Текст книги "Семейство Холмских. Часть шестая"

Дмитрий Никитич Бегичев
Семейство Холмскихъ. Часть шестая
Нѣкоторыя черты нравовъ и образа жизни, семейной и одинокой, русскихъ дворянъ

"Une morale sèche apporte de l'ennui,

"Le conte fait passer le prêcepte avec lui.

Lafontaine

«Скучно сухое нравоученіе, но въ сказкѣ охотно его выслушаютъ.»

Лафонтенъ.

Глава I

«Je tais dêvouê de cœur et d'áme aux personnes de condition; je me plais à leur être utile et agrêable de quelque manière que cela soit.»

Le Sage.

«Я преданъ душею и сердцемъ знатнымъ людямъ; радость моя быть имъ полезнымъ и пріятнымъ какимъ-бы то ни было средствами».

Лесажъ.

Софья не поѣхала на праздникъ Сундукова, Алексѣй также остался съ больною женою; но Фамусова не хотѣла пропустить случая видѣть, какъ будутъ угощать Его Высокопревосходительство. Она боялась опоздать, и поѣхала очень рано. Пронскій желалъ также посмотрѣть всѣ провинціяльныя продѣлки при угощеніи вельможи, и чтобы имѣть возможность, издали, и не бывъ никѣмъ замѣченнымъ, дѣлать наблюденія, не надѣлъ ни звѣзды своей, ни одного ордена.

"Помилуй, другъ мой!" сказала ему жена его. "Какую безсовѣстную штуку хочешь ты сыграть съ Сундуковымъ! Онъ именно звалъ тебя такъ униженно для мебели и для украшенія своего праздника, чтобы послѣ говорить: "и не одинъ Его Высокопревосходительство посѣтиль меня: на моемъ праздникѣ были и другіе кое-кто лямочники." А ты не надѣваешь своей звѣзды"! – Затѣмъ-то и не надѣваю, чтобъ не быть замѣченнымъ – отвѣчалъ Пронскій. – Я знакомъ съ героемъ, для котораго дается праздникъ, онъ уменъ, и тотчасъ, когда меня увидитъ, перемѣнитъ свой тонъ. А мнѣ хочется смотрѣть на него во всемъ его блескѣ, какъ онъ, не опасаясь никакихъ замѣчаній, поступаетъ съ своими подчиненными, и въ кругу подобострастныхъ, для которыхъ одинъ взглядъ, или одно слово его, есть законъ. – «Ты увидишь, Сундуковъ будетъ въ большой на тебя претензіи; ты уничтожаешь всѣ планы его,» продолжала Софья. – Пускай его сердится! Я ѣду не для того, чтобы имѣть честь присутствовать на его праздникѣ, а для собственнаго своего удовольствія. Я совсѣмъ не намѣренъ быть дѣйствующимъ лицомъ: хочу просто наблюдать разнообразныя физіономіи – отвѣчалъ Пронскій, со смѣхомъ, прощаясь съ женою и садясь въ коляску.

Подъѣзжая къ деревнѣ Сундукова, встрѣтился онъ съ Графомь Честоновымъ, Адъютантомъ вельможи. Пронскій зналъ и уважалъ этого молодаго человѣка. Онъ остановилъ его. "Помилуй, братецъ, куда ты скачешь отъ праздника?" сказалъ онъ ему. – Я спѣшу къ матушкѣ, которая не очень здорова. Чтожъ до праздниковъ, то они мнѣ надоѣли до смерти: скоро мѣсяцъ, какъ путешествую я съ Генераломъ; желудокъ мой испортился и голова болитъ, отъ всего, что вижу и слышу. Въ ушахъ безпрестанно раздается: Прославимъ, Прославимъ! Онъ начальникъ и отецъ! Мы сплетемъ ему вѣнецъ, изъ признательныхъ (или такого-то уѣзда) сердецъ! Или: Восхищаетъ онъ всѣхъ насъ! Или: Славься нѣжный къ намъ отецъ! A въ одномъ уѣздъ пропѣли: Славься нѣжная къ намъ мать! – Пронскій помиралъ со смѣху. – Однакожъ, иногда эта нѣжная мать – продолжалъ Графъ Честоновъ – весьма не нѣжно поступаетъ съ дѣтьми своими. Не далѣе, какъ вчера, былъ я свидѣтелемъ уморительной и вмѣстѣ съ тѣмъ очень непріятной сцены. Генералъ осматривалъ, сосѣдственный съ здѣшнимъ, уѣздный городъ. Еще передъ отъѣздомъ своимъ получилъ онъ жалобу на какое-то, ужъ слишкомъ наглое, злоупотребленіе Суда этого уѣзда. Онъ взялъ жалобу съ собою, съ тѣмъ, чтобы лично, на мѣстѣ, разсмотрѣть все дѣло. Какъ будто нарочно, при первомъ вступленіи въ Судъ, начали его сердить: онъ нашелъ ужасную нечистоту на крыльцѣ и на лѣстницѣ. Ничто въ міръ такъ не можетъ взбѣсить его, какъ безпорядокъ такого рода. Потомъ, при входѣ въ канцелярію Суда гнѣвъ его усилился: онъ нашелъ запачканные столы, вмѣсто чернильницъ какія-то банки, дурной запахъ, нечистыхъ, въ изорванныхъ и изношенныхъ сюртукахъ подьячихъ, сидящихъ на изломанныхъ стульяхъ, на коробкахъ и сундукахъ, гдѣ хранились дѣла; словомъ: вездѣ отвратительную нечистоту и безпорядокъ. Онъ обратился къ Секретарю, называлъ его воромъ, разбойникомъ, душегубцемъ, обѣщалъ ему примѣрное наказаніе, и такъ былъ взбѣшенъ, что чуть не бросился его бить. Потомъ вошелъ въ судейскую, не отвѣчалъ на поклоны Судьи и Засѣдателей, сѣлъ на Президентское мѣсто и потребовалъ то дѣло, о которомъ доведено было до его свѣденія передъ отъѣздомъ изъ губернскаго города. Сгоряча, онъ не имѣлъ терпѣнія ничего читать, и только перевертывалъ листы, браня, какъ можно хуже, Судью и всѣхъ Присутствующихъ. Судья дерзнулъ напомнить ему, что онъ Дворянинъ и Штабъ-офицеръ. «И ты осмѣливаешься еще говорить?» закричалъ на него Генералъ. «Какой ты Дворянинъ! Благородные люди не дѣлаютъ такихъ мерзостей! Пошелъ вонъ отсюда!» Выгнавъ Судью, принялся онъ за Засѣдателя, стоявшаго ближе къ нему. «Какъ ты осмѣлился подписать такое беззаконное рѣшеніе?» – Кто! я, Ваше Высокопревосходительство? Не знаю подписывалъ-ли я; а впрочемъ, ежели Судья подпишетъ и Секретарь скрѣпитъ, то что-же нашему брату остается дѣлать? – «Какъ, что? Болванъ! должно смотрѣть, что подписываешь, и не соглашаться на то, что противно законамъ.»– A почему мнѣ знать, Ваше Высокопревосх., что противно законамъ? Секретарь подбираетъ ихъ, а намъ надобно только подписывать. – «Вотъ, поди, толкуй съ этимъ осломъ! Давно-ли ты служишь здѣсь Засѣдателемъ?» – Еще первый выборъ. Я недавно вышелъ изъ военной службы. Да что, позвольте вравду сказать Вашему Высокопревосх.: ежели нашему брату ссориться, то надобно умереть съ голоду. Вотъ я еще жалованья копѣйки не видалъ: все вычитается за штрафы, а за всѣмъ тѣмъ живу пока кое-какъ. – На это Генералъ, бывъ вновь разсерженъ за другое, не успѣлъ дать отвѣта: онъ замѣтилъ, что въ дверяхъ комнаты, гдѣ помѣщался Земскій Судъ, Исправникъ, бывшій въ ссорѣ съ Судьею, подслушивалъ, торжествовалъ, и вмѣстѣ съ своими Засѣдателями потихоньку посмѣивался. Генералъ слышалъ много проказъ и объ исправникѣ: вызвалъ его и Засѣдатѣлей на сцену, разбранилъ какъ не льзя больше, и въ сердцахъ вышелъ изъ Суда. Коляска его была готова y крыльца; онъ побранилъ еще Городничаго, и прямо поѣхалъ въ дорогу. – «Вотъ за дѣломъ пріѣзжалъ въ Судъ!» сказалъ, пожимая плечами, Пронскій.

– Только началъ было онъ понемногу успокоиваться въ коляскѣ – продолжалъ Графъ Честоновъ – какъ еще былъ взбѣшенъ, при дурной переправъ черезъ рѣку, на поромѣ. Къ довершенію всего, тутъ-же подали ему крестьяне жалобу на Исправника, который безсовѣстно во всемъ ихъ притѣсняетъ: собравши съ нихъ деньги на мостъ, положилъ онъ къ себѣ въ карманъ, моста не дѣлаетъ и позволяетъ паромщикамъ брать съ проѣзжихъ, что имъ захочется. Вы можете вообразить, что досталось Исправнику: онъ ругалъ его немилосердо, записалъ фамилію, и поздравлялъ навѣрное солдатомъ. Вдругъ этотъ подлецъ падаетъ предъ нимъ на колѣни. "Батюшка, Ваше Высокопревосходительство! простите великодушно! будьте мнѣ вмѣсто отца и матери! Клянусь вамъ, вѣкъ этого не буду дѣлать!" – Встань, мерзавецъ! – отвѣчалъ ему Генералъ. – И преступленіе и раскаяніе одинаково гадки! Сей часъ отдай крестьянамъ деньги ихъ, мостъ сдѣлай на свой счетъ, и сегодня-же подай въ отставку; иначе я тебя не прощу. – "Милосердый отецъ и милостивецъ!" – сказалъ Исправникъ, вставая – "все непремѣнно будетъ сдѣлано. Пожалуйте ручку!" Сколько ни былъ сердитъ Генералъ, но послѣ этого насилу могъ удержаться отъ смѣха, отвернулся отъ него, и пошелъ садиться въ коляску."

Пронскій съ негодованіемъ слушалъ этотъ разсказъ. "Вотъ Дворяне!" вскричалъ онъ. "Однакожъ разсуди самъ, любезный Графъ, безпристрастно: можно-ли какому нибудь хорошему человѣку брать на себя должности по выбору? Почему твой Генералъ, по однѣмъ поданнымъ къ нему просьбамъ, не изслѣдовавъ, не разспросивъ, позволилъ себѣ ругать немилосердо Дворянъ? Почему ему знать: точно-ли справедливы этѣ жалобы? Ну что, ежели кто нибудь изъ обвиняемыхъ невиненъ, каково ему было слышать незаслуженныя ругательства?" – Конечно, это правда – отвѣчалъ Графъ Честоновъ. – Я не оправдываю такого предосудительнаго злоупотребленія власти начальника; но его точно можно извинить. Здѣсь открылись ему такіе ужасы, что хоть кого должны были вывесть изъ терпѣнія. Впрочемъ, воля ваша, почтенный Николай Дмитріевичъ, а всему причиною то, что хорошіе, благонамѣренные Дворяне уклоняются отъ выборовъ, и собственное спокойствіе свое, семейства свои и имѣнія предаютъ на жертву мерзавцамъ. Вы не можете повѣрить, до какой степени достигли здѣсь злоупотребленія. – "Очень вѣрю, и согласенъ съ тобою, но ни кому не надобно забываться: всякій обязанъ знать мѣру своей власти и не выходить изъ границъ" – возразилъ Пронскій. – "Да это не наше дѣло; каждый разсуждаетъ и поступаетъ по своему образу мыслей. Скажи, ты проѣзжалъ мимо деревни Сундукова? Тамъ, говорятъ, чудеса приготовлены." – Вы увидите; не стану говорить ничего; только повѣрьте: изъ всего, что вамъ представится, самое гадкое и отвратительное есть хозяинъ. Я не могу равнодушно смотрѣть на этого мерзавца. – Помилуй, братъ! Ежели не смотрѣть равнодушно на всѣхъ мерзавцевъ въ здѣшнемъ мірѣ, то надобно большую часть жизни провесть зажмуривъ глаза. Да за что онъ такъ сильно возбудилъ негодованіе твое противъ себя?" – Кромѣ того, что вся жизнь его есть цѣпь злодѣйствъ, послѣднее вѣроломство его съ общимъ нашимъ знакомымъ, Александромъ Андреевичемъ Чадскимъ, превосходитъ всякое вѣроятіе. – "Какъ! Съ Чадскимъ? Какимъ образомъ могли они сойдтиться, и гдѣ онъ теперь? Я такъ давно потерялъ его изъ виду." – Онъ живетъ, недалеко отсюда, въ маленькой своей деревенькѣ, оставшейся y него отъ всего большаго его состоянія. По несчастію, y него было значительное имѣніе по близости отъ Сундукова, который, по обыкновенію, сдѣлалъ планъ пріобрѣсть это имѣніе, и употребилъ извѣстныя и всегда одинакія свои средства. Онъ зналъ, что Чадскій былъ много долженъ; скупилъ векселей его, за безцѣнокъ, тысячь на триста, и тотчасъ представилъ ко взысканію. Чадскій пріѣхалъ къ нему просить отсрочки. Этимъ воспользовалась дочь его Глафира; она довольно умна и большая кокетка; Чадскій былъ завлеченъ ею, сталъ свататься, и получилъ согласіе, а въ приданое за нею Сундуковъ отдалъ зятю векселя, но заставилъ его напередъ переписать ихъ на имя дочери. Чадскій нашелъ въ женѣ своей пренесносную, сварливую, злую женщину, которая мучила его, но имѣла однакожъ большое вліяніе на его нравственность. Вы знаете, какой вспыльчивый былъ y него характеръ? Въ самое короткое время она такъ его перемѣнила, что онъ сдѣлался тише воды, ниже травы, и я часто, со смѣхомъ, напоминаю ему стихи Хемницера:

 
Да чѣмъ-же малаго такъ усмирили? Женили!
 

Но, представте, что сдѣлалъ съ нимъ почтенный папенька. Онъ заставилъ, обманомъ, или не знаю какими средствами, дочь свою передать векселя мужа на его собственное имя, и представилъ ихъ ко взысканію. Чадскій ничего не зналъ и не вѣдалъ; вдругъ, въ одно прекрасное утро, пріѣзжаетъ къ нему въ деревню Земскій Судъ, съ объявленіемъ, что имѣніе его продано за долги и принадлежитъ уже Тимѳеею Игнатьевичу Сундукову. Чадской пораженъ быль такимъ невѣроятнымъ вѣроломствомъ; онъ поѣхалъ къ доброму тестю, разбранилъ его, какъ каналью, но тѣмъ все и кончилось: поправить ничѣмъ было не льзя, имѣніе перешло въ вѣчное и потомственное владѣніе Сундукова. Жену свою, подозрѣвая въ злоумышленности, не смотря ни на какія оправданія, Чадскій прогналъ отъ себя, и объявилъ рѣшительное намѣреніе – вѣкъ не вѣдаться съ нею. Происшествіе это сильно разстроило, и безъ того уже слабое, здоровье Чадскаго; онъ часто бываетъ боленъ, и такъ постарѣлъ, что его узнать не льзя. – «Хорошъ, хорошъ, Г. Сундуковъ, молодецъ хоть куда!» сказалъ Пронскій, качая головою. «Нѣтъ, еще не скоро y насъ въ Россіи общее мнѣніе будетъ уважаемо и послужитъ наказаніемъ мерзавцамъ.» – Однакожъ, ежели вы хотите застать праздникъ и всѣ продѣлки Сундукова съ самаго начала и во всемъ блескѣ – продолжалъ Графъ Честоновъ, вынимая часы – то пора вамъ ѣхать: герой праздника теперь скоро явится.

Пронскій нашелъ Сундукова, съ компаніею, y воротъ дома. Сундуковъ посмотрѣлъ на него съ явнымъ негодованіемъ замѣтивъ, что на немъ не было звѣзды и ни одного ордена; но ему нѣкогда было долго гнѣваться: почти въ одно время съ Пронскимъ подъѣхала коляска, гдѣ сидѣли секретарь и каммердинеръ Его Высокопревосходительства. Сундуковъ бросился помогать имъ выходить изъ коляски. Для угощенія каммердинера былъ командированъ Судья, а около Секретаря хлопоталъ самъ хозяинъ. "Скоро-ли будетъ Его Высокопревосходительство?" спросилъ Сундуковъ. – Сей часъ. Мы верстъ за пять оставили его. – "Князь Ѳедоръ Александровичъ!" кричалъ онъ своему зятю. "Скажи дамамъ, чтобы онѣ выходили."

Между тѣмъ Пронскій отошелъ въ сторону и вмѣшался въ толпу мелочныхъ гостей, во фракахъ, которые стояли поодаль. Сундукову нѣкогда было заниматься имъ: все вниманіе его обращено было на Секретаря; притомъ-же торжественная минута прибытія вельможи приближалась; y него сильно билось сердце, отъ неизвѣстности, успѣетъ-ли онъ угодить ему.

Пронскій увидѣлъ слѣдующія распоряженія. У воротъ ожидалъ самъ хозяинъ, въ мундирѣ и въ башмакахъ. Его окружали всѣ уѣздные чиновники, и много дворянъ, также въ мундирахъ. Не въ дальнемъ отъ нихъ разстояніи стоялъ оркестръ роговой музыки; подлѣ крыльца, на которое вышли, разряженныя, въ брильянтахъ и жемчугахъ, жена и дочери Сундукова, находилась духовая музыка; въ открытыя окна дома видѣнъ былъ оркестръ инструментальной музыки и пѣвчіе; подлѣ воротъ, вдоль забора сада, поставлено было нѣсколько пушекъ; доморощеные артиллеристы стоили съ зажженными фитилями и ожидали только знака начать каноннаду. Вскорѣ прискакалъ человѣкъ, поставленный, вѣроятно, для того, чтобы дать знать, когда покажется экипажъ въ восемь лошадей. За нимъ явился Исправникъ, въ тѣлегѣ, на тройкѣ, весь въ пыли. Сундуковъ бѣгалъ, кричалъ, чтобы всѣ становились по мѣстамъ, и самъ спѣшилъ на свой постъ. Наконецъ прискакалъ откидной дормезъ, въ восемь лошадей; кучеръ кричалъ на форрейторовъ, чтобы поворачивали во дворъ; но вельможа, увидѣвъ, что хозяинъ ожидаетъ его y воротъ, велѣлъ остановиться и вышелъ изъ дормеза. Онъ былъ въ сюртукъ и фуражкѣ, которую снялъ, желая поцѣловаться съ хозяиномъ; но тотъ, не ожидая такой благосклонности, бросился цѣловать его въ плечо, и такъ низко передъ нимъ кланялся, что чуть, чуть не упалъ. Вельможа сухо поклонился прочимъ, и, вмѣстѣ съ Сундуковымъ, пошелъ къ крыльцу. Но лишь только онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ раздались звуки роговой музыки, началась пушечная пальба и звонъ въ колокола на колокольнѣ. "Звонятъ въ колокола только для Архіереевъ," сказалъ вельможа, съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ. – Сегодня, Ваше Высокопревосходительство былъ благодарственный молебенъ за побѣды нашихъ войскъ, потому и звонятъ въ колокола – отвѣчалъ Сундуковъ, который, желая придать болѣе блеску и шуму своему празднику колокольнымъ звономъ, напередъ приготовился къ отвѣту. "А, это дѣло другое!" сказалъ вельможа. На крыльцѣ, при звукѣ духовой музыки, началъ хозяинъ рекомендовать ему жену, Его Сіятельство зятя своего и дочерей. Княгиня Прасковья Тимоѳеевна, разумѣется, занимала первое мѣсто; потомъ представилась полковница Глафира Тимоѳеевна Чадская, и наконецъ дочери, которыя были не замужемъ.

Лѣстница была уставлена помѣранцовыми и лимонными деревьями, устлана краснымъ сукномъ, и по ступенямъ стояли оффиціанты, и лакеи въ богатыхъ ливреяхъ и въ башмакахъ. При входъ въ залу раздались звуки инструментальной музыки, и хоръ пѣвчихъ торжественно прославилъ добродѣтели знаменитаго посѣтителя. Его Высокопревосходительство изволилъ выслушать пѣніе, и, поблагодаривъ хозяина, просилъ, чтобы онъ показалъ ему комнату, гдѣ бы ему можно было переодѣться съ дороги. Тотчасъ самъ Сундуковъ повелъ его въ великолѣпно убранную комнату, гдѣ каммердинеръ уже ожидалъ вельможу. Между тѣмъ дамы сѣли по мѣстамъ, въ обширной гостиной, гдѣ приготовленъ быль, на длинныхъ столахъ, завтракъ. Пѣвчіе и музыканты отправились изъ залы, и хозяинъ хлопоталъ, чтобы скорѣе подвезли къ крыльцу экипажъ, въ которомъ Его Высокопревосх. хотѣлъ ѣхать передъ обѣдомъ обозрѣвать новое устройство его деревни. Пушечная пальба и колокольный звонъ продолжали оглушатъ всѣхъ, пока самъ вельможа не выслалъ сказать, чтобы перестали. Черезъ нѣсколько минутъ хозяинъ закричалъ: "Штъ, штъ!" Это значило, что Его Высокопревосх. вышелъ изъ своей комнаты. Онъ былъ въ мундирѣ и въ звѣздахъ своихъ. Сундуковъ, кланяясь ему униженно, просилъ его сдѣлать милость пожаловать въ гостиную; всѣ дамы тотчасъ встали и присѣли передъ нимъ; онъ вѣжливо поклонился и просилъ ихъ садиться. Одна хозяйка, бывшая Княжна, осмѣлилась начать говорить съ нимъ, прося его что нибудь закусить. Вельможа подошелъ къ столу, выпилъ водки, взялъ кусокъ хлѣба и сыру. Тогда началось представленіе, прежде почетныхъ дворянъ уѣзда, потомъ чиновниковъ.

"Извольте представить вамъ, Ваше Высокопрев.," сказалъ Сундуковъ, "почтеннаго нашего дворянина, г. Коллежскаго Совѣтника, Савелья Петровича Рифенатова." Толстая фигура, съ большимъ орлинымъ носомъ, который почти касался до губъ, съ одутлыми щеками и выпученными глазами, въ штатскомъ мундирѣ стариннаго покроя и съ большимъ Аннинскимъ крестомъ, прежней формы, на шеѣ, переваливаясь, подошла къ Его Высокопревосходительству и низко поклонилась. – Очень радъ познакомиться съ вами – сказалъ вельможа. – Гдѣ вы служили? – "Прежде въ Коммерцъ-Коллегіи, а послѣ при таможняхъ," отвѣчала фигура густымъ басомъ. – Что, имѣніе y васъ родовое, или купленное, въ здѣшнемъ уѣздѣ?– "Благопріобрѣтенное, Ваше Высокопревосходительство, на имя жены моей."– А! понимаю, очень хорошо – прибавилъ вельможа, и отвернулся отъ него. За симъ слѣдовалъ маленькій, худощавый человѣкъ, заика, въ старинномъ гвардейскомъ мундирѣ. "Вотъ изъ лучшихъ и богатыхъ нашихъ помѣщиковъ, отставной Гвардіи Штабсъ-Капитанъ, Сергѣй Аркадьичъ Пустельгинъ." – А! на васъ такой-же мундиръ, какой и я довольно долго носилъ – сказалъ вельможа. – И я служилъ въ этомъ-же полку. Давно ли вы въ отставкѣ? – Пустельгинъ хотѣлъ тотчасъ отвѣчать, заикнулся, и пока еще представляли двухъ, или трехъ дворянъ, не могъ ничего выговорить; наконецъ, къ общему всѣхъ удивленію, вдругъ вскрикнулъ: "20-ть лѣтъ"" Его Высокопревосходительство закусилъ себѣ губы, чтобы не засмѣяться, но Княгиня Прасковья Тимофеевна, дочь Сундукова, дама веселаго характера, которая и прежде ненавидѣла Пустельгина, смѣялась надъ нимъ, за то, что отецъ принуждалъ было ее выйдти за него замужъ, захохотала во все горло и, по знаку отца, спѣшила уйдти въ другую комнату.

Послѣ рекомендаціи дворянъ, которые были всѣ въ мундирахъ (а во фракѣ ни одного не осмѣлился Сундуковъ подвесть къ Его Высокопревосх.), началось представленіе уѣздныхъ чиновниковъ. "Имею честь представить Вашему Высокопревосх." – продолжалъ хозяинъ – "Уѣзднаго Судью нашего, Г. Кривотолкова: очень хорошій человѣкъ, смѣю вамъ рекомендовать его. Вотъ Гг. Засѣдатели Лѣнтягинъ и Бульбулькинъ. Пожалуйте, извольте подойти сюда, господа," сказалъ Сундуковъ, вызывая ихъ впередъ. Судья, съ большимъ брюхомъ, съ багровымъ лакомъ на лицѣ, въ старинномъ армейскомъ свѣтлозеленомъ мундирѣ; Лѣнтягинъ, высокій ростомъ, и также весьма дебѣлый и плотный, и Бульбулькинъ, въ милиціонномъ мундиръ, который отъ толстоты его не могъ уже застегиваться, и съ лицомъ весьма раскраснѣвшемся, потому что онъ нѣсколько разъ, въ продолженіе утра, прикладывался къ штофу съ ерофеичемъ, стоявшимъ, вмѣстѣ съ закускою, въ нижнемъ этажъ, для гостей такого разбора, всѣ они вытянувшись и сдѣлавъ низкіе поклоны, предстали предъ лицо Его Высокопревосх. – А! это Гг. Чиновники Уѣзднаго Суда. Смотрите: сохрани васъ Богъ, ежели я найду y васъ такой же безпорядокъ и такую-же мерзость, какъ y вашихъ сосѣдей въ Е…. уѣздѣ. Они меня вывели изъ всякаго терпѣнія, и будутъ примѣрно наказаны. – "Мы надѣемся, что Ваше Высокопревосход. будете довольны нашимъ городомъ," сказалъ Сундуковъ, а Судья и Засѣдатели низко кланялись. "Вотъ нашъ Исправникъ, Г. Обираловъ," продолжалъ Сундуковъ, взявъ его за руку и представляя весьма плутовскую, блѣдную фигуру; "Рекомендую его Вашему Высокопревосх. и смѣло могу сослаться на всѣхъ господъ дворянъ, что мы всѣ имъ очень довольны. Не правда-ли, господа?" сказалъ Сундуковъ, обращаясь къ дворянамъ, стоявшимъ въ безмолвіи y дверей. Они, вмѣсто отвѣта, кланялись. – Очень радъ слышать такой отзывъ объ васъ – отвѣчалъ вельможа, намазывая масло на кусокъ хлѣба.– A я хотѣлъ было съ вами поссориться: дорога вездѣ порядочная; только на одномъ мосту меня толкнуло. Какъ вы не осмотрѣли и не поправили этого толчка? – "Сознаюсь въ винѣ моей, В. В., и прошу великодушнаго прощенія," отвѣчалъ съ подобострастіемъ Исправникъ. "Причина тому та, что я пекусь о благосостояніи поселянъ; теперь рабочая пора, и я пощадилъ ихъ." – Какъ, М. Г.? Вы говорите неправду! Не далѣе, какъ на послѣдней станціи, въ однодворческомъ селѣ, гдѣ перемѣняли мнѣ лошадей, подана жалоба на васъ, что вы всѣхъ выслали поголовно на большую дорогу, и собирали, будто-бы для моего проѣзда, по 100 лошадей, когда мнѣ всего нужно только 20-ть. – "Клевета, Ваше Высокопревосх., сущая ложь!" продолжалъ Исправникъ, стараясь скрыть свое замѣшательство. – Мы посмотримъ. Я велѣлъ написать бумагу къ Г. Предводителю, нашему почтенному хозяину, Тимофею Игнатьевичу, чтобы онъ сдѣлалъ слѣдствіе по этой жалобѣ. – "Повѣрьте, В. Высокопр., что слѣдствіе будетъ произведено съ безпристрастіемъ," отвѣчалъ Сундуковъ. "Только я напередъ осмѣливаюсь доложить, что просьба несправедлива; я самъ наблюдаю за тѣмъ, чтобы поселянамъ не было никакихъ притѣсненій; какъ-же мнѣ не знать, что Исправникъ позволилъ себѣ выгонять всѣхъ поголовно въ рабочую пору? Вѣрно, подана вамъ просьба въ однодворческомъ селѣ Разграбленномъ?" продолжалъ онъ. "Тамъ волостной писарь, мѣщанинъ Правдухинъ, извѣстный ябедникъ и клеветникъ; я уже давно его замѣтилъ: онъ вѣрно написалъ эту пустую просьбу." – Ежели такъ – отвѣчалъ вельможа – то и слѣдствія производить не надобно, а прикажите посадить этого писаря въ тюрьму на мѣсяцъ, на хлѣбъ и воду, чтобы онъ впредь не осмѣливался писать несправедливыхъ и вздорныхъ жалобъ.

"Бездѣльники, безсовѣстные, безбожные бездѣльники!" сказалъ потихоньку одинъ пожилой помѣщикъ, Кондратій Ивановичъ Вспышкинъ, стоявшій сзади всѣхъ подлѣ Пронскаго, обращаясь къ сосѣду своему, также помѣщику, Андрею Васильевичу Лужницкому. – Да! – отвѣчалъ тотъ – Бога не боятся грабить, обижать, и потомъ наказывать невиннаго человѣка, который осмѣлился возвысить свой голосъ и искать правосудія. – "А мы, дворяне! въ нашихъ глазахъ совершаются такія беззаконія, и мы молчимъ!" продолжалъ Вспышкинъ, возвысивъ нѣсколько голосъ. – Штъ! тише, тише! отвѣчалъ Лужницкій. Что ты будешь говорить, и къ чему все это приведетъ? Тебя-же назовутъ либераломъ и безпокойнымъ человѣкомъ. Ты знаешь, кажется, уже по опыту, каковъ общій нашъ другъ и представитель нашего сословія, Тимоѳей Игнатьеиичъ; онъ вѣкъ не забудетъ, и станетъ мстить тебѣ, ежели ты осмѣлишься сказать что нибудь противъ него. Терпи и молчи: стѣну лбомъ не пробьешь – говоритъ пословица. Вспышкинъ, покраснѣвъ весь отъ досады и нетерпѣнія, отошелъ отъ него, и сѣлъ въ отдаленномъ углу комнаты, подлѣ окна.

"А давно-ли онъ Исправникомъ?" продолжалъ вельможа, обращаясь къ Сундукову. – Уже четвертый выборъ, и я осмѣлюсь доложить В. Высокопр., что мы всѣ имъ довольны; такого Исправника еще y насъ не бывало. – "Ежели такъ, то можно и къ награжденію его представить; не забудьте мнѣ напомнить объ немъ." – Слушаю В. Высокопревосходительство – отвѣчалъ Сундуковъ, низко кланяясь. – Благодари, Карпъ Антоновичъ! Его Высокопр. за милостивое расположеніе къ тебѣ. – И Карпъ Антоновичъ такъ низко поклонился, что чуть не ударился лбомъ о паркетъ. "А лучше всего, чтобы не забыть, Тимоѳей Игнатьевичъ, дай записку объ немъ моему секретарю, Ивану Ѳомичу." – Слушаю, Ваше Высокопр. – И опять возобновились поклоны его и исправника. Но не угодно-ли будетъ Вашему Высокопр. поѣхать, осмотрѣть новое устройство моей деревни? Вы хотѣли сдѣлать мнѣ эту милость. Экипажъ уже давно готовъ. – "Хорошо, поѣдемъ пока до обѣда. Велите подать мою фуражку." Исправникъ, Судья и нѣсколько дворянъ бросились исполнить его приказаніе, но Сундуковъ выхватилъ ее изъ рукъ другихъ и торжественно поднесъ ему. Въ продолженіе всей сцены сихъ разнообразныхъ рекомендацій, Пронскому нѣсколько разъ приходили въ голову извѣстные стихи Грессета: "Des protêgês si bas, des protecteurs si bêtes" (Какъ низки покровительствуемые, и какъ глупы покровители!).

Его Высокопревосходительство, вмѣстѣ съ хозяиномъ, сѣлъ въ коляску, запряженную шестью прекрасными вороными лошадьми, съ двумя форрейторами; Два высокіе лакея, въ новой красной ливреѣ залитой золотомъ, стали сзади. Исправникъ, которому что-то Его Высокопр. приказывалъ, бѣжалъ долго, y колеса безъ шляпы. Для прочихъ гостей приготовлено было нѣсколько длинныхъ дрожекъ, на которыхъ могло помѣститься человѣкъ по 15-ти на каждой; въ числѣ прочихъ сѣлъ и Пронскій. Всѣ отправились за коляскою, и по прекрасному, гладкому шоссе подъѣхали прежде къ башнѣ, стоявшей среди площади. Осмотръ начался съ главной вотчинной Конторы, Сундуковъ, зная чѣмъ болѣе понравиться своему посѣтителю, убралъ комнаты, гдѣ находилась Контора, роскошно и со вкусомъ. Стѣны и потолокъ были раскрашены, полъ паркетный, на окнахъ висѣли шторы и гардины. Нѣсколько писарей, хорошей наружности, прекрасно одѣтыхъ, сидѣли за письменными столами краснаго дерева, которые были покрыты зеленымъ сукномъ. Въ углу стояли дорогіе стѣнные часы; въ шкафахъ, краснаго дерева, за стеклами, разложены были по годамъ бумаги. Словомъ: все находилось въ такомъ отличномъ порядкѣ и чистотѣ, что Его Высокопр. былъ въ полномъ восторгѣ. Оттуда пошли смотрѣть хлѣбный магазейнъ и пожарные инструменты. Но Пронскій оставилъ компанію и отправился къ крестьянамъ, которые, въ сапогахъ, синихъ кафтанахъ, держа въ рукахъ хорошія, новыя шляпы, стояли каждый y воротъ своего дома.

"Какъ y васъ все хорошо!" сказалъ онъ, обращаясь къ одному старичку. "Какое изобиліе во всемъ! Какъ вы славно одѣты? Какой добрый баринъ y васъ! Это отецъ, а не помѣщикъ. Вы должны безпрестанно Богу молиться за него. Я еще отъ роду лучше этого ни чего не видывалъ." – Отецъ…. – отвѣчалъ старикъ, сквозь зубы, унылымъ голосомъ. – Читаемъ мы ему молитвы! Чтобы ему ни дна ни покрышки не было! Раззорилъ насъ до корня, измучилъ поголовною работою; мы изъ зажиточныхъ крестьянъ, пока за грѣхи наши ему не попались, пришли теперь, что называется, въ конецъ. – "Какъ-же ты раззоренъ? На тебѣ сапоги, синій прекрасный кафтанъ и новая шляпа…." – Нешто это мое? Все барское. Вотъ, какъ вы только уѣдете, все неси назадъ въ гамазею, а ежели кто, упаси Боже, изодралъ, или измаралъ, то такъ еще спину нагрѣютъ, что ничему не будешь радъ. Дома наши тебѣ, баринъ, нравятся; но пословица говоритъ: не красна изба углами, а красна пирогами. Да и дома-то это не наши; мы въ нихъ никогда не живемъ; выгоняютъ насъ сюда только напоказъ, на время; ежели хочешь посмотрѣть, то пройди въ низенькую калитку черезъ дворъ; тамъ увидишь наши хаты и посмотришь наше житье-бытье. Бабы мои, я чаю, обѣдаютъ. Насъ выслали съ утренней зари и велѣли стоять y воротъ. Бабы проголодались и пошли поѣсть, а я умираю съ голоду, но не смѣю отойдти. Не посмотрятъ, что я старъ: прикащикъ такой озорникъ, такой нехристь, что изуродаетъ на вѣкъ.

Пронскій отправился посмотрѣть въ настоящемъ видѣ житье крестьянъ отца-помѣщика, y котораго повсюду видно было изобиліе и столь отличный порядокъ. Онъ прошелъ черезъ калитку въ огородъ, и увидѣлъ подъ горою полуразвалившуюся, черную избу, крытую соломою, въ которой нашелъ всю семью за обѣдомъ. Въ числѣ ихъ увидѣлъ онъ двухъ бабъ, и одного мальчика и дѣвочку, одѣтыхъ въ праздничныя, чистыя платья. Они, по видимому, спѣшили ѣсть, чтобы поскорѣе поспѣть къ своему мѣсту. Прочіе были въ изодранныхъ, запачканныхъ рубашкахъ, отвратительной нечистоты, и босикомъ. Пустыя щи и блюдо варенаго картофелю, составляли весь обѣдъ ихъ. Хлѣбъ былъ по поламъ съ мякиною, и даже, какъ замѣтилъ Пронскій, въ соли имѣли они большой недостатокъ. Старуха бабушка, вѣроятно, жена старика, съ которымъ онъ говорилъ, держала подлѣ себя, въ ветошкѣ, немного соли, и маленькими щепотками одѣляла всѣхъ. На столѣ стояло ведро воды, изъ котораго черпали и пили ковшиками. Всѣ удивились входу Пронскаго, и хотѣли встать. «Не вставайте! не вставайте!» сказалъ онъ. «Хлѣбъ, да соль! Кушайте на здоровье! Я такъ, нечаянно, зашелъ къ вамъ.»– A ты что, кормилецъ, видно холопъ пріѣзжихъ господъ? – «Да, голубушка, я лакей.» – Какой-то, вишь, ендаралъ пріѣхалъ къ нашему барину, и весь въ звѣздахъ; посмотрѣла-бы я на него, что это за ендаралы такіе. – «Да кто-жъ тебѣ мѣшаетъ? Выдь на улицу: онъ сей часъ здѣсь проѣдетъ.» – Да, поди-ка ты! Покажись только при немъ на улицѣ въ этомъ зипунѣ, такъ изуродуютъ, что не скоро забудешь. – Пронскій съ состраданіемъ смотрѣлъ на нихъ. «Скажи, старушка: неужели y васъ и квасу нѣтъ, что вы воду пьете?» – Вишь ты какой! Да откуда взять квасу? Мы и хлѣбъ пополамъ съ мякиною ѣдимъ…. Да что вы, молодицы, такъ тутъ замѣшкались? послѣ поѣдите; ступайте-ка, ступайте; того и гляди, что за васъ еще старика моего побьютъ. – Пронскій вынулъ десяти рублевую ассигнацію и подалъ старушкѣ. «На, тебѣ, бабушка! Купи соли, да чистой хорошей муки, на хлѣбъ и на квасъ.» Старуха смотрѣла на него, выпучивъ глаза, и, отъ удивленія, не знала, что отвѣчать. Съ стѣсненнымъ сердцемъ вышелъ онъ изъ избы.

У воротъ нашелъ онъ того-же старика, сильно аттакованнаго молодымъ парнемъ, десятскимъ, который хотѣлъ его бить за то, что бабъ и ребятишекъ нѣтъ. "Э, полно, Сидорко, лаяться-то!" отвѣчалъ старикъ. "И безъ тебя тошно. Съ утра маковой росинки во рту не было, а ты еще ругаешься. Довольно и одной собаки, прикащика, а тебѣ-бы не кстати бранить старика, еще дядю. Бабы проголодались и пошли поѣсть; за разъ будутъ назадъ." – Да не льзя-же, самъ ты вѣдаешь: коли прикащикъ увидитъ, что ихъ нѣтъ, то мнѣ-же достанется, Но, постой, я побѣгу, позову ихъ. Еще демонъ нашъ (такъ называли они своего помѣщика) во дворѣ y дѣдушки Кузьмы; вѣстимо, бабы твои и ребятишки успѣютъ подойдти." – Онѣ въ самомъ дѣлъ пришли въ это время, и десятскій отправился далѣе.

Пронскій, не бывъ никѣмъ замѣченъ, присоединился къ компаніи, и вмѣстѣ съ прочими ходилъ по крестьянскимъ домамъ. Вездѣ была необыкновенная чистота: все было прибрано и на мѣстѣ; каменныя тарелки, деревянныя чашки, ложки, лежали въ порядкѣ, въ шкафахъ; полы, лавки, столы, все было вымыто и вычищено. Въ нѣкоторыхъ домахъ нашли они, какъ будто приготовленные, обѣды. Сундуковъ увѣрялъ, что хозяева недавно возвратились съ работы, и привлеченные любопытствомъ видѣть Его Высокопр. не успѣли отобѣдать. Хорошо выпеченный хлѣбъ, жирныя щи, съ ветчиною, жареная курица, утка, или поросенокъ, и пшенная каша, съ масломъ, стояли на столъ для ѣды крестьянъ; вкусный квасъ, въ бѣлыхъ, глиняныхъ кувшинахъ, готовь былъ утолять ихъ жажду. Самъ Его Высокопр. все отвѣдывалъ, и находилъ прекраснымъ. Вообразите – сказалъ Пронскому на ухо тотъ-же пожилой дворянинъ, Лужницкій, который удержалъ восклицаніе сосѣда своего Вспышкина, при разсказѣ Сундукова о доблестяхъ Исправника – вотъ этотъ жареный поросенокъ весьма мнѣ знакомъ. Въ пяти, или шести домахъ вижу я его; онъ очень проворно и искусно перебѣгаетъ; мы, вѣроятно, еще встрѣтимся съ нимъ; я нарочно, для замѣтки, оторвалъ ему ухо. – Пронскій горько улыбнулся и не отвѣчалъ ничего. Ему извѣстно было, чѣмъ и какъ питаются благополучные крестьяне Сундукова.