Текст книги "Косово поле. Балканы"

– Ну, в честности ментов я на собственном опыте убедился, – Вознесенский откусил кончик эклера, – но моему делу это не в помощь. Все на точке замерзания.

– Это подозрительно, – серьезно сказал Димон. – Значит, готовится подлянка… Слушай, а на тебя уроды из консульства выйти не пытались?

– Нет.

– Так-так-так… – верзила потеребил пальцами подбородок, – ясненько.

– А почему ты спрашиваешь? – Иван недоуменно уставился на приятеля.

– Анализирую… Странно, что за месяц никаких сдвигов ни в ту, ни в другую сторону. Это не совсем обычно.

Вознесенский не был склонен отмахиваться от слов Димона. Тот как-никак обладал хорошим чутьем и огромным опытом. Как-никак шесть лет он ходил по лезвию бритвы, добывая себе кусок хлеба «разводками», «стрелками» и «терками». На его мнение можно было полагаться. Если говорит, что ситуация ему не нравится, значит, так оно и есть.

– Ты за собой «хвоста» не видел?

– По-моему, нет, – Вознесенский почесал затылок, – но ведь я в этом ничего не понимаю. И специально не приглядывался.

– Придется приглядеться. Что то больно легко тебя в покое оставили… – браток обвел внимательным взглядом зал кафетерия, чуть задержался на маленьком кавказце, что-то оживленно обсуждающем с седым мужчиной в серо-зеленой форме таможенника, и повернулся к Ивану. – Своей цели они не достигли. Это факт. Задача – была тебя проучить, чтобы ты заткнулся, но ты продолжаешь и статьи о Югославии писать, и по телевидению выступать, и прочее. Значит, в самое ближайшее время они попробуют попытку повторить. Теперь уже наверняка… Ну, убить не убьют, но покалечить могут.

– Ты серьезно?

– Куда уж серьезнее.

– И что же мне делать?

– Первое – просечь поляну. Отсмотреть подходы к дому, чужие машины, группы незнакомых людей… Сбить свой график, чтобы не было периодичности. Чужие «глаза» засекаются довольно просто. У тебя, как я помню, с лестницы есть вход в подвал…

– Верно.

– Проверь, закрыт ли он. Если нет – купи замок и закрой сам. – Димон нахмурился и еще раз обернулся на кавказца с таможенником: – Черт, где-то я его видел… Ладно, не суть. Дальше – стрелять они не будут. Сымитируют нападение бакланов[40]40
  Баклан (жарг.) – хулиган.


[Закрыть]. Даже могут ограбить для вида.

— У меня есть газовая пушка.

– Брось, – отмахнулся Димон, – газовик – это туфта… На случай нападения должно быть что-то посерьезнее. Причем такое, что не подходит под статью.

– Молоток?

– Ага! С гвоздями. Чтоб в лоб забить! – хмыкнул верзила. – Нет, не молоток. Слушай сюда. Идешь в обычный хозяйственный магазин и покупаешь…

Несмотря на запредельные цены в заведении, таможенник взял себе перекусить не стесняясь. Все равно платит не он, а этот маленький чеченец. Ему нужен разговор, так пусть соизволит раскошеливаться.

Абу безропотно отдал на кассе триста шестьдесят рублей, заказав себе всего лишь стакан сока. Хотя и тот стоил полтинник.

– Как здоровье? – вежливо поинтересовался Бачараев, глядя на жующего мясо визави. Просто так спросил, чтоб разговор поддержать.

Таможенник что-то промычал и помахал вилкой. Мол, в порядке все со здоровьем.

– Товар жду, – Абу перешел к теме беседы.

– Угу, – таможенник понимающе кивнул, продолжая набивать рот.

– Надо ускорить…

– Что ускорить?

– Растаможку, да? – Бачараев бросил опасливый взгляд через плечо. За соседним столиком в углу расположились какой-то бритоголовый бугай с молодым человеком в светлом деловом костюме. Бугай что-то весомо втолковывал собеседнику, рассекая воздух широченной ладонью.

– И в чем проблема? – нервозность коммерсанта не ускользнула от внимания госслужащего. Значит, с товаром не все в порядке. Соответственно, обычный навар удваивается. А то и утраивается.

Таможенник мысленно улыбнулся.

– Нет проблем, да? Просто ждать не хотим… Товар идет хорошо, а ваши его могут месяц на причале продержать. Зачем деньги терять?

– Что за товар?

– Оливки, – Абу причмокнул пухлыми губами, – из Греции…

«Странно», – подумал таможенник. Оливки, конечно, товар ходовой, но не до такой степени, чтобы доплачивать за растаможивание сверх обычной суммы. Жестяные банки могут простоять на складах и полгода, ничего с ними не случится.

– Смотри у меня, – таможенник погрозил Бачараеву пальцем. – Если это наркота, то я вас прикрывать не буду. Свобода дороже.

– О чем говоришь, да? Какая наркота-шмаркота? – чеченец закатил глаза. – Траву и опий с Кавказа возят, а не из Греции. Зачем сложно делать, если можно просто?

В словах коммерсанта был резон. Действительно, волочь наркотики из-за границы было глупо. Своих навалом. Тем более что Питер был перевалочным пунктом транзита из Азии в Европу, а не наоборот. Пустить груз из Греции в Россию означало пойти против основного потока и испортить бизнес местным кланам.

Внешне невозмутимый таможенник быстро соображал. Если не наркотики, то все равно что-то запрещенное. Или не запрещенное, но то, за что таможня вломит сбор, напрочь исключающий хорошую прибыль. Так и так контрабанда. Иначе Абу не стал бы назначать встречу, лично беседовать и кормить обедом, а прислал бы своего помощника с обычным конвертом с парой сотен баксов.

– Партия большая?

– Двадцать тысяч банок, – сообщил Бачараев, – клиенты уже есть…

– Штука, – решился таможенник, назвав пятикратный гонорар. При умелой торговле можно было снизиться до пятисот. – Но часть сборов все равно придется заплатить через кассу…

– Нет вопросов, – неожиданно легко согласился Абу, – мы можем даже все сборы оплатить, да? Время дороже. Дешево брали, с хорошим наваром отдаем.

Чиновник пожалел, что назвал всего тысячу, а не две. Или даже не три. Судя по настроению чеченского бизнесмена, он был готов заплатить столько, сколько скажут. Но давать обратный ход было уже поздно. Лучше сейчас тысячу и через месяц тысячу, чем ничего. Жадность порождает бедность. С таможенниками, пробовавшими менять условия на ходу, происходили самые неприятные вещи – от обнаружения их с рельсом на ногах во глубине Коркинских озер до ареста в момент получения взятки. Что было страшнее, каждый решал для себя сам. Иногда с чиновниками обходились мягче. Переставали платить, обрывали контакты, предупреждали других бизнесменов – и буквально через полгода служака, через которого шли только легальные грузы, превращался в полуголодное нервное существо в засаленной форме, приезжающее на работу на общественном транспорте, живущее в коммуналке вместе с тещей и парой тройкой сопливых детей и с тоской поглядывающее на сверкающие лаком «паджеро» и «лэндкраузеры» сытых и довольных жизнью сослуживцев.

Бачараев остался доволен. На оплату услуг по быстрой растаможке ему выделили десять тысяч «зеленых» и сказали, что он может взять еще, если потребуется. Тысяча чиновнику, столько же – на официальный сбор. В сухом остатке – восемьдесят стодолларовых купюр, которыми Абу распорядится по собственному усмотрению. Купит хорошей водки, закажет девочек, оплатит ремонт кабинета.

А что придет в Россию под видом оливок, коммерсанта интересовало в последнюю очередь. Община сказала: «надо» – бизнесмен ответил: «есть»! Меньше знаешь – дольше живешь.

Абу облизал пухлые губы, достал бумажник и отсчитал таможеннику его долю. Тот принял деньги не таясь, как само собой разумеющееся.

Путь до дома Богдана занял всего десять минут.

Владислав смыл краску с лица, побрился, переоделся в песочные хлопковые штаны, сине-желтую гавайскую рубаху навыпуск, из своих вещей оставил лишь черные кроссовки и заткнул за пояс «Чешску Зброевку». Сунул в карман нож, а за остальным оружием должен был вечером подъехать Киро на своих «Жигулях», в которых был оборудован тайник под охотничье снаряжение. В свободное время мороженщик баловался браконьерством.

Деньги, бриллианты и паспорт кипрского гражданина Рокотов сложил в полиэтиленовый пакет, который сунул подмышку. Мылся и переодевался он в одиночестве в крошечном туалете ангара, так что его новые друзья не видели, что именно русский биолог складывает в пакет. И тактично не интересовались.

Пройдя по обсаженной абрикосовыми деревьями улочке, группа молодежи свернула в тупичок и оказалась перед массивными коваными воротами, за которыми открывался тенистый двор со стоящим по центру двухэтажным коттеджем из белого кирпича.

По дороге им встретилась всего одна женщина, занятая на цветочных грядках. Элена тут же пристала к ней с каким-то вопросом, в разговор вступил Ристо, и Влад, прикрываемый с боков Киро и Богданом, незаметно миновал опасный участок. Женщина оживленно обсудила с Эленой цену на луковицы тюльпанов, не обратив внимания на прошедшую мимо троицу.

У ворот Ристо, Элена и Киро простились с Богданом и Владом, пообещав заскочить вечерком, попить чаю или вина и поговорить. Заодно Киро привезет сумку с оружием.

Во дворе было тихо и сумрачно. С обоих сторон дом окружали несколько кленов, почти закрывавших небо своими огромными кронами. Возле будки у крыльца сидел пес и внимательно наблюдал за вошедшими.

Рокотов остановился.

Что такое охранная собака на Балканах, он хорошо знал. Зверюга весом под центнер, метр в холке и с характером давно не кормленного аллигатора. Короткие уши, густая темная шерсть, черная «маска» на морде, внимательные глаза и клыки сантиметров по пять. Жуткая помесь турецких и кавказских пород овчарок. Почти не лают, никого, кроме хозяина, не признают и норовят вцепиться в горло. При этом бегают со скоростью курьерского поезда. И ничего не боятся.

– Хороший песик, – неуверенно заявил Владислав, опасливо оглядывая неподвижного, как изваяние, пса. – Богдан, а это не чучело?

Македонец запер за собой ворота и обернулся.

– Нет. Это Гром. Мне его в Сербии друзья подарили, четыре года назад. Не бойся, он без команды не бросается.

– Хотелось бы верить…

– Гром, мальчик, иди сюда, – пес наклонил голову влево, но с места не тронулся. – Ну, не барань!

Кобель наклонил голову в другую сторону.

– Вот характер! – Богдан присел на корточки. – Иди ко мне немедленно!

Пес сорвался с места, в три прыжка пересек двор и прижал лобастую голову к груди хозяина. Влада будто не существовало. Пушистый хвост молотил воздух. Гром заурчал, подставляя уши, чтобы их почесали.

– Дай руку, – попросил Богдан.

Влад протянул ладонь. Македонец сунул ее под нос суетящегося пса.

– Свои, Гром, свои… На, понюхай! – Кобель ткнулся носом в ладонь биолога, шумно втянул воздух и снова переключился на хозяина.

– Все, – Богдан поднялся.

– Так быстро?

– А дольше не надо. Гром все прекрасно понимает. У этой породы охранные инстинкты заложены на подсознательном уровне. Практически ничему не следует обучать. Главное – не мешать. Гром сам вырабатывает стратегию защиты дома и меня… Все, место!

Пес затрусил обратно к конуре.

– А как же команды? – спросил Влад.

– Естественно, простой курс подготовки мы с ним прошли. У меня дядька кинолог в полицейском управлении, так что с ним занимались. Но недолго. Занятий пять или шесть, – македонец с нежностью посмотрел на опять застывшего пса, – больше ему не потребовалось. А в остальном он ведет себя так, как ему хочется. Я не мешаю.

– Нормально.

– Давай, проходи в дом…

Жилище у Богдана было под стать хозяину. Ничего лишнего, на первом этаже – огромная гостиная, совмещенная с кухней, которую отделяла от основного помещения барная стойка. Наверх вела винтовая лестница.

– Там спальня, кабинет и комната для гостей, – хозяин ткнул рукой в потолок, – занимай любую.

– Тогда гостевую, – решил Рокотов, не желая обременять македонца. – Ты живешь один?

– Да.

Богдан опустил глаза. Пять лет назад у него были и жена, и двое маленьких дочерей. Двух и четырех лет. Но жизни было угодно распорядиться так, что они оказались в поезде, остановленном для проверки отрядом хорватского народного ополчения. Жена Богдана, сербка по национальности, возвращалась домой от родственников из Сараево. Как усташи оказались в Боснии, потом так и не выяснилось.

Тела родных македонец опознал только через неделю, когда двадцать семь трупов расстрелянных сербов доставили на грузовике в Приеполе[41]41
  Приеполе – город в Сербии.


[Закрыть].

Правительство Боснии и Герцеговины ничем в расследовании помочь не могло. Вернее, не хотело. Убитые сербы не интересовали ни боснийцев, ни сотрудников международных гуманитарных организаций. Если б на их месте были хорваты или албанцы – тогда другое дело. А так – составили акт о нападении «неизвестных», перевели поездную бригаду на другую ветку, подчистили документы и попросили командира отряда усташей вести себя осторожнее. Если и убивать сербов, то желательно незаметно. Или хотя бы прятать трупы, а не оставлять их на насыпи на всеобщее обозрение.

Переживания какого-то там македонца тоже никого не волновали. Не надо было брать в жены сербку!

От горя Богдан чуть не покончил с собой. Но взял себя в руки и спустя три дня после опознания убитых жены и детей уже маршировал по плацу в составе первого взвода третьей роты «Тигров». У многих его товарищей были похожие судьбы.

Он воевал три года, вызываясь на самые опасные задания. Иногда самому Желько Ражнятовичу приходилось запрещать Богдану идти на операцию. Аркан не хотел, чтобы македонец умер от перенапряжения и отсутствия отдыха. Ибо каждый боец для командира «Тигров» был как брат. В случае гибели солдата Желько лично, никому не передоверяя, ехал к родственникам, организовывал похороны и нес гроб. А потом обеспечивал семью всем необходимым.

Влад заметил, как потемнело лицо его нового друга, и сжал губы.

«Черт! Думай, когда задаешь вопросы…»

– Извини, – Рокотов положил руку на плечо македонца, – я ведь не знал.

– Ладно, – еле слышно прошептал Богдан, – пойдем, я покажу тебе комнату…

Майор Бобровский прикрепил к стенду развернутый рулон распечатки и отметил на нем несколько точек. Потом повернулся к столу и в задумчивости начал листать справочник.

В бункере Главного Разведывательного Управления в Собинке кипела работа. Все материалы, так или иначе – связанные с Югославией, стекались в руки двум старшим аналитикам. Бобровский и капитан Сухомлинов по только им понятным аналогиям классифицировали приходящие сведения и раз в неделю выдавали примерный прогноз развития событий. Затем из сверхсекретного документа убирались ненужные гражданским лицам подробности, и в выхолощенном виде он поступал в Министерство иностранных дел.

Совершенно естественно, что операцией на Балканах занимались не только эти два офицера. В других подземных бункерах сидели аналогичные группы. Но Бобровский с Сухомлиновым были лучшими.

– Сережа, – майор положил книгу на стол, – ты не помнишь характеристик «Дефендера»?

– Какого именно?

– Английского «а-е-дабл ю».

– Примерно. – Сухомлинов потянулся, не вставая с кресла.

– На каком расстоянии он сечет цели?

– Та-ак, – капитан наморщил лоб, – радиолокационная станция у него работает на трехсантиметровых волнах… Соответственно, в режиме обзора верхней полусферы – до двухсот километров, в режиме нижней – километров сто – сто двадцать. При морской разведке несколько дальше, но не намного. Цели типа эсминец и крупнее – до двухсот пятидесяти – двухсот девяноста.

– А танки?

– Танки вообще не может, – удивился капитан. – Станция «Скаймастер» по наземным целям не работает. А что случилось?

– Бред, как обычно… Натовцы врезали бомбами по объекту, обнаруженному с «Дефендера». Вот распечатка, – Бобровский ткнул пальцем в отмеченную красным маркером строку, – якобы по танковой колонне.

Сухомлинов сощурился, читая текст.

– Ерунда какая-то. У «Дефендера» дальность действия меньше, чем расстояние от этой точки до ближайшего аэродрома. Это наш перехват?

– Нет. Вернее, не совсем перехват… Кусок из интернет – сообщения. Скачали с сервера НАТО в Брюсселе. Матвеев и его группа.

– Ага… В официальный пресс-релиз вошло?

– Да. Без данных разведки, разумеется. Джеми Шеа сообщил, что сегодня утром доблестные пилоты нанесли удар по югославской технике, которую те прятали среди беженцев. Выразил сожаление по невинно убиенным.

– Юги пока ничего не сообщали?

– Не-а, – Бобровский налил себе кофе. – По их данным, в этом районе вообще нет военной техники.

– Смысл?

– Не пускают албанцев в Сербию.

– Идиоты. В Сербию уже ушло тысяч триста косоваров. Плюс-минус сто двести человек ничего не решают. Тут что-то другое…

– Провокация?

– Вероятно, – Сухомлинов почесал ухо, – но не сейчас, а на будущее. Смотри, как получается. Сообщение короткое, без обычных подробностей… Только для того, чтобы зафиксировать факт удара. Якобы разгромлена колонна бронетехники. Ни сколько машин, ни тип, ни количество убитых – ничего. Отметочка на карте. А через месяц-другой можно будет сказать, что именно в этом месте злобные югославы вырезали караван беженцев. Типа: НАТО бомбило, но не успело предотвратить бойню… Логично?

– Логично, – согласился майор. – Делаем специальный абзац в докладе?

– Думаю, да. Пусть наш МИД запросит подробности. И по реакции определимся дальше…

Диверсионная группа УЧК налетела на два грузовика, перевозивших раненых, перед самым закатом. Наплевав на белые полотнища с красными крестами, закрепленные по бортам, на то, что из десяти врачей только один был сербом, а остальные – швейцарцами и аргентинцами, на то, что перевозили не солдат, а покалеченных при авианалете мирных жителей, половина из которых была албанцами.

Приказ об усилении активности и преследовании транспорта с красным крестом пришел из Вашингтона. Мадлен Олбрайт после тщательного ознакомления с подробностями боевых действий на территории Косова пришла к выводу, что минусом косоваров является их недостаточная жестокость. Из чего Госсекретарь США вывела сие утверждение, осталось за кадром. Возможно, ее недовольство объяснялось отсутствием сдвигов в войне.

Так или иначе, циркуляр под номером 99/347 – AM B/X81[42]42
  Реальный документ, проходящий в файлах Госдепа США под грифом «Top secret».


[Закрыть] появился на свет. Документ имел несколько степеней защиты и несколько вариантов доступа. Причем к каждой странице требовался свой допуск.

Самым сложным было узнать, кто именно из чиновников поставил под циркуляром свою подпись.

Руководство УЧК приняло распоряжение заокеанской подруги к сведению и отправило в Косово десяток мобильных групп, которые должны были искать и уничтожать все, имеющее отношение к медицине. Транспорт, госпитали, врачей и аптеки. За каждую удачную операцию бойцам полагалась крупная премия, проходившая через специальный фонд Министерства финансов США как «расходы на психологическую реабилитацию жертв этнических чисток»…

Но ни Госсекретарь, ни ее приближенные, ни Хашим Тачи со товарищи, ни рядовые бойцы УЧК не учли одного – скромного компьютерщика из службы технического обеспечения Агентства Национальной Безопасности. На АНБ замкнуты все мультимедийные приложения и сайты госучреждений США. И не все работники этой системы разделяют позицию руководства страны.

Увидев на экране своего «Макинтоша» черновой вариант документа, компьютерщик озверел. И спустя два часа на личный номер заместителя начальника генерального Штаба Армии СРЮ пришел факс, представляющий собой копию распоряжения Олбрайт. Югославский генерал, помимо того, что доложил Верховному Главнокомандующему, переслал документ Аркану.

Для страховки.

Ибо президент Милошевич не всегда оперативно реагировал даже на самые срочные сообщения. Сказывалась партийная привычка к многочасовым консультациям, – бюрократическая машина Югославии раскручивалась, как несмазанное колесо. Иногда от момента получения важных сведений до момента принятия решения проходили недели.

Желько Ражнятович долго не думал, предпочитая соображать на ходу и сразу принимать все меры предосторожности…

Как только из-за кустов вдоль дороги ударила первая автоматная очередь, брезент в кузовах откинулся. Раненые и врачи были надежно защищены трехсантиметровыми стальными листами, а над их головами возвышались спаренные ПКТ[43]43
  ПКТ – пулемет крупнокалиберный танковый.


[Закрыть], прикрытые кевларовыми чехлами.

По вскочившим во весь рост албанцам ударили двадцатимиллиметровые свинцовые болванки, рассчитанные на поражение вертолетов и разрывающие пополам мягкое человеческое тело. По внутренней поверхности кузовов зазвенели отлетающие гильзы. Шквал огня прошел по обочине, перепахал все на расстоянии ста метров от дороги и вернулся обратно, перемолов неподвижные обрубки, оставшиеся от диверсионной группы. Сербский лейтенант предпочитал не рисковать понапрасну.

Восемь стволов задымились.

Билан Велитанлич оторвался от рукоятей пулемета и вопросительно посмотрел на командира.

– Готово, – лейтенант постучал по крыше кабины. – Поехали дальше…

Последняя группа косоваров из десяти осталась валяться у дороги в качестве корма для ворон и мелких грызунов из соседней рощи.

На железные дуги вновь натянули брезент, и грузовики двинулись дальше. Приманка работала безотказно.

Содержимое полиэтиленового мешка Владислав засунул за книги в шкафу своей комнаты. Пистолет выложил на подоконник и спустился вниз уже без оружия. Освежившийся под душем, с торчащими во все стороны мокрыми волосами и довольной физиономией.

Жизнь опять повернулась к нему своей хорошей стороной.

Богдан хлопотал на кухне, выкладывая из огромного холодильника продукты.

– Чего это ты? – заинтересовался Рокотов.

– Надо обед готовить…

– Брось! Меня Киро накормил. Тем более что за последние недели я привык есть по чуть-чуть. Ты кофе обещал.

– Сейчас… Ты точно есть не хочешь? – Понятие о гостеприимстве у всех славян одно и то же. Полный стол, украшенный батареей бутылок, запеченый целиком поросенок, горы закусок, котел с рассыпчатой вареной картошкой. Хотя в каждой стране существуют и свои фирменные примочки – вроде обязательного эмалированного таза с винегретом, без которого не обходится ни одно застолье в России. И в который так удобно падать лицом.

– Точно, – биолог окинул взглядом заваленный продуктами стол. – Тут роту накормить можно.

– Тогда это на ужин, – решил Богдан. – Что ты хочешь к кофе?

– Сахар, сливки и сигарету. Больше ничего.

– А печенье? Или бутерброды какие? – не успокаивался македонец.

– Фу ты ну‑ты! – по-русски сказал Владислав и вновь перешел на сербский: – Что мне с тобой делать? Я действительно хочу только кофе.

– Ладно, – согласился Богдан, вынимая чашки из подвесного шкафчика, – кофе так кофе. Хотя от печенья ты зря отказался.

– Ну ты – зануда! – развеселился Рокотов. – Хуже, чем я.

– Радуйся, что ты не у Киро в гостях, – заметил хозяин дома, – там бы ты так просто не отмазался. Сидел бы сейчас с жареным гусем в руках. А над душой стояли бы два десятка его родственников, и каждый – с подносом. А во дворе бы резали барана… На вечер.

– Кстати, Киро не проговорится?

– Ни в коем случае, – абсолютно серьезно заявил Богдан. – Никто из нас слова не скажет. Если б я не был уверен в Киро, то не взял бы его с собой. Мы с ним пятнадцать лет дружим. С Ристо – десять. Эти мужики никогда никого не сдавали и не сдадут. Железно.

– Только я прошу тебя – больше никого не посвящай в мою проблему. Я не в смысле недоверия, а потому, что не хочу никому сложностей…

– Хорошо, – легко согласился македонец, – но это только в том случае, если нам не нужна будет помощь.

– Решать, конечно, тебе, – Влад размешал сахар и сделал первый глоток. – Но помни, что может быть с вами, если узнают о вашей помощи мне. Особенно после того, как я протаранил полицейский вертолет.

– Пилот остался жив, – сообщил Богдан, – только ноги поломал. Так что в убийстве полицейского тебя никто не обвинит. А все остальное – ерунда. Если б не наши проститутки в правительстве, македонская армия сейчас бы жгла албанские города.

– Да не выход это, – вздохнул Рокотов, – не решение проблемы… Из-за кучки ублюдков нельзя расправляться с народом. Я хоть тут и не живу, но насмотрелся достаточно. Есть и нормальные албанцы, и сволочи сербы. Все бывает. Вон, месяца полтора назад я вытащил одного мальчишку…

Богдан подпер голову рукой и приготовился слушать.