Текст книги "Незнакомец"

Глава 5

Последний в жизни рассвет. Он стоял на улице и смотрел в небо. Звездная пыль тонула в ослепительном блеске восходящего солнца. Белый свет сегодня был по-особенному красив. Его теплый свет, словно разлитое молоко, растекался по миру, купая всё вокруг в собственных лучах, вдыхая новую жизнь, новые силы, новую надежду во всё сущее. Какая красота! В этом утреннем свете даже обшарпанные фасады зданий казались аккуратными, и их обыденный вид отдавал чем-то сказочным. Дорога в свете казалась ему подарком. Подарком на прощание. И он шёл на этот свет, глядя вперёд. Без страха. Без сожалений. Он смирился. Он принял свою участь. Он полностью осознал. Рядом с ним бежала Собака. Довольная и счастливая, она вдыхала вместе с ним утренний воздух. Она была беззаботна и радостна. Он смотрел на неё с восторгом и сожалением. Друг, с которым ему вот-вот предстоит проститься. Навсегда. И это не метафора. Выхода нет. Но его это не беспокоило. Стоит ли переживать о том, что неизбежно? Эта мысль давно крутилась в его голове. Но никогда он не мог найти ответа. До этого дня. Сегодня он знал, что есть ситуации, которые нужно просто принимать. В конце концов, они не что иное, как следствие, всего лишь следствие выбора, сделанного тобой. Выбор. Кто бы что ни говорил, сделать выбор легко, гораздо труднее жить с ним и с тем, что он за собой несёт. Впервые за долгое время он знал всё, что хотел знать. Сделал всё, что хотел сделать. Сказал всё, что хотел сказать. Впервые, его ничто и никто не мучил. Он был честен, до конца честен с собой. И от того на душе было легко. Легко, как никогда прежде. Он уже не боялся предстоящего, а с нетерпением ждал. Чтобы последний долг был закрыт. Должно ли быть так? Он видел столько смертей, и все они умирали в сожалении о несделанном и несказанном. Почему же у него иначе? Чем он лучше других? Ничем. Он это знал. Он такой же, как все. Он совершал ошибки, оступался, падал. Ему было стыдно. Горько. Но он всегда поднимался. И сейчас, перед этим последним рубежом он не хотел и не позволял себе сомневаться. Он шёл гордо. С высоко поднятой головой. Мир был открыт ему. Вся его красота и энергия входили в него, проходили сквозь него, наполняли его. Единение с Вселенной. Гармония. Чувство, которого прежде ему не доводилось испытывать, о котором он даже не смел мечтать, было ему дано. И лишь одно удивляло и немного смущало: неужели нужно оказаться на краю, взглянуть в глаза смерти, стоящей прямо перед тобой, что бы это осознать? Правда, свою смерть он видел не такой как представлял ранее. Она ему явилась в виде этого рассвета. Прекрасного и чистого. Она явилась ему как нечто настолько чудесное, что он почти был рад ей. Эти минуты стоят того, чтобы умереть. Он шёл медленно. По извилистым переулкам. По скверам. Дворам. И не заметил, как подошёл к нужному месту. Время было без четверти восемь. Там уже стоял Незнакомец. Но даже его вид не смутил. Чувство, что было с ним, оставалось и, словно яркая звезда, светило в нём. Это конец. Конец в свете звезды, бьющей своими лучами из него самого. Восторг. Почти экстаз. За такое и умереть не жалко.

Глава 6

– Ты вовремя, – сказал Незнакомец.

– На собственную смерть не опаздывают. Как-никак такое событие бывает лишь раз в жизни, – с улыбкой ответил он.

Незнакомец улыбнулся. И позвал Собаку. Та приветливо подбежала к нему, махая хвостом, и окунула свою морду в теплоту рук Незнакомца.

– Ты позаботишься о ней?

– Как и обещал.

Они помолчали.

– Какой удивительный рассвет! Не каждому такое даётся. Видимо, небеса тебя любят.

Он улыбнулся и сказал:

– Не тяни. Уже ведь пора.

Незнакомец выпрямился в полный рост и почти с сожалением сказал:

– Ты готов?

– А разве к такому можно быть готовым? Да и выбора у меня нет. Но. Как ни странно, я … – он помолчал, – Я примирился. И, если так можно сказать, готов.

– Тогда пойдём.

Они подошли к стене. Старой, кирпичной стене с небольшой и ветхой дверью.

Он подумал про себя: «Какие маленькие ворота смерти. И в них проходит столько людей?»

Незнакомец вынул из-за пазухи связку ключей, вставил в замочную скважину и повернул ключ. Дверь отворилась беззвучно. На удивление. Из неё повалил чёрный дым. Он начал расползаться вокруг, словно желая пожрать белый свет. Но в следующий миг остановился. Вцепился в косяки дверей, как зверь, и на глазах дверной проём стал увеличиваться. Он увеличивался до тех пор, пока не стал размером с ворота дворца. А потом тьма тонкой пеленой, словно стекло, выстлала его проём и почти застыла. Оставалась лишь мелкая рябь. От неё веяло холодом, пронизывающим, жестоким. Эта тьма поглощала дневной свет. В ней он не имел силы. Из двери доносился стон. Он отступил назад.

Незнакомец это заметил и сказал:

– Это голоса нечистых душ, что заперты внутри. Их стон настолько пронзительный, что даже этот барьер, что не пропускает свет, не в силах их удержать. Твой путь лежит в эти врата. Я не тороплю.

Он стоял и не знал, что чувствует. Свет за его спиной как будто проходил через него, и оттого внутренний свет играл в нём. Сомнения в нём стали робко шептаться. Но их отогнал и решительно направился к двери. Незнакомец стоял и смотрел, безмолвный, словно статуя. А он шёл уверенно и твёрдо. В голове крутилось лишь одно: «Я ни о чём не жалею. Я всё сделал правильно». Он подошёл к двери и остановился. Он не оглядывался, хотя очень хотел. Протянув руку, он прикоснулся к этой рябящей глади тьмы, и рука погрузилась в чёрную бездну. Тьма поползла по нему, словно засасывая его. Рука. А вот уже плечо. Перешла на грудь. И вдруг замерла. Рябь на поверхности на мгновение застыла. А после вскипела как бушующее море. Она извивалась. Плевалась. А мир вокруг наполнил шум. Глухой и низкий. Но оттого не менее оглушительный. Он стоял неподвижно, не смея шевельнуться. Думая: «Видимо так и должно быть». Но в следующий миг вырывающаяся девятибалльным штормом волна с оглушительным воем рухнула в саму себя, и из двери вырвался свет. Белый-белый, чистый-чистый. Он вырвался так стремительно, что отбросил его назад. Он упал в метрах десяти от двери, не понимая, что происходит. Дверь сияла небесным светом ярче солнца. Но этот свет не слепил и не обжигал. Он проникал в саму суть. И от него у него на глазах выступили слёзы. Он видел не тьму. Это был свет Небес. Этот свет сопровождался гулом, но не тем, что был прежде. Это гул был сильнее и благозвучнее. Он не причинял боль и не пугал. Он наполнял всё живое вокруг собой. В этом гуле он услышал голоса. Множество голосов. Они благодарили его. И от этого слёзы бежали ещё сильней. А Незнакомец стоял рядом, смотрел на происходящее и улыбался, хлопая в ладоши.

Но вот свет перестал вырываться с такой силой и, успокоившись, превратился в сияющую дверь, наполненную чистотой, а дверь стала размером, как была прежде. Гул стих. Дверь светилась ровным светом, чего-то ждала.

Он поднялся.

– Я не понимаю…

– Разумеется. Ты ведь шёл умереть. Увидеть врата тьмы. И ты их увидел. Но вместо того, чтобы кануть в безвестность ты лицезреешь Небеса. Это дано не многим.

Незнакомец подошёл ближе.

– Видишь ли, мой дорогой друг, контракт – штука не обязательная. Ты получишь своё возмездие, если так распорядишься своей судьбой, своим временем. Если твои желания идут в угоду твоей прихоти, то, разумеется, тебе дорога ко мне. Но ты…

Он засмеялся.

– Ты это совершенно иной случай. Ты заключил сделку рядовую. Но воспользовался временем иначе. Ты посвятил его пользе, пользе для других, оставив себя в стороне. Ты пожертвовал собой ради сотен других людей. И те голоса, что ты слышал, – ты ведь знаешь их, это спасённые тобой.

Незнакомец отошёл в сторону и посмотрел на уже поднимающееся над городом солнце.

– Вы, люди, странные создания. Вы убеждены, что великое требует великих жертв. Но это не так. Любое великое слагается из множества, казалось бы, ничего не значащих поступков. Ты прожил жизнь, убежденный, что твоя работа такая же, как у всех, ничего не значит. Но это не так. Бескорыстие, с которым ты это делал, усердие, внимательность, доброта – это и есть то малое, что превращает любое деяние в нечто прекрасное. Даже если тебе это кажется неважным.

Он стоял с неподвижным лицом и не верил происходящему.

– Ты пожертвовал своими интересами добровольно. Ради других. Был честен. Неважно, что о тебе говорили. Ты не можешь знать их причин. Люди часто принимают прямолинейность за грубость, а справедливость за дурной тон. Но от того, как люди воспринимают данность, её суть не меняется.

– Значит, я не умру?

– А это уже решать тебе.

– Как?

– У тебя есть выбор. И уж поверь мне, его не многим давали. Ты можешь жить дальше, а можешь прямо сейчас отправиться купаться в этой чистоте Небес. И никто тебя не осудит. За всё то время, что я хожу по земле, этого права удостоились единицы. И ты один из них. Так что выбирай.

Он встал, посмотрел на свет. Медленно, шатающейся походкой подошёл к двери и коснулся света. Свет проходил через него. Он чувствовал, как с его души снимается печать сделки. Он повернулся к Незнакомцу и сказал:

– Нет. Я остаюсь.

Удивление выступило на лице Незнакомца, но он тут же его подавил.

– Ты уверен?

– Да.

Ответ был твёрдым. Уверенным. Он попятился назад. Незнакомец медленно пошёл к двери и тихонько закрыл её. Повернул ключ и убрал связку на место.

Мир раздался голосами пробуждающегося города. И жизнь наполнилась своими обычными красками, которые теперь блистали как-то по-особенному. А Незнакомец подошёл к нему и, положив руку на плечо, сказал:

– Ты меня удивил. Что ж, больше мы не увидимся.

Незнакомец отошёл в сторону и смотрел вдаль.

– Больше ты мне ничего не должен. И, как я обещал, я позаботился о твоей Собаке.

– Ты знал? Знал, что так будет?

– Я знал лишь то, что у меня нет прав на тебя. А то, как поступят Небеса… Мне этого не было известно.

– Но почему? Объясни. Ты ведь сама тьма! Почему ты проводил меня к свету? Был готов отдать ему?

– Если бы люди были добры, если бы они были достойны этого света, я бы каждого проводил к небесным вратам и перед каждым склонил бы голову. Но среди них… Он вздохнул и обернулся. – Среди них я редко вижу тех, кто достоин. Позаботься о Собаке. Она нуждается в тебе больше, чем ты думаешь.

– Что с ней будет? Боль вернётся?

– Да.

От осознания этого ему стало тоскливо. А Незнакомец продолжал:

– Но не сегодня. Так уж я устроен – люблю животных больше, чем людей. Считай, что это мой прощальный подарок тебе.

Удивление проступило у него на лице.

– Сегодня с тобой приключилось чудо, какого ты не увидишь больше никогда. Твоя душа как чистый лист. Не измарай её. А раз уж сегодня время чудес, я позволю себе одну шалость. Я подарю твоему другу время. Время, которого у него не было. Не беспокойся и не переживай. Собака будет долгожителем среди своего племени. Считай, что это моя благодарность.

– За что?

– За этот момент. Ты удивил меня не единожды. Освободился от контракта, выбрал продолжать нелёгкий путь, отказавшись от Небес после того, как увидел их, и ты позволил мне самому увидеть Небеса вновь. Видимо, я старею и становлюсь сентиментальным.

– Становишься человеком…

– За что ты так жесток ко мне? – с улыбкой спросил Незнакомец. – Ты получил шанс. Не сбейся с пути. И… Прощай.

С этими словами Незнакомец развернулся и побрёл в неизвестном направлении, насвистывая мелодию, чем-то напоминающую ту, что разносилась в свете. Он провожал его взглядом до тех пор, пока тот не исчез из виду.

– Ну что, Собака, ты слышала, тебе сказали долго жить!

Собака радостно виляла хвостом. Она снова была озорным щенком.

Он посмотрел на часы.

– На работу я уже опоздал. Что ж, возьму отгул. Раз в десять лет можно.

Он ещё раз посмотрел в сторону, где исчез незнакомец, и гладя Собаку, сказал:

– Пойдём домой!

Часть третья

Глава 1

В удушливом помещении больницы, в свете операционных ламп, на столе лежала женщина. Она была под наркозом. Её оперировали. Седьмой месяц беременности. Ей за сорок. Не самый лучший возраст для первого ребёнка. Она долго не могла забеременеть. И уже отчаялась, как случилось чудо. Две полоски на тесте. Её отговаривали врачи, указывая на возраст и проблемы со здоровьем, и предлагали аборт. Но она не согласилась. И решила рожать. Беременность была тяжёлой. Угроза выкидыша была постоянно. Но она боролась. Боролась до последнего во вред своему здоровью. Только бы жил малыш! Но сейчас выхода не было. Либо кесарево, либо смерть обоих. Её привезла скорая помощь и сразу на операционный стол. Недоношенный малыш с рядом патологий. Врачи решили спасать мать. Но, на удивление врачей, ребенок был жив, когда они его вынули из утробы матери. Его отправили в отделение для недоношенных. Шансов почти нет, что он выживет. С матерью всё будет хорошо.

***

В отделении для недоношенных он отличается ото всех. Синюшный и слабый. Мед. сестры не надеются, что он выживет. Он всё время молчит и почти не двигается. Глаза не открывает. Дыхание и сердцебиение слабое, почти не слышное. В тусклом свете коридорной лампы мед. сестра отделения встретила Незнакомца. Он ничего не сказал, лишь взглянул ей в глаза, и она словно оцепенела. Он прошёл мимо неё прямо в палату, а она так и осталась стоять. Войдя в палату, он подошёл к маленькому человечку и, осмотрев его, откинул верхушку кювеза. Он смотрел пристально. И улыбнулся. Его рука приблизилась к лицу младенца. Пальцем он коснулся его лба. Лицо ребёнка порозовело. Дыхание стало глубже, хоть всё ещё было слабым, а сердце забилось уверенней. Незнакомец снова закрыл кювез и направился к двери. На пороге он, не оборачиваясь, сказал: «Ты будешь жить». А после исчез за дверью и растворился в тишине коридоров. В следующий миг мед. сестра пришла в себя и, ничего не помня, будто она никого и не видела, отправилась туда, куда шла, до встречи с Незнакомцем.

***

Мать пришла в себя после наркоза и первым делом она спросила: «Как малыш?» Врач принялся объяснять ей как можно деликатней, что шансов почти нет. Но в это время вошёл доктор отделения для недоношенных и что-то сказал ему на ухо. В это время женщина уже мучилась от боли и плакала. Но доктор, который только что пытался примирить её с мыслью о скорой гибели сына, сказал: «Всё хорошо! Только что мне сказали, что после дополнительных исследований и проведённой лекарственной терапии, состояние ребенка улучшилось, и сейчас он стабилен. Все у него теперь будет хорошо». Доктор сам не верил своим словам, но он не сомневался в профессионализме и верности слов своего коллеги. Тот мастер своего дела. И раз он сказал, значит всё верно. Женщина утирала слёзы и трепала своей бессильной рукой руку доктора, благодаря его, а сама твердила вслух как молитву: «Слава Небесам, слава Небесам!».

Глава 2

В парке под раскидистым деревом на скамье сидел юноша и ждал, когда придёт его старый знакомый. Тот не заставил себя долго ждать. Незнакомец пришёл вовремя, как всегда, и сел рядом. И первое, что он сказал:

– Ну, у тебя ведь есть вопросы. Задавай.

– Как он спасся?

– Ты про врача?

– Да.

– Ты ведь слышал наш разговор и видел, что там происходило.

– Видел и слышал. Но всё равно не понял.

– А что тут непонятного? Хороший человек не попал во тьму.

– Ты его отпустил. Я такого прежде не наблюдал за тобой!

– Мы с тобой не так давно знакомы, – с улыбкой ответил Незнакомец, —скажи лучше ты, как тебе Небеса?

Юноша помолчал.

– Я не могу этого объяснить. Нет таких слов.

– Что верно, то верно. Человеку не под силу описать их.

– В последние дни я видел так много света, что не увижу и половины за всю оставшуюся жизнь.

– Как знать.

– Ты всё знаешь, а этого нет?

– Когда я был там, у света, мне кое-что открылось.

– Что же?

– Твоё предназначение.

– Что?

– Что слышал.

– Я просто не знаю что сказать. В чём же оно?

– Боюсь, что этого я не могу тебе сказать. Ты сам будешь должен его открыть для себя.

– Сегодня одни загадки. Слишком много для одного дня.

– Разве?

– Да.

– Какие же, например?

– Сначала врач, избавившийся от клейма контракта, теперь моё предназначение, о котором ты молчишь, да ещё спасённый этот ребёнок. Кстати о нём. Почему ты спас его?

– Вот видишь. Ты уже начинаешь подходить к сути. С контрактом врача – это как хорошее кино. Ты его смотришь. Но как его снимают – это не твоё дело. Ты посмотрел – наслаждайся увиденным. А вот по поводу твоего предназначения и ребёнка могу сказать, отныне, твоя судьба тесно связана с его. Это всё, что я могу тебе ответить.

– Я должен стать его наставником? Как ты меня, я должен его оберегать?

– К слову об этом, сегодня мы видимся в последний раз.

– Что?

– Таковы условия. Я, как и всё в этом мире, подчиняюсь законам. И, если многие из них я могу нарушить, то с этим я вынужден согласиться. А сейчас молчи и слушай.

Незнакомец обернулся в пол-оборота лицом к юноше и посмотрел ему прямо в глаза.

– Ты никогда не будешь одинок. В твоих руках великая сила. Прими её. Не отвергай. Ведь в конечном счёте, от того, справишься ты или нет, будет зависеть судьба этого мира.

С этими словами Незнакомец встал, похлопал юношу по плечу, а после поправил пальто и, развернувшись, направился прочь.

Юноша, ошарашенный таким откровением, подскочил и окрикнул его:

– Стой, а кто этот мальчик?

Незнакомец обернулся и сказал:

– Ты сам всё узнаешь и сам всё поймёшь. Береги себя. И помни: он – это самое главное. С него всё начнётся.

– Что? Подожди! – кричал юноша. Но Незнакомец уже удалялся, не обращая внимания на крики. А юноша стоял и смотрел, пока тот не исчез из виду.

В голове крутились вопросы. Но теперь их было некому задавать. Примириться с мыслью, что ты ответственен за судьбу мира ой как не просто. Он стоял и смотрел теперь уже в никуда. Голова кружилась. Сердце колотилось. Одежда промокла от пота. Он не мог пошевелиться. Он был разбит и подавлен. А душа его трепетала.

А вокруг сияло солнце, и небо было наполнено бездонной синевой, в которой кружились птицы, напевая свою, только им понятную песню.

Глава 3

Незнакомец шёл по аллее в тени деревьев. Он размышлял. Ему было жаль оставлять юношу. Он был ему любопытен. Да, и можно было поговорить. А сейчас Небеса забрали у него эту игрушку. Что ж, да будет так. Он себя и так корил за то, что начал привязываться к человечку. И не только к этому. Сначала докторишка с его псиной, сопливый юнец. С его работой подобные сантименты не полезны. Впрочем, от них легко избавиться. Пора снова браться за дело. Грешники ждут. Ещё стольким мелочным душонкам нужно продать ширпотреб за дорого. У него столько дел! Да и ждать осталось недолго. Скоро этот мир встанет на распутье. И в этот момент мы посмотрим, в чью сторону качнутся весы. Да, врач удивил его. Но это один человек. А на кону весь мир. Но вспоминая о враче, он остановился. Поднял задумчивый взгляд в небо и сказал: «Что ж, быть может, ты прав, и у них действительно есть надежда. Поживём, увидим».

И он продолжил путь. Если мальчишка справится, хм, то всё не так уж и однозначно. Он понимал себя, но верил в него, в того юношу под раскидистым деревом в парке. На его плечи легла тяжёлая ноша. Справится ли он? Незнакомец чувствовал даже робкое желание помочь. Но он отринул его тут же. И, хоть он и не лукавил у врат света, говоря о том, что он проводил бы каждого к ним, будь люди чисты, он всё равно в них не верил, в этих людей. Слишком долго он был среди них. Здесь же он поймал себя на мысли: «Как же всё-таки чуден мир!» – всего два человека на пути посеяли в нём веру, робкую надежду, в людей. Удивительно.

Он продолжал путь, и сейчас его мечущаяся суть была спокойна. Он знал, понимал, что теперь борьба будет честной. Что на распутье встретятся свет и тьма, жизнь и смерть, и… С одной стороны – он, а с другой – юноша из парка. А судьба мира повиснет на волоске и будет зависеть от того, чью сторону примет мальчик, что сейчас лежит в отделении для недоношенных, над загадочным исцелением которого сейчас бьются медики. Он спокойно спит. И даже не подозревает, как велика ноша, возложенная на него. Маленький человечек в огромном мире, от которого зависит всё.

КОНЕЦ.

Во сне и наяву

В глаза бьёт яркий солнечный свет. От него ещё сильнее болит голова. В комнате нестерпимый зловонный запах. Я с трудом отрываю голову от подушки. А, вот оно что. Запах идёт от неё. Её половина, та, что противоположна той, на которой я спал, вся в рвотных массах. Видимо вчера всё было по-крупному. Я не могу опознать комнату. По виду это дешёвенький хостел. Комната квадратов на 9, не больше. В ней в два яруса 4 панцирные кровати. Постояльцев кроме меня нет. То ли они уже ушли по собственным делам, то ли бежали от запаха. Вся одежда на мне грязная. Кофта с капюшоном, футболка, джинсы и ботинки. Всё это в грязи, словно я не дошёл сюда, а дополз. Нужно привести себя в порядок.

Я выхожу в коридор и направляюсь в общий душ. К счастью, там пусто. Грязь, что прилипла комками, высохла и откалывается легко, но оставляет следы. С ними приходится возиться. Странно. В карманах ничего нет. Ни денег, ни документов. Только ключ. Один ключ и всё. Видимо от двери того дома, что мы сняли. Разберусь позже. Я возвращаюсь в комнату. Наспех, как могу, привожу в порядок кровать. Голова раскалывается. Смотрю по сторонам, ничего ли я не забыл? Вроде нет. Похоже и правда, всё моё богатство – это ключ. Чёрт, где же мобильник? Я спускаюсь вниз. Я иду медленно, голова болит, и меня снова подташнивает. Утреннее солнце слепит. Оно проникает в это помещение через большие окна с деревянными рамами. Жёлтые обои, такие же, как в комнате, что я снимал, старые, давно отцвели, местами отваливаются, а кое-где и вовсе оторваны. Провода уложены поверх этих обоев. Старые выключатели, старые розетки. На потолке запылённые люстры, внутри которых нет лампочек. А дверь моей комнаты не запирается на ключ. Нет, точно, ключ в моём кармане не отсюда. Он мой. Но лучше спросить. На полу лежит изодранный грязный ковёр, прикрывающий своим изуродованным телом то, что когда-то было паркетом. Из мебели только поломанные стулья и шатающиеся тумбочки. Все они исписаны постояльцами и разбиты. Я иду и мне стыдно за то, что и я внёс свой вклад в эту разруху.

В вестибюле сидит женщина. На вид ей лет 50. Она смотри старый телевизор, на экране которого я сквозь свою головную боль смог разглядеть лишь рябь. Я подхожу и спрашиваю, когда я заселился, был ли я один, расплатился ли? На что получаю ответ, что в ночь на 7 число, как раз в её смену, я зашёл шатающейся походкой, весь грязный с немигающим взглядом и попросил комнату. Но комнат свободных не было. Но я продолжал просить. И женщина, сжалившись надо мной, отвела меня в пустующую комнату, которую использовали как подсобку, где я, не раздеваясь, сразу упал на кровать и уснул. Перед этим протянув из кармана скомканные деньги. Женщина говорит мне, что думала, что я уже съехал. Опасалась, потому что я подал ей слишком много. И она протянула мне сдачу. В ночь на седьмое число. В ночь на седьмое число. В ночь на седьмое? Где же я был столько времени. Ведь отмечать мы хотели 5-го? Я обращаюсь к женщине, она снова смотрит телевизор, я спрашиваю, какое сегодня число? На что получаю ответ, который меня выбивает из колеи – девятое. Я складываю деньги, что она мне отдала, в карман влажной одежды. Всё ещё пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался, и что вообще происходило со мной? Но не выходит.

Я выхожу на улицу, от пребывания в свете дня меня знобит, а голова готова просто разорваться. Глаза понемногу привыкают к свету. Я осматриваюсь вокруг. И теперь уже я впадаю в ступор. Я снова вхожу в вестибюль хостела и обращаюсь к женщине с вопросом: «Какой это город?» Женщина нервно отвечает, видимо я отрываю её от любимой программы. «Н***!» – говорит она, не отрываясь от телевизора. Ошеломлённый, я переспрашиваю её снова, на что она, срываясь, кричит мне: «Н***, ЭТО Н***, Н***, ПОНЯТНО ВАМ?» А потом, как ни в чём не бывало, она садится и продолжает смотреть телевизор. Оставив меня наедине с моим недопониманием и брызгами своих слюней на моём лице.

Я выхожу на улицу и пытаюсь сообразить. Но головная боль не даёт думать. Я на автопилоте ищу взглядом хоть что-то, что могло бы мне помочь. Впереди, в метрах в трехстах, вижу аптеку. Ноги сами меня несут к ней. Идти тяжело. Но ничего другого не остаётся. Добравшись до аптеки, я покупаю воду и обезболивающее. Три таблетки разом и выпиваю только что купленную бутылку воды, стоя на крыльце. Солнце начинает припекать. Я отхожу в тень здания напротив. Сажусь около стены, кладу голову на руки и стараюсь прийти в себя.

Не знаю, сколько времени я так просидел, но голова стала потихоньку проходить. Мир снова приобрёл ясность. На смену головной боли пришёл жуткий голод. Сидя на земле, мне стало казаться, что мой живот прилип к позвоночнику. Нужно перекусить. Я поднимаю голову и вижу местность вокруг. Только сейчас я смог осмотреться. Узенькая улочка, вся поросшая старыми неухоженными клёнами. Асфальт давно исчез. Остались лишь его следы кое-где. Вдоль улицы стоят полуразрушенные здания и, в основном, заводские постройки. Припаркованные машины вдоль улицы, видимо, завод работает. Я ищу глазами место, где бы перекусить. Напротив хостела, где я ночевал, вижу закусочную. Что ж, нужно идти обратно. Где-то на полпути к цели вижу, как та женщина из хостела вышла на крыльцо. Завидев меня, она вошла в здание и закрыла за мной дверь. Видимо, я и впрямь подал ей слишком много. И одному Богу известно, сколько из полученного от меня в неадекватном состоянии она прикарманила себе, так сказать, сверх нормы, посчитав это как свои чаевые. Но, да ладно. Я всё равно не помню, сколько у меня было. Я подхожу к закусочной. Входная дверь открыта. Внутри, за столом стоит мужчина, он полный, чрезмерно полный. Да что там, он жирный. Едва умещается за прилавком. Весь пропитан потом и отчаянием. На витрине я вижу пирог с курицей и сыром. Я беру его весь, беру морс, расплачиваюсь и сажусь за столик в углу, где меньше солнца. Там, под аккомпанемент свистящего дыхания толстяка за прилавком я расправляюсь с пирогом и морсом. Управившись с завтраком, я, наконец, почувствовал себя легко. Голова больше не болела, я был сыт и бодр. Чего ещё можно было желать в данной ситуации? Я снова подхожу к прилавку, покупаю бутылку воды и спрашиваю толстяка, как мне попасть на автобусный вокзал. Разузнав, как и куда, я вышел на улицу. Солнце было уже высоко. А я направился в нужном мне направлении.

Этот городок Н*** – странное место. Кругом столько производства, одни заводы и фабрики, но при этом уровень безработицы огромный, и сам по себе он просто дыра. О таком не говорят на факультете экономики. Как я понял, что много безработных? А много ли бухающих с утра личностей в благополучных городах. Я иду. Улица сменяет улицу. Всё однотипно серое, разваливающееся, дряхлое. А вот и автовокзал. Мне едва хватает денег на билет. Вот тебе и плотно покушал. Было бы здорово сейчас пройти пешком 70 км. Отправление через 2 часа. Я сел в зале ожидания, пытаясь хоть как-то наладить контакт со своей памятью.

Своё имя, дату и место рождения, родителей, дом, школу, друзей, я всё помню. Что ж, это уже хорошо. Это не амнезия. Здесь же ловлю себя на мысли, что нужно меньше пить. В голову сами собой лезут мысли о здоровом образе жизни. Но нет, я их отметаю. Кто бы в 24 года стал задумываться о здоровом образе жизни? Вот и я не стал. Напрягая все силы своего мозга, я вспомнил всё, даже, наверное, то, что давно забыл. Кроме того, что так хотел вспомнить. Промежуток времени с пятого по седьмое. Остальное я не силился вспомнить, так как я спал в хостеле. И давало хоть какое-то облегчение. Вспоминая женщину из хостела и то, как она на меня кричала, и тот факт, что, вполне вероятно, она меня ограбила, присвоив себе мои деньги, я начал как-то спокойней относится к тому факту, что оставил свои рвотные массы там на подушке. И стыд меня больше не терзал. Я подумал – 1:1.

Автобус подошёл за пятнадцать минут до отправления. Я сел у окна в дальнем углу салона. Сиденья неудобные с низенькой спинкой, обтянутые кож. замом, который нагрелся и оттого почти жёг кожу под джинсами. В автобусе набралось человек 10, не больше, когда мы поехали. Сквозь грязное стекло я смотрел на грязный город, на его грязные улочки, грязные дома и его жителей, чья жизнь была тоже испачкана в этой грязи. Пока мы ехали, перебираясь из одной ямы в другую, в голове моей что-то незримое не давало мне покоя. Крохотный писк, словно комар залетел в череп, и сейчас пищал там внутри, пытаясь найти выход. А меж тем, мы продолжали путь по этой дороге, останавливаясь на остановках, на которых никто не заходил, соблюдая регламент, и ехали дальше. Через 30 километров, на преодоление которых, как мне показалось, ушла целая вечность, дорога стала походить на дорогу. Асфальт стал постоянным. Пусть и разбитый, но, всё же, он был. Пейзаж по дороге был однотипный. Поля засеянные сменялись полями заброшенными, поросшими травой. Потом поля исчезали, и на смену им приходил лес. Густой, непроходимый, который почти вплотную подбирался к трассе. Своими ветками нависали деревья над асфальтом и над проезжающими машинами, словно пытаясь их ухватить и унести в самую глушь. Где, быть может, они собирались вести вендетту за своих погибших. Странная мысль. Леса эти были то берёзовые, то хвойные, то смешанные. А потом снова поля. И за всё время следования я не увидел ни одной живой души. Ни тебе встречных машин, ни птиц, ни даже насекомых. Быть может всё дело в шуме этого чёртового автобуса? Быть может его визг, надрывный, напоминающий агонию, распугивал животных и птиц? Вполне вероятно. Но встречных машин и вправду не было.

Как-то давно я уже проезжал этот город. Тогда мы ехали на машине, я и отец. Я только поступил на первый курс университета. Но тогда город мне казался живым, маленьким и привлекательным. Что же с ним стало? Впрочем, это не важно.

Я был на пути к моей цели, к городу М***. Скоро я вернусь и всё узнаю. Наверняка, это будет занятная история. Мы от души посмеёмся. До города ещё 10 километров. Этот проклятый писк в голове, неуловимая тайна, начинает меня сводить с ума. Сейчас она больше напоминает звон. Звон, который всё больше и больше нарастает. Всё дело в этом чёртовом старом автобусе. Мне кажется, что когда его собирали, динозавры ещё свободно разгуливали на заднем дворе сборочного цеха. Но ничего, нужно потерпеть, совсем немного осталось. Я закрываю глаза и пытаюсь представить то, что могло бы меня успокоить или отвлечь. Но, как назло, в голову ничего не идёт. Лишь пустота. Словно все мои воспоминания отгорожены от меня дымкой, плотной шторой. Словно что-то не хочет меня пускать. И от этого растёт моё раздражение, а вместе с ним и это дурацкий звон.