Текст книги "Рассказы истории разных людей"

Эммануэль спросила:

– Вы меня пристыжаете во второй раз. Первый я сама была виновата, а что сейчас? Что Вы от меня хотите?

Тут наконец Карл Жюфийе сказал.

– Вы красивая женщина. – начел он с этих слов свою речь. – Когда я к вам подошел, я подошел к женщине, которая не может улететь из Парижа. – он сделал паузу, затем продолжил. – поговорив с вами, я понял, что Вы ни такая, как все. – он сделал паузу, а затем сказал. – Вы особая. – он посмотрел на Эммануэль, сказал. – В Вас нет фальши. Вы такая какая Вы есть.

Не ожидав такого комплемента, Эммануэль с гордостью присущей женщинам, сказала:

– Такая какая есть, – затем она словно подковырнула. – А Вы надеялись что я такая, как все?

– Да что Вы говорите! – поспешил сказать Карл. Ни в коем разе. Я считаю, что человек должен быть таким, как создала его сама мать-природа. Не больше и не меньше.

Эммануэль из чисто женского любопытства, поинтересовалась.

– А я, по-Вашему, какая?

Карл ответил:

– Вы такая какая Вы есть, ни больше и ни меньше. – затем он сказал. – Я хотел бы написать Ваш портрет. – он предложил. – Не могли бы Вы попозировать мне?

Для Эммануэль это предложение было неожиданно, хотя не лишено здравого смысла. Ведь в конце-то концов он художник!? Хотя она не видела его холстов, она предположила, что он так или иначе, возможно захочет прикоснуться к тайне, и она не ошиблась. Когда он говорил о зеркале, и отражение в нем человеческой души, она уже тогда была полностью уверенна, что подобное предложение поступит. Эммануэль снова спросила:

– Почему я?

На этот вопрос нет однозначного ответа. Художник – мастер кисти, наносит на холст краски, и те ложатся на полотна ровным слоем, и в конце концов получается та или иная картина, произведения искусства. Многие художники пишут маслом, многие акварелью. Я не буду говорить на тему; кто пишет лучше, акварель или масло? Мне кажется, маслом писать лучше. Портреты и натюрморты получатся лучше. Они смотрят на нас, пришедших в галерею или на презентацию какого-либо художника, и попадаешь в тот самый мир, который хотел показать нам художник. Почти все художники – мастера своего дело, писали картины маслом, и лишь в начале двадцатого века многие художники – революционеры, писали свои картины акварелью. Считалось, что картины написанные маслом, признак буржуазии. Новые направления в революционной культуре считалось неприемлемым возвращаться к буржуазному настрою капитализма. И лишь в середине восьмидесятых годов, при правлении Леонида Ильича Брежнева, художником в СССР было позволено писать маслом. Но этой привилегии были удостоены лишь избранные, любимчики партии, преданные идее коммунизма. И то лишь по заказу, первых членов ЦК. К счастью, эти времена давно сгинула в лету. Наступила иное время, время свободных художников. Но мы отвлеклись. Вернемся во Францию, в Париж, и ответим на вопрос: почему Карл Жюфийе захотел написать портрет Эммануэль? Мы не можем однозначно ответить на этот вопрос. Может быть, она понравилась ему, и тот захотел оставить на память образ женщины которую он никогда не увидит. Возможно он уловил в ее чертах что-то такое, что обычный человек не сможет уловить, и это он захотел передать на холст картины. Третье, он просто искал новый образ для своего полотна. Образ непохожий ни на что, что-то новое, что-то воздушное, что-то парящее там, под небосклоном солнечного света. Кто знает? Спросим об этом самого Карла Жюфийе. Итак, он ответил:

– Я пишу портреты разных людей. – он сделав паузу, сказал. – На моих картинах они выглядят так, как они выглядят в жизни. – он снова сделал паузу, уточнил. Без прикрас. Такими какие они есть на самом деле.

Эммануэль тотчас спросила:

– Вы считаете меня уродливой?

– С чего Вы это взяли?

– Если женщине говорят, что ее видят такой какая она на самом деле, то она либо понравилась этому человеку, что в данном случае, вряд ли. – она сделала паузу, и тяжело вздохнув, сказала. – Либо в ней куча недостатков, и их хотят увековечить для потомков. – она сделав паузу, спросила. – Вы меня таковой считаете?

Карл не мог сказать ни единого слово. Он смотрел на Эммануэль, и не понимал, почему она так решила?

– Я ничего такого не имел в виду. – осторожно сказал он. – Вы красиво. – добавив эти слова, он недоуменно добавил. – Кто вам сказал, что я нашел в Вас недостатки? – он сделал паузу, затем сам себе сказал как бы оправдывая ее слова. – У каждого человека, конечно, есть недостатки, но… – он сделал долгую паузу, подбирая слова к окончанию своей фразы. – на холстах они появляются лишь потому, что художник видит человека такого какой он есть на самом деле. – затем он поспешил добавить. – Я ни в коем разе не хотел Вас обидеть. – он, сделав паузу, сказал. – Если я оскорбил Вас, то прошу за это прощение. Мое предложение заключалось лишь в том, чтобы Вы по позировали мне, и только.

Выслушав Карла Жюфийе, Эммануэль ничего не сказала в ответ. Он ей показался искроенным. Возможно он не хотел рисовать ее порок. Он хотел нарисовать лишь человека. Человека, которого он хотел нарисовать. Того, кто ему просто понравился. Ведь сколько художников во всем мире, переносят на холсты тот образ, который им ярче всех запечатлелся в их голове. Мик! И вот она – муза. Муза художник которую он будет в течение некоторого времени переносить на холст.

Эммануэль призналась:

– Я никогда не позировала.

– Это ни так трудно как все считают. – сказал Карл, а затем добавил. – Правда я сразу должен предупредить, что эта работа утомляет человека. – затем он сказал. – Стоять несколько часов в неподвижности. – он сделав паузу, добавил. – Это скажу я вам ни так-то легко.

Эммануэль знала, что Карл прав. Позировать, стоять несколько часов в неподвижности, пока художник пишет свою картину с чьей-нибудь натуры, это ни так просто. И все же Эммануэль решила рискнуть. Она хотела увидеть себя на холсте. Тайно она хотела, чтобы ее выставляли на всемирных Выставках, и чтобы любовались ее автопортретом. В глубине души она об этом мечтала. Она хотела показать себя всему миру такой какая она была на самом деле.

– Хорошо. – согласилась она. – Я вам по позирую. – затем она сказала. – Но прежде, я хочу посмотреть на Ваши холсты.

– Разумеется, – поспешил ответить Карл Жюфийе. – Вы их увидите.

В это время машина такси остановилась, и таксист сказал:

– Приехали.

Глава 2
Таинственность: ФОТО Эммануэль

Карл Жюфийе расплатился с таксистом, и он с Эммануэль Вышли из авто.

Где же Вы спросите находился загородный дом Карла Жюфийе? Это было одно из мест пригорода Парижа. Где именно? Этого я не скажу, потому что и сам не знаю. Скажу одно. Это место было прекрасным. Здесь можно было забыть обо всем, и наслаждаться тишиной. Вокруг шумели лиственные деревья. Мягкая трава развевалась на ветру. Все было тихо и спокойно вокруг. Где-то свою песнь пели птицы.

Эммануэль поинтересовалась:

– Где это мы?

– Это Шантийи. Неправда ли, красива тут!

– Да, – ответила Эммануэль вздохнув полной грудью. – здесь прекрасно!

– Согласитесь, здесь хорошо черпать вдохновение для будущих произведений искусства?

Эммануэль заметила:

– Шагал точно нарисовал это место, как написал свои стога.

Карл легонько улыбнулся.

– Разрешите пригласить Вас в дом.

– С удовольствием приму Ваше приглашение. – затем она между прочем добавила. Конечно если у Вас есть кофе.

Карл поинтересовался с явным любопытством.

– Какое кофе Вы предпочитаете? Капучино? Горький? Кофе со сливками или просто кофе?

– Горячий – горький кофе. Пиле.

Карл удивился:

– Вы любите Пиле? Странно? Я думал что Вы предпочитаете другой кофе?

– Какой же?

– Платинум?

– Я тоже люблю этот кофе. – поспешила заявить Эммануэль. – Но в большинстве случаев предпочитаю Пиле.

– Ясно. – сказал он. – Пиле, значит Пиле.

Они зашли в дом. Это был двухэтажный особняк. На первом этаже было жилое помещение, а на втором этаже художественная мастерская. Вряд ли кто может с точностью сказать, как живут художники? Мне кажется, что в большинстве случаев они живут примерно одинаково. Вот и Карл Жюфийе ничем не отличался от них. На первом этаже расположилась гостиная, на стенах которой висели произведения искусства. Тут был и Шагал, и Франциско Гойя, Густав Курбе, Эдгар Дега, Винсента Ван Гога, и еще несколько произведений искусства неизвестного автора. Коло нее его кабинет и спальня. Небольшая кухня, подвал. И пожалуй, это все, что можно было написать про его жилище. Что касается второго этажа. Он был полностью отдан под художественную мастерскую. Там было все. От мольберта, до красок и кисточек художника. На полу лежали холсты начатых Карлом Жюфийе работ, которые еще не были окончены. Кисти мастера еще не нашли тот идеальный образ, который бы лек на холсты этих картин. Эммануэль осмотрелась, и видя висевшие на стенах картины, воскликнула:

– Какая красота! – она прошла в гостиную, и посмотрев на полотно, спросила. – Это подлинники?

– Только несколько. – ответил Карл. Затем добавил. – В основном здесь только копии. – затем он с горечью добавил. – Я ни настолько богат, чтобы покупать оригиналы.

Эммануэль чтобы поддержать Карла, и приподнять ему настроение, спросила:

– Вы рисовали?

– Я.

– Отличные работы! – с твердостью заявила она. – Можно позавидовать оригиналу.

– Не понимаю Вашу иронию. – сказал Карл. Затем он добавил в укор Эммануэль. – Хоть я и копирую холсты известных авторов, я никогда не говорю, что мои копии лучше оригинала. – затем он добавил. – Это было бы цинично, сравнивать свои копии с кистями гениев.

Эммануэль поняла, что совершила непростительную оплошность. «Каждый автор своего творения никогда не скажет про другое творение, что оно хуже. Все говорят что нарисовано лучше чем можно было нарисовать, даже если это не так. И только истинные знатоки, и художники произведений искусства, готовы поспорить меж собой; чьи произведения лучше?». Эммануэль таковой не являлась. Она любила музыку и картины, но истинным ценителем не была.

– Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. – начала она свою речь. – Я прошу за это прощение. – затем она сказала. – Я никогда не видела подобной красоты. – после чего она призналась. – Да и вообще красоты я не видела. – она сделала паузу, затем добавила. – Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. – Вы правы. – согласилась она. – Это цинично.

– Выслушав Эммануэль, Карл Жюфийе сказал:

– Никогда не сравниваете копии с оригиналом. – затем он добавил. – Копий много – оригинал один.

Эммануэль согласилась с ним.

– Вы правы.

Видя что дальнейший разговор не клеятся. Вот-вот, да и будет тупик этому разговору, а что говорить потом? Этого он не мог решить. Карл Жюфийе напомнил:

– Вы кажется хотели кофе?

Поняв, что Карл Жюфийе хочет сменить тему этого неприятного разговора, в котором Эммануэль была виновата, она ответила:

– Я проголодалась. – затем она как бы осторожно спросила. – Не поймите меня неправильно, но что-нибудь перекусить было б кстати.

Карл Жюфийе сам проголодался. Проведя весь день в аэропорту, он страшно как хотел есть.

– Я не знаю. – сказала он. – В доме наверное, ничего нет, только кофе.

Эммануэль понимающе ответила:

– Что ж, кофе так кофе.

Они прошли в кухню, где на полках почти ничего не было.

Карл Жюфийе предложил Эммануэль сесть за стол, и та сев, поинтересовалась:

– А где Ваши произведения искусства?

– Здесь. – ответил Карл Жюфийе показывая вверх. – На втором этаже, там моя мастерская.

Странно? Говорят, что французы любят экзотику? Про Карла Жюфийе этого не скажешь. Его предпочтения было к французской кухне, но не в ее экзотическом виде, как привычно считать: французы любят лягушек. Может это показаться странным, но побывав во Франции Вы поймете, что они питаются, как и все, нормальной едой. Едой которой питается весь мир. Правда есть экзотика, но это на гурманов.

Итак, что же лежала в кухонной полке Жюфийе? Рис, гречка, разные пряности. Масло, чай, кофе. Где-то в углу кухни, в ведре лежала картошка. На холодильнике лежал завернутый в пакет хлеб. Он открыл холодильник. Там в морозильнике лежала курица, сыр масло. Что-то еще. Кто знает? Как на самом деле питаются французы? Ведь во Франции и русские есть, и негры. И еще куча других национальностей. Всем не угодишь. Каждый любит свою кухню.

Карл предложил:

– Хотите бутерброд с сыром?

– Я сейчас что угодно съела б, только съела б.

Эти слова подбодрили Карла. Он не хотел сейчас что-то готовить. Он просто хотел перекусить. Он вытащил из холодильника масло и сыр-Маздам, и хлеб. Затем, закрыв холодильник он положил продукты на стол, и поставил чайник на газ, Вытащив при этом из полки кофе. Он поставил все на стол, и сев напротив Эммануэль, он спросил:

– Почему Вы поехали со мной?

Эммануэль отпарила:

– Я хочу посмотреть Ваши картины.

Карл Жюфийе осторожно спросил.

– Вы в этом уверены?

Эммануэль спросила:

– Что Вы имеете в виду?

– Я ни плохой философ. – сказал он. – А философ в какой-то степени психолог. – продолжал он. – Я художник. Моя профессия – кардиолог, мое хобби – живопись. – он сделал паузу, затем сказал. – Когда я рисую с натуры, я вижу людей. Людей такими какими они есть на самом деле. Я вижу, когда люди переживают, радуются, скучают, и. т. д. – он снова сделал паузу, затем сказал. – В Вас я вижу женщину, которая по каким-либо причинам стала раздражительной. Очевидно Вас что-то мучит. Вы о чем-то хотите забыть, что произошло с вами ни так давно. Можно сказать на днях.

Эммануэль возмутилась.

– С чего Вы это взяли?

– Вы даже сейчас раздражительна. – сказал он. – Раздражительность – это признак неуверенности. Если человек неуверен в себе, то он становится раздражительным. – он сделал паузу, затем продолжил. – Вы когда разговариваете, то сами того не замечая говорите то, что можно было сослать на оговорку, если этот оговор был один раз. Но Вы оговариваетесь постоянно. Сначала в аэропорту, затем здесь, у меня дома. – он сделал паузу, затем добавил. – А сейчас Вы признались, цитирую: «Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. Я прошу за это прощение. Я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела. Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. Вы правы. Это цинично». – закончил он цитату. Затем продолжил. – Я заметил, что Вы ни только оговариваетесь, и при этом Вы становитесь немного раздражительной, но и Ваш вид…

Эммануэль перебила Карла:

– Что мой Вид?

– Он не уверенный. – объяснил Карл. – Вы хотите чего-то, и не можете решить, делать вам это или нет. – он сделал паузу, затем сказал. – Я не знаю, что у Вас произошло, но согласитесь, что с вами что-то ни так. – он сделал паузу, затем спросил. – Скажите, почему Вы пошли со мной? Разве только ради искусства?

Эммануэль не могла возразить ничего. Она действительно была неуверенная в себе женщина. Она не знала что ей делать? Она хотела улететь из этой страны. Улететь туда, где все то, что с ней произошло она бы забыла. Чтобы никто ее не нашел. Исчезнуть, испариться. Но забастовка диспетчеров стала проблемой для нее. Она не знала, что ей делать? Куда идти дальше? Стоя у часов посреди терминала аэропорта, она анализировала все всевозможные ситуации, и подошедшей к ней Карл Жюфийе стал тем катализатором ее решение, которое она хотела принять. Ей надо было просто успокоиться, прийти в себя, и привести все свои мысли в порядок. Она не могла сразу успокоиться, и по этому ее речь была не столь красивой какой она хотела, чтобы она была. Она действительно сказала то, что сказала. Призналась Карлу Жюфийе; – «я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела». Вообще, она жила вся на нервах. Шутка ли? Знать то, что она знала о Прасковье Федоровне, и ничего с этим она сделать не могла. А тут еще и эти убийства. Что может быть хуже? Она не знала что и сказать в ответ, когда в процессе разговора она была груба с Карлом. Ее речь была скорее спонтанной, чем разумной. Ведь когда человек не следит затем что говорит, из его уст можно услышать все что угодно, только неразумную речь. Поэтому ей пришлось извиняться перед Карлом Жюфийе, хотя ей этого совершенно не хотелось. Она не привыкла ни перед кем-либо извиняться. Но в этой ситуации ей пришлось это сделать неоднократно. Ее слова просто машинально выскакивали из ее ротика. Вот так все и было. Теперь Вы знаете, о чем думала Эммануэль разговаривая а аэропорту с Карлом Жюфийе. Она призналась:

– Вы правы. – сказала Эммануэль. – Я пошла с вами ни только ради искусства.

Карл Жюфийе осторожно спросил:

– Тогда ради чего?

– Прежде чем ответить вам на этот вопрос, я хотел бы знать.

– Что? – спокойно спросил Карл Жюфийе. И добавил. – Вы хотите знать?

– Вы процитировали мое сказание по поводу счастья.

– Это так.

Эммануэль поинтересовалась:

– Значит у Вас хорошая память.

Карл усмехнулся:

– Я врач. – напомнил он. – А в нашей профессии без памяти никуда.

– Да. – вспомнила Эммануэль, что говорил Карл Жюфийе ей в аэропорту. – Конечно.

Карл видя что Эммануэль о чем-то задумалась. Он поинтересовался:

– А о чем Вы хотели меня спросить?

Эммануэль на секунду задумалась, а потом сказала:

– Так, ни о чем.

Карл внимательно посмотрел на Эммануэль. Ему показалось, что она ушла глубоко в себя. Что-то напомнило ей о чем-то. Что-то заставила ее отключиться от внешнего мира, и погрузиться в свой мир. Мир понятной только ей одной. Не понимая что происходит, Карл Жюфийе спросил:

– С вами все в порядке?

– Что? – спросила только что пробудившаяся от своей задумчивости Эммануэль. – Вы что-то сказали?

Не понимая что происходит, Карл Жюфийе повторил свой вопрос:

– С вами все в порядке?

– Да. – ответила Эммануэль. – Со мной все в порядке.

Видя, что с Эммануэль твориться что-то ни то, вот-вот у нее из глаз польются слезы. А ее задумчивость возможно выла первопричиной ее начинающийся истерики, Карл Жюфийе сказал:

– О чем бы Вы сейчас ни думали – забудьте. Все в прошлом. – он сделал паузу, затем добавил. – Чтобы с вами не произошло, ничего не изменишь. Прошлое останется в прошлом. Ничего не изменишь.

Слушая эти слова Карла Жюфийе, Эммануэль понимала, что он как мог хотел помочь ей. Воспоминания о недавних событиях крепко засели в ее памяти. Она не могла выбросить их из головы. Все эти воспоминания были еще свежи. Эммануэль сказала:

– Ни давно со мной произошла трагедия. – призналась она. Затем, чтобы не проболтаться, добавила. – Никто не знает, чего мне все это было пережить. – она, сделав паузу посмотрела на Карла. – Знаете, – сказала она. – никто не может понять меня, только я сама.

В это самое время закипел чайник. Карл встал со стула, и подойдя к плите, отключил газ. Затем он разлил кофе по чашкам, и подав на стол, сказал:

– Мы – люди, иной раз говорим о том или ином с теми, кто нам незнаком. Нам трудно выплеснуть всю боль на того, кто нас знает. Он сделав паузу, добавил. – В Вас скрылась все то страдание или страдания которые Вы за всю свою жизнь накопили в себе. – он сделав паузу, продолжил. – Теперь все это вырывается наружу. Вы хотите все это снова запереть на замок, но это невозможно. Ваше все накопившееся в Вас сейчас выплеснется наружу, и от этого никуда ни денешься. – закончил он свою речь.

– Откуда Вы это знаете?

– Я портретист. – объяснил он. – Я пишу портреты людей. – затем он добавил. – Да что портреты, это жизнь.

– Вы правы. – согласилась Эммануэль. Она сделала глоток, а затем добавила. – Жизнь – это страдания. Никто не может жить без страдания. – затем она добавила. Страдание – это удел смертных.

Карл Выслушав Эммануэль поинтересовался:

– Вы религиозна?

– С чего Вы это взяли?

– Так рассуждают только религиозные люди. – объяснил он. – Они все что сними не произойдет плохого или хорошего, все списывают на страдания.

Эммануэль заявила:

– Я не такая! – она выпила чашку кофе, а затем заявила на полном серьезе. – Я верю в бога, но считаю что, страдания которые мы испытываем в своей жизни, это ни дело рук Бога. – затем она однозначно закончила. – Это просто судьба. Жизнь если хотите, и ничего большего.

Карл понимал что Эммануэль хотела сказать. Каждый человек не верит в то, что с ним случилось делом рук Бога. Человек считает, что все то, что с ним произошло или произойдет, не что иное, как… Для каждого человека это все по-своему. не что иное, как баловень судьбы, карма, слияние звезд, или просто его рвение к чему-то или его беспечность. В большинстве случаев последней ответ и есть та непреложная истина, которую внушают нам родители, и в которую мы искренне верим: «…не что иное, как рвение к чему-то или его беспечность». И это факт. Ведь никто не скажет: он сделал так, потому что ему так велели звезды? Это согласитесь глупо. Глупо с точки зрение самого человека. Поэтому он и создал себе веру в то, что все то, что происходит с ним, это дело ни звезд и не Бога. Это дело самого человека, его судьба.

Карл поинтересовался:

– Вы считаете, что все то, что с вами произошло, это судьба и только?

Эммануэль тяжело вздохнула.

– Вы не знаете, – сказала она. – и никогда не узнаете, что пришлось пережить мне.

Она сказала эти слова так искренне и трогательна, что Карл тяжело вздохнул. Ему почему-то стала жаль Эммануэль. Он видел в этой женщины ни капли радости. Только печаль и горе. Он легонько улыбнувшись, сказал:

– Что-то мы оба впали в печаль, а пригласил я Вас не затем, чтобы Вы тут мне потоп устроили. – Эммануэль легонько улыбнулась. Она понимала, что Карл Жюфийе пригласил ее не затем, чтобы слезы лить. Он пригласил ее совсем по другому поводу. Карл Жюфийе продолжал. – Я хочу показать вам свои картины. – сказав эти слова, он гордо добавил. – Я рад буду что Вы увидите их.

Придя в себя, Эммануэль сказала:

– Вы правы Карл. – она сделала паузу, затем добавила. – Вы совершенно правы. Я что-то… – она сделала паузу. Не зная что сказать, она сказала. – вдавилась во воспоминание. – она посмотрела на Карла Жюфийе, и спросила:

– Где Ваши холсты?

– На втором этаже.

– Что ж, я пришла чтобы увидеть их. – она сделала паузу, а затем сказала. – Я готова. Покажите мне их.

Удивившись столь быстротечной перемене настроение у Эммануэль, Карл растерялся, и чтобы не Выглядеть глупо, сказал:

– Прошу за мной.

Итак, Эммануэль и Карл Жюфийе пошли на второй этаж, смотреть холсты Карла, которые он нарисовал сам. Пока они и Карл идут на второй этаж, мы обсудим поведение Эммануэль. Что с ней произошло? Каждый человек, хотя бы один раз в своей жизни выплёскивает свои накопившиеся эмоции на кого бы то ни было. Это у одних людей происходит редко, а у других довольно часто. Никто не может сдержать эту эмоциональный всплеск. Он как ракета, летит наружу, и в этот момент, человек сам того нехотя выплёскивает все свои эмоции наружу, и не повезет тому человеку кто окажется рядом в этот момент с тем, у кого эти эмоции уже Выплеснулись на белый свет. Что касается Эммануэль, то ее легко понять. Ни каждая женщина или мужчина переживет подобное. На его глазах убили ее бабку, и где-то застрелили человека с котором она провела много лет, и та стала ей очень близким для Эммануэль человеком. Все увиденное и услышанное Эммануэль скопились у нее в душе. Если выражения: «тяжело на сердце», и «всплеск эмоций» верны, то эти Выражения как нельзя лучше подошли бы сейчас к Эммануэль. В ее сердце скопилась много горе. Она с трудом переносила все то, что сейчас выпала на ее бедное женское сердечко. Она не могла поверить в то, что осталась совершенно одна. Одна в этом пустом мире. Вы спросите почему в пустом мире? Да потому что, когда человек остается один, в его жизни больше никого не осталось, он ощущает вокруг себя пустоту. Если хотите пустоту пустоши. Его сердце несчастно. Оно просто опустошенно. Опустошенно тем, что в психологии можно назвать; полное безразличие. Его жизнь прожита. Он потерял все, и теперь его жизнь потеряла всякий смысл. Потом у человека появляются эмоции. Он хочет выплеснуть всю свою боль наружу. Поделиться с кем-нибудь своим неутешным горем. Из его глас идут слезы. Я специально пишу слово – идут, так как они не текут в буквальном понимании этого слово. Они невидимы для окружающих человека людей. Они внутри нас. Дальше чувство двоякое, но оно единое. Обида. Обида на всех, включая окружающий мир. Мы – люди, задаем один и тот же вопрос: «почему?». Почему так произошло? Ведь те, кто ушли в мир иной, могли еще жить! Небеса несправедливы. Они лишили Эммануэль самого дорогого в жизни, и оставили ее одну. Одну, в этом пустом, бесконечным миром сердечной пустоты. Страшно, неправда ли? Пустота, это самое страшное что есть в мире. Хотя, сердечная пустошь гораздо страшнее. А духовная пустота, это не что иное, как смерть. Хотя и у смерти есть душа. А что же тогда пустота? У каждого свой ответ на этот вопрос. Один из них звучит примерно так: «Пустота – это состояние души, ее смерти». Вот и Эммануэль. Что произошло с ней? Ее частичка души умерла, оставив после себя лишь пустоту. Не вините Эммануэль за это, описанная в этой истории ситуация, может случиться с каждым из нас, с каждым жителем земли.

Ну ладно. Вернемся к Эммануэль и к Карлу Жюфийе. Где они сейчас? Поднялись на второй этаж, в мастерскую Карла Жюфийе. Что же она там увидела? Конечно картины. Стоящие у стен картины. Они небыли видны из-за того, что они все были закрыты от пыли. У окна стоял мольберт, на нем стоял холст. Рядом лежали краски. Где-то в другом конце стоял пустой мольберт, немножко легче первого. Этот мольберт предназначался для создания картин на свежем воздухе. Согласитесь, лучше мольберт маленький чем большой. И носить его гораздо легче.

– Вот, – сказал Карл Жюфийе. – моя мастерская.

Эммануэль посмотрела на Карла удивленными глазами, затем спросила:

– А где же картины? – Эммануэль смотрела на закрытые тряпками картины, и не могла понять, если это они? То почему закрыты, и не висят на стенах, как это положено каждой картине. – Они здесь?

– Да. – ответил Карл Жюфийе. Затем подтвердил. – они здесь.

– Где же они? – недоуменно спросила Эммануэль. – Почему я их не вижу?

Карл Жюфийе показал рукой на закрытые под тряпками холсты, и сказал:

– Они там.

Эммануэль удивилась:

– Там? А почему ни на стенах? – она сделала паузу. А затем как бы в укор Карлу сказала. – Ведь холсты должны висеть на стенах. – затем она снова посмотрела на хлам картин, и словно плюнув, сказала. – А не пылиться среди барахла.

Карл тотчас же возразил:

– Это не барахло. Это мои картины.

Эммануэль усмехнулась:

– Картины? Им полагается висеть на стенах, а не стаять как хлам. – затем она вопросила. – Что же я по-Вашему увижу?

Карл быстро подошел к набросанным друг на друга картинам, снял с них тряпки, и расставив их в том порядке, как они были поставлены до того, и осветив второй этаж солнцем, которое ворвалось в комнату, когда Карл разновесе окна, он спросил:

– А сейчас?

Сейчас, холсты расставленные по порядку холсты, выглядели ни так уныло как это было раньше. Теперь холсты приобрели свой истинный вид. Красивые, образы запечатленные на них навечно, казались жизнерадостными и красивыми. Падающим на них закатом уходящего солнце, придавали им загадочность. Карл посмотрел в окно, и увидев закат, сказал:

– Я всегда любуюсь этим чудом природы. – он сделав паузу, сказал. – Закат, как прекрасен он – закат.

Эммануэль подошла к Карлу Жюфийе, и посмотрев на заходящее за горизонт солнце, легко вздохнув, произнесла только три слова. – Как он прекрасен!

Действительно, кто видел закат, может сказать, что видел нечто. Закат. Этот загадочный и неповторимый закат солнце. Каждый из нас видит его каждый раз. И этот каждый как в первый раз, всегда загадочен. Никто не скажет, что видя закат один раз, он может понять его природу. Это не так. Закат солнце, как заход луны, и мерцанья звезд. Всегда по-разному мы воспринимаем эту природу действия. Каждый закат так же как и рассвет совсем непохож на предыдущий. Они всегда разные. Всегда по-своему загадочные. Многие люди говорят: – «закат – это мистика». И они правы. Закат так же мистичен как и рассвет. Смерть и рождение это олицетворяет солнце в своем жизненном пути. Об этом говорят философы и многие ученые других наук. И они правы. Смотря на закат, мы видим как природа засыпает, а когда наступает рассвет, все оживает. Жизненный круговорот.

Но вернемся к Эммануэль, и посмотрим, что она делает?

А вот и она, смотрит на лучи солнце уходящего заката и любуется чистотой – его красотой.

Тем временем, Карл Жюфийе как мог повесил на стены свои произведения искусства, коих было ровно десять, и подойдя к Эммануэль, спросил:

– Скажите, что Вы видите когда смотрите на эту красоту?

– Я? – тихо сказала Эммануэль глядя на закат. – Я чувствую покой и умиротворенность.

– Да. – согласился Карл, и с восхищением добавил. – Прекрасное зрелище!

Эммануэль согласилась:

– Это точно.

Затем Карл сказал:

– Я развесил картины на стену. – затем он спросил. – Взглянете?

– Да-да, – ответила Эммануэль, не отрывая свой взгляд от прекрасных золотистых лучей уходящего за горизонт ярко-желтого солнце. – только посмотрю еще на этот закат. – затем она добавила. – Он так прекрасен!

Карл пожал плечами. На его взгляд, закат как закат, ничего такого особенного в нем не было. Он поинтересовался:

– Что в нем такого особенного?

– Не знаю. – ответила Эммануэль глядя вдаль. – Просто для меня он какой-то что ли особенный. – сказала она. – Закат. – затем она тихо добавила лишь одно слово. – Красиво. – В этот самый момент Карлу показалось, что лицо Эммануэль преобразилось. Оно стало каким-то ни таким. Что-то в ее лице появилось. Что-то незаметное, что-то мистическое. Теперь она не была похожа на ту одинокую женщину, которую Карл Жюфийе встретил в аэропорту Шарля де Голля. Теперь она преобразилась. На ее лице появилась что-то непонятное, мистически-радостное. То, что присуще лишь одним только женщинам.

Карл Жюфийе заметив это преобразование, сказал:

– Какая Вы красивая. – он не мог понять, что происходит? Карл никогда не смотрел на женщин так, как он смотрел на Эммануэль. В его взгляде было что-то непонятное. Он смотрел на Эммануэль, и не мог от нее отвести взгляд. Что-то задело его в ней, и это что-то предавала ему нечто, что он хотел передать на холст. Он отошел от нее, и подойдя к одной из стен, снял с нее висевший на гвозде фотоаппарат, выключил свет, и включил висевшие на стене бра. Получился полумрак. После чего, подойдя к Эммануэль, сфотографировал ее. Заметив что Карл Жюфийе ее сфотографировал, Эммануэль поинтересовалась:

– Что Вы делаете? – при этом вид у нее был недовольный. Она никак не ожидала, что ее вот так, без на то ее ведома сфотографируют. – Вы что себе позволяете? – возмутилась она. – Что? Если хотите меня сфотографировать, то и разрешение мое не нужно?