Текст книги "Косово поле. Балканы"

Рокотов посмотрел направо.

За перекрестком двух проселочных дорог возвышался выкрашенный в веселенькую зелено леденцовую краску забор, над которым реял красно-бело-синий флаг.

Вестибюль-оглы придирчиво, с головы до ног, осмотрел принаряженного в почти новые шмотки «торчка».

Сине-желтая курточка, коричневые брюки, голубая бейсболка, белые в разводах кроссовки и жуткого качества турецкая самопальная футболка с крупными красными буквами. Надпись на груди должна была обозначать рекламу известнейшей косметической фирмы, но по причине неграмотности производителя на серой материи сияло странное имечко «Мах Fucktor».

Однако Азада Ибрагимова сия двусмысленность не смущала. Иностранными языками, помимо русского и армянского, он не владел и овладевать не собирался. Ему вполне хватало трех, включая родной азербайджанский.

– Все понял? – строго спросил Вестибюль-оглы, вглядываясь в мутные серые глаза старого наркомана. Старого не по возрасту, a по стажу употребления расслабляющих препаратов.

– Ага, – весело ответил «торчок» и пожевал засунутый за щеку грибочек. – Вхожу, кидаю, убегаю…

– Кабинет номер три, – напутствовал Азад. – Смотри, чтобы там посторонних не было. И кидай не в него, а в угол.

– Бу сделано! – наркоман задорно вытянулся во фрунт и отдал честь. – Не изволь беспокоиться!

Вестибюль-оглы с подозрением уставился на визави.

– Ты дозу не перебрал?

– Обижаешь, Азадик! Все по теме…

– А что жуешь, а?

– Допинг.

– Допинг, – грустно повторил маленький наркоторговец. – Смотри, не свались там от своего допинга. Ладно, иди… Я тебя тут подожду.

«Торчок» немного шатающейся походочкой отправился к входу в двухэтажное здание.

Ибрагимов присел на скамейку и автоматически провел руками по карманам, проверяя, не завалялся ли где пакетик с анашой. И сам же себя одернул. Он был не на работе, а контролировал исполнение нанятым «народным мстителем» миссии наказания Николая Ефимовича Ковалевского, заграбаставшего квартиру его соседа. Сосед пребывал в неведении о тех событиях, что разворачивались в его городе, занятый прорывом через территорию Македонии к известной ему улице в столице этого небольшого балканского государства.

Азад закурил и бросил взгляд на освещенные окна.

Окно кабинета Ковалевского – третье от двери.

Сегодня – четверг. По четвергам председатель «Очередников» проводит прием посетителей. Очередь к нему обычно небольшая, человека четыре. В Питере мало находится идиотов, готовых поверить обещаниям вороватого барыги, вступить в организацию и годами платить взносы, не получая ничего взамен.

Вестибюль-оглы хотел бы пойти сам, но не мог.

Ковалевский знал Ибрагимова в лицо, как соседа Рокотова, поэтому светиться раньше времени было опасно. Пусть лучше незнакомый «торчок» метнет в середину комнаты бутылку с бензином и тем самым напугает барыгу до смерти. А завтра-послезавтра Ковалевского еще раз встретят на улице и потребуют деньги.

Минута проходила за минутой.

Наркоман пока не подавал признаков жизни. Видимо, очередь у кабинета все же была.

Азад зевнул.

Вот уже третью неделю он больше времени посвящал Ковалевскому, чем торговле своим специфическим товаром. С того самого дня, как посетил смазливую паспортистку и выведал у нее все подробности перехода квартиры Влада в руки совершенно посторонних людей.

Смена собственника возмутила Ибрагимова до глубины души.

Рокотов не был каким-то там алкашом или придурком, кого Вестибюлю-оглы было бы не жалко. Нормальный честный парень, всегда придет на помощь, не даст местным ментам подбросить «травку», отвадит от дома назойливого участкового, вежливый по-соседски… Влада Азад уважал. Мужчина.

Наркоторговец не успел додумать очередную свою мысль.

В здании что-то грохнуло, сверкнуло, раздался истошный женский визг, и с крыльца спрыгнул всклокоченный «торчок». Он заметался по двору, забыв, что на скамейке его ждал Ибрагимов.

– Сюда! – заорал Вестибюль-оглы. Операция находилась под угрозой срыва. «Торчок» вскинулся, закрутил головой и наконец заметил Азада.

Наркоторговец схватил бедолагу за рукав и выволок через боковые ворота на улицу, к стоявшей у поребрика «пятерке» без номеров.

«Торчка» втянули внутрь, Вестибюль-оглы прыгнул на пассажирское сиденье.

– Гони!

– Ну ваще! – выпалил «торчок» спустя минуту, когда «Жигули» свернули в проходной двор.

Головы трех пассажиров повернулись к герою вечера. Один водитель продолжал смотреть вперед, объезжая ухабы и кучи песка.

– Ну?!

– Полный отпад! Народу – тьма! Еле прорвался… Пришлось сказать, что я тут раньше занимал…

«К этому ограшу – толпа? – удивился Вестибюль-оглы. – Вот уж никогда бы не подумал…»

– Ну, короче, захожу. Как ты говорил, Азад, бросил прямо на середину… чтоб людей не задеть. Бухнуло, дымина, Ковалевская кричит, сиськами трясет…

– Какими сиськами? – Азад от неожиданности подпрыгнул на сиденье.

– Здоровенными, по полпуда, клянусь! Кстати, а чо ты мне говорил, что Ковалевская – мужик? Бабища в три обхвата, волосы рыжие, жопа на два стула…

Вестибюль-оглы закрыл лицо ладонью и тихо зашипел.

Переевший грибочков «торчок» перепутал цифры «три» и «восемь» и вместо кабинета Ковалевского метнул свой снаряд в комнату, где находился архив местной жилконторы. Неудивительно, что ему пришлось пробиваться сквозь толпу посетителей – за справками всегда огромная очередь.

Литр бензина сделал свое дело.

Архив выгорел дотла.

Французы обустроили свой лагерь на совесть.

На площади в двадцать четыре гектара, окруженной трехметровым забором со спиральной колючей проволокой поверху, было расположено с десяток казарм и столько же складских помещений. Ангары с бронетехникой и легкими артиллерийскими установками от основных площадей отделяла контрольно-следовая полоса и два ряда проволоки под током.

На территории даже сохранились обсаженные кустами дикой розы аллеи.

Раньше тут находился санаторий, потом, после развала Югославии на четыре независимых государства, он пришел в запустение и в начале тысяча девятьсот девяносто восьмого года был передан под юрисдикцию НАТО для размещения одной из баз.

В январе девяносто девятого расквартированному здесь контингенту бельгийских мотострелков пришел на смену полк под командованием полковника Бернара Симони. Бельгийцы вернулись на родину, ибо их парламент не дал разрешения на участие армии в сухопутной операции против режима Милошевича.

Французы тоже были не в восторге от перспективы вторжения в Косово.

С ослаблением позиций России и доминированием Штатов на мировой арене противоречия внутри Европы только обострились. Великобритания болталась в фарватере у «всепланетного полицейского» и практически не имела собственного мнения ни по какому вопросу. Объединившаяся тихой сапой Германия постепенно восстанавливала утраченные после Второй мировой войны имперские амбиции и алчно поглядывала на спорные пограничные территории. Нарастало напряжение в торговле, связанное с разницей систем налогообложения. Начался очередной виток истерии еврейских общин по Холокосту и требований выплат гигантских сумм швейцарскими банками, где якобы еще с сороковых годов хранилось золото, принадлежавшее семьям обеспеченных хасидов.

Чтобы отвлечь внимание населения от внутренних проблем, нужна была война.

И Милошевич, относящийся к требованиям Запада с прохладцей, предоставил великолепный шанс заглушить грохотом разрывов разумные голоса немногих политиков и бизнесменов.

Перспектива наземного вторжения в Косово не нравилась никому. Однако только ракетными ударами с воздуха одержать победу было невозможно. За два без малого месяца войны югославская армия понесла столь незначительные потери, что о них было смешно говорить.

Оставались сухопутные части, но они пребывали в бездействии до тех пор, пока не была достигнута договоренность о мирной передаче Косова под управление миротворцев. Ни один европейский глава государства не дал бы разрешения на участие своих войск в операции, если оставалась возможность сопротивления регулярной армии СРЮ.

Сербы воевали на совесть. Это было известно еще по опыту Второй мировой.

Жан Кристоф Летелье прошел вдоль ряда легких плавающих танков, застывших шеренгой в огромном алюминиевом ангаре, и похлопал ладонью по лобовой броне крайней машины.

Не хотелось бы оказаться в этом железном гробу, когда в него попадет кумулятивный заряд русского РПГ-18, которыми вооружены югославы. Для струи раскаленных газов шестидесятимиллиметровая сталь не препятствие. Русские гранатометы разносят любую западную бронетехнику. В этом Летелье убедился, когда присутствовал на демонстрационных стрельбах в Куала Лумпуре. Там русские показали свои серийные разработки, и французский капрал два дня находился под впечатлением простоты и страшной убойной силы представленных для продажи образцов.

Сквозь открытый проем ангара Летелье увидел, как отъехала вбок створка главных ворот базы и на территорию стала втягиваться колонна крытых брезентом грузовиков.

Он бросил взгляд на часы.

Тринадцать пятнадцать.

Продукты на ближайшую неделю прибыли с аэродрома без опоздания. Шестнадцать грузовиков сейчас встанут рядком у центрального склада, а после обеда два взвода пехотинцев примутся их разгружать.

Но помимо ящиков с консервами, мешков круп, упаковок галет и макарон, коробок с другой провизией, на базу въехало семьдесят килограммов живого человеческого мяса, отягощенного тремя ножами, двумя стволами, килограммом динамита и чувством собственного достоинства. Обладатель всего этого уютно устроился под брезентом предпоследнего грузовика и рассчитывал пересидеть у французов пару дней, пока не утихнут его поиски в окрестностях Скопье.

К здоровенным воротам с флагами по обеим сторонам подкатила колонна.

Пока старший офицер бегал с документами на контрольно пропускной пункт, водитель и сопровождающий его рядовой из последнего грузовика отбежали отлить.

Рокотов пулей вылетел из канавы, где он сидел уже второй час в ожидании удобного случая, и забрался под нагретый солнцем брезент.

Лист надо прятать в лесу.

А диверсанту надо прятаться в самом центре вражеского логова, где никому не придет в голову его искать.

В грузовик Влад нырнул абсолютно спонтанно.

У него не было ни дальнейшего плана, ни мыслей о том, как он будет выбираться с охраняемой территории, как себя вести, если его вдруг обнаружат. Французский-то он более-менее знал, но что толку? Вряд ли офицеры и солдаты НАТО склонны беседовать с пойманным лазутчиком о поэзии или на другие отвлеченные темы. Скорее их будут интересовать цели визита и те, кто Влада сюда послал. Вперемежку с применением физических методов допроса.

Грузовик благополучно миновал ворота.

Биолог выглянул в узенькую щель и осмотрел проплывающий мимо пейзаж. Нельзя сказать, что ему все очень понравилось. Слишком много вооруженных людей, среди которых он в своем черном комбинезоне и с разрисованной мордой будет смотреться белой вороной. Французы все как на подбор были подтянуты, в рубашечках с короткими рукавами, на брюках стрелочки, ботинки блестят.

Грузовики развернулись и застыли задними бортами к стене какого-то строения. Водители высыпали из кабин, размяли ноги и направились через плац к двухэтажному каменному зданию.

Владислав высунулся из-под брезента, в любую секунду ожидая окрика.

Но вокруг стояла тишина.

Биолог вывалился на землю, присел на корточки и под прикрытием грузовиков протопал «гусиным шагом» до открытой двери.

Заглянул внутрь, оценил штабеля ящиков и юркнул в первый же узкий проход.

«Ага, продукты… Это мне подходит. Тут их десятки тонн, так что с голоду не умру. Теперь следует найти место, куда в ближайшие сутки не заглянут. Это несложно. Вон, хотя бы на верхушку этого штабеля…»

Рокотов еще раз прислушался и полез на возвышающийся вдоль стены ряд плоских и широких коробок.

Глава 13. НЕ ВСЕ ПОЛЕЗНО, ЧТО В РОТ ПОЛЕЗЛО.

Президент США очень любил показывать свою демократичность.

Поэтому практически каждое совещание, проходившее в Овальном кабинете, не было похоже на общение подчиненных с Первым Лицом в стране. Президент усаживал приглашенных за кофейный столик справа от окна, а сам пристраивался либо на диванчике, либо в отдельном кресле, если посетителей было более четырех человек.

Сотрудникам Секретной Службы сидеть было не положено. В начале своего первого срока демократичный Билли тщился изменить и эти порядки, но начальник охраны быстро объяснил Президенту, что в сидячем положении у агентов меньше возможностей для маневра, и они могут потерять драгоценные доли секунды, извлекая оружие в неудобной позе. Билли крепко задумался и к этой теме больше не возвращался.

С Государственным Секретарем Президент встречался обычно один на один. Иногда к ним присоединялись министры финансов и обороны или директор ЦРУ с заместителем по оперативной работе. Но в четырех случаях из пяти Госсекретарь обсуждала вопросы внешней политики с глазу на глаз с Главой Государства.

– …И мы сделаем вид, что сами удивлены тому, что русскому контингенту не досталось зоны ответственности, – закончила свою десятиминутную речь мадам Олбрайт. – Сошлемся на странную и неадекватную позицию европейцев и вызовем у Бориса очередной приступ недовольства Шредером и Шираком.

– Мы можем избежать ввода своего контингента? – поинтересовался Президент. – Или хотя бы пустить вперед кого-нибудь из европейцев?

– Очень сложно, – Госсекретарь задумчиво покачала головой. – Мы и так уже заставили Старый Свет раскошелиться на миллиард с мелочью для покрытия наших расходов по бомбардировкам. Если европейцы поймут, что мы идем вторым эшелоном, то могут затормозить буквально сразу, как пересекут границу Косова, и потребовать равноценного участия американских подразделений в авангарде. Фактически это будет означать полный провал. Один раз остановившаяся армия дальше не идет. По нашему совместному плану с британцами первыми идут непальские и бирманские стрелки, затем – морские пехотинцы США. А уже потом – немцы и французы. О голландцах я не говорю – они пойдут последними… На наиболее опасных участках мы обещали поддержку «Апачей» с аэродрома в городе Градец.

– Это там недавно был инцидент?

– Да. Но вопрос урегулирован. Двадцать вертолетов находятся в полной боевой готовности. Я вчера вечером разговаривала с командующим Корпусом морской пехоты. Он меня заверил, что все под полным контролем. Вертолеты готовы к выполнению задания в любой час.

– Хорошо, – кивнул Президент, – вы меня успокоили… Кто-нибудь, кроме России, еще выражает недовольство? Естественно, я имею в виду Европу, а не Китай. О нем мы поговорим позже.

– Пытается выступать белорусский диктатор, – криво усмехнулась мадам. – Но мы уже предприняли ряд шагов, чтобы заткнуть ему рот. Европарламент готовит очередную ноту протеста по поводу продления им полномочий Президента. Так что Лукашенко скоро будет чем заняться.

– Вы не перегибаете палку?

– Отнюдь нет. Мы заранее объявили, что не признаем законность проведения референдума в Белоруссии. Лукашенко намека не понял… Пусть теперь расхлебывает. – Олбрайт злобно насупилась. – Пошел бы на ограничение контактов с Москвой – жил бы спокойно. А он пытается играть в Саддама. По моему мнению, нам стоит усилить нажим через наших друзей, чтобы не только помешать договору с русскими, но и оторвать Лукашенко от общего оборонного пространства с Москвой. Тогда – мы сможем начать аналогичную «Решительной силе» операцию буквально через месяц. У Минска не хватит силенок, чтобы нам противостоять. Повод есть – нарушение прав человека. Местная оппозиция уже подготовила все документы…

– Сколько мы тратим на Белоруссию в год? – Президент открыл бутылочку с минеральной водой.

– Немного. Около десяти-двенадцати миллионов. Больше пока бессмысленно.

На Белоруссии Госдепартамент обкатывал новую схему расшатывания государственного механизма избранной для подчинения страны. Помимо дохленькой оппозиции, которая, кроме громких заявлений и малочисленных демонстраций, ни к чему не была способна, в Белоруссии действовали агенты влияния в хозяйственной сфере. Американцы сделали расчет на то, что белорусский Президент, который был немножечко идеалистом, не способен самолично контролировать все и всех. Поэтому был выбран ряд руководителей среднего звена, отстоящих от Лукашенко на десяток ступеней должностной лестницы и напрямую с ним не общавшихся. Часть этих хозяйственников согласилась поработать на благо заокеанского «партнера». Никакой опасности для исполнителей сотрудничество с Госдепом США не представляло. Они не совершали диверсий в общепринятом смысле, не выдавали государственных тайн, не призывали к изменению строя или свержению Президента. Просто выполняли свои прямые должностные обязанности, доводя исполнительское рвение до абсурда.

С белорусским лидером по-другому было нельзя. Молодой и спортивный Президент был полон сил, строго требовал со всех, включая себя, и не воспринимал чиновничьих оправданий. Не справился – изволь увольняться!

Это относилось ко всем без исключения, начиная со скотника на маленькой ферме и заканчивая премьер-министром и председателем центрального банка. Лукашенко не делал различии между работягой и чиновником, все были вынуждены играть по одним правилам. Существовала опасность, что маленькая республика поднимет свое хозяйство, встанет на ноги, сольется с Россией и ее примеру начнут следовать остальные осколки Союза.

Потому требовалось выставить белорусского лидера недотепой, диктатором и разрушителем собственной экономики. С воплями о диктатуре успешно справлялись горлопаны от оппозиции, образовавшие даже альтернативный парламент, и некоторые российские политиканы, находящиеся в вечном конфликте с любой властью, за что ежегодно получали на свои счета достаточно круглые суммы. К примеру, за выход из зала заседаний Государственной Думы во время визита Лукашенко в Россию лидер одной фракции поимел дом в Пасадене стоимостью в два с половиной миллиона долларов, а его три заместителя – по шикарной квартире в Мадриде. Демонстративный выход из зала Яблонского и компании был высоко оценен на Западе и в политическом плане, как «нежелание истинных демократов» мириться с режимом в Белоруссии. Еще немного – и к словам «белорусский режим» можно будет спокойно добавлять эпитет «кровавый».

Нанятые «хозяйственники» рьяно взялись за дело и буквально за полгода нанесли сельскохозяйственному сектору урон, сравнимый с засухой, мором и нашествием колорадского жука и саранчи, вместе взятыми. Перебои в поставках продовольствия стали нормой. Лукашенко никак не мог понять первопричину такого странного явления, а в Госдепартаменте радостно потирали руки. Первый этап прошел вполне успешно.

– Что вы думаете об идее союза русских, югославов и белорусов?

– Словоблудие, – самонадеянно заявила Олбрайт. – Ни одна из трех стран не готова к реальному объединению. Борис слишком стар, Милошевич у себя не может толком управлять, Лукашенко нелегитимен…

– Лукашенко нелегитимен только с точки зрения наших интересов, – напомнил Президент. – Как вы мне недавно докладывали, большинство русских и сербов считает его законно избранным руководителем. И с этой позиции его подпись на документах имеет большой вес.

– Над признанием неконституционности правления Лукашенко мы сейчас работаем. У русских осенью выборы в парламент… Надеюсь, что новые депутаты не поддержат союз с Белоруссией. Поближе ко времени выборов мы подбросим им убедительные материалы о преступлениях Лукашенко против демократии.

– Что именно?

– Исчезновения нескольких журналистов и нелояльных режиму чиновников. Вопрос о вывозе их через Литву уже проработан. Это очень сильный козырь…

Президент щелкнул пальцами.

– Помните, вы мне говорили о русском, который работает на радио «Свобода» и выполняет деликатную миссию в Чечне?

– Мистер Мужицкий? Конечно, помню. Вы хотите, чтобы он отправился в Белоруссию и там пропал?

– Резонанс получился бы хороший, – Президент потер пальцами гладко выбритый подбородок. – У нас его знают, человек прошел горячие точки… И русские журналисты подняли бы крик.

– Я бы не советовала посылать именно мистера Мужицкого, – мягко не согласилась мадам. – В этом случае мы оголим, кавказское направление. У Мужицкого налаженные связи с чеченскими лидерами. Не хотелось бы перебрасывать в Белоруссию столь ценного агента.

И Президент, и Госсекретарь знали, что репортер радиостанции «Свобода», помимо своей основной работы по сбору материала и побочного промысла в виде съемок «натурального садо-видео», исполнял поручения по доставке боевикам современного оружия из Пакистана и Турции. Но вслух такие вещи не обсуждают даже в защищенном от посторонних ушей кабинете.

– Что ж, – американский Президент развел руками, – если он нужен нам на Кавказе, пусть остается.

– Помимо него есть пять или шесть кандидатов, – Госсекретарь отложила в сторону лист с фамилиями, – все они готовы. Лукашенко не сможет оправдаться. Европарламент примет специальное постановление об отзыве послов, и диктатор, останется в изоляции. Одновременно с этим мы усилим нажим на Россию. Международный Валютный Фонд откажет в очередном кредите и пошлет спецкомиссию для тотальной проверки исполнения статей бюджета. Повод – разбирательство с Нью-Йоркским Банком… Если русские не изменят своего отношения к Лукашенко, то останутся с дырой в кармане.

Госсекретарь говорила уверенно, ибо раньше такая методика общения с Москвой всегда приводила к нужному результату.

– Вы уже говорили с новым премьером?

– Пока нет. Он принимает дела, и трогать его сейчас не стоит. Давайте подождем еще несколько дней. Тэлбот доложит, когда русский премьер будет готов к диалогу… По мнению наших аналитиков, с ним будет несколько сложнее, чем с предыдущим. Кроме того, на него имеет большое влияние Секретарь русского Совета Безопасности. Сейчас в Москве складывается альянс между спецслужбами и правительством. Экс-премьер не смог помешать этому процессу… Причем Секретарь Совета Безопасности до сих пор возглавляет их федеральную разведку и способен серьезно осложнить жизнь нашим друзьям.

– Я знаком с его досье. – кивнул Президент.

– Считаю, что ситуация прояснится с первым выступлением нового премьера по событиям на Балканах. Тогда станет понятно, куда склоняется русская власть. Естественно, резкой смены курса ждать не следует, премьер не пойдет против общественного мнения и осудит бомбардировки, но могут быть нюансы. Он дружен с Яблонским и Ковалевым, а те докладывали, что однозначного мнения в отношении Милошевича у него нет.

Президент выпятил нижнюю губу и минуту помолчал.

– Пусть Тэлбот с ним встретится и обсудит проблему Косова.

– Понятно, – Олбрайт пометила в блокноте распоряжение Президента.

– С Россией все… Давайте перейдем к новой инициативе в отношении восточноевропейских стран. Вы подготовили основные критерии оценки их пригодности к вхождению в Евросоюз и НАТО?

Госсекретарь зашуршала бумагами.

Под руководством пузатенького француза с тремя желтыми нашивками на рукаве солдаты быстро разгрузили ящики и мешки и сложили их в соответствующие штабеля.

С шестиметровой высоты Влад видел все до мельчайших деталей и отметил, что выводивший последним пузан включил сигнализацию на дверях. К счастью, внутри помещения не было объемных датчиков, иначе до самого утра Рокотову пришлось бы сохранять абсолютную неподвижность. Он бы, конечно, выдержал, но изрядно бы помучился.

Когда глаза привыкли к наступившей темноте. Биолог осторожно сполз на пол и как кошка обследовал склад, заглянув во все уголки и щели.

Осмотр его удовлетворил.

Ответственный за хранение продуктов француз оказался большим педантом, так что обнаружить места складирования неприкосновенного запаса оказалось делом пустяковым. Везде висели соответствующие бирочки и указатели, на которых крупными буквами были написаны названия продуктов, время доставки и срок годности.

Также на складе присутствовали биотуалет и маленькая комнатка с раковиной, холодильником и микроволновой печью.

«Царские условия! – обрадовался Владислав, привыкший за последние недели к гораздо меньшему комфорту. Если честно сказать, то он рассчитывал только на туалет, являющийся обязательным атрибутом любого западного склада. – Тут можно месяц прожить. Жратвы полно, вода есть, умыться можно, даже ароматическая туалетная бумага в наличии. Розовая… Узнаю французов! Изящество и скрытая эротичность во всем. – Биолог присел на застеленную койку. – Буду уходить, надо не забыть поправить покрывало… Итак, что мы имеем? От погони я благополучно ушел. Это плюс. Да еще какой! Теперь минус – я внутри периметра охраняемой военной базы. Выбраться наружу иногда сложнее, чем попасть внутрь. От забора мы проехали метров четыреста. Так, слева плац, за ним – кирпичное здание… Больше ничего я рассмотреть не успел. Да, и кусты! Это важно. Как никак укрытие. Не придется бегать по простреливаемому со всех сторон пространству. Денек тут пересидеть еще придется…»

Рокотов поднялся и тщательно проверил все углы и стены комнатки.

«Окон и щелей нет. Что ж, попробуем включить свет…»

Маленькая лампа осветила каморку.

– Нормально, – сказал Влад по-русски и прокашлялся.

«Так без общения говорить разучишься. Атрофируются голосовые связки, и пиши пропало… Ничего, наговорюсь дома. С друзьями…»

Оптимизма Рокотову было не занимать.

Биолог отодвинул на край стола настольную лампу с розовым, в тон туалетной бумаге, абажуром и выгрузил из холодильника гору продуктов.

Аккуратно орудуя ножом, он отделил по маленькому кусочку от всего, чтобы не вызвать подозрений у владельца провизии. На тарелке, снятой с сушильной полки над раковиной, образовалась гора ломтиков сыра, колбас и холодца. Сбоку лежали дольки фруктов.

«Приступим! – Влад потер руки. – Давненько я так не заправлялся…»

Умяв съестное, Рокотов вымыл тарелку, похлопал себя по животу и выкурил сигарету, предварительно убедившись в наличии пепельницы и отсутствии датчика пожарной сигнализации. Начальник склада курил крепкий «Житан», если судить по оставленным окуркам.

На полочке перед раковиной обнаружились бритвенные принадлежности и зубная щетка с пастой.

Мысленно извинившись перед незнакомым французом, биолог воспользовался помазком и «жиллетом». Щетка у него была своя.

Брился Влад не зря. Так или иначе в самое ближайшее время ему предстоял выход в свет, и наличие щетины могло серьезно осложнить контакт с полицейскими или мирными македонцами. Гладко выбритый человек внушает большее доверие, чем рожа в стиле «мерзавец». Требуется учитывать каждую мелочь и набирать очки по любой позиции, способной хоть немного улучшить существование. На мелочах в основном и прокалываются.

Побрившись и оглядев себя в маленьком зеркале, Рокотов остался доволен. Лицо у него было достаточно располагающим, без нависающих надбровных дуг и шрамов. Тонкий нос, четко очерченный рот, длинные ресницы, большие глаза, гладкая кожа.

«Мечта педераста, – ухмыльнулся биолог и показал себе язык. – Хорошо, что меня Элена подстригла… Причесон аккуратный, если придется переодеваться в военную форму, то вполне сойдет…»

Откуда-то из за ящиков послышался шорох. Дверь каморки Рокотов за собой не закрывал, чтобы контролировать все пространство склада.

Влад быстро погасил свет и выставил в проем ствол «Хеклер-Коха».

Еле видимая в полумраке, по проходу между штабелями неспешно проследовала жирная крыса…

При входе в Балтийское море погода резко изменилась. Подул противный пронизывающий ветер, началась качка и заморосил мелкий дождь.

Но чеченцы отказались уйти с палубы, несмотря на приготовленную для них каюту и настоятельные предложения капитана.

Вместо этого они провозились почти целый день и установили над своими шезлонгами полупрозрачный навес из толстого полиэтилена. Импровизированная палатка крепилась на рейках, позаимствованных у боцмана, и была крепко принайтовлена тонкими шнурами к леерам[65]65
  Леер – ограждение у борта судна.


[Закрыть]. Вход в убежище располагался точно напротив охраняемого контейнера.

До финала оставались считанные дни.

Султан уже довольно жмурился и прикидывал, на что потратит обещанные за выполнение задачи деньги. Арби был более сдержан. Ему предстояло изыскать удобное место и время, чтобы отправить младшего на прямую аудиенцию к Аллаху. Вернее, не к Аллаху, а к иблисам, ибо подобного Султану ублюдка никто из стражей божественных ворот и близко не подпустил бы к трону Всевышнего. Отправили бы прямым рейсом в геенну, и все дела. А там как во внутренней тюрьме ФСБ – сколько ни возмущайся, не поможет.

Арби по радиотелефону связался с встречающими и объявил расчетное время прибытия: двадцатое мая тысяча девятьсот девяносто девятого года. Ровно через месяц, двадцатого июня, боеголовка должна была выполнить свою миссию и поднять ядерный гриб над северной столицей России.

Никто никого не собирался шантажировать.

Атомная бомба предназначалась для непосредственного использования в соответствии со своим главным предназначением.

Для инициации заряда уже все было готово.

На одном из военных заводов за сумму в сто пятьдесят тысяч долларов закупили новейшие криотронные переключатели со встроенными детонаторами. Их должны были установить на место извлеченных из внешней оболочки схем, которые реагировали только на многократно подтвержденные команды боевого компьютера. И тогда взрыв переподчинялся ловким рукам исполнителей.

Место закладки еще не определили.

Пока не было точно известно, куда именно направится персона, должная сгинуть в эпицентре плазменного шара. Она прибывала в Питер девятнадцатого июня, а убывала двадцать первого. Программа визита была закрыта от широкой общественности, но деньги могут творить чудеса.

И за две недели до приезда персоны один из служащих канцелярии передаст своему приятелю копию расписания. Якобы для того, чтобы можно было взять незапланированное интервью. А потом, еще до отъезда персоны из Москвы, чиновник должен был погибнуть в случайной автокатастрофе. Во избежание недоразумений.

И чиновник, и его приятель журналист, и курьер, который доставит ксерокопию от журналиста к заказчику, – все они были русскими. И их нисколько бы не смутило, если бы они узнали, что работают на террористов. Единственное, к чему привело бы подобное знание, так это к требованиям увеличить гонорар и заплатить вперед. Вот и все. О безопасности страны, соучастии в убийстве тысяч людей или прочей гуманитарно-патриотической ерунде ни один из них даже не задумался бы. Зачем, если за час работы получаешь сто двести тысяч «зеленых»? Деньги не пахнут, а на них можно купить массу красивых и нужных вещей, обладание которыми изрядно притупит возможное чувство вины. Даже не вины, а легкого неудобства, связанного с тем, что после получения гонорара обязательно появляются разные неприятные мысли. О том, что продешевил, что можно было потребовать и получить больше, что другие в твоем возрасте уже раскатывают на «роллс-ройсах», что у соседа квартира больше и шея толще…