Текст книги "Провожая Люцеру в рай"

От туалетной воды он уже избавился, сунув незаметно парфюм в карман Роме – пусть порадуется дружище нежданному подарку.

А дома у Вероники ему понравилось: интерьер, прибранность, да и сама хозяйка… Жаль, что во время его короткого визита она пребывала в… трансе. А ведь и дверь ему сама открыла, и закрыла потом, и на цепочку – всё, как положено, просто умница.

Он должен был убедиться, что в телефоне Бориса больше не было никаких других вариантов подставного клипа: от провайдера теперь всё можно было ожидать. С отпечатками пальцев он маху дал. Да и кто бы мог предположить, что его новый парфюм вызовет такую суету, что развести по углам причину со следствием окажется проблематичным? Артём до конца не верил, что следователь отдаст трубку Бориса на дактилоскопию: уж больно мистической представлялась байка Вероники про чехарду с духами – кто ей поверит? Да и запах, собственно, к делу не пришьёшь. А трубка Бориса может легко самоуничтожиться, еще и солнце не успеет сесть – лишь только посторонняя органика коснётся её тонким невинным слоем…

Припарковавшись в каком-то обойдённом цивилизацией дворе, молодой человек связался с телефоном Алеси – ему было любопытно, чем она занимается на своём фитнесе и о чем говорит с Машей. Увеличив громкость динамика на своём гаджете, он отчетливо услышал её голос:

« – … спросить об этом. Можешь себе представить?

– Но это же ни к чему не обязывает, согласись, – отвечала Валя. – Как мы с мужем: совсем не думали о таких вещах – где жить, где деньги брать; он работал, я работала, и хватало, чтобы снимать квартиру, еще и на памперсы оставалось. А сейчас он профессионально подрос, стал зарабатывать какую-то реальную денежку, и уже можно думать о собственной квартире – в ипотеку, конечно. Но как-то естественно выходит, что мы вместе решаем какие-то глобальные вопросы, это же нормально, я считаю?

– Это для вас естественно и нормально, а у нас Артём как бы самостоятельный. Блин, меня же тоже можно спросить, чего бы мне хотелось… вообще, по жизни? А его это, по-моему, совсем не волнует. Мне и кажется поэтому, что он еще, наверно, не готов. Морально. А у вас всё так гладко!

– Ну, не всё и не всегда, на самом деле. Бывает, и мой за полночь заявится – весь, как песня… и прикрикнет иногда даже; да и я не подарочек, уж будь уверена… Просто, Леся, это же реальность: ничего до конца не бывает идеально, как в учебнике, и всегда приходится с чем-то мириться, где-то отстаивать, где-то промолчать, чем-то поступиться. Важно само отношение – если вы слышите друг друга, и то классно.

– А если нет?

– Тогда и начинать ничего не стоит. Или продолжать – это уж тебе решать».

Они замолчали, переходя, очевидно, на другие тренажеры, а Артём усмехнулся: «Вот же проблемы у девчонок! Мне бы их заботы».

Он отключился от Алесиной трубки и связался с мобильником Горенко: по всей видимости, та лежала в ворохе бумаг на рабочем столе или в кармане его куртки – слышимость была неважная, как в трубу через ватную прокладку. Артём попробовал включить видео-сигнал, но на дисплее отобразилось только тёмное пятно – по-видимому, сотовый следователя был ещё тот «ретрик»; да оно и не удивительно, если ребята на туалетную воду сбрасываются всем отделом.

«– … и эти счета находятся чуть ли не под колпаком цэ-рэ-у в Гибралтаре.

– Ты хочешь сказать, что он перевёл какую-то жалкую, по их меркам, десятку на счета этой группировки? Чего народ-то смешить.

– Он – десять, другой – пять, третий – пятнадцать, сколько таких по миру-то? Факты – упрямая вещь.

– Но в момент транзакции он находился в ресторане, и не один десяток человек это могут подтвердить! Без компьютера, без мобильника – у подружки в сумочке тот весь вечер провалялся. Что он, из банкомата это сделал, а потом прикинулся дурачком перед официантом – извини, мол, друг, бабки на счете кончились?

– Я думаю, с этими деньгами мороки будет больше, чем с самим убийством. Вероятно, за это его и замочили. Ты же знаешь, причины всегда две: или бабки…

– … или бабки, ага.

– Как бы там ни было, в «комитете» уже заинтересовались этим делом.

– Если бы транзакции засветились на оффшорах … гибралтарских…»

Голос удалился.

«Как не вовремя, – подумал Артём, – а то можно вообразить, что это я спонсирую мировые войны и терроризм». Он усмехнулся про себя.

Связался с Вероникой – там была тишина. Наверное, отдыхает.

Итак, всё под контролем. Сейчас можно посвятить час зарабатыванию денег, и пора переезжать в достойное жилище. Подумать только, вчера утром он об этом даже и не мечтал! А сегодня отдал Алесе ключи от родительской хаты, и уже грезит о своей собственной – это ли ни праздник жизни. Да и кто знает, может, лавочка провайдера сегодня-завтра прикроется, а он по-прежнему гол, как сокол, а впереди – сплошные экономические кризисы. Попробуй-ка выжить.

Теперь Артём искренне сожалел, что не имеет специальных познаний в сфере фондовых рынков: суета со звонками и смс-сообщениями была кропотливым и неблагодарным занятием, к тому же приносящим сравнительно небольшой доход. И пусть провайдер подкидывал к его балансу крохи и кредитовал его (на «Лексус»-то изначально не хватало – ему «из конторы» накинули недостающее лавэ) Артёма не прельщало больше иждивенчество, и хотелось самому проверить свои способности в чем-нибудь поистине глобальном. Хоть на курсы иди теперь. А на Уолл-стрит, подумал он, с его возможностями и их оборотами можно было бы развернуться действительно не по-детски.

«Да ладно, какие мои годы, – успокаивал он себя, – немного фантазии, и всё решаемо. Если разобраться, то провайдер и сам в состоянии провернуть всю операцию: собрать данные, определить возможности инвестиций, организовать банковские депозиты на его имя, предоставить доступ к обналичке, решить проблему с налоговой … – да всё, что угодно, только дай ему команду и неси ответственность – без подписи, без печати, с одним моим феисом в картотеке Зверя. А этого добра не жалко – я себе ещё напечатаю!»

Артём сделал витиеватый запрос в свою новую контору относительно доступа к данным: «что “плохо” лежит – на каких счетах и у каких лиц». Через несколько минут он получил в виде бегущей строки пространный отчет об операциях, которые реально можно проделать с десятком расчетных счетов предприятий, чьи системы электронной безопасности были устаревшими, либо вовсе отсутствовали. При этом шла пометка, что принципиальных ограничений к доступу нет ни в какой области, но есть разумные пределы, сохраняющие мировой баланс экономики, «необходимый для функционирования провайдера до наступления конца света». «Новый апокалипсис – это хорошо», – отрешенно подумал Артём, просматривая список доступных сумм. Действительно, со счетов предприятий перебросить деньги было проще, чем уныкать у «физиков». У некоторых в ритейле дневной оборот колебался в восьмизначных цифрах. Не рублёвых, естественно. Натуральных. «Вот с них и начнём», – решил Тёма, принимаясь за дело.

Его внутренний голос как-то поутих: Артём не озабочивался возможными проблемами, которые непременно возникнут в результате его «операций» у людей, профессионально отвечавших за движение средств на счетах предприятий; его не смущало, что Борис Буранов лежал сейчас совершенно мертвый в черном запаянном мешке, а его старший брат стоял над ним, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок, формально опознавая тело; ему не было дела и до Алеси, направляющейся после занятий в этот момент к их дому с твердым намерением поговорить с ним сегодня же о перспективах совместной жизни; также как и не интересовало настроение Ромы после их короткой встречи; и укутавшейся в плед у себя дома Вероники, пребывавшей в состоянии полного эмоционального изнеможения. Всё отступило внутри Артёма в ту область сознания, добраться до которой становилось с каждым мгновением всё сложнее и сложнее, и он уже не предпринимал каких-либо усилий для того, чтобы трезво оценить окружающее его море страстей и желаний, перемешанных с болью – чем оно питалось и отчего штормило. В его остекленевших зрачках отражался усыпанный потребностями Тоннель Искушений, через который он уверенно погружался в пучину вседозволенности.

***

Иван Буранов был всего на три года старше брата Борьки. Они вместе росли в небольшом поселке на берегу моря, вместе занимались в одной футбольной секции, вместе покуривали украдкой от родителей за сараем в своём огороде. Летом, когда побережье наполнялось толпами отдыхающих, съезжавшихся на выходные в их края, они тайком пробирались на высокий пригорок, нависавший над неухоженным пляжем, и в отцовский бинокль по очереди подглядывали за взрослыми девушками, переодевавшимися внизу в импровизированной кабинке и не подозревавшими, что за ними наблюдают. С этого своего поста они познали такие таинства человеческих отношений, что к седьмому классу старший брат мог рассказывать своим друзьям с усталым видом потрёпанного ловеласа про то, как и что происходит между мужчиной и женщиной, когда те остаются наедине в укромном уголке. А Борька, не по годам смышленый парнишка, всегда поддакивал ему, сдабривая эти истории описанием специальных вещиц, похожих на обычные надувные шарики, которые иногда «помогают людям не испачкаться» в некоторых ситуациях.

Они с Борькой не были друзьями, несмотря на малую разницу в возрасте, но они были настоящими братьями. Бывало, что младший пойдет и сдаст Ивана родителям, когда тот соберётся в клуб на танцы, а младшего заставит вместо себя копать свой участок огорода. Иван выждет неделю, пока всё уляжется, да и вздует брательника, чтоб помнил, откуда ноги растут. Борька на это родителям не жаловался, но обид тоже не сносил: выждет день, да и засадит брательнику из рогатки хлебным мякишем в лоб, и Иван потом ходил с красным отпечатком, хвастая друзьям, что «выпил водки с друганом, да и налетел впотьмах на забор, когда покурить вышли». Борьке же говорил: «Ты чего, дурень, в лоб стреляешь, без глаза оставить же мог!» А Борис лыбился во всю пасть и отвечал: «Будешь знать, как за клубом с городскими целоваться!»

Потом Иван ушел в армию, а Борис поступил в городе в техникум на специальность «механик-моторист», да там и остался уже, умудрившись перевестись в политех на смежную специальность. Потом они виделись уже редко. Брат приезжал иногда летом домой, но Иван был занят своими проблемами, а Бориса больше не интересовали переодевающиеся девчонки на их преобразившемся пляже. Оба они давно выросли, и у каждого остались свои впечатления и воспоминания от вместе проведенного детства.

И также осталось неизменным особое интуитивное чувство старшего к своему брательнику: он словно мог мысленно разговаривать с Борькой, а иногда даже точно знал, где и с кем тот находится в какой-то из моментов своего реального мира – просто приходило некое озарение в виде знания, мол, «ага, а Бориска-то диплом на днях получил от большого человека!» или «блондинка из политеха пытается раскрутить брата на спонсорство своей карьеры в фэшн», при этом он не особо-то и представлял себе, как этот «фэшн» выглядит. Его забавляли такие видения – до поры до времени, пока в одну из встреч с Борисом не подтвердились некоторые из этих самых «мультиков». Тогда он задумался. Но большого значения они этому казусу всё-таки не придали – так, посмеялись над «родственным магнетизмом» и забыли.

В последнее время его интуиция молчала, или это он просто был занят своими собственными делами и проблемами и не обращал внимания на возможно мелькавшие в его подсознании тревожные знаки.

Иван прилетел сразу, как только сообщили о трагедии. Лиза, их младшая сестра, осталась с родителями: матери совсем плохо стало, она и так в последние месяцы болела, а сейчас и вовсе сляжет. Отец тоже уже был не в том возрасте, чтобы переживать своих детей; он хотел было поехать вместе с ним, но Иван убедил его остаться, пообещав всё организовать и доставить гроб в родные места, чтобы похоронить Борьку по-христиански, рядом со своими, недалеко от старой деревянной церквушки, которую он помнил с малолетства.

Однако в большом городе всё оказалось не так просто, как ему представлялось издали. По приезду он сразу отправился по адресу, который им оставил звонивший – какой-то Горенко. Там, в следственном управлении, его долго изводили вопросами о брате, но что он мог сообщить, коль виделся с ним в последний раз два года назад, да и то мельком, о чем сейчас, конечно, очень сожалел. Потом это опознание в морге, куда его привезли – это был Борис: его волосы, зачесанные назад, нос с горбинкой, родинка на шее, которую едва можно было увидеть из-под кровоподтёков на горле… Сильно избили брата, очень сильно, и попадись ему этот нелюдь – не дождался бы тюрьмы, ей-богу.

Затем он встретился с Вероникой. С ней брат жил последние полгода. Молодая и красивая. Как кукла. Такие холодные глаза, вроде как стеклянные. Она сразу уткнулась ему в плечо со словами: «Вы так похожи!», и это его совсем не воодушевило. Они совсем не были похожи с братом внешне: тот больше пошел в мать по отцовской линии, то есть в их бабушку – у него были более мягкие черты лица, да и кость помельче, а Иван – в деда по материнской линии: он был пониже и покрепче. Поэтому, когда она так разоткровенничалась, он вдруг почувствовал фальшь, а в подсознании мелькнуло грустным откровением, что эта девушка не любила брата. Конечно, он понимал разумом, что она сильно переживала: тут за месяц к котенку так привыкнешь, что и выбросить во двор жалко, а проживи с человеком под одной крышей полгода… понять можно, но Вероника ему не понравилась.

Во второй половине дня он приехал на работу к Борису. Его встретила милая женщина в деловом костюме, которая представилась Натальей Николаевной. Она была помощником брата по управлению персоналом.

– Иван Сергеевич, примите наши искренние соболезнования. Мы сами так переживаем, не могли поверить, что всё это действительно случилось.

Она готова была заплакать, и он, приобняв её осторожно за плечи, тихо сказал:

– Спасибо, милая, но не надо сейчас. Будет еще время.

Наталья сдержалась и спросила:

– Нам нужно подумать, как всё… организовать. У вас, наверно, есть какие-то… планы относительно похорон.

– Вы мне очень поможете, если возьмете на себя все бумажные дела. Там, у себя, мне было бы легко с этим справиться, но здесь я, честно скажу, немного теряюсь.

– Да, разумеется, Иван Сергеевич, мы всё это устроим.

– А как только мне дадут в прокуратуре разрешение, я заберу Бориса с собой, на поезде поедем, тут недалеко. Вот, в общем-то, и вся организация.

– То есть… Борис Сергеевич будет похоронен у себя на родине?

– Да, таково наше семейное решение. Вы не против, я думаю? – он спокойно посмотрел в её глаза.

Она выглядела растерянной, и от неё исходила неподдельная искренность.

– Нет… конечно, нет, как можно. Но… может, у нас будет возможность попрощаться с ним? Он был известным в своих кругах человеком, и я уверена, что найдется множество друзей, которые бы пришли отдать дань уважения…

– Раз так, то конечно. Не знаю только, как это у вас принято…

– Мы организуем это в ритуальном зале. Полагаю, что трёх часов будет достаточно, а потом уже доставим… гроб на вокзал.

Они обсудили в её кабинете детали. Ему нужно было еще выбрать гроб.

Потом его познакомили с партнерами Бориса – представительными господами, которые были очень озабочены случившимся. Он был самый младший из всех троих, и уже управляющий директор, и это вселяло в Ивана гордость за свою фамилию. Они выпили бутылочку на троих, как водится, не чокаясь. В их отношении к Борису он уловил определенное сожаление и, вместе с тем, некоторую очевидную озабоченность: что-то было не совсем правильно, помимо самой безвременной смерти их коллеги.

В этом городе у него не было знакомых, на квартиру к брату идти сейчас Иван не хотел, и Наталья заверила его, что номер в гостинице ему уже забронирован и чтобы он не беспокоился за его оплату: Борис Сергеевич им этого бы не простил.

Здесь же он узнал, что, поскольку его брат не был женат и не имел детей, то, если не будет представлено завещания, доля в компании, равно как и прочее имущество покойного, перейдет по закону наследникам первой очереди. Но это известие затерялось где-то на подкорке его сознания, словно не относящееся к цели его приезда в этот огромный и чужой город.

10

Алеся прекрасно ладила с четой Ничастных. Елизавета Фёдоровна предметно проинструктировала её на период их отсутствия с отцом в городе: где что лежит, какой режим духовки для того или этого, что заливать в посудомойку и ещё одиннадцать пунктов в таком же ключе.

Они жили в «сталинке» с огромной кухней и раздельными комнатами. Тёмин отец, в прошлом военный строитель по найму, обеспечил квартире качественное состояние, самостоятельно отделав полы, стены и потолок добротными материалами, так что жить здесь было вполне комфортно. Артём был единственным ребёнком, к тому же родившимся, когда родители уже и не мечтали об этом, и потому печать определенной исключительности всегда в нём присутствовала, проявляясь порой в мелочах. На фоне такого взросления незаметно развивалось обостренное чувство непременного удовлетворения всех потребностей, а к хорошему привыкаешь быстро; намного сложнее потом с удивлением обнаружить, что колодец, из которого черпали всю жизнь, начал высыхать, и вместе с чистой родниковой водой стал попадаться песок, а порой и тина. О дополнительной фильтрации окружающие и не задумываются даже – не приспособлены вовсе, как оказывается.

Спальня родителей говорила о многом: фотографии сына на стенах, на тумбочках, на подоконнике. Вот маленький Тёма ковыряется в песочнице во дворе, вот он поливает цветы на клумбе в детском саду из крохотной леечки, вот пошел в первый класс – в костюмчике и с бабочкой; и так все основные вехи, вплоть до ухоженного улыбающегося паренька за рулем автомобиля, купленного, конечно же, отцом.

Алеся прошла на кухню и открыла холодильник. Там было полно всего, как она и ожидала: Елизавета Фёдоровна не могла уехать, не оставив Тёмочке полный запас провианта. Алеся критически пощупала хлеб, понюхала масло – вот это можно было бы и обновить. Учитывая, что сутки никого не было в квартире, а Артём уже три дня как вел самостоятельное хозяйство, вполне логично, что ни хлеб он не покупал себе, ни масло не заворачивал, как следует. Да и не мешало бы купить маленький тортик, подумала девушка, критически оглядывая изрядно опустошенную за эти три дня вазу с конфетами и печеньем. Колбасы, сыра и консервов, герметично упакованных, хватит еще на неделю, а то и две, если они будут продолжать питаться в том же духе, что и вчера.

Она бросила сумку со своими вещами в комнате Артёма и отправилась в магазин. Алеся переживала за Веронику, с которой недавно снова говорили по телефону: девушка находилась в полной прострации и собиралась уехать пожить к своим родителям. Наталья же Викторовна встретила известие о невыходе двух сотрудников на удивление спокойно: кризис в отрасли сказывался с каждым днём всё сильнее, и экономия на зарплатах, как оказалось, приветствовалась.

Погода на улице становилась всё более влажной и промозглой: тучи сгущались, нагнетая тяжесть и общее ощущение подавленности, в такие вечера лучше сидеть дома и наслаждаться теплотой и уютом семейного комфорта. Алеся глянула вверх и на фоне темнеющего неба увидела высоко над крышами высоток гонимый ветром и частично развеянный чёрный дым, очевидно, от пожара, который всё густел и густел по мере приближения к центру города. Она обратила внимание на идущих рядом в том же направлении людей, которые с беспокойством поглядывали вверх, и слышались комментарии:

– Это с центра, где-то на Гоголя, наверно.

– Да, банк загорелся…

– Там во дворе шиномонтаж, от него точно тянет… вон столб какой черный…

Алеся вдруг сообразила, что, пройдя дворами напрямик, как раз выйдешь с обратной стороны к зданию, в котором работал Рома Никитин. Время у неё было достаточно, Артём собирался быть дома не раньше восьми, и она решила пройти посмотреть, что там происходит.

То, что она увидела еще издали, заставило её занервничать и прибавить шагу: из-за крыш «хрущёвок» показались верхние этажи офисного здания на улице Гоголя. Из пяти-шести широких окон левого крыла одного из верхних этажей огромными клубнями валил серый, вперемежку с черным, дым, и Леся сейчас пыталась вспомнить, на каком этаже работал Никитич.

Пожар был серьёзным, по всей видимости, но спасательных команд вокруг пока не было видно, зато по периметру здания столпилось множество народу, и на лицах людей отражалось напряжение и обеспокоенность, которые моментально передались и ей. Вдруг что-то мелькнуло в клубах дыма в одном из окон – это было выброшенное пальто или куртка, она не смогла разобрать. И следом – о, ужас! – показалась девушка в белой кофточке, которая, свесив ноги в темных джинсах с карниза, с душераздирающим криком соскользнула вниз, и Леся даже издали услышала глухой звук упавшего на землю тела. Она остановилась, почувствовав подступающую дурноту, закрыла рукой глаза.

Вокруг всё забурлило, как по команде: женщины голосили в истерике, призывая спасателей, суетливо бегали мужчины, таская какие-то коробки. «Зачем им коробки? -подумала она, – От них ведь пламя еще больше будет!» Но через мгновение, посмотрев по сторонам, поняла зачем: только один из парней успел бросить под стену пустую коробку, как на неё упала еще одна девушка. Коробка предназначалась для того, чтобы смягчить падение. Алеся с ужасом посмотрела наверх и увидела очередную жертву, сидящую на подоконнике, свесив ноги вниз, стуча ими в истерике по стене здания. Её голова утопала в удушающем мареве, она дико кричала, моля о помощи, потом, неловко повернувшись и пытаясь, видимо, ускользнуть от острых щупальцев нестерпимого зноя, бушевавшего там, внутри, повисла на карнизе, но пальцы соскользнули… Алеся тут же закрыла уши руками, лишь бы не слышать этого леденящего душу глухого стука о землю.

Она медленно поравнялась с торцом здания и увидела подъезжающие пожарные машины, которые остановились метрах в пятидесяти – по фронтальному ряду всё было забито припаркованными частными автомобилями. Из дверей повыскакивали пожарные, разматывая шланги и выдвигая лестницы. Только сейчас она заметила, что с лицевой стороны из офисных окон вырывалось огромное пламя, которое, понукаемое ветром, уже лизало длинными языками следующий этаж. На растянутых горизонтально рекламных баннерах, скрючившись неестественно, спасаясь от едкого дыма, буквально висели над пропастью несколько девушек. С оглушительным грохотом вдруг разлетелся крайний стеклопакет, обрушив на несчастных осколки смертоносным дождём, и еще одна тень мелькнула в проёме окна, но Алеся уже не могла этого вынести. У неё стучало в висках, будто в ритм идущего поезда: «Рома а где Рома – а Рома а где Рома – а Рома а где Рома».

На бетонном козырьке на уровне второго этажа, в какой-то куче коробок, принесенных людьми из соседних магазинов, лежало несколько девушек, и мужчины пытались занести их внутрь через разбитые окна второго этажа. Почему же никто не растянул брезент?

– Может, живы ещё? – кто-то спросил дрожащим голосом.

Пожарные, наконец, начали выдвигать лестницу, но через мгновение стало ясно, что она не достанет до здания. Тут же какие-то парни пытались расчистить проезд от автомобилей, пробуя на руках поднять их и перенести, чтобы спецтехника могла ближе подобраться к стене, а некоторые пожарные просто стояли в остолбенении, тупо уставившись вверх. Один из мужчин подбежал к водителю, что-то отчаянно ему объясняя и жестикулируя, но тот, по-видимому, был не согласен, потому что в следующую минуту Алеся увидела, как парень со всего разворота залепил пожарному по лицу. Она была уверена, что спасателям предлагали продвинуться ближе прямо по припаркованным автомобилям, или оттащить их как-то назад. Наверно, это было бы оправдано. Наверно, это могло бы спасти людей. Но, по всей видимости, никто не пожелал взять на себя ответственность за искорёженные иномарки.

С другой стороны крыла здания, однако, второй пожарной лестнице удалось достичь верхних окон. Из одного широкого проёма, держась за низкие алюминиевые перила лестницы, как по навесному мосту, начинали спускаться люди. В деловых костюмах, они выглядели достаточно гротескно и нелепо – если бы не общая атмосфера неадекватности происходящего вокруг. «Странно, – подумала Леся, – в той стороне им, в принципе, ничто не угрожает, весь кошмар творится тут». Кто-то рядом обронил, глядя в том же направлении:

– Вон директорша спасается, из банка которая.

Потом еще одна девушка соскользнула вниз…

«А Рома а где Рома – а Рома а где Рома – а Рома а где Рома»…

***

Никитин сидел в своем закутке, увлеченный решением очередной проблемки с софтом. Рабочий день уже завершался, когда ему показалось, что он уловил запах гари. «Спалил блок питания, что ли, – подумал он, – только этого не хватало!» Рома самозабвенно стал вынюхивать источник неприятного запаха среди плат, схем и процессоров. Едкий след, как ни странно, привел к входной двери – массивной стальной коробке, которая открывалась исключительно через кодовый замок: безопасность подразделений «Ай-Ти» в финансовых учреждениях была на должном уровне.

– Олег, ты не чувствуешь…? – спросил Рома у коллеги, сидевшего в другом конце офиса.

– Процессор спалил? – откликнулся тот, не поднимая глаз от монитора.

– Да я всё у себя проверил, это где-то здесь. Глянь у себя, сетевой короб цел?

– Цел!

– А «а-тэ-эс-ка»?

– Тоже.

Роман посмотрел в дверной глазок, потом, обернувшись к приятелю, произнес:

– Или у меня линзы запотели… или там, – он кивнул головой за дверь, – дым.

– Пожар, что ли? – Олег продолжал работать за клавиатурой компьютера, потом обернулся к окну за своей спиной, раздвинул плотные жалюзи…

– Ух ты…! Смотри, что творится!

Там, снаружи, откуда-то снизу, клубами к небу валил густой серый дым.

– Ё-моё, Олег, давай наруливать отсюда, – Рома подбежал к окну.

Из-за смрада за окном уже ничего не было видно, и он опять метнулся к двери. В глазок он мог видеть, как по коридору торопливо сновали сотрудницы банка, прикрывая лица платками или тем, что оказалось под рукой. Они выносили папки с документами.

Он снова подошёл к своему компьютеру, попытался вывести на монитор картинку с внешней камеры, направленной на их дверь из коридора, но всё, что отобразилось, была лишь серая мгла.

– А что с «сеткой» делать? – спросил Олег.

– Не знаю, позвони Степанычу, я свою машину вырубаю. Хуже будет, если по «сетке» сейчас всё обвалится.

– Он же на совещании.

– Набери директора – горим же, блин!

Олег набрал приемную, но никто не отвечал. Он позвонил в охрану, но там тоже была тишина.

Закрывая программы на компьютере, Рома обратил внимание, что Денис из криминального отдела уже находился оффлайн. Судя по направлению клубов дыма, то полыхало как раз где-то там, внизу, ближе к этим самым криминалистам. Он быстро набрал городской номер Ворона, но шли гудки «занято». Сотовый Дениса тоже не отвечал.

– А что делать с «сеткой» в случае пожара, где инструкция? – суетился Олег.

– Олег, ты у нас сисадмин, кому еще знать-то? – пробурчал Рома.

В его голове зарождалась дилемма: их офис был надежно защищен от взлома и проникновения извне, но это не относилось к огню – тонкие перегородки из гипсоволокна скрывали внутри себя стальные прутья и изолирующий материал, который, как он подозревал, очень легко мог воспламениться. Если стены вокруг вдруг полыхнут, они с Олегом буквально окажутся в стальной клетке и зажарятся, как барбекю на решетке.

– Может, там нужна помощь? – снова подбежал Рома к двери. – Глянь, девчонки папки из архива таскают!

– Почему не было оповещения? Должен же быть какой-то алгоритм действий при пожаре? – суетился Олег возле сетевых кабелей.

– Вон она, эта система, – показал Рома пальцем на потолок, на котором между датчиками протянулись провода пожарной сигнализации. – Я выхожу, а ты постарайся узнать, отключать систему или нет.

– Минуту простоя банка нам с тобой не покрыть до конца жизни, даже если мы станем его вице-президентами.

Рома махнул рукой, открыл дверь и вышел в коридор.

Тонкий слой дыма стелился по потолку, как длинный шлейф от серой королевской мантии, и сильно пахло гарью.

– Лена, что тут творится? – спросил он пробегавшую мимо девушку из отдела кредитов.

– Внизу где-то горит, мы выносим архив.

– Да чего его выносить, там же стальные стены! – Рома быстрыми широкими шагами пошел по направлению к центральной лестнице.

По мере приближения дым становился гуще и ниже, снижаясь с каждым метром ближе к полу, так что ему пришлось даже нагнуться, чтобы не вдохнуть лишнего. Он достал из кармана платок, приложил к носу и, входя в открытую настежь стальную дверь архива, увидел Марину Павловну, раздающую стоящим в очереди девушкам и парням папки, говоря при этом одну-единственную фразу:

– В приёмную!

Получив свою порцию, он почти бегом направился к приёмной. Там, у раскрытого окна, стоял Степаныч, их начальник отдела, который принимал папки и выдавал их кому-то в окно. К окну была приставлена пожарная лестница.

– Всё так серьёзно? – спросил у него Рома.

– Серьёзнее не бывает!

– А что с сетью делать?

– Отключать нахер, пока не спалило всё!

Рома поискал глазами внутренний телефон, нашел его валяющимся в углу, поднял и набрал Олега:

– Отключай сеть, распоряжение Степаныча.

– Понял. А письменное распоряжение будет?

Роман не стал тратить эмоции на эту реплику, а снова пошел в архив. Лифты, понятно, были отключены, как и электричество. Банковская система коммуникаций работала теперь в режиме автономного питания. Но почему не отперли боковые лестничные проходы, оставалось загадкой. Перетаскать весь архив по пожарной лестнице было немыслимо, девчонки уже задыхались от гари и копоти, которая всё сильнее обволакивала внутренние коридоры и помещения.

Ему хотелось верить, что с Денисом всё в порядке и что те, снизу, успели вовремя эвакуироваться. Раз пожарные и спасатели здесь, тревожиться незачем, всё будет хорошо. Он почему-то в это свято верил. Иначе как же…?

Вдруг он увидел в глубине коридора мелькающую каску и под ней – массивный респиратор. Подбежав к пожарному, он спросил, пытаясь перекричать царящий вокруг бедлам:

– Где горит?

– Везде!

– Все внизу эвакуированы?

Пожарный только махнул рукой. Роман обратил внимание, что тот даже и не смотрел в сторону красной трубы с краном, торчащей из стены. Из горлышка пожарного крана, словно в насмешку, высовывался окурок.