Текст книги "Незнакомец"

Когда до города оставалось меньше километра, он уже явственно был виден, я не выдержал и, подойдя к водителю, попросил остановиться. Нехотя, но водитель выполнил мою просьбу. Я вышел ровно у знака, где крупными буквами было написано «М***». Здесь начинается город. На свежем воздухе мне вроде стало как-то полегче. Голова пришла в норму и снова стала соображать, а звон поутих, хоть и не до конца. Добрый знак. Хорошее начало. Что ж, придётся идти пешком. А меж тем, это не близкий путь. Нужно идти на другой конец города. Туда, где первого числа мы сняли дом.

Ах, этот дом. Когда-то он был воплощением величия его владельца. Его сокровищем. Показателем его статуса. Но годы не щадят никого. И сейчас это строение представляет собой плачевное зрелище. Трёхэтажный кирпичный особняк на окраине города, в некогда значимой его части, а ныне один из самых неблагополучных районов. Вокруг грязь и сырость. Он весь покрылся налётом пыли. Окна старые, в подгнивших деревянных рамах. Кое-где стёкла выбиты, а где-то окна целиком заколочены. Хотя, стоит отдать дань уважение нынешнему владельцу. Несмотря на ветхость этого жилья, которое то и дело снимают молодые люди, – кто для съёмок какого-нибудь арт-хаусного кино или клипа, а кто, как мы, – для того, чтобы весело зажечь, никому не мешая. В доме заменена кровля. И оттого, проводка, хоть и старая, защищённая от разгула стихии, работает исправно. Правда, рассчитывать на евро-розетки нам не приходилось. Но нам это было и не нужно. Немного освещения и надёжное укрытие от чужих глаз. Этого достаточно. Дверь была также заменена, отчего на фоне это старинного увальня она смотрелась крайне нелепо. Хозяин дома дал нам ключ от этой двери. Единственный ключ. Второй оставил при себе. На всякий случай. А сейчас я шагаю через весь город, руки мои в карманах. В правом кармане я сжимаю этот единственный ключ от этой самой входной двери.

Шагая через весь город, я чувствовал постоянное беспокойство. Этот проклятый звон был лишь его отражением. Лишь его проявлением. Чем ближе я подходил к дому, тем больше во мне становился страх. Он рос во мне до тех пор, пока с быстрого шага я не перешёл на бег. Сердце стучало быстро, очень быстро. Дыхания не хватало. Но я продолжал бежать, пока не выбежал на улицу, на которой по-прежнему стоял старый дом в лучах заходящего солнца. И мне стало легче.

Я поднялся вверх по лестнице к этой нелепой новой двери и толкнул дверь. Дверь была заперта. Что ж, хорошо, что у меня есть ключ, подумал я. Вставив ключ в замочную скважину, я попытался повернуть его. Это оказалось не так просто. Только с усилием, рискуя и вовсе сломать ключ, с третей попытки мне удалось открыть дверь. Я вошёл внутрь и отправился на второй этаж.

Из трёх этажей этого дома, если не брать в расчёт чердак и подвал, нам был нужен только второй. Он представлял собой длинный коридор, который начинался от лестницы и заканчивался достаточно большим залом. Справа и слева в этом коридоре были двери, которые вели в комнаты. Каждый из нас выбрал ту, в которой он будет спать. Обо всём этом мы договорились. Одну комнату мы взяли как кухню, хоть она и не была для этого приспособлена. Раньше это была ванная комната для гостей. Другую комнату оборудовали под склад, куда стаскивали все необходимое для хорошего вечера. Всё было спланировано.

Я поднялся по лестнице и отправился к себе в комнату. В этой комнате ночевали я и Миша. Миша – это мой лучший друг. Роста в нём два метра, а вес что-то около 150 кг, и всё это мышцы. Но даже с такой массой мышц он не выглядит накаченным, он выглядит просто здоровым, огромным, мать твою, как медведь. Поэтому его все и зовут Миша, вкладывая в эти слова не сокращённое от его имени – Михаил – а сокращённое от «медведь». По силе он и впрямь едва ли уступал медведю. Но, несмотря на это, он добрейший человек, немного комплексующий из-за своей внешности.

Войдя в комнату, я никого не обнаружил. Она была пуста. Тогда открыл дверь напротив. Там я надеялся найти Алика и Вику. Эти двое вместе, сколько я их знают. Влюблённые два идиота, которые вместе вопреки всем законам логики. У них абсолютно разные интересы и цели, ничего общего во взглядах, но, тем не менее, эти двое умудрились за пять лет нашего знакомства ни разу не поругаться. Это какое-то колдовство. Я зашёл в комнату и никого там не увидел. И эта комната пуста. Неужели они уже уехали? Не может быть.

В следующей комнате остановились Игорь, Женя и Джон. Игорь и Женя – братья и мои однокурсники. Это как раз те ребята, которые повинны во всём, что происходит в университете – сорванные пары, исписанный стенд кафедры, снесённая винда на компьютере кафедральном – в общем, это всё они. А Джон – студент по обмену, которого нелёгкая забросила в эту компанию. Но и их в комнате нет. В последней комнате, что оставалась непроверенной, были Анна и Мари. Девочки, идущие на красный диплом, при этом ведущие самый тому не подобающий образ жизни. Они тоже студентки по обмену. Приехали, кажется, из Франции. Отчасти из-за их такого чистого образа нам и пришлось искать место подальше от людских глаз, чтобы шумно отметить начало учебного года. Но и их в комнате не оказалось.

Я обошёл весь этаж, но никого не нашёл. Это было странно. Все вещи были на месте. Да и всё говорило в пользу того, что дом ещё был в нашем распоряжении. Но тогда где они? Может, вышли? Но куда и когда вернутся? И ведь как назло нет мобильного. Я решил подождать. Это единственная здравая идея, которая мне пришла на ум. Я зашёл к себе в комнату и лёг на кровать. Отчего-то матрац показался мне особенно твёрдым, словно его и не было вовсе. Но, уставший с дороги, я уснул как младенец буквально сразу.

Сон был беспокойный. Я ворочался с боку на бок, пробиваемый холодным потом, но даже насквозь пропитанный им, я всё равно ощущал жар, идущий откуда-то изнутри. Наконец я провалился в освобождающую тьму забытья.

Я проснулся от шороха. Подошёл к двери и увидел Алика. Он стоял в майке и трусах с полотенцем на шее. Он готовился ко сну. Я спросил его, где они были? На что получил ответ, что все были здесь и что меня обыскались. Я удивился, но виду не подал. А Алик улыбнулся и отправился в комнату, но не в свою, а в ту, большую, дальнюю. Я спросил его: «Зачем ты идёшь туда?» А он только улыбнулся в ответ и, взяв за руку Вику, пошёл с ней туда. Я последовал за ними. В большой комнате стояли четыре двухъярусные кровати, на которых они спали. Алик и Вика уже взбирались, каждый на своё место. А я лишь пытался добиться от них, почему они здесь. Я спрашивал их всех. Сначала задавая вопрос всем им вместе. Потом по отдельности. Но ничего внятного получить в ответ не смог. Они лишь смотрели на меня и как зацикленные повторяли: «А то ты не знаешь?» И в тот момент, когда я начал выходить из себя и кричать, срываясь на них, в глаза мне ударил яркий свет. И я проснулся. Во всяком случае, мне так показалось, ибо часть меня оставалась во сне, а другая щурилась под светом фонаря, бившего мне в глаза.

С фонарём была Мари. Она светила мне в глаза, трепала меня за плечи, била по щекам и что-то кричала. Я с трудом узнал её. Голос её как будто из-за стены. Глухой и еле слышный. Она обнимает меня. Слёзы наворачиваются у неё на глазах. Она целует меня в щёку и говорит первые слова, которые я смог разобрать: «Слава Богу, ты жив. Где ты был?»

В этот момент та часть меня, что по-прежнему пребывала во сне, видела иное – все ребята, за исключением Мари, стояли вокруг меня полукругом и пристально смотрели. Я спросил их, почему плачет Мари? А они отвечали: «А то ты не знаешь?» И тогда, не выдержав, я обратился к Мише, как к последней надежде. Он положил мне руку на плечо и сказал: «Вспомни. Не отгораживайся».

С этими словами перед глазами родилась стена огня. А звон, что до сих пор звучал в моей голове, превратился в крик. В крик горящих людей. Сгорающих заживо. Они мечутся по дому и пытаются выбраться, но дверь закрыта. А закрыта она, потому что я пошёл за выпивкой и закрыл дверь по просьбе парней, чтобы наш горячо любимый иностранец Джон не уходил, чтобы он не смог уйти. Я смотрю на них в комнате, и слёзы наворачиваются на мои глаза, комок встаёт в горелее, и я не могу дышать, но перебарывая себя, я хватаю Мишу за руку и обращаюсь к ним всем: «Вы все мертвы». И они кивают в унисон. Сон отпускает меня, и я проваливаюсь в реальность, словно в пропасть. Я повторяю только одно: «Они все мертвы, они все мертвы, они все мертвы». Мари держит меня за руку. А я только сейчас вижу всё в истинном свете. Я лежу на обугленной кровати, на проволоке, в обгоревшем доме. Мари вся в бинтах под одеждой. А я только повторяю, смотря в пустоту: «Они все умерли».

***

В клинике я узнал, что когда я ушёл, неисправная электропроводка дала искру, загорелись обои. Мои друзья пытались выйти, но дверь была закрыта, а окна заколочены. Лишь на третьем этаже окна были свободны. Но там уже бушевал огонь. Когда я пришёл к дому, то увидел, как он пылает и как кричат мои друзья, сгорая заживо. Далее последовал взрыв газового баллона, который, собственно, и спас Мари, выбросив её в окно вместе с досками, позволив ей жить, отделавшись ушибами, порезами и ожогами первой степени. Свидетели говорят, что видели меня. Как я стоял и смотрел, как, увидев взрыв, упал на колени, а после поднялся и, как зверь, бросился бежать, куда глаза глядят, не обращая внимания на препятствия. Я запинался, падал, снова поднимался и бежал дальше. Мой лечащий доктор говорит, что амнезия и мои галлюцинации – это защитная реакция организма, ответная реакция на стресс. Что таким образом мой мозг постарался защитить себя от такого удара. Он говорит, что выброс адреналина позволил мне пробежать 70 км и очутиться в том городе. Видимо, потому что с ним у меня связаны тёплые воспоминания. Я слушаю и продолжаю смотреть в пустоту, вглядываюсь в никуда в надежде снова попасть в тот сон, где мои друзья ещё живы. Но перед глазами встаёт только тот маленький цветущий город, через который отец меня вёз поступать на первый курс университета. Этот городок и поныне такой, маленький и цветущий. А привиделся он мне таким по воле моего страдания, которое хоть и было отгорожено от меня амнезией, всё же посылало свои тяжёлые, почти радиоактивные лучи сквозь бетон забытья.