Текст книги "Застенец 3"

– Не… негативные изменения, – осторожно начал Вестник.

– Башня, охваченная огнем – это негативные изменения? – сурово пододвинулся Максутов.

– Ваше Превосходительство, разве я виноват? – визгливо отозвался Вестник. Неожиданно для всех его глаза сверкнули огнем, и худой Вельмар выпрямился, преобразился. В груди заклокотала сила, внутренние реки испещрились бурунами. – Да, это самая худшая карта. Если бы загаданное касалось любви, то означало бы скорый развод. Если бы здоровья, то участь гадающего – смерть или тяжелая болезнь… Это крах, конец, катастрофа.

– Если бы дело касалось Империи… – медленно произнес Его Величество и замолчал.

Как замолчали и все присутствующие. Разумовский – потому что не ожидал вспыльчивости Вестника. Прежде Вельмар вел себя удивительно скромно, боясь сказать что-то лишнее или обидеть кого не следует. Император – ибо почти отчаялся. Он надеялся хоть в картах найти надежду, потому что не видел ее вокруг, однако и тут потерпел поражение. Максутов – из-за сомнений. Всю свою жизнь Его Превосходительство считал дар Вестников ничем иным, как шарлатанством. Настоящих, подлинных прорицателей, как Григорий Муромский или Святой Илья-паломник, при жизни Игорь Вениаминович не застал. Нынешний Илья ни в какое сравнение с предыдущим не шел.

Впрочем, Максутов также верил и своим глазам. А именно ими он сейчас увидел работу дара Вестника. И пока не знал, как к этому отнестись.

– Ваше Величество, – подал голос обер-прокурор, который вообще говорил чрезвычайно мало и редко. И, как правило, воспринимался всеми в роли мебели. Оттого, тоненький голос Покровского в минуту торжественного молчания, создал эффект удара молнии при чистом небе. – Я не большой специалист в этом таро, однако могу заметить, что в делах предзнаменования будущего нет точного предопределения. Даже в тех же картах таро есть гадания обстоятельств. Точнее, нахождение того или иного обстоятельства, которое способно изменить будущее.

Раскрасневшийся то ли от прохлады, то ли от своей недомской храбрости толстячок замолчал, под внимательными взглядами присутствующих. Однако неожиданно Вельмар активно закивал волосатой головой, выказывая всю степень одобрения, на которую только был способен.

– Истинно так, Ваше Величество. Простите, запамятовал. Мы можем посмотреть, существует ли такое обстоятельство, которое способно изменить будущее.

– Ну так давай, что же ты, – в сердцах махнул рукой Император.

Вестник торопливо перетасовал колоду, подал Романову, а после замер. Перестал дышать и Максутов, потому что вновь увидел, как ослепительно-белый дар струится внутри Вельмара. Если первый раз все еще можно было отнести на предмет случайности, то второй походил на закономерность. Этот недотепа все-таки действительно что-то умеет.

– Маг, – первым озвучил положенную на стол карту обер-прокурор с веселым выражением лица. – Ведь так это называется?

– Да, – ответил Вельмар, но почему-то совсем нерадостно. Напротив, он заметно побледнел.

– Так в чем же дело? – впервые за сегодняшний день улыбнулся Император. – Нас спасет сильный маг. Разве это не замечательно? Хорошо еще и тем, что вроде как и искать никого не надо.

Его Величество выразительно поглядел на Максутова, а Игорь Вениаминович улыбнулся. По недавней проверке, которую после возвращения из Застенья все же пришлось пройти, у него выявили первый ранг с так называемым «запасом». Иными словами, он оказался где-то на периферии между единичкой и Магом вне рангов. Единственный в своем роде.

Последних, за всю историю с начала прихода магии в наш мир, было всего двое – визирь Селим у Османов и португальский мальчишка Рафаэл. Первый был очень стар, когда магия его коснулась, потому и прожил после всего тридцать лет. Однако именно в этот период Османская империя достигла невероятного подъема. Шутка ли – маг, который в одиночку способен остановить целую армию. Второй – возвысился необычайно быстро и пугал даже своих «союзников». К величайшей радости всех, он сгорел скорее, чем смог сотворить нечто опасное.

И теперь, не без основания, Император искренне надеялся, что Максутов может стать третьим Магом Вне Рангов. К тому же, случись подобное, Его Величество мог бы с уверенностью говорить, что переход в этот мир был не просто бегством, а намеренным уходом для построения нового порядка. С появлением Мага Вне Рангов это выглядело более чем убедительно.

Впрочем, Вельмар не торопился присоединиться к общему ликованию. Он указал на карту, после чего обвел взглядом всех присутствующих, словно беря их в свидетели.

– Не просто маг, господа, а перевернутый маг.

– Разве это что-то меняет? – спросил Император.

Однако по нахмуренному лбу обер-прокурора, разбирающегося в картах таро лишь поверхностно, понял, что еще как меняет.

– Не томите, Илья Викторович, – устало выдохнул Максутов.

Игорь Вениаминович сам не заметил, как увлекся данной темой. Более того, даже начинал верить этим разноцветным кусочкам картона.

– Действительно, появится человек, который способен изменить будущее. Только для Вас, Ваше Величество, это также не сулит ничего хорошего. Перевернутый маг – это конкурент. Он сделает все, чтобы убрать Вас с собственного пути. И он будет действовать очень жестко.

Обрадовавшийся было Император неожиданно взглянул на Максутова. И Игорю Вениаминовичу, несмотря на плохо натопленный кабинет, стало необычайно жарко.

Глава 7

– Вот здесь я и занимаюсь, – с гордостью произнес Протопопов, когда мы оказались в его мастерской.

Мастерской, конечно, называть этот скособоченный сарай можно было с большой натяжкой. Помещение носило гордое имя Неуловимого Джо. По вполне понятной причине – никому нафиг оно не было нужно. Ну вот Протопопов и обустроил его, как мог.

Верстак обычный, плотницкий, Макар приспособил под работу с артефактами, собрал множество инструментов, пусть и откровенно дешевых или старых (явно выброшенных) и несколько камней, обычно используемых в фонарях. Здесь камни висели на нитках, на манер светильников.

– И сколько ты фонарей разбомбил, чтобы чудо этого осветительного искусства придумать? – с легкой улыбкой поинтересовался я.

– Ни одного, – пожал плечами Макар. – Их все равно каждую неделю проверяют. Если какие слабо светят, камни меняют. Это же самый простой артефакт для изготовления.

– Чего ж сам не сделал?

– А кто мне сульфар даст. Да, из десятка «светлячков» можно хоть один самый плохонький и маленький собрать, но все равно.

Меня покоробил прагматичный подход Протопопова и одновременно восхитила его находчивость. С одной стороны, воровство – оно и в Африке воровство. Можно, конечно, с криками «грабь награбленное» вершить «справедливость». Только ничем хорошим это не кончится. Проходили.

С другой – применение «светлячков» в мастерской гениально и просто. Камни когда работают? Когда чувствуют хотя бы слабое проявление силы. К примеру, идешь ты по улице, и только захотел, чтоб было посветлее – если фонари в округе есть, так и произойдет. А при работе артефактора выделение силы – явление естественное.

– Мне бы сюда еще горн поставить, наковальню хоть самую маленькую, ручник, – хвастался своими планами Протопопов. – Да ладно, это дело наживное. Всегда можно тайком в лицее что-нибудь начерно делать, а тут дорабатывать. Все равно пока сульфаров нет.

– Давай к делу, – поглядел я, куда можно приземлиться. К единственному табурету подошел Макар, поэтому я плюхнулся на низенький пустой ящик, поставленный на бок. – Что мне не должно понравиться?

– Вот смотри, – подскочил мой товарищ к верстаку, который в нынешнее время служил еще и письменным столом. Здесь он взял желтоватую бумагу с собственным чертежом. – Гляди, это стандартный артефакт. У него, как правило, один контур, вот здесь, – указал он на крохотный элемент, где сходились все линии. – Сюда и заключается сульфар. Работает для всего – амулетов с драгоценными камнями, кольцами, броней, оружием.

– Погоди, ты откуда этого понахватался? – удивился я. – Мы же в лицее такое не проходили.

– Ну да, это программа старших курсов, – согласился Протопопов. – Просто я когда артефакторикой заинтересовался, сходил в лицейскую библиотеку, там нашел кучу всяких книг, взял парочку, теперь изучаю.

– Погоди, что ты сделал?

Я ожидал, что именно в эту секунду на нас обрушится огромный метеорит, который сотрет все сущее на планете. Или Земля налетит на небесную ось. Или, на худой конец, рядом разверзнется Разлом, и сюда пачками притопают Падшие. Потому что сказанное выходило за пределы моего понимания. Вечный троечник Протопопов, который списывает домашнее задание на переменах и читает по слогам, пошел САМ в библиотеку и взял книги.

– Так там интересно, – пожал плечами товарищ. – Ты, это, только никому не говори.

– Что хулиганистый простолюдин Макар взялся за ум и стал ботаном? – усмехнулся я.

– Кем стал? – не понял товарищ.

– В голову не бери, это так, фантомные боли из прошлой жизни. Я, конечно, не скажу, но запомни, тебе стыдиться нечего. Ты проделал большую работу. Над собой и вообще. И это, напротив, повод для гордости. Блин, Макар, я, честно, тобой горжусь.

Тетя всегда говорила, что доброе слово, оно и кошке приятно. Мне почему-то думалось, что простолюдинам тоже. Пусть они от кошек немного и отличаются по физиологии. В любом случае, Протопопов зарделся как маков цвет и смог выдавить из себя лишь тихое: «Спасибо».

– Ладно, разобрались, что в каждом артефакте есть один контур, так? – продолжил я, чтобы не смущать Макара.

– Как минимум один контур, – поправил меня товарищ. – Это самый привычный метод создания артефактов. Но бывают и такие, когда контуров, к примеру, два. Или три. Утерянный крест Михаила Тверского содержал целых четыре контура.

– Михаил Тверской? Это который «Владимирский централ» пел? – не удержался я.

– Нет, Тверской митрополит, – не понял шутки Протопопов. – Кстати, весьма искусный артефактор. Я, вот, его дневник читал…

– Макар, не добивай меня еще больше. Я могу не вынести. Хорошо, артефакты содержат контуры. Это я понял. От одного до четырех, что дальше?

– А дальше вот что. – Он вытащил Перчатку, завернутую в ветошь. – Я долго изучал ее, сначала думал, может, ошибся. Но нет, здесь двадцать один контур.

– Сколько?

– Двадцать один. И это еще не все.

Протопопов порылся на верстаке и достал другой листок. На нем была изображена обычная пирамида.

– Во множественно-контурных артефактах, то есть там, где их больше одного, существует негласное правило – обязательно существует основной. Другими словами, есть главный контур и…

– И не очень главный. Это понятно.

– Скорее, подпитываемый. Весь удар при мощном выбросе силы, который бывает при активации, всегда в первую очередь приходит на второстепенные, а уже потом на основной. Это помогает сберечь артефакт от разрушения и при необходимости зарядить его снова.

– Пока все, вроде бы, даже понятно, – отозвался я.

– Так вот, у Перчатки все контуры… второстепенные, что ли, – словно удивился собственному выводу Макар. – Нет основного. Оттого я не понимаю, какой именно контур нужно заряжать в первую очередь. Энергия сразу будет расходиться на все одновременно, а это… очень много.

– Иными словами, мы его не сможем зарядить?

– Вообще, это возможно, ну, как это… технически, что ли, – подобрал он нужное слово. – Смотри, зарядка обычного артефакта занимает много времени по одной простой причине – извлекать энергию из сульфара без риска его разрушения очень долго. Быстрее – поместить новый сульфар вместо предыдущего. Но с артефактами редкой и искусной работы такой фокус не пройдет, значит, вариант один – подзарядка…

Я смотрел на Макара и не мог отделаться от ощущения нереальности. У меня так было, когда ушли из жизни родители. Я хоть и мелкий был, но помню, что думал – это все игра, со мной шутят, говорят невзаправду. Мозг отказывался верить, что ни мать, ни отца я больше никогда не увижу.

Наверное, нельзя это сравнивать. Но сейчас былой Протопопов, ленивый балбес, который желал поесть получше, разбогатеть по мановению волшебной палочки и ничего не делать, умер. А на его месте возник парень с той же беспорядочной шевелюрой, квадратным рабоче-крестьянским лицом, вот только взгляд изменился. Заинтересованный стал, живой. Глаза загорелись странным огнем, природу которого я не мог объяснить. Макар по-настоящему начал жить, а не существовать.

– Сразу заряжается основной контур. А уже после, от него, все остальные. Но на какую бы часть ты ни зарядил, энергия в основном контуре сохраняется, даже если прочие ее потеряют. Ясно?

Я кивнул. Удивительно, но да, все было предельно понятно. Видимо, чтение книг благоприятно сказывалось на словарном запасе Макара. Главный контур – нечто вроде точки сохранения в видеоигре.

– С Перчаткой такое не пройдет. Будь у тебя самый большой сульфар в мире, зарядить ее возможно лишь при стремительном выбросе силы. Когда все второстепенные контуры заполнятся разом. Если честно, не понимаю, кому и для чего понадобилось делать настолько сложный артефакт.

– Чтобы никто, кроме обладателя, не мог им воспользоваться? – негромко предположил я.

– Чего? – не услышал моей фразы Протопопов.

– Я говорю, что ты проделал большую работу. Смастерил подделку, изучил Перчатку. Макар, ты молодец.

– Да ладно, чего там, все равно интересно было, – улыбнулся он.

– Это еще не все. Таланты надо поощрять, тиктокеры пробьются сами. Держи.

Помимо денег я носил с собой в кармане пару сульфаров. Тех самых, которые нам дали за победу над Медузами. На случай, если вдруг рубли закончатся и придется в срочном порядке расплачиваться тем, что есть. Как оказалось, не зря.

– Это же, ешкин дрын… и здоровые какие… Чтоб меня удар хватил…

Фуф, даже от сердца отлегло. Значит, никакие инопланетяне Макара не подменили. Все нормально, он и вправду, просто книжек начитался и нашел то, что его искренне заинтересовало. Явление довольно редкое.

– Все, давай, большое спасибо тебе еще раз за все, я поеду, – сказал я, заматывая перчатку обратно.

– Это тебе спасибо, Коля. В смысле, Николай.

– Ага, еще Федорович забыл. И поклониться. Ладно, до завтра, в лицее встретимся.

По дороге домой я пребывал в глубоких размышлениях. Вроде бы все складывалось как нельзя лучше. Бабичев искренне считал, что завоевал трофей, и настоящая рука у него. Перчаткой могу воспользоваться только я, потому что известными способами ее зарядить практически невозможно. Это значит что? Надо дождаться выздоровления Лады, забрать кристалл и рвануть в… Подумал, а самому страшно стало.

Что я там найду, и нужно ли вообще что-то искать? Не лучше ль остаться здесь и немного подождать? Вот только – чего? Прихода Падших? Что-то мне кажется, что вряд ли они мне понравятся.

Во-первых, надо переместить сульфар Падшего в изначальный мир магов, чтобы сбить хоть ненадолго след. Пусть тот Петербург завоевывают, пусть и без Васильевского острова, а не эту нынешнюю Самару. Она мне как-то дороже.

Во-вторых, хорошо бы узнать, зачем Ирмер таскался в тот самый «нулевой мир» (для меня нулевой, само собой) и что стало с его учеником. Хотя бы в общих чертах.

В-третьих, у меня были сугубо меркантильные цели. Мне почему-то казалось, что после Разломов в домах знати осталось много всяких ценностей. Конечно, в развитых странах это называется мародерство. У меня в голове звучало, что это продвинутое вступление в права наследования. Потому что искать драгоценности я намеревался в многочисленных домах Ирмера. А что? Илларион мне про все рассказал, включая три тайника в имении. По картам я сопоставил, надо лишь зайти, найти и выйти. Приключение, что называется, на пять минут.

Только к чему я был не готов – это к такому скорому развитию событий. Казалось, будто мой ангел-хранитель на небесах вытащил счастливый билет и теперь сверху мне разные плюшки сыпались без всякой очереди. Хотя поначалу мне так не показалось.

Все началось с того, что на пороге меня встретила нимфа. Ну, если бы в лесу год оказался невероятно урожайный и нимфу раскормили. Нет, не сказать что девушка была толстая, скорее, излишне крупная. К тому же испугал немного ее взгляд – в глазах плясал бесовский огонек, а рот блестел от жира, словно она только что оторвалась от поедания жареного поросенка.

– Здрасьте, – как-то тихо пролепетал я.

– О, барин, – почему-то невероятно обрадовалась нимфа. – А я все жду, стало быть, когда придешь.

– Зачем? – я не торопился закрывать за собой дверь, чтобы не лишать себя единственного пути отступления.

– Стало быть, этого самого, отблагодарить. Мне дядька все рассказал. Я это, Лада, в общем.

Впрочем, я уже и сам догадался, кто эта гостья. Меня смутила корпулентность девушки. При последней нашей встрече, когда, хвала Аллаху, Лада была без сознания, она выглядела более хрупкой. Неужели отъелась, пока в госпитале лежала? Хотя способность женщин набирать килограммы, ничего не делая – это особая магия. Тетя на нее все время жаловалась.

– Понимаю, барин, что даже схватиться не за че. – Похлопала она себя по бокам. – Отощала в больницах, но я ж услужливая. Умею всякое.

– Может, не надо? – шагнул я назад.

– Да я ж с пониманием, чай, не дура, – успокоила меня Лада. – Вижу, барин устал, не до утех ему.

– Каких утех? Илларион говорил, что ты целомудренная и все такое.

– Да, дядька у меня такой забавный. – Махнула рукой девушка. – Все о чистой любви говорит. Мол, потому и не женился. Я же попроще. Влюбчивая я, барин. Значит, нет настроения у тебя сегодня?

– Да что-то как-то не особо. – Поспешил согласиться я. И вообще подумал, что о смене ориентации парни начинают думать не во время парадов, а из-за таких внезапных встреч.

– Дело поправимое, – успокоила меня Лада. – Все ж под одной крышей жить будем.

– Это как? – я сейчас ощущал себя хлоридом бария, в который добавили сульфат натрия. Иными словами, выпал в осадок.

– Так дядька сказал. Дядь!

От звука ее могучего голоса в гостиной задрожала ваза. Вот так, без всякой магии. И еще мне показалось, что где-то в доме ойкнул соседушко. Послышался топот сапог, и в гостиной появился Илларион.

– Барин приехал. – Указала на меня пальцем Лада.

– Не барин, а господин, – поправил ее слуга. – И я тебе где сказал быть? Вот там и сиди, а не шляйся по дому.

– Я ж только посмотреть захотела, шо такого?

– Иди уже, иди… Как съездили, господин, все ли хорошо?

– Илларион, потрудись объяснить, что здесь происходит?

– Ну, это, врач, который старшой у них, позавчера, значит, Ладу в сознание привел. Я Вам и сказать толком не смог, все время разминаемся. То Вы в лицее до вечера, то я в больницу, прихожу – спите уже. А сегодня говорит, мол, здорова, выписываем. Я ему, как же здорова, столько месяцев бревном пролежала. А он злой как черт, твердит, здорова, ходит, пить-есть может, забирайте. Нечего, говорит, мне персонал смущать. Вот тут я совсем не понял. Каким лядом она кого смущала?

Зато я понял все прекрасно. Влюбчивая Лада придя в сознание первым делом почувствовала вкус к жизни. Со всеми вытекающими.

– Я и привез ее сюда, – заключил Илларион. – Больше некуда, господин. Разве можно невинную девку на постоялый двор куда определять, или в комнаты меблированные? Это ж позор. Ее потом замуж никто не возьмет.

– Согласен, невинную нельзя, – отозвался я. – Значит, решил сюда?

– Она в подвале поживет, где кладовая была. Я там ей постель соберу. Девка она к трудностям привыкшая. Будет жить, как мышка, Вы ее даже не заметите. А после уж и решим что-нибудь.

По поводу мышки – я что-то очень засомневался. Но Илларион смотрел таким жалобным взглядом, что кот из «Шрека» нервно курит в сторонке.

– Что на обед? – спросил я, чтобы сменить тему.

– О, там Мария Семеновна пироги печет. Я же пока до Ладочки сбегаю. А то она будто бы заблудилась, не туда пошла.

Угу, а я почему-то даже не удивился. Положил Перчатку на тумбу и зашел в кухню. Пахло восхитительно.

– Привет кухонным рабочим.

– Колюсик, ты пришел, а у меня еще один пирог подходит. Твой любимый.

– Рыба и рис, – догадался по запаху я.

– Да, Иля тут горбушу принес с рынка. Успел до того, как в госпиталь уехать.

– Иля? – удивился я.

– Да уж больно вычурно вот это – Илларион. И длинно. А Иля – коротко и понятно.

– К имени Иля нужно добавлять фамилию Шниперсон. Или нечто подобное, – фыркнул я, наливая чай.

– Скажешь тоже.

– Хорошо, а как тебе пополнение?

– Лада? Своеобразная девочка, – дипломатично ответила тетя. – Может, излишне простая, прямолинейная…

– Это ты в точку, – хохотнул я.

– Зато трудолюбивая. Полы все помыла, пока я кушать готовила. Аппетит, опять же, хороший.

– Одни плюсы, – саркастически заметил я. – Хоть сейчас женись.

– Ничего, одним ртом больше, одним меньше. Пал Палыч скромнее питаться будет, – подытожила тетя.

Откуда-то сверху донеслось недовольное сопение. Хранитель нашего дома категорически не соглашался с подобной постановкой вопроса.

– Коля, ты помнишь, как я тебе Экзюпери читала? – серьезно спросила тетя. Даже выпрямилась на мгновение, уперев руки в бока.

– Ты много читала, – попытался уклониться я.

– Мы в ответе за тех, кого приручили. И коли уж ты имеешь отношение к спасению этой девоч… девушки, то ответственен за нее.

– Коли уж… Стала говорить как местные. Ладно, давай пироги есть. Пал Палыч, ты тоже присоединяйся, будет сопеть из угла.

Уже вечером, лежа в своей кровати, я думал, что несмотря на появление в моем доме Лады, все складывается как нельзя лучше. Теперь нужно лишь достать сульфар и зарядить перчатку. Будто сама Вселенная захотела, чтобы я поскорее посетил тот, настоящий Петербург.

Правда, грезя о чужих мирах нельзя забывать о своем. Так, к примеру, я впервые за долгое время закрыл спальню на ключ, когда ложился на боковую. И судя по тому, как в полночь несколько раз дернулась ручка, сделал это совершенно не зря. Сегодня моя юношеская честь точно не пострадает.