Текст книги "Пикник в барской усадьбе (сборник)"

Портрет девушки

Её зовут Кира. Она каждый день тщательно одевается и идёт на работу. Кроме выходных, конечно. В выходные она также тщательно одевается, потому что следит за собой. Она молоденькая, ей девятнадцать лет. Ей скоро замуж выходить. Наверное.

Кира работает секретарём. Она добрая, улыбчивая девушка. Блондинка с голубыми глазами. Секретарю положено быть очаровательной и неприступной, и, как считают некоторые, немного стервозной. Но последний компонент в Кире отсутствует. Ещё она стильная. И одежду умудряется подбирать на свою небольшую зарплату модную и даже изысканную. Или, может быть, она просто так хорошо сидит на её высокой стройной фигуре?! Рабочий день строго нормирован, начальник – большой педант. И не пристаёт. Повезло. Ей всего лишь надо сидеть на крутящемся кожаном кресле перед обилием офисной техники, количеством мониторов и кнопок напоминающей кабину космического корабля, и быть лицом фирмы.

Сидеть в прохладной приёмной приятно. По сравнению с её скромной квартиркой в старой пятиэтажке, которую они делят с мамой, офис кричит суперсовременностью. Он расположен в почти полностью прозрачной башенке на десятом этаже высотного здания. Здесь невероятных изгибов чёрная мебель, стекла от пола до потолка, обилие света и бесшумный ковёр. Смена интерьера вносит разнообразие в её, в общем-то, очень размеренную жизнь. Общение, улыбки, кофе шефу, – всё это снова и в другой последовательности с десятиминутным перерывом, чтобы выбежать в магазин и купить себе булочку. Каждый раз, когда она выходит из офиса и спускается в лифте, то ожидает встретить на улице что-то новое и удивительное. Когда же окунается в толпу разморенных жарой людей, ей снова хочется обратно, в прохладную казённую тишину.

Публика здесь интеллигентная. Никто не отпускает скабрезных шуток, двусмысленностей. Бывают, конечно, надменно-неприятные типы с сальными глазами, но и они в приличном месте стараются вести себя подобающе. Вот подружка Вика рассказывала, что её частенько и пощипывают, и приобнимают, и на коленки шеф сажает. Вика работает секретаршей на какой-то обувной фабрике, ни то «Башмачок», ни то «Каблучок». Вика там уже год работает, в полное доверие к шефу вошла, так сказать, надежда, помощник и, как это теперь называется… Нет, нельзя так плохо думать о Вике. Надо вот так: «Молодец эта Вика, умеет жить».

Конец рабочего дня, Кира идёт домой. Идёт, помахивая сумочкой, очень медленно, прогуливаясь. Вот скверик. Дай-ка зайду, думает она. Девушка садится на скамейке около клумбы и снова думает о Вике. Вика много раз удивлялась, что Кира при своей внешности не может зацепить себе приличного парня. У самой Вики на этот счет целая теория. Первая часть плана – казаться простодушной, скромной и застенчивой. Если объект обратит внимание и начнет заговаривать, лепетать всякий вздор, то надо быть ещё более простодушной, скромной и застенчивой. Если начнет что-либо предлагать – значит «запал». Здесь не надо соглашаться. «Не могу, мол; потом; не знаю…» – самые верные средства. Можно обнадёжить какой-либо мелочью. Следующий этап – выдержать на дистанции, чтоб дозрел. За это время сознание мужчины должно полностью заполниться её образом, и он просто обязан воспламенеть неудержимой страстью. Дальше вспоминать этот пошловатый механизм Кира не стала. Она почему-то подумала, что Вика очень целеустремленная и одновременно ограниченная. Всё нравящееся ей – принимает, всё не нравящееся или непонятное – не глядя отметает. И прижаться как кошечка может, и глазки опустить, прикрыв лицо длинными тёмными волосами, и окоротить так, что ледяным холодом повеет. А Кира так не может. Не то что она доверяет всем людям без разбора. Нет. Но вот критерий, чтобы любили только её, а она позволяла бы любить, для Киры не подходит. Какой-то это кошачий тип поведения. Она бы и сама любила своего парня, и заботилась бы о нём. Эх! Где вот только он?! Кира посмотрела на свои стройные ноги, улыбнулась котёнку, неудачно охотившемуся за голубями. И нельзя так про Вику думать, она же моя подруга. У неё было сложное детство. Вернее не сложное, но видела в жизни она мало. Некому было ей привить хороший вкус. И сама-то я хороша! Сегодня рассказывала нашему водиле, как какой-то мужик предлагал мне выпить шампанского, а я, дура, отказалась! Зачем? Кто за язык тянул? А вот бывает так, что когда находишься в коллективе, то и разговор свой подстраиваешь под общие темы. И возбуждение какое-то охватывает. А когда остаёшься одна, вспоминаешь – немножко стыдно.

Мимо прошла компания парней. Ничего парни, прилично одетые и весёлые. «Пойдем с нами купаться», – предложили они ей. Кира, может быть, и пошла бы, но нельзя же так, с первыми встречными. А вот Вика не пошла бы ни за что! Она осторожная. Кира только смущённо улыбнулась и отвернулась, натянув юбку на колени. Парни так и прошли мимо. Они и не надеялись, что такая красавица пойдёт с ними. Так, просто спросили.

«Куда пойти? Пойду в центр. Там столько салонов новых открылось, магазинов, люди богатые ходят. От них веет достатком и спокойной уверенностью». – Кира медленно ходила с этажа на этаж огромного супермаркета. Вон тот высокий седоватый мужчина так и смотрит на неё, так и смотрит. Но как только жена, полненькая женщина лет сорока пяти, обратится к нему, быстро поворачивает взгляд к ней и становится весь внимание. Наверное, он с удовольствием бы меня одел, подумала Кира. И снова смутилась своих мыслей. Опять я по викиному думаю. Не хочу.

«Куда же теперь? Купаться? Да ну, все городские пляжи такие грязные» – посмотрела она на свои нежные ступни в новеньких босоножках. – «Павлик меня приглашал в ресторан, даже очень приглашал. Но не хочу я с ним идти. Это мамина подруга за меня своего сына сватает. Увидела меня как-то и давай приговаривать: «Павлику бы моему такую жену, как раз для него подходящая, его уровня». Семья, конечно, упакованная. Но душа у меня к нему не лежит! Какой-то он слащавый, приторный. Говорит только о бабках да машинах. И потом не вещь я какая-нибудь, чтобы меня подбирали под чей то уровень. Пойду-ка я домой, все равно, Вика сегодня с каким-то мужичком встречается, и составить мне компанию не сможет. Она его по Интернету нашла, в виртуальном брачном агентстве. Замуж хочет, сил нет. Да, пойду домой!».

Она села в троллейбус и покатила. До дома пять остановок.

Народу было мало, и Кира обратила внимание на пожилую женщину с мальчиком лет пяти. Женщина была полная и вся в испарине от жары. А малыш крупный такой, головастый, с непослушными русыми волосами. Он долго смотрел на Киру, а потом вырвался из бабушкиных слабых от жары рук и пошёл, держась за сидения, прямиком к ней. Малыш подошёл, уставился на неё своими синими наивными глазами, и стал совать ей грязноватый совок, обтирая его об Кирину юбку. Она улыбнулась, и на душе у неё почему-то сделалось хорошо. Подошедшая бабушка стала извиняться, но девушка утешила её, что ничего, мол, особенного не произошло, и у неё замечательный внук. Бабушка стала ругать мальчугана, скрывая улыбку. Кира вышла.

Дома, засыпая, положив щёку на чуть влажную подушку, Кира подумала, что выйдет замуж только за того мужчину, от которого захочет иметь ребёнка. Приняв это важное решение, она с облегчением заснула.

Июль 2003 г.

Тонкая работа

Господин Котов, блондин лет тридцати по кличке «Улыбка» пришёл домой, разделся и лёг на жёсткий диван. И стала стихать головная боль, успокоились эмоции и мысли пришли в порядок. Весь мир гоняется за информацией, потому что в ней деньги, власть, успех! А он, наоборот, убежал от информации и получает покой! Руки и ноги постепенно отяжелели и налились теплом. Сознание стало чище, уходили образы, преследовавшие его, навязчивые комбинации мыслей, сюжеты, от которых брызгало ядовитой и всепроникающей информационной слюной.

Неожиданно, сквозь пелену растёкшегося сознания донёсся телефонный звонок.

– Надо встретиться! – это был Клавиша.

– Мы ведь, кажется, договорились, что я выхожу из игры?!

– Поверь, это в последний раз!

Улыбка понял, что информационный водоворот затягивает его вновь. И если ему снова удастся вынырнуть из него, то искать укрытие придётся куда более серьезно.

Клавиша дожидался его за столиком в кафе. Он был важен лицом, но несколько суетлив.

– За работу – тридцать тысяч. – Сказал он, не тратя время на приветствие, и положил перед Улыбкой конверт.

– Что, других специалистов не нашли? – Улыбка спрятал конверт в карман и отхлебнул заранее приготовленный для него кофе.

– Случай уж больно сложный. Не понятно, с какого конца подойти. Как раз для тебя! Срок – пять дней. Задаток в конверте.

Улыбка возвратился в свою квартиру-нору, распаковал конверт и углубился в изучение материалов. На покрывало выпала пачка долларов, несколько фотографий чернявого мужчины и листов пять текста. Улыбка внимательно рассмотрел фотографии и запомнил внешность. Затем переключился на текст. Из написанного следовало, что объект зовут Червяков Николай Константинович, сорока пяти лет, крупный бизнесмен. Имеет сеть продовольственных магазинов, последнее время интересуется вопросами экспорта нефти. Женат, двое детей. Далее была дана подробная биография господина Червякова, описаны некоторые привычки и пристрастия. Ничего особенного, вполне респектабельный и скучный, как овощ, тип. любит, видите ли, вырезать по дереву и семейный уют.

Улыбка изучал биографию Червякова до поздней ночи и весь следующий день. Теперь в его голове сидел предварительный информационный образ объекта. Завтра он начнёт сопоставление его с реалиями – осмотрит офис.

Утром следующего дня Улыбка отыскал нужный двухэтажный особнячок недалеко от центра, обошёл его кругом и устроился на лавочке в скверике напротив. Было около девяти часов утра. Через час около офиса остановился чёрный лимузин. Из него выскочили телохранители, и один из них открыл дверь высокому сутулому господину, по фотографии похожему на объект. Оценить точно мешали очки. Но, скорее всего, это и был Червяков.

Улыбка поморщился от боли. Начинала болеть голова, следствие того, что он ещё не окончательно восстановился после прошлой работы. Он откинулся на лавочке и провёл короткий сеанс аутотренинга. Со стороны могло показаться, что этот худощавый, неброско одетый человек – оплывший от дозы наркоман. Но Улыбка контролировал ситуацию. Сняв головную боль, он направился ко входу в здание. Открыв массивную дубовую дверь, он легко преодолел седенького вахтера, который ещё не разучился доверять открытым лицам и правдоподобной лжи. Потом его обшарили миноискателем два парня в строгих костюмах и дешёвых галстуках. Никем далее не задерживаемый, Улыбка прошёл вглубь здания.

Он миновал холл, не спеша направился по коридору. По пути ему встретилось несколько сотрудников средней информационности, хорошо одетых. Улыбка заглянул наугад в несколько дверей без опознавательных знаков. За каждой из них сидели менеджеры – чёрненькие, светленькие, весёлые, грустные, которые и не догадывались, что этот вежливый улыбчивый человек задает ничего не значащие вопросы только лишь для того, чтобы зафиксировать в своём сознании их информационный образ. Многоопытный Улыбка легко пропускал информацию через себя, удивляясь одинаковости и среднестатистичности информационных оболочек населения этой конторы. К концу дня Улыбка вновь почувствовал себя в ударе и ощутил полезную тяжесть сегодняшнего информационного улова.

Теперь домой – анализировать, сопоставлять и готовиться к встрече с Червяковым.

На следующий день Улыбке нездоровилось. Пролежав пластом первую половину дня, к обеду он немного отошёл и решил, на всякий случай, перебрать свой инструментарий. Каждый порядочный охотник, отправляясь на охоту, чистит и смазывает ружьё, проверяет патроны и амуницию. А Улыбка, выключив свет и растянувшись на кушетке, стал перебирать свой арсенал методов, приёмов и уловок для работы с чужой информационной оболочкой:

1. «Блямба». Самый простой приём. Его знает и детсадовец (смышлёный, конечно). Суть состоит в том, что стоит сказать в лицо собеседнику грубую лесть, и в подавляющем большинстве случаев он воспримет это за чистую монету, проникнется к вам самыми тёплыми чувствами. Действует даже на подготовленных и умных людей. В равной степени на мужчин и на женщин.

2. «Удержание тишины». Это состояние, в которое контактёр вводит своего собеседника, подстраиваясь под его умонастроение. В результате в разговоре устанавливается такая атмосфера, что собеседники боятся обидеть друг друга неосторожным словом или жестом, затянуть паузу и даже изменить темп речи. При такой доверительности трудно сказать “нет”, возразить, просто встать и уйти. Всё внимание здесь на чувства, а предмет разговора вторичен.

3. «Петля Уверта». Разговор складывается так, что собеседник почему-то полагает, что вам о нём всё давно известно. Впадая от этого ощущения в психологическую зависимость, он начинает вываливать информацию, которую вы давно ждёте и, конечно, заранее не знаете. Механизм действия до конца не изучен.

4. «Буравчик». Это атакующий приём. Суть его в том, что информационная оболочка человека тем легче подвергается воздействию, чем менее устойчиво его мировоззрение. Устойчивость характеризуется равновесием между поступающей извне информацией и существующим внутри мировосприятием. У подготовленных людей мировосприятие легко поглотит и переработает информацию, призванную поразить воображение. Но в любой, даже очень сильной оболочке можно найти маленькую щелочку, куда и запускается информационный буравчик. Проникнув внутрь, он разрушает оболочку изнутри, сообщая информацию, которую мировоззрение не в состоянии переработать. Этот приём доступен лишь лучшим профессионалам.

5. «Информационная волокуша». По сравнению с «буравчиком» это приём-шутка. Обволакивает собеседника аурой спокойствия, любезности и романтизма. Стимулирует желание помочь. Действует преимущественно на женщин.

6. «Барьер условности». Собеседник во время общения проникается к вам доверием настолько, что свободно говорит не только о профессиональном, но и о личном. Причём очень искренне! Используется, в основном, как индикатор готовности объекта к информационному воздействию.

Улыбка уложил свой информационный саквояж и приказал себе заснуть.

«Если бы современный человек смог пропустить через себя весь опыт предшествующих поколений, он обязательно бы взорвался!» – Размышляя подобным образом, прохладным бодрящим утром, Улыбка дошёл до офиса Червякова. Сегодня последний срок исполнения заказа. Надо суметь.

Он благополучно миновал вахтёра и двоих с миноискателем, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Войдя в приёмную Улыбка увидел миловидную секретаршу в очках. Девушка имела запутанную информационную оболочку, не поддающуюся чёткой классификации. Она практически не пользовалась косметикой, но выглядела весьма презентабельно.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! Слушаю вас! – секретарша оценивающе оглядела Улыбку.

– Я хотел бы поговорить с Николаем Константиновичем! – вежливо и уверенно проговорил он, протягивая визитку с очередным вымышленным именем.

– Вам назначено? – она внимательно разглядывала его супердорогой костюм.

– Нет! – Улыбка простодушно улыбнулся и применил «информационную волокушу». Он с удовольствием отметил, что «волокуша» сразу начала действовать. Секретарша ослабила напряженность спины, переложила ногу на ногу и предложила ему присесть.

– Да вы присядьте! – любезно и чуть устало предложила она. – Вы по какому вопросу?

– Я хочу предложить вашему шефу услугу консультирования.

– Как интересно! – сверкнула глазками девушка. – Вы знаете, он сейчас как раз один. Я свяжусь, спрошу! – заговорщицки предложила она.

Подстёгиваемая «волокушей», секретарша соединилась с шефом, коротко представила ему посетителя и изложила суть визита.

– Вам повезло! – закончив разговор, резюмировала она. – Вообще-то, он не жалует консультантов, но сегодня в хорошем настроении. Проходите.

Улыбка встал, галантно поклонился и скрылся за обшитой кожей дверью.

Информационная оболочка руководителя обычно содержит элементы информационных оболочек руководимого им коллектива. Червяков не был исключением. Именно за этим Улыбка и заглядывал в кабинеты и выдумывал идиотские поводы для разговоров с его подчиненными. И вот наступил решающий момент, когда мозг работает на сверхскоростях со сверхперегрузками, а цена слова, порой, – успех всей операции.

– Здравствуйте! – чуть задержался в дверях Улыбка.

– Добрый день! – Червяков указал ему рукой на стул.

«Не вышел из-за стола, чтобы пожать руку, не расположился напротив за приставным столиком. Значит, считает посетителя малозначительным!» – отметил про себя Улыбка. – «Что ж, будем работать!».

– Меня зовут Капитонов Семён Михайлович!

– Консультант говорите?! – вертел его визитку Червяков. На лице у него блуждала ехидная улыбка, лежащая, правда, в зоне приличий. – В какой же области вы консультируете?

– Психология управления.

– Надо же! Чего только не придумают!

Улыбка сознательно выдержал паузу. Может быть, клиент поддастся на «Петлю Уверта»?! Но куда там! Улыбка чуть не испортил всё дело.

– Знаете, какой-то странный вы консультант! Все побывавшие у меня ваши коллеги, войдя в кабинет, не замолкали ни на минуту, предлагая уникальные схемы и расхваливая свои методы. А вы меня разглядываете, как красную девицу!

«Сейчас выгонит!» – испугался Улыбка. У него разболелась голова, а спина покрылась потом. – «А если укажет на дверь, то всё пропало!».

– Извините, что отнимаю у вас время, но я как раз и считал, что пустая болтовня «а ля гербалайф» произведёт на умного человека, тем более успешного и опытного бизнесмена, неприятное впечатление.

– А почему вы решили, что я умный человек и преуспевающий бизнесмен? – голос Червякова немного потеплел.

– Мир слухами полнится!

– Да, признаться, некоторые успехи есть, развиваемся понемногу! – Потеплел и взгляд Червякова, и сам он стал как-то мягче, откинулся в кресле. – И чем же вы отличаетесь от своих коллег?! Расскажите!

«Неужели «Блямба» сработала?!» – отказывался верить Улыбка. Но когда Червяков спросил у посетителя, чай или кофе он предпочитает, и вызвал для исполнения заказа секретаршу, Улыбка понял, что у него есть шанс. Он обрёл присущую ему уверенность, и битых пол часа рассказывал Червякову о разработках отечественных учёных, предназначавшихся ещё для управления советской экономикой, которые удалось сохранить и приспособить к настоящему моменту группе энтузиастов. И это не какие то пахнущие гамбургерами полутоталитарные приёмчики, рассчитанные на глуповатых карьеристов! Это самые что ни есть отлаженные, замешанные на отечественном интеллекте способы управления и воздействия на партнёров!

Червяков распластался по креслу информационной амебой, и вспомнил свои молодые годы, когда он работал в закрытом НИИ. И в воздухе повисла та трогательная атмосфера, которая связывала собеседников невидимыми нитями, приковывала друг к другу единым интересом, и которую они оба боялись нарушить. Так работал приём «Удержание тишины». Улыбка внимательно изучал информационную оболочку клиента и выискивал в ней трещинки, так как крупных изъянов там точно не было.

Червяков увлечённо и сентиментально рассказал об их научной группе, как они работали допоздна, не получая оплаты за сверхурочные. Как весело и полноценно отдыхали семьями. Обсуждали новости, строили гипотезы, спорили о литературных новинках. Ах, этот вечный спор между физиками и лириками! Ах, времена их романтической молодости!

Дело шло как нельзя лучше. Но Улыбка понимал, что одного «Удержания тишины» не достаточно, чтобы приступить к завершающему этапу. Случай слишком серьёзный. Можно было упустить эмоциональный пик и больше не достичь его. Поэтому Улыбка решил рискнуть и применил «Барьер условности».

– А ваша семья как относится к произошедшим переменам, как ей в новом качестве? – спросил Улыбка как бы между прочим.

– Семья?! – Червяков взглянул на него подозрительно.

«Сейчас сорвётся!» – напрягся Улыбка, у него вступило в голову и заложило уши. Но делать было нечего и он спокойно, почти не скрывая намерений, смотрел в побледневшее лицо Червякова своими тёмно-синими гипнотическими глазами. Собеседник несколько мгновений боролся с собой, пытаясь восстановить контроль над ситуацией, но «удержание» работало на редкость цепко, и хрустальная тишина не отпустила объекта.

– А чего семья?! Теперь у них всё есть! – сказал он умиротворенно. – А я счастлив тем, что им хорошо! Да и вкалывать мне нравится! Это как наркотик!

«Всё, он мой!» – понял Улыбка, – «Теперь лишь бы в обморок не грохнуться! Что же так голова-то болит?!». Он для порядка задал объекту несколько вопросов на темы, которые с посторонним человеком обсуждению уж никак не подлежали. Червяков с удовольствием и подробно ответил на них. Пора! И Улыбка стал аккуратно вворачивать «буравчик» в микроскопическую трещинку, которую насилу отыскал. Червяков немного поёрзал в кресле, несколько раз потёр висок. Конечно, чувствуется! «Буравчик» всё-таки! Готово! Информационная атака завершена полностью. Улыбка взглянул на часы.

– Я, кажется, отнял у вас слишком много времени!

– О, меня, наверное, уже давно посетители дожидаются! – спохватился Червяков.

– Извините!

– Нет, нет! Мы очень интересно поговорили!

– И как моё предложение?

– Знаете, у меня на этой и следующей неделе очень важные переговоры. А потом я свяжусь с вами!

– Буду ждать! Всего доброго!

Улыбка вышел из кабинета, кивнул на прощанье секретарше и поймал взгляды двух очень важных господ, вспотевших от ожидания. Перепрыгивая через несколько ступенек он пролетел мимо охранника, миновал вертушку и был таков!

Через несколько дней совет директоров фирмы, возглавляемой Червяковым, был не на шутку встревожен. По почте пришёл штраф, выписанный их шефу за безбилетный проезд в общественном транспорте. Ещё через день Червяков пришёл на работу в кроссовках и с плеером в ухе, да ещё шлепнул пару раз секретаршу. Директора не знали, что думать. На носу судьбоносные переговоры, а Николай Константинович вытворяет такие штуки! Но спросить остерегались. А ещё через день шеф попал в больницу. Врачи констатировали сильнейший нервный срыв на почве переутомления. Там он пролежал две недели, его насилу откачали. Но переговоры были безнадёжно провалены.

А Улыбка, получивший деньги за успешный исход операции, улетел в тихий приморский пансионат залечивать свои информационные раны. Там он получил уединённую комнату, забвение и тишину. А больше ему ничего и не надо! Только вот что-то лицо доктора на этот раз было слишком серьёзно. И он подозрительно долго шептался с седенькой женщиной-профессором, уже не раз консультировавшей Улыбку. «Но ничего! Он вырвется и на этот раз! Соберёт своё сознание из кусочков! Денег хватит! – стучало в мозгу, – А потом найдёт такую информационную нору, где его не отыщет никакой Клавиша, и где его не будут преследовать навязчивые образы Червякова и других несчастных, которым он ввернул свой информационный буравчик!».

* * *

– Как вы, больной?

– Нормально, – слабым голосом ответил Котов присевшему на стул рядом с его кроватью врачу.

– Слабость, тошнота, головокружение есть?

– Немного.

– Видения?

– Почти нет. Сплю нормально. Знаете, доктор, мне всё время хочется быть в тишине, что-то вспомнить. А что, понять не могу!

– Что ж, анализы у вас неплохие, силы, думаю, постепенно вернутся! Хотя, по сравнению с прошлыми вашими приездами, я констатирую более серьёзное обострение болезни.

– Я что, психически болен?

– Очень тонка грань, и с окончательным диагнозом я бы не спешил. Но если так будет продолжаться, то…

– Что же делать, доктор?

– Я бы порекомендовал вам поговорить со священником!

– Я скоро умру?

– Надеюсь, что нет! Я имел в виду другое. Видите ли, я работаю психиатром уже более двадцати лет. Удавалось и возвращать людей к нормальной жизни. Но как православный врач я отдаю себе отчёт, что лечит Господь, единственный врач душ и телес. Он лечит без ошибок, лечит, если человек верит Ему и хочет стать здоровым!

– А что же священник? Он же не Господь!

– Нет! Но он Господом призван излечивать души людей, а мы, врачи, – тело! Вы крещены?

– Да, кажется!

– Ну, так подумайте, я не настаиваю! Но и не порекомендовать не мог.

* * *

Котов провёл в клинике уже две недели. Он стал чаще выходить из своей отдельной палаты, прогуливаться по парку с тропическими растениями. Здесь было тихо. Очень тихо. «Никакой лишней информации» – поймал он себя на мысли. – «И как много этой информации у меня в голове. Как же это всё переварить? Но мысли путаются. И чего этот врач заговорил о священнике? Да, помню, бабушка в детстве тайком водила меня в церковь, заставляла поститься, читать молитвы. И я был послушным мальчиком, ходил, читал. Но как умерла бабушка, я это забросил. Уж и не помню, когда последний раз исповедовался. И чем мне может помочь священник? Может быть постараться снова войти в то состояние, которому обучил меня преподаватель аутотренинга? Но овладевать-то собой я научился, а вот здоровье ухудшается, и мысли путаются. Почему они путаются? Ведь я так здорово умею внушать мысли другим? Мой мысленный инструментарий пока не давал сбоя». Тут он ударился головой о толстую ветку, не заметив её в своих размышлениях. В глазах потемнело. Хорошо ещё, что ветка была гладкая, и обвита каким то мягким растением. Он посидел немного, отдохнул. А продлю-ка я своё пребывание здесь. Деньги ещё есть. Поживу, по горам погуляю. Да и со священником познакомлюсь, может, интересно будет поговорить. От этой мысли ему стало спокойнее, и он, не откладывая дела в долгий ящик, пошёл в административный корпус доплатить за проживание.

* * *

Через несколько дней Котов познакомился с местным батюшкой, отцом Владимиром, который был моложе его лет на пять. Невысокого роста, с жиденькой бородкой и живым взглядом. Отец Владимир навестил его в палате, когда Котов отдыхал после капельницы. Было во всем облике священника что-то неуловимо мягкое, а в лице детское. Он присел на стул рядом с кроватью Котова, и когда тот хотел встать, чтоб соблюсти приличия, отец Владимир энергично запротестовал. Котов так и остался лежать.

– Вы хотели у меня что-то спросить? – проговорил священник, приветливо улыбаясь.

– Врач посоветовал с вами поговорить.

– Да, да, мы здесь часовенку строим, чтоб больные могли помолиться, поисповедоваться.

– А сейчас они где это делают?

– Здесь недалеко в горах храм, где я служу, в честь Казанской иконы Божьей Матери. Приходите.

– Надо, наверное…

– Вы сомневаетесь?

– Сомневаюсь, – немного подумав, ответил Котов. Когда он смотрел на чёрное облачение священника, на серебряный крест, который был прямо у него перед глазами, то его мысли странным образом упорядочивались. Не хотелось лукавить и говорить лишнего.

– А кто вы по профессии? – спросил батюшка.

– Когда-то окончил военное училище, затем немного служил, потом ушёл на гражданку…

Батюшка посидел ещё немного, потом пришла сестра сделать укол, и он засобирался.

Когда священник ушел, Котов, по привычке, обдумывая события за день, отметил, что профессию свою, а вернее род занятий, он и назвать-то стесняется. А кто же он? С юных лет интересовался психологией. Читал соответствующие книги, но достаточно бессистемно. Потом, когда уже снял погоны, прибился к группе экстрасенсов-биоэнергетиков. Научился у них многому, но отошёл, стал совершенствоваться один. Потом увлекся гипнозом. Наверное, были способности, потому что внушать свою волю научился неплохо. Почему были? А сейчас? И сейчас есть! Он снова перебрал в уме свой невидимый инструментарий. Далее, с развитием бизнеса знакомые биоэнергетики кто открыто назвал себя колдуном, кто взял врачебный уклон, а кто, не делая рекламы и вывесок, как Котов, начал частную практику. «И что же, – появилась доселе незнакомая мысль, – что же я своим воздействием причинял людям только зло? Калечил их психику? Да не может быть! Видоизменял просто. А потом они отходили и возвращались к нормальной жизни. Как-то переваривали в себе происшедшее. Да и вообще, кодекса уголовного я не нарушал, – успокоил себя Котов. – Наоборот, у меня сформировалось своё понимание жизни, своя система, которая объясняет для меня многое. А кто может объяснить всё? Но последнее время эта система стала давать сбои, и поэтому я сейчас еле хожу».

На следующий день Котов спросил, как найти церковь, и, пройдя около километра по тропинке полого идущей вверх, оказался около небольшого недавно отстроенного храма с двумя куполами, выполненного в бело-голубом цвете. Храм стоял на плоскогорье и, как и ожидал Котов, оттуда открывался прекрасный вид на море. «Не сомневайся, заходи!» – раздался у него за спиной голос и, обернувшись, он увидел старичка с поразительно ясными голубыми глазами и приветливым лицом. «Информационный дедушка!» – подумал Котов и зашёл внутрь.

Как же давно он не был в храме! Он всё сразу вспомнил, детские ощущения нахлынули на него! Те же иконы, те же подсвечники, те же чистенькие пожилые женщины, убирающие сгоревшие свечи и стирающие кисточкой оплавившийся воск. Но вот только ощущение не то, нет лёгкости. И всё больше и больше на него давит какая-то стена, как будто хочет его раздавить. «Ой, мамочка, Господи! Только бы удержаться на ногах, не упасть в обморок!». – И он, торопливо перекрестившись, из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать, вышел из храма. Котов присел на лавочку подальше от людей и заплакал.

Уставившись в белый потолок, лежа в своей палате, Котов переживал происшедшее: «Что же со мной произошло? Чуть в обморок не упал от духоты и своего ещё болезненного состояния? Или Бог посчитал моё присутствие в святом храме излишним?». Он вышел из палаты, прошёлся по коридору пансионата. Тихо, безлюдно. Тогда он спустился в парк. Навстречу ему шёл отец Владимир. Он разговаривал с несколькими пожилыми пациентками, которые шли рядом с ним и что-то оживленно спрашивали. Потом они остановились, он благословил их и они отошли. Котов поздоровался, они присели с батюшкой на скамейку.

– Как ваше здоровье? – поинтересовался отец Владимир.

– Нормально. – Котов раздумывал, спросить священника о происшедшем или нет.

– Видел вас вчера в храме, только что-то службу до конца не достояли.

– Да плохо мне стало, отец Владимир! – вырвалось у Котова, – как будто не хочет Бог меня видеть в храме!

– Бог любого хочет видеть в храме, потому что он всем даёт возможность следовать за собой, каяться в грехах и начинать новую жизнь! – убеждённо сказал отец Владимир.