. – Он говорил артистично, потому что уже знал: отступать некуда, все решится здесь и сейчас, и ему нравилась эта игра. В нее он играл с разными людьми уже долгие годы! – Хошь – вари, хошь на рынок неси.

– Я ведь тоже выстрелю, – едва слышно проговорила Юля.

– Может быть, – кивнул Рытвин. – Но сдается мне, что у тебя газовая хлопушка, красавица. А у меня дробь в двух стволах. Фарш из тебя будет. Котлета. Отбивная с кровью.

– Папка, только ты ее в моей спальне не кончай, – кивнула Белка на гостью, – тут ее кровищу-то потом не отмоешь…

– А мы ее в сарайчик отведем, как Варвару.

– И «хрысть», ага?!

От повторного сочного «хрысть» у Юли болью полоснуло желудок. Только бы не потерять сознание, думала она. Тогда конец!

– Верно, Белка. Тебе, красавица, все равно помирать. Вот и подумай, как оно будет лучше. – Матвей Рытвин говорил спокойно и оттого еще более страшно. – Как тебе умирать будет покойнее. Все равно придется, никуда ты не денешься. Или я тебя заколю, чик, и все, или с кишками наружу ползать будешь и просить, чтобы я тебя прикончил. Ты положи пистолет, положи… Мамка с папкой есть у тебя?

– Есть, – тихо проговорила Юля.

– Извиняй, не увидят они тебя больше. Мы тебя на кусочки разрежем и разбросаем по помойкам. Зато умрешь тихо. Думай, красавица.

Юля боялась нажать на спуск, боялась, что против газовой струи ее пистолета вырвется свинец и снесет ей полголовы, вот прямо сейчас и снесет. Так не хотелось погибать! И потом, ловок он был, этот Матвей Рытвин, столько лет уходил от возмездия и даже не скрывался – ездил на велосипеде и у всех под носом ловил себе карасей да окуней! А между делом резал людей. Она боялась нажать на спуск и надеялась на чудо. И он не выстрелит первым, знала Юля, потому что в такое время залп услышит вся улица, спальня окажется в крови, дробь будет повсюду, и ему уже не отвертеться. Он надеется только на то, что приблизится и заколет ее. Как свинку! Тихо все сделает! Но и ножа под рукой у него не было.

– Ничего у вас не выйдет, – собрав силу и волю в кулак, вымолвила Юля. – Я – следователь ФСБ. И полиция знает, где я. У меня корочки в сумке лежат. О вас уже все знают! Ваши карты биты, живодеры.

– И потому ты за слоником пришла, верно? – усмехнулся Рытвин. – За маа-ааленьким слоником. Хе-хе, – мелко усмехнулся он. – За уликой. И для этого ты спектакль нам тут играла, дочурку мою болезную заставила в платья поганые наряжаться, в которых ее мать, стерва, ходила. Да, следователь? А мне так сдается, что ты никто. Сама по себе. Что ты просто кукла, которую мы сейчас распотрошим. А жалко, – покачал он головой, – красивая ты кукла, тобой бы полакомиться, да куда деваться. Придется испортить!

– Ой, придется! – засмеялась Белка и добавила: – Порочная ты! Грязная! В земле тебе самое место!

– Марианна Колосова тоже была грязная? – усмехнулась Юля. – А, Рытвин?

– Марианка с Борькой якшалась, – как ни в чем не бывало ответил он.

– И твоя сестра Рая попросила убить ее, верно? Точно знала, к кому обратиться. А тебе ведь это нравилось! – Рытвин изменился в лице. Издевательская улыбка слетела с его ощеренного рта. Приободренная этим, Юля продолжила: – Это она, Раиса, попросила вырезать ее сердце – или ты сам так решил? Чтобы все на ведьм Холодного острова подумали? А, как оно было?

– А не твоего ума дело, как оно было, – хрипло ответил он.

– А Жанна Садовникова из лагеря археологов?

– И та девка, студентка, еще той шалавой была!

– А с сердцем ее что ты сделал?

– Собакам отдал, – усмехнулся Матвей. – А ты думала, съел я его, да?

– Ну, а женщина в Ульяновске? Десять лет назад, которой ты тоже вырезал сердце? Тоже была шалавой? Или просто понравилось женское сердце держать в своей поганой руке? Ты ведь после этого, урод, вернулся в родное село и залег на дно, а? Десять лет назад. Ну, что скажешь?